Текст книги "Обещай мне эту ночь"
Автор книги: Сара Линдсей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 20 страниц)
Глава 10
Я и вправду не понимаю, почему столько шума из-за поцелуев! Вчера, когда я ждала, пока оседлают мою кобылу, один из конюхов украдкой сорвал у меня поцелуй. Наверное, следовало сказать об этом тетушке Кейт, но, если быть честной, я сама подстрекала его, потому что мне хотелось узнать, как это бывает. Должна признаться, что я горько разочарована. Это совсем нестоящее, неприятное дело. Ничего похожего на то, что описывает миссис Дирхарт в романе «Гибель коварного герцога». Не знаю даже, то ли объявить эту женщину отъявленной лгуньей, место которой в Бедламе, или восхвалять ее за столь необычайно живое воображение!
Из переписки мисс Изабеллы Уэстон, пятнадцати лет.
Письмо к сестре мисс Оливии Уэстон о неверной информации, распространяемой некоторыми авторами мистических романов, к великому разочарованию отправительницы.
Июль 1793 г.
– Надеюсь, ты чувствуешь себя не так ужасно, как выглядишь, – сказала Оливия, когда Изабелла проснулась на следующее утро.
Иззи повернула голову, чтобы взглянуть на сестру, подтаскивавшую стул к кровати, и поморщилась от яркого света, хлынувшего в окна, которые, если бы не ее сестра, сейчас были бы все еще плотно занавешены тяжелыми шторами.
– Не могла бы ты заниматься этим, – она указала на вышивание, лежавшее у Оливии на коленях, – где-нибудь в другом месте?
– Я бы могла, – согласилась ее сестра, – но тебе было бы трудно разговаривать со мной, если бы я находилась в другой комнате.
– Поскольку я не собираюсь с тобой разговаривать, значит, нет никаких проблем, – процедила Изабелла сквозь зубы.
– Я уверена, ты передумаешь, – сказала Оливия и наклонилась, чтобы порыться в своей корзинке для рукоделия. Затем выпрямилась с торжествующей улыбкой. – У меня новости, – объявила она, размахивая куском зеленного, украшенного вышивкой шелка.
– Должно быть, ты и вправду рассчитываешь побольше выпытать, – заметила Изабелла, – если пытаешься привлечь внимание новой вышивкой.
Оливия раздраженно воскликнула:
– Не будь я хорошей, любящей сестрой!.. – Изабелла насмешливо фыркнула; не обратив на это внимания, Оливия закончила: – Я бы встала и ушла!
– Прекрасная мысль, – заявила Изабелла.
– И ты бы тогда не узнала новости, которые я хочу тебе сообщить. А я уже так долго жду подходящего момента.
Изабелла закатила глаза.
– Новости насчет твоей вышивки?
– Новости насчет Джеймса. – Оливия самодовольно улыбнулась, когда Изабелла стремительно села в постели.
– Джеймс! О, почему ты мне раньше не сказала? – Иззи подняла руку. – Подожди. Понимаю – я не спрашивала, верно? Ну ладно, продолжай, выкладывай подробно, что тебе известно.
Оливия начала говорить, но потом остановилась, задумавшись. Изабелла готова была вскочить с кровати и силой вытрясти сведения из сестры.
– Ливви! – вскрикнула она.
– Я просто пытаюсь подобрать слова, как лучше сказать тебе, чтобы ты не слишком волновалась. Мама говорила, что тебя нельзя расстраивать.
– Нельзя расстраивать… – Сердце Изабеллы гулко ухнуло в груди и мгновенно ушло в пятки. – Он покинул нас, – прошептала Иззи и в полном изнеможении опустилась на подушки.
– Покинул? – переспросила Оливия озадаченным тоном и весело рассмеялась. – Нет, Иззи, он не настолько болен. Кстати, кто тебе сказал?..
– Он болен?
– Не у каждого такое крепкое здоровье, как у тебя. – Оливия насмешливо фыркнула.
– Он болен, – тихо повторила Изабелла, как бы про себя. – Как это замечательно!
Оливия взглянула на нее с удивлением:
– Странная реакция на известие о болезни другого человека.
– Но раз он болен, – объяснила Изабелла, – он не сможет уехать. Он достаточно болен, чтобы его держали в постели?
Оливия кивнула.
– Я узнала это от мамы, которой сообщила об этом миссис Кент. Та узнала это от своего племянника, который служит конюхом в Шеффилд-Парке. А он услышал от одной из горничных, что у Джеймса лихорадка.
Изабеллу так и подмывало заметить, что в последнее время «лихорадка», пожалуй, его обычное состояние. Но она сдержалась.
– Очевидно, – продолжала Оливия, – он все время бредит. Твердит, что нужно утопить одеяло.
При упоминании об одеяле Изабелла тихонько ахнула. Хорошо, что Оливия ничего не заметила. Она продолжала говорить:
– Это было бы смешно, если бы не было настолько серьезно. Итак, что ты знаешь об этом одеяле?
Пропади все пропадом! Оливия, как назло, слишком наблюдательна.
– О каком одеяле? – спросила Изабелла, сделав вид, будто не поняла.
– Ого, ты покраснела! – воскликнула Оливия. Она сунула вышивку в корзинку и забралась на постель. – Изабелла Энн Уэстон! Ты расскажешь мне, в чем дело, сейчас же, или…
– Или что? – Что бы это ни было, – прошипела Оливия сквозь зубы, – обещаю, тебе это не понравится.
В качестве угрозы это было слабовато. Н о недостаточная изобретательность ее сестры в выборе возмездия с избытком, компенсировалась невероятным упорством и цепкостью.
Никакая собака с ее пресловутой костью не могла бы т сравниться с Оливией Джейн Уэстон, когда речь шла о чужих секретах. Менее чем за полчаса Ливви удалось вытянуть из Изабеллы всю историю целиком. Разумеется, не всю историю, а ее изрядно подредактированную версию – такую, в которой ни слова не говорилось о некоторых… хм… подробностях с участием одеяла и только вскользь упоминалось о приключениях в библиотеке.
– Я все еще не могу поверить, что он целовал тебя, – заметила Оливия, когда Изабелла закончила.
– Ливви!
– Извини, я не совсем точно выразилась.
– В любом случае, – уточнила Изабелла, – это я первая его поцеловала.
– Это было приятно?
– Хм, э-э, ну… – «Приятно?» Это было умопомрачительное, потрясающее наслаждение. Только одного воспоминания об этом было достаточно, чтобы соски ее превратились в маленькие затвердевшие бутоны, отчетливо видимые сквозь тонкое полотно ночной сорочки. Иззи вздрогнула и поспешно натянула на себя одеяло до плечей.
– У тебя подогнулись колени? – прошептала Оливия, пожирая сестру сапфировыми, блестящими от возбуждения глазами. – Твое сердце учащенно забилось, а внутри все перевернулось, как пишут в романах?
Иззи расплылась в улыбке и кивнула:
– Все было гораздо лучше.
Оливия в восторге захлопала в ладоши, но тут же опомнилась.
– Что ты собираешься делать?
– Что ты имеешь в виду?
– Ну, ты просто не можешь позволить ему уехать!
– Разве у меня есть выбор? – устало произнесла Изабелла. – Он отказывается жениться на мне или на любой другой женщине, и он слишком горд, чтобы принять чью-либо благотворительность, даже предложенную от чистого сердца. Поэтому он должен найти себе источник дохода. Для джентльмена его уровня есть только два варианта: духовный сан или армия.
– Духовный сан не самый удачный выбор, – согласилась Оливия. – Но если он завербуется…
– Он может погибнуть, – договорила Изабелла. Эта мысль, подобно спруту, опутала ледяными щупальцами ее сердце, сжимая и разрывая, замораживая ее изнутри. Девушку бросило в дрожь. – О Боже, Ливви! Я этого не вынесу.
– Иззи! – Оливия схватила ее за плечи. – Он не собирается умирать.
– Но может, – пробормотала она.
– Нет! – решительно заявила Оливия. – Он не умрет!
– С чего ты взяла?
– Потому что мы постараемся устроить так, чтобы у него отпала необходимость идти в армию.
Изабелла все так же безучастно смотрела на нее.
Оливия вздохнула.
– Мы должны сделать все, чтобы он женился на тебе. Тогда его наследство и его жизнь будут спасены. А теперь нам нужно составить план. – Она постучала кончиками пальцев по подбородку. – Ты помнишь Эмилию и Джордана?
– Из романа «Таинственная чародейка замка Клермон»? Там, где она… где он… Но, Ливви, это реальная жизнь, а вовсе не роман от «Минерва-Пресс».
– Ты права. – Оливия лукаво взглянула на нее и подмигнула. – Это даже лучше.
Через два дня, спускаясь из окна своей комнаты по дереву, Изабелла размышляла о том, что совершает самый безумный поступок в жизни. Не то, что карабкается по дереву, потому что она проделывала это уже сотни раз и ни разу серьезно не поранилась и не порвала одежды, так что ни родители, ни гувернантки ничего не замечали. Ее не волновало, что она спускается из окна третьего этажа. Не беспокоило ее и то, что придется взбираться назад, хотя эта задача требовала гораздо больших усилий, чем первая. Нет, дерево не имело никакого отношения к тому, что Изабелла усомнилась в том, что она в своем уме. На самом деле предметом ее раздумий был некий мужчина по имени Джеймс Шеффилд и некий заговор, разработанный ее сестрой.
Однако осуществление планов больше нельзя было откладывать, поскольку Оливии через цепочку информаторов стало известно, что на сегодняшний день Джеймс уже покинул постель, несмотря на предписание доктора? соблюдать постельный режим по меньшей мере неделю. До чего отвратительно и типично по-мужски! Хотя Джеймс еще не совсем поправился, Изабелла не сомневалась в том, что он намерен уехать в ближайшее время при первой же возможности. Поэтому она и оказалась здесь, на пути к поставленной цели – соблазнить мужчину.
Пока Иззи украдкой пробиралась к конюшне и тайком седлала Блоссом, свою маленькую гнедую кобылу, она спрашивала себя: с чего она решила, будто сумеет соблазнить Джеймса? И даже если ей удастся его соблазнить – а это было под большим вопросом, – ради чего, во имя всех святых, она на это пошла? «Потому что ты любишь Джеймса, – сказала она себе. – И разумеется, не хочешь, чтобы он отправился на войну и был убит из-за тебя!»
Она делала это ради него. Чтобы спасти его. Впрочем, она лгала себе – или, вернее, не была до конца честной. Она действительно хотела спасти Джеймса Шеффилда, но также хотела заниматься с ним любовью. Просто хотела его.
Кобыла Изабеллы внезапно споткнулась, прервав ее размышления. Девушка удивленно заморгала, увидев, что уже находится во владениях Шеффилдов. Она встряхнула головой, прогоняя дремоту. Сегодня ночью ей необходимо было быстро соображать и постоянно быть начеку. У нее был всего один шанс – одна-единственная ночь, – чтобы добиться успеха. Неудача означала бы, что Джеймс может погибнуть на каком-нибудь злосчастном кровавом поле боя. Неудача означала бы крушение всех ее надежд и мечтаний о будущем. Неудача означала бы… Нет! Она не позволит себе думать о неудаче! У нее просто нет выбора.
Иззи нашла небольшую рощицу, где можно было незаметно привязать Блоссом, и достала из кармана несколько кусочков сахара. Похлопав лошадку по бархатистому носу, девушка направилась к дому, не обращая внимания на боль, время от времени возникавшую в лодыжке. Она вздохнула с облегчением, увидев, что окно в библиотеку приоткрыто. По правде говоря, она не представляла себе, что стала бы делать, если бы пришлось его разбить. И в самом деле, раздраженно додумала она, нельзя сказать, что у нее была уйма времени, чтобы детально продумать весь план. Конечно, если быть честной, то это Оливия разработала сегодняшнюю вылазку. Изабелла не отличалась умением строить планы. Она всегда действовала быстро, дерзко, импульсивно – еще в детстве старалась постоянно участвовать в затеях мальчишек. Но это, думала она с мрачной улыбкой, подобрав юбку выше колен и забиралась на подоконник, это был слишком отчаянный поступок даже для нее.
Иззи на цыпочках пересекла комнату, благодаря Господа за толстый обюссонский ковер, застилавший пол. Затаив дыхание, она медленно приоткрыла дверь и молча вознесла хвалу миссис Бентон, с начала времен заправлявшей хозяйством в Шеффилд-Парке, – отлично смазанные петли не скрипнули. Глаза ее быстро привыкли к темноте. Она осторожно выглянула в коридор и украдкой посмотрела направо и налево. Убедившись, что ей ничто не угрожает, она торопливо направилась к парадной лестнице.
Хотя черный ход был ближе, Иззи не решилась им воспользоваться. Комната миссис Бентон располагалась наверху, совсем рядом с лестничной площадкой, а экономка, несмотря на преклонный возраст, по-прежнему отличалась необычайно острым слухом. И если воспользоваться одним из любимых маминых выражений, негоже быть застигнутой посреди ночи в Шеффилд-Парке крадущейся по коридору. Да что там, мало ли какие еще неожиданности могут подстерегать ее! Иззи едва сдержала нервный смешок.
Взглянув на широкую мраморную лестницу, Изабелла, тяжело вздохнув, сбросила туфли и чулки. Она прикусила губу, когда ее босые ступни ощутили леденящий холод каменных ступенек. Но мрамор был слишком гладким и скользким, чтобы рискнуть остаться в чулках. Настанет день, думала Иззи, торопливо поднимаясь по лестнице, и она заставит Джеймса заплатить за все страдания и муки, которые ей приходится из-за него терпеть. Девушке удалось без помех подняться наверх, и она поспешила в восточное крыло, где располагались апартаменты Джеймса. Наконец она остановилась перед дверью в его спальню. Сердце бешено колотилось в груди. Предстояло воплотить свои планы в реальность.
В голове замелькали различные варианты действий, один ужаснее другого. Изабелла уже смирилась с тем, что Джеймс при ее появлении придет в ярость. А если он так разозлится, что ей не удастся его соблазнить? Не то чтобы она была великой обольстительницей, но за прошедшую неделю познания ее заметно расширились. Однако самым критическим моментом для него было лишение ее девственности. Если Джеймс лишит ее невинности, то будет просто обязан на ней жениться. Они с Оливией не сомневались в этом. Так предписывал кодекс чести джентльмена, которым Джеймс руководствовался в жизни. Но для этого требовалось вынудить его обесчестить ее, а что, если…
Что, если его дверь заперта? Если его дверь заперта, она ничего не сможет сделать. Иззи была абсолютно уверена, что не сумеет выбить крепкую дубовую дверь, а если бы и сумела, ей не удалось бы сделать это бесшумно. Если даже у него открыто окно, вряд ли она смогла бы в него пробраться. Разве что у нее выросли бы крылья или внезапно появился волшебный боб с его толстым стволом, но это уж явно маловероятно. Нет, теперь все зависело от двери, от того, заперта она или нет.
Иззи глубоко вздохнула и уставилась на дверную ручку. Был только один способ выяснить это. Она вытерла вспотевшую ладонь о юбку и сжала холодный металл в руке. Сейчас или никогда. Словно так было предначертано судьбой давным-давно, ручка легко повернулась, и дверь отворилась.
Изабелла крадучись проскользнула в комнату, освещенную только угасающим пламенем догорающего камина. А там, на кровати, глазам ее представилось такое зрелище, что сердце в ее груди, лихорадочно колотившееся весь вечер, казалось, внезапно остановилось. Она вздрогнула всем телом и выронила из рук туфли и чулки.
Джеймс лежал, распростершись на животе, смяв и сбросив простыню ногами. Янтарные отблески пламени играли на его обнаженном теле, окружая его золотистым сиянием. Изабелла подумала, что никогда в жизни не видела ничего прекраснее. Он походил на греческую статую, но те были мраморными, холодными и недостижимыми. Мужчина же перед ней был живым! Ей хотелось броситься к нему, прижаться к нему всем телом, убедиться, так ли он неотразим, как кажется. Джеймс неотразим? Иззи не знала, откуда пришла эта мысль, но да, да, да! Ей хотелось расцеловать его всего, не только его изумительные губы.
А может быть – только может быть! – ей хотелось куснуть его в то местечко, где его крепкая шея встречалась с сильным мускулистым плечом. Неужели ей хотелось укусить его? Она нервно хихикнула.
Иззи подошла ближе и ощутила в воздухе сладковатый запах бренди; Взглянув на прикроватную тумбочку, она с неудовольствием отметила почти пустой графин. Очевидно, кое-кто занимался самолечением.
Но если хорошенько подумать, возможно, бренди не такая уж глупая идея. В романах мужчины всегда подбадривали себя спиртным, перед тем как отправиться на битву с риском лишиться жизни или конечностей. Не то чтобы она сильно рисковала, но, с другой стороны, разве репутация женщины стоит меньше, чем конечности джентльмена?
Изабелла прошла вперед и взяла с тумбочки хрустальный графин, однако не обнаружила поблизости никаких признаков бокала. Пожав плечами, она поднесла графин к губам и сделала большой глоток.
Это был, вне всякого сомнения, самый отвратительный напиток, который она когда-либо пробовала. Иззи выплюнула половину жидкости себе на платье задыхаясь и давясь остальным. На глазах ее выступили слезы. Она осторожно поставила графин на место и, держась за живот, опустилась на пол. Взглянув на Джеймса, она с облегчением увидела, что он по-прежнему крепко спит. Силы небесные, как только мужчины могут поглощать столь значительные количества этого адского зелья? Хотя она вынуждена была признать, что не все так уж плохо теперь, когда огненные пары бренди согревали ее изнутри.
Иззи протянула руку, схватила графин и, запрокинув голову, сделала вторую попытку. Уже гораздо лучше, признала она, опуская графин на колени. На глазах ее снова выступили слезы, но это была незначительная плата за приятное возбуждающее тепло, распространившееся по телу. «Сколько же бренди нужно выпить, чтобы укрепить нервы?» – задумалась Изабелла. Она сделала еще один маленький глоток и обнаружила, что если задержать дыхание, то совсем не чувствуешь вкуса. Так было намного лучше.
Сделав еще несколько глотков, Изабелла отставила графин в сторону. Во-первых, он был уже пуст, хотя она, хоть убей, представления не имела, куда все делось. Во-вторых, в комнате стало невыносимо жарко. Иззи с трудом поднялась на ноги, помедлив, когда комната зашаталась перед ней, и обмахнулась ладонями. Она действительно слишком перегрелась. Внезапно ее осенила отличная идея – снять с себя платье. Тогда ей уже не будет так жарко, и, кроме того, радостно сообразила она, это прекрасный способ приступить к обольщению.
Оливия посоветовала ей надеть простое платье, которое легко снять. Такое заявление из уст младшей сестры поначалу смутило Изабеллу, но оказалось, что это было мудрое решение, потому что пальцы ее, похоже, совсем не слушались. Потратив около пяти минут на то, чтобы кое-как справиться с тремя пуговицами, скреплявшими полочки лифа, Изабелла в конце концов сбросила платье на пол. Поскольку корсет она не надела, следом туда же отправилась сорочка, оставив ее скандально не одетой и скандально не обеспокоенной на этот счет.
Изабелла расплела косы, распустив волосы, и танцующей походкой направилась к кровати. Она вскарабкалась на постель и скользнула под простыню, которую сбросил Джеймс, наслаждаясь прикосновением прохладного полотна к обнаженной коже. Обольщение, решила она, изумительно непристойное занятие. А впереди предстояло еще так много всего…
Глава 11
Вчера вечером в театре наиболее интересным представлением оказались скандальные выходки лорда Воксли. Лорд так напился, что вылез из своей ложи и, раскачиваясь на шторах, ревел и бил себя в грудь, как павиан. Однако шторы не выдержали веса лорда Воксли, и он свалился в собравшуюся внизу толпу. К счастью, никто не пострадал. Но я поняла, что люди ведут себя нелепо, когда много выпьют. Я имею в виду мужчин, конечно, потому что женщины либо слишком благоразумны, чтобы напиваться сверх меры, либо достаточно мудры, чтобы заниматься этим без свидетелей. Какие бы проказы ты ни вытворял, я надеюсь, что ты выпиваешь умеренно и не допускаешь такого обезьяноподобного поведения.
Из переписки мисс Изабеллы Уэстон, шестнадцати лет.
Письмо к брату Генри Уэстону о необходимости соблюдать умеренности при употреблении спиртных напитков.
Май 1794 г.
Джеймс Шеффилд был пьян. По правде говорящие просто пьян. Благодаря графину бренди, предусмотрительно припрятанному в нижнем ящике гардероба, он так напился, что свалился с ног, словно его ударили в челюсть. Короче говоря, он был мертвецки пьян. Но не настолько, чтобы не услышать голос Изабеллы, которая окликнула его.
Он был не настолько пьян, чтобы звук ее чуть хрипловатого шепота мгновенно не завладел его вниманием. Однако он был достаточно пьян, чтобы не удивиться ее присутствию в его постели среди ночи. Со времени ее первого бала Изабелла постоянно приходила к нему по ночам в его снах, потакая всем его горячащим кровь эротическим фантазиям, какие только мог изобрести его извращенный ум.
Джеймс приподнялся в постели, подперев голову ладонью. Даже от этого простого движения у него закружилась голова. Когда в глазах у него прояснилось, он увидел потрясающее зрелище: Изабелла лежала рядом с ним в постели – прекрасное начало для обещавшего стать еще более восхитительным сна.
Джеймс протянул свободную руку и накрутил на палец один из шелковистых локонов, каскадом ниспадавших на ее обнаженное плечо.
– Я так тебя ждал, – прошептал он.
– Неужели?
– Иногда мне кажется, что я ждал тебя всю жизнь.
Иззи вздохнула, глаза ее наполнились слезами.
– Ты же знаешь, что я всегда тебя любила, – прошептала Иззи.
Джеймс кивнул, готовый во сне признать истину, слишком мучительную для восприятия при свете дня. Он пристально рассматривал девушку, стараясь запечатлеть ее в памяти такой, какой она была в этот момент. Нежной и любящей, принадлежащей ему. Возможно, она всего лишь иллюзия. Но этот изысканный плод его отчаявшегося воображения – единственное, что будет поддерживать его одинокими ночами всю его дальнейшую бессмысленную жизнь. Более мудрый человек отверг бы ее, прогнал. Зачем терзать себя подобными соблазнительными видениями, которые никогда не осуществятся? Но когда дело касалось Изабеллы Уэстон, Джеймс не способен был здраво мыслить. Даже во сне. Он не хотел – просто не мог – полностью отказаться от нее. Ни теперь, ни потом. Никогда.
– Я хочу любить тебя сейчас, – сказал он ей, скользнув пальцами по ее плечу, и потянул за простыню, которую она придерживала руками. Иззи прикусила губу, и на мгновение ему показалось, что она откажет. Как удачно, однако, что это был всего лишь сон. Словно по сигналу Изабелла разжала руки, и простыня соскользнула вниз. Его ладонь двинулась дальше, и он пробежался тыльной стороной пальцев по плавной округлости ее груди. От этого прикосновения ее охватил трепет, мгновенно встретивший отклик в его теле. Кровь стремительно заструилась в жилах Джеймса. Но ему хотелось большего.
– Придвинься ближе, – попросил он. Хотя и с несколько настороженным видом, Изабелла в его сне начала подвигаться к нему, все ближе и ближе, пока тонкий аромат жимолости от ее волос не достиг его ноздрей. Как только она оказалась в пределах досягаемости, Джеймс обнял ее рукой и привлек к себе, опрокинув на спину. При этом он с удовольствием отметил, что простыня сползла еще ниже, обнажив тело девушки до пупкам жаль, что она не освободилась от чертова полотна совсем, но, может, это и к лучшему. Он еще не был готов овладеть ею, не готов был покончить с этой иллюзией, но ему становилось все труднее сдерживать требования своего тела.
Желание подгоняло его, побуждало отбросить проклятую простыню и погрузиться в манящую жаркую глубину ее тела. Овладеть ею быстро и яростно, а потом медленно и нежно. Пробежаться вниз по ее телу языком и ласкать губами, упиваясь ее мускусной сладостью. Джеймс судорожно вздохнул, напоминая себе, что не следует торопиться. Она была в его распоряжении до рассвета, и он не собирался потратить даром ни единой драгоценной минуты.
Опершись на локоть, Джеймс обхватил ладонью затылок Иззи и привлек к себе для поцелуя. Он жадно завладел ее губами, подхлестываемый и воспламеняемый ее стремительным пылким откликом. Он не мог насытиться ею. Ему хотелось проглотить ее целиком, сделать ее частью себя, раствориться в ней полностью, слиться с ней воедино.
Закрыв глаза, Джеймс принялся легкими покусываниями прокладывать дорожку вниз по ее шее, упиваясь солоноватым вкусом ее нежной кожи, ее учащенным дыханием, ее гортанным постаныванием, напоминавшим мурлыканье кошки. Ладонь его, словно действуя по собственной воле, обхватила ее грудь, отдавая ей свое тепло и наполняя его сердце радостью от ощущения ее близости. Под его пальцами сосок ее напрягся и затвердел, и рука его сжалась, исторгнув с ее губ приглушенный стон.
Джеймс поднял голову и открыл глаза, лукаво улыбаясь ей. Затем он опустил взгляд, и улыбка его угасла, сметенная всесокрушающей волной вожделения. Он судорожно сглотнул. У нее были изумительные груди. Просто великолепные, гораздо прекраснее, чем ему помнилось. А ведь он был уверен, что запомнил эти восхитительные груди до мельчайших подробностей – их форму, их полноту, их вкус, – но, очевидно, напоминание не было излишним.
Джеймс склонил голову к ее груди и подул на вершинку, наблюдая, как уже сморщившийся сосок превращается в тугой розовый бутон.
– Джеймс, – взмолилась она, выгнув спину, предлагая себя ему.
– Ты и вправду этого хочешь, Иззи? – Он втянул ее сосок в рот и слегка пососал, затем сильнее, чаще, услышав ее стоны. Она вцепилась пальцами ему в волосы, прижимая его голову к себе, что было совершенно излишне, учитывая, что он и не собирался отстраниться.
Он покусывал вторую грудь, сосал и ласкал ее языком, подстегиваемый нестерпимым желанием, полный решимости раздразнить ее до такой степени, чтобы ее мучительная жажда сравнялась с его собственной. Иззи сжала ладонями его плечи. Он усмехнулся, скользя губами вниз по ее ребрам. Он не перестанет дразнить ее. Ни за что.
Джеймс проник рукой под простыню, отыскивая мягкий островок волос, приютившийся между ее ног. Бедра ее дернулись, когда его пальцы утонули между влажных горячих складок. Обнаружив, что она уже влажная, готовая принять его, он едва не потерял над собой контроль. Порыв просто вонзиться в нее, немедленно овладеть ею заставил его стиснуть зубы. Он понимал, что не получит полного удовлетворения, пока не доставит ей удовольствия – такого потрясающего наслаждения, которое навсегда прикует ее к нему, сделает ее недостижимой для другого мужчины. Это было еще одно преимущество сна – можно было вести себя крайне эгоистично, не испытывая при этом ни малейших угрызений совести.
Ухмыляясь, Джеймс нащупал маленький бугорок в средоточии ее женственности и был вознагражден низким протяжным стоном. И будь он проклят, если это не был самый возбуждающий, самый эротичный звук, который он когда-либо слышал. Джеймс продолжал ласкать ее редкими легкими поглаживаниями, а ©го губы тем временем двигались все дальше вниз по ее телу, с мучительной медлительностью отдавая дань каждой встречавшейся родинке, каждому изысканному дюйму ее великолепного тела. Она содрогнулась под ним, впившись пальцами ему в плечи, когда его язык проник в чувствительную норку ее пупка.
Когда его губы в конце концов пришли на смену руке, Иззи напряглась всем телом. Она попуталась протестовать, но слова обернулись хриплыми возгласами и гортанными мольбами. Ее разрывало на части. Ей хотелось гораздо большего. Но в то же время она чувствовала, что больше не может вынести. Она не хотела, чтобы он останавливался. И одновременно ей казалось, что она умрет, если он будет продолжать. Дыхание ее так участилось, что она начала задыхаться. Но он, удерживая ее бедра неподвижно, продолжал ласкать ее, упиваясь ее сладостным ароматом; проникал языком внутрь ее естества, предвещая грядущее наслаждение.
Пальцы ее словно превратились в когти, впивавшиеся в его тело, царапая все, до чего могли дотянуться. Он пробудил в ней дикую кошку в сезон спаривания, и осознание этого еще больше возбуждало его. Плоть его так отвердела, так болезненно набухла, что каждое мгновение, пока он отказывал себе в разрядке, ему приходилось балансировать на тонкой грани между удовольствием и болью. Как ни сладка была эта пытка, он вынужден был согласиться с Иззи. Терпеть дальше было выше его сил.
Протянув левую руку вверх, Джеймс принялся сжимать и массировать ее груди, пощипывая и теребя соски. Продолжая ласкать губами чувствительный бутон ее естества, он проник двумя пальцами правой руки в ее истомившуюся глубину. Ее реакция последовала мгновенно. Иззи вскрикнула, выгнув спину, упираясь пятками в матрас, и он почувствовал, как ее внутренние мускулы сжимаются, почти до боли стискивая его пальцы, когда он осторожно освобождал их.
Джеймс намеревался овладеть Иззи медленно, но не смог. Впившись ей в губы страстным поцелуем, он раздвинул ей бедра и осторожно вошел в нее. Хотя он и подготовил ее, насколько было возможно, она все еще оставалась невероятно узкой и тугой. Однако он чувствовал, как лоно ее растягивается, приспосабливаясь к нему. Он принялся ласкать ее груди, и она задрожала, а ее внутренние мускулы завибрировали, сжимая его плоть. Невыносимая острота ощущений мгновенно лишила его контроля. С торжествующим возгласом победителя Джеймс ринулся вперед и задвинул свой клинок в ее ножны по самую рукоять.
Только соленый вкус слез, струящихся по ее щекам, примешавшийся к их поцелую, вырвал Джеймса из марева сладострастного забытья. В его снах об Изабелле никогда и речи не было о слезах, что означало… Нет. Этого не может быть. Это невозможно. Он несколько раз моргнул, в смятении потряс головой, пытаясь освоиться с ситуацией. Он вовсе не спал. Все происходило на самом деле. И все было ужасно. Изабелла, младшая сестренка его лучшего друга, находилась у него в спальне – в его проклятой кровати, – и, Боже милостивый, он все еще был внутри ее!
Ясность мысли, на время вернувшаяся к нему, мгновенно покинула его, а вместе с ней испарились и все соображения о младших сестренках, лучших друзьях и пылающем пламени ада. Значение имело только невообразимое чувство единения с Изабеллой.
Джеймс вдруг понял, что уже на пределе. Он с силой вонзился в нее, затем еще раз, еще и… взорвался. Запрокинув голову, он, содрогаясь, излил в нее свое семя. Совершенно опустошенный, лихорадочно хватая ртом воздух, он без сил опустился на нее, полностью насытившийся, испытав самый потрясающий оргазм в своей жизни. И тут реальность снова вторглась в его сознание.
– Иззи…
– Да? – смущенно откликнулась она, с опаской.
Правильно, что она опасается, подумал Джеймс. В самом деле, ей и полагается нервничать. Не испытывая ни малейшего удовлетворения оттого, что ему удалось не сорваться на крик, он сердито спросил:
– Может, ты все-таки потрудишься объяснить мне, что за дьявольщина здесь происходит?
Он не мот бы с большей готовность стремиться сбежать, даже если бы она объявила ему, что больна проказой. Эта мысль больно поразила Изабеллу.
Она с беспокойством прикусила губу, когда Джеймс, ничуть не смущаясь своей наготы, выскочил из постели и отбросил в сторону покрывало. На белой простыне ярко выделялось кровавое пятно – единственный алый цветок на снежно-белом поле. «Жертвоприношение всегда требует крови», – вспомнилось Изабелле. Не то чтобы занятие любовью было с ее стороны жертвой, совсем наоборот, но последствия…
