Текст книги "Императорские изгнанники (ЛП)"
Автор книги: Саймон Скэрроу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 24 страниц)
По его мнению, они не смогут долго оставаться в дураках, если пламя не утихнет. Парочки лестниц, покрытых влажной листвой, хватило бы, чтобы перебросить их через бревна и дать врагу возможность перебраться через огонь.
Он бросил последний взгляд на их приготовления, затем поднялся по валу к проходу и сел возле одного из щитов недалеко от ворот. Ночь была прохладной, и его успокаивало тепло, исходившее от продолжающего гореть костра на месте, где незадолго до этого стояли повозки. Боль в левом глазу утихла, превратившись в постоянную пульсацию, и теперь, когда у него появилось время подумать, он задался вопросом, насколько серьезной была травма. Вполне возможно, что он может потерять зрение. Перспектива стать полуслепым солдатом вызывала у него сильное беспокойство. Если он потеряет второй глаз, какая жизнь его ждет? Возможно, он никогда не увидит, как Луций вырастет в мужчину, не увидит детей, отцом которых мог бы стать его сын. Исчезнет способность читать, наслаждаться великолепным зрелищем времен года... Он усмехнулся про себя, что думает так далеко вперед, когда он может умереть еще до того, как взойдет солнце.
Его мысли были прерваны, когда он заметил движение на склоне перед воротами. Трое повстанцев, в том числе один в рогатом головном уборе одного из главарей разбойников, приближались с опаской. Они остановились в двадцати шагах ото рва и внимательно осмотрели костер и частокол с обеих сторон, переговариваясь на низких тонах, которые Катон едва мог разобрать из-за постоянного потрескивания пламени. Они бросили последний взгляд на ворота и скрылись в темноте за оранжевым заревом пожара. Он не понимал их цели. Возможно, они планировали следующую атаку, но не исключено, что они могли прийти к выводу, что дальнейшие действия могут привести к большему числу погибших, чем того стоил захват форпоста. В любом случае, лучше быть готовым к худшему. Осторожно прижав войлочную шапочку к повязке, Катон надел шлем и застегнул подбородочный ремень, отрегулировав его с учетом повязки так, чтобы он сидел надежно и удобно. Затем, чтобы побороть усталость, он медленно обошел весь частокол, проверяя бдительность бойцов, подбадривая их словами и изредка перебрасываясь тихими шутками, чтобы поддержать их дух.
*******
В последний час ночи разбойники снова появились на холме со всех четырех сторон. Первым их увидел погонщик мулов в сторожевой башне и поднял тревожный крик.
– Приготовиться к обороне! – воскликнул Катон, выхватывая меч и поднимая щит, который он взял у одного из раненых ауксиллариев. Оставшиеся защитники поднялись на ноги и встали наготове вдоль линии частокола. Катон посмотрел, чтобы убедиться, что каждый человек на своем месте и никто не прячется. Он одобрительно хмыкнул, увидев, что даже Барканон и его погонщики мулов готовы выступить.
– Зажигайте связки хвороста! – приказал он.
Массимилиан и один из его людей бегали по периметру вдоль частокола с факелами, чтобы поджечь вязанки хвороста, прежде чем их сбросят, чтобы осветить склон. Когда враги устремились вперед в отблесках пламени, они закричали свои боевые кличи, и эти звуки донеслись до ушей защитников со всех сторон. Со своей позиции Катон мог видеть, как к воротам направляется отряд по меньшей мере из ста человек, которые несли с собой несколько лестниц.
– Штурмовые лестницы! – крикнул он. – Не пускайте их через частокол!
Его внимание привлек крик с тыла заставы, и он увидел, как на частокол опускается лестница. Барканон и один из его людей побежали туда, чтобы сбить лестницу, пока никто из врагов не успел по ней подняться. Когда первые разбойники скрылись из виду, погонщикам мулов удалось вывернуть лестницу и сбросить ее в ров.
– Хорошая работа! – пробормотал Катон, затем повернулся лицом к врагу, стоящему перед ним. Они разделились на три потока: два направились ко рву по обе стороны от ворот, а основная группа направилась к мосту и огню за ним. Подойдя ближе, Катон увидел, что они натянули на свои лестницы промокшие меха. Все было так, как он и опасался, и он мало что мог сделать, чтобы отсрочить неизбежную потерю ворот.
– Массимилиан!
– Господин?
– Мне нужно четыре человека около ворот. Будь быстр.
Пока центурион перечислял имена, Катон обратился к следующему от него человеку вдоль стены. – Прикрывай этот участок. Никого не пускать за парапет!
– Д-да, господин. – Ауксиларий кивнул. В свете костра Катон увидел страх в его лице и смягчил свой тон, обращаясь к солдату.
– Держи себя в руках и доверяй своим товарищам, и мы выберемся из этого дерьма живыми. Понятно?
– Да, господин.
Надеясь, что он успокоил человека, какой бы ни была правда, Катон побежал вниз по валу к Массимилиану и четырем ауксиллариям, которые должны были защищать ворота. Он уже мог видеть разбойников по ту сторону пламени, когда они начали спускаться по первой из покрытых мехами лестниц. Было ясно, что теперь они возьмут аванпост. Другого варианта развития событий не было. Он повернулся к Массимилиану.
– Заколите лошадей и мулов. Я не позволю им попасть в руки врага. Сделай это быстро.
Центурион заколебался, затем уловил мысли своего командира и решительно кивнул, прежде чем уйти, чтобы выполнить его указания.
– По двое с каждой стороны, – приказал Катон. – Сомкнуть щиты!
Спешенные вспомогательные всадники сделали то, что им было велено, оставив между щитами зазор, достаточно широкий, чтобы просунуть мечи, и Катон подвел их к пламени настолько близко, насколько они могли выдержать, прежде чем остановиться. Первая лестница опустилась на горящие поленья, и промокшие шкуры с резким шипением погасили пламя. Вторая быстро последовала за ней и упала на одну сторону, едва перекрыв первую, создав проход в пламени более метра в поперечнике.
– Они идут! – Катон предупредил людей рядом с ним, когда первые испуганные ржания послышались с того места, где стояли кони.
Когда над пламенем была выдвинута третья лестница, первый из врагов бросился наперерез. Он держал в руках маленький щит и топор, поднятый над головой, его лицо искажала гримаса торжества, обнажая беззубый рот.
Катон расставил ноги в стороны и слегка согнул опорную ногу, чтобы поглотить удар человека. Мгновение спустя острие топора пробило верхнюю часть его щита и вгрызлось в слоистую древесину. Он сдержал отдачу от удара, а затем изо всех сил толкнулся назад, врезавшись своим овальным щитом в щит противника. Разбойник попятился назад к пламени возле лестницы, затем застонал от ожоговой боли и рванул вперед – как раз на острие меча ауксилария слева от Катона. Лезвие вонзилось глубоко в кишки человека, затем его провернули и выдернули назад. Разбойник, пошатываясь, встал на пути второго человека, преодолевавшего лестницу, и был отброшен в сторону, упав в пламя, где он кричал и корчился, пока его пожирало пламя.
Второй человек, как и те, что стояли за ним, тоже держал щит и топор, и Катон понял, что они были выбраны для ближнего боя, чтобы возглавить атаку. Он сразу же двинулся влево от Катона, чтобы зарубить там ауксилария и освободить место для следующего из своих товарищей, который пошел вправо. Третий направился к Катону.
Верхняя часть щита получила еще больше повреждений, когда топор раздробил край недалеко от первого удара. Катон снова отбил удар, но на этот раз его противник был более осторожен в своих движениях и принял удар на свой щит, затем они оба уперлись в свои щиты, упираясь ногами. Катон удержал позицию, но когда за первым рядом навалились новые разбойники и набросились на защитников, он был вынужден отступить, а ауксилларии отступили вместе с ним. Бой за ворота был проигран...
– Нет! – рыкнул Катон на себя. Он отбросил щит назад, ударил им вперед и одновременно ткнул гладием. Он почувствовал, как острие пронзило плоть, а затем вошло в кость, и с силой двинул острием меча из стороны в сторону, прежде чем вырвать его. Затем он резко крутанулся, чтобы восстановить равновесие за своим щитом и отбросить раненого противника назад. Быстрым ударом справа он ранил следующего человека в бедро, не более чем просто рана, но достаточная, чтобы тот отпрянул от боя, загораживая собой людей, спешащих пересечь костер и спастись от обжигающего жара пламени с обеих сторон.
– Отступаем! – крикнул Массимилиан сзади него. – Они за стеной! Отступаем!
Катон зарычал и выставил вперед свой щит, быстро оглянувшись через плечо. Он увидел, как несколько ауксилариев и два погонщика мулов промчались мимо подножия башни к импровизированной баррикаде перед двумя сараями. Еще больше людей бежало от частокола, среди них был Массимилиан, который махал в сторону редута. Катон обернулся и увидел, что четвертая лестница расширила путь через огонь, и теперь большая группа людей начала перебираться через нее.
– Когда я отдам приказ, отступайте за укрепления. Как только завалите выбранного вами ублюдка, поворачивайте и бегите к повозкам. Готовы... – Он дал команду ауксилариям с обеих сторон приготовиться, а затем проревел: – В атаку!
Впятером они рванулись вперед, уперев щиты в плечи, и врезались в передовую шеренгу разбойников, отбросив их назад, в сторону, сбивая с ног, и заставив их товарищей позади них остановиться на месте.
– Отходим! – крикнул Катон.
Солдаты повернулись и побежали. Но Катон оставался на месте, стоя, полусогнув колени, слегка наклонившись вперед, с щитом слева и мечом на уровне пояса, готовый к новому удару. Разбойники перед ним заколебались, не желая сражаться с перевязанным офицером, стоящим перед ними, его единственный глаз сверкал, отражая блики огня на их спинах. Его лицо исказилось в злобном оскале, а с кончика гладия, слегка покачивающегося из стороны в сторону, капала кровь.
– Кто первый? – прорычал он. – Давайте, вы, уродливые ублюдки... кто первый?
Когда никто из них не сдвинулся с места, он шагнул вперед и нанес косой удар справа, пробив щит противника. Затем он метнулся влево за своим щитом и ударил им в бок другого разбойника, вбив его в обугленные остатки боковой части ворот. Не успел он прийти в себя, как на него бросился другой разбойник, и Катон опустился на одно колено и ударил мечом по низкой дуге, под углом врезавшись в голень противника и раздробив кость. Человек подался вперед, и его вес столкнулся с плечом Катона и боковой частью его шлема. Удар свалил его с ног, и он тяжело упал на землю, выпустив воздух из легких с надрывным вздохом. Разбойник приземлился на него сверху, но тут же перекатился в сторону и выпустил топор, с болезненным стоном потянувшись к раненой голени.
Меч Катона вылетел из его руки, когда он падал, и лежал в двух шагах от него, вне пределов досягаемости. Он все еще держал щит и поднял его, с трудом поднимаясь на ноги. Разбойники, которых некому было остановить, хлынули по лестницам в аванпост, и несколько человек окружили Катона, подняв щиты и оружие. Он быстро повернулся в одну сторону, затем в другую, его правая рука сжалась в кулак, решив сражаться голыми руками, а если понадобится, то и зубами. Он мельком увидел Массимилиана, стоявшего на средней повозке и неистово махавшего ему рукой, в то время как защитники по обе стороны смотрели на него. Перед ними внутренняя часть заставы кишела людьми в шкурах, готовыми атаковать последнюю линию обороны и перебить тех, кто стоял позади.
– Сюда, господин! Беги к нам!
Он тряхнул головой и наполнил свои легкие, прокричав в последний раз: – За Рим, парни! Сражайтесь до последнего за Рим! – Затем он взял себя в руки и бросился на ближайшего из своих врагов. Он отбросил его назад, затем бросил свой щит в другого, а затем обхватил руками шею первого, чтобы задушить его. Его противник пытался освободиться, цепляясь за руки Катона, тогда он ударил Катона кулаком в лицо и впился пальцами в его щеку и челюсть.
Катон зарычал, сделал выпад и вгрызся в руку мужчины, чувствуя, как плоть и кость поддаются под его зубами. Человек завизжал от боли, а Катон повис, тряся головой, как это делал Кассий, когда выслеживал добычу. Он почувствовал чью-то фигуру у своего плеча, а затем глубокий голос проревел: – Хватит!
Удар по его шлему вызвал взрыв ярких вспышек света, а затем наступила темнота. Последние слова, которые Катон услышал, прежде чем потерял сознание, были: – Луций... мой сын...
*************
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВОСЬМАЯ
Он пришел в себя от неожиданности, когда ему в лицо выплеснули ведро воды. Он вздрогнул и резко повернул голову в сторону. Онемевшая, тошнотворная боль заполнила его череп и заставила его отплевываться. Чья-то нога пнула его в бок.
– Вставай, римская собака!
Он моргнул, и его неповрежденный глаз приоткрылся. В небе над головой было светло, и только самые яркие звезды мерцали на предрассветных небесах. Некоторое время он лежал так, чувствуя синяки на своем теле и корку засохшей крови на губах и лице. С него сняли шлем, пояс с мечом, кинжал и ножны. Он почувствовал вкус крови во рту, вспомнил человека, которого укусил, и повернул голову, чтобы с отвращением сплюнуть.
Его снова пнули, на этот раз сильнее, и он издал стон.
– Поднимайся, я сказал!
Он заставил себя перекатиться на руки и колени и подняться, пока не устоял на ногах у основания сторожевой башни. Голова все еще раскалывалась, и он наклонился вперед, чтобы его вырвало, пока разбойники вокруг него насмехались. Когда его кишки опустели, он отошел в сторону, чтобы избежать вони, поднимавшейся от лужи под ним. Выпрямившись, он уставился на говорившего с ним человека. Предводитель разбойников был жилистым мужчиной средних лет с темной бородой, пронизанной сединой. Он носил кожаную кирасу и волчью шкуру, передние лапы которой скрепляла золотая брошь на шее. Его шлем был сделан из бронзы, с тонкой защитной полосой над носом и откидными щитками для защиты щек. Макушку шлема украшали большие бараньи рога и плюмаж из темного конского волоса. Он посмотрел на Катона без всяких видимых чувств, прежде чем снова заговорил на латыни с сильным акцентом.
– Ты – римский полководец.
Катон не знал, был ли это вопрос или утверждение, и промолчал.
– Я знаю, кто ты. Я узнал это от одного из твоих солдат, прежде чем мы его убили.
Оглядев внутреннюю часть аванпоста впервые после того, как он пришел в сознание, он увидел разрушения, которые произошли после того, как он был сбит с ног. На земле и на трех повозках перед сараями лежали тела. Огонь в воротах был не более чем тлеющими углями, погребенными под накрытыми мехами лестницами, которые местами прогорели насквозь. Некоторые из лошадей и мулов были зарезаны и лежали жалкими кучками вдоль перекладин, к которым они были привязаны. Тех, кого Массимилиану не удалось заколоть, связали веревками и повели с заставы более молодые разбойники. Один из них оглянулся и бросил на него торжествующий взгляд, и Катон узнал в нем Кальгарнона, мальчика, которого они захватили. Другие люди выходили из заставы, неся припасы и снаряжение, награбленное с повозок и тел защитников. В разрушенном форпосте оставалось не более десяти разбойников. Тела двух человек, которых уже невозможно было узнать, были привязаны спина к спине вокруг одной из опор башни. Раздетых до набедренных повязок, их грубо пытали ножами, и они были покрыты кровью, вытекавшей из неглубоких порезов на их лицах и туловищах. К другой опоре башни был привязан центурион Массимилиан. На его правой руке была повязка, а лицо было также в порезах и синяках. Как и с Катона, с него был снят шлем и оружие.
Катон сглотнул и прочистил горло. – Я префект Квинт Лициний Катон, командующий войсками на этом острове.
– Теперь ты не командующий… – Рот разбойника коротко дернулся от удовольствия. – Теперь ты пленник горного царя.
– Царь гор? – Теперь настала очередь Катона принужденно улыбнуться. – Это чересчур великий титул для предводителя банды грабителей.
– Мы захватили этот форпост и уничтожили его гарнизон, и мы уже навели страх на все уголки этой провинции. – Предводитель разбойников слегка склонил голову на одну сторону. – Неплохо для банды разбойников.
– Как тебя зовут? – потребовал ответа Катон.
Разбойник заколебался и пожал плечами.
– Беникий из Иленсы.
– Почему ты пощадил меня и моего центуриона?
– А ты как думаешь? Командующий римскими войсками на острове и один из его старших офицеров наверняка стоят немалого выкупа. Мы отправим сообщение наместнику, как только доберемся до нашего лагеря. Мы дадим ему десять дней на выполнение наших требований, и если он откажется, мы отправим ему голову центуриона. Если и через десять дней ответа не будет, мы пошлем одну из твоих рук...
Катон сомневался, что Скурра или, что еще важнее, его управляющий согласится на требование выкупа, который придется выплачивать из казны, столь усердно собираемой для личного блага правителя. Сомнительная перспектива для вождя разбойников, и печальный конец для Катона.
Катон указал на повозки, где защитники дали свой последний бой.
– Есть ли еще выжившие из моих людей?
– Ни одного. Мы убили большинство во время атаки. Горстка сдалась. Двоих мы оставили для допроса, а остальным перерезали глотки. Теперь, когда мы собрали всю добычу, которую можем унести с собой, да и ты очнулся, так что мы уходим. – Беникий отдал приказ, и двое из его людей подошли к Катону с веревкой. Пока один завел его руки за спину, другой крепко связал ему запястья и провел веревку по спине и вокруг шеи, завязав петлю и оставив достаточно для поводка длиной около двух метров. То же самое они проделали с Массимилианом и подвели его к Катону.
Оба римлянина обменялись грустными кивками.
– Рад, что вы живы, господин, – пробормотал центурион.
– Что с тобой произошло и как все закончилось?
Наступило короткое молчание, когда центурион со стыдом опустил голову. По обычаю центурионы вели своих людей в бой и покидали поле последними, сражаясь насмерть, если это было необходимо. Плен был высшим позором для центурионов.
– Мы держали среднюю повозку столько, сколько могли. Меня оттащили от нее, сбросили на землю и ударили копьем по голове. Я бы умер, если бы этот не отозвал своих псов. Есть идеи, почему нас пощадили, господин?
– Выкуп, говорит он. – Катон не стал вдаваться в подробности возможной судьбы своего спутника.
– Хватит болтать! – прервал Беникий. Он оглядел заставу и обратился к оставшимся внутри людям, указывая на почерневшие ворота. В этот момент прибежал Кальгарнон, крича в тревоге и жестом показывая вниз по склону. Произошел торопливый обмен мнениями, прежде чем Беникий взбежал по лестнице на сторожевую башню. Катон услышал вдалеке крики.
– Что происходит? – спросил Массимилиан.
– Не знаю. Хотя для наших друзей это звучит не очень хорошо.
На заставу прибежало еще больше разбойников, среди которых были и молодые люди, бросившие мулов. Страх в их лицах был очевиден. Раздался звук рога, и все повернулись на звук.
– Это колонна помощи! – Ушибленное лицо Массимилиана расплылось в ухмылке. – Клянусь богами, они, должно быть, шли быстро. Мы спасены, господин!
– Я бы пока на это не рассчитывал...
Беникий перегнулся через парапет сторожевой башни и прокричал приказ своим людям. Сразу же несколько из них подбежали к трем уцелевшим подводам и стали оттаскивать тела в сторону. Другие поспешили вверх по валу и заняли позиции вдоль частокола. Как только путь был свободен, первая группа подкатила одну из повозок к воротам и вкатила ее на место над обугленными бревнами и еще дымящимися углями. Другую повозку поставили рядом, а варвары забрались на них и приготовили оружие.
– Что это у нас тут происходит… – Массимилиан усмехнулся, наслаждаясь резким поворотом судьбы. – Неужели, эти варвары попали в ту же ловушку, что и мы, господин.
– Похоже на то, – согласился Катон. Он не хотел давать центуриону и себе ложную надежду. Они все еще были крепко связаны и являлись пленниками Беникия и его людей. Он не питал иллюзий относительно их судьбы, если бы оказалось, что положение разбойников безнадежно. Они будут мертвы еще до того, как первый римлянин из деблокирующей колонны ступит на заставу. Он тихо произнес. – Сиди тихо. Давай пока помолчим.
Массимилиан вопросительно посмотрел на него, затем, заметив предупреждающий взгляд Катона, кивнул и слегка опустил голову, чтобы не встретиться взглядом с кем-нибудь из врагов.
Беникий заскочил на лестницу и спустился вниз. Он приостановился, постучав кулаком по подбородку, затем обернулся к Катону.
– Похоже, что твой вчерашний сигнал предупреждения был замечен, префект. Ваши люди окружили это укепление. К счастью, большинство моих людей уже сбежали в лес с добычей.
– Но не ты и не эти люди.
– Нет.
– Вы не сможете продержаться. У тебя меньше людей, чем у меня, и нет ворот, чтобы защитить тебя. Лучше сдаться. Если вы решите сражаться, вы наверняка умрете. Ты и все твои люди.
– И ты тоже. – Беникий постучал по рукоятке из слоновой кости кинжала, притороченного к его поясу, и Катон узнал в нем тот самый, который у него отобрали, когда он был без сознания. – Я перережу вам глотки задолго до того, как ваши солдаты прикончат меня... Но будем надеяться, что до этого не дойдет, а? Я не намерен ни умирать здесь, ни сдаваться вам, римлянам.
– Как ты думаешь сбежать?
– Я и мои люди выйдем отсюда с вами в качестве заложников. Ваши люди вряд ли будут рисковать вашими жизнями, останавливая нас.
Учитывая то, что он знал о вероятности того, что наместник заплатит какой-либо выкуп, Катон понимал, что они с такой же вероятностью умрут как пленники во вражеском лагере, как и здесь, на аванпосте. Вопрос был только во времени.
За стенами частокола послышался стук копыт, и раздался голос.
– Вы на заставе! Кто будет говорить со мной?
Катон узнал голос Аполлония. Значит, первыми на сигнал откликнулись люди из каструма под Августисом. Слишком поздно, чтобы спасти аванпост, но достаточно вовремя, чтобы отомстить за маленький гарнизон, который сражался до последнего.
Беникий поспешил к крепостному валу и взобрался на помост.
– Я! Я здесь командую.
– Кто ты, назовись? – спросил Аполлоний. – Как я должен к тебе обращаться?
– Беникий из Иленсы. Командир армии горного Царя.
– Послушай меня, Беникий. Я предложу тебе и твоим людям жизнь, если вы сложите оружие и сдадитесь. Вы будете рабами, но останетесь живы. Если вы не сдадитесь, мы возьмем форт и убьем вас всех.
– У нас заложники, – ответил Беникий.
– Выжившие из гарнизона? Сколько их?
Беникий повернулся и выкрикнул приказ. Двое из его людей схватили Катона и Массимилиана за грудки и повели их к предводителю разбойников. Беникий подтолкнул пленников к краю парапета. Катон увидел Аполлония и нескольких конных ауксиллариев в пятнадцати метрах от внешнего рва. В ста шагах дальше по склону находился остальной конный контингент. Отряды пехоты располагались примерно на равных расстояниях вокруг аванпоста.
– Доброе утро, господин, – обратился Аполлоний. – Центурион Массимилиан. Рад видеть вас обоих живыми.
– Они останутся живы, если вы сделаете то, что я скажу, – вмешался Беникий. – Отведи своих солдат к опушке леса и оставайся там, пока я не выведу своих людей. Если ты попытаешься остановить нас, я убью ваших офицеров. Ты понял?
Аполлоний бесстрастно пожал плечами. – Я подчиняюсь только приказам своего префекта. Вы должны передать наших офицеров живыми, а затем сдаться.
– Глупец, – прошипел Беникий. – Ты не в том положении, чтобы выдвигать требования, если хочешь, чтобы они жили.
– Я буду говорить за своих людей, – прервал его Катон. – Ты будешь вести переговоры со мной и только со мной, Беникий.
– Молчать!
Он перевел дыхание.
– Аполлоний! Если они не сдадутся, убей их всех. Я не буду заложником!
– Закрой свой рот! – Беникий сильно ударил Катона по затылку. – Еще одно слово без моего дозволения, и я отрежу тебе язык.
Он дернул их за поводья и отбросил от частокола, столкнув с вала. Оба они покатились и упали на землю внутри аванпоста. Лежа на земле, Катон услышал ответ Аполлония.
– Ты переговоришь с моим префектом. Я буду ждать результатов. Если до полудня я ничего не услышу от него, мы нападем. Прощай, Беникий.
Катон услышал звук удаляющихся копыт, ему с трудом удалось сесть рядом с Массимилианом. Беникий смотрел, как уезжают конники, и повернулся, чтобы посмотреть на своих пленников, прежде чем заговорить.
– Ты усложнил мне жизнь, префект. Теперь я не могу использовать тебя, чтобы покинуть это место. Ты позаботился об этом. Ну что же, похоже, мне придется убить вас обоих здесь.
– В этом нет необходимости. Почему бы не выбрать сдаться и жить?
– Жить как раб, ты имеешь в виду? – Беникий покачал головой. – Это не жизнь.
– Для некоторых это хорошая жизнь. Не все попадают под цепь работать на серебряных рудниках. Многие живут безбедно. Некоторые даже выигрывают или покупают свою свободу.
– Некоторые... Я думаю, что большинство так и остаются рабами. А я не буду рабом, префект. И никто из этих людей, что со мной тоже рабами не будут.
– Интересно, что бы они сказали, если бы им предложили выбор?
– Ты нас не понимаешь. Мы гордый горный народ. Мы всегда были такими, задолго до прихода римлян. Мы никогда не склонялись перед вашей империей и никогда не склонимся. Это наш путь.
– Тогда ты обречен. Если ты убьешь меня, император будет в ярости. Он пошлет еще людей под командованием другого командира. Они завершат уничтожение вашего народа. Это лишь вопрос времени. Еще есть время спастись. Сдавайся сейчас и освободи меня и центуриона. Я позволю вам вернуться к вашему Царю, и ты сможешь сказать ему, что если он поклянется в верности императору Нерону, ограничит свой народ своими землями и прекратит набеги на другие части провинции, я выведу своих людей с его территории. Я даю тебе слово, что никакие патрули не войдут на земли Царя. В том числе никакие римские чиновники.
Это был отчаянный блеф, и Катон безмолвно молился Мендацию, чтобы разбойник не понял его обмана относительно масштабов его полномочий.
– А что, если твой император решит не гарантировать твое слово?
– Император требует только демонстрации покорности. Дайте ему это, и он позволит твоему царю править беспрепятственно. Так же, как это сделал Рим для многих других.
Беникий выглядел затравленным зверем, обдумывая слова Катона. Гордость боролась с желанием жить и перспективой мира.
– Если ты откажешься, то тебя и твой народ ждет только смерть. Ты можешь гордо идти на смерть, но ты все равно умрешь. Вы оставите после себя только могилы и то, что осталось от ваших поселений и тайных лагерей. Со временем ваш народ будет забыт, и все, что останется, – это несколько заросших руин, чьи имена уйдут из памяти. Или вы можете выбрать выживание и процветание в своей части этого острова.
Предводитель разбойников скорчил гримасу и испустил долгий, глубокий вздох покорности.
– Ты даешь мне слово, что позволишь мне и моим людям уйти отсюда невредимыми, если я освобожу тебя и центуриона?
– Я даю тебе слово перед всеми моими богами, и этот человек – мой свидетель, – серьезно ответил Катон.
Беникий посмотрел на него своими темными, пронзительными глазами, затем кивнул. – Ладно, хорошо.
Он достал пугио Катона и шагнул к ним, чтобы разрезать их узы. Катон размял пальцы и потер запястья. – Спасибо. Я сообщу, когда вы сможете безопасно покинуть аванпост. До тех пор оставайтесь внутри. Идем, Массимилиан.
Он направился к подводам, загораживающим ворота, и забрался на одну из них, пробираясь между разбойниками, стоящими наверху, и спрыгнул вниз с другой стороны. Затем они с Массимилианом уверенно спустились по склону к Аполлонию и всадникам, ожидавшим позади него.
– Слава богам, – тихо сказал центурион. – Я думал, что мы покойники. Я боялся, что вы никогда его не уговорите.
– По правде говоря, я тоже.
Массимилиан рассмеялся. – У вас яйца из твердого железа, господин. Твердого железа.
Когда они приблизились, Аполлоний сошел с коня. Он положил руки на бедра и наклонил голову на одну сторону, осматривая Катона.
– Вы до этой заварушки выглядели лучше, господин. Что случилось с вашей головой?
– Ранение в глаз.
– Его нужно срочно осмотреть. Я пошлю за хирургом.
– Я разберусь с этим позже. – Катон надул щеки. – Вы зря время не теряли, быстро до нас добрались.
– Недостаточно быстро, чтобы спасти аванпост.
Катон вспомнил ауксиллариев, Микия и его людей, погонщиков мулов – все они погибли. – Нет... но ты спас меня и Массимилиана. За это я благодарен тебе. – Он посмотрел на группы вспомогательных пехотинцев, расположившихся вокруг аванпоста. – Они тоже пришли из форта?
Аполлоний покачал головой. – Это люди Плацина. Они появились здесь почти одновременно с нами. Он на дальней стороне холма. – Почему же они освободили тебя?
Катон коротко объяснил, а затем приказал Массимилиану послать одного из своих людей сказать Плацину, чтобы тот позволил Беникию и его разбойникам беспрепятственно пройти мимо.
– Значит, ты намерен сдержать свое слово? – с задумчивостью спросил Аполлоний.
– Конечно. Возможно, мы еще найдем способ решить эту проблему без дальнейшего кровопролития.
– Оптимистичен как всегда.
Катон устало покачал головой. – Я устал от кровопролития.
– Тогда ты странный солдат.
– Даже солдаты в конце концов устают от этого зрелища. Некоторые из нас, по крайней мере. Я уже насмотрелся.
Он снова обратился к Массимилиану. – Поднимись туда и сообщи Беникию, что он может уходить. Как только разбойники двинутся в путь, бери своих людей, и начинайте хоронить наших мертвых.
– Да, господин.
Когда центурион направился к веренице лошадей, Катон почувствовал новый прилив боли в левом глазу и зажал ладонью повязку.
– Тебе лучше послать за хирургом…
Аполлоний издал низкий свист.
– Надо было принять мое предложение, когда я его сделал, а не упрямиться.
– Просто, на хрен, пошли за хирургом, пока он тебе сам не понадобился.
*******
Катон сидел на пне, пока хирург когорты осторожно снимал повязку. Кровь из раны высохла и впиталась в повязку, отчего слои слиплись, и Катон выругался, когда жгучая боль пронзила его глазное яблоко.
– Извини, господин. Я делаю все возможное.
– Да, но делай это осторожно, – прорычал Катон сквозь стиснутые зубы. – Я не хочу, чтобы ты вырвал его из глазницы.
– Будем надеяться, что до этого не дойдет. – Аполлоний улыбнулся. – Не лучший вид для наших матрон. Что бы сказала Клавдия?
Катон отбил руки хирурга и повернулся, чтобы ткнуть пальцем в агента.
– Еще одна подобная выходка, и ты за это заплатишь.
– Прошу прощения, префект... Иногда я говорю раньше, прежде чем подумаю.
– Придет день… А пока я бы посоветовал тебе не испытывать свою судьбу.
– Принято к сведению. А вот и они.
