Текст книги "Потемкин"
Автор книги: Саймон Джонатан Себаг-Монтефиоре
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 20 (всего у книги 40 страниц)
Екатерина, когда пришла к власти, разыгрывала православную карту и не могла открыто покровительствовать евреям. Ее указ от октября 1762 года приглашал всех желающих переселиться в империю, «исключая евреев», но она специально приказала графу Брауну, генерал-губернатору Ливонии, не спрашивать вероисповедания переселенцев.
Первая большая волна еврейских иммигрантов – около 45 тысяч – появилась в России в 1772 году, после раздела Польши. Потемкин впервые встретился с ними в своем польском поместье Кричеве. И скоро, в 1775 году, приглашая поселенцев на юг России, он сделал уточнение: «даже евреев». 30 сентября 1777 года он определил условия их переселения: евреи могли обустраиваться на российских землях, например, «в домах, брошенных запорожскими казаками», при условии, что каждый приведет с собой пятерых поляков и будет располагать определенной суммой на обзаведение хозяйством. Позднее условия стали гораздо привлекательнее: евреи освобождались от уплаты податей на семь лет и получили право вести винную торговлю; им обещалась защита от мародерства солдат; споры между ними решал раввин; разрешались синагоги, еврейские кладбища и ввоз невест из еврейских общин в Польше. Эти поселения были очень выгодны: помимо ремесел, например, изготовления кирпича, в котором Потемкин нуждался для своих городов, евреи несли с собой торговлю. Скоро Херсон и Екатеринослав, где смешались казаки, греки и русские старообрядцы, стали еще и частично еврейскими городами.[522]522
Екатерина 1907. С. 570; Madariaga 1981. Р. 505; Фельдман 2000. С. 186-192; Fishman 1996. Р. 46-59,91-93; Klier 1986. Р. 35-80,95,125; Greenbeig 1944. Р. 23-24; РГАДА 16.696.1.179 (реестр населения г. Екатеринослава 30 янв. 1792).
[Закрыть]
Особенно подружился светлейший с Джошуа Цейтлином, выдающейся личностью, купцом и знатоком Талмуда. Цейтлин путешествовал вместе с князем, управлял его имениями, строил города, организовывал снабжение армий и возглавил монетный двор в Кафе (Феодосии). Цейтлин «беседовал и гулял с Потемкиным, как друг или брат», – что было совершенно беспрецедентно: не отказываясь от своей веры, иудей вошел в ближайшее окружение князя. Более того, Потемкин добился для него чина надворного советника, то есть дворянства и права владеть душами и имениями. Осматривая новые города и дороги, он «восседал на великолепном коне рядом с Потемкиным».
Во время южного путешествия Екатерины в 1787 году Потемкин позволил Цейтлину организовать делегацию, обратившуюся к Екатерине с просьбой запретить именовать евреев «жидами». Екатерина приняла их и повелела, чтобы отныне их называли «евреи». Когда же Цейтлин рассорился с Сутерландом, Потемкин, при всей своей любви к представителям Британских островов, поддержал первого. Скоро к православным священникам и муллам в свите Потемкина присоединились несколько раввинов.[523]523
Klier 1986. Р. 95; Greenberg 1944. Р. 23-24; Фельдман 2000. С. 186-192; Fishman 1996. Р. 46-59, 91-93; ЗООИД. Т. 12. С. 295 (ордер Потемкина о назначении Цейтлина управляющим монетного двора в Кафе, 6 мар. 1784); ПСЗ. Т. XXII. № 16146 (приказ Екатерины II об именовании евреев); об отношениях между Потемкиным, Цейтлиным и Сутерландом см.: РГВИА, ф. 52, а также РГАДА 11.895.3-5 (Сутерланд Потемкину 10 авг. и 13 сен. 1783); РГАДА 11.895.7 (Сутерланд Потемкину 2 мар. 1784); Иванов П.А. Управление еврейской иммиграцией в Новороссийскую область // ЗООИД. Т. 17. С. 163-188; ЗООИД. Т. 11. С. 330 (Потемкин Остерману 25 мар. 1783); Энгельгардт 1997. С. 42; Миранда. 30 дек. 1786; Fishman 1996. Р. 46-59, 91-93.
[Закрыть]
Следующая идея Потемкина была еще более оригинальной – импортировать в Россию английских каторжников.
19. АНГЛИЙСКИЕ АРАПЫ И ЧЕЧЕНСКИЕ БОЕВИКИ
А я, проспавши до полудня,
Курю табак и кофе пью;
Преображая в праздник будни,
Кружу в химерах мысль мою.
Г.Р. Державин. Фелица
Узнав, что война с Северо-Американскими Штатами не позволяет Англии вывозить туда преступников, Потемкин решил образовать в Крыму колонию англичан. Он воспользовался услугами принца де Линя, который через третьих лиц передал русскому послу в Лондоне Семену Воронцову, чтобы тот предложил британскому правительству составить партию «преступников и арапов» для доставки их в Россию. О каких «арапах» шла речь, не очень понятно. В самом ли деле Потемкин собирался завезти в Крым африканских рабов или имелись в виду бродяги разного сорта – те, кого сейчас мы назвали бы людьми без определенного места жительства и без определенных занятий?
Как бы то ни было, Воронцов, и без того не любивший Потемкина, «устыдился за свою государыню и отечество»: преступников наказывают отправкой в Россию, под скипетр Екатерины Великой! Они отпугнут мирных и трудолюбивых колонистов, которых уже приглашают через все европейские газеты, и, непривычные к работе, вернутся «к грабежам и разбою».[524]524
АКВ. Т. 13. С. 101-102 (Безбородко С.Р. Воронцову 28 окт. 1785.)
[Закрыть]
Однако в октябре 1785 года Воронцов, к своему изумлению, получил высочайший приказ провести переговоры о высылке английских преступников в Ригу, для дальнейшего перевода их в Крым. Заплатить за перевоз преступников должно было британское правительство. Воронцов написал государыне, что ее европейская репутация сильно пострадает. «Несмотря на необычайное влияние и власть князя Потемкина», – хвастался Воронцов, императрица согласилась. «Князь Потемкин никогда не простил мне этого», – повторял он несколько лет спустя.[525]525
АКВ. Т. 11. С. 177-179 (С.Р. Воронцов Н.И. Панину 6/18 мая 1801; пер. с франц.)
[Закрыть]
Воронцов желал продемонстрировать некомпетентность и самодурство Потемкина, и ему поверили. На самом же деле идея была далеко не вздорной. Например, незадолго до того, как Потемкин решил использовать английских каторжников и бродяг в Крыму, нечто подобное собирался сделать Иосиф II (он предполагал разместить английских преступников в Галиции). Кроме того, многие осужденные не совершали тяжких злодейств: в те времена в Англии заковывали в цепи и вывозили на галерах за кражу кролика или носового платка. Австралия, куда потом стали отправлять этих преступников, сделалась процветающей страной.
Некоторые из крымских поселенцев и без того были полупреступниками. В 1784 году из Ливорно прибыл корабль с «итальянскими оборванцами», как назвал их Самюэль Бентам, преимущественно корсиканцами. Во время плавания они подняли мятеж, убили капитана, но были взяты в плен и доставлены в Херсон, где использовались на строительных работах. Среди этих головорезов был один англичанин. Бентам нашел его «почти голого, умирающего от голода», и рассказал о несчастье своего соотечественника Потемкину. Тот, когда увидел его лохмотья, велел выдать 300 рублей на одежду. «Это как нельзя больше доказывает его великодушие и благорасположение к нам, англичанам», – заключал рассказ об этом эпизоде Бентам.[526]526
ВМ 33540. Ff. 64-65 (С. Бентам И. Бентаму); Bartlett 1979. Р. 127-128.
[Закрыть]
История переселенцев имеет и красноречивый американский эпизод. В 1784 году американцы, сохранившие верность английской короне, вынуждены были оставить Соединенные Штаты и обратились к Потемкину с прошением поселиться в России. Но князь счел, что «они могут быть потомками тех, кто выехал из Англии во время революционных войн прошлого века и придерживаться взглядов, никоим образом не приемлемых» в России. Вместо добропорядочных американцев стали искать английских уголовников – Потемкин, для которого Кромвель, Дантон и Пугачев были людьми одного сорта, проявлял последовательность: политическая неблагонадежность, с его точки зрения, была гораздо опаснее бытовой преступности.
Светлейший подробно продумал, как принять поселенцев, и писал правителю Таврической области В.В. Каховскому, что новые подданные, не знающие русского языка и обычаев, требуют защиты и покровительства. «Переведенных из Украйны [...] в наместничество Екатеринославское волохов и прочих иностранцев предлагал я поселить по левую сторону Днепра [...], но, считая, что легче переместить их в пустых греческих деревнях в самой Тавриде, где по крайней мере каково ни есть находится строение, представляю вашему рассмотрению, в полуострове ли или на степи Перекопской их поселить..;» Он постоянно думал о том, как улучшить жизнь новоприбывших, и приказывал Каховскому раздавать волов, коров и лошадей, оставленных ушедшими татарами, причем в первую очередь бедным семействам. Синельникову, правителю Екатеринославского наместничества, он приказал, чтобы каждая семья получила скот и по восемь десятин земли на душу, и требовал, чтобы губернатор встретил их лично.[527]527
ЗООИД. Т. 12. С. 324 (Потемкин В.В. Каховскому); ЗООИД. Т. 15. С. 607-608 (Потемкин И.М. Синельникову 1 июля 1784); ИТУАК. Т. 8. С. 10.
[Закрыть]
Потемкин;) часто обвиняли в том, что он бросил этих людей на произвол судьбы. Но он не мог лично следить за выполнением всех своих распоряжений, а подчиненные часто лгали ему. Стремясь убедиться, что от него ничего не скрывают, он пребывал в постоянных разъездах. Некоторые поселенцы действительно терпели лишения, но многие семьи были довольны своим обустройством. Архивы доказывают, что, обнаружив какую-либо оплошность, Потемкин реагировал мгновенно. Так, в одной из записок Каховскому он предлагает пять способов преодолеть «великие лишения» колонистов, связанные с недостатком выданного им скота.[528]528
РГВИА 52.1.2.461.40.
[Закрыть] Совершенно поразительно, как соправитель огромной империи, причем не в порядке исключения, а постоянно вникал в такие подробности и лично приказывал своим генералам исправлять подобные ошибки.
Крым и южные области князь желал превратить в сад империи. «Это чудесное и невероятно плодородное место», – писал он Екатерине. 5 августа 1785 года он опубликовал обращение к крымским землевладельцам, в котором требовал сажать сады: «Возделывание земли я считаю первым источником богатства». Незасеянная же земля – «позор для хозяина, свидетельство его нерадивости»[529]529
РГАДД 16.788.1.149.
[Закрыть].
Для того чтобы «ускорить заселение Перекопской степи и подать пример», Потемкин сам взял леса и 6000 десятин земли «для посадок сахарного тростнику». Ведавших сельским хозяйством Крыма профессоров Ливанова и Прокоповича и ботаника Таблица он отправлял осматривать все новые земли. Он приказал Корсакову построить мосты, чтобы упростить добычу соли; послал инженеров разведывать залежи каменного угля на Донце и под Луганском; в Тавриде постоянно находился специалист по горному делу.[530]530
РГВИА 52.1.2.496.44-45 (Потемкин В.В. Каховскому 20 янв. 1787); РГВИА 52.1.2.461.1.13-14 (Потемкин профессорам В. (?) Ливанову, М. Прокоповичу и К. Таблицу 5 янв. 1787); Сб. РИО. Т. 27. С. 357 (Екатерина II Потемкину о Ливанове и Прокоповиче, вернувшихся из Англии 1 сен. 1785).
[Закрыть]
Стремление использовать свои имения в качестве торговых факторий между севером и югом было почти навязчивой идеей Потемкина. «Барки, привозящие продовольствие и припасы для херсонского флота из [белорусских] имений и факторий князя Потемкина, возвращаются груженные солью», – сообщал в Париж французский дипломат.
Чтобы освоить пустынные крымские и запорожские степи, поощряя торговлю и строительство мануфактур, Потемкин стремился раздавать земли, особенно иностранцам. В этом он тоже отдавал предпочтение англичанам. Английскому посланнику он говорил, что «русские мало способны к коммерции и он всегда придерживался мнения, что внешнюю торговлю империи должны обеспечивать исключительно англичане».[531]531
PRO FO, cyphers SP 106/67 (Фокнер Гренвиллу 18 июня 1791);
[Закрыть]
Потемкин добился того, чтобы земли никому не раздавались без его одобрения. Освоить огромные территории можно было множеством способов: в первую очередь он жаловал обширные имения чиновникам (например, своему секретарю Попову и своему союзнику Безбородко, который пришел в восторг, получив «почти царское» имение), друзьям-иностранцам, казакам или перешедшим к нему на службу татарам – он лично раздал 73 тысячи десятин на материке и 13 тысяч на полуострове.[532]532
АКВ. Т. 13. С. 59-60 (Безбородко С.Р. Воронцову 20 авг. 1784); Дружинина 1959. С. 119-120.
[Закрыть] Если хозяева хорошо справлялись с поставленной перед ними задачей, светлейший освобождал их от податей, как, например, троих студентов, изучавших сельское хозяйство в Англии: «за большие успехи».[533]533
РГВИА 52.1.2.461.1.64.
[Закрыть] Многие иностранцы, от генуэзских дворян до английских леди, забрасывали Потемкина проектами и просили земли, но получали ее только если их планы казались князю разумными.
«Я имею, князь, большое желание приобрести здесь имение», писала ему из Крыма графиня Крейвен.[534]534
Murray 1998. P. 145-147.
[Закрыть] Дочь графа Беркли, она, подобно герцогиням Кингстонской и Девонширской, была героиней лондонских скандальных газет, но эта талантливая и независимая женщина была еще и отважной путешественницей и одним из первых авторов путевых записок-бестселлеров. Недолгое время она была замужем за пэром Англии, затем вступила в связь с французским посланником в Лондоне, а позже отправилась путешествовать в обществе молодого друга, посылая красочные описания поездки своему поклоннику, маркграфу Анспаху, зятю Фридриха Великого. Эти письма составили опубликованное ею «Путешествие через Крым в Константинополь». Свое географическое, любовное и литературное путешествие она закончила в 1791 году, выйдя замуж за Анспаха (с которым переписывался и Потемкин) и породнившись таким образом с королевским домом.
Элизабет Крейвен встречалась с князем в Петербурге и отправилась в Крым по его совету. Увидев, какие возможности дает приобретенный Россией край, она предложила: «Я создам здесь колонию из моих добропорядочных и предприимчивых соотечественников [...] Я была бы счастлива иметь собственный участок процветающей земли: Признаюсь, князь, я мечтала бы иметь два поместья в разных местах Тавриды». Апеллируя к его романтизму, она называла свое желание «прекрасной мечтой». При этом графиня умоляла князя «не сообщать о ее пожелании г-ну Фицгерберту» (преемнику Харриса на посту английского посланника в Петербурге), равно как и «никому из соотечественников», вероятно, не желая увидеть эту новость в лондонских листках. Чтобы напомнить Потемкину, с кем он имеет дело, она подписывала каждое письмо «Элизабет Крейвен, супруга пэра Англии, урожденная леди Элизабет Беркли». Ответ Потемкина неизвестен, но Крейвен так и не обосновалась в Крыму. Возможно, князь нашел ее красноречие чрезмерным, а планы – несерьезными.[535]535
РГАДА 11.939.2 (леди Крейвен Потемкину 5 апр. 1786); Cross 1997. Р. 358.
[Закрыть]
Князь мечтал сделать свои губернии краем цветущих полей и садов и наполнить его промышленностью: теперь ему требовались не солдаты, а агрономы. В письме к доктору Циммерману Екатерина цитировала его слова: «В Тавриде должно без сомнения, во-первых, завести хлебопашество и шелковых червей, следовательно и насадить шелковичных деревьев. Можно бы делать в Тавриде сукно [...], так же и сыры, коих не делают по всей России. И разведение садов, а особливо ботанических [...] Для всего оного люди знающие необходимы».[536]536
Философская и политическая переписка императрицы Екатерины II с доктором Циммерманом: 1785-1792. СПб., 1803. С. 47.
[Закрыть]
Когда испанский офицер Антонио д’Эстандас попросил выделить ему имение, чтобы устроить под Симферополем фарфоровую и фаянсовую фабрику, князь тут же приказал губернатору «отвесть ему земли сколько потребно, но с обязательством [...], что точно и без промедления сии фабрики учреждены будут». Считая Крым идеальным местом для производства шерсти, он уверял Екатерину, что здесь можно будет перегнать европейских скотоводов.[537]537
ЗООИД. Т. 12. С. 313 (Потемкин В.В. Каховскому 3 дек. 1784); РГАДА 16.799.1.35 (Потемкин Екатерине II).
[Закрыть]
Самодержец и предприниматель в одном лице, князь сам управлял различными производствами, в том числе шелка и вина. Решив организовать шелковую мануфактуру (в Астрахани у него уже работало хорошо отлаженное предприятие), он заключил соглашение с итальянским графом Пармой об устройстве фабрики на большой территории. Князь перевез двадцать крестьянских семей из своих российских поместий, обещав через пять лет доставить еще двадцать, и ссудил графу 4 тысячи рублей. Чтобы под держать производство, он скупал по повышенной цене весь шелк, производившийся в области. Что же касается до успеха этого предприятия, то в начале XIX века Мария Гатри констатировала, что шелк, который производит усердный граф Парма – отличного качества.[538]538
Guthrie 1802. Письмо LXI. Р. 195.
[Закрыть]
Рынком крымского шелка князь хотел сделать Екатеринослав. 340 тысяч рублей было потрачено на заведение чулочной фабрики, и скоро он послал императрице пару чулок – таких тонких, что они умещались в скорлупе грецкого ореха. «Ты, милосердная мать, посещая страны, мне подчиненные, увидишь шелками устлан путь», – писал он.[539]539
Переписка. № 730 (Потемкин Екатерине II, 1785-1786).
[Закрыть]
Что касается вина, то в четырех местах полуострова Потемкин посадил 30 тысяч лоз токайского винограда, вывезенного из Венгрии с разрешения Иосифа II. В Астрахани он уже несколько лет разводил виноградники. Теперь светлейший выписал оттуда в Судак француза Жозефа Банка, своего виноградаря, чтобы устроить под стенами Генуэзской крепости центр виноделия.
Задача Банка состояла в том, чтобы сажать фруктовые сады и виноградники, а также, в качестве полезного дополнения, «устроить производство водки на французский манер». В течение пятилетней службы его жалованье составляло 2 тысячи рублей в год (гораздо больше офицерского), плюс квартира, дрова, пара лошадей и сорок бочонков вина. По приезде француз ворчал, что купленные для него сады «запущены [...] за ними не ходили три года [...] и в этом году вина ждать не приходится».[540]540
РГАДА 11.946.201, 207, 208, 203, 204, 220, 226 (Банк Потемкину, 1781-1787); ЗООИД. Т. 9. С. 254.
[Закрыть]
Когда первый урожай был готов, он с гордостью послал светлейшему 150 бутылок красного судакского вина.
Письма Банка, рассеянные по потемкинским архивам, полны жалоб и часто покрыты пятнами, как будто автор писал их, одновременно поливая виноградники. Бедный Банк скучал по жене: «Без семьи я не могу оставаться в Судаке, даже если Ваша Светлость подарит мне весь мир». Работа невозможна без двадцати помощников – причем не солдат! Но работники грубили Банку, и он снова жаловался князю.[541]541
РГВИА 271.1.33.1 (Банк Потемкину 25 сен. 1783); Таврические ГУб. Ведомости. № 5; ГАОО. 150.1.23.10 (Потемкин В.В. Каховскому, о Банке); РГАДА 11.946.226 (Банк Потемкину 15 янв. 1787).
[Закрыть]
В конце концов Потемкин уволил Банка, возможно, за воровство. Дальнейшая судьба Банка неизвестна; его место занял другой француз.
«Судакские виноградники, – сообщал в Версаль граф Сегюр, – очень недурны».[542]542
ААЕ 10: 206 (Сегюр Верженну).
[Закрыть]
Даже в разгар Второй русско-турецкой войны, в 1789 году, продвигаясь в глубь турецкой территория, князь находил время давать Фалееву распоряжения вроде следующего: «Удобной земли вспахать прикажите [...] и заготовить достаточное число для посева будущим летом фасоли. Лучших семян я из Ясс пришлю, так как и чечевицы. Я намерен тут устроить школу хлебопашества...»[543]543
ЗООИД. Т. 4. С. 369 (Потемкин Фалееву 13 окт. 1789).
[Закрыть]
Потемкинская «империя в империи» не ограничивалась Новороссией: ему были вверены и военные границы с Кавказом и Кубанью – здесь на протяжении 1780-х годов шли военные действия: продвижению русских сопротивлялись чеченцы и другие горские племена. На Кавказе русские установили линию укрепленных фортов, где держали оборону поселенцы-казаки. В середине 1770-х годов, получив доступ к власти, Потемкин сразу пересмотрел устройство обороны на Кавказе и решил передвинуть пограничные заставы со старой Царицынской линии на новую, Азово-Моздокскую.
Линия давала возможность сажать виноградники, шелковичные деревья и хлопок, умножать разведение овец, лошадей, сажать сады и увеличивать производство зерна. Начало новой линии было положено летом 1777 года строительством фортов в Екатеринограде, Георгиевске и Ставрополе. В 1780 году Потемкин привез в будущие губернские центры первых гражданских поселенцев (это были государственные крестьяне из внутренних губерний).{67} В конце 1782 года, когда фортификации были почти готовы, императрица предоставила Потемкину право единоличного надзора за раздачей земель в этом краю. Князь перевез на Линию казаков из волжских станиц. Название, данное им в 1784 году новой крепости на Кавказе, бросало вызов вождям горских племен: Владикавказ.
По Георгиевскому трактату, подписанному в 1783 году с царем Ираклием, российская граница передвинулась с севера Кавказа в Тифлис. К этому времени владения и проекты Потемкина стали уже так обширны, что он советовал императрице создать отдельное Кавказское наместничество, которое состояло бы из Кавказской, Астраханской и Саратовской губерний, – разумеется, под его управлением. Наместником был назначен энергичный кузен князя Павел Потемкин: построив Военно-Грузинскую дорогу через горы в Тифлис, он стал населять новые города государственными и монастырскими крестьянами. Только в 1786 году в распоряжение светлейшего поступили 30 307 человек из внутренних губерний для заселения Кавказа (и Екатеринослава).[544]544
ПСЗ. Т. 20. № 520-521 (24 апр. 1777); Т. 21. № 784 (22 дек. 1782); Bartlett 1979. Р. 120; РГАДА 11.869.73 (Вяземский Потемкину 5 авг. 1786, с предложением 30307 поселенцев для Кавказа (или Екатеринослава).
[Закрыть] Павел Сергеевич, подобно своему могущественному родственнику, превратил Екатериноград в подлинную столицу наместничества и завел там двор в роскошном дворце.
В 1785 году на Кавказе появился вождь в зеленом плаще, называвший себя Шейхом Мансуром (Победителем). Он проповедовал идеалы суфийского братства Нашбанди и объявил газават – священную войну против русских. Никто никогда не узнает, кем он был на самом деле: возможно, пастухом-чеченцем по имени Ушурма, родившимся в 174$ году. Однако, согласно одной из версий, он был сыном итальянского нотариуса из Монтеферрата, его настоящее имя было Джо-ванНо Баттиста Боэтти, он сбежал из дома, стал доминиканским миссионером, принял ислам, изучал коран в бухарском медресе и сделался воином{68}. Со своими горцами, предшественниками шамилевских мюридов, Мансур сумел истребить колонну русских войск из 600 человек. Впрочем, он чаще проигрывал, чем побеждал, и все же продолжал возглавлять коалицию горцев, и имя его стало легендой.
Войной против Шейха Мансура руководил из Екатеринограда Павел Потемкин. Но архивы светлейшего показывают, что верховное командование кавказскими и кубанскими корпусами принадлежало ему. В 1787 году, перед тем, как разразилась вторая война с Турцией, побежденный Мансур бежал на турецкую территорию. Когда началась война, он был готов сражаться снова.[545]545
Henze P. Circassien Resistance to Russia // The North Caucasus Barrier. P. 75; Baddeley 1908. P. 40-50; Segur 1824-1826. Vol. 2.
[Закрыть] Русским так и не удалось полностью подавить горское сопротивление, и так называемые войны с мюридами продолжались почти весь следующий век. Не прекратились они и до сих пор.
Князь строил на юге дворцы, достойные наместника, если не царя. У него был большой дом в Кременчуге, а обширный дворец в Херсоне{69}, с двумя двухэтажными флигелями и центральным четырехэтажным корпусом, был главным зданием нового Города. Славу потемкинских «Афин» составлял монументальный Екатеринославский дворец, построенный по проекту Ивана Старова, с двумя крыльями, простирающимися на 120 метров от портика с шестью колоннами{70}. Садовник Потемкина Уильям Гульд приехал на юг вслед за Старовым с сотнями рабочих. В Екатеринославе он разбил английский парк и создал возле дворца две оранжереи, подчеркивая сочетание «изящества и практичности», как сам он писал князю.[546]546
Anspach. 9 мар. 1786; Миранда. 27 янв. 1787; Encyclopaedia of Gardening. P. 52; РГАДА 11.950.5.234 (Гульд Потемкину).
[Закрыть]
Удивительно, но в Крыму Потемкин не построил для себя ни одного крупного дворца, хотя в Карасубазаре Старов возвел для него особняк из розового мрамора.[547]547
Миранда. 9 янв. 1787; Крючков 1996. С. 164.
[Закрыть] Последний его дворец, в Николаеве, высится на утесе у слияния двух рек. Он декорирован местными архитекторами в молдавско-турецком стиле и имеет купол с четырьмя башнями, напоминающими минареты. В последние месяцы жизни князь приказал Старову добавить к дворцу баню и фонтан («как у меня в Царском Селе»).[548]548
РГВИА 52.2.2.22-33 (Потемкин И.Е. Старову 26 мая 1790).
[Закрыть] Это был последний заказ, который Старов выполнил для своего покровителя.
Сам князь считал юг делом своей жизни. В последний приезд в Петербург в 1791 году он произнес перед английским посланником Уильямом Фокнером пламенную речь, которая показывала, что его энтузиазм ничуть не угас. Его энергия и воображение, сделавшие его государственным деятелем первого ранга, по-прежнему били через край. Он говорил, что должен возвращаться на юг, чтобы осуществить свои великие планы, успех которых, сказал он, «зависит от него одного». Там стоял флот, построенный почти его собственными руками,, а население со времени назначения его губернатором «увеличилось с 80 тысяч до 400 тысяч солдат, а в целом составляет почти миллион...»[549]549
PRO FO SP 106/107 (Фокнер Гренвиллу 18 июня 1791).
[Закрыть]
Перепись населения в Новороссии и Крыму не проводилась, поэтому по разным оценкам число жителей получается разным. Французский посланник Сегюр, описывая своему правительству деяния Потемкина, восклицал: «Когда он взял в свои руки бразды правления этим краем, здесь насчитывалось всего 204 тысячи жителей, а под его управлением население всего за три года достигло 800 тысяч! Это греческие колонисты, немцы, поляки, отставные солдаты и матросы». Потемкин увеличил мужское население Крыма, предположительно с 52 тысяч человек в 1782 году до 130 тысяч в 1795-м. В остальной части Новороссии мужское население выросло за тот же период с 339 тысяч до 554 тысяч. Другой авторитетный историк указывает, что мужское население увеличилось с 724 678 человек в 1787 году до 819 731 в 1793-м. Какова бы ни была истина, очевидно, что свершения князя были огромны. «До того, как в девятнадцатом веке изобретение парохода и паровоза позволило начать коммерческое освоение... таких отдаленных районов, как центральная часть американского запада, – пишет современный исследователь, – эта российская экспансия была непревзойденной по масштабу и скорости».[550]550
Кабузан 1976. С. 164; Дружинина 1959. С. 150-155,160-165,200; McNeill 1964. Р. 200.
[Закрыть]
Он в буквальном смысле основал сотни мелких поселений («Один француз, – писал Сегюр, – каждый год сообщал мне, что обнаруживает новые процветающие деревни там, где прежде была пустыня») – и несколько крупных.[551]551
Segur 1859. Vol. 2. P. 43.
[Закрыть] Большинство последних сегодня – крупные города: Херсон, 355 тысяч жителей, Николаев, 1,2 миллиона, Екатеринослав (ныне Днепропетровск), 600 тысяч, Севастополь, 375 тысяч, Симферополь, 358 тысяч, Ставрополь, 350 тысяч, Владикавказ (столица Северной Осетии), 300 тысяч, и Одесса, 1,1 миллиона. Почти во всех —судостроительные верфи и военно-морские базы.
Еще одним свершением, имевшим значение для Российской империи вплоть до Крымской войны, да и позднее, стало строительство меньше чем за десять лет черноморского флота. «Поистине гигантское свершение, – пишет современный историк, – сделало Россию арбитром Восточной Европы и дало ей шанс затмить Австрию и Османскую империю».[552]552
McNeill 1964. P. 202.
[Закрыть]
20. АНГЛОМАНИЯ
Мой роман кончен...
Я должен оставить Петербург...
Как я счастлив, что князь
Потемкин предложил мне место...
Сэмюэл Бентам брату, Иеремии Бентаму
11 декабря 1783 года Потемкин вызвал в свои петербургские апартаменты молодого англичанина Сэмюэла Бентама и обрисовал ему перспективу блестящей карьеры под своим начальством.
Братья Бентамы – старший, Иеремия, и младший, Сэмюэл, – были сыновьями адвоката Джеремайи Бентама, которому покровительствовал будущий премьер-министр граф Шелбурн. Оба брата обладали блестящим умом, кипучей энергией и изобретательностью, но характеры их были совершенно противоположны: Иеремия, которому к моменту нашего рассказа исполнилось почти сорок лет, был робкий человек и кабинетный ученый; Сэмюэл – красноречивый, любящий общество, вспыльчивый и влюбчивый. Инженер по образованию, талантливый математик, он не находил применения своим способностям на родине, хотя не оставлял работы над механическими изобретениями и попыток предпринимательской деятельности. Своей непоседливостью он напоминал Потемкина, «постоянно переходя от одного плана к другому, еще лучшему».[553]553
Bentham. Collected Works. Vol. 10. P. 171 (Дж. Уилсон И. Бентаму 26 фев. 1787).
[Закрыть]
В 1780 году, когда Иеремия работал в Лондоне над проектом законодательной реформы, Сэмюэл, которому исполнилось 23 года, отправился в путешествие, заведшее его на берег Черного моря (здесь он наблюдал рождение Херсона), а затем в Петербург, где он представился Потемкину. Сэмюэл сразу понял, что князь – тот самый человек, который может способствовать его карьере. И действительно, вскоре, в 1781 году, Потемкин отправил его в поездку по Сибири, для осмотра промышленности края. Когда Бентам вернулся, князь представил императрице его отчеты о сибирских рудниках, заводах и соляной добыче.[554]554
Christie 1993. P. 1-10; ВМ 33558. F. 3 (С. Бентам неизвестному 1 авг. 1780); Bentham 1862. Р. 67-68; ВМ 33555. F. 65 (С. Бентам И. Бентаму 7 янв. 1783).
[Закрыть]
Потемкину нужны были способные инженеры, корабельные мастера, предприниматели и англичане: Бентам соединял все это в одном лице. В письме к брату из Иркутска он хвастался, что нашел покровителя, «облеченного властью». Юный путешественник волновался, понимая, что он и его покровитель буквально созданы друг для друга: «Размах дел, которые ведет этот человек, превышает все, о чем мне доводилось слышать в этой империи. Положение его при дворе также самое благоприятное – еще одна причина, по которой ему низко кланяются все губернаторы. Главный предмет его забот – Причерноморье. Он развивает там мануфактуры, строит корабли для казны, снабжает армию и казну всем необходимым и очищает Днепр от порогов за собственный счет. Перед моим отъездом из Петербурга он выразил желание, чтобы я оказал ему помощь в его предприятиях».[555]555
ВМ 33539. F. 289-294 (С. Бентам И. Бентаму 16 июня 1782).
[Закрыть]
Однако по возвращении Бентам занялся совсем другим предметом.
В Петербурге он влюбился в графиню Софью Матюшкину, племянницу и воспитанницу фельдмаршала князя Александра Михайловича Голицына, губернатора столицы, неудачно командовавшего армией в русско-турецкой войне, но пользовавшегося уважением за преклонные лета. Сэмюэл и графиня, почти ровесники, познакомились в салоне сына фельдмаршала, влюбились друг в друга и стали часто встречаться. Их страсть еще больше разгоралась от того, что приходилось прибегать к уловкам, ибо старый Голицын был очень недоволен ухаживанием английского золотоискателя за его воспитанницей, тем более был против ее брака с ним. Весь двор следил за развитием их романа. Императрица, любившая амурное озорство, дала понять, что этот скандал ей по душе.
Воображение Сэмюэла разыгралось не на шутку. «Если вы имеете что сказать мне за или против брака, – просил он брата, – прошу вас, сделайте это». Ему полюбились и девушкам и то положение, которое она занимала: «Она наследница двух очень богатых людей». Сэмюэл решил, что интерес к его особе, вызванный скандалом, поможет ему получить место на службе императрицы: «Я не сомневаюсь, что желание Ее Величества помочь моему союзу обеспечено ее благосклонностью ко мне [...] Она уверена, что я предложил свою службу империи, потому что влюблен». Он писал и Голицыну: «Я люблю вашу племянницу уже больше пяти месяцев».[556]556
ВМ 33558. F. 102-104 (С. Бентам А.М. Голицыну 23 мар. 1783).
[Закрыть] Это еще больше разозлило старика, и он запретил молодым людям встречаться.
Придворные получали удовольствие от наблюдения за несчастной любовью не меньше, чем Екатерина; новости об этом романе сообщали даже Потемкину, занятому присоединением Крыма. Англия и англичане были в большой моде, и Бентам не только страдал от любви, но и вел рассеянную светскую жизнь, наслаждаясь вниманием высшего общества. В Петербурге жило много его соотечественников; ему покровительствовали сэр Джеймс Харрис, а затем его преемник Ален Фицгерберт. Его единственным постоянным врагом из числа британцев был шотландец доктор Роджер-сон, придворный медик. Возможно, подозревая истинные интересы, двигавшие любовью Бентама, он советовал Екатерине не принимать Сэмюэла при дворе, потому что у того сильный дефект речи. Однако двое русских друзей Бентама князь Павел Дашков, сын княгини Дашковой, и инженер полковник Корсаков, оба учившиеся в Англии и теперь служившие при Потемкине, ввели Бентама в гостиные всех столичных вельмож, принимавших иностранцев. Вот характерное письмо Бентама: «Завтракал у Фицгерберта, обедал у герцогини Кингстон, потом поехал к князю Дашкову, от него к Потемкину, но, так как последнего не оказалось дома, отправился к баронессе Строгановой, а оттуда на ужин к Дашкову».[557]557
ВМ 33564. F. 31 (дневник С. Бентама за 1783-1784).
[Закрыть]
Возможно, по желанию Екатерины ее фаворит Ланской вмешался в отношения Бентама с Матюшкиной и сказал тетке и матери Софьи, что «императрица полагает, что они неправы, противореча сердечной склонности молодой графини». Это раздражило тетку еще сильнее. В ту эпоху в Европе, даже в Италии, было немного городов, так приспособленных к интригам, как Петербург, где тон задавал двор и где целая армия слуг передавала записки, выведывала секреты и ждала под окнами тайных знаков. Так при помощи друзей Сэмюэл и Софья разыгрывали сцены из «Ромео и Джульетты».
Сэмюэл, опьяненный высоким положением своих союзников, разделял свойственное многим влюбленным заблуждение, что он является центром вселенной, и полагал, что европейские кабинеты забывают о войнах и трактатах, обсуждая подробности его свиданий. Поэтому, когда, покорив Крым и Грузию, Потемкин с триумфом вернулся в Петербург, Сэмюэл ожидал, что тот первым делом спросит о его романе. Однако князя больше интересовали познания англичанина в корабельном деле. Екатерина, хотя ей и нравилось дразнить Голицыных, никогда не встала бы на сторону англичанина против потомков Гедиминаса. Ланской вмешался снова и заявил, что скандальный роман нужно прекратить.
