Текст книги "Обещай мне эту ночь"

Автор книги: Сара Линдсей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Сара Линдсей
Обещай мне эту ночь

Пролог

Секунды кажутся нам незначительными, несущественными. Ведь в минуте их целых шестьдесят. Минуты столь же скоротечны в сравнении с продолжительностью часов, образующих один-единственный день. Дни тоже быстро уходят в небытие, складываясь в недели, затем месяцы. Каждый месяц краток и незначителен в общем потоке лет, составляющих жизнь.

Но одна-единственная секунда способна изменить все. Даже привычный уклад жизни. В свои десять лет Джеймс Шеффилд познал эту горькую истину. Долгие мучительные часы его мать пыталась произвести на свет ребенка, но не смогла. Всего одной лишь секунды хватило, чтобы жизнь с последним дыханием покинула ее тело. Мрачная атмосфера, воцарившаяся в доме после похорон матери и ребенка, держалась долгие месяцы. Но потребовалось всего лишь мгновение, чтобы Джеймс убедился, что при падении с лестницы – случайном или по умыслу – отец его сломал себе шею.

И когда мальчик стоял на кладбище, глядя, как гроб отца опускают в могилу рядом с гробом, где упокоились его мать и крошечная сестренка, ему хватило одной секунды, чтобы решить, что он никогда больше не сможет пережить потерю того, кого любит. Даже в свои юные годы Джеймс понимал, что есть только один путь защитить себя от подобных страданий – никогда никого не любить. Поэтому он собрал осколки своего изнывающего от боли разбитого сердца и схоронил в самом дальнем уголке своей души, где никто, даже он сам, не сможет их отыскать.

Глава 1

Дара Дорогая мама, я себе собираюсь выйти замуж за Джеймса. Это будет при прекрасно. Мы будем жить рядом с тобой. Я очень щасл счастлива. Люблю тебя.

Любящая тебя Изабелла.

(Миссис Дэниелс помогала мне исправлять ошибки).

Из переписки мисс Изабеллы Уэстон, шести лет.

Письмо к матери, виконтессе Уэстон, разъясняющее преимущества брака с соседским мальчиком.

Август 1784 г.

Уэстон-Мэнор, Эссекс

Июль 1792 года

Взгромоздившись на длинную балюстраду, чтобы было удобнее наблюдать за танцующими – бал этажом ниже был в самом разгаре, – четырнадцатилетняя Изабелла Уэстон увидела душераздирающую картину: мужчина, которого она любила, танцевал с другой женщиной. Она обернулась и посмотрела на одну из младших сестер, Оливию, которая, вытянув шею, заглядывала в зал.

– Ты только посмотри, как эта… эта нахалка танцует с Джеймсом! – воскликнула Иззи. – Бесстыжая! Ведь он ей не муж.

Сама Иззи, конечно же, собиралась танцевать с Джеймсом Шеффилдом именно таким образом. Но к тому времени они будут уже женаты. И поскольку она задумала этот брак с первой их встречи, Изабелла считала, что они непременно помолвлены.

Ей было всего шесть лет, когда они повстречались впервые. Но одной лишь улыбки Джеймса оказалось достаточно, чтобы девочка влюбилась в него. Конечно, Иззи не поняла в тот момент, что это любовь, но ей хотелось быть всегда рядом с ним. Хотелось заботиться о нем, принять его в свою семью, наполнить его жизнь весельем и смехом, чтобы навсегда изгнать грусть из его глаз. И хотя она была совсем маленькой, решимости ей было не занимать. Иззи сразу же решила, что когда-нибудь, когда она совсем вырастет, Джеймс Шеффилд будет принадлежать ей. Теперь она уже выросла. Почти. И смотреть, как Джеймс танцует с другой женщиной, было невыносимо.

– Ох, Иззи, – вздохнула Ливви, выглядевшая старше своих двенадцати лет, – снова ты о своем Джеймсе!

Изабелла пожала плечами:

– Ничего не могу поделать. Я люблю его.

– Знаю. Поверь, мне гораздо лучше спалось бы, будь это не так. Но он, ну… – Оливия прикусила губу и потянула прядь своих золотисто-каштановых волос. – Он гораздо старше тебя.

– Джеймс вовсе не стар. В мае ему исполнилось всего двадцать. Хэлу, – она махнула рукой в сторону толпы внизу, где находился старший брат девочек, Генри, – исполнится в сентябре двадцать, а он уж точно не старый.

– Я не сказала, что Джеймс старый. Я сказала, что он старше. И он лучший друг Хэла… и наш сосед. Для него ты всего лишь маленькая сестричка, и если бы он догадывался о твоих чувствах, боюсь, что…

– Фу, черт! Я только что видела, как эта женщина коснулась его… – Иззи помахала рукой возле своего зада, едва не свалившись при этом с перил. И как бы ей ни хотелось прихлопнуть эту женщину, словно букашку, она предпочитала сделать это в несколько переносном смысле. Ведь если бы она упала, то легко могла бы сломать себе шею. А если нет, мама в любом случае способна была ее убить за появление перед гостями в дезабилье. Нельзя сказать, что плотная фланелевая ночная сорочка и халат плохо прикрывали ее – напротив, они тщательно укутывали ее от шеи до пят. Но это выглядело бы непристойно.

Иззи ненавидела змей, пауков и абрикосовый джем, а также слово «пристойно». Генри донимал ее первыми; мама – последним. Но именно от материнских сентенций ее бросало в дрожь. Иззи не удавалось всегда держаться в рамках пристойности.

Изабелла спрыгнула с балюстрады и плюхнулась на пол рядом с сестрой.

– Ну, так чего же ты боишься?

– Ничего, – пробормотала Ливви.

– Не знаешь, кто она такая?

Оливия, не потрудившись уточнить, о ком идет речь, ответила:

– Думаю, женщина, танцующая с Джеймсом, и есть та печально известная вдова, которая в конце концов убедила лорда Финкли снова прогуляться к алтарю.

– О Господи! – прошептала Изабелла, не то с восхищением, не то с ужасом.

После того как жена его умерла каких-то полсотни лет назад, лорд Финкли проводил время с молодыми любовницами или вдовами из высшего общества, пытавшимися женить на себе богатого пожилого джентльмена. Пока ни одной из них это не удавалось. Видимо, Джеймс попал в руки самой коварной женщины, которую только знала Англия за истекшие полвека, а может, и злой колдуньи. Скорее всего и то и другое вместе.

– Никак не ожидала, что женщина, окрутившая лорда Финкли, будет вот такая.

Оливия укоризненно покачала головой:

– Ты просто ревнуешь – и сама знаешь это!

– Она использует недостойные, бесчестные методы. – Иззи раздраженно запыхтела. – Ты только посмотри, как она пытается его завлечь! Почему ее муж ничего не предпринимает?

– Может, потому что вот уже час он сидит в углу и громко храпит? – предположила Ливви. – По правде говоря, не думаю, что Джеймс возражает. Она очень красива, – добавила Ливви.

– Надо думать!.. При условии, что вам нравятся высокие тощие дамы определенного сорта, выставляющие грудь напоказ.

Конечно, даже если бы ей очень этого хотелось, Иззи не могла винить женщину за то, что та пытается завлечь Джеймса. На горе себе, он был необычайно привлекателен. Иззи могла бы потратить – черт, уже потратила – бессчетное количество часов, перечисляя его совершенства, первым из которых были, безусловно, его волосы.

Цвета выдержанного бренди, они отливали золотом там, где солнечные лучи касались их легким поцелуем. Будучи несколько длиннее, чем предписывала мода, они слегка вились на концах.

Затем следовало упомянуть его глаза. Прекрасные зеленые глаза, обрамленные густыми ресницами, которые были – какая несправедливость! – гораздо длиннее и темнее ее собственных. Ее ресницы были лишь немного потемнее ее волос цвета соломы, но едва ли стоило придавать этому большое значение. Тщеславие имя твое, Изабелла Уэстон!

Нос у него тоже был красивее, чем у нее. Орлиный, на ее взгляд, самое подходящее слово. И благодаря этому он выглядел воинственно и высокомерно. Она находила его неотразимым. Ее собственный нос, самый обычный, не был даже изящно вздернут, как у Оливии. Какая несправедливость! Изабелла считала, что как первой дочери, рожденной в семье Уэстон, нос ей должен был достаться самый лучший.

У леди Финкли нос был вполне подходящий, с сожалением отметила Изабелла. Впрочем, это сущая мелочь, решила она, увидев, как леди Финкли тесно прижалась к Джеймсу и прошептала что-то ему на ухо, отчего он весело рассмеялся, запрокинув голову.

Изабелла скрипнула зубам и, когда часы на галерее пробили половину двенадцатого. Джеймс и Генри обещали до полуночи принести наверх сладостей для нее и Ливви, поскольку девочки были еще слишком малы и на бал их не пускали.

Оливия устало зевнула.

– Прости меня, Иззи, но я сейчас пойду спать. Наверное, они про нас забыли. Спокойной ночи.

– Ммм-хмм, – промычала Изабелла, не в силах оторвать взгляд от сцены внизу.

– Правила вежливости требуют, чтобы ты в ответ тоже пожелала мне спокойной ночи.

– Ммм-хмм.

Оливия тяжело вздохнула.

– Придется мне с этим смириться, – пробормотала она себе под нос. Иззи услышала ее, но была слишком занята, чтобы подобающим образом попрощаться с сестрой. Ливви снова вздохнула, поднялась и направилась в спальню, которую они делили с сестрой.

«Придется мне и вправду с этим смириться», – думала Изабелла, наблюдая, как Джеймс прогуливается вокруг зала с леди Финкли. Ее рука лежала на его локте, а он обнимал ее за талию. Иззи недовольно поморщилась. Она знала, как действует его прикосновение. Действует таким сверхъестественным образом, что с первого же мгновения, как она взяла его за руку, ей уже не хотелось его отпускать. Как бы то ни было, Иззи очень хотелось, чтобы леди Финкли от него отцепилась, точнее, чтобы та поскорее ушла. Наконец после двух неимоверно долгих кругов по залу желание Иззи частично исполнилось – Джеймс сопроводил леди Финкли к ее пребывающему в блаженном забытьи супругу.

Иззи не сводила глаз с Джеймса, пока тот протискивался сквозь толпу гостей. Она только слегка отвлеклась, заметив родителей, которые танцевали вместе, глядя друг на друга так, словно в зале больше никого, кроме них, не было. «Как приятно, – подумала Иззи, – что они до сих пор влюблены друг в друга». Впрочем, это ее немного смущало. И чуть-чуть удивляло, если учесть, что когда этим утром крестили Ричарда, грудного братика Изабеллы, – это событие сейчас и праздновали внизу, – ее мама сказала, многозначительно взглянув на мужа, что хотела бы, чтобы в Уэстон-Мэнор больше не было крестин до тех пор, пока она не станет бабушкой. Однако взгляды, которые она теперь бросала на отца Иззи, говорили совсем о другом…

Не желая углубляться в подобные размышления, Изабелла снова отыскала глазами Джеймса и нашла его рядом с Генри, который стоял среди гостей возле стола с угощениями. Ей следовало догадаться. Мама не раз говорила, что ее старший сын очень любит поесть. К несчастью, то же самое можно было сказать и о лорде Блатерсби, который также очень любил своих овец. А это означало, что Генри то и дело сталкивался с этим овцелюбивым джентльменом и тот затевал с ним разговор. Судя по выражению его лица, разговор этот был неприятен брату. «Бедняга Хэл. Но лучше уж он, чем я!»

Джеймс Шеффилд всегда считал себя добрым, но несколько мгновений помедлил, наслаждаясь страдающим выражением на лице лучшего друга, прежде чем подойти и избавить его от самого скучного и надоедливого человека во всем христианском мире.

– Ты чертовски долго задержался, – проворчал Генри, когда они наконец ретировались. – Я пытался привлечь твое внимание, но ты не сводил глаз с соблазнительной леди Финкли, чтобы это заметить. Что ж, я тебя понимаю. Я и сам о ней подумывал. Однако мне чертовски не повезло. Пока ты разыгрывал Казанову, я был прикован к старику Блатерсби с его овцами.

– Блатерсби и его овцы. – Джеймс рассмеялся. – Не трудись, я все это уже слышал, и не один раз. – Он покачал головой. – Пойдем, скоро полночь, а мы обещали Иззи и Ливви принести им сладостей.

Генри поморщился:

– Вот черт! Совсем забыл. Хорошо, что ты вспомнил. Ты же знаешь, какой бывает Иззи, если ее разозлить.

Джеймс кивнул и подтолкнул Генри к группе гостей, жаждущих пройти к столу с десертом.

– Какой дьявольски нудный день, – заметил Генри, когда они встали в очередь. – Утром крестины, а теперь еще это. Хорошо, что ты здесь. А ведь мог уехать несколько недель назад.

– Конечно, я здесь, – ответил Джеймс. – Я, как и ты, не мог спокойно уехать, пока ваша мать благополучно не разродилась. Не все ли равно – отправиться в путешествие месяцем раньше, месяцем позже. Колизей никуда не денется, а для твоей мамы было важно, чтобы ты присутствовал на крестинах Ричарда.

– Так же, как и тебе, – сказал Генри.

– Мама была уверена, что я уберегу тебя от неприятностей, – поддразнил его Джеймс.

Уэстоны стали ему настоящей семьей, с тех пор как он в десять лет остался сиротой и его отправили жить к деду, графу Данстону. Главное, что можно было сказать о графе, – это то, что его поместье Шеффилд-Парк соседствовало с Уэстон-Мэнор, резиденцией виконта Уэстона и его семьи.

Они приняли Джеймса как родного сына. Их шумный дом стал его прибежищем. Когда он вместе с Генри отправился в Итон, леди Уэстон, плача к причитая, расцеловала обоих. Все это повторилось при их отъезде в Оксфорд.

Она плакала, когда они окончили университет в этом году, но Джеймс полагал, что это лишь потому, что Генри во время учебы чаще бывал дома, чем на уроках, – его много раз наказывали, временно отстраняя от занятий и отправляя в деревню. Джеймс значительно преуспел в литературе, частично из желания порадовать леди Уэстон, которая была без ума от некоторых драматических произведений елизаветинских времен. Генри этим утром подшучивал, что если бы его отец не имел решающего голоса в присвоении имен своим детям, то нового отпрыска их семьи вполне могли бы окрестить Гамлетом или Фальстафом. Да, детям Уэстона крупно повезло иметь такого отца. Джеймс когда-то и сам думал, что ему повезло с отцом, но…

Он тряхнул головой. Не нужно сейчас думать об этом. Только не сегодня. Вообще лучше не думать об этом, сосредоточиться на настоящем и…

– Положи это назад на тарелку, Хэл. Это для Иззи и Ливви, – укоризненно сказал Джеймс, продвигаясь вместе с другом вдоль вожделенного стола.

– Когда ты успел отрастить глаза на затылке? – проворчал Генри, пережевывая пирожное.

– Я знаю тебя с тех пор, как нам было по десять. Не станешь же ты отрицать, что за десять лет дружбы я обрел определенную проницательность? Кроме того, ты поглощаешь все, до чего можешь дотянуться.

– Я все еще продолжаю расти, – огрызнулся Генри.

Джеймс рассмеялся. Он сам был шести футов ростом, но его лучший друг превосходил его по меньшей мере дюйма натри и походил на профессионального боксера.

– Если ты еще подрастешь, я продам тебя цыганам в бродячий цирк.

– Напомни-ка мне еще раз, почему мы с тобой друзья?

– Если не считать того, что больше никто не способен тебя выносить? – пошутил Джеймс, оглянувшись на Генри. – Ну, прежде потому, что без моей помощи ты никогда не окончил бы университет.

Генри рассмеялся:

– Я так и не понял, как тебе удавалось посещать все эти скучные лекции.

– Способность себя контролировать? – предположил Джеймс.

Генри усмехнулся, пожав плечами:

– Сомневаюсь, что был бы толк, если бы и я их посещал. Я никогда не отличался способностями к обучению.

С этим Джеймс не мог спорить. В умственных изысканиях Генри и вправду не был силен. В постельных играх – как и в любых играх и видах спорта, – вот где он был на высоте. И все же Джеймс был уверен, что Генри гораздо умнее, чем старается показать. Его лучший друг определенно не испытывал недостатка в изобретательности, размышлял Джеймс, припоминая все неприятности, в которые Генри вовлекал их обоих.

Джеймс удовлетворенно улыбался, поднимаясь в сопровождении Генри на галерею. Но его веселость мгновенно испарилась при виде Изабеллы, которая стояла наверху со скрещенными на груди руками.

– Наконец-то! – сердито воскликнула она. – Я думала, вы вообще не придете.

Пламя свечей с канделябров, обрамляющих галерею, освещал Изабеллу сзади, создавая вокруг нее золотое сияние, превращая ее непокорные светлые локоны в нимб. В этот момент она походила на разгневанного ангела.

– Что приключилось с Ливви? – спросил Генри.

Иззи многозначительно взглянула на обоих.

– Ей надоело вас дожидаться, и, решив, что вы забыли о нас, она отправилась спать.

Генри растерянно посмотрел на тарелку и стакан в своих руках. В этот момент часы пробили четверть первого.

– Уверен, что она еще не заснула. Пойду отнесу ей это. Не хотелось бы, чтобы она думала, будто мы про вас забыли. Она может превратиться в такую же злючку, как ты. – И с этими словами он направился дальше по коридору.

– Что он хотел этим сказать: «Она может превратиться в такую же злючку, как ты»? – пробормотала Иззи, усаживаясь на ступеньку.

– Эй, скушай пирожное, – поспешно произнес Джеймс, сунув ей тарелку со сладостями. Он подождал, пока она прикончит три имбирных печенья и кусок пирога, и, решив, что настроение ее улучшилось настолько, что он мог за себя не опасаться, сел рядом с ней. – Ну что, понравились тебе танцы? – спросил он.

– Не очень, – сказала она тоном, в котором явно проскальзывала горечь. – Тебе они понравились гораздо больше.

– Что ты сказала? – Джеймс склонился к ней в полной уверенности, что плохо расслышат.

– Я просто заметила, что ты долгое время танцевал с леди Финкли. – Изабелла уставилась в свою тарелку. – Она твоя любовница?

– Ч-что?! – воскликнул Джеймс. – Иззи! Это… это совершенно недопустимо! Тебе не положено даже знать о…

– Любовниках? – выпалила она, сердито посмотрев на него и облизывая пальцы.

– Да, будь я проклят! Тебе не положено знать о подобных вещах, а уж тем более о них говорить.

– Так она не твоя любовница? – уточнила Изабелла.

– Нет! – взорвался Джеймс и добавил, понизив голос: – Черт возьми, это неприлично. Не говорю уже о том, что тебя это не касается.

– Ох! – В тихо произнесенном звуке определенно слышалось уныние. Девочка отвернулась, и Джеймсу показалось, что плечи ее дрожат. Он мгновенно смягчил тон.

– Иззи, посмотри на меня.

Изабелла не отрывала глаз от тарелки. Джеймс взял ее из рук девочки и отставил в сторону. Затем, взяв ее пальцем за подбородок, поднял ей голову, чтобы заглянуть в глаза.

– Боже мой, ты ревнуешь! – произнес он, не веря своим глазам. Иззи промолчала, но не стала отрицать, что ревнует.

Джеймс, обхватив ее щеки ладонями, снова повернул лицом к себе и ощутил под пальцами влагу на ее нежной шелковистой коже. Он увидел, как слезинка скатилась по ее бледной щеке, затем еще и еще одна, превращая ее ресницы в темно-золотые шипы.

– Милая, – с мольбой произнес Джеймс, хотя понятия не имел, о чем просит. «Нужно что-то сказать», – подумал Джеймс. Он убедился на собственном опыте, что проявление нежности – самый безопасный способ нарушить молчание в сложившейся ситуации. Ничего подобного ему еще не приходилось переживать, и он надеялся, что и впредь не придется. Он чувствовал себя чертовски неловко.

Проклятие! Изабелла постоянно бегала за ним по пятам, когда была младше, но он даже представить себе не мог, что она так к нему привязалась. Малышка выглядела несчастной и подавленной, и эго настолько не походило на ее обычную жизнерадостность, что Джеймса просто убивало сознание, что он послужил этому причиной. Он обвил рукой плечи девочки и привлек ее к себе. Она уткнулась лицом ему в грудь, обильно орошая слезами его жилет.

– Не плачь, Иззи, – с чувством произнес Джеймс. – Пожалуйста, прошу тебя.

– Э-это просто из-за того, что ты у-улыбался и смеялся, танцуя с н-ней, а мне так х-хотелось быть старше, надеть такое же красивое платье и танцевать с тобой, – Слова доносились приглушенно, просачиваясь сквозь мягкую ткань его фрака.

– Ну, полно, успокойся. – Джеймс взял ее лицо в ладони и вытер ей слезы. – Я не настолько хороший танцор, чтобы так из-за этого убиваться.

Робкая улыбка, мелькнувшая на ее губах, заставила Джеймса почувствовать себя королем Англии – великим и могущественным. Когда он заглянул в ее полные слез глаза, на мгновение ему показалось, что он видит свою собственную душу. Эта мысль ужаснула его. Он отдернул от лица Иззи руки, словно обжегшись.

– Когда-нибудь, – сказал он, – когда ты станешь старше и наденешь такое же красивое платье, найдется столько мужчин, желающих с тобой танцевать, что ты удивишься, что хотела танцевать со мной.

– Неправда! – с жаром возразила Изабелла. – Мне будет хотеться танцевать с тобой всю оставшуюся жизнь. Только с тобой. Я знаю это. Точно знаю и никогда не изменю своего мнения. Никогда!

– Изменишь, – продолжал настаивать Джеймс.

– Никогда. – Она шмыгнула носом и упрямо тряхнула головой. – Я тебя лю…

– Надеюсь, ты не настолько глупа, чтобы думать, будто влюблена в меня.

Джеймсу очень не хотелось причинять ей боль, но лучше прямо сейчас покончить с ее нелепым увлечением.

– То, что ты испытываешь ко мне, – вовсе не любовь. Скорее привязанность, восхищение. И если ты достаточно умна, то сохранишь свою любовь для какого-нибудь счастливца, который будет достоин ее и полюбит тебя. Я не способен любить.

– Но когда ты был младше…

– Это давным-давно прошло. У меня было достаточно времени и ни малейшей поддержки от деда чтобы побороть эту непозволительную слабость.

Изабелла была поражена до глубины души.

– Любовь вовсе не слабость…

– Ради Бога, говори тише. – Джеймс поднялся на ноги и теперь смотрел на нее сверху вниз. – Такая юная и невинная, – пробормотал он. – Иззи, надеюсь, тебе никогда в жизни не придется посчитать любовь слабостью. – Его голос прозвучал тускло и устало. – Но даю тебе слово, такое может случиться.

Девочка яростно замотала головой и ткнула пальцем ему в грудь.

– Уверяю тебя, что все еще буду желать этого танца.

Джеймс устало вздохнул.

Иззи сердито смотрела на него, выпятив дрожащую нижнюю губу.

– Ну хорошо, не смотри на меня так сердито. Если ты все еще будешь хотеть этого, когда придет время, я непременно приглашу тебя на танец.

Лицо Изабеллы мгновенно просияло, глаза загорелись внезапной надеждой.

Джеймса на миг охватила тревога, но он убедил себя, что это глупо. Иззи скорее всего направит свое внимание на другого джентльмена, и не пройдет и двух недель, как она забудет этот их разговор.

– Ты обещаешь? – требовательно спросила Изабелла.

– Что именно? – поинтересовался Генри. Его внезапное появление поразило обоих.

– Джеймс только что пообещал потанцевать со мной на моем первом балу, – ответила Изабелла.

Джеймс хотел сказать, что не собирается делать ничего подобного, но тогда Генри узнает, что произошло между ними. Во-первых, это смутило бы Иззи. Во-вторых, Джеймс не знал, как к этому отнесется Хэл.

Он мог бы счесть это шуткой. Генри был добродушным веселым парнем, однако все, что касалось его семьи, воспринимал слишком серьезно. Горой вставал на защиту, готовый на все, вплоть до дуэли. Конечно, Джеймс не поощрял Иззи, но Генри мог не принять этого во внимание. А Джеймсу совсем не хотелось, чтобы его послали в нокдаун из-за какой-то невинной фантазии. По их тренировочным схваткам у Джентльмена Джексона Джеймс не понаслышке знал, какой у Генри сокрушительный хук правой.

– Иззи, при чем тут твой первый бал? – Генри нахмурился. – До него еще несколько лет и…

– Обещаю, – спокойно сказал Джеймс, глядя Изабелле в глаза.

– Хорошо. – Изабелла одарила Джеймса лучезарной улыбкой, заставившей его задуматься: только ли на танец он согласился? По какой-то неизвестной ему причине им овладело необъяснимое чувство, что он только что добровольно отдался в плен девочке с глазами цвета летнего неба и улыбкой, переполнившей его сердце такой бурей эмоций, что это напугало его до полусмерти.