Текст книги "Тяжелое падение (ЛП)"
Автор книги: Сара Ней
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
– Я во вкусе всех женщин, – уверенно заявляет он.
– Не в моём, – упрямо стою на своём я. – Кроме того, меньше всего кому-то из команды хочется, чтобы дочь генерального директора пришла и испортила всё веселье.
– Очевидно, это не помешало тебе встречаться с этим придурком. – Точно подмечено. – Ты выглядишь так, будто тебе не помешало бы немного повеселиться, и разве не было бы здорово утереть ему нос нашими отношениями? Этот чувак, блядь, презирает меня.
– Почему?
– Потому что он ребёнок.
Это абсолютно ничего не объясняет.
– Без разницы. Я не пойду с тобой завтра.
Трейс Уоллес, гигантский клоузер5 «Чикаго Стим», сверлит меня взглядом, который, я уверена, призван заставлять мужчин съёживаться.
– Как хочешь, но я пойду на барбекю, и когда увижу там твою бывшую игрушку, то буду вынужден сказать ему правду, потому что ненавижу врать.
Я вскидываю руки вверх.
– Ты солгал ему прямо в лицо пять минут назад.
– Я изменился.
– О, боже мой. – Он не мог сказать этого.
– Ты часто употребляешь имя Господа всуе, – говорит он мне, хватая с подноса небольшую чашку с овощами и соусом и запихивая в рот палочку сельдерея.
Я употребляю имя Господа всуе?
– А ты что, никогда не ругаешься?
– О, половина слов, которые вылетают из моего рта – это ругательства. – Он жуёт, шумно хрустя, и меняет тему. – В любом случае. Было приятно официально познакомиться. Пожелайте мне удачи завтра. Мне придётся самому придумывать предысторию, и кто знает, чем это закончится.
Воу, воу, воу, не так быстро.
– Подожди одну чёртову минуту. Ты не можешь сказать ему, что мы не встречаемся.
– Но мы же не встречаемся. Я не в твоём вкусе.
– Дело не в этом.
– Нет, дело в этом. – Он макает сельдерей в крошечный контейнер с соусом и откусывает. – Хотя не было бы ложью сказать, что мы встречаемся, если бы ты пошла со мной на барбекю в качестве моей спутницы.
– Верно, но тогда я застряла бы с тобой, кто знает, на сколько времени.
– Ауч. Это задело мои чувства.
Мэдисон мотает головой туда-сюда, пока мы обмениваемся выстрелами.
– Я не пойду с тобой ни на какую вечеринку, потому что ты пытаешься манипулировать мной.
– Мне бы не хотелось, чтобы ты так думала.
– Но я также не знаю, на что ты способен, когда предоставлен сам себе.
Хрусь, хрусь.
– Это правда.
– Что ты собираешься сказать Марлону?
Трейс пожимает плечами.
– Не знаю. Наверное, правду – я увидел, как он приставал к тебе, и подошёл, думая, что, если притворюсь твоим парнем, он оставит тебя в покое.
Хм. Мне не нравится, как это звучит, хотя это и правда.
– Или скажу ему, что у тебя утренняя тошнота и что ты недостаточно хорошо себя чувствуешь, чтобы прийти, потому что от вида соуса для барбекю тебе хочется блевать, а это нехорошо для ребёнка.
Я моргаю.
Мэдисон хмыкает.
Трейс жуёт.
– Ты не посмеешь.
Он склоняет голову набок.
– М-м-м, кто меня остановит? – Ещё одна палочка сельдерея обмакивается в соус. – Мне скучно. Это меня развлечёт. Завтра я хочу продолжить развлекаться с Деймоном, и если никто не сможет меня остановить... – Он пожимает широкими плечами. Каждый мускул напрягается от этого простого, единственного движения. – Я должен пойти пообщаться. Дамы. – Он склоняет голову, прощаясь, и я ошеломлённо смотрю ему вслед.
Мы с моей лучшей подругой молча стоим и наблюдаем за его уходом.
– Вау. Он действительно нечто, не так ли? – Её голос такой же мечтательный, как и её обожающий взгляд.
Я поднимаю руку, чтобы заставить её замолчать.
– Не начинай. Разве ты не слышала, как этот говнюк пытался меня шантажировать?
– Шантажировать? Нет, он тебя просто дразнит.
– Дразнит?
– Ну, или флиртует. Холлис, остынь – он пришёл тебе на помощь. Что плохого в том, чтобы пойти с ним завтра на одно жалкое сборище? У тебя же больше ничего не происходит.
Ненавижу, когда она указывает на очевидное.
– Ну, спасибо.
– К тому же, ты сможешь утереть нос Марлону.
– Я не собираюсь вытирать ему нос. – Моя попытка пошутить проваливается, пока моя лучшая подруга пристально смотрит на одного из игроков моего отца.
Игрок.
Вот кто такой Трейс «Базз» Уоллес, и мне стоит помнить об этом.
Но всё же. Он пытался быть моим рыцарем в сияющих доспехах – жаль, что на самом деле парень идиот, обёрнутый в фольгу.
– Я не могу этого сделать. Не могу пойти в дом Ноя Хардинга и изображать улыбку несколько часов подряд. У меня отвалятся губы.
– Я знаю, знаю. Твой девиз: «Если мне придётся симулировать улыбку, я не пойду». Ты говоришь это постоянно, но, Холлис, он такой милый.
– И что? Здесь полно симпатичных мужчин, и большинство из них – лживые, изменяющие козлы.
– Но некоторые из них не такие.
Я бы хотела, чтобы она перестала защищать Трейса.
– Но он такой.
– Ты этого не знаешь.
– О нём пишут во всех газетах, он вечно ввязывается в неприятности.
– Серьёзно, Холлис? Не ты ли всегда говоришь мне не верить тому, что я читаю в газетах или в интернете, утверждая, что СМИ придумывают информацию, чтобы продать историю? Так насколько же плохим может быть этот парень?
Я смеюсь, запрокидывая голову, и когда мой взгляд пересекает комнату, встречаясь с тёмно-карими глазами, я сглатываю.
– Достаточно плохим.
– Отлично. Ты выиграла. – Мэдисон отпивает из бокала, который держала в руках всё это время, и я уверена, что напиток тёплый как моча. Ой, то есть тепловатый. – Я больше не буду об этом говорить.
Я смотрю на неё, зная, что она снова упомянет об этом через пять, четыре, три, два...
– Всё, что я хочу сказать, ты не можешь позволить этому мужчине пойти на вечеринку и рассказать людям, что ты залетела.
Я закатываю глаза.
– Он этого не скажет.
– Нет, скорее всего, нет. К завтрашнему дню он придумает что-нибудь ещё более ужасное, потому что посмотри на него. Его мозги, наверное, размером с грецкий орех и свободно болтаются у него в голове.
– Эй, не будь такой злой. Уверена, что он умный. – Я изучаю его сейчас, когда Трейс стоит в скоплении игроков и их жён, и все они смеются так громко, что мне хорошо слышно их отсюда. Весёлый, беззаботный смех. Как будто они веселятся. Как и я должна бы.
Все эти люди, скорее всего, будут там завтра.
Один из них оглядывается через плечо, прямо на меня. Поднимает брови, затем поворачивается обратно к группе.
Чёрт.
Мой лоб начинает покрываться испариной.
Конечно, он ещё не...
Конечно, он не стал бы...
Наши глаза снова встречаются. Кто-то ещё прослеживает за его взглядом, и я вижу удар локтем.
У меня в животе образуется узел.
Вот засранец!
Зачем он это делает?!
Меньше всего мне нужно, чтобы какой-то изнеженный, избалованный, профессиональный спортсмен, которому никогда не говорили «нет», использовал меня в качестве какой-то извращенной формы развлечения. Я не шутка! Я дочь его босса, ради всего святого...
Чёрт, прости, Господи. Я возношу молитву, извиняясь за то, что использовала его имя всуе.
– Что, чёрт возьми, я делаю?
Проклятие. Ещё раз извини.
– Очевидно, разговариваешь сама с собой.
– Я усваиваю.
– Понятно. – Мэдисон поднимает свой бокал, в котором нет вина. – Может, перенесём этот маленький праздник в бар? Мне нужно ещё выпить.
Я рассеянно киваю, бесцельно плетясь за ней, немного потрясённая всем этим днём, а он ещё не закончился. Билеты, которые мне навязали. Подошедший Марлон. Трейс устроивший нам засаду. Идея с фальшивым свиданием.
Это слишком много для моего мозга. Это не мой стиль. Я люблю планы и структуру – спонтанные и импровизированные приглашения меня раздражают, так что в этом плане я очень похожа на своего отца.
Я стону.
Смотрю на затылок Мэдисон и начинаю отсчитывать минуты до того момента, когда мы сможем выбраться отсюда.
Неизвестный номер: Во сколько мне за тобой заехать?
Я: Кто это?
Неизвестный номер: Ты очаровательна, когда так делаешь. Это так мило.
Я: Нет, правда, кто это?
Неизвестный номер: Твоё завтрашнее свидание. Я собираюсь заехать за тобой, а потом мы сможем выпить кофе, или чая, или чего ты захочешь, прежде чем отправиться к Хардингу. Его дом недалеко от моего, но я могу тебя подбросить, без п.
Без п? Что это значит?
Я гуглю. Без проблем.
Ясно.
Я: Трейс, я не пойду с тобой на эту вечеринку. И откуда у тебя вообще мой номер?
Трейс: Я позвонил секретарше твоего отца и сказал, что записал его на салфетке, вместо того чтобы забить в телефон, и потерял, и она дала его мне. Вечеринка – это всего лишь барбекю на заднем дворе, так что ничего особенного. Меньше давления, надень шорты.
Я: Слушай, я уверена, что ты хороший парень и всё такое, но меньше всего на свете я хочу идти на вечеринку и оказаться рядом с Марлоном Деймоном.
Трейс: Ладно. Но ты должна знать, что он сказал кое-кому из команды, что ты лгунья и всё ещё влюблена в него.
Я: ВСЁ ЕЩЁ ВЛЮБЛЕНА В НЕГО?! Я НИКОГДА НЕ БЫЛА ВЛЮБЛЕНА В НЕГО! МЫ ПРОВСТРЕЧАЛИСЬ ПЯТЬ МИНУТ.
Трейс: Почему ты кричишь?
Боже мой, я убью этого парня, реально.
Я: Пожалуйста, скажи, что ты пошутил.
Трейс: Любовничек сказал Хосе Родригесу, что ты не придёшь завтра, потому что до сих пор тоскуешь по нему.
Я: Тоскую? Кто вообще так говорит?
Трейс: Ну, он использовал другие слова, но ты же леди, поэтому я применил свой фильтр. Шокирующе, я знаю. Мама была бы так горда мной.
Даже представить не могу, какие слова он произнёс на самом деле. Если и есть что-то положительное в Марлоне Деймоне, так это то, что он может быть придурком, но никогда не был непристойным или неуважительным. Я имею в виду... если не считать измены, ха-ха.
Я: И ты думаешь, что моё появление заставит его перестать болтать обо мне? Я вообще не хотела, чтобы кто-нибудь знал, что мы встречались. И не встречаюсь с игроками именно по этой причине.
Трейс: Первое правило бейсбола: нет ничего святого. Кодекс поведения парней. Мы рассказываем друг другу обо всём – ты обманываешь себя, если думаешь, что он будет держать рот на замке.
Я: И теперь все думают, что я встречаюсь с тобой? Это последнее, о чём я хочу, чтобы люди думали. ЧТО, ЕСЛИ МОЙ ОТЕЦ УЗНАЕТ?
Трейс: Твой отец – говнюк, без обид.
Я: **закатываю глаза**.
Трейс: Не обижайся, я просто честен. Твоему отцу никто не нравится, поэтому ты не сможешь привести домой никого, кого бы он одобрил, игрок это или нет.
Уф. Он прав.
Я уступаю.
Я: Это правда.
Трейс: Просто приходи на вечеринку. Обещаю, буду вести себя хорошо.
Я: Лол
Трейс: Я серьёзно. У нас даже может быть стоп-слово, так что, если ты будешь чувствовать себя некомфортно, просто скажи это, и мы уйдём. Без лишних вопросов.
Смотрю на это заявление, немного удивлённая, прикусываю нижнюю губу, размышляя. Как бы мне ни было неприятно это признавать, но я проникаюсь к нему симпатией. Как и к идее пойти на это дурацкое новоселье или что бы там ни было.
Опускаю взгляд на свою пижаму. Ту же самую, что надеваю несколько раз в неделю, меняя на другую скучную пару то тут, то там. Мои «пижамы одинокой девушки», как я их называю, потому что они старые, поношенные и удобные, и я умру, если какой-нибудь мужчина увидит меня в них.
Я: Что за слово?
Трейс: Выбирай сама.
Я: Буквально любое слово? И я скажу его, и мы уйдём?
Трейс:Да, любое слово или словосочетание. Например, ты общаешься, захотела уйти и говоришь «сосиска». Я буду знать, что пора уходить.
Я: Как будто я смогу случайно использовать слово «сосиска» в предложении в присутствии всех этих людей.
Трейс: Это необязательно должно быть при ком-то. Можешь прошептать мне на ухо «сосиска».
Это, должно быть, самый странный разговор, который у меня когда-либо был с мужчиной, за всю мою жизнь.
Я: Хм, нет.
Трейс: А как насчёт смегмы? Или слизь? Может, смазка?
Я: Лол
Я смеюсь, представляя себе выражение лица бейсболиста, или жены, или подруги, если бы использовала любое из этих слов в предложении.
Трейс: Дрочка. Флегма. Презик. Гениталии.
Я: Нет! Откуда ты это берёшь?
Трейс: Это должно быть отдельное слово, чтобы нельзя было ошибиться, что это слово для побега!
Я: Я понимаю, но разве обязательно оно должно быть мерзким?
Трейс: А что мерзкого в слове флегма?
Я: Лол
Трейс: Ладно. Как насчёт... папочка.
Я: Лол
Я: Хорошая попытка. Я НЕ БУДУ называть тебя на людях папочкой.
Трейс: То есть хочешь сказать, что будешь называть меня папочкой наедине?
Я: ЛОЛ НЕТ!
Снова смеюсь. Честно говоря, этот парень заставляет меня смеяться, и я не могу остановиться и уже начала фыркать.
Трейс: У тебя есть предложения получше?
Я: Буквально любое из моих предложений лучше, чем это.
Трейс: Отлично, давай послушаем.
Я откидываюсь назад, прислоняясь к изголовью кровати, и задираю подбородок вверх, глядя в потолок. Хм, какие есть хорошие стоп-слова?
Я: А что, если я скажу что-то вроде: «Кажется, я забыла закрыть окно в спальне».
Трейс: Эм, дождя не должно быть.
Я: О. Ну да.
Трейс: Давай просто выберем «газики» и покончим с этим.
Я: Лол
Трейс: Ты действительно смеёшься или просто пытаешься сделать мне приятное?
Я: Действительно смеюсь.
Трейс: Хорошо, мне не нужны твои жалостливые ЛОЛ.
Я снова смеюсь, но не говорю ему об этом. Он делает так, что раздражаться на него чертовски сложно.
Я: Поверь мне, я использую их экономно.
Трейс: Я заеду за тобой в полдень, и мы всё решим по дороге. Какой у тебя адрес?
Прежде чем успеваю подумать, я набираю свой адрес и нажимаю «отправить».
Чёрт. Чёрт! Я нажала «отправить»? Я нажала «отправить». Уф!
Трейс: Полдень. Одежда повседневная, купальник не обязателен. Будет весело.
Ни за что на свете я не возьму с собой купальник.
Я: Я уже жалею об этом.
Трейс: ЛОЛ
Трейс: Нам будет весело, не волнуйся об этом. Предоставь это мне.
Я беспокоюсь не о веселье, а о «предоставь это мне» и о том, что чувствую себя слишком комфортно с мужчиной, который явно не из тех, кто может остепениться и завести семью.
Может, мне ещё и не так много лет, но я знаю, что хочу детей скорее раньше, чем позже, и дом, и жизнь, которая сильно отличалась бы от той, в которой я выросла – жизнь с родителями, которые постоянно ссорились, потому что папа – трудоголик и сделал маму несчастной и, вероятно, изменял ей при каждом удобном случае.
Может, наша жизнь и была привилегированной, но это была золотая клетка, в которой я не хотела жить.
Трейс: Полдень?
Я: Как скажешь, Базз...
ГЛАВА 5
Трейс
Сказать, что я шокирован видом жилого комплекса Холлис Уэстбрук, значит, преуменьшить. Потому что ожидал увидеть многоэтажку на набережной или особняк в престижном районе города. Возможно, даже маленькую шикарную квартиру в дорогом районе.
Вместо этого адрес, который прислала младшая дочь Томаса Уэстбрука, привёл меня в то, что можно охарактеризовать только как сомнительный район города, или, по крайней мере, в место, совершенно противоположное тому, где я ожидал её увидеть.
Неужели её семья не помогает ей?
Я сглатываю, когда подъезжаю на своём спортивном автомобиле к обочине, поправляя зеркало заднего вида, чтобы осмотреть местность позади. Хватаю телефон, чтобы отправить ей сообщение, возможно, это не то место, и замечаю женщину, толкающую коляску, которая идёт в мою сторону из соседнего квартала, и двух детей, играющих в мяч на другой стороне улицы.
Опустив голову, перепроверяю адрес.
Я: Привет, я на улице, но не уверен, что нахожусь в нужном месте.
Холлис: Видишь чёрную дверь с дверным молотком в виде ананаса?
Я: Да.
Холлис: Тогда ты в нужном месте. Дай мне секунду, я сейчас спущусь.
Кладу телефон в подстаканник и жду, наблюдая за соседями и машинами, медленно ползущими по улице, часы отсчитывают секунды, которые требуются Холлис, чтобы выйти из парадной двери.
– Чёрт. Наверно, мне стоит выйти, – бормочу я.
Я должен выйти, верно? И подождать её? Встать рядом с дверью со стороны пассажира или что-то в этом роде, чтобы быть вежливым, поскольку не поднимался к ней в квартиру? Не то чтобы я знал, какая из них её – предполагаю, что это многоквартирный дом.
Да, мне нужно выйти.
Обхожу вокруг, прислонившись к борту своей чёрной блестящей машины, которую вымыл до блеска сегодня утром. Скрещиваю руки и ноги, как Джейк Райан в культовой подростковой классике «Шестнадцать свечей», чтобы, когда моя спутница выйдет из дома, она увидела меня и спросила: «Кто, я?», а я такой: «Да, ты!». Сердцеед Джейк для своей Молли Рингуолд, или как там её зовут в фильме.
В голове играет песня, и я представляю, как позже мы кушаем праздничный торт за моим кухонным столом. Но, опять же, у меня нет свечей, и сегодня не мой день рождения. Может быть, если мне повезёт, она всё равно со мной поцелуется.
Сладкий вкус её губ.
Я ухмыляюсь, представляя себе всё это, а потом открывается входная дверь, и из неё выходит Холлис, слегка помахав мне рукой, прежде чем повернуться, чтобы закрыть дверь.
Когда девушка поворачивается ко мне лицом? Холлис чертовски очаровательна в яркой оранжево-розовой юбке, шлёпанцах и майке в обтяжку.
Она прекрасна.
Её волосы распущены, а в руках подарочный пакет, могу предположить, что это подарок для хозяйки, а не для меня. Моё волнение немного утихает, потому что я люблю подарки.
– Привет.
– Привет, – отвечает она, и я отхожу в сторону, чтобы открыть ей дверцу, позволяя той проскользнуть внутрь и устроиться поудобнее, прежде чем закрыть её.
Я наблюдаю, как девушка пристёгивает ремень безопасности, обходя машину спереди, и в животе у меня завязывается узел.
«Расслабься», – говорю я себе. – «Ты же секси. Чего ты так нервничаешь? Каждый в Америке хочет заполучить частичку тебя».
«Но не она», – напоминаю я себе.
Может, в этом и есть смысл, и поэтому я так стараюсь, хотя на самом деле мне следует оставить её в покое и забыть обо всём. К несчастью для неё, она слишком часто смеялась над одной из моих глупых шуток, а поскольку я жажду комплиментов, то не собираюсь уходить без боя.
Или пока не увижу выражение лица Марлона Деймона, когда появлюсь на вечеринке под руку с Холлис Уэстбрук.
Если, конечно, она ко мне прикоснётся.
Холлис не производит на меня впечатления чрезмерно любвеобильного человека, и уж точно не со мной.
Но она считает тебя забавным...
– Какая квартира твоя? – Я смотрю на окна трёхэтажного здания и думаю, что она живёт либо на втором, либо на последнем. По моему мнению ни одна одинокая девушка не должна жить на первом этаже ради собственной безопасности.
– Вообще-то, всё здание принадлежит мне.
Я съёживаюсь. Место чертовски уродливое.
– О, это... мило.
Смех Холлис заполняет кабину моего спортивного автомобиля, гармонируя с рёвом двигателя.
– Это скорее инвестиционная недвижимость. Я потихоньку ремонтирую его и, в конце концов, продам. Надеюсь, в следующем году.
– Так ты занимаешься перепродажей недвижимости?
Я тоже занимаюсь перепродажей недвижимости.
– Да, мне это нравится. Это мой второй проект. Предыдущий не занял столько времени, но мне очень нравится этот район. Снаружи здание, может, и не очень, но внутри – сплошное очарование.
Очарование.
Только цыпочки используют это слово.
– Хорошая машина, – говорит она, когда я сажусь за руль, и её любопытный взгляд сканирует переднее сиденье, а затем заднее. К счастью, я выбросил весь мусор сегодня утром, прежде чем отправиться за ней.
– Спасибо.
– Это твоя тачка выходного дня?
– В основном. У меня также есть грузовик, когда хочу чувствовать себя мужественным и делать всякие мужские вещи.
Холлис смеётся, и я выпячиваю грудь.
– Мужеские вещи? Например?
– Рубить дрова и всё такое.
Моя машина наполняется ещё громким смехом, и я не могу понять, смеётся ли она потому, что считает меня милым, или потому, что считает идиотом.
– Это звучит странно. Где ты находишь дрова для рубки?
– У моих родителей. Мы с братом обычно ужинаем там по выходным, когда бываем дома.
– Ох, точно, у тебя есть брат. Он тоже спортсмен, да?
– Да. Он играет с мячом из старой свиной шкуры. – Это один из способов сказать, что он играет в американский футбол.
– Он женат?
Я бросаю на неё косой взгляд, лишь на долю секунды отрывая взгляд от дороги.
– Нет, он не женат. – Зачем ей это знать?
– Бедная твоя мама, два спортсмена-холостяка. Готова поспорить, ты был настоящей занозой в детстве.
Это ещё мягко сказано.
– Я в шоке, что у неё нет седых волос.
– Могу только представить.
– Я мамин любимчик, – хвастаюсь я.
Холлис поднимает брови.
– С чего ты взял?
– Она мне сказала.
Девушка закатывает глаза.
– Скорее всего, она сказала это вам обоим, и готова поспорить, что та сделала это, чтобы вы хорошо себя вели.
– Нет, я на самом деле её любимчик. Она всегда оставляет мне последний кусок десерта. – Хотя, если подумать, Трипп всегда уходит из их дома с остатками еды, а я – нет.
В последний раз, когда мы были там, по дороге домой у него в руках было два пластиковых контейнера.
Чёрт!
– Что это за выражение лица? – спрашивает Холлис, но я подозреваю, что она уже знает.
– Ничего.
– Да ладно, у матерей не может быть любимчиков. Это закон.
– Она собрала ему остатки еды! – восклицаю я.
Моя фальшивая спутница смотрит на меня так, будто я сошёл с ума.
– О чём ты вообще говоришь?
– Мама, в прошлый раз она отдала Триппу остатки еды, а мне достался только последний дурацкий кусок фруктового пирога!
Снова смех.
– Ну, может, тебе стоит отказаться от десерта, и она отдаст его ему. Тогда ты можешь взять еду домой.
– Я не хочу остатки. Я хочу десерт.
– Тогда почему жалуешься?
– Из принципа. Кроме того, однажды Триппу на Рождество купили машинку для подбрасывания футбольного мяча, а мне так и не купили машину для подачи, хотя я хотел такую, и я лучший спортсмен.
– Сколько тебе было лет?
– Тринадцать.
– Боже мой, ты серьёзно жалуешься на то, что произошло более десяти лет назад?
– Нет, – ворчу я.
Но это так.
Я сжимаю губы.
– Спасибо, что заехал за мной. В этом не было необходимости.
Я оглядываюсь на неё.
– Если бы я тебя не забрал, ты бы не пришла.
Это заставляет её хихикать.
– Правда.
– Что ты вообще имеешь против меня?
– Против тебя? Я даже не знаю тебя. Мы столкнулись с тобой один раз, а вчера ты навязался ко мне на благотворительном вечере. Ты не дал мне ни единого шанса иметь что-то против тебя.
Верно подмечено. И всё же:
– То есть ты хочешь сказать, что, если бы мы узнали друг друга получше, ты бы, возможно, сама естественным образом захотела пойти со мной на свидание.
– Во-первых, это не свидание. Во-вторых, ты серьёзно только что сказал «естественным образом»?
– Во-первых, это свидание. На мой взгляд, даже притворное свидание – это свидание. Если два человека чем-то заняты вместе? Свидание. Если двое собираются поесть вместе? Свидание. Если двое...
– Я поняла, поняла. Отлично. Уточню, я имею в виду, что это не романтическое свидание. Лучше?
Нет.
– Конечно.
– Звучит неуверенно.
Потому что так и есть.
– У тебя ужасный вкус на мужчин.
Холлис поворачивается ко мне, удивлённая.
– С чего ты это взял? Ты меня даже не знаешь.
– Во-первых, ты встречалась с Марлоном Деймоном. – Я корчу гримасу. – Во-вторых, ты не хочешь встречаться со мной. Следовательно, у тебя ужасный вкус на мужчин.
Она изучает меня со своего места на пассажирском сиденье, широко раскрыв глаза.
– Ты всегда такой?
– Какой?
– Такой... настойчивый любитель поспорить.
Мой рот открывается, чтобы возразить, но я его закрываю. Открываю. Закрываю. Чёрт бы её побрал, зачем ей понадобилось называть меня спорщиком. Как теперь на это возразить?
– Я? С чего бы?
Холлис смеётся так, будто я стэндап-комик, который только что рассказал самую смешную шутку в мире, из уголков её глаз на самом деле текут слёзы.
– Боже мой, ты просто уморительный. Я не могу. – Она обмахивает рукой своё лицо. – Ух, правда. Ты меня убиваешь.
Я не понимаю шутки, поэтому смотрю в лобовое стекло, сосредоточившись на дороге и на пути к дому Ноя Хардинга, который находится в тридцати километрах и занимает тридцать пять минут. Он живёт за городом – как и я – вдали от шума и суеты в закрытом посёлке.
Некоторое время мы едем в тишине, подарочный пакет на полу перед Холлис привлекает моё внимание, и мне интересно, что внутри. Наверное, выпивка. Разве не это обычно все приносят?
– Что в пакете? – спрашиваю я, позволяя любопытству взять верх.
– Хм. Посмотрим... – Холлис кладёт пакет себе на колени. – Антибактериальное мыло для рук и... – Она роется внутри. – Лосьон для рук, миндаль в шоколаде и свеча для кухни.
Очень мило с её стороны.
– А где мой пакет с подарками?
Холлис закатывает глаза.
– Это не твоя вечеринка.
– Да, но я тебя пригласил.
– Ты меня не приглашал! Ты манипулировал мной, чтобы я пошла! Следовательно, – она растягивает слова, – ты не получишь подарочный пакет. Перестань быть попрошайкой.
Это было грубо.
– Я просто спросил.
– Почему. Ты. Такой?
Я пожимаю плечами.
– Наверное, потому что мне пришлось всю жизнь жить в тени своего брата.
– Ты буквально только что сказал мне, что ты любимчик своей матери.
Хм. Она права.
Мы подъезжаем к воротам Хардинга, и я высовываюсь из окна, чтобы ввести код, так как привратника нет в его крошечной хижине. Домике. Как бы вы ни называли место, где он сидит, чтобы не палиться на солнце.
– У тебя есть код?
Не буду врать, моя грудь раздувается от гордости за собственную значимость.
– Пфф, конечно. Хардинг – мой лучший друг.
Холлис улыбается, глядя в окно.
Я снова могу похвастаться, когда мы подъезжаем ко вторым воротам – настоящему дому Ноя – и я тоже вбиваю цифры на клавиатуре.
– Здесь так красиво.
Это преуменьшение; дом представляет собой большой особняк – хотя, по меркам Холлис Уэстбрук, выросшей с серебряной ложкой во рту, она, вероятно, привыкла к подобным гигантским домам.
А я? Я вырос в обычном районе с небольшими домами, в которых жили семьи в среднем с двумя детьми и родителями, которые оба много работали и никогда не ездили в отпуск. Мы с Триппом видели такие дома только в кино – не думаю, что в радиусе восьмидесяти километров от места, где я вырос, было что-то даже отдалённо похожее на это великолепие.
И вот я здесь, в лучших друзьях с парнем, который владеет таким домом.
Не могу сказать, что мой дом также хорош. Я занимаюсь тем же, чем и Холлис: скупаю развалюхи, ремонтирую их в межсезонье, а потом продаю с выгодой. Правда ещё не сказал ей об этом, в основном потому, что, несмотря на все разговоры, я на самом деле скрытный человек, и сейчас она, похоже, не заинтересована в том, чтобы узнать обо мне больше личной информации.
Чертовски жаль.
Дверь гаража открыта, и там есть свободное место, так что я заезжаю внутрь, к ужасу Холлис.
– Что ты делаешь?! Здесь нельзя парковаться!
– Почему? – Я ставлю машину на парковку, глушу двигатель, отстёгиваю ремень безопасности. – Я всегда заезжаю, если есть свободное место.
– О, боже! – Холлис вжимается в спинку кресла, и, хотя здесь недостаточно светло, чтобы разглядеть, я уверен, что она покраснела.
– Ничего особенного, я же говорил, что Хардинг – мой лучший друг. Ему всё равно.
На самом деле, ему не всё равно, потому что он ноет из-за этого, каждый раз, когда я так делаю. Но в свою защиту скажу, что в гараже много места, которое он даже не использует, и если я смогу убрать свою милую тачку подальше от солнца, то так и сделаю.
Я оставляю ключи в замке зажигания.
Вылезаю, обхожу машину, направляясь к пассажирской стороне.
Холлис тоже отстегнулась и открывает дверцу, когда я подхожу, пытаясь выбраться с низкого ковшеобразного сиденья моей спортивной машины. Я протягиваю ей руку.
– Я сама.
Но у неё не получается, она едва ли сможет выбраться. Сиденье, на котором она сидит, решительно настроено удержать её задницу. Умное сиденье.
– Позволь мне помочь.
Холлис передаёт мне пакет с подарками, а затем пытается подняться.
– Это просто смешно. Что за дурацкая машина.
– Скажи мне, что ты чувствуешь на самом деле.
Холлис снова закатывает глаза, разглаживая ткань юбки, а затем нервно улыбается.
Но этого не может быть. Из-за чего ей нервничать? Она дочь генерального директора. Все внутри работают на её старика.
И это не значит, что я не буду стараться и дальше её смешить.
Я впускаю нас обоих в дом, минуя боковую калитку снаружи, чтобы оставить кое-что на кухне. Холлис не единственная, кто принёс подарок. Я пришёл, вооружившись новыми принадлежностями для гриля и небольшим холодильником, полным котлет для гамбургеров, жаркого и нескольких килограммов нежирных куриных грудок, потому что я такой заботливый.
И давайте не будем забывать, что половину своего времени я провожу в доме Хардинга, врываясь на вечеринку для двоих из чистой скуки и одиночества. Вот, я сказал это – я одинок.
– Ты тоже принёс им подарок на новоселье? – Холлис с любопытством наблюдает, как я набираю код, открываю входную дверь бедром, не стуча и не звоня в дверной звонок, и направляюсь в прихожую Хардинга.
– Мама научила меня хорошим манерам. – Мы оба уже зашли внутрь, и я закрываю дверь за Холлис до щелчка.
– Это очень мило с твоей стороны. Очень заботливо.
Да, это так, учитывая, что я практически живу здесь и съедаю почти всю еду моего друга. Если подумать, может, мне стоит переехать. Это не самая плохая идея, ведь я никогда не бываю у себя дома, всё свободное время орудую молотком в доме, который впоследствии перепродам, а остальное время провожу на диване Ноя, лежа на спине с пультом в руках.
Вероятно, теперь, когда к нему переехала его девушка, всё должно измениться, но я предпочитаю игнорировать тот факт, что он больше не хочет видеть меня рядом.
Больше? А разве он когда-нибудь хотел?
Те же яйца, только сбоку. Семантика никогда не была моей сильной стороной.
Я ставлю холодильник на пол, принадлежности для гриля кладу на стойку, вместе с купленной открыткой с надписью «Когда мой сосед по комнате сказал, что убьёт того, кто забрал все его вещи, я чуть не обделался в его штаны».
Снаружи, во дворе, похоже, все уже собрались, и я смотрю на Холлис, чей взгляд прикован к бассейну, и Марлону, обнимающему за плечи ту, кто мог быть только охотницей за спортсменами.
Очень достойно – привести в дом своего товарища по команде шлюшку, чтобы заставить кого-то ревновать.
Холлис трясёт головой, чтобы прийти в себя, затем одаривает меня вымученной улыбкой.
– Подожди! Мы пока не можем туда идти.
– Почему?
– Мы так и не договорились о стоп-слове.
Чёрт, действительно не договорились. Мы так и не обсудили в машине по дороге сюда слово, которое будем использовать, если она захочет сбежать с этой вечеринки.
– Половой акт, – предлагаю я.
– Это два слова.
– Верно, но тогда все просто решат, что ты хочешь этим заняться, и без лишних вопросов – бум, мы выскальзываем через заднюю дверь.
Холлис уставилась в пустоту.
– Как насчёт чего-нибудь простого, например, спагетти? – Я притворно зеваю. – Что? Я могу просто сказать: «О, сегодня я приготовлю соус для спагетти с нуля», и тогда никто не подумает, что я груба.
