Текст книги "Потемкин"
Автор книги: Саймон Джонатан Себаг-Монтефиоре
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 26 (всего у книги 40 страниц)
Сбывались и тайные надежды императора. «Неразбериха здесь царит невероятная, – сообщал он своему фельдмаршалу Ласси. – На судах больше людей и вещей, чем могут увезти приготовленные экипажи, а лошадей мало». Потирая руки с истинно германским чувством превосходства над русскими, он «искренне хотел знать, чем же все это кончится», и мученически вздыхал: «За что такое наказание?»[724]724
Там же.
[Закрыть]
Улучив момент, Иосиф отвел в сторону де Линя: «Мне кажется, эти люди хотят войны. Готовы ли они к ней? По-моему, нет; я, во всяком случае, не готов». Херсонские корабли и укрепления он уже осмотрел. Русские развернули настоящую гонку вооружений, но император полагал, что шоу устроено, «чтобы пустить пыль нам в глаза. Все непрочно, все сколочено наспех, потрачена куча денег». Иосиф упорно отказывался признать, что увиденное произвело на него впечатление. Но в чем он не ошибался, так это в том, что великолепная поездка и достижения Потемкина толкали Екатерину к войне.
Светлейший хотел лично обсудить с Иосифом возможность войны и, явившись к нему однажды утром, изложил политические и территориальные претензии России к Османам. «Я не знал, что он хочет так много, – подумал Иосиф. – Я полагал, что им вполне достаточно Крыма. Но что они сделают для меня, если я вступлю в войну с Пруссией?»[725]725
Ligne 1827-1829. Vol 24. Р. 4-8.
[Закрыть]
Два дня спустя Екатерина II Иосиф в большой черной карете с екатерининским шифром на дверях прибыли к первым постройкам Екатеринослава. Когда их величества заложили первые камни будущего собора, Иосиф шепнул Сегюру: «Императрица положила первый камень, а я – последний».[726]726
Segur 1859. Vol. 2. P. 46-47.
[Закрыть] На следующий день они двинулись к Херсону через степи, где паслись стада овец и лошадей.
12 мая они въехали в первый город Потемкина через триумфальную арку, надпись на которой бросала недвусмысленный вызов Высокой Порте: «Путь в Византию». Иосиф, уже осмотревший город, имел теперь возможность познакомиться с окружением императрицы. «Один только князь Потемкин, сумасшедший меломан, возит с собой 120 человек музыкантов, – отмечал император, – а артиллерийскому офицеру, получившему ужасный ожог рук, пришлось ждать помощи четыре дня». О екатерининском фаворите Иосиф записал, что тот «совершенное дитя». Сегюр ему понравился, а Фиц-герберт показался умным, но скучным. Разумеется, похвалы заслужил «дипломатический жокей», которому, вероятно, достались все остроумие и жизнерадостность, недоданные природой императору: «Де Линь великолепен и прекрасно отстаивает мои интересы». Но страсть императора к инспекциям и тайная зависть не ускользали от внимания русских. Екатерина иронизировала: «[Я] все вижу и слышу, хотя не бегаю, как император». Не удивительно, думала она, что он довел жителей Брабанта и Фландрии до мятежа.[727]727
Joseph II und Katarina. P. 355, 358 (Иосиф II Ласси 19 и 30 мая 1787); Храповицкий. 15 мая 1787.
[Закрыть]
Сегюра и де Линя поразили свершения Потемкина. «Мы не могли скрыть своих чувств при виде таких поразительных подвигов», – признавался французский посланник. Крепость была почти окончена; готовые дома могли вместить 24 тысячи человек; «несколько церквей благородной архитектуры»; в арсенале 600 пушек; в порту 200 торговых судов, фрегат и два линейных корабля, готовые к плаванию. Удивление екатерининской свиты было тем больше, что в Петербурге привыкли не верить в строительство Потемкина. Сама Екатерина, которой, несомненно, продолжали нашептывать наветы на светлейшего, сообщала Гримму: «В Петербурге могут говорить что угодно – усердие князя Потемкина преобразило это место, где при заключении мира [в 1774 году] стояла одна хижина, в процветающий город».[728]728
Segur 1859. Vol. 2. Р. 46-47; Сб. РИО. Т. 23. С. 410 (Екатерина II Гримму 15 мая 1787).
[Закрыть]
15 мая состоялся спуск на воду трех военных кораблей. Екатерина II Иосиф восседали под балдахинами, украшенными «газом, кружевами, гирляндами, жемчугом и цветами». Один восьмидесятипушечный корабль именовался «Святой Иосиф», но тот, в честь которого судно получило имя, брюзгливо заметил, что «дерево сыро, мачты ужасны» и скоро все развалится. И снова, как на закладке собора, ошибся.[729]729
Ligne 1809. Р. 42 (де Линь маркизе де Куиньи).
[Закрыть]
Перед отъездом Екатерина пожелала посетить крепость Кинбурн в устье Днепра, но по Лиману курсировала турецкая эскадра и ехать было опасно. Не показывая вида иностранцам, русские прекрасно понимали, как пристально наблюдают за ними турки. Русский посол в Порте Яков Булгаков прибыл из Константинополя, чтобы обсудить политику по отношению к Османам.
Из Херсона монархи поехали в Крым. Когда Сегюр пошутил по поводу пустынности края, Екатерина парировала: «Если вам скучно в степи, то кто же вам мешает отправиться в Париж?..»[730]730
Segur 1859. Vol. 2. Р. 54-55.
[Закрыть]
В степи императорский экипаж окружили 3 тысячи донских казаков в парадной форме, во главе с атаманом. Среди них находился и эскадрон калмыков – наездников, не менее любимых Потемкиным. Казаки продемонстрировали «сильный удар на неприятеля», перепугав своим гиканьем потемкинских гостей, а затем, разделившись на две части, показали сражение. Выносливость их лошадей поразила даже Иосифа: казаки могли проскакать шестьдесят верст за один день. «Никакой другой кавалерии в Европе это не под силу», – констатировал Нассау.[731]731
Сегюр 1989. С. 449, 453-454; Aragon 1893. Р. 154-158 (Нассау-Зиген жене, май 1787).
[Закрыть]
В Кизыкермене, в семидесяти пяти верстах к северо-востоку от Херсона, царский поезд остановился у небольшого каменного дома и нескольких палаток, украшенных серебром, коврами и драгоценными камнями. Когда на следующее утро Александра Браницкая представила императрице казацких офицеров, самое сильное впечатление на дипломатов произвела жена атамана: на ней было длинное платье, сотканное из золотой парчи, а на голове соболья шапка, шитая жемчугом.
На рассвете Иосиф и Сегюр вышли в плоскую, голую степь. Трава простиралась до горизонта.
« – Какое странное путешествие! – воскликнул император Священной Римской империи. – Кто бы мог подумать, что я вместе с Екатериной II, французским и английским посланниками буду бродить по татарским степям! Это совершенно новая страница в истории!..
– Мне, скорее, кажется, что это страница из «Тысячи и одной ночи», – отвечал Сегюр.
Затем император вдруг остановился и, потирая глаза, произнес:
– Право, я не знаю, наяву ли это или ваши слова подействовали на мое воображение... Посмотрите в ту сторону!»
К ним двигалась огромная палатка, словно перемещаясь сама собой: калмыки переносили свое жилище.[732]732
Сегюр 1989. С. 454.
[Закрыть]
Едва императорская карета пересекла Перекоп, как в грохоте копыт и облаке пыли их окружили 1200 татарских всадников с кривыми саблями, копьями, луками и стрелами, словно путешественники переместились в темное прошлое Европы. «Что скажут в Европе, мой дорогой Сегюр, – спросил де Линь, – если 1200 татар отконвоируют нас в ближайший порт, посадят благородную Екатерину и Римского императора на корабль и доставят в Константинополь?» К счастью для Линя, его предположения не достигли ушей Екатерины. Отряд татарских мурз, одетых в зеленые с золотом мундиры, составлял теперь ее личный эскорт, а двенадцать татарских мальчиков прислуживали ей в качестве пажей.[733]733
Segur 1859. Vol 2. Р. 54-55.
[Закрыть]
Кареты и всадники, неслись все быстрей и быстрей и обогнули отлогий холм, за которым скрывалась древняя столица татарского ханства. Когда дорога пошла вниз, восьмерка лошадей вдруг понесла, но Екатерина не выказала ни малейшего волнения. Татарам удалось успокоить лошадей, и поезд остановился у ворот Бахчисарая.
Ханский дворец – резиденцию хана, гарем и мечеть – строили невольники-украинцы по планам персидских и итальянских архитекторов, в мавританском, арабском, китайском и турецком стилях с неожиданными чертами европейской готики. Планировка повторяла расположение константинопольских дворцов с их многочисленными воротами и внутренними дворами. Высокие стены скрывали потайные сады с причудливыми фонтанами. Западные детали убранства и толщина стен напомнили Иосифу кармелитский монастырь. Рядом с мечетью располагалось кладбище династии Гиреев: две восьмиугольные ротонды окружали ханский мавзолей, окруженный резными плитами надгробий. Вокруг дворца между двумя рядами белых скал лежал татарский город с его банями и минаретами. На холмах Потемкин расставил фонари, чтобы путешественники чувствовали себя как в волшебном арабском дворце.
Екатерина расположилась в бывших покоях самого хана, куда входил «великолепный и причудливый зал для аудиенций» – богато украшенный, с дерзким девизом: «Признают и завистники, что ни в Исфахани, ни в Дамаске, ни в Стамбуле не видели подобного». Иосифу отвели комнаты брата Шагин-Гирея. Потемкин, разумеется, поселился в помещении бывшего гарема. Сладкий запах садов – апельсиновые деревья, розы, жасмин, гранаты – наполнял каждую комнату, где диваны тянулись вдоль всех четырех стен, а в середине бил фонтан. За обедом Екатерина принимала муфтиев, с которыми обходилась весьма почтительно. В адресованном Потемкину шуточном стихотворении императрица восклицала: «Не здесь ли место рая? Хвала тебе, мой друг!»[734]734
Переписка. № 762 (Екатерина II Потемкину 20-21 мая 1787).
[Закрыть]
Иосиф со свитой отправился осматривать Чуфут-Кале, город, вырубленный в скале в восьмом веке евреями-караимами. Вернувшись в Бахчисарай, Нассау, Сегюр и де Линь отправились исследовать татарскую столицу. Самый озорной из них, хотя и двадцатью годами старший Сегюра, де Линь хотел непременно увидеть лицо хотя бы одной татарской девушки. Через двое суток, в 9 часов утра 22 мая, монархи, окруженные татарскими пажами и всадниками и донскими казаками, выехали, чтобы увидеть главный акт потемкинского спектакля.
В Инкермане император и императрица обедали во дворце, построенном на скале, нависающей над морем. Играл потемкинский оркестр. На склоне холма гарцевали татарские всадники. Вдруг светлейший подал знак, открылся занавес и двери на балкон распахнулись. Когда монархи встали из-за стола, эскадрон умчался прочь и перед ними открылось невероятное зрелище.
Спускающиеся к морю горы образовывали глубокую бухту, а в середине ее красовался целый флот – не меньше двадцати линейных кораблей и фрегатов стояли на якоре, в боевом порядке, носами ко дворцу. По следующему знаку князя флот салютовал всеми пушками. Этот грохот, вспоминал позже Сегюр, словно объявлял, что Российская империя достигла юга и что екатерининские армии «через 30 часов могут водрузить свои флаги на стенах Константинополя». Перед путешественниками лежал основанный тремя годами раньше Севастополь.
Как только пушки умолкли, Екатерина подняла тост за своего лучшего друга, глядя на Иосифа, но не называя его. Можно представить себе чувства, обуревавшие императора Священной Римской империи германской нации. Свою обычную невозмутимость сохранил только Фицгерберт. Все взоры обратились на Потемкина. Присутствующие при этой сцене русские не могли не думать о петровском завоевании Балтики. Кто же из придворных произнесет это первым? «Ваше величество, – сказал наконец Сегюр, – создав Севастополь, вы завершили на юге то, что Петр Великий начал на севере». Нассау обнял Потемкина и попросил дозволения поцеловать руку императрицы. «Я всем обязана князю Потемкину, – сказала Екатерина, – так что целуйте его. – И, смеясь, обернулась к светлейшему. – Надеюсь, теперь никто не назовет его ленивым». Потемкин облобызал ее руки и прослезился.[735]735
Ligne 1827-1829. Vol 24. Р. 4-7,11; Aragon 1893. Р. 158-161 (Нассау-Зиген жене 1 июня 1787), Segur 1859. Vol. 2. P. 66-67; Joseph II – Cobenzl. Vol. 2. P. 150 (Кобенцль Кауницу 3 июня 1787); Joseph II und Katarina. P. 363 Иосиф II Ласси 3 июня 1787), p. 292 (Иосиф II Кауницу 3 июня 1787).
[Закрыть]
Светлейший провел царицу и императора к шлюпке, которая повезла их в Севастополь, остальные последовали за ними на другой лодке. Они прошли прямо под носами трех шестидесятишестипушечных кораблей, трех пятидесятипушечных и десяти сорокапушечных фрегатов, которые приветствовали императрицу еще тремя залпами. Матросы кричали «ура». Гости высадились у подножия каменной лестницы, ведшей прямо к адмиралтейству, где Екатерину ждали апартаменты. Вокруг лежал новый город Севастополь, «самый прекрасный порт, какой мне доводилось видеть», – записал Иосиф. Его восхищению не было предела: – В бухте стояли 150 судов, готовых к плаванию и сражениям». Порт охраняли три артиллерийские батареи. На склонах стояли дома, лавки, два госпиталя и казармы. Сегюру казалось невозможным, что Потемкин смог сделать все это в месте, где три года назад не было ничего. «Императрица, – отмечал Иосиф, – в совершенном экстазе [...] Князь Потемкин на вершине могущества, ему воздают невообразимые почести».[736]736
Joseph II und Katarina. P. 364 (Иосиф II Ласси 5 июня 1787).
[Закрыть]
И монархи, и князь думали об одном: о предстоящей войне. Екатерина II Потемкин чувствовали, что у них хватит сил разбить турок. Императрица спросила Нассау, так же ли хороши ее корабли, как турецкие в Очакове. Он отвечал, что российские суда могут положить турецкий флот к себе в карман. «Как вы думаете, осмелюсь я это сделать?» – улыбнулась она де Линю. Потемкин повторял, что Россия готова к войне и, если бы не Франция, «мы начали бы прямо сейчас».[737]737
Ligne 1827-1829. Vol. 24. P. 4-8.
[Закрыть]
Екатерину, однако, здравомыслие не покидало, и она приказала Булгакову направить султану ноту, удостоверяющую, что она не имеет тех намерений, какие можно было бы предположить. Тем не менее и европейские дипломаты, и Высокая Порта имели все основания полагать, что владычица Севера готова перейти в наступление.
Екатерина уединилась с потрясенным императором, чтобы обсудить сроки предполагаемой кампании. Потемкин, подчеркивая свой высокий статус, присоединился к ним. Иосиф призывал к осторожности, напоминая о Франции и Пруссии. Но в Пруссии теперь был новый король – в 1786 году, после смерти Фридриха Великого, престол занял его племянник Фридрих-Вильгельм. Екатерина не считала его серьезным соперником и сказала Иосифу, что он «слишком посредствен». Франция, вторил ей Потемкин, конечно, «поднимет шум», но в конце концов удовольствуется своим куском пирога, и предлагал отдать ей Египет и Кандию (Крит). Кроме того, угрожающе добавляла императрица, «я достаточно сильна; будет достаточно, если вы не станете препятствовать».[738]738
Joseph II und Katarina. P. 364 (Иосиф II Ласси 5 июня 1787).
[Закрыть] Иосиф, испуганный перспективой оказаться в изоляции, заверил, что Россия может рассчитывать на помощь его державы. Едва ли высокие совещающиеся стороны знали, что спор о том же самом идет и на другом берегу моря, в Диване Высокой Порты. Константинопольская чернь требовала войны, и по улицам маршировали тысячи солдат, готовых к отправке в черноморские и балканские порты.
25.АМАЗОНКИ. «ПОТЕМКИНСКИЕ ДЕРЕВНИ». НОВАЯ ВОЙНА
Скажи, Потемкин, как соединились вместе
В тебе и тонкий вкус, и чуткий к гласу чести
Свободный, гордый дух, и юношеский пыл,
И мудрость старика ? Друзьям сердечно мил,
Любезен и остер, то скор и бодр в делах,
То, в думу погружен, философ и монах...
Принц де Линь. Послание Потемкину, написанное во время крымского путешествия
Когда австрийский император отправился осматривать Балаклаву, навстречу ему выехала рота всадниц. Двести гречанок, все, по описанию де Линя, «писаные красавицы» – с длинными косами, в нагрудных латах, в юбках из малинового бархата с золотыми галунами, в зеленых бархатных куртках и белых кисейных тюрбанах с белыми страусовыми перьями, вооруженные мушкетами, штыками и копьями.
Обитатели греческой, или «албанской», как ее называли, колонии носили неоклассические костюмы – нагрудные латы и плащи, вместе с современными пистолетами. Этот каприз, Потемкин замыслил, обсуждая с Екатериной еще в Петербурге сходство между древними и современными эллинами и расхваливая мужество греков и их жен. Екатерина сомневалась в последнем, и князь решил убедить ее.{79}
Иосиф пришел в такой восторг, что наградил девятнадцатилетнюю предводительницу отряда Елену Сарданову поцелуем в уста. Императрица встретила амазонок на своей следующей остановке в селении Кадыковка, проезжая по улице, уставленной лавровыми, апельсиновыми и лимонными деревьями. Потемкин предлагал, чтобы амазонки продемонстрировали ей свое искусство стрельбы, но Екатерина, которой, вероятно, наскучили военные смотры, отказалась – она также облобызала Сарданову и подарила ей кольцо с бриллиантом стоимостью 1800 рублей и 10 тысяч рублей на содержание отряда.
Наездницы присоединились к эскорту императрицы и сопровождали ее до конца путешествия. Мало-помалу Иосиф убеждался, что «путь в Византию» проложен и остается только выступить в дорогу. Один раз он даже позволил Потемкину заставить себя ждать в приемной, объяснив, что не может не простить причуд такому необыкновенному человеку.
В Кафе, переименованной Потемкиным в Феодосию, светлейший сыграл шутку с Сегюром. Утром, усевшись в карету, французский посланник обнаружил перед собой восхитительную девушку в черкесском платье – и оцепенел: на него смотрела его жена! «Я решил, что мадам Сегюр в самом деле приехала из Франции. В стране чудес воображение летает, как птица». Но черкешенка исчезла и ее место занял Потемкин. «Как похожа, а?» – прогромыхал он, добавив, что видел у Сегюра в палатке портрет его жены.
– Совершенно невероятно, – пробормотал озадаченный супруг.
– Так вот, батюшка, – продолжил Потемкин, – она принадлежит человеку, который охотно уступит ее мне, и, как только мы вернемся в Петербург, я вам ее подарю.[739]739
Segur 1925. Р. 245.
[Закрыть]
Сегюр, чья жена могла бы не оценить такого проявления привязанности, попытался протестовать, но Потемкин обиделся и обвинил его в ложной деликатности. Тогда француз пообещал принять любой другой подарок{80}.
Путешественники поднялись на холмы и осмотрели потемкинские парки, молочные фермы, стада овец и коз и дворец в Карасубазаре.{81} По словам английской путешественницы, посетившей эти края через десять лет, это был «один из тех дворцов, которые появлялись как по мановению волшебной палочки Потемкина, поражая и очаровывая гостей».[740]740
Guthrie 1802. Letter LXV. P. 204-206.
[Закрыть]
Перед гостями предстал словно маленький кусочек Англии. «Купы величественных деревьев, огромная лужайка, а за ней – лес, и все это – творение рук англичанина Гульда». Здесь же располагалась ферма Хендерсона. Разумеется, потемкинская идиллия была бы неполной без английского чая. Де Линь не мог не обратить внимания на «племянниц» Хендерсона: «два небесных создания в белых платьях» усадили посетителей за покрытый цветами стол и «принесли масло и сливки. Мне казалось, я попал в английский роман». Иосифа, однако, все это мало впечатляло. «Пришлось карабкаться по горным дорогам, – жаловался он в письме к фельдмаршалу Ласси, – и только для того, чтобы увидеть какого-то козла, ангорскую овцу и подобие английского парка».[741]741
Ligne 1809. P. 60,64; Joseph II und Katarina. P. 363-364 (Иосиф II Ласси 5 и 7 июня 1787).
[Закрыть]
После этого Потемкин устроил фейерверк, поразивший даже пресыщенных подобными зрелищами особ. В разгар банкета в темное небо взвилось 20 тысяч ракет, над горами дважды загорелся вензель императрицы, а в парке от иллюминации сделалось светло как днем. Иосиф не мог надивиться Российской империи, где властитель может делать все, что пожелает, сколько бы ни стоил его каприз: «Мы, в Германии или во Франции, никогда не осмелились бы предпринять то, что с легкостью делают здесь [...] Человеческая жизнь и труд здесь ничего не стоят [...] Владыка повелевает, раб подчиняется».[742]742
Joseph II und Katarina. P. 364 (Иосиф II Ласси 7 июня 1787).
[Закрыть]
По возвращении в Бахчисарай де Линь сказал: «Что толку от прогулки по роскошному саду, если нельзя полюбоваться цветами? Я не уеду из Крыма, пока не увижу хотя бы одной татарки без паранджи. Вы пойдете со мной?» – спросил он Сегюра, и двое смельчаков отправились в лес. Там они нашли трех женщин, которые стирали, сложив покрывала на землю. «Увы», – вздыхал Сегюр, ни одна из них не была хороша собой. А де Линь восклицал: «Бог ты мой! Магомет правильно сделал, приказав им прятать физиономии!» Женщины с визгом разбежались, а за непрошеными гостями погнались татары, выкрикивая проклятия и швыряя камни. На следующий день за обедом Екатерина была молчалива, Потемкин мрачен – возможно, оба просто устали. Де Линь решил, что рассказ о поисках восточных красавиц развеселит их, но царица осталась недовольна: «Это дурной тон, господа».[743]743
Segur 1925. P. 242.
[Закрыть]
И все же атмосфера восточной неги действовала на всех, даже на брюзгливого Иосифа. Екатерина позволила ему вместе с де Линем и Сегюром присутствовать на аудиенции, которую она собиралась дать принцессе из дома Гиреев. Но зрители и тут остались разочарованы. «Ее накрашенные щеки и нарисованные брови делали ее похожей на рисунок на китайской чашке; не спасали даже ее прекрасные глаза», – записал Сегюр, да и Иосиф писал Ласси, что «предпочел бы одну из ее служанок». Однако кайзер решил сделать небольшое отступление от принципов Просвещения. «Его сиятельство граф Фалькен-штейн дал подпоручику Цирули 300 червонных, – сообщал генерал М.В. Каховский Василию Попову для доклада светлейшему, – чтоб он купил за Кубанью одну черкесскую красавицу. Если повелено будет купить, то куда и каким образом оную доставить?» Результат похода в горы по поручению высокого путешественника нам неизвестен, но в Вену Иосиф привез с собой шестилетнюю девочку, купленную у работорговца{82}.[744]744
Segur 1859. Vol 2. P. 67-68,90; ЗООИД. T. 13. C. 268 (донесение M.B. Каховского); Joseph II und Katarina. P. 364,373 (Иосиф II Ласси 8 июня и 12 июля 1787); Wien von Maria Theresa bis zur Franzosenzeit. Vienna, 1972. P. 40; Kaталог Выставки «Osterreich zur Zeit Kaiser Josephs II mit Regent Kaiserin Maria Theresias, Kaiser und Landesfurst». Stifl Melk, 1980. P. 439.
[Закрыть]
2 июня их императорские величества наконец расстались. Иосиф поехал на запад, Екатерина на север. 8 июня она достигла Полтавы, где Петр Великий разбил Карла XII. Потемкин воспроизвел историческую битву, задействовав 50 тысяч солдат. Глаза преемницы Петра сияли гордостью. Затем светлейший преподнес ей то самое жемчужное ожерелье, которое показывал Миранде, а Екатерина жаловала ему 100 тысяч рублей и новый титул, прибавив к его фамилии «Таврический».
«Папа, – написала она ему 9 июня, – [...] надеюсь, что ты меня отпустишь завтра без больших обрядов».[745]745
Переписка. № 763 (Екатерина II Потемкину 9 июня 1787).
[Закрыть] На следующий день на подъезде к Харькову они простились друг с другом. Екатерина в сопровождении Браницкой, Скавронской и своих «карманных министров» отправилась в Москву, а к 22 июля вернулась в Царское Село.
Петербургские враги Потемкина буквально набросились на спутников императрицы, расспрашивая, существуют ли на самом деле Херсон, Севастополь, флотилии кораблей и стада скота.
Уже в 1770-е годы ходили слухи, что деятельность Потемкина на юге – чистая фикция. Когда стало очевидно, что это не так, его недруги стали шептать, что императрицу ввели в жестокое заблуждение. Саксонский посланник Георг фон Гельбиг, не участвовавший в поездке, придумал выражение «Potemkinische Dorf» – «потемкинские деревни» – формулу, которая вошла в повседневный язык со значением «ложная видимость». Гельбиг не только повторял это выражение в своих дипломатических депешах, но и опубликовал в 1790-е годы в гамбургском журнале «Минерва» книгу «Потемкин Таврический» («Potemkin der Taurier»), которую с радостью восприняли враги империи. Более полная версия этой биографии Потемкина вышла в 1809 году и была переведена на французский и английский языки. Так возникла версия личности Потемкина, такая же несправедливая и ложная, как знаменитое выражение, – и удержалась в истории.[746]746
Helbig, Georg von. Potemkin der Taurier // Minerva. Ein Journal historischen und politischen Inhalts herausgegeben von J.M. von Archenholtz. Hamburg, 17-97-1800; Russische Gunstlinge. Tubingen, 1809; Potemkin: Ein interessanter Beitrag zur Regier ungeschichte Katarina der Zweiten. Halle/Leipzig, 1804. Эти книги были переведены на французский: Vie de Potemkine, par J.E. de C6renville (Paris, 1808) и на английский язык: Memoirs of the Life of Prince Potemkin. London 1812,1813. (Два фрагмента в русском переводе: О приватной жизни князя Потемкина // Москвитянин. 1852. № 2-3; То же. М., 1991. Указатель Керара «Литературная Франция» называет настоящим автором книги «Vie de Potemkine» французского литератора и переводчика с немецкого языка Траншана де Лаверна: Querard. La France Litteraire. Vol. 9. Paris, 1839. P. 531. – Прим. переводчика.)
[Закрыть]
В основу легенды о «потемкинских деревнях» легла история круиза по Днепру. Гельбиг утверждал, что поселения, которые видели путешественники, представляли собой специально построенные фасады – раскрашенные картонные щиты, каждый из которых показывали императрице по пять или шесть раз. Тысячи крестьян якобы были оторваны от дома, привезены из внутренних губерний, и вместе со стадами скота по ночам их перевозили вдоль реки; тысяча деревень осталась заброшена, и множество народа вымерло от последовавшего за этим голода.
Идея, которой дал название Гельбиг, возникла еще за несколько лет до путешествия Екатерины. Когда в 1782 году Херсон посетил Кирилл Разумовский, город показался ему «приятным сюрпризом» – несомненно, потому, что его уверяли, что весь проект – не более чем мираж.[747]747
Васильчиков 1880-1884. Т. 1. С. 370-371.
[Закрыть] Всех иностранцев, отправлявшихся на юг, предупреждали в Петербурге, что их вводят в заблуждение: за год до выезда Екатерины на юг леди Крейвен писала, что «петербуржцы, завидующие Потемкину», заверили ее, что в Крыму вообще нет воды. «Тот факт, что он стал губернатором Тавриды и командующим стоящих там войск, вероятно, породил тысячу ложных слухов об этом крае, чтобы приуменьшить его достижения».[748]748
Anspach. 3 апр. 1786.
[Закрыть] Несколько лет подряд императрице внушали, что все свои достижения Потемкин придумал сам. Гарновский сообщал князю: ее предупреждают, что она увидит только раскрашенные ширмы, а не настоящие строения. В Киеве слухи усилились. Одна из причин, по которой Екатерине так не терпелось отправиться дальше, заключалась именно в горячем желании увидеть все своими глазами: когда Потемкин попытался ненадолго отложить ее отъезд из Киева, она сказала, что желает увидеть все поскорее, «не взирая на неготовность».[749]749
Храповицкий. 4 апр. 1787.
[Закрыть]
Ни в приказах Потемкина, ни в рассказах очевидцев нет ничего, что подтверждало бы историю о «потемкинских деревнях». Готовиться к приезду Екатерины он начал еще в 1784 году: тогда правитель Таврической области Василий Каховский сообщал, что для будущего визита государыни строятся новые и ремонтируются старые дома. Сам Потемкин пользовался временными резиденциями, но большая часть тех, в которых потом останавливалась Екатерина, были постоянными: херсонский дворец простоял больше столетия. Ханский дворец в Бахчисарае чинили, деревянные части перекрашивали, поправляли сад, ремонтировали фонтаны. На следующий год Потемкин приказал строить новые соляные склады в Перекопе, сажать каштановые деревья, а в Бахчисарае «большую улицу, где имеет быть въезд ее императорского величества, застроить хорошими домами и лавками».[750]750
ЗООИД. Т. 12. С. 303, 309, 320 (ордера Потемкина В.В. Каховскому).
[Закрыть] Распоряжения о ремонте уже существующих строений – вот самое близкое к идее «косметической фикции». Миранда, совершенно непредвзятый свидетель, сопровождал Потемкина в поездке, предшествовавшей приему императрицы, и не увидел ничего, напоминающего «показуху», а только дивился масштабу сделанного.
Что же касается веселящихся поселян и их стад на берегах Днепра, то такие массы народа и животных никто не смог бы перемещать со скоростью движения флотилии, тем более по ночам. Неспособность Потемкина замаскировать свое фиаско с отставшей кухней в Кайдаке, когда ему самому пришлось стряпать обед для двух монархов, только подтверждает, что он не мог перевозить тысячи людей и животных на огромные расстояния, чтобы обманывать своих гостей.
Для того чтобы посмотреть на императрицу, народ не нуждался в принуждении. С тех пор как в начале столетия в этих краях побывал Петр I, ни один царь не удостаивал южную Россию своим посещением – так кто же не поспешил бы увидеть императрицу? Даже в Смоленск толпы крестьян стекались за сотни верст, чтобы поглядеть на царский поезд. Конечно, все это не означает, что берегов Днепра не коснулась рука постановщика: Потемкин украшал все, что мог. Он был политическим импресарио, знавшим толк в политической игре, и он вел эту игру целенаправленно и совершенно сознательно.
В наши дни визит главы государства тщательно готовится и расписывается по минутам. Перекрашиваются фасады, улицы очищаются от грязи, беспризорников и проституток. На домах вывешиваются флаги, играют духовые оркестры, танцуют нарядные дети, в магазины для «случайных посещений» завозятся разнообразные товары. Крымское путешествие Екатерины было первой из таких поездок. Все прекрасно понимали, что английские парки выросли из земли не случайно, что амазонки и казаки специально собрались приветствовать императрицу, как королева Елизавета II понимает, что зулусы в боевых одеяниях, приветствующие ее на улицах Йоханнесбурга, – не типичные обитатели города.{83} Именно это имел в виду Сегюр, говоря, что Потемкин «обладал удивительным даром преодолевать препятствия, покорять Природу [...] и обманывать взор зрителей, который без того потерялся бы в бескрайное™ однообразных степей».[751]751
Segur 1925. Р. 232.
[Закрыть]
Разумеется, в городах на пути следования императрицы губернаторы приказывали приубрать улицы, покрасить дома и скрыть все неприглядное. В Харькове и в Туле, двух городах, не входивших в маршрут, намеченный Потемкиным, губернаторы действительно скрыли от Екатерины некоторые факты и построили фальшивые здания: парадоксальным образом, сама история о «потемкинских деревнях» сообщает, что в действительности творцами этой легенды были другие. Пожалуй, Потемкина можно назвать отцом современных политических шоу – но никак не плоским обманщиком.
Екатерине внушали, что потемкинская реформа конных войск разрушила армию, но, увидев великолепные полки легкой кавалерии в Кременчуге, она в гневе воскликнула: «Как же меня обманывали!»[752]752
Ligne 1809. Р. 65 (де Линь маркизе де Куаньи).
[Закрыть] Вот почему она чувствовала удвоенную радость и спешила по возвращении в Петербург поделиться своими открытиями с внуками и приближенными: «Какое удовольствие увидеть эти места своими глазами. Меня отговаривали от путешествия в Крым, но, приехав сюда, я не могу понять, как возможно такое злое предубеждение». Она не скрывала своего удивления по поводу благоустройства Херсона. Но даже это не останавливало потока клеветы на Потемкина.[753]753
РГАДА 2.111.13-15 (Екатерина II московскому главнокомандующему П.Д. Еропкину); Сб. РИО. Т. 27. С. 411 (Екатерина II вел. кн. Александру 28 мая 1787); РГАДА 10.2.38.1-2 (Екатерина II Л.А. Брюсу 14 мая 1787).
[Закрыть]
Бывало и так, что сами похвалы светлейшему могли казаться свидетельствами против него. Вот, например, слова Евграфа Черткова (адъютанта Потемкина и свидетеля его венчания с Екатериной): «Я был с его светлостию в Тавриде, в Херсоне и в Кременчуге месяца за два до приезда туда ее императорского величества. [...] Нигде там ничего не видно было отменного, словом, я сожалел, что его светлость позвал туда ее императорское величество по-пустому. Приехав с государынею, Бог знает, что там за чудеса явилися. Черт знает, откудова взялись строения, войски, людство, татарва, одетая прекрасно, казаки, корабли... Ну, ну, Бог знает что [...] Я тогда ходил как во сне, право, как сонный. Сам себе ни в чем не верил, щупал себя, я ли? где я? не мечту ли или не привидение ли вижу? Ну-у! надобно правду сказать, ему – ему только одному можно такие дела делать...»[754]754
Гарновский 1876. Т. 15. С. 33.
[Закрыть]
«Мы слышали смешнейшие истории о том, что на пути нашего следования стояли картонные деревни [...] что корабли и пушки были нарисованными, а кавалерия – без лошадей, – писал де Линь в Париж. – Даже многие русские, завидовавшие нам, участникам путешествия, будут упрямо повторять, что нас обманули».[755]755
Ligne 1827-1829. Vol. 24. Р. 11.
[Закрыть]
Потемкин прекрасно знал об этих разговорах. «Всего больше, – писал он Екатерине позднее, – что никогда злоба и зависть не могли мне причинить у тебя зла». Она соглашалась: «Врагам своим ты ударил по пальцам».[756]756
Переписка. № 769 (Потемкин Екатерине II 17 июля 1787); № 773 (Екатерина II Потемкину 27 июля 1787).
[Закрыть]
Великий князь Павел Петрович вызвал к себе де Линя и Сегюра и подробно расспросил их об увиденном, но расставаться со своими предубеждениями так и не захотел. «Несмотря на все, что они рассказали ему, он не желает верить, что состояние дел действительно таково, как ему описывают». Когда де Линь заметил, что Екатерина не смогла осмотреть все, Павел взорвался: «О! Это мне прекрасно известно. Именно потому этот несчастный народ и не хочет, чтобы им правили одни только женщины!»[757]757
Ligne 1827-1829. Vol. 24. Р. 4-5,11.
[Закрыть] Убеждение в нереальности потемкинских свершений было так прочно, что свидетельства очевидцев не помогали. Умножали ложь и противники российской Экспансии на юг. После смерти Потемкина и Екатерины эта намеренная дезинформация заместила настоящую историю. Английская версия труда Гельбига, появившаяся в 1813 году, заканчивалась словами: «Зависть, бич великих людей, возвеличивает то, что было одной лишь видимостью, и преуменьшает действительное».[758]758
Memoirs. Р. 117-118.
[Закрыть] Потёмкин стал жертвой собственного триумфа, а «потемкинские деревни» одной из величайших мистификаций в истории.
