Текст книги "Императорские изгнанники (ЛП)"
Автор книги: Саймон Скэрроу
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 24 страниц)
Саймон Скэрроу
«Имперторские изгнанники»
(The Emperor’s Exile)
Любительский перевод
Жанры: Историческая проза, Исторические приключения
Серия: Eagles of the Empire #19
Язык книги: Русский
Оригинальный язык книги: Английский
Переведено для группы: «Саймон Скэрроу | Eagles of the Empire» в 2021 году.
Над переводом работали: Нуржан «turk.legioner» (Астана),
Джандиэр «CeaserDzhandier» Варазашвили
Домашняя страница группы Вконтакте: https://vk.com/simonscarrow_romaneagle
Описание книги
Лето, 57 г. нашей эры. Покрытые шрамами в многочисленных битвах ветераны римской армии трибун Катон и центурион Макрон возвращаются в Рим. Из-за провала их недавней кампании на восточных границах Империи их встретил враждебный прием со стороны императорского окружения. На карту поставлены их репутация и будущее.
В это же время политические противники воспользовались увлечением императора Нерона своей любовницей, и он неохотно отправляет ее в ссылку. Катон, одинокий и отверженный в Риме, вынужден сопровождать ее на Сардинию.
Прибыв на беспокойный, бурлящий событиями остров с небольшим отрядом офицеров, Катон сталкивается с опасностями сразу на трех направлениях: раздробленным командованием, смертельной чумой, распространяющейся по провинции … и жестоким восстанием, угрожающим погрузить провинцию в залитый кровью хаос.
Действующие лица:
Преторианцы
Префект Квинт Лициний Катон: молодой офицер, перегруженный обязанностями
Центурион Луций Корнелий Макрон: ветеран, на пороге увольнения с военной службы
Центурионы: Игнаций, Плацин, Порцин, Метелл, офицеры Второй когорты преторианской гвардии, все хорошие и верные люди
Опционы: Пеллий и Корнелий из Второй когорты, на пути к своему повышению (и в проблемную провинцию)
Дом Катона
Аполлоний: тайный агент, весьма одаренный
Петронелла: жена Макрона, с нетерпением ожидающая его выхода на военную пенсию
Луций: сын Катона, с нетерпением ждет возможности вырасти и стать как Макрон
Кротон: управляющий в семье Катона
Поллен: раб, ранее принадлежавший сенатору Сенеке и поэтому рассматриваемый с обоснованным подозрением
Кассий: свирепая дворняга с золотым сердцем
Императорский дворец
Император Нерон: тщеславный разгульный юноша, правитель римского мира
Сенатор Сенека: терпеливый наставник Нерона
Префект Бурр: нетерпеливый советник Нерона
Провинция Сардиния
Попретор и наместник Борий Помпоний Скурра: ленивый аристократ, получивший повышение, далеко выходящее за пределы его скудных интеллектуальных способностей
Дециан Каций: советник Скурры; человек, который умеет дергать за ниточки
Декурион Локулл: солдат из окружения Скурры
Клавдия Актэ: изгнанная любовница Нерона, чем она весьма недовольна
Центурион Массимилиан: старший центурион Шестой Галльской когорты
Опцион Микий: отважный молодой офицер Шестой Галльской когорты
Пинот: магистрат города Августис
Лупий: бывший охотник, ставший ауксилларием
Кальгарнон: молодой разбойник, который откусил больше, чем может прожевать
Барканон: владелец упряжки мулов, который ценит свой бизнес выше жизни
Веспиллон: погонщик мулов, который ценит свою жизнь выше бизнеса своего работодателя
Беникий: лидер разбойников, для которого собственность других людей стоит выше его морали
Милопий: пастух, который знает больше, чем ему следовало бы
Другие
Олеарий Рианарий Пробитас: владелец нехитрой судоходной компании
Префекты: Вестин, Бастилл и Тадий, командиры когорт сардинского гарнизона.
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Рим, лето 57 г.
Из сада «Гордости Лация» открывался прекрасный вид на город. Гостиница находилась на вершине небольшого холма недалеко от Остийской дороги, дороги, которая вела из Рима в порт Остия, примерно в 25 километрах отсюда. Легкий ветерок шелестел сквозь ветви высокого тополя, растущего недалеко от постоялого двора. Столы и скамейки в саду были укрыты от испепеляющих лучей полуденного солнца решетчатой изгородью, по которой бойко вились виноградные лозы. У «Гордости Лация» были хорошие возможности, чтобы воспользоваться преходящей сделкой. По маршруту, по которому в столицу доставлялись товары со всех концов Империи, ехали торговцы и возницы с подводами, официальные лица и путешественники прибывали и отбывали из недавно построенного портового комплекса в Остии. Были путники, покидающие Рим, чтобы пересечь море или, как в случае с небольшой группой, сидящей за столом с лучшим видом на Рим, чтобы вернуться в столицу после периода службы на восточных рубежах.
Их было пятеро: двое мужчин, женщина, мальчик и большая дикая с виду собака. За ними внимательно следил владелец гостиницы, смахивая муравьев со своего прилавка старой тряпкой. Он был достаточно проницателен, чтобы узнавать солдат, когда видел их, в форме или без нее. Несмотря на то, что мужчины были одеты в легкие льняные туники, а не в тяжелую шерсть легионов, они держались с уверенностью ветеранов и несли на себе шрамы людей, повидавших множество сражений. Самый старший из группы был ростом ниже среднего, но крепко сложен. Его стриженные темные волосы были залиты седыми прядями, а тяжелые черты лица были покрыты сетью морщинок и шрамами. Но складки вокруг глаз и по каждую сторону от рта, а также некая скрытая улыбка, спрятавшаяся наготове, свидетельствовали о его хорошем и веселом нраве, а еще о признаках добытого тяжелым трудом опыта. По оценке трактирщика, у него за плечами было уже под пятьдесят лет, и карьера наверняка подходила к концу. Другой мужчина, сидевший рядом с мальчиком, был также темноволосым, но был на десять лет моложе, а возможно и, лет тридцати или около того. В этом мужчине было трудно разглядеть непоколибимую уверенность, так как в чертах его лица было задумчивое выражение, а также контролируемая грация движений, что свидетельствовало о зрелости не по годам. Он был столь же высоким, как его товарищ невысоким, и таким же худощавым, как более старший мужчина был массивным и мускулистым.
Они были настолько несовместимой двоицей, каких только хозяину гостиницы доводилось увидеть, хотя, безусловно, были и весьма запущенные случаи, и он был благодарен, что они только потчевали свой первый кувшин и были трезвыми. Он надеялся, что они таковыми и останутся. Солдаты в своих излияниях могли в один момент быть веселыми и сентиментальными, и в мгновение ока – уже в гневе, круша все вокруг из-за малейшего пустяка. К счастью, женщина и мальчик, вероятно, должны были быть сдерживающим фактором. Она сидела рядом с мужчиной постарше и придвинулась к нему поближе, в то время как он обнял ее волосатой рукой. Ее длинные темные волосы были собраны в простой хвост и открывали широкое лицо с темными глазами и чувственными губами. У нее была полноватая фигура и легкие манеры, и она не уступала мужчинам по части объемов выпитого вина, чаша за чашей. Мальчику было лет пять или около того, с темными кудрявыми волосами и такими же тонкими чертами лица, как и у молодого человека, которого при таких обстоятельствах трактирщик принял за его отца. В выражении лица ребенка было лукавое озорство, и пока взрослые говорили, он протянул свою ручонку к чаше женщины, пока она не отшвырнула ее, даже не глядя, как это делают женщины, у которых развивается сверхъестественное шестое чувство, которое приходит с воспитанием детей.
Трактирщик улыбнулся, бросил тряпку в ведро с мутной водой и подошел к их столу, но все же держась на расстоянии от собаки.
– Вы будете есть что-нибудь, друзья мои?
Они взглянули на него, и мужчина постарше ответил. – А что у тебя есть?
– Есть тушеная говядина. Отрубы из свинины – горячие или холодные. Есть жареный цыпленок, козий сыр, свежеиспеченный хлеб и сезонные фрукты. Выбирайте, и я попрошу служанку приготовить вам лучшую придорожную еду, которую вы когда-либо ели на Остийской дороге.
– Лучшая еда на протяжении целых двадцати пяти километров? – мужчина постарше усмехнулся и продолжил иронично. – Не составит труда проверить это на практике.
– Остынь, Макрон, – вмешался молодой человек, обращаясь к трактирщику. – Нам нужно быстро перекусить. Мы возьмем мясное ассорти из свинины и курицы с корзиной хлеба. У тебя есть оливковое масло и гарум?
– Да, за небольшую доплату.
– Не люблю гарум, – пробормотал мальчик. – Ужасная вещь.
Мужчина постарше улыбнулся ему. – Тебе не обязательно есть это, Луций. Я получу твой паек, парень.
– Сколько стоит?
Хозяин гостиницы произвел быстрые мысленные подсчеты, основанные на стоимости сырых ингредиентов, но в основном, основываясь на качестве мужской одежды и вероятности того, что они везут свои сбережения с предыдущего места службы. По его опыту, такие люди, возвращавшиеся домой, как правило, были готовы потратить гораздо больше денег, не создавая суеты. Он почесал в затылке и откашлялся. – Я могу сделать для вас отличную скидку, для вас всего-лишь по три сестерция с человека. Гарум, масло и еще один кувшин вина включены.
– Три сестерция! – насмешливо ахнула женщина. – Три? Ты верно шутишь, дружище. Если бы мы заплатили пять за все скопом, мы все равно заплатили бы слишком много.
– А теперь смотрите сюда... – Хозяин постоялого двора выразил возмущение и отступил на полшага. Но она оборвала его, прежде чем он смог продолжить, ткнув в него пальцем и глядя вниз, как будто она прицеливалась стрелой.
– Нет! Это ты гляди-ка сюда, хищный ты мошенник. Я покупала еду на рынках Рима с тех самых пор, как научилась ходить. Я также бывала на сельских рынках и среди прилавков Тарса последние два года. Я нигде не видела, чтобы кто-нибудь пытался провернуть такой номер, как ты сейчас.
– Но ... но цены выросли с тех пор, как вы покинули Рим, – взорвался он. – На Сардинии были голод и чума, и это привело к росту затрат.
– Очень складно ты придумал, – ответила она.
Молодой человек не мог удержаться от смеха. Он взял ее руку и нежно сжал. – Полегче, Петронелла. Ты напугаешь человека. Я хочу вас угостить. Он посмотрел на трактирщика. – Давай вдвое сократим ради мира и дружбы, а?
– Тогда десять, – быстро ответил трактирщик. – На меньшее не соглашусь.
– Десять? – вздохнул мужчина. – Давай озвучим восемь, или я снова натравлю Петронеллу на тебя.
Трактирщик осторожно взглянул на нее и втянул воздух сквозь видавшие виды зубы, прежде чем кивнуть. – Тогда восемь. Но без вина.
– С вином, – твердо настаивал другой мужчина, и все следы юмора исчезли в его голосе, когда он пристально посмотрел темными глазами.
Трактирщик надул щеки, затем повернулся и поспешил обратно к двери за стойкой, ведущей на кухню, выкрикивая инструкции своей служанке.
– Это моя девочка, – сказал Макрон с чувством. – Яростная, как львица. У меня даже есть царапины, чтобы доказать это.
– Вам не следовало платить восемь, хозяин Катон, – нахмурилась Петронелла. – Это слишком много.
Катон покачал головой, слегка позабавившись, что она все еще временами считала его своим хозяином. Он освободил ее спустя год, после того, как стало ясно, что Макрон всерьез полюбил ее. А теперь они поженились, и старый центурион был полон решимости подать заявление об увольнении, чтобы они вдвоем могли спокойно уединиться. По правде говоря, обрести умиротворение мирской жизни могло оказаться немного труднее, чем предполагал Макрон, поскольку вскоре они должны были бы направиться в Британию, где он должен был взять на себя свою половину бизнеса, принадлежащего ему и его матери. Катон знал ее достаточно хорошо, чтобы быть уверенным, что она вполне себе не уступит в свирепости личности Петронеллы. Если он хоть сколько-нибудь научился судить о характере любой из женщин, то у Макрона ожидались веселые деньки впереди. И возможно центурион скоро пожалеет и возжелает вернуться на службу в легионах, где он сталкивался с менее ужасными битвами. Тем не менее, это был его выбор, и Катон ничего не мог с этим поделать теперь, когда его друг принял решение. Он будет скучать по Макрону – будет очень скучать по нему – но он должен будет найти свой собственный путь вперед. Возможно, их дороги снова пересекутся в будущем, если Катон будет отправлен в армию в Британии.
Он выбросил из головы мысли о далеком будущем и прищелкнул языком Петронелле. – Давай-ка ты все же больше не будешь называть меня хозяином. Я тебе уже не более хозяин, чем твой муж.
Макрон ухмыльнулся и скользнул рукой вниз, чтобы нежно хлопнуть ее по заднице. – В свое время я разбирался с гораздо более сложными рекрутами, чем она. Клянусь богами, Катон, ты был одним из самых безнадежных дрыщей, на которых я когда-либо смотрел, особенно в ту ночь, когда ты заявился в лагерь Второго Легиона.
– А теперь посмотри-ка на него, – вмешалась Петронелла. – Трибун преторианской гвардии! А дальше центуриона ты так и не прыгнул.
– Каждому свое, любовь моя. Мне нравится быть центурионом. Это то, что у меня получается лучше всего.
– То, что у тебя получалось лучше всего, – сказала она с ударением. – Те дни прошли. И тебе лучше не относиться ко мне как к долбанному рекруту, иначе ты узнаешь почему. – Она сжала кулак и на мгновение задержала костяшки пальцев под носом Макрона перед тем, как расслабить их.
Луций толкнул Катона. – Мне нравится, когда Петронелла злится, отец, – прошептал он. – Она страшная.
Макрон расхохотался. – Да, парень! Ты ведь и половины не знаешь. Любовь всей моей жизни крепка, как старые калиги, – он бросил на нее тревожный взгляд.
– Но гораздо красивее.
Петронелла закатила глаза и толкнула его. – Ой, расслабься.
Выражение лица Макрона стало серьезным. Он поднял руку, чтобы повернуть ее лицо к себе, и нежно поцеловал ее в губы. Она подалась назад и потянулась к его широкой спине, чтобы притянуть его к себе. Их губы оставались сомкнутыми еще на мгновение, прежде чем их чувственный поцелуй закончился, и Макрон изумленно покачал головой. – Клянусь всем, что свято, ты моя женщина. Моя девочка. Моя Петронелла.
– Моя любовь... – ответила она, когда они с нежностью посмотрели друг на друга.
Катон закашлялся. – Может хотите, чтобы я проверил, смогу ли я найти здесь комнатку для вас двоих по достойной цене?
Вскоре после этого прибыла еда, которую несла на большом подносе коренастая служанка, с которой капал пот от работы над огнем на кухне. Она поставила поднос и выгрузила куски свинины и двух жареных цыплят на деревянном блюде, плетеную корзину с несколькими маленькими круглыми хлебами, два кувшина из самианской глины с пробками с маслом и гарумом и еще один с вином. Порции были более щедрыми, чем ожидал Катон, и в своем теперешнем хорошем настроении он почувствовал себя достаточно щедрым, чтобы дать ей сестерций чаевых. Она взглянула на монету в ладони широко раскрытыми глазами, затем нервно посмотрела через плечо, но трактирщик сидел за другим столиком, за которым сели еще двое посетителей. Она сунула монету в карман на переднике своей запачканной столы и поспешила обратно на кухню.
– Ах, вот это жизнь! – воскликнул Макрон, оторвав куриную ножку, сомкнув зубами поджаренную кожу и принявшись усердно ее жевать. – Прекрасный солнечный день. Лучшая компания. Хорошая еда, сносное вино и перспектива удобной кровати в конце дня. Принять горячую ванну и сменить одежду.
– Я уверен, что дома что-нибудь будет такое, – ответил Катон, бросив кусок мяса собаке, которая схватила его и подтолкнула его руку, чтобы попросить еще. Он улыбнулся. – Извини, Кассий, но это уже немало.
Они оставили свой багаж в Остии, где одному из людей Катона было поручено доставить его в Рим. Они направлялись в большую собственность Катона на холме Виминал, одном из самых богатых районов города. Его повышение до командира вспомогательной когорты несколькими годами ранее ввело его в сословие всадников, социального класса на одну ступень ниже уровня сенаторов. Он также был весьма состоятельным человеком, во многом благодаря тому, что ему было пожаловано имущество и состояние своего бывшего тестя, который замышлял заговор против императора. Предателям удалось бы убить Нерона, если бы не вмешательство Катона. Прекрасный дом сенатора Семпрония на Виминале был также передан ему в награду.
Катон размышлял, как изменилась судьба римской знати при цезарях. Он сознавал, что то, что император может дать, он может легко и забрать. Теперь, когда ему нужно было растить сына, он был полон решимости сохранить свой нос чистым и сохранить свое счастье. Не то чтобы это было легко, учитывая неудачное начало конфликта с Парфией в предыдущие два года. Попытка заменить правителя Армении ставленником Рима привела к катастрофе, а восстание небольшого приграничного царства практически было на грани распространиться по восточным провинциям еще до того, как оно было подавлено. Катон принимал участие в обеих кампаниях и теперь боялся, что он заплатит цену, как только он представит свой отчет в императорский дворец.
Хор смеха привлек его внимание к трактирщику и другим посетителям, когда тот повернулся, чтобы выкрикнуть приказ обслуживающей девушке. Затем он подошел к Катону и его товарищам и весело улыбнулся.
– Скажите мне, ведь еда такая же вкусная, как я вам и говорил, а?
– Вполне удовлетворительно, – ответила Петронелла и сделала вид, что осмотрела один из хлебов. – Хлеб мог бы быть и свежее.
– Сегодня его испекли первым делом.
– Возможно, его испекли первым делом. Но не сегодня.
Хозяин гостиницы стиснул зубы, прежде чем продолжить. – А в остальном все хорошо? Я так понимаю, более чем удовлетворительно? Что скажешь, сынок? Он взъерошил кудри Луция. Юноша, челюсти которого упорно работали над хрящом, стряхнул руку и поднял глаза.
Катон быстро сглотнул и вмешался. – Вполне неплохо.
Несмотря на вполне оправданные возражения Петронеллы, он не хотел чрезмерно раздражать трактирщика. Такие люди были полезными распространителями сплетен и информации, которые они получали от торговцев, идущих по Остийской дороге, и он очень хотел узнать о ситуации в Риме, прежде чем они вошли бы в город. Он поспешно проглотил кусок пропитанного маслом хлеба во рту и откашлялся.
– Мы уже несколько лет как были на восточной границе.
– Ах! – кивнул трактирщик. – Сражались с парфянскими ублюдками, а? Как идет война?
– Война? – Катон переглянулся с Макроном. – На самом деле она еще не началась.
– Нет? В прошлый раз, когда я был в Риме, в имперском воззвании, размещенном на форуме, говорилось о серии пограничных столкновений. В них также говорилось, что мы их хорошо пнули.
– Ну, ты же не веришь всему, что читаешь в воззваниях, – сказал Макрон. – О времени сражений сказано достаточно верно. В остальном же ... – Он пожал плечами.
Трактирщик нахмурился. – Ты утверждаешь, что воззвание было фальшивым?
– Поддельные воззвания? Не обязательно. Но я бы не стал ставить на это свои сбережения.
– Как бы то ни было, – продолжил Катон, – мы оторвались от столичной жизни. Что-нибудь новое, о чем нам следует знать?
– За последние несколько лет? Смотря сколько у тебя времени!
– Хватит, чтобы перекусить, и нам снова в путь. Так что говори кратко.
Трактирщик почесал щеку, собираясь с мыслями. – Хорошая новость в том, что Паллас выглядит так, как будто собирается нас навсегда покинуть.
– Паллас? – Макрон приподнял бровь. Паллас был одним из имперских вольноотпущенников, унаследованных Нероном от Клавдия, и был главным советником императора. Это была должность, для которой требуемые навыки включали шпионаж, нанесение ударов в спину, жадность и амбиции, и все это он отточил в высшей степени. Только видимо, он на чем-то попался, или же он встретился с сильным соперником. – Что же произошло?
– Его обвиняют в заговоре с целью свержения императора. Судебный процесс начнется через месяц или около того. Должно получиться хорошее представление; его защищает сенатор Сенека. Я бы обязательно пошел посмотреть на это зрелище, если бы не был так занят здесь.
Макрон перевел взгляд на своего друга. – Вездесущие фурии, как все перевернулось местами. Я думал, что Паллас крепко зарылся мордой прямо в свое корыто. Особенно когда связал свои дела с Агриппиной, – осторожно заключил он.
Катон кивнул, размышляя о смене власти в столице. Паллас заключил союз с Агриппиной и ее сыном Нероном в последние годы правления предыдущего императора. Однако его отношения с матерью нового императора были не только политическими. Катон и Макрон раскрыли секрет несколькими годами ранее и мудро держали рот на замке. Не то чтобы языки не болтали за обеденными столами аристократов или среди сплетников, которые собирались вокруг общественных фонтанов в Субуре. Но слухи – это одно, а знание правды было гораздо более опасной ситуацией. Теперь казалось, что перспективы Палласа пошли на убыль. Возможно со смертельным исходом. И, возможно, не только для него.
– Судят ли еще кого-нибудь кроме него?
– Не то, чтобы я знал о них. Он мог действовать один. Скорее всего, император положил глаз на его богатства. Невозможно стать таким богатым, не наживая врагов. Люди, которых вы свалили по пути наверх. Или люди, которые просто возмущены вашим успехом и богатством. Вы знаете, как это сочетается среди власть имущих в Риме. Всегда кто-то готов воткнуть нож в спину ... это просто такое выражение. – Он вдруг взглянул на Катона с тревогой. – Как вы сказали, какие у вас были дела в Риме?
– Нас отозвали. Точнее сказать, мою когорту преторианской гвардии.
– Твою когорту преторианцев? – Трактирщик натянуто улыбнулся и как будто побледнел, когда понял, что ступил на опасную почву, высказывая свое мнение о мотивах императора, тем более не кому попало, а преторианцу.
– Я командующий трибун. Макрон – мой старший центурион. Мы сели на первый корабль, направляющийся в Остию. Остальные люди на транспортах на несколько дней позади нас, так что, возможно, тебе повезет, когда они пройдут этим путем.
– Я не имел в виду никакой критики, только из лучших побуждений, господин. Это просто разговоры на улице. Я не имел в виду ничего обидного.
– Успокойся. Твои взгляды относительно Нерона достаточно безопасны среди нас. Но что с Агриппиной? Ты знаешь, имела ли она какое-либо отношение к обвинению Палласа в заговоре? Когда мы отправились на восточную границу, эти двое были ближайшими советниками императора.
– Уже нет, господин. Как я уже сказал, Палласа судят, и она впала в немилость. Император выгнал ее из императорского дворца и лишил официальных телохранителей.
– Это сделал Нерон? – поинтересовался Макрон. – В последний раз, когда я видел их двоих вместе, она вертела его на своем мизинце. Похоже, у мальчика наконец-то выросли яйца, и теперь он распорядитель представления. Молодец.
– Может быть, – задумался Катон. Судя по опыту общения с новым императором, он сомневался, что Нерон проявил такую инициативу в одиночку. Скорее всего, его рукой руководила другая фракция во дворце. – Так кто же в эти дни советует императору?
Хотя его несколько успокоили, что его слова не будут использованы против него, трактирщик понизил голос. – Некоторые говорят, что настоящая власть теперь в руках Бурра, командира преторианской гвардии. Его и Сенеки.
Катон переварил эти сплетни и приподнял бровь. – А что говорят другие?
– Говорят, Нерон стал рабом своей любовницы Клавдии Актэ.
– Клавдия Актэ? Никогда о ней не слышал.
– Я не удивлен, господин. Не слышали, если вы отсутствовали несколько лет. Ее видели в его компании только как последние несколько месяцев. В театре, на скачках и т.д. Я видел ее сам в последний раз, когда был в Риме. Симпатичная, но говорят, что она вольноотпущенница, а консервативным людям это не нравится.
– Могу представить. – Катон знал, насколько скрупулезно обидчивые сенаторы, более склонные к традиционным взглядам, относились к социальным различиям. Они рассматривали случайность рождения, которая дала им огромные привилегии, как некое право, данное богами, относиться ко всем другим людям как к неполноценным от рождения. Наигранный вид превосходства худших из них действовал ему на нервы. Даже если они думали, что их дерьмо пахнет лучше, чем у немытой черни, это было не так. Более того, как правило, большую часть содержимого их головы занимало все то же дерьмо, а не та остаточная материя, принимаемая ими за мозг. Мысль о том, что император демонстрирует миру свою низкорожденную женщину и утирает им нос этим фактом, привела бы наиболее чувствительных сенаторов в заговорщицкое безумие. Нерон играл в опасные игры, даже если и не подозревал об этом.
– Тогда я оставлю вас заканчивать вашу трапезу, господин. – Трактирщик кивнул Катону и его товарищам и отошел к своему табурету в конце стойки.
Макрон сделал быстрый глоток вина из своей чаши, затем рыгнул и улыбнулся. – Похоже, в Риме все изменилось к лучшему. Если повезет, эта змея Паллас направится в подземный мир и больше не причинит нам неприятностей. За это стоит выпить.
Но его друг не отреагировал на приглашение, задумчиво глядя вниз.
– Что случилось, Катон? Нашел способ увидеть обратную сторону ситуации? Хоть раз, почему бы не отпраздновать хорошие новости?
Катон вздохнул и взял свою чашу. – Справедливо. Но скажи мне, мой друг, исходя из нашего предыдущего опыта, как часто плохие новости сменяют хорошие?
– Да, к фуриям долбанный пессимизм и насладимся вином, почему бы и нет?
Петронелла толкнула его локтем. – Следи за языком! Ты хочешь, чтобы молодой Луций заговорил как ты?
Макрон взглянул на мальчика и подмигнул. Луций ухмыльнулся.
– Тогда будем надеяться, что я ошибаюсь, – сказал Катон. Он поднял чашу. – За Рим, за дом и за мирную жизнь. Мы это заслужили.
*************
ГЛАВА ВТОРАЯ
«Возвращение домой по-прошествии нескольких лет всегда сопряжено с некоторым неудобством», – размышлял Катон, когда они въезжали в столицу и пробирались по ее многолюдным улицам. Несмотря на то, что его чувства были переполнены знакомыми видами, звуками и запахами города, что-то в нем казалось странным и тревожным. Это чувство, что все ушло вперед, и он вдруг стал чужим в том месте, где родился и вырос. Кроме того, город ощущался теперь каким-то маленьким. Когда-то Рим был для него целым миром, огромным и всеобъемлющим. Казалось невозможным поверить, что его улицы, храмы, театры и дворцы можно превзойти в своем великолепии, что ассортимент предлагаемых развлечений может быть где-то лучше, что изысканность его библиотек и ученых может сравниться с каким-либо другим городом в империи или за ее пределами. Однако с тех пор, как Катон покинул город, он успел увидеть богатство Парфии и Великую библиотеку в Александрии, чьи галереи раскинулись в тени возвышающегося маяка Фароса, гораздо выше и внушительнее любого здания в Риме. «Но потом, – рассуждал он, – все места, как и все впечатления, кажутся менее впечатляющими, когда мы снова их посещаем. Опыт постоянно преобразовывал восприятие памяти, так что воспоминания о его первоначальном удивлении теперь казались немного постыдной наивностью».
Несмотря на это, в погружении в привычное было что-то приятное. Вымученное чувство причастности, решил он, лучше, чем отсутствие корней. Несмотря на вонь сточных канав и мусора на улицах, здесь ощущался теплый аромат свежеиспеченного хлеба, древесного дыма и пьянящий запах специй с рынков. Вспоминаемые переулки и широкие улицы вставали на свои места, пока они прокладывали свой маршрут рядом с императорским дворцом, пересекали Форум и поднимались по склону Виминальского холма, проходя через переполненные и разрушающиеся многоквартирные инсулы в трущобах у подножия холма. Взяв Луция за руку, чтобы убедиться, что людской поток не раскидает их на узкой оживленной улице, Катон посмотрел вниз и увидел возбужденный блеск в глазах сына, когда тот бросил взгляд на суетящихся вокруг людей.
– Знаешь. Когда мы покинули Рим, ты, был слишком мал, чтобы помнить об этом месте.
– Я помню, отец, – вызывающе ответил Луций. – Мне шесть лет. Я не ребенок.
Катон рассмеялся.
– Я никогда не говорил, что ты малыш. Ты быстро растешь, мой мальчик. Слишком быстро, – добавил он с горечью.
– Слишком быстро?
– Ты поймешь, что я имею в виду, когда сам станешь отцом.
– Я не хочу быть отцом. Я хочу быть солдатом.
Выражение лица Катона ожесточилось, когда в его мыслях промелькнули как душераздирающие, так и славные воспоминания.
– Когда придет время, мы об этом поговорим, если это действительно то, чего ты хочешь.
– Я этого очень хочу. Дядя Макрон говорит, что я буду хорошим солдатом. Таким же, как ты. Я даже буду командовать своей собственной когортой. – Он протянул свободную руку и потянул Макрона за тунику. – Так ты сказал, не так ли, дядя Макрон?
– Ты прав, мой мальчик. – Макрон кивнул, крепко держа Кассия за поводок. Возбужденный обилием запахов и звуков вокруг, пес стремился исследовать все вокруг.
– Быть воином у тебя в крови. Это сделает из тебя мужчину.
Катон почувствовал, как его сердце замирает при виде этой перспективы. В отличие от своего друга, он не рассматривал войну как возможность обрести славу. В лучшем случае это было необходимое зло. Последнее средство, когда все попытки найти мирное решение споров между Римом и другими империями и царствами терпели неудачу. А также для восстановления порядка в случае восстания или другого гражданского конфликта. Он знал, что Макрон мало симпатизировал его взглядам на этот вопрос, и поэтому они вдвоем редко обсуждали этот вопрос в лоб. Именно поэтому Катона раздражало то, что Макрон поощрял его сына. Он достаточно хорошо знал своего друга, чтобы понимать, что это не попытка использовать Луция в качестве посредника в их дискуссиях с расходящимися взглядами; просто невинное поощрение. Это еще больше затрудняло противодействие, ибо могло показаться, что он слишком остро реагирует. Отвлечение внимания было бы лучшей стратегией.
– Мы должны найти тебе наставника, как только устроимся, Луций.
Мальчик нахмурился.
– Не хочу. Я хочу играть с дядей Макроном и Петронеллой.
Катон вздохнул. – Ты прекрасно знаешь, что они скоро покинут Рим. Тебе понадобится кто-то, кто присмотрит за тобой и начнет твое образование, когда Петронеллы больше не будет рядом.
Она бросила на него мрачный взгляд. – Я научила его буквам и цифрам, хозяин. И немного читать.
– Да я знаю. Прошу прощения… Я благодарен тебе. Заменить тебя будет непросто.
Успокоившись, она кивнула. – Я попробую найти кого-нибудь, кому вы можете доверять. Я поспрашиваю других домочадцев на Виминале. Наверняка найдется кто-то, кто сможет занять мое место.
– Любовь моя, – улыбнулся Макрон, – никто не сможет занять твое место. Ты практически вторая мать для парня.
– Я не хочу, чтобы она уходила, – пробормотал Луций, опустив взгляд. – Разве они не могут остаться?
