Текст книги "Этюды любви и ненависти"

Автор книги: Савелий Дудаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 38 (всего у книги 42 страниц)

На фотографии – герой, грудь которого увешена всевозможными отличиями.

Ханукаев Ошер, вероятно горский еврей, награжден Георгиевской медалью и Георгиевскими крестами IV-II степени. Лечился в военном госпитале Москвы.

Губинштейн Борис Соломонович, родом из Гродно, ветеран русско-японской войны, на которой был произведен в старшие унтер-офицеры и награжден Георгием IV и III степени. В мировую войну награжден Георгием II степени за захват германского пулемета и Георгием I степени за то, что вместе с 25 товарищами захватил знамя и гаубицу противника. Кроме того, представлен к Георгиевской медали IV степени согласно Высочайшей воле как инвалид войны. Лечился в лазарете Красного Креста при Бранденбургском лагере для военнопленных.

Вейцман Израиль Гейнехович, награжден Георгиевскими крестами IV-III степени.

После ранения уволен с военной службы.

Куюмджи Давид Яковлевич, уроженец Карасубузар (Крым), вероятно крымчак.

Награжден Георгиевской медалью и Георгиевским крестом IV степени за то, что под огнем неприятеля перевязал шестерых раненых и за то, что, отправившись из окопов за патронами, пленил и доставил в штаб полка австрийского разведчика. Лечился в Виннице, в Рижском этапном госпитале.

Рит Наум Моисеев, родом из Бердического уезда Киевской губернии, награжден Георгиевской медалью и Георгиевским крестом IV степени соответственно 15 октября и 7 ноября 1914 г. за взятие в плен нескольких германцев; представлен к Георгию III степени за бомбометание в немецкий окоп в конце января 1915 г. и к Георгию II степени за взятие в плен 17 (!) германцев.

Гольдин М.З., подпрапорщик, награжден Георгиевскими крестами IV и III степени.

Чин подпрапорщика получил за то, что, попав в плен, бежал, составил карту местности и доставил важные сведения, благодаря которым был взят в плен немецкий полк!

Борщипольский Лев Абрамович, награжден Георгиевской медалью и Георгием IV степени соответственно за доставку в штаб полка под сильным огнем противника донесения и за разведку и взятие трех пулеметов противника. Представлен к Георгию III степени за то, что в качестве добровольца не раз выполнял опасные поручения, произведен в ефрейторы.

Вольрехт Берко, из Варшавы, представлен к Георгию IV и III степени соответственно за доставку донесения о местонахождении батареи врага после удачной разведки и за то, что, раненный в ногу, сумел вытащить из боя раненого офицера. После второго ранения под Лодзью лечился в Главном военном госпитале Москвы.

Зысманович А., вольноопределяющийся, награжден Георгиевскими крестами IV-II степени за то, что во главе группы разведчиков перешел линию фронта, переоделся в немецкую форму и наблюдал, как немцы рыли окопы; когда они ушли, наши разведчики заняли готовые окопы. Наутро немецкие пехотинцы вернулись, некоторые были убиты, большинство захвачены в плен.

Гельфман П.С., сын купца из Феодосии, представлен к Станиславу III степени с мечами и награжден Георгием IV степени за храбрость.

Фишман Гершон Хаим-Беров, военврач полевого запасного госпиталя, награжден орденом Станислава III степени с мечами и бантами.

Черкес Франек, 47 лет, родом из Кишинева, ветеран русско-японской войны; записался в добровольцы, ему отказали. Тогда он телеграфировал государю, указав на свой унтер-офицерский чин и два Георгиевский креста с японской войны. По особому повелению был зачислен в армию. "Такие сыны нужны отечеству", – говорилось в ответе высшей инстанции. Черкес оправдал надежды: получил медаль за храбрость и Георгиевский крест II степени. Ранен в обе ноги, в живот и левое плечо. Ходил на костылях. Дома оставил жену и пятерых детей. По свидетельству Черкеса, генерал Радько-Дмитриев (болгарин на русской службе) с похвалой отзывался о солдатах-евреях. Мечта Черкеса – получить право на жительство в Москве.

Братья Дубовицкие: Залман, погиб на Варшавском фронте 24 мая 1915 г. во время немецкой атаки; Меер, призванный в начале 1915 г., пропал без вести с 19 апреля.

Дубовицкий Л. – в действующей армии с первого дня войны, артиллерист, произведен за храбрость в унтер-офицеры и награжден Георгиевскими крестами IV-II степени, тремя Георгиевскими медалями, из коих одна золотая, и представлен к Георгиевским крестам I и II степени.

Кацнельсон Мария Израилевна, из Бобруйска Минской губернии, сестра милосердия. С начала войны работала в госпитале в Гомеле в лазарете княжны Паскевич. В 1916 г. минской общиной сестер милосердия командирована в действующую армию, в полевой госпиталь, за работу в котором награждена медалями на Станиславской и Андреевской лентах. В начале июня с. г. как еврейка была удалена из действующей армии и прикомандирована ко Крестовоздвиженскому госпиталю в Гомеле. Приложена фотография милой еврейской девушки. Рядом с ее фотографией – групповая фотография евреев-солдат (около 30 человек), в том числе десяти Георгиевских кавалеров: С. Когалес, Б. Новак, Н. Цейтлин (награжден тремя Георгиями, один I степени), А. Шулькин, А. Вепринский, X. Зевелов, Л. Резник, М. Лейтин, М.

Мирмович, М. Цацкин.

Далее я позволю себе несколько пространных цитат из еврейской прессы 1914-1917 гг.

Приказом командующего армиями Северо-Западного фронта, 150 санитаров виленской добровольной санитарной дружины "за отлично-усердную" службу и труды по уходу за ранеными больными воинами награждены различными знаками отличия и медалями на Анненской и Станиславской лентах. В числе награжденных – 40 евреев, из которых старшина дружины С.А. Иоффе награжден золотой шейной медалью на Александровской ленте, Ф. Тыслер и И. Бер – золотыми нагрудными на Анненской ленте, а остальные – серебряными нагрудными на Станиславской ленте.

Нам пишут из Бердичева.

Жителем г. Бердичева Шлемой Сандалом получено от командира 5 роты 165 пехотного Луцкого полка письмо следующего содержания:

"Семейству Файвеля Сандала. Рядовой 5 роты пехотного полка. Файвель Сандал, будучи санитаром, в боях смело и самоотверженно перевязывал раненых товарищей.

Когда 19 мая бросились в атаку на австрийцев, Сандал последовал за ротой, находился в первых рядах, на ходу перевязывая раненых. Во время перевязки брошенной бомбой он был убит – 19 мая в 11 часов дня. За проявленное мужество и храбрость он был представлен к награждению Георгиевским крестом IV степени.

Представление утверждено и крест будет выслан вам скоро. Командир роты (подпись)".

Сандал погиб на 21-м году жизни. До поступления на военную службу занимался в Бердичеве продажей еврейских газет.

Как сообщают "Одеские новости", в течение последних двух-трех дней держался упорный слух, будто врач одесской еврейской больницы Ю.А. Мюнстер, находящийся в настоящее время в действующей армии, убит. Этот слух оказался неверен. За героическую работу под огнем неприятеля доктор Мюнстер Высочайше награжден орденом св. Анны III степени с мечами и бантом».

"Еврейская неделя" (1915. № 6) сообщала, что 23 мая 1915 г. скончался от ран любимец товарищей и ближайшего начальства, Георгиевский кавалер Залман Шлиомович Шапиро, уроженец местечка Коханово Оршанского уезда. Он дважды побывал в немецком плену и дважды бежал. Один из сослуживцев отправил его родителям такое письмо:

"Здравствуйте многоуважаемый Шлиомо Шапиро!

Спешу послать известие о вашем сыне Залмане Шапиро. Он убит вражеской пулей, которая и осталась в нем. Он этого не мог выдержать и скончался, и похоронен 15 мая 1915 г. При похоронах присутствовал командир полка и много офицеров с хором музыки, потому что он был любимцем полка. Похоронен он парадно на братском кладбище. У него было заслуженных два Георгиевских креста и он был представлен в третьему кресту…" В следующем номере газета (№ 7) информировала читателей, что в Россию кружным путем прибыло 426 русских подданных из Франции. Среди них 142 еврея. Большинство из них учились во Франции на врачей, юристов и технологов. Все они служили добровольцами в пехоте Иностранного легиона*. Встречавший их генерал предложил им выбрать любой род войск. Механики, шоферы, монтеры сразу же получили назначения в части по своим специальностям.

Цион Мандель, уроженец Петрограда, проживающий постоянно в Харькове, вольноопределяющийся унтер-офицер – полный Георгиевский кавалер. Однако офицерское звание ему присвоено не было, а лишь выдан следующий документ: "Дано сие младшему унтер-офицеру из вольноопределяющихся Циону Манделю в том, что он действительно состоял во временно командуемом мною полку в 16 роте с 18 июля 1914 г. по 22 апреля 1915 г., находился в строю, участвовал в боях, за бои 26-28 августа 1914 г. был представлен к Георгиевскому кресту IV степени, за бои 21-24 сентября к Георгиевскому кресту III степени, за бои 6-7 октября к Георгиевскому кресту II степени и за бой 13 декабря к Георгиевскому кресту I степени.

Награжден Георгиевской медалью IV степени за № 72 918 за августовские бои… как кавалер Георгиевского креста III степени произведен в унтер-офицеры, что подписью и приложением казенной полковой печати удостоверяю.

Сие удостоверение дано для подачи в полицейское управление, на предмет права жительства: Подпись командира полка подполковника Л." Рядом с этим удостоверением, опубликованным в "Еврейской неделе" (1915. № 26), напечатана фотография М. Циона.

В другом номере "Еврейской недели" (1916. № 37) опубликовано письмо полкового священника родителям З. Мутерфельда, проживающим в Одессе. Мутерфельд обучался в Берлинской консерватории, но с началом войны вернулся на родину и был призван на военную службу: «С тяжелой грустью сообщаю вам о преждевременной смерти вашего сына Зиновия Мутерфельда. Сын ваш, вами любимый, а для нас дорогой, незабвенный мученик и воин на поле брани, пал смертью героев. Прах его по моему распоряжению покоится около униатского кладбища. Дорогая могилка его обложена зеленым дерном.

***

* В Иностранном легионе служил, например, Виктор Григорьевич Финк (1889-1973), будущий писатель. В 1913 г. он окончил юридический факультет Парижского университета. В качестве волонтера воевал на Западном фронте. В 1916 г. вернулся на родину. Его роман «Иностранный легион» неоднократно переиздавался и переведен на многие языки.

***

В могилу вбит столб, на нем прибита металлическая дощечка такого содержания: «Здесь покоится прах убитого в бою 6 августа 1916 г. рядового… пехотного полка первой роты Зиновия Шмулевича Мутерфельда, Херсонской губернии, мещанина города Одессы».

Вот все, что я в силах был сделать. Да упокоит его праведную душу Иегова в лоне Авраама, пусть спит дорогой, любимый и незабвенный нами Зиновий тихим безмятежным сном до светлого утра, а вас всех, родных и знакомых ему, да утешит Бог Израиля невидимою Своею помощью и милостью. Тяжела утрата, велико родительское горе, но велика честь и слава родителей, сын которых пал честно за родину. Пусть же за их мученическую кровь восторжествует правда».

Спустя почти 90 лет невозможно без волнения читать это удивительно трогательное и тактичное письмо. Обычно погибших на фронте евреев хоронили в братских могилах.

Но священник, вероятно, добился, чтобы Мутерфельда похоронили на униатском кладбище. А главное, в письме есть обращение к старому еврейскому Богу.

Но, пожалуй, это письмо исключение. Во время войны в очередной раз возникла проблема возвращения крестившихся евреев в лоно иудаизма. Обычно это было связано со смертью в госпиталях больших городов. Вот что писал обозреватель "Еврейской недели" (1917. № 10/11) по этому поводу: "На днях Петербургская духовная консистория разрешила принципиальный вопрос (здесь и далее курсив мой. – С. Д.).

Умер крещеный еврей, пожелавший перед смертью возвратиться к вере своих отцов и подавший об этом прошение, которое за краткостью времени не было удовлетворено.

Близкие к покойному лицу возбудили ходатайство о разрешении похоронить его по еврейскому обряду, ссылаясь на предсмертную волю. Администрация запросила заключения епархиальных властей…консистория ответила, что человек, отпавший от православия, не может быть погребен по христианскому обряду, а как и с соблюдением каких обрядностей будет он погребен, для духовной власти безразлично: это дело администрации. Почивший был погребен по еврейскому обряду".

И еще. "Виленский курьер" опубликовал статью о подвиге 20-летнего добровольца, уроженца Виленской губернии Соломона Пельмана, награжденного последовательно Георгиевскими крестами IV-II степени за то, что, затаившись в окопе, он при появлении немцев забросал их гранатами. Рота, воспользовавшись замешательством врага, часть уничтожила, а часть пленила.

Основатель русской военной авиации великий князь Александр Михайлович терпимо относился к евреям, и в его ведомстве были "лица иудейского вероисповедания".

Напомню, что один из пионеров русского аэроплаванья, Всеволод Михайлович Абрамович (1890-1913), внук писателя Менделя Мойхер-Сфорима, впервые в истории авиации совершил длительный перелет по трассе Берлин-Петербург в 1912 г. Погиб во время пилотирования.

В "Еврейской неделе" (1915. № 7) напечатана фотография анонимного "Еврея-авиатора", сидящего за штурвалом аэроплана. В австрийской, например, армии было много офицеров-евреев, в частности в авиации. В знаменитом таранном бою, состоявшемся 26 августа 1914 г., противником пилота П.Н. Нестерова был Фридрих Розенталь.

В одном из киевских лазаретов лечился российский авиатор Эммануил Маргулис, раненный при разведке над Перемышлем.

А сын артиста балета, композитора и дирижера, с 1897 г. капельмейстера лейб-гвардии Преображенского полка А.А. Фридмана (1866-1908), Александр Александрович Фридман (1888-1925), математик и геофизик, был во время войны военным летчиком. В 1922-1924 гг. нашел нестандартные решения уравнений Эйнштейна, что легло в основу теории расширяющейся Вселенной. Один из создателей теории турбулентности и отечественной школы динамической метеорологии. В 1931 г. ему посмертно была присуждена Ленинская премия.

Леонид Мартынов в 1965 г. посвятил А.А. Фридману следующее стихотворение:

Мир не до конца досоздан: небеса всегда в обновах, астрономы к старым звездам вечно добавляют новых.

Если бы открыл звезду я, – я ее назвал бы Фридман, – лучше средства не найду я сделать все яснее видным.

Фридман! До сих пор он житель лишь немногих книжных полок – математики любитель, молодой метеоролог и военный авиатор на германском фронте где-то, а поздней организатор Пермского университета на заре советской власти… член Осоавиахима.

Тиф схватив в Крыму, к несчастью, не вернулся он из Крыма.

Умер. И о нем забыли.

Только через четверть века вспомнили про человека, вроде как бы оценили:

– Молод, дерзновенья полон, мыслил он не безыдейно.

Факт, что кое в чем пошел он дальше самого Эйнштейна: чуя форм непостоянство в этом мире – урагане, видел в кривизне пространства он галактик разбеганье.

– Расширение Вселенной? В этом надо разобраться!

Начинают пререкаться…

Но ведь факт, и – несомненный: этот Фридман был ученым с будущим весьма завидным.

О, блесни над небосклоном новою звездою, Фридман.

Еврейский вопрос был разрешен Февральской революцией. Почти сразу же 2 600 евреев зачислили в военные училища и школы прапорщиков. При том недостатке младших офицеров, который испытывала армия, это был запоздалый, но правильный шаг. Россия войну, к сожалению, проиграла…

Примечания

1 Маевский В. Дореволюционная Россия и СССР. Мадрид, 1965. С. 282-283. 2 Шавельский Г. Воспоминания последнего протопресвитора русской армии и флота. Нью-Йорк, 1954. Т. 1. С. 245-246. Примеч. 3 Образцов И.В. Российские офицеры: Офицерство и нация // Военно-исторический журнал. 1994. № 2. С. 43-49. 4 Деникин A.И. Путь русского офицера. Нью-Йорк, 1953. С. 283. 5 См.: Еврейская делегация у ген. Деникина // Рассвет. 1923. № 17. С. 17-18; № 18. С. 17-18. 6 Самойло А.А. Две жизни. Л., 1963. С. 67, 152, 210; см. также: Дрейер В.Н. На закате империи. Мадрид, 1965. С. 25. 7 Самойло А.А. Указ. соч. С. 93-96, 165. 8 Военачальники и военные деятели России: Военная энциклопедия Сытина. СПб., 1996. Т. А-В. С. 93. 9 Новый восход. Пг., 1915. № 1. Стлб. 36. 10 Грузенберг О. Вчера; Бред войны. Париж, 1938. С. 64. 11 Мариенгоф А. Роман без вранья. Л., 1991. С. 39. 12 Брусилов А.А. Мои воспоминания. Рига, 1929. С. 152. 13 Деникин А.И. Указ. соч. С. 284. 14 Григорьев С.Т. Берко-кантонист. М., 1933. С. 233. 15 Деникин A.И. Указ. соч. С. 285. 16 Лесков Н. Соч. СПб., 1903. Т. XVIII. С. 140-169. Впервые рассказ был опубликован в газете («Гатцука». 1882. № 33). 17 Деникин A.И. Указ. соч. С. 283. 18 Ростопчина Е.П. Стихотворения. Проза. Письма. Иерусалим, 1986. С. 206-208. 19 Бескровный Л.Г. Русская армия и флот в XIX веке. М., 1973. С. 73, 91-92. 20 Риттих А.Ф. Племенной состав контингентов Русской армии и мужского населения Европейской России. СПб., 1875. С. 6, 35-39. 21 Там же. С. 40-41. 22 Дрейер В.Н. Указ. соч. С. 187-192. 23 Там же. С. 73, 214. 24 Еврейская жизнь. Харбин, 1937. № 47. С. 13. 25 Гостап Б. Евреи в мировой войне: Об еврейской храбрости и патриотизме // Гадегел. Харбин, 1940. № 7. С. 5-7. 26 Брусилов А.А. Указ. соч. С. 73. 27 Лемке М. 250 дней в царской Ставке (25 сентября 1915 г. – 2 июля 1916 г.). Пг., 1920. С. 328, 530, 631. 28 Головин Н.Н. Военные усилия России в мировой войне: В 2 т. Париж, 1939. Т. 1. С. 152; Т. 2. С. 334-335. 29 Лукомский А.С. Воспоминания. Берлин, 1922. Т. 1. С. 88. 30 Джунковский В.Ф. Воспоминания: В 2 т. М., 1997. Т. II. С. 558. 31 Там же. С. 559-563. 32 Там же. С. 561. Примеч. 33 Зайончковский П.А. Александр и его окружение // Вопр. истории. 1966. № 8. С. 130; Он же. Российское самодержавие в конце XIX столетия. М, 1970. С. 39-40. 34 Ахун М.И., Петров В.А. Царская армия в годы империалистической войны. M., 1929. С. 42-44. 35 Там же. С. 45. 36 БаратовЛ. Вселенская держава // Часовой. Брюссель, 1980. Сент.-окт. № 627. С. 4-5. 37 Там же. С. 4. 38 Грулев М.В. Записки генерала-еврея. Париж, 1929. С. 240. 39 Баратов Л. Указ. соч. Послесловие. С. 9. 40 Еврейская неделя. Пг., 1916. № 23. Стлб. 31. 41 Евреинов Н. Незнание или сознательная клевета: Откровения Амальрика и других диссидентов // Часовой. Брюссель, 1979. № 619 (4). С. 13. 42 Дубнов С.М. Книга жизни. Воспоминания и размышления: Материалы для истории моего времени. Рига, 1935. Т. II: 1903-1922. С. 188-189, 205. 43 Лемке М. Указ. соч. С. 113. 44 Там же. С. 203. 45 Лемке М.К. Указ. соч. С. 37. 46 Самойло А.А. Указ. соч. С. 163. 47 Шавельский Г. Указ. соч. Т. 1. С. 271. 48 Бонч-Бруевич М.Д. Вся власть Советам. М., 1964. С. 25-26. 49 Шавельский Г. Указ. соч. Т. 1. С. 272. 50 Там же. С. 273. 51 Головин Н.Н. Указ. соч. С. 147. 52 Лемке М. Указ. соч. С. 178. 53 Брюсов В. Пасхальная встреча // Щит: Лит. сб. под ред. Л. Андреева и др. М., 1916. С. 40-42. 54 Еврейская неделя. Пг., 1916. № 5. С. 26. 55 Дрейер В.Н. Указ. соч. С. 144-145. 56 Свечин М. Записки старого генерала. Ницца, 1964. С. 99. 57 Лемке М. Указ. соч. С. 179. 58 Там же. С. 180. 59 Там же. С. 181. 60 Головин Н.Н. Указ. соч. С. 148. 61 Самойло А.А. Указ. соч. С. 183. 62 Лемке М. Указ. соч. С. 181, 182. 63 Дрейер В.Н. Указ. соч. С. 112. 64 Ясюков М. Начало века: жизнь, проблемы, нравы армии России // Коммунист вооруженных сил. 1990. № 7. С. 71. 65 Лемке М. Указ. соч. С. 353. 66 Там же. С. 6-3. 67 Яковлев Л. Русские евреи и война // Еврейская трибуна. Берлин, 1921. Апр. № 66. С. 4. 68 Еврейская неделя. Пг., 1915. № 1. Стлб. 25-26; № 3. Стлб. 14; № 4. Стлб. 25-26; № 7. Стлб. 21-23, 30-31; № 9. Стлб. 21; № 12. Стлб. 24; № 14. Стлб. 11-12; № 15; № 18. Стлб. 10-12; № 19. Стлб. 23; № 20. Стлб. 22-23; № 26. Стлб. 30; № 29. Стлб. 33-34; № 30. Стлб. 21; № 31/32. Стлб. 46-48; 1916. № 4. Стлб. 25; № 5. Стлб. 26; № 8. Стлб. 34; № 34. Стлб. 18-20; № 37. Стлб. 27-28; № 43. Стлб. 22; 1917. № 6; № Ю/11. Стлб. 43; Новый восход. 1915. № 1. Стлб. 35; № 4. Стлб. 30; № 12/13. Стлб. 48; Война и евреи. Пг., 1915. № 7. С. 10; Бонч-Бруевич М.Д. Указ. соч. С. 36. Примеч.

Приложения

Необходимое предисловие к публикации С 1976 г. в СССР выходит многотомная аннотированная библиография «История дореволюционной России в дневниках и воспоминаниях». Инициатором и первым редактором этого, несомненно, солидного издания был профессор Московского университета и почетный член Американской исторической ассоциации П.А.

Зайончковский (1904-1983). Меня в данной библиографии в первую очередь, естественно, интересовало то, как в ней отражена история еврейского народа в России – история длительная, мучительная и насыщенная часто негативными событиями. (Оговорюсь сразу, это ни в коем случае не рецензия!) Следует признать, что евреям в этом труде, как ни удивительно, но, можно сказать, повезло: несмотря на то, что при отборе биографий и материала в начале 70-х годов теперь уже прошлого века (надо полагать, читатели не забыли, что это были за времена) составители руководствовались исключительно "великодержавными" принципами1, все же из общего числа примерно в 20 тыс. описаний (в вышедших томах) не менее 800 так или иначе касаются евреев. Вместе с тем неполнота отбора очевидна даже из списка просмотренных составителями периодических и продолжающихся изданий: вы не найдете там ни "Еврейский мир", ни "Восход"…

Столь же односторонним представляется освещение в библиографии религиозных – независимо от конфессиональной принадлежности – проблем, более семи десятков лет вызывавших у советских издателей неприятие. Библиография, о которой идет речь, казалось бы, является счастливым исключением, но и здесь коробит принцип отбора, его можно выразить словами одного из героев английского романиста Г. Фильдинга:

«Когда я говорю "религия", я имею в виду христианскую религию».

По-видимому, мы имеем дело не столько с исходными установками составителей, сколько с цензурными требованиями. Но более детальное знакомство с материалами этого издания обнаруживает странное обстоятельство. Составители пунктуально расписали содержание издававшегося с 1880 г. под началом публициста А.С.

Суворина (1834-1912) "Исторического вестника", который в течение 37 лет был одним из ведущих журналов консервативного направления. Среди прочих в разных рубриках библиографии отражены мемуарные публикации С.С. Окрейца, но непонятным образом отсутствует информация о его воспоминаниях, посвященных встрече с рабби Менахемом-Менделем Шнеерсоном (Цемах-Цедек, 1789-1866) – "Цадик Мендель из Любавич"2, – лакуна, к сожалению, вполне очевидная и однозначная. Именно поэтому я предлагаю вниманию читателей публикацию воспоминаний Окрейца, представляющих, на мой взгляд, большой интерес. Но прежде о личности мемуариста.

Станислав Станиславович Окрейц (1863 – после февраля 1917) – один из моих "любимцев" и, пожалуй, одна из самых одиозных фигур в истории российской журналистики. Чего стоит хотя бы такой факт его биографии: в начале 1887 г. наследники А.С. Пушкина возбудили против Окрейца уголовное дело, обвинив в присвоении чужой собственности, поскольку он издал Полное собрание сочинений Пушкина до 29 января 1887 г., т. е. до разрешенной гражданским правом даты. Кроме того, Окрейц снискал сомнительную славу "пресловутого присяжного юдофоба", "в течение многих лет то под собственной фамилией, то под псевдонимом Орлицкого выливавшего в специально создаваемых им органах печати помои на еврейский народ"3. Даже А.П.

Чехов, который, как известно, не отличался особым филосемитством, называл С.С.

Окрейца "Юдофобом Юдофобовичем", а в шуточной литературной табели о рангах поставил его на последнее место как "не имеющего чина"4.

Любопытно, что автор книги "Нерусская кровь в русских писателях" С.Ф. Либрович считал С.С. Окрейца евреем по происхождению и даже полагал, что тот вырос в еврейской семье. О том же писал весьма осведомленный журналист А.Е. Кауфман. Но тем не менее Окрейц с целью истребления еврейского народа предлагал производить еврейкам принудительные аборты5. История знает много подобных примеров: люди, в которых текла еврейская кровь и которые изменили вере предков, становились ярыми антисемитами.

Сам С.С. Окрейц утверждал, что он родился в 1836 г. в польской семье. Его отец, преподаватель математики в частных учебных заведениях, был в молодости причастен к декабристскому движению, но не пострадал и навсегда остался "либералом". С детских лет запомнил Окрейц разговор отца с Фаддеем Булгариным: «"Ого, друг Христофор! (так называл Булгарин Окрейца-старшего. – С. Д.) Ты не меняешься и такой же либерал, каким был в двадцать пятом году". – "Зачем мне меняться? Вот ты так сильно переменился". Улыбка спала с лица человека, ставшего символом журналистской продажности. "Ты с Дубельтом (управляющий Третьим отделением и начальник штаба Отдельного корпуса жандармов. – С. Д.) незнаком?" – "Разумеется, незнаком". – "То-то же! А я как издатель газеты по необходимости знаком. Ну и то, во что верил в двадцать пятом году, прячу подальше"»6.

Для Окрейца-младшего своего рода жизненным рубежом стало польское восстание 1863 г., к которому он примкнул под влиянием невесты Адель Яснопольской – пламенной патриотки. В воспоминаниях Окрейц описал их последнюю встречу во время восстания.

Он потерял Адель из виду после подавления восстания. На письма к ней не получал ответа. Однажды на пустынной дороге Окрейц встретил кортеж – телеги с инсургентами в сопровождении конвоя. На одной из телег он увидел знакомую фигуру невесты, скрывавшей лицо под густой вуалью. Окрейц окликнул ее: «"Это Вы, Адель?..

Что же Вы молчите?" Она откинула вуаль, сдернула белую повязку, закрывавшую один ее глаз, и я отступил в ужасе. Глаз был жестоко выбит, выстегнут, и кровавая рана еще не затянулась. "Что это? Кто это сделал??!" Суровое, как бы застывшее лицо Адели искривилось болезненною, страдальческою улыбкою. Она заговорила… И голос был не тот, не прежний; слова жестки, обрывисты, суровы: "Вы спрашиваете, кто мне выбил глаз? Казак выбил…"». (Этот рассказ не преувеличение бывшего инсургента. Вот свидетельство крестьянина, участника одного из расстрелов повстанцев в 1863 г.: "Был он мужчина здоровенный, косая сажень в плечах и лбище огромадный… Когда мы его привязали к дереву, он стал нас просить, чтобы мы целились лучше, а то говорит, я больно живуч. И действительно, точно заколдовал он нас. Два раза палили, а он все дрыгается и стонет. Так живьем и закопали"7.) После подавления восстания Окрейц познакомился с Всеволодом Крестовским, автором нашумевшего романа "Петербургские трущобы". Они подружились, и Крестовский поселился на квартире Окрейца. Крестовский тогда работал над романом "Панургово стадо", и нет сомнения, что "шумовскую инсургенцию" он описал со слов Окрейца, особенно столь печальный факт, что "панургово стадо" очутилось в руках "нетрезвых русских живодеров". "Дубельтом" Окрейца стал даже не жестокий усмиритель восстания Муравьев-"вешатель", а его преемник К.П. Кауфман доведший "строгость системы Муравьева… до предела, до которого сам Муравьев никогда бы ее не довел"8. Сомнительный тезис. Как раз Кауфман более подходил на роль "бархатного диктатора". Просто Окрейц в бытность свою инсургентом особой храбрости не проявил: по неясным причинам он отстал от отряда повстанцев и зафиксировал свое алиби на балу у знакомого жандарма. А вот другая любопытная деталь: несостоявшийся повстанец Окрейц провалился ночью в болото, и некий "жидок" (как он выразился), рискуя жизнью, спас "героя", не испытавшего при этом никакой благодарности к спасителю9. Окрейц в полной мере реализовал свое язвительное "остроумие", потешаясь над евреями, которые равным образом боялись и русских казаков, и польских жандармов. По утверждению Окрейца, везде, где есть евреи, процветают эксплуатация, жульничество и воровство. В деревнях евреи грабят "холуеватых" белорусов; в долговой яме некто Ицко Хапкин обделывает делишки за счет ближних… А уж о пишущей еврейской братии и говорить нечего: для нее Окрейц не нашел ни одного доброго слова10. Вместе с тем следует отметить, что даже такой отъявленный антисемит иногда писал правду. Например, в автобиографической хронике "Далекие годы" он описал самодурство польских помещиков, выселявших евреев: "Выселение производилось очень просто: господские люди, под предводительством эконома, шли к еврейскому дому, выводили из него осужденную на изгнание семью… Затем несчастных евреек, детей и стариков со всем скарбом вытаскивали на большую дорогу и оставляли в поле, а дом запирали на замок". Конечно, подобные откровения в творчестве Окрейца единичны.

Не имея возможности подробно прокомментировать, как Окрейц осветил личность рабби Менахема-Менделя Шнеерсона, процитирую лишь переписку шефа жандармов А.Х.

Бенкендорфа с генерал-губернатором Смоленским, Витебским и Могилев-ским П.Н.

Дьяковым, копии которой хранятся в фонде историка С.М. Гинзбурга в отделе рукописей Иерусалимской публичной библиотеки. Вот что писал 9 июня 1841 г. генерал-губернатор: "Любавичер (так называли в документах цадика. – С. Д.) проживает с 1813 г. постоянно в местечке Любавичах; от роду 50 лет; по слабости здоровья он почти никуда из дома не выезжает; поведения и нравственности хороших; противного правилам в нем не замечают; по-русски он мало говорит и плохо знает этот язык; но, занимаясь беспрерывно чтением еврейских книг, он так в них сведущ, что евреи секты хоседимов, к которой он принадлежит, и даже миснагиды обращаются к нему с просьбами о разрешении каких-либо сомнений по их вере и для этого приезжают к нему даже из других мест евреи, которым он изъясняет догматы своей веры и разрешает встречающиеся сомнения… Он имеет влияние на своих единоверцев, которые питают к нему большое уважение и много доверяют ему из почтения к предкам…

Предсказания Менахема-Менделя относительно будущего Окрейца сбылись, о чем тот поведал в воспоминаниях. В частности, рабби "обещал" ему долголетие. Мы не знаем года смерти Окрейца (его последняя публикация датирована 1918 г.), но, судя по косвенным данным, он прожил 84 года. Что произошло с ним в годы революции, сказать трудно. Проявление антисемитизма могло стать тогда поводом для расстрела, преклонный возраст не был помехой: расстреляли же большевики весьма известного сотрудника "Исторического вестника" М.О. Меньшикова, которому минуло 60. Но чаще случалось обратное: так, большевики освободили из тюрьмы историка-антисемита Д.И.

Иловайского, равно как издателя "Протоколов Сионских мудрецов" С.А. Нилуса – первого по возрасту, второго – по причине невменяемости. Пощадила новая власть и литератора-"жидоеда" В.П. Буренина и "аккуратного" антисемита писателя И.И.