Текст книги "Тяжелое падение (ЛП)"
Автор книги: Сара Ней
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 14 страниц)
Вот бы мой отец чувствовал то же самое.
ГЛАВА 18
Трейс
– ...жаль, что Холлис не смогла прийти сегодня.
Мама добавляет это высказывание к концу другого предложения, словно если вставить его между делом, то оно останется незамеченным. Как если бы она только что сообщила, что небо голубое или цветы красивые.
Безобидно и ненавязчиво – и в то же время вопиюще ужасающе.
– Прости... что?
Мы ужинаем после моей игры – весь клан Уоллесов, включая моих брата и сестру, собрался в Городе ветров ради этой игры. И теперь сидим за большим круглым столом в одном из самых элегантных ресторанов Чикаго.
Нас даже усадили в отдельной комнате, чтобы нам не мешали.
Маме это нравится.
Так она чувствует себя особенной.
– Что, дорогой? – Она не смотрит на меня, просто поднимает брови и нарезает помидор на своей тарелке с салатом.
– Ты сказала: «жаль, что Холлис не смогла прийти сегодня». Что ты имела ввиду?
Плечи Женевьевы поднимаются и опускаются в невинном пожатии.
– Просто сказала, что жаль, что она не смогла прийти.
Почему она должна была прийти?
– Ты... ты пригласила её?
– Может быть?
Перевод: она пригласила.
– Чёрт возьми, ма! Почему ты мне не сказала?
– Какая разница? Она не смогла прийти. – Мама продолжает возиться с салатом, успешно избегая моего пристального взгляда.
– Кто такая Холлис?
– Девушка твоего брата, – буднично сообщает папа моей сестре, как будто в этом нет ничего особенного.
Чёрт. Как я мог забыть, что продолжаю лгать своим родителям, а теперь и сестре?
– Она не... то есть... Холлис...
Все смотрят на меня, пока я путаюсь в словах.
Трипп откладывает столовые приборы, скрещивает руки, откидывается на спинку стула и устраивается в ожидании шоу, которое, как он знает, должно произойти. Давайте посмотрим правде в глаза, брат знает, что история с Холлис – полная чушь, и находится здесь ради моего неизбежного падения на глазах у наших родителей.
Ублюдок.
– У тебя есть девушка? – Удивление моей сестры ощутимо. – Почему я с ней не знакома? Почему её здесь нет? – Она тянется к своей сумочке за спиной и достаёт телефон. – Как, говоришь, её зовут? Я хочу поискать её в социальных сетях.
– Слушай, оставь это. Холлис не... – Я даже не могу произнести это без того, чтобы в горле не образовался комок вины.
– Холлис не что, дорогой? – Теперь мама смотрит на меня с надеждой на лице. – Холлис не зарегистрирована в Instagram?
Господи.
Как же я себя сейчас ненавижу. Я вздыхаю.
– Правда в том, что... Холлис она... скорее... она... – Давайте подумаем, как мне сказать им правду? – Она скорее друг.
– Друг с привилегиями? – спрашивает Тру.
– Нет, мы просто друзья.
– От друзей до любовников? – уточняет мама. Наклонившись, она заговорщически касается руки моей сестры. – Это мой любимый жанр любовных романов, чтоб ты знала.
Она обводит взглядом стол, и мне хочется блевать.
– Нет, мам. – Но технически да, теперь, когда мы переспали, нас можно считать друзьями и любовниками. Я думаю. – Мы скорее просто друзья.
– Но... – Надежда на мамином лице сменяется недоумением. – Тогда почему она проделала весь этот путь до нашего дома? Зачем сказала, что вы встречаетесь? Почему так старалась? Я что-то запуталась.
– Э-э-э... – Вот и весь мой блестящий ответ.
– Думаю, этот придурок пытается сказать нам, что Холлис не хочет иметь с ним ничего общего и пришла к нам в дом только потому, что он что-то там ей наплёл. —Удовлетворённый тем, что раскрыл какую-то великую тайну, Трипп возвращается к своему ужину, берёт нож для стейка и нарезает мясо на тарелке.
– Ты так говоришь, будто это преступление. – Мне хочется стукнуть брата за его точность.
– Настоящим преступлением было бы то, что эта бедная девушка стала бы Холлис Уоллес, если бы навсегда связала себя с этим. – Сестра тычет большим пальцем в мою сторону, подцепляет вилкой салат от шеф-повара и запихивает себе в рот.
Неужели моему брату и сестре обязательно быть такими безбожниками? Где человечность? Где сострадание?
– Холлис Уоллес. – Я в смятении откладываю вилку. – Почему все продолжают говорить это так, будто это плохо?
– Буквально никто никогда так не говорил, – закатив глаза, парирует мой брат. Он сидит в дальнем конце стола, так что я не могу пнуть его по голени.
– Буквально все говорили, так что заткнись.
Наша сестра смеётся, её карие глаза радостно загораются. Ей всегда нравилось, когда мы с Триппом спорили – когда мы были детьми, она нарочно втягивала нас в ссоры, а потом сидела и наблюдала со стороны, пока на одного из нас не накричат родители.
Никогда на неё.
Всегда на нас.
– Заткнись, – возражает Трипп.
– Сам заткнись.
Нам по пять.
– Не говори своему брату «заткнись», – укоряет мама, которая всегда в режиме мамы. – Прекратите, вы оба.
– Да, не говори мне заткнуться, – поддакивает Трипп.
Тру гогочет.
Папа ворчит, откусывая кусок от огромной креветки, игнорируя собравшихся за столом, как обычно.
– Значит, она не твоя девушка, – продолжает мама. – По-моему, она не похожа на твою подругу. – И тут ей в голову приходит мысль. – Я разрешила вам двоим спать в одной спальне! Трейс Роберт Уоллес, только не говори мне, что в той гостевой комнате произошло что-то неприличное.
– А петтинг считается чем-то неприличным? – размышляю я, глядя вдаль.
Мамин стакан с водой застывает на полпути ко рту.
– Лучше бы это была ложь.
Трипп гогочет.
Тру смеётся так сильно, что едва может дышать.
Я ненавижу их обоих.
– Трейс. – Моё имя на губах матери звучит как предупреждение. – Скажи мне, что ты лжёшь.
– Хорошо, я лгу.
Она пытается снова.
– Ты лжёшь?
– Да.
– Трейс!
– Ты сказала мне врать!
– Я имела в виду, сказать правду!
– Ладно, ладно, мы сторонники старых традиций. Это то, что ты хотела услышать? Только жёсткий петтинг. Боже, мам, не было никакого проникновения. Мы просто друзья.
– Не говори «проникновение» за обеденным столом, – наконец говорит папа, ругая меня, отчего моя сестра разражается новыми приступами смеха.
– Пфф, проникновение, – бормочет Трипп, не желая оставаться в стороне от веселья.
– Мальчики! – выдыхает мама.
– Мне 28, – напоминает ей Трипп и указывает на меня. – А этому тупице – 27.
Я хмурюсь.
– Ненавижу, когда ты меня так называешь.
Мой брат пожимает плечами, отрезает ещё кусочек мяса от стейка на своей тарелке и кладёт его в рот.
– Ты тупой. Смирись с этим.
Я открываю рот, чтобы заговорить.
Трипп перебивает.
– Ах, ах, ах, не говори этого.
Тру давиться своим беконом, размахивая рукой в воздухе, призывая нас:
– Остановитесь. Просто прекратите вы двое, я больше не могу.
– Зачем я вообще с вами общаюсь, люди? – Я сейчас так чертовски раздражён. Они иногда так раздражают!
– Люди? Мы люди? – Трипп притворяется возмущённым. – Меня ещё никогда так не оскорбляли.
Мама похлопывает его по руке.
– Трейс, ты задеваешь чувства своего брата.
– Да, ты ранишь мои чувства.
Идиот.
– Не правда.
Прежде чем кто-то из нас успевает сказать хоть слово, в разговор снова вступает отец. Старый добрый Родж, на которого всегда можно положиться, чтобы сделать всё неловким.
– Возвращаясь к Холлис, – протягивает он так, как может только мой отец. – Ты встречаешься с девушкой или нет?
И всё начинается сначала.
Я: Маленькая птичка начирикала мне, что ты была приглашена на бейсбольный матч сегодня.
Холлис: Эта птичка твоя мама?
Я: Да, лол.
Я: Почему ты не пришла?
Холлис: Не знала, захочешь ли ты, чтобы я пришла. Не хотела предполагать...
Я: Мы спали вместе.
Холлис: Это не значит, что ты хочешь, чтобы я мозолила тебе глаза.
Я: Э-э... Помнишь, я говорил, что ты моя родственная душа?
Холлис: Ты не сказал, что я твоя родственная душа, ты сказал, что ДУМАЕШЬ, что это возможно.
Я: Какой чувак говорит такое дерьмо, если не хочет, чтобы девушка была рядом?
Холлис: Чуваки, которые хотят залезть к тебе в штаны?
Я: Давай не будем начинать это дерьмо. Ты же знаешь, что это не тот случай.
Холлис: Я всё ещё пытаюсь разобраться во всём этом, ясно? Мне... мне просто нужно не торопить события.
Я: Не торопить...
Я: Чего ради?
Холлис: Я не знаю, Трейс! Мне показалось, что это правильные слова.
Я: С каких это пор мы выбираем и подбираем правильные слова? Я думал, мы честны и говорим, что чувствуем.
Холлис: Не помню, чтобы у нас был такой разговор.
Я: Вау.
Холлис: Я не это имела в виду. Ты знаешь, что я имела в виду. Прости, я просто устала...
Я: Всё в порядке.
Холлис: Люди говорят «всё в порядке», когда у них не всё в порядке. Этот разговор сейчас слишком серьёзен для меня. Что случилось с легкомысленным Баззом?
Я: А, с тем Баззом, с которым ты не хочешь встречаться, потому что он НЕДОСТАТОЧНО СЕРЬЁЗЕН? С этим парнем? Тем, которому ты не доверяешь, потому что он в одной команде с твоим бывшим парнем-ублюдком?
Холлис: Не вкладывай слова в мои уста, хорошо? Я лишь сказала, что, возможно, я просто пытаюсь разобраться во всём.
Я: Эй, это круто.
Холлис: После твоих слов стало ещё хуже.
Я: Я не знаю, чего ты хочешь. Я думал, что у нас всё хорошо. Делаем успехи и всё такое.
Холлис: Так и есть.
Я: Хорошо. Ну. Я просто хотел, чтобы ты знала, что нам не хватало тебя сегодня на ужине. И прости, что моя мама пригласила тебя. Надеюсь, это не поставило тебя в неловкое положение.
Я: Если тебе от этого станет легче, я всем сказал, что мы просто друзья, так что можешь расслабиться.
Холлис: Честность – это хорошо. Мне жаль твою маму.
Я: Да, я знаю. Все всегда жалеют Женевьеву Уоллес с её двумя непокорными сыновьями.
Холлис: Я не это имела в виду...
Я: Я знаю. И знаю, что ты ненавидела врать, а теперь тебе больше не придётся. Я больше никогда не попрошу тебя лгать ради меня – я вообще не должен был этого делать, и ещё раз прошу прощения.
Холлис: Теперь ты заставляешь меня чувствовать себя плохо.
Я: Почему?
Холлис: Не то, что ты мне не нравишься, Трейс, я просто пытаюсь осознать это. Ты знаешь, что мне нужен кто-то, кто будет рядом со мной.
Я: Откуда ты знаешь, что я не буду рядом с тобой, когда я тебе понадоблюсь, если ты не даёшь мне шанса?
Холлис: У тебя сейчас самый разгар сезона. Сейчас у тебя нет времени на свидания. Может, нам стоит подождать, пока не закончится сезон?
Я: Конечно.
Я: Как скажешь, Холлис.
ГЛАВА 19
Холлис
Почему у меня возникает ощущение, что я что-то упускаю?
Эта мысль не даёт мне покоя, когда я сижу напротив потенциального нового автора в конференц-зале небольшого издательства, в котором работаю, – одного из трёх, существующих в Чикаго. Хотела бы я работать в одном из таких в Нью-Йорке? Да. Это моя конечная цель? Тоже да.
Но случится ли это когда-нибудь?
Кто знает.
Стыдно признаться, но я лишь наполовину присутствую на этой встрече с Лесли Эшби, дизайнером интерьеров, представляющей моему боссу иллюстрированное подарочное издание. Её книга смелая, яркая, но ничего революционного или нового.
Я уже знаю, что мой босс забракует книгу, если Лесли не придумает ничего более креативного, чем фотографирование дорогих интерьеров и цветочных композиций на столах.
Кто может себе это позволить?
– Мы свяжемся с вами, Лесли, – говорит моя начальница, поднимаясь. – Большое спасибо, что пришли. – Она протягивает Лесли руку, чтобы пожать. – Тина в приёмной выдаст вам подарочный пакет, если вам интересно.
Это то, что Ванда дарит всем, кого считает не перспективным.
Холщовая сумка, наполненная товарами от издательства «Твилит», которые никому, кроме книжного ботаника, не нужны: чехол для бутылки, закладки, фонарь для чтения, магнит, наклейка на машину.
Лесли Эшби выбросит эту хрень, как только узнает, что мы не будем представлять её интересы и продавать её книгу.
Когда женщина выходит из комнаты, мои плечи опускаются.
Это был самый длинный день, самый понедельничный вторник за всю историю, и мои ноги убивают меня на этих каблуках. Мои ноги и моё сердце, оба пульсируют, хотя и совершенно по разным причинам.
Прошло пять дней с тех пор, как я в последний раз разговаривала с Баззом. Он оставил меня в покое после нашей переписки в четверг, но это не помешало мне перечитывать все сообщения снова и снова.
Как сценарий к плохой пьесе, они заставляют меня съёживаться. Видеть то, что я написала, и заново переживать это? Очень неловко.
Парень не заслужил того, что я сказала, и за выходные поняла, что проецировала на него свои страхи, связанные с отношениями. Страх оказаться с мужчиной, похожим на моего отца. Страх оказаться с мужчиной, похожим на Марлона. Страх остаться одной, потому что я слишком упряма и боюсь открыться.
Мне нужно сделать ещё несколько дел, прежде чем отправлюсь домой, и я быстро справляюсь со своим списком. Несколько электронных писем, рукопись в переплёте, которую нужно отправить автору для правки, и я привожу себя в порядок. Беру пальто, сумку с ноутбуком, ключи.
Наш офис находится не в небоскребе. Скорее, это восьмиэтажное кирпичное сооружение, зажатое между двумя корпоративными зданиями, но с пристроенной парковкой. Зимой крытая парковка в центре Чикаго – это спасение. Летом это настоящая благодать – не нужно идти квартал за кварталом по жаре.
Моя машина стоит там же, где и всегда, – на третьем месте рядом с лестницей. Не слишком далеко от выхода, но и не так близко, чтобы быть последней машиной в ряду и, следовательно, быть подверженной вандализму. В прошлом у нас были проблемы с этим. Поскольку это небольшое и недорогое здание, охрана здесь не такая строгая, как в многоэтажке.
С тяжёлым сердцем я вздыхаю: ещё один день прожит, но впереди целая ночь одиночества. Интересно, что Трейс делает сегодня вечером? Что у него на ужин? Возможно, он отправился ужинать к Ною и Миранде. Нет, подождите – сегодня вторник.
Он, наверное, ест тако.
А может у него, как и у меня, нет аппетита, и он вообще не может есть.
Хотела бы я набраться смелости и позвонить ему, но после почти целой недели будет ли это уместно? Женщины бегают за этим мужчиной – он не собирается ждать ту, которая убегает от него.
Погружённая в свои мысли, я не замечаю мужчину, который притаился рядом с моей машиной и возится с замком. И, погружённая в свои мысли, не замечаю, как он вздрагивает, увидев моё приближение.
В одну секунду я несу сумку с ноутбуком, а в следующую – её пытаются вырвать у меня из рук.
– Эй! – кричу я, застигнутая врасплох, едва осознавая происходящее.
Но я стою у него на пути, загораживая выход, и ему приходится толкнуть меня, чтобы пройти мимо.
Баллончик... Перцовый баллончик! У тебя же есть баллончик, Холлис.
Нащупываю свой брелок и висящий там розовый баллончик, подаренный Мэдисон после того, как я купила свою первую квартиру. Ему уже три года, я ни разу им не пользовалась и молюсь, чтобы из него что-нибудь распылилось, когда нажму на кнопку.
Я ужасно целюсь.
Мужчина пытается ударить меня, всё ещё держась за мою сумку.
– Отпусти сумку, грёбаная сука!
Отпусти сумку, Холлис – она того не стоит.
Но разве он уже не застрелил бы меня, если бы у него был пистолет? Разве не зарезал бы уже, если бы у него был нож? Миллион мыслей проникает в мой мозг, и ни одна из них не ускользает.
– Пошёл ты, – говорю ему, собираясь распылить газ ему в лицо. Я нажимаю на кнопку и одновременно зажмуриваю глаза.
Открываю их и нажимаю красную кнопку на брелоке.
Звук автомобильной сигнализации едва ли достаточно громкий, чтобы привлечь внимание, но содержимого баллончика достаточно, чтобы он потерял рассудок и зрение.
Мужчина падает на землю, кричит от боли, закрывает глаза руками, умоляя меня плеснуть ему на лицо воды.
– Дай мне чёртову воду, ты, грёбаная сука! – кричит он. – Я знаю, что у тебя есть вода, сука. – Он называет меня сукой снова и снова – не то, чтобы я его винила. – Я ослеп, ты шлюха!
Не надо было пытаться украсть мои вещи, ублюдок.
Неудержимо дрожа, я каким-то образом умудряюсь набрать 911 на мобильном телефоне, одновременно направляя на грабителя перцовый баллончик – на случай, если мне придётся снова обрызгать его, пока буду ждать полицию.
Им требуется восемь минут, чтобы приехать.
Ещё несколько, чтобы офицеры подняли его с земли и арестовали. На него надевают наручники и сажают в патрульную машину. Это неприятное зрелище – мужчина теперь ругается и на них, хуже, чем на меня, и плюётся.
Я всё ещё дрожу и не думаю, что смогу вести машину. Только не в городе, не в таком состоянии. В любом случае, я нужна им в участке, чтобы дать показания и написать заявление.
Они подвозят меня, и по дороге я отправляю своей лучшей подруге сообщение, чтобы она знала, что происходит.
Мэдисон звонит (как я и предполагала), но я отправляю её на голосовую почту. У меня нет настроения болтать, особенно в патрульной машине с офицером полиции. Мэдди неизбежно спросит, симпатичный ли он и не женат ли, и мне придётся разочаровать её и сказать, что офицер, с которым я еду – женщина.
Она болтает со мной, пытаясь снизить уровень стресса и успокоить.
«Я в порядке. Я в порядке». Продолжаю говорить это себе, надеясь, что это сбудется.
И по большей части так оно и есть. Вероятность того, что меня ограбят, невелика – мне просто не повезло, что я помешала Элвину Баттерфилду, когда он пытался вломиться в машину и украсть мелочь из подстаканников.
Часть меня сочувствует: прибегать к преступлению, чтобы прокормить себя, это реальность, с которой мне никогда не приходилось сталкиваться. Другая часть меня злится – он мог причинить боль мне, а я причинила боль ему, и всё из-за какой-то мелочи.
Я даже не храню деньги в машине. С его стороны было неразумно тратить столько времени на попытки проникнуть внутрь, учитывая результат.
И всё же.
И вот я в полицейском участке. Он находится в старом кампусе колледжа, который они переоборудовали под офисы правоохранительных органов. Я следую за офицером в вестибюль. Опускаюсь в кресло прямо из восьмидесятых – у них явно не было бюджета на переделку здания, когда они его покупали, и комфорт был наименьшим из их приоритетов.
В этих креслах сидели проститутки и сутенёры...
Меня передёргивает.
Встаю, роюсь в сумке в поисках дезинфицирующего средства для рук. Опрыскиваю им всю себя.
Вскоре я сижу напротив офицера, производившего арест, и она начинает записывать мои показания. Я рассказываю, как вышла с работы и шла с опущенной головой на парковку (ошибка). Говорю, что у меня были заняты руки, но ключи были наготове. Рассказываю о том, как не заметила Элвина Баттерфилда, пытавшегося проникнуть в мою машину, пока не оказалась на его пути – мы оба напугали друг друга. Как он потерял рассудок, когда я брызнула из баллончика ему в глаза.
Слава богу, у меня был этот перцовый баллончик.
Офицер печатает всё, что я говорю, слово в слово, спрашивает, хочу ли я выдвинуть обвинение, и объясняет, что произойдёт, если я это сделаю. Какие шаги нужно предпринять, что будет дальше.
Затем.
Из дальнего конца комнаты доносится громкий шум.
– Сэр, вы не можете вот так просто ворваться сюда. Сэр!
Голоса заставляют меня повернуть голову в сторону двери, к внезапно появившейся там внушительной фигуре.
– Кто-нибудь остановите его, пожалуйста, – кричит другой голос. – Он не может просто так здесь находиться.
– Я в замешательстве, – говорит кто-то другой. – Это Базз Уоллес или у меня галлюцинации?
Галлюцинаций у него точно нет, и какого чёрта Базз делает в полицейском участке?
– Холлис? – Он быстро идёт ко мне, пробираясь через столы, его массивное тело, кажется, занимает всё помещение.
Базз невероятный, и он здесь.
В полицейском участке.
В этом нет никакого смысла.
– Трейс? – У меня отвисла челюсть, я чувствую это. – Что ты здесь делаешь?
– Мне позвонила Мэдисон.
Как, чёрт возьми, она могла это сделать?
– Откуда у неё твой номер?
Он пожимает широкими плечами.
– Наверное, получила его так же, как я твой. – Парень сжимает руками мои плечи, и приседает, чтобы смотреть мне прямо в глаза. – Ты в порядке? Тебе больно?
Я смотрю на его тело, вверх и вниз, затем на его лицо.
– Почему на тебе форма?
Трейс склоняет голову набок.
– Сегодня день игры. – Он говорит это так буднично. Как будто нет ничего особенного в том, что тот стоит в полицейском участке, одетый в форму для игры в бейсбол высшей лиги.
– Почему ты здесь? – На самом деле я в ужасе. В панике. Почему Трейс здесь, когда у него игра? Он что, спятил? – Ты спятил? Ты не можешь быть здесь!
– Мэдисон сказала, что тебя ограбили и что ты в полицейском участке, – объясняет Базз, как будто его присутствие – самая нормальная вещь в этой ситуации.
– Но почему ты здесь? Ты... У тебя... игра. – Почему у меня такое чувство, будто разговариваю с кирпичной стеной? Парень не слушает, ему, кажется, всё равно, что я неистово пытаюсь его образумить. Он не может быть здесь. Это ненормально.
– Они не кинутся меня до последних нескольких иннингов. Не волнуйся об этом.
О, боже.
– Когда начинается игра?
– Полчаса назад.
– Когда... – Я сглатываю. – Когда тебе позвонила Мэдисон?
– Около получаса назад, – рассеянно отвечает он, осматривая меня с ног до головы на предмет синяков. – Он ведь не причинил тебе вреда?
Трейс ушёл с профессионального бейсбольного матча ещё до того, как запели национальный гимн, потому что меня пытались ограбить на парковке?
Он ушёл. С профессионального. Бейсбольного матча... потому что меня пытались ограбить на парковке.
И он даже не приглашал меня на настоящее свидание, а ведёт себя так, будто его появление не имеет большого значения.
Он всё бросил, чтобы быть здесь.
У меня на глаза наворачиваются слёзы, когда парень продолжает осматривать моё тело, а офицеры наблюдают за нами, давая нам побыть наедине. Краем глаза я замечаю, что один или двое из них тайком делают снимки.
– Боже мой, Холлис, что случилось? – Трейс обхватывает ладонями моё лицо, и от беспокойства в его глазах по моему лицу текут слёзы.
Я хочу, чтобы он остановился.
Ненавижу, когда я плачу.
– Детка. Поговори со мной.
От этого становится ещё хуже, и я плачу сильнее, захлёбываясь, когда парень притягивает меня к своей груди, прижимая лицом к своей футболке «Стим». Той, что с логотипом спонсора. С его именем на задней стороне. Та, которая приносит ему миллионы долларов в год.
Этот милый, нелепый человек думает, что я плачу из-за того, что на меня сегодня напали.
Даже прижавшись лицом к его массивной груди, краем глаза замечаю ещё одну фигуру. Кажется, я официально сошла с ума, потому что – это мой отец? Не может быть. С чего бы ему быть здесь?
Возможно, Мэдисон позвонила и ему.
Она звонила ему не только из-за беспокойства за меня, но и потому, что считает его сексуальным и использует любую возможность, чтобы приударить за ним. Фу.
Мужчина не приближается к нам, а просто наблюдает из холла. Я вижу его через стекло, которое не мешало бы хорошенько вымыть, и понимаю...
Это вовсе не мой отец.
Это другой офицер, возможно, детектив, в костюме и со значком, и мои плечи опускаются.
Похоже, мой отец не потрудился прийти и позаботиться о моём благополучии. Не в день игры.
Но тут появился Базз, чтобы прижать моё лицо к своей майке, провести большой ладонью по позвоночнику, чтобы успокоить меня. Поглаживать меня по голове и бормотать «ш-ш-ш...» в мои волосы.
Я обхватываю его руками и прижимаюсь к нему. Зарываюсь носом поглубже в его рубашку и вдыхаю. От него пахнет свежим душем, постиранной спортивной одеждой и одеколоном. И старыми носками.
Наверное, он суеверный.
Кто-то прочищает горло, и я высвобождаюсь из объятий Базза, обнаруживая, что офицер, задержавший моего грабителя, и её коллега наблюдают за нами, подняв брови.
– Эм... это мой друг Трейс. Извините, ему позвонила моя подруга, чтобы сказать, что я здесь, он не хотел мешать.
– Я её парень. – Его улыбка широкая и ласковая. – Конечно, эта маленькая негодница будет отрицать это, ведь мы ещё не были на свидании, но это неизбежно.
– Он не мой парень. – О, боже, ему нужно сбавить обороты. – Сейчас не время для твоих выходок.
– Пфф. Всегда самое подходящее время для выходок, я прав, офицеры? – Трейс подмигивает им.
Они потеряли дар речи. Что, чёрт возьми, они должны были на это сказать? Ему? Богу среди смертных, стоящему в их участке.
– Мисс Уэстбрук, не могли бы вы присесть, чтобы мы могли закончить здесь? Тогда вы сможете уйти. – Они всё ещё смотрят на Трейса.
– Они назвали тебя мисс Уэстбрук – это так мило! А знаете, что ещё милее? Холлис Уоллес. – Он отодвигает мой стул, чтобы я могла сесть, а затем выдвигает соседний. – Холли-Волли.
– Если я пригрожу убить его у вас на глазах, это автоматически приведёт к обвинительному приговору? – спрашиваю я у стоящего передо мной офицера. Не могу понять, забавляет её это или нет, но меня точно нет, и он должен уйти. Прочь. Сейчас.
– Ну вот, она снова играет в недотрогу. Обожаю, когда она так делает. – Он нежно гладит меня по макушке.
Я закрываю руками сиденье, так что он не может сесть.
– Тебе нужно идти, – говорю ему.
– Но я хочу быть здесь.
Я закатываю глаза.
– Нет, Базз, возвращайся на работу.
Парень закатывает глаза в ответ.
– Они могут подождать.
Они. Люди. Болельщики. Владельцы команд и инвесторы. Миллионы людей, наблюдающих за происходящим по телевизору у себя дома.
Это его заявление, произнесённое так спокойно, заставляет меня смеяться. У женщины-офицера расширяются глаза – к счастью, она не перебивает и не задаёт вопросов, потому что меньше всего мне нужно, чтобы кто-то поощрял его упрямое поведение.
Команда может подождать? Стадион, заполненный пятьюдесятью тысячами человек, может подождать? Он что, совсем спятил?
– Ты можешь идти. Со мной всё будет в порядке. – Я смотрю на офицера. – Я в надёжных руках, поверь мне. Можешь позвонить мне, когда закончишь.
Как будто мы обсуждаем его возвращение на работу в офис. Или в ресторан. Или, как если бы он работал в розничной торговле. Да, конечно, позвони мне, когда закончишь работу! Ничего страшного!
А на самом деле: позвони мне, когда закончишь играть в бейсбол перед почти пятидесятитысячной толпой. Толпой, которая соберёт миллионы и миллионы долларов за один вечер, с музыкой, аплодисментами и миллиардерами, смотрящими на тебя из VIP лож.
Да. Ничего особенного.
Иди и сделай это, а потом позвони мне, но спасибо, что заглянул.
И снова все смотрят на нас – больше на Базза, чем на меня. Я просто случайная девушка, которая пережила попытку ограбления. Для полиции это обычная работа, но не каждый день в их двери врывается профессиональный спортсмен, одетый в форму, прямо со стадиона в нескольких кварталах отсюда.
– Как ты вообще добрался сюда так быстро? – не могу не спросить я.
– Я взял такси. – Конечно, взял. – Они сегодня повсюду вокруг стадиона – только у меня были небольшие проблемы с тем, чтобы пробиться через фанатов, которые узнавали меня, но большинство из них просто думали, что я какой-то фрик, одетый как я.
Опять. Супернепринуждённо, ничего особенного.
Он действительно что-то с чем-то...
И он нравится мне всё больше с каждой секундой. Моё сердце трепещет и сжимается. Надеюсь, я не смотрю на него влюблёнными глазами. Уф.
Трейс поддаётся моему напору, но колеблется.
– Ты уверена, что с тобой всё будет в порядке? – Его рука теперь на моём плече, потому что я сижу, а он смотрит на меня сверху вниз. – Я чувствую себя ужасно, просто оставляя тебя здесь.
Он пришёл, потому что хотел убедиться, что со мной всё в порядке.
И я в порядке.
На самом деле, я никогда не была в таком порядке, как сегодня.
Я: Тебе случайно сегодня не звонила Мэдисон?
Папа: Звонила.
Я: И ты слышал о том, что произошло?
Папа: Она сказала, что тебя ограбили на парковке у офиса.
Я: Я ожидала, что ты придёшь в полицейский участок.
Папа: Сегодня была игра, Холлис. Ты же знаешь, я не могу пропустить ни одной домашней игры.
Я: Точно. Ты должен был работать. Пока я была в полицейском участке, потому что меня чуть не ограбили.
Папа:Но тебя не ограбили.
Я: Но могли.
Папа: Вот, что я скажу, Холлис: если бы ты работала на меня, вместе со своим братом и сестрой, этого бы не случилось. На стадионе охраняемая парковка.
Я: Не могу поверить, что ты только что это сказал.
Папа: Прости меня, если я всё ещё зол на то, что один из моих звёздных игроков покинул игру ещё до её начала, чтобы держать за руку мою взрослую дочь.
Я: Я не звала его. И как ты можешь осуждать его за то, что он хотел быть рядом со мной?
Папа: Я говорил тебе не отвлекать его. Мы это обсуждали.
Я: Я не могу контролировать его поступки... Я и представить себе не могла, что мужчина, с которым даже не встречаюсь, придёт, когда моя собственная СЕМЬЯ этого не сделает. Так что теперь я знаю, на кого могу положиться.
Папа: Ты знаешь правила, касающиеся игровых дней. В те дни, когда я должен путешествовать или работать, не должно быть запланировано никаких мероприятий.
Я: Мероприятий? Ты называешь моё ограбление МЕРОПРИЯТИЕМ? БОЖЕ МОЙ, папа!
Папа: Не нужно быть грубой.
Я: Не нужно быть безразличным, эгоистичным ослом, но мы здесь.
Я: Вот причина.
Я почти говорю: «Вот причина, по которой мама ушла», но не могу заставить себя отправить это. Это жестоко и неуместно. Я не обижаюсь, что папа не пришёл в полицейский участок – я вообще не ожидала, что тот придёт. Меня расстраивает тот факт, что он не проявляет ни малейшей заботы о том, что со мной произошло. На самом деле его раздражает одна только мысль о том, что я забыла главное правило Томаса Уэстбрука: никаких чрезвычайных происшествий или событий в дни игр, и это касается дней рождения, крещения, ухода на пенсию, причастия, выпускных, свадеб, похорон и родов.
Да, нам не разрешается рожать в день игры. Не то чтобы он всё равно пришёл бы в больницу.
Давайте будем честными: папа почти ни в чём не участвовал. В школе я занималась спортом, но он, наверное, не смог бы сказать, каким именно (волейбол и хоккей на траве). У меня был выпускной вечер, а он и этого не знал – его не было на торжественном марше. Выпускной был не во время официального бейсбольного сезона, но когда в нашем доме не было бейсбольного сезона? Он никогда не был вне сезона.
Он никогда не был не слишком занят.
В том числе и сегодня.
Папа: Я не знаю, почему ты расстроена – там был твой парень.
Я: Он не мой…
Я останавливаюсь, прежде чем закончить предложение и нажать кнопку «Отправить». Пауза и пристальный взгляд на предложение, которое я собираюсь написать. Может, Трейс Уоллес и не мой парень, но пока что он ведёт себя так, как ни один парень, с которым я когда-либо встречалась. Или не встречалась.
Он так старается, а я только отталкиваю его.
Почему?
Почему я не подпускаю его?
Потому что ты боялась, что Базз будет похож на твоего отца, ведь он работает на твоего отца. Не говоря уже о том, что Трейс самый красивый парень, которого ты когда-либо видела.
