Текст книги "Обещай мне эту ночь"

Автор книги: Сара Линдсей

сообщить о нарушении

Текущая страница: 18 (всего у книги 20 страниц)

Глава 22

Теперь, когда мы вернулись в Англию, я полагаю, ты увидишься с Джеймсом. Я однажды уже просила тебя, чтобы ты не вздумал стрелять в моего мужа, но не уверена, что ты на самом деле согласился. Помни, он мой супруг и отец моей дочери, твоей племянницы. Если когда-нибудь он заслужит того, чтобы его пристрелили, то эта честь по праву будет принадлежать мне.

Из переписки Изабеллы, леди Данстон, двадцати лет.

Письмо к брату Генри Уэстону, содержащее разумные обоснования приоритета мужеубийства над братоубийством.

Декабрь 1798 г.

При этих ее словах Джеймс почувствовал, как затягиваются кровоточащие раны в его душе. Ее поцелуй пробудил в нем нечто первобытное, прежде скрытое и упорно сдерживаемое. Зарывшись пальцами ей в волосы, он повернул к себе ее лицо для поцелуя. Завладев ее губами, он второй ладонью обхватил одну из ее грудей.

Они теперь значительно увеличились, стали полнее, а соски приобрели более темный, с бордовым оттенком, цвет, К тому же они стали гораздо чувствительнее, сообразил он, когда она резко втянула в себя воздух, стоило ему тронуть затвердевший бутон, покатывая его между пальцами.

Когда она теснее прильнула к нему, Джеймс почувствовал, будто сердце его остановилось, а затем снова заколотилось с удвоенной скоростью. Он с готовностью сбросил остальную одежду и присоединился к Иззи на кровати. И тогда они обнялись, лаская друг друга.

Боже, как ему нужна эта женщина! Она подобна огню в его крови, заставляя его со свирепой решимостью стремиться завоевать ее, объявить своей. И в то же время он знал, что даже когда овладеет ею, этого будет недостаточно. Он по-прежнему будет хотеть ее все больше и больше.

Она пробудила в нем страсть, которая никогда не угаснет. Жажду, которую никогда не удастся полностью утолить.

Он знал, что каждая битва за разрядку, каждая попытка насытить снедающий его голод будет только сильнее разжигать его. Но под твердой броней его гордости скрывался добровольный пленник, а она была изысканным лакомством, которое ему никогда не наскучит.

Он пожирал глазами ее обнаженное тело, любуясь восхитительными формами, представшими перед его взором.

Ее пышные груди. Ее бедра. Нежная выпуклость ее живота – сладкое неизменное напоминание о крошке, благословении небес, спавшей этажом выше в детской.

Несравненная красота Иззи ошеломляла его, вызывала благоговение, заставляла чувствовать себя смиренным просителем у ног богини. Она протянула к нему руки со знойной призывной улыбкой на губах и страстным желанием во взгляде. Кровь закипела в его жилах.

Джеймс набросился на нее как обезумевшее животное во время гона, припав губами к ее груди и блуждая руками по ее телу. Он был вознагражден, когда она со стоном произнесла его имя и, вонзив ногти ему в спину, прижала к себе, без слов побуждая овладеть ею.

Он проник рукой между их телами и обнаружил, что, она уже влажная и готова принять его. Осознав, что она так же отчаянно хочет его, как и он ее, Джеймс обезумел. Может, это и к лучшему, потому что он был не в состоянии любить ее неспешно и нежно, как она того заслуживала. Слишком много бессонных ночей провел он, томясь в одиночестве, чтобы проявлять сдержанность. Когда-нибудь в другое время он будет нежен и нетороплив. Но на этот раз он намерен немедленно взять ее…

И когда он овладеет ею, она поймет, что навеки принадлежит ему.

Палец его проник к средоточию ее женственности, лаская и поглаживая, и Изабелла со стоном выгнула спину, приподняв бедра ему навстречу, чтобы облегчить доступ.

– Ну, давай же! – задыхаясь, воскликнула она. – Пожалуйста! Я почти уже там. Хочу, чтобы ты был со мной. – Она обхватила ладонями его лицо. – Хочу чувствовать тебя внутри.

Джеймс застонал.

Повтори то, что ты сказала, – умолял Джеймс, продолжая ласкать ее пальцем.

Иззи задохнулась, отпустила его лицо и вцепилась в простыни.

– О, Джеймс! О Боже!

Он все еще медлил, продолжая ее ласкать.

– Я хочу, чтобы ты вошел в меня. Прошу тебя! Скорее!.. Пот выступил у него на лбу, и каждый мускул его тела болезненно напрягся, но как ни эротичны были ее слова, ему хотелось услышать совсем не это.

– Скажи, что я тебе нужен.

– Ты нужен мне! – взмолилась Иззи.

Он проник глубже в нее, легко двигая рукой.

– Ты нужен мне, – выкрикнула она, вскидывая навстречу ему бедра. – Нужен мне, нужен мне, нужен мне, нужен мне, нужен, – повторяла она, чувствуя по сейчас взлетит на вершину блаженства.

Но прежде чем она перешла грань, Джеймс убрал пальцы и расположился между ее ног. Его возбужденное естество набухло еще сильнее, ощутив манящий жар ее влажного лона. Он слегка двинулся вперед, преодолевая желание ворваться внутрь.

Иззи приподняла бедра, пытаясь втянуть его глубже.

– Да, – прошептала она. – Да…

Он продвинулся еще чуть-чуть.

– Скажи, что ты меня любишь.

– Джеймс!

– Скажи.

– Я люблю тебя! – задыхаясь, выкрикнула Иззи.

Его выдержка рухнула, и он устремился вперед, погрузившись в ее бархатную глубину, запечатлев на ее губах страстный поцелуй. Закрыв глаза и запрокинув голову, Джеймс упивался тем, как плотно ее лоно облегает его естество, как крепко ее внутренние мускулы сжимают его, затягивая с каждым рывком все глубже. Снова и снова он врывался в нее, подстегиваемый ее сладострастными стонами, мускусным запахом их взаимного возбуждения, вкусом спелой клубники и золотистого меда, присущим ей одной, Изабелле.

Все его чувства ликовали на этом пиршестве страсти, и поскольку Джеймс слишком долго был лишен столь изысканного лакомства, теперь он упивался ею, словно изнывающий от жажды путник, приникший к долгожданному роднику. Он брал все, что она давала, и требовал большего. Он неуклонно вел ее все выше и выше, шепча ласковые слова любви и энергично работая бедрами. Она охотно следовала за ним, выгибаясь навстречу ему, впиваясь ногтями в его бока. Тело ее без слов предъявляло свои собственные требования. Глубже. Чаще. Быстрее.

Он давал ей все, о чем она просила… и даже больше.

– Джеймс, – протестующе простонала она, когда он отстранился от нее.

– Доверься мне, – прохрипел он в ответ, переворачивая ее на живот.

– Но…

– Тсс… – Он подложил ей подушки под бедра, чтобы ей было удобнее принять его. Прекрасно. Плоть его яростно пульсировала в предвкушении. Дрожа от возбуждения и всепоглощающего желания, Джеймс вонзился в нее, упиваясь последовавшей симфонией звуков – слабых всхлипов, хриплых стонов и тяжелого учащенного дыхания.

Он раз за разом врывался в нее, все более неистово и отчаянно стремясь к разрядке. Повинуясь некоему первобытному инстинкту, он склонился над ней и слегка куснул чувствительное незащищенное местечко, где шея встречается с плечом. Лоно ее тесно сомкнулось вокруг его естества, и Джеймс понял, что надолго его не хватит. Просунув под нее руку, он нащупал пальцем тайный чувствительный бугорок, молясь, чтобы эта дополнительная стимуляция перенесла ее за грань.

– Пожалуйста, Иззи! – сказал он.

Все ее тело напряглось, и она оторвала голову от кровати, раскрыв рот в безмолвном крике. Когда первая волна пульсаций прокатилась по ее лону, ритмично сжимая его плоть, даря ему невыразимое блаженство, Джеймс дал себе волю. Он резко вонзился в нее раз, еще раз, еще, а затем, крепко обхватив ее бедра, яростно содрогаясь, излил глубоко в нее свое семя. Судя по всему, он только что наградил ее еще одним ребенком. К его удивлению, эта мысль доставила ему только удовольствие. А потом он вообще перестал думать и полностью отдался чувствам и наслаждению.

Джеймс лежал, распростершись на спине, в состоянии полнейшего блаженства. Дыхание его, еще не выровнявшееся, со свистом вырывалось из горла. Он чувствовал, что счастлив, как никогда в своей жизни. Внезапно он ощутил, что кровать трясется. Затем услышал тихий стон. Джеймс усмехнулся. Как же ему повезло жениться на такой страстной женщине. Даже если его телу требуется время, чтобы оправиться, он сможет снова ублажить ее своими пальцами и ртом.

Джеймс почувствовал, что возбуждается. Возможно, он будет готов раньше, чем предполагал. Улыбаясь, он повернулся на бок и столкнулся со зрелищем, сразившим его, как удар под дых. Изабелла, свернувшись калачиком, лежала, отвернувшись от него. Плечи ее сотрясались, но не от удовольствия. Она плакала – на самом деле рыдала, зажав кулаком рот, чтобы заглушить звук.

Джеймс ощутил боль и чувство беспомощности, полностью выбитый из колеи. И рана в его душе, которую он считал зарубцевавшейся, снова открылась, делая его уязвимым.

– Иззи? – осторожно окликнул он.

– Уйди… Пожалуйста…

Слова ее пронзили ему сердце, но он сумел сохранить беспечный тон, притворившись, что не понял.

– Вынужден подчиниться, дорогая, но лишь потому, что моя спальня в противоположном конце дома, а я уже засыпаю. Ты меня порядком вымотала.

– Нет. Мне нужно, чтобы ты уехал отсюда, уехал от меня. Мне необходимо время подумать.

– Уехал от тебя? – медленно повторил Джеймс. – И от моей дочери тоже?

Иззи села на постели, натянув простыню себе на грудь.

– Она моя дочь. Я одна хотела ее, я выносила ее в своем теле, произвела ее на свет, в то время как ты…

– Прости меня, дорогая, – сказал он с оттенком сарказма в голосе. – Я не собирался преуменьшать твою роль в этом деле. Просто я сомневаюсь, действительно ли ты думаешь, будто я способен покинуть нашего ребенка.

– А почему бы и нет? Уход, точнее, бегство – это то, что тебе удается лучше всего, разве не так?

Удар. Ощутимый удар.

– Я изменился. Как, очевидно, и ты. Потому что вместо отважной женщины, которую мне хватило глупости покинуть, я вижу отъявленную трусиху. В данном случае, когда ты просишь, чтобы я уехал, именно ты пытаешься сбежать.

– Я не прошу тебя уехать. Я требую, чтобы ты уехал.

Джеймс зарылся пальцами в волосы.

– Я в это не верю, – пробормотал он. – Не могу, черт возьми, в это поверить. Всего несколько минут назад мы занимались любовью, а теперь ты просишь – нет, извини, требуешь, – чтобы я убрался. Вполне понятно, что я несколько озадачен.

– Прости меня.

– За что именно? Потому что если ты сожалеешь, что мы занимались любовью, я не хочу даже слышать об этом.

– Просто… я только…

– Ты сама этого хотела. Не смей даже пытаться отрицать это.

– Я и не отрицаю. То, что произошло между нами, было приятно нам обоим.

– Приятно, – медленно повторил Джеймс, стараясь уверить себя, что Иззи имела в виду совсем не то, что прозвучало. Ему это не удалось. – Только приятно? – взревел он, болезненно уязвленный в своей гордости.

Он вскочил с кровати и стал одеваться. Это чертовски напоминало прошлый раз, когда они занимались любовью, и он точно так же чувствовал себя жертвой предательства.

– Приятно! – Джеймс насмешливо фыркнул. – Меня, так и подмывает снова забраться в эту постель и доказать тебе, какая ты бессовестная лгунья. Скажи мне, Иззи, чего ты на самом деле боишься? Боишься, что я уеду или что я останусь?

– Не знаю, – прошептала Иззи. – Я больше уже не знаю, чего хочу.

– Ты меня любишь. Я знаю, что любишь. – Даже если бы она не призналась, он был уверен в этом. Не может женщина отдаваться мужчине с такой страстью, если не затронуто ее сердце.

– Я люблю тебя. Дело не в этом.

– Тогда в чем же дело?

– Я не хочу тебя любить.

Джеймс судорожно сглотнул и кивнул, стараясь скрыть боль, которую Иззи ему причинила. Он открыл ей свою душу, поведал ей все свои тайные страхи и секреты и остался ни с чем. Иззи не любит его. Она любит его воображаемый образ. Ни один мужчина не сумел бы с ним сравниться.

Наконец-то он набрался мужества разобраться в своей душе и решил, что может доверить ей это. Какой же он дурак! Джеймс собрал остатки одежды и направился к двери. Затем обернулся, чтобы взглянуть на жену, и у него сжалось сердце. Будь он проклят, если оставит за ней последнее слово.

– К утру я уеду, – пообещал он ей. Больше ему нечего было сказать.

Как только дверь за ним закрылась, Изабелла расплакалась. Ведь она мечтала о том, что он вернется к ней и признается ей в любви? А теперь, когда он вернулся и сказал, что любит ее, она прогнала его прочь.

Джеймс прав. Она утратила свою смелость. Испугалась. Слишком быстро она бросилась в его объятия. Снова начала привыкать к нему. И не имеет значения, уедет ли он через час, или через неделю, или через пять лет. Когда бы этот день ни настал, Джеймс уедет и разобьет ей сердце.

Она была в этом так же уверена, как и в том, что такой день непременно настанет.

Потому что он не любит ее. Только чувство долга привело его обратно. И оно наряду с его гордостью будет удерживать его рядом с ней. Но наступит день, когда этого окажется недостаточно для него и, конечно же, никогда не будет достаточно для нее.

И даже если бы он любил ее, достаточно ли этого, чтобы поддержать брак? Откуда ей знать, будет он процветать и укрепляться в неизбежных трудностях семейной жизни или рухнет, как шаткий карточный домик? Она запуталась и была в замешательстве. Она не привыкла к такому самоощущению. Однако ей очень нравились чувства, которые пробуждал в ней Джеймс. Ее тело жаждало вновь испытать это сладкое блаженство, а ее разум стремился снова оказаться там, где не нужно думать, только чувствовать. А ее сердце, самая ее душа тосковала о нем.

Но она отослала его прочь – глупое испуганное создание. И теперь не знала, вернется ли он когда-нибудь. Несчастная, полная сомнений, Изабелла рыдала и так измучилась, что не заметила; как заснула.

Когда она проснулась, уже наступило утро. Иззи еще надеялась, что ее слова не отпугнули Джеймса, что он на этот раз остался, потому что слишком любит ее, чтобы покинуть. Но визит в комнату экономки освободил ее от иллюзий.

– Граф уехал рано утром, миледи, – неодобрительно прокудахтала миссис Бентон. – И не сказал, куда направляется.

Изабелла разразилась слезами.

Миссис Бентон положила руку ей на плечо.

– Значит, вы с ним поссорились, верно?

Иззи кивнула.

– Я наговорила ему такие ужасные вещи, – призналась она.

– Он знает, что вы так не думаете, милая. Каждому, кто взглянет на вас, ясно, что вы влюблены. Скорее всего он поехал покутить с вашим братом и несколько дней будет жалеть себя, но потом вернется к вам. Вот увидите.

– Вы думаете, он поехал в Лондон? Не на… – Иззи судорожно вздохнула, – не на Ямайку?

– На Ямайку? – Экономка удивленно подняли брови. – Судя по тому, что я видела, как мистер Дэвис нес небольшой чемодан в экипаж его сиятельства, думаю, маловероятно, что он собрался в столь далекое путешествие.

– Он не покинет Бриджет, – сказала Иззи себе.

– Конечно, не покинет. Он души не чает в вас обеих.

– Может, он и обожает Бриджет, – сказала Изабелла, – но не меня. Он меня не любит.

– Скажите честно, дитя, есть ли у вас глаза? – проворчала миссис Бентон, скрестив на груди руки. – Конечно же, он вас любит. Почему бы еще он позволил вам жить в отдельном крыле, ухаживая за вами, как настоящий поклонник?

– Я никогда не думала об этом подобным образом.

– Наверное, настало время вам начать думать. Однако пока вы здесь, может быть, вы поможете мне? Я разбирала вещи из сундуков, которые прибыли раньше на этой неделе, и там был один непомеченный сверток…

Она подошла к шкафу и вынула бумажный сверток, выглядевший слегка потрепанным.

– Вы узнаете его, миледи? – спросила она, протягивая сверток Изабелле.

– Уверена, что видела его прежде. – Изабелла напрягла память, стараясь вспомнить, где именно она его видела.

– Ну, наверное, он не для вас, иначе вы бы его открыли.

Практичное замечание экономки подстегнуло память Изабеллы.

– Нет, это для меня. Джеймс принес его с собой в тот день, когда прибыл в замок Хейл. Тогда так много всего произошло. Думаю, он оставил его в детской. Одна из служанок, должно быть, нашла его и отложила в сторону. Наверное, его упаковали вместе с вещами Бриджет.

– Значит, тайна разрешилась, – заметила миссис Бентон. – Теперь остается только посмотреть, что внутри.

– Если не возражаете, я открою его в своей комнате, – сказала Иззи.

– Конечно, дорогая.

Изабелла поспешила в свои покои. Прибыв туда, она потянула за тесемки, и бумага раскрылась. У Иззи перехватило дыхание. Джеймс купил ей детское одеяльце – самое прекраснейшее детское одеяльце в мире, – и он сделал это до того, как узнал о существовании Бриджет.

Он рассказал ей о своем ужасном прошлом – о прошлом, от которого, как она опасалась, ему никогда не удастся полностью освободиться. И все же он купил это одеяльце. Для нее. Чтобы показать ей, что он готов противостоять своему прошлому и побороть своих демонов… ради нее.

Он сказал ей, что изменился, но она ему не поверила. Он был сильным и мужественным, и, хотя Иззи знала, что он способен любить и быть нежным, она сомневалась, что он готов идти на компромиссы, которые требуются в семейной жизни.

Как же она ошибалась! Это было не так уж трудно признать, как она думала. Если бы можно было вернуться назад, в прошлый вечер, Изабелла бросилась бы за ним, упала бы на колени и попросила бы прощения за все то, что она ему наговорила. Потом она поцеловала бы его и никогда бы не отпускала.

Он обязательно вернется, убеждала она себя. Он не сможет долго оставаться вдали от Бриджет, а когда он вернется, она уговорит его остаться. Он сказал, что любит ее, одеяльце служило доказательством. И она не перестанет его любить, даже если, как она упрямо заявила, очень этого захочет. Они так отлично подходили друг другу, размышляла она, поглаживая мягкую шерсть детского одеяльца. Они как бы дополняли друг друга, завершали друг друга. О, они с ним непременно будут ссориться, Иззи в этом не сомневалась, но в конце они обязательно помирятся, их влечет друг к другу сила, более могучая, чем они сами: любовь.

Теперь же ей оставалось только ждать.

Джеймс пожалел о том, что покидает Шеффилд-Парк, сразу же, как только отъехал, но его непомерная гордость увела его в Лондон. На четвертую его ночь в Лондоне к нему обратился Дэвис:

– Милорд, не вы ли говорили, что вы человек слова? Что всегда держите свои обещания?

– Так и есть, не важно, что сказала бы моя жена на этот счет.

– Когда мы плыли назад в Англию, вы рассказали мне, что в день битвы дали обещание перед Богом, что если останетесь живы, то посвятите всю оставшуюся жизнь тому, чтобы сделать свою жену счастливой.

– Она велела мне уехать, – нахмурившись, ответил Джеймс. – Я делаю ее счастливой своим отсутствием.

– Вы и вправду верите, что она счастлива? Разве вы счастливы?

– Нет. – Джеймс вздохнул. – Но что мне остается делать? Она не поверила, что я изменился. И чертовски трудно убедить ее в обратном, если она не желает терпеть меня рядом. Ради всего святого! Я обнажил перед ней свою проклятую душу. Объяснил, почему уехал – единственно, чтобы защитить ее. Но она думает, что я уехал, чтобы не иметь дела с…

Он осекся и зарылся пальцами в волосы.

– Господи, я снова это сделал, разве нет? Я сделал то, в чем она меня обвиняла. Сбежал, словно паршивый трус. Сдался без борьбы.

– Не будьте так жестоки к себе, милорд. Иногда гораздо труднее побороть самого себя, чем вооруженный корабль с пиратами.

– Что мне делать, Дэвис?

– Почему бы вам не пойти в ваш клуб, милорд? Может, вам станет не так грустно в окружении других невезучих мужей, ищущих утешения в выпивке?

– Ты отъявленный плут, Дэвис.

– Да, милорд.

– Пожалуй, ты прав. Ну, ладно. Скажи кухарке, что сегодня я буду обедать в «Уайтс».

– Хорошо, милорд. Надеюсь, это пойдет вам на пользу.

– Спасибо, Дэвис. Я очень на это надеюсь.

Чего Джеймс не ожидал, входя в клуб, так это увидеть своего лучшего друга, точнее, человека, который был его лучшим другом до того, как он лишил его сестру девственности. Джеймс полагал, что тем самым грубо нарушил священные законы дружбы независимо от того, кто в действительности выступил соблазнителем.

Однако человек может иметь только одного лучшего друга, и даже спустя столько лет у Джеймса ни разу не появилось желания найти другого. Как и с Изабеллой, он не был готов порвать их отношения без борьбы. Но с Генри, опасался Джеймс, дело не обойдется без схватки на кулаках. При этой мысли его раненое плечо заныло, но если бы это все закончилось только схваткой, он посчитал бы, что легко отделался.

Генри в это время обедал, поэтому не сразу заметил Джеймса. А когда уж увидел его, то с трудом сдержался, чтобы не наброситься на него с кулаками.

Лучше тебе убраться. Сестра просила меня не стрелять в тебя, но я не согласился, – сказал Генри и снова принялся за еду.

Джеймс поморщился, но не отступил и сел на соседний стул.

– Французы уже сделали это за тебя, – ответил он. – Дважды. И твоя тетушка была чертовски близка к тому же, надо заметить.

Генри смягчился.

– Ты понимаешь, что я все еще намерен как следует отколошматить тебя у Джексона?

– Не хуже, чем ты понимаешь, что сделает с тобой Изабелла, когда узнает об этом. – На самом деле Джеймс полагал, что Иззи, возможно, даже поаплодирует своему брату, но Генри вовсе не обязательно знать об этом.

Генри поморщился.

– Проклятие, ты совершенно прав. Когда я вспоминаю ее с этой кочергой… – Он расхохотался.

Джеймс удивленно приподнял брови.

– Поверь, тебе лучше этого не знать. Но в следующий раз, когда ты надумаешь разозлить ее, лучше выбери для этого место где-нибудь подальше от камина.

«Генри прав», – подумал Джеймс. Ему совсем не хотелось об этом знать.

– А как там моя племянница? Полагаю, любой ребенок Иззи непременно окажется трудным.

– Только не Бриджет. Господи, Хэл, она такая маленькая и прелестная, такая милая, само совершенство. – Тут он вспомнил отдельные моменты поездки домой и добавил: – Большую часть времени.

– Иззи с ребенком тоже сейчас в Лондоне вместе с тобой? – спросил Генри.

– Твоя сестра прогнала меня, – со вздохом ответил Джеймс. – Она заявила, что ей нужно время подумать. Она не верит, что я изменился, что я люблю ее.

– А ты ее любишь? – спросил Генри. – Я имею в виду, любишь на самом деле?

Джеймс взглянул другу в глаза.

– Всем сердцем и всей душой, – торжественно произнес он.

Генри дружески хлопнул его по спине.

– Ну и ну, долго же ты раздумывал, чтобы сообразить это.

– Вот подожди, – проворчал Джеймс. – Когда ты влюбишься, то поймешь, насколько это чертовски сбивает с толку. Ты даже представить себе не можешь. А когда ты женишься…

Генри затряс головой:

– Я не собираюсь в ближайшее время менять свое семейное положение. А когда надумаю, то выберу хорошенькую пустышку, разумеется, не очень умную. Может, моя младшая сестренка и держит тебя железной рукой, но мне такой жены не надо.

– Вот подожди, – повторил Джеймс.

– И подожду. Я намерен ждать очень долго. Где твои извинения?

– За что?

– Почему ты сидишь тут и ждешь? Ведь ясно, что ты скучаешь по ней.

– Я же тебе сказал, что она меня прогнала. Сказала, ей нужно подумать.

– Мало ли, что она сказала. Она сама не знает, чего хочет.

Джеймсу не показалось, что Генри пьян, но будь он проклят, если тот не начал изрекать мудрые мысли.

– Подожди, повтори, что ты сейчас сказал.

Генри весело посмотрел на него:

– Никогда не думал, что придет день, когда я буду что-то объяснять тебе.

– Я тоже так не думал, – признался Джеймс. – Но это первая здравая мысль, которую я услышал с тех пор, как приехал в Лондон. Поэтому повтори еще раз.

– Хорошо. Моя сестра думает, что ей нужно время. Но я уверен, что она глубоко несчастна с того самого момента, как ты покинул ее. Ее просьба, чтобы ты уехал, была испытанием. Она велела тебе уехать, чтобы проверить, уедешь ты или нет. Должен тебе сказать, твой отъезд в Лондон – не самый умный поступок в твоей жизни.

– Ты прав. Я и сам это понял сегодня ночью.

– А что касается времени подумать, Иззи никогда не отличалась склонностью к долгим размышлениям. Она мгновенно принимает решение, заставить ее изменить его невозможно. Хотя тебе повезло, потому что она решила, что любит тебя, задолго до того, как ей захотелось тебя убить. Так что есть шанс, что любовь в конце концов победит.

– Хэл, я даже не знаю, что сказать.

– Не надо ничего говорить. Просто возвращайся домой и сделай мою сестру счастливой. Скажи ей, что с возрастом я становлюсь мудрее.

– Я отправляюсь в путь рано утром и собираюсь провести следующие две недели в стараниях сделал ее очень, очень счастливой.

Генри застонал.

– Ты говоришь о моей сестре!

– Извини. – В ухмылке Джеймса не чувствовалось ни тени раскаяния. – Ну ладно, раз уж я знаю, что все в порядке и конца света не предвидится… «Быть иди не быть…»

– Быть или не быть чему? – нахмурившись, спросил Генри.

– Вот в чем вопрос. Отличный ответ, Хэл.

– Как я мог правильно тебе ответить? Я задал тебе вопрос.

– Твой вопрос сам по себе явился ответом.

– Теперь ты совсем меня запутал. – Генри покачал головой. – Проваливай отсюда. Оставь меня с моей едой и бренди – в них я разбираюсь в совершенстве.