Текст книги "Обещай мне эту ночь"
Автор книги: Сара Линдсей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 20 страниц)
Глава 2
Если вы будете так добры, что позволите мне приехать в Итон, обещаю вести себя хорошо. Я буду сидеть тихо, как мышка. Буду приглашать вас на все мои чаепития. Или просто отправьте Джеймса Шеффилда домой. Я очень соскучилась по нему. Очень. Но мой брат, Генри Уэстон, может остаться там. Благодарю вас.
Из переписки мисс Изабеллы Уэстон, семи лет.
Письмо Джонатану Дэвису, директору колледжа Итон, которое, как стало известно отправительнице только несколько лет спустя, так никогда и не было отправлено. Чем и объяснялся тот факт, почему письмо с разрешением ей не пришло.
Сентябрь 1785 г.
Мужской клуб «Уайтс», Лондон
Май 1797 года
– Ты действительно хочешь знать, что привело меня снова в Англию, Хэл? Просто-напросто обыкновенное чувство вины.
Джеймс извлек из кармана сложенный листок бумаги и протянул через стол своему лучшему другу.
Генри взглянул на листок и с недоумением посмотрел на Джеймса.
– Это приглашение на первый бал моей сестры. Она дебютирует в этом сезоне.
– Вот именно, – вздохнул Джеймс.
Генри удивленно посмотрел на него и пожал плечами.
– Чертовски приятно повидаться с тобой, конечно, и мама будет в восторге, что ты снова дома. Но право же, не было никакой необходимости приезжать ради первого бала Иззи.
– А вот и была. – Джеймс усмехнулся, протянул руку через стол и повернул приглашение обратной стороной, на которой Изабелла нацарапала слова «Ты обещал» в сопровождении множества восклицательных знаков.
– Бог мой, я совершенно забыл об этом!
– Хотелось бы мне, чтобы у твоей сестры была твоя память.
Генри весело рассмеялся.
– Я бы на твоем месте не слишком беспокоился. Иззи трудно будет пялиться на тебя влюбленными глазами сквозь толпу ее воздыхателей. – Генри громко расхохотался. – Разве ты не слышал? Мою сестру называют следующей Несравненной. Иззи не дебютировала в прошлом сезоне, потому что мама снова рожала, но она провела зиму в Бате с нашей тетей и произвела там фурор. Все эти озабоченные мамаши в своих строгих тюрбанах ополчились против нее, возмущенные тем, что девушка, еще не представленная официально обществу, пользуется гораздо большим вниманием, чем их размазни-дочки. – Он раздраженно фыркнул.
Череда полузабытых образов пронеслась в мозгу Джеймса, когда он припомнил девочку-сорванца. Вот Изабелла скачет верхом, одетая в старую рубашку и бриджи Генри. Вот она громко кричит, забравшись на вершину высокого дерева. Вот она собирает ягоды; лицо ее, усыпанное еле заметными веснушками, испачкано липким смородиновым соком. Джеймс поднял бровь и с сомнением посмотрел на друга.
– Я не обманываю тебя, клянусь. – Генри прижал ладонь к сердцу. – Морган даже предложил продать мне своих серых, если я познакомлю его с Иззи! Представляешь? Он божился, что никогда не расстанется с ними. А Стимпсон? Он обещал мне отдать все свое время на ринге с Джексоном, если я впишу его имя в бальную карточку Иззи! Постой-ка, я могу отдать ему твой танец и поделиться временем на ринге с тобой.
У Джеймса комок подступил к горлу, и он глотнул бренди. Что произошло с Генри? Где его инстинкт защитника? Это просто смешно. Не то чтобы Джеймс ревновал, просто он ощутил потребность стать на защиту девушки. Доброе дело, поскольку Генри, кажется, готов продать сестру тому, кто больше предложит!
Это было несправедливо. Генри еще не принял эти предложения. А если бы даже и принял, знакомство с Морганом или танец со Стимпсоном никак не могли повлиять на будущее Изабеллы.
И все же Джеймс решил перекинуться парой слов с каждым из джентльменов – так, просто легкая дружеская беседа, в которой он собирался сообщить, что если кто-нибудь хотя бы пальцем тронет Изабеллу Уэстон, будет иметь дело с ним. Предпочтительно с пистолетами на рассвете.
– Послушай, Хэл, я не для того проделал такой длинный путь, чтобы нарушить свое обещание. Я дал Изабелле слово, что буду с ней танцевать, и сдержу сбое слово.
– Но…
– Нет. – И затем, прежде, чем Генри успел возобновить разговор о поклонниках Изабеллы и их всевозможных предложениях подкупа, Джеймс стал расспрашивать его об остальных членах семьи.
– У всех все в порядке, все прекрасно, – сообщил Генри. – Не понимаю, почему ты беспокоишься. Ведь мама наверняка написала тебе то же самое в своем последнем письме.
– Верно, – признал Джеймс с усмешкой, – но я не вполне уверен, что она сообщила обо всех важных событиях. Думаю, твоя мать способна на пятнадцати страницах изложить содержание «Отелло», но при этом забыть упомянуть в письме, что ваш дом сгорел или что ваш дворецкий подхватил чуму.
Генри расхохотался:
– Насколько мне известно, ничего подобного не случалось. Уэстон-Мэнор стоит невредим, и Колдуэлл пребывает в добром здравии. Что касается «Отелло» – это тот хам, верно?
– Мавр, – поправил Джеймс. – Впрочем, мужчину, который задушил свою жену, иначе как негодяем не назовешь.
– Э-э-э?
Джеймс открыл рот, чтобы объяснить, но Генри затряс головой и поднял руки:
– Не трудись.
Джеймс все еще улыбался, когда они оба вышли из клуба и неспешно направились в сторону его городского фамильного особняка. Деда скорее всего не было дома, поскольку он редко покидал Шеффилд-Парк. Да это и к лучшему, если учесть, что, как показали несколько последних лет, проведенных в Ирландии, Джеймс не имел ни малейшего желания находиться в одной стране с графом, не говоря уже о том, чтобы жить с ним в одном доме.
Когда они подошли к особняку, Джеймс повернулся к Генри, продолжавшему путь в свое холостяцкое жилище, и вдруг обнаружил, что ему очень не хочется расставаться с лучшим другом.
– Значит, увидимся завтра на балу?
Генри с воодушевлением кивнул:
– В связи с этим балом и твоим возвращением домой мама будет в таком смятении, что у нее не останется времени читать мне нотации. – Генри, к удивлению Джеймса, крепко обнял его, едва не сломав ему ребра. – Хорошо, что ты опять дома, – добавил он.
– Хорошо, что я опять дома, – машинально ответил Джеймс. И только глядя вслед лучшему другу, удалявшемуся по улице, он по-настоящему осознал, до чего же это верно. – Хорошо, что я опять дома, – повторил он еле слышно.
Городской особняк Уэстонов, Лондон
Вечер следующего дня
Изабелла взволнованно мерила шагами свою спальню, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть в высокое, в полный рост, свое отражение в зеркале и убедиться, что она выглядит наилучшим образом. На ней было свободное легкое платье из белого батиста, стянутое под грудью лентой из аквамаринового шелка в тон ее глазам. Лента была завязана позади двойным бантом, концы которого свисали до самого шлейфа. Вырез платья и обшлага коротких рукавов с буфами были отделаны изысканными алансонскими кружевами.
Волосы ее, уложенные свободными локонами назад, удерживал белый атласный обруч, украшенный жемчужинами и атласными розочками. Ансамбль завершали две нити жемчужного ожерелья – подарок родителей ко дню ее рождения. В общем, Иззи осталась довольна.
Правда, ей хотелось бы, чтобы вырез платья был слегка глубже, но мать категорически возражала. Девушке не хотелось скрывать свои прелести, ей это казалось несправедливым. Пощипывать щеки не было необходимости. Стоило ей подумать о том, что она наконец-то увидится с Джеймсом, как на щеках у нее появлялся румянец.
Пять лет! Она не виделась с ним пять долгих лет. Целую вечность. Сначала европейский тур, рассчитанный на год, растянулся на два. Затем Джеймс уехал в Ирландию, чтобы заняться собственностью, унаследованной от матери. Изабелла узнала от Генри, что Джеймс превращает свое поместье в приют для обездоленных детей. Благородное дело, без сомнения, заставившее ее полюбить его еще сильнее. Какой же он добрый и щедрый! Однако Изабелле не хотелось, чтобы он задерживался вдалеке так долго.
Но теперь он вернулся домой – и все благодаря тому, что она предусмотрительно позаботилась взять с него то обещание. Настало время познакомить Джеймса Шеффилда с новой, улучшенной и повзрослевшей Изабеллой Уэстон, чтобы осуществились ее надежды и дело, сдвинувшись с мертвой точки, завершилось тем, что остаток своей жизни они проведут вместе. И чем скорее, тем лучше. Вот почему она собиралась заставить Джеймса Шеффилда влюбиться в нее на балу без памяти. И если ей придется воспользоваться некоторыми сомнительными тактическими приемами убеждения…
Ну, к примеру, она не прочь была затащить его в какой-нибудь альков и поцелуем свести с ума. Правда, она понятия не имела, как нужно целовать, чтобы мужчина потерял разум, но в романах это всегда срабатывало. Никто не сможет осудить ее за то, что она бросится ему в объятия, стремясь завоевать его благосклонность. Он всегда был слишком красив – себе на беду. Стоило Изабелле взглянуть на него, и сердце ее начинало бешено колотиться.
О, как ей хотелось незаметно выскользнуть из комнаты и отправиться на его поиски! Но ее строго предупредили – не под страхом смерти, конечно, но под страхом чего-то, как обещала мама, в высшей степени неприятного – не покидать комнату до тех пор, пока не подготовят ее так называемый торжественный выход. Иззи подозревала, что эта «торжественность» обернется для нее разочарованием и досадой.
Она ощутила противный спазм в животе, представив себе, что вскоре ей предстоит приседать в реверансах и спускаться по длинной парадной лестнице – под пристальными испытующими взглядами всех присутствующих – одетой в пышное платье со шлейфом, о который определенно можно споткнуться, и в туфлях на каблуках, которые наверняка запутаются в вышеупомянутом шлейфе.
Легкий ужин, который ей пришлось съесть перед одеванием, застрял у нее в желудке, и ее внезапно бросило в жар. Изабелла закрыла глаза и представила себе, как она, споткнувшись о вторую ступеньку, кубарем скатывается с лестницы и падает у подножия.
Иззи искренне надеялась, что сломает при этом шею. Это гораздо предпочтительнее, чем необходимость подняться и предстать перед окружающими.
Она может с этим справиться, успокоила себя Иззи. Ведь ей удалось достойно выглядеть, когда ее представляли королеве Шарлотте. Предполагалось, что сегодняшний вечер будет приятным. И он будет таким, если только она не оскандалится.
Иззи жалела, что с ней нет сестры Оливии. Та отвлекла бы ее, приободрила. Но теперь, когда она официально выходила в свет, Изабелле предоставили отдельную комнату. Иззи попробовала было пожаловаться родителям, что при таком перемещении Ливви гоже получает отдельную комнату – причем немного просторнее той, которую отвели Изабелле, – а ведь дебют Оливии состоится не раньше, чем через год.
Это была роковая ошибка. Мама почти целый час отчитывала ее, указывая на горькую судьбу всех голодающих детей в Англии, которые были бы рады разделить даже чулан для прислуги с дюжиной других ребятишек, только бы получить крышу над головой. Иззи считала, что чулан для прислуги мог бы вместить не больше шести или семи даже самых истощенных детей, но она решила воздержаться от замечаний. В конце концов, она все поняла.
Внезапный стук в дверь вывел Изабеллу из раздумий. Взгляд на часы подтвердил ее подозрения, что еще не время спускаться. Но она рада была отвлечься.
– Войдите, – откликнулась она.
В комнату вошел Генри, оглядел ее с ног до головы, затем сделал ей знак повернуться кругом.
– Ну как? Я хорошо выгляжу?
– Проклятие, Иззи. Мне придется отгонять их всех палкой, – проворчал Генри, заключив ее в объятия.
– Правда? Ой! – вскрикнула она, когда что-то твердое, как камень, во фраке Генри врезалось ей в ребра. – Что это у тебя в кармане, скажи на милость?
Генри поспешно отпустил ее.
– Извини, – смущенно сказал он. – Я совсем об этом забыл. Но хорошо, что так получилось, а то бы я не вспомнил, что надо отдать это тебе. А ведь именно для этого я и пришел.
– И что же это такое?
– Подарок тебе ко дню рождения, разумеется.
Между тем Иззи родилась в марте. Но Генри тогда не было дома, и Иззи не собиралась придираться к деталям, когда ей предлагали подарок.
Генри вытащил из кармана маленькую бархатную коробочку.
– Я, конечно, опоздал, но, мне кажется, сейчас как раз подходящее время, – сказал он, протягивая ей коробочку.
Изабелла открыла ее, и глаза у нее округлились.
– Генри, я… ух, ну…
Впервые в жизни она не нашлась, что ответить. Вздохнув, Иззи выдавила на лице улыбку.
– Ох! – воскликнула она, надеясь, что ей удалось придать голосу оттенок радости. – Как мило! Это… большой золотой шарик… на цепи!
Генри расхохотался.
– Хорошо, что ты не умеешь притворяться, Иззи. Все написано на твоем лице. – Он запустил пальцы в коробочку и отщелкнул крошечный запор сбоку шарика. Две половинки раскрылись, и выскользнула цепочка из шести миниатюрных портретов: ее родители; Генри; Оливия; сестры-близнецы Корделия и Имоджен; Ричард; малютка Порция. Это была ее семья, и она могла держать их всех в своей ладони, смотреть на них, когда захочет, и брать с собой везде, куда бы она ни отправилась.
– О, Генри! – всхлипнула она. – Это чудесно! Спасибо тебе!
– Ну что ты, не плачь, – стал он ее успокаивать.
– Как тебе это удалось?
– Ливви. Иногда эта плутовка может оказаться полезной. Когда она не поглощена чтением, то делает наброски или рисует акварели, так что ты ничего не замечала. Я отнес ее рисунки вместе с теми миниатюрами, которые заказала мама, когда родился Ричард, одному художнику в Лондоне. Самое трудное было держать все это в секрете.
– Ты проделал отличную работу. Я в восторге.
– Рад, что тебе понравилось. Означает ли это, что ты простишь мне намерение покинуть тебя во время твоего первого сезона?
– Куда собираешься сбежать на этот-раз?
– В Ирландию. Там объявились несколько гунтеров [1]1
Гунтер – крупная, сильная и выносливая верховая лошадь для спортивной охоты и скачек с препятствиями. – Здесь и далее примеч. пер.
[Закрыть], хочу на них взглянуть. А затем, думаю, настало время наконец-то увидеть сиротский приют. Он почти готов.
– Значит, Джеймс возвращается в Ирландию?
Генри утвердительно кивнул.
– Мама оторвет мне голову, если я не останусь в городе хотя бы еще на пару недель. Но Джеймс уезжает завтра. Ты же знаешь, что он не любит находиться по соседству с графом дольше, чем это необходимо. А Шеффилд-Парк находится вблизи Лондона, Джеймс не может чувствовать себя там уютно. Я удивлен, что он вообще приехал.
– Он обещал мне приехать.
– Опять ты со своими обещаниями, – рассмеялся Генри. – Теперь мне лучше спуститься. Мама наверняка изобретет для меня несколько новых пыток, если я не окажусь на месте к твоему выходу.
– Она все еще собирается заставить тебя танцевать с мисс Мерриуэдер, – предупредила его Иззи.
Генри застонал.
– Сегодня она трижды вынудила меня обещать это.
– Ну-ну, – проворчала Иззи. – Мисс Мерриуэдер очень мила.
– Да, – сказал Генри, – мила. – Он произнес это слово с такой неприязнью, словно быть милой означало нечто ужасное. Затем он направился к выходу. – Увидимся внизу.
Он открыл дверь, и тут Иззи вспомнила, что нужно попросить его об услуге.
– Генри!
– Да? – Он остановился.
– Скажешь Джеймсу, что я оставила для него танец перед самым ужином?
Генри пообещал выполнить ее просьбу, когда ей пришла в голову еще одна мысль.
– Генри!
– Что?!
– Еще раз благодарю тебя за подарок. И за то, что ты мой брат.
Генри вернулся в комнату и заключил сестру в объятия.
– Я люблю тебя, – прошептала она.
– Я тоже тебя люблю. – Он нежно поцеловал ее в макушку и вышел.
Снова оставшись одна, Иззи сердито посмотрела на часы, стоявшие на каминной полке, мысленно желая, чтобы стрелки двигались быстрее. Она взглянула на миниатюрные портреты в своей ладони, и сердце ее переполнилось радостью при виде всех этих любимых лиц, и она ощутила глубокую благодарность к брату, который преподнес ей такой чудесный подарок.
Он не всегда был таким внимательным. Когда они с Джеймсом приезжали домой на школьные каникулы, Иззи очень хотелось проводить время с ними. Они же, естественно, старались избегать ее. Однако Иззи отличалась завидным упорством и обычно ухитрялась отыскать их, где бы они ни прятались.
Они никогда не выражали особой радости при виде ее, хотя Джеймсу лучше удавалось скрывать свою досаду, чем Генри. Благодаря вмешательству Джеймса мальчики терпели присутствие Иззи, и это было еще одной причиной, почему она его любила.
Время от времени ей поручали играть девицу в беде, принцессу, запертую в высокой башне, охраняемой свирепым драконом. Это было довольно скучно. Иногда, в те редкие моменты, когда мальчики бывали в хорошем настроении, ее повышали до звания пирата, или храбреца индейца, или отважного удалого разбойника с большой дороги – ее самого любимого героя. Это были прекрасные, незабываемые дни.
Иззи всегда любила эти игры – с переодеванием и перевоплощением в воображаемых персонажей. Они помогали ей задержаться в мире детства, все еще густо заселенном ее младшими сестренками и братишками. В мире, который ей не хотелось покидать. Сегодняшний вечер был началом пути в неведомую и опасную взрослую жизнь – перспектива захватывающая и одновременно пугающая. Но Джеймс, ее якорь спасения, символ надежды, ждал ее внизу, и вступление во взрослую жизнь было всего лишь еще одним приключением. И сегодня ей предстояло быть королевой – королевой пиратов, прекрасной, величественной и немного безрассудной.
Осторожный стук в дверь заставил ее вздрогнуть и вернуться к действительности. Время пришло. Бросив последний любящий взгляд на миниатюры, Иззи сложила их, защелкнула запор и опустила подвеску назад в ее бархатный домик. Затем убрала коробочку на туалетный столик, ведь на шее Изабеллы уже было жемчужное, ожерелье. Оно больше подходило к ее наряду. Жемчуг был символом взрослости, и хотя ее семья всегда будет с ней, всегда будет частью ее, сегодня ей предстоял шаг, который она должна сделать одна.
Иззи проследовала за лакеем на галерею и остановилась возле лестницы. До нее доносился невнятный говор гостей, ровный спокойный гул, прерываемый время от времени взволнованным восклицанием леди или рокочущим смехом джентльмена. Изабелла глубоко вздохнула и кивнула дворецкому Колдуэллу, который являлся распорядителем бала. Он постучал своим жезлом по дубовым перилам, ожидая, пока толпа успокоится.
– Достопочтенная мисс Изабелла Энн Уэстон, – провозгласил Колдуэлл.
«Королевы пиратов никогда не совершают ошибок», – сказала себе Изабелла, с лучезарной улыбкой направляясь к началу лестницы, и оглядела толпившихся внизу гостей. Зрелище, представшее перед ее глазами, оказалось утешительно знакомым: яркие, красочные пятна роскошных шелков и атласов, выделявшиеся на фоне более темных благородных тонов вечерних костюмов мужчин, Эта разноцветная колышущаяся масса была расцвечена трепещущими перьями головных уборов, ослепительным блеском драгоценностей и сверкающих пуговиц, искрами вспыхивавших в свете сияния множества свечей. И где-то там, внизу, был Джеймс.
Глава 3
Простите меня за то, что пыталась сбежать с уроков, притворившись больной. Я понимаю, что это нехорошо, но решать задачи так скучно. И все же мне не следовало лгать, потому что теперь я и вправду больна, и лучше бы мне решать задачи. Няня говорит, что я получила по заслугам, но ошибается. Мне не дают ни печенья, ни чашечки шоколада. Только отвар из ивовой коры. Он ужасно горький.
Из переписки мисс Изабеллы Уэстон, восьми лет.
Письмо к гувернантке миссис Дэниелс с извинениями за выдуманную болезнь, которая вскоре обернулась правдой.
Апрель 1786 г.
Джеймс стоял спиной к лестнице, беседуя с одним из старых приятелей, когда Колдуэлл сделал объявление. Поэтому он имел возможность увидеть, как у некоторых бывалых мужчин одновременно отвисла челюсть. «Что за черт?» – подумал он и резко повернулся. И тут он почувствовал, как челюсть отвисла у него самого, и воздух с шумом исторгся из его груди при виде открывшегося ему зрелища. С лестницы спускалась женщина. Такой красавицы Джеймс еще не видел.
Силы небесные! Неужели это Изабелла? Джеймс встряхнул головой, пытаясь совместить свои воспоминания с потрясающей женщиной, представшей его взору.
Он невольно шагнул вперед, чтобы получше ее разглядеть. Аквамариновые глаза, обрамленные длинными ресницами, тонко очерченные брови того же золотистого цвета, что и собранные на макушке локоны.
Ее губы были необычайно соблазнительны, напоминая розовый бутон. Изабелла была очаровательна, мужчины не могли отвести от нее глаз.
Когда Изабелла достигла подножия лестницы, отец взял ее за руку и повел в плавном танце, открывая бал.
– Бог мой, даже без приданого стоило бы надеть на себя хомут, чтобы заполучить такую штучку к себе в постель, – смеясь, сказал Стимпсон.
Джеймса обуяла ярость. Он с трудом сдержался, чтобы не ударить кулаком этого ублюдка и бить его до тех пор, пока он не превратится в кровавое месиво. Но вдруг почувствовал, что кто-то тянет его за рукав.
Джеймс обернулся, готовый обратить свой гнев на любого, кто посмел вмешаться, и был обескуражен, увидев Генри, и так потрясен, что позволил без сопротивления увлечь себя на противоположную сторону зала.
– Черт побери, Хэл, ты слышал, что он…
– Слышал, – мрачно кивнул Генри. – Слышал. И подобно тебе, хотел бы съездить ему по физиономии, но нельзя затевать драку. Мама убьет нас.
Джеймс почувствовал, как напряжение постепенно отпускает его.
– Ты, конечно, прав. Не знаю, о чем я думал.
– Ты вообще ничего не соображал, – заявил Генри, вызвав у Джеймса улыбку. – Так же, как и Стимпсон. – Джеймс перестал улыбаться. – Впрочем, следует отдать ей должное – Иззи, видимо, действительно оказывает подобное воздействие на мужчин.
Джеймс отыскал взглядом Изабеллу, которая как раз освободилась после открывшего бал менуэта и мгновенно была окружена толпой нетерпеливых джентльменов, теснившихся в стремлении быть занесенными в ее бальную карточку.
Генри закатил глаза:
– Слава Богу, я, как ее брат, невосприимчив к ее чарам.
Джеймс помрачнел:
– Какого черта ты это сказал? Не думаешь же ты, что я отношусь к ней иначе, чем по-братски?
– О нет. Конечно, нет, – поспешно сказал Генри.
Слишком поспешно.
– Послушай, Хэл. Я знаю Иззи с тех пор, как она была ребенком…
– О, это напомнило мне… – перебил его Генри.
– Напомнило о чем?
– Об ужине.
Джеймса не удивило, каким образом мысли Генри перекинулись от братских чувств Джеймса – или отсутствия таковых – к предстоящей трапезе. Генри любил поесть.
– Я вспомнил, что Иззи просила меня передать тебе сообщение, – продолжал Генри. – Она приберегла последний танец перед ужином для тебя. А теперь я должен проверить, оставила ли мисс Мерриуэдер танец для меня.
– Почему ты хочешь танцевать с мисс Мерриуэдер?
Генри бросил на него возмущенный взгляд:
– Разве ты не знаешь? Я страстно, до безумия, в нее влюблен. Мы собираемся ночью бежать в Гретна-Грин. Моя мать побуждает меня к этому! Ей нравится эта девчонка, и она, как всегда, заставила меня пообещать потанцевать с ней.
Он выглядел таким обиженным, таким несчастным, что Джеймс невольно рассмеялся.
– Лучше робкая старая дева, чем распутная вдова, – заявил он. – Леди Эллвуд во время танца сунула мне записку с предложением любовного свидания во время бала.
– Везет тебе, парень. Почему бы тебе не полюбезничать с мисс Мерриуэдер, пока я позабочусь о нуждах другой леди?
– Ходят слухи, что она охотится на мужчин в поисках мужа, – предостерег Джеймс.
– Она всецело твоя, – сказал Генри.
– Так я и знал, – ухмыльнулся Джеймс. – Но если ты передумаешь, леди будет ждать в оранжерее в полночь.
Генри удивленно заморгал:
– Но в этом доме нет оранжереи.
– Совершенно верно, – сказал Джеймс. – Впрочем, довольно об этом. Нам не следует заставлять мисс Мерриуэдер ждать.
Генри сердито посмотрел на него и направился к стене, у которой собрались пожилые дамы и старые девы.
Когда его закадычный друг отправился на поиски своей партнерши по танцу, Джеймс отыскал Изабеллу взглядом на танцевальной площадке. Лицо его омрачилось, когда он увидел, что она весело танцует котильон с Маркусом Дебентоном, графом Брантли, наследником маркиза Ардсмора… и одним из самых знаменитых распутников в Англии. Проклятие! Неужели Генри не предостерег ее насчет этого человека?
Джеймс оглянулся вокруг в поисках отца Изабеллы. Наверняка он захочет положить конец столь неподобающему знакомству. Но первой Джеймс нашел леди Уэстон, точнее, она его нашла:
– Джеймс! – Она крепко обняла его. – Как хорошо, что наконец-то ты снова дома!
Он рассеянно кивнул, не сводя глаз с танцевальной площадки. Брантли слишком долго удерживал руки Изабеллы, и взгляд повесы устремился с ее лица вниз на…
Вот оно! Джеймс готов был избить негодяя.
– Ах, ну разве они не замечательная пара? – Леди Уэстон вздохнула.
– Это неподходящее знакомство для нее! – отрезал Джеймс.
– Ты имеешь в виду Брантли? – Леди Уэстон рассмеялась. – Я знаю его с тех пор, как он бегал в коротких штанишках. Мы с его матерью в детстве дружили. А затем размышляли о том, не подойдут ли они друг другу…
– Поверьте мне, – процедил Джеймс сквозь стиснутые зубы, – он совершенно ей не подходит.
– Конечно, нет. – Она понимающе усмехнулась и похлопала его по руке.
Черт побери, не думает же она, что он ревнует? Сначала Генри, теперь леди Уэстон. Неужели все в их семье сошли с ума?
– Не беспокойся насчет Брантли. Уверяю тебя, он безобиден, как котенок.
Джеймс недоверчиво фыркнул.
Она не обратила на это внимания.
– В любом случае я искала тебя не из-за него.
– Позвольте предположить. Вы собирались напомнить мне, что долг джентльмена велит мне постараться, чтобы ни одна дама не простояла весь вечер у стенки.
– Именно так. – Леди Уэстон расплылась в улыбке и на мгновение стала больше похожа на старшую сестру Изабеллы, чем на ее мать. – Не волнуйся. С Иззи ты потанцуешь позже.
Джеймс нахмурился. Но когда подошло время его танца с Изабеллой, он неожиданно для себя обнаружил, что сгорает от нетерпения. Она стояла в окружении толпы раболепных хлыщей, один из которых напыщенно читал сочиненную экспромтом в ее честь оду, воспевая ее «ясные очи цвета безмятежного моря и губы, алые как спелые вишни».
Джеймс так и не понял, чего добивался этот жалкий недоумок, изрекая столь избитую чушь. К тому же он явно погрешил против точности, потому что в Изабелле не было ничего безмятежного, а губы ее вовсе не были алыми, скорее коралловыми.
Джеймсу пришлось применить силу, чтобы пробиться сквозь заслон к Изабелле, при этом его локоть «случайно» познакомился с ребрами влюбленного поэта. Он почти ожидал, что она бросится к нему и крепко обнимет – Иззи всегда так встречала его, когда была девочкой, – но она просто произнесла его имя и протянула к нему руки. Улыбка на ее лице явилась тем Приглашением, в котором он так нуждался. Его имя на ее устах означало возвращение домой.
Все остальные, находившиеся в комнате, исчезли, когда он сжал ее изящные пальцы в своих широких ладонях. Коснувшись ее, Джеймс почувствовал, будто его ударила молния. У него перехватило дыхание, и дрожь пробежала по телу. Голова закружилась, словно миллионы крошечных пузырьков шампанского вспенились и заиграли в его крови. Ему потребовалось напрячь все свое самообладание, чтобы сохранить лицо беспристрастным и подавить внешние проявления переполнявших его чувств.
А затем он ощутил ее трепет и понял, что она чувствует то же самое. Осознание этого глубоко потрясло его.
Сердце его возликовало, и вместе с тем его захлестнуло мощное собственническое чувство, вероятно, пережиток какого-то первобытного мужского инстинкта. Ее руки слегка дрожали, как бы неосознанно вопрошая. Он непроизвольно сжал их крепче. Тело самостоятельно давало ответ, который рассудку еще предстояло осмыслить.
Джеймс склонил голову и взглянул в ее милое, обращенное к нему лицо.
Время словно остановилось, когда их взгляды встретились.
Он первый отвел взгляд, ошеломленный охватившими его чувствами.
– Полагаю, следующий танец мой, – наконец произнес Джеймс. Он продолжал держать Изабеллу за руки, ощущая бешеное биение пульса на ее запястье.
Ее грудь лихорадочно вздымалась и опадала, и его жезл пришел в движение явно не вовремя.
Явно у него слишком давно не было женщины. Другого внятного объяснения Джеймс не находил. Хотя если подумать, не так уж и давно на самом деле. Но почему бы еще вдруг пришло ему в голову, что у Изабеллы, которая была ему как сестра, самая безупречная грудь в мире?
За то время, что он отсутствовал, Изабелла умудрилась отрастить восхитительные груди, очень заметные, в особенности на ее стройной фигурке. Джеймс почти жалел, что они так заметны – почти, обратите внимание! – потому что его раздражали похотливые взгляды, которые бросали на нее некоторые мужчины. Впрочем, он не был уверен, что их взгляды очень отличаются от тех, которые он сам то и дело устремлял на ее грудь.
Проклятие, он пожирал глазами груди Изабеллы Уэстон, мечтал о них и не был уверен, что может остановиться.
Хуже того, он не был уверен, что хочет остановиться.
Джеймс заставил себя отступить, как мысленно, так и физически. Он отпустил ладони девушки и предложил ей руку, чтобы проводить на танцевальную площадку. Он оглядел ее всю, с ног до головы, по достоинству оценил платье и прическу и ни в чем не нашел ни малейшего изъяна. Пожалуй, он предпочел бы, чтобы вырез ее платья не был столь глубоким, но, если быть честным, выглядела она восхитительно.
Пока Джеймс сопровождал Иззи в круг танцующих, он остро чувствовал на себе завистливые взгляды окружающих мужчин. Он мысленно усмехался, радуясь тому, что оказался избранным, испытывая необыкновенный подъем и легкий трепет, оттого что уводил ее от всех этих очарованных глупцов и бездарных поэтов. Должно быть, Изабелла ощутила рукой его дрожь, поскольку она вдруг остановилась и посмотрела на него.
– Что случилось? – изумленно спросила она. – О Господи! Все дело в моих волосах? – Она потрогала голову. При этом из ее прически выбилось несколько непокорных прядей, и в воздухе распространился медовый аромат жимолости. И Джеймсу очень захотелось завладеть ее губами и узнать, так ли сладок ее вкус, как запах.
Боже милостивый, как только ему могла прийти в голову подобная мысль? Джеймс был обескуражен, выбит из колеи, словно что-то изначальное, незыблемое вдруг изменилось, но он не знал, что именно. Однажды он читал, что в пустыне встречаются такие места, где почва неожиданно уходит из-под ног и путника в считанные секунды засасывает все глубже и глубже в песок.
Именно так он чувствовал себя и в данный момент. Он был застигнут врасплох. И теперь тонул в океане очарования Изабеллы, упиваясь ее видом, ее запахом, самим ее присутствием.
– Джеймс?
Он встряхнул головой, чтобы избавиться от наваждения, хотя заранее знал, что это не поможет. Изабелла сводила его с ума.
