Текст книги "Обещай мне эту ночь"
Автор книги: Сара Линдсей
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 20 страниц)
То, что говорила мать, Иззи не нравилось. Ей хотелось сказать об этом матери, но она решила промолчать.
– Дорогая моя, – продолжала леди Уэстон, – я не прошу тебя совсем отказаться от Джеймса – ничто не доставило бы мне большей радости, чем видеть его своим зятем, – но я настоятельно советую тебе уделять больше внимания другим джентльменам, с которыми ты знакомишься. Ты можешь встретить мужчину, который тебе понравится, за которого выйдешь замуж, у тебя будет семья. Ты же хочешь иметь детей?
Изабелла кивнула. Она очень хочет детей – детей от Джеймса. Однако матери об этом она предпочла не говорить.
– Так ты постараешься? – с беспокойством спросила леди Уэстон.
– Ох… – Иззи судорожно пыталась сообразить, что мать имеет в виду.
– Просто сделай над собой небольшое усилие. Не отказывай джентльмену только потому, что он не Джеймс. Я хочу лишь одного – чтобы ты была счастлива. Но ты должна осознать, что не всегда удается следовать по жизни одной-единственной широкой прямой дорогой. Ты должна быть готова к зигзагам и поворотам судьбы, чтобы найти свое счастье. Нельзя также просто сидеть и ждать, пока оно тебя найдет. Ты понимаешь, что я имею ввиду?
– Да, мама.
– Отлично. И ты обещаешь мне внимательнее отнестись к поклонникам в следующем сезоне?
Иззи удрученно вздохнула. Ну как она могла отказать матери в ее искренней просьбе?
– Хорошо, – согласилась она, горячо моля Господа, чтобы какой-нибудь случай привел Джеймса домой, прежде чем ей придется выполнить свое обещание.
Глава 7
Не знаю, почему люди заявляют, что любят сюрпризы. Ну ладно, можно любить приятные сюрпризы. Но хотела бы я посмотреть на того, кому нравятся неприятные. Уж я-то точно их терпеть не могу. И мне хотелось бы, чтобы кое-кто, чье имя начинается на «Г» и оканчивается на «ри», приехавший из школы домой на каникулы, не слишком увлекался, подбрасывая их нам с Ливви в комнату.
Из переписки мисс Изабеллы Уэстон, двенадцати лет.
Письмо к тетушке Кэтрин, маркизе Шелдон, отправленное после недели неприятнейших потрясений, связанных с водой, рептилиями и насекомыми.
Декабрь 1790 г.
Белмор-Холл, графство Керри, Ирландия
Март 1798 года
– Джеймс, – прошептала она.
Услышав свое имя из ее уст, произнесенное трепетным шепотом, Джеймс ощутил озноб, пробежавший вдоль его позвоночника. Кровь в его жилах двигалась тяжелыми медленными толчками. Он застонал и перевернулся в постели, чтобы прижаться к ней теснее. Плоть его затвердела и болезненно пульсировала, готовая взорваться. Но его ищущие руки встретили лишь пустоту.
Джеймс мгновенно проснулся и осознал, что в постели рядом с ним никого нет.
Снова.
Он не знал, что мучило его больше – чувство вины или желание, – но Изабелла Уэстон определенно станет причиной его смерти, так или иначе.
Он хотел было отправиться к одной из девиц в деревенской таверне, но, взглянув на часы на каминной полке, еле видные в свете догорающих угольков, решил, что не стоит утруждаться. В любом случае это бы не помогло.
Джеймс давным-давно не спал с женщиной.
Он хотел только ее одну.
Все еще возбужденный, Джеймс вылез из кровати и накинул халат. Подбрасывая топливо в огонь, он поднял взгляд и увидел свое отражение в зеркале над камином.
Он выглядел отвратительно.
Наверное, перепугал бы всех девиц в таверне своим видом одержимого.
Одержимый.
Вот самое подходящее определение его самочувствия. Одержимый. Или преследуемый.
Его преследовало чувство вины, но не так яростно, как сама Изабелла. Ночи его были наполнены воспоминаниями о нежности ее кожи, о шелковистости ее волос, о сладкой атласной теплоте между ее бедер.
Маленькая колдунья сводила его с ума – будь она проклята! – она снилась ему каждую ночь.
Впрочем, это он заслуживал проклятия, поскольку возжелал сестру лучшего друга.
Проклятый непрекращающийся ад.
Крепко выругавшись, Джеймс потуже затянул пояс халата и взял с прикроватного столика подсвечник. Он зажег свечу от пламени камина и неспешно отправился вниз, в бывший кабинет своего отца, который теперь служил чем-то вроде канцелярии приюта.
Наряду с его спальней это была единственная комната в доме, которая не была перестроена и обставлена заново, когда он решил превратить это сельское поместье в приют для – как выразился его дед в одном особенно резком письме – «всех потенциальных воров и будущих шлюх в Ирландии».
Джеймс достал бутылку виски, которую прятал позади самых неинтересных книг, чтобы уберечь ее от юных питомцев, склонных к шалостям, подошел к отцовскому письменному столу и плюхнулся в кресло.
Не позаботившись о стакане, он поднес бутылку к губам и хлебнул изрядный глоток. Утопить все неприятности в вине… Джеймс понимал, что это жалкий и ребяческий способ, хуже того, он знал, что это бесполезно.
Огненная жидкость оказалась недостаточно крепка, чтобы выжечь из памяти вкус Изабеллы. Это было невыносимо. Иногда он с тревогой думал о том, что она с помощью колдовских чар проникла к нему в душу.
Джеймс тряхнул головой. Все это сентиментальные женские бредни. Просто похоть сводит его с ума. Завтра же он пойдет в деревню, решил Джеймс. Если он не ошибается, там в таверне прислуживает хорошенькая юная блондинка… Может быть, она сумеет облегчить его отчаянную жажду, это неистовое желание, которое полностью овладело им, и тогда жизнь снова войдет в нормальное русло.
Это была его последняя связная мысль, перед тем как он внезапно очнулся, выведенный из задумчивости легким прикосновением ладони к плечу и нарочитым покашливанием.
Застигнутый врасплох, Джеймс вздрогнул и, обернувшись, встретил обеспокоенный взгляд своего управляющего. Он закрыл глаза и сидел так некоторое время, затем, вздохнув, открыл их снова.
– Скажи-ка, Коннор, – сказал Джеймс. – У нас во дворе продолжаются еще какие-то строительные работы?
– Боюсь, что нет, милорд, – ответил Коннор, покачав головой.
– Значит, это стучит у меня в голове?
– Боюсь, что так, милорд.
Джеймс застонал, затем схватился за голову, когда Коннор раздвинул тяжелые шторы, впуская в комнату мучительно яркий солнечный свет.
– Какого черта… – начал он.
– Прибыл еще один срочный курьер, милорд, так что лучше бы вам сейчас протрезветь.
– Срочный курьер? Опять? Поверить не могу, черт побери! Я думал, мой последний ответ достаточно прояснил… Ну ладно, полагаю, было бы невежливо указать ему на дверь, не выслушав, какую невероятную историю мой дед состряпал на этот раз. Хорошо, Коннор, скажи этому человеку, что я скоро выйду. Мне нужно несколько минут, чтобы обрести ясность мысли.
Джеймс тяжело вздохнул, массируя виски, в которых яростно стучала кровь. Это был уже пятый курьер, присланный его дедом с ноября. Первый из них сообщил, что граф болен и требует, чтобы внук немедленно вернулся в Шеффилд-Парк.
Джеймс отослал курьера назад с ответом, что наверняка дед скоро поправится – он слишком злой и упрямый, чтобы умереть.
На этот счет по крайней мере он не ошибся, потому что курьеры продолжали прибывать с письмами, написанными твердой рукой графа, а Джеймс каждый раз отсылал их назад. Это напоминало игру, в которую он играл с приятелями в детстве. Они перебрасывали мяч туда и обратно, пока кто-нибудь в конце концов не ронял его и не проигрывал. Джеймс не собирался проиграть.
Не следовало ему также вымещать свое раздражение на посланце, напомнил себе Джеймс. Он подошел к окну и при виде пары подростков, со смехом боровшихся на лужайке, почувствовал, что напряжение отпускает его. Позади них один из нанятых им учителей с группой молоденьких девушек водил хоровод. На лицах их сияли радостные улыбки. Полная противоположность тому угрюмому, подавленному виду, с которым они в первый раз появились в Белмор-Холле.
Наблюдая за ними, Джеймс почувствовал, что у него потеплело на сердце. Этот дом видел слишком много горя, а затем долгие годы оставался заброшенном. Теперь Белмор-Холл был полон жизни и света, в его стенах звенел детский смех, как когда-то хотелось его родителям. Джеймс отыскал свою старую няню, миссис Фицпатрик, и предложил ей целое состояние, чтобы она жила в Белморе и присматривала за делами сиротского приюта. Она с готовностью согласилась и приняла на себя управление домом с такой легкостью, что казалось, будто она занималась этим долгие годы. Дети просто обожали ее как и предвидел Джеймс, и между ней и Коннором не возникало ничего такого, что требовало бы его вмешательства…
Внезапно Джеймс осознал, что его работа здесь закончилась. Она закончилась уже довольно давно, но он продолжал оставаться, потому что не знал, что делать дальше. Пришло время возвращаться…
Джеймс оборвал себя. Невозможно возвратиться домой, если у тебя нет дома.
Уэстон-Мэнор заменил ему дом с тех пор, как умерли его родители, но теперь он тоже для него потерян. Даже если лорд и леди Уэстон не знали об этом, он предал их доверие. Эта мысль угнетала его, и хотя он не мог отрицать, что письма леди Уэстон приносят ему утешение и поддержку, читая их, он каждый раз испытывал ненависть к самому себе.
Генри как-то раз предпринял попытку навестить его несколько месяцев назад, но Джеймс постарался отделаться от него как можно скорее – насколько было возможно, чтобы не показаться грубым. Чертовски неловко смотреть лучшему другу в глаза, после того как ты едва не лишил его сестру невинности. И помоги ему Бог, если Генри или кто-то еще из ее родных когда-нибудь узнает, какие вольности он позволил себе той ночью. Его наверняка изобьют, если не пристрелят на месте. Что же, поделом ему. Джентльмен не поступает подобным образом с респектабельной молодой леди.
После всего, что Уэстоны сделали для него, вот как он отплатил им. О, он мог бы заявить, что Изабелла первая его поцеловала, но ведь и он поцеловал ее в ответ. Он был настойчив, взял все, что она готова была ему отдать, и требовал большего. Он отбросил все принципы, которыми руководствовался в жизни, отрекся от людей, которым должен был быть бесконечно предан. И все это он совершил в одно мгновение, потому что им овладела похоть к юной девочке.
Боже, что в ней было такого, что вызвало в нем столь неудержимый отклик? Она, безусловно, красива, но Джеймс в своей жизни знавал много сногсшибательных красавиц. Он восхищался ее живым умом, но поскольку это качество было характерно для всех женщин семьи Уэстон, Джеймс понимал, что не это делало ее неотразимо привлекательной. Мысленно он возвратился к тому моменту на ее первом балу, когда, назвав его бессердечным повесой, она подняла на него взгляд. Ее аквамариновые глаза сияли бесконечной радостью, а кремовая кожа алела румянцем от возбуждения.
Лучезарная. Вот единственное слово, способное достойно ее описать. Она излучала радость, радость жизни, то, что было отнято у него в очень раннем возрасте. Страшась снова пережить боль, Джеймс старательно гнал от себя всякие чувства, тем более радость жизни и ее высшее проявление – любовь. Но вблизи Изабеллы это было крайне затруднительно. Ее солнечная жизнерадостность и жизнестойкость неудержимо влекли его, притягивали с неимоверной силой. Она рождала в его душе призрачные картины того, какой могла бы стать его жизнь, если бы он снова позволил себе дать волю чувствам, а ее улыбка смягчала боль от прошлого, и он почти забывал почему стал таким, какой есть.
Именно поэтому он и должен держаться подальше от нее, чтобы она не завладела его сердцем. У нее хватит на это сил. А потом, если ему придется ее потерять… Он просто не сможет этого пережить. Его отец достаточно ясно доказал это. Но Джеймс не собирался кончить так, как его отец. Он не допустит, чтобы его благополучие и счастье зависели от другого человека. Как бы она ни искушал его…
Джеймс старательно гнал от себя мысли об Изабелле, потому что они доводили его до безумия (и бесконтрольного поглощения виски). Нет, сейчас ему необходимо заняться курьером. Но как же печален день, когда даже полное ненависти послание от единственного живого родственника он встречает с радостью, как способ отвлечься!
Джеймс нашел курьера в холле при входе. Тот явно чувствовал себя не в своей тарелке, но трудно было сказать, объяснялось ли это характером его миссии или присутствием детей, пристально изучавших его. Он не был знаком Джеймсу в отличие от его предшественников, но этому не стоило удивляться, если учесть, что большую часть прислуги Шеффилд-Парка следовало отправить на пенсию по меньшей мере десяток лет назад.
Вряд ли можно было ожидать от слуги, с трудом передвигавшегося вверх и вниз по лестнице, что он осилит шесть сотен миль от Эссекса до графства Керри и обратно. По правде говоря, это путешествие было достаточно рискованным предприятием для любого. Переправа из Холихеда на пакетботе трудна даже в лучшие времена, а затем, если удавалось благополучно добраться до Дублина, путника настигала волна антибританских настроений, которые, если верить газетам, с каждым днем проявлялись все яростнее.
Джеймс отметил измученный вид курьера, и ему стало жаль беднягу.
– Дети, – строго произнес он и дождался, пока все молча уставились на него. – Я собираюсь отвести нашего гостя в кабинет. Пожалуйста, верните ему все ценные вещи, которые вы у него позаимствовали.
Посланец удивленно взглянул на него, но затем изумился еще больше, когда дети, один за другим, громко жалуясь и ворча, протянули ему его часы, кошелек, носовой платок и еще кучу разных мелких предметов. Джеймс с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться, но ему удалось сохранить строгое выражение на лице.
– Я уже говорил вам бесчисленное количество раз, что подобные неучтивые и преступные действия в Белмор-Холле недопустимы.
– Да, милорд, – хором ответили ребятишки, безуспешно пытаясь изобразить раскаяние.
Джеймс громко вздохнул и возвел глаза вверх, вызвав смех у детей помладше, по крайней мере у тех, кто пробыл в Белморе достаточно долго, чтобы уже не бояться быть наказанным или выдворенным из приюта.
– Ну хорошо, а теперь марш отсюда! – Джеймс взмахнул ладонями, словно разгоняя птиц. – Без сомнения, миссис Фиц следует больше загружать вас поручениями по хозяйству и домашними уроками, раз уж ваши головы и руки недостаточно заняты, чтобы держаться подальше от чужих карманов.
Дети быстро разошлись, и Джеймс отвел посланца в кабинет.
– Прошу извинить их недостойное поведение, – сказал он, закрывая дверь. – Видимо, от привычки воровать трудно избавиться. – Он сокрушенно покачал головой. – Ну, так какие же неотложные новости привели вас сюда? Какую еще невероятную сказку мой дед послал вас передать?
Посланец неловко поежился.
– Ну, полно, уверен, что граф дал вам послание для меня. Не стоит опасаться, что я вас пристрелю. Все остальные курьеры благополучно покинули Белмор целыми и невредимыми. Уверяю вас, я давно привык к его напыщенным тирадам.
– Милорд, наверное, будет лучше, если вы просто прочтете это, – сказал курьер, вытащил письмо из внутреннего кармана сюртука и протянул его Джеймсу.
Джеймс жестом предложил посланцу сесть и сам сел напротив. Он по опыту знал, что все напитанное его дедом лучше читать сидя. Взяв со стола нож для вскрытия писем, он сунул его под восковую печать и остановился.
Это была не печать его деда; она принадлежала лорду Уэстону.
Тревожная волна страха зародилась в его душе и, окрепнув, обрушилась на него со страшной силой. Все внутри у него сжалось, его била дрожь. Он мог представить себе только два обстоятельства, заставившие Уэстонов отправить к нему специального курьера, и оба они имели отношение к смерти. Либо кто-то уже умер, либо был при смерти. Дрожащими пальцами Джеймс отодвинул нож и положил свернутый листок бумаги на стол перед собой. Он не мог заставить себя прочесть письмо, потому что тогда ему пришлось бы воочию столкнуться с той новостью, которую оно содержало. В уме он лихорадочно перебирал все вероятные несчастные случаи, которые только мог вообразить. Один ужаснее другого.
Генри постоянно ездил на охоту, где с ним могло приключиться одно из тысячи возможных несчастий – ружье дало осечку или сбросила лошадь, например. Или, может, заболел кто-то из малышей? Или что-то случилось с Иззи?..
Сердце его болезненно сжалось, он похолодел.
Медленно, словно в оцепенении, он протянул руку и сломал печать. Неспешно прочитав первую строчку, он вернулся к началу и перечитал ее снова, силясь постичь смысл написанного.
«Пишу тебе прямо, потому что знаю: тебе не нужны соболезнования. Твой дед покинул этот бренный мир».
Скомкав листок в ладони, Джеймс поднялся и принялся мерить шагами комнату. Эмоции переполняли его, яростно вскипая и борясь между собой – удивление, ликование, гнев, страх, – но это быстро прошло, и он ощутил внутри пустоту.
Его дед умер.
Сколько раз он мечтал об этом дне? Слишком много, чтобы пересчитать, подумал он, и всякий раз ему казалось, что он встретит это известие с радостью или по меньшей мере с удовлетворением.
Он и вообразить себе не мог эту холодную пустоту.
Должно быть, он потрясен… И неудивительно, ведь вся его жизнь внезапно перевернулась. Теперь он стал графом Данстоном.
Боже милостивый.
Джеймс привалился к ближайшему книжному шкафу, начиная осознавать грандиозность ситуации. Много раз представляя себе кончину деда, он никогда не задумывался о том, что унаследует графский титул. Но в то же время он никогда не мог по-настоящему представить себе этот мир без деда. Граф был таким законченным тираном и деспотом, что с его уходом Джеймс на миг почти почувствовал себя как бы брошенным на произвол судьбы. Словно вся его жизнь была гигантской шахматной партией и его противник внезапно исчез. Он победил, но это была пустая победа, и теперь он не знал, что ему дальше делать, потому что игра оборвалась, так и не успев завершиться.
Удивляясь, что его одолевают мрачные мысли, в то время как следовало бы послать за шампанским, Джеймс еще раз перечитал письмо. Леди Уэстон извещала, что чтение завещания состоится при первой же возможности, когда ему будет удобно, и она полагала, что поверенный его деда, мистер Палмер, если ей не изменяет память, будет ждать его прибытия в Шеффилд-Парк.
Его прибытия в Шеффилд-Парк.
Шеффилд-Парк означал встречу с Уэстонами.
Встречу с Изабеллой.
Сердце у него сжалось. О Господи, у него перехватило дыхание. С проклятием он, пошатываясь, подошел к окну и попытался его открыть – ему не хватало воздуха.
– Вам плохо, милорд?
– Нет-нет, все хорошо, – с усилием произнес Джеймс. – Просто прекрасно.
Он взял себя в руки и, выпрямившись, спросил:
– Вы знаете, на какое число назначены похороны?
– Простите, милорд, но скорее всего церемония состоится завтра. Вам ни за что не успеть. Я спешил, как только мог, но наше отплытие задержалось и…
– Не беспокойтесь, – прервал его Джеймс. – Я бы в любом случае не пошел.
Когда Джеймс прибыл в Шеффилд-Парк, настроение его оставляло желать много лучшего. Он потратил множество долгих дней, добираясь до места, где ему меньше всего хотелось находиться. Он был измучен и изнурен – физически и морально. Уже стемнело, когда он наконец слез с коня и бросил поводья одному из конюхов. Все, в чем он сейчас нуждался, – это еда, ванна и постель. И выпивка. Пребывание в Шеффилд-Парке определенно заслуживало выпивки.
Поэтому он без особого удовольствия узнал, что миссис Уэстон оказалась права насчет того, что мистер Палмер будет ожидать его прибытия, причем в буквальном смысле. Поверенный просто поселился в доме. «Как будто это он унаследовал титул», – раздраженно пожаловалась миссис Бентон.
Джеймс успокоил возмущенную домоправительницу, уверив ее, что завещание зачитают завтра же, как можно раньше, и если повезет, этот человек уберется до полудня. Но когда он на следующее утро проснулся, как ему показалось, слишком рано, то по высоте солнца, видневшегося сквозь занавески, определил, что уже близится полдень. Бедной миссис Бентон предстояло кормить поверенного еще и ленчем.
– Мистер Палмер ждет вас в кабинете, милорд, – сообщил Джеймсу дворецкий.
Кабинет.
Самое подходящее место для улаживания юридических вопросов. Но при одной лишь мысли об этой комнате Джеймсу становилось не по себе. Сердце его глухо колотилось в груди, когда он отворял тяжелую дубовую дверь, и каждый мускул в его теле напрягся, изготовившись к битве. Все горькие, ужасные воспоминания о том дне, когда он впервые прибыл в Шеффилд-Парк, вновь нахлынули на него.
Даже по истечении стольких лет он помнился ему как самый худший день его жизни. Хуже даже, чем тот, когда он стоял рядом с отцом и наблюдал, как его мать и крошечную сестренку опускают в могилу. Хуже даже дня похорон его отца, состоявшихся всего через несколько месяцев после похорон матери. Хуже даже тех нескольких жутких дней пути по морю из Ирландии в Англию, когда его почти непрерывно рвало, если не от качки на бурных волнах, то от тревоги и страха из-за того, что он покидал все, что до сих пор знал и любил. Он прибыл в Шеффилд, испытывая беспокойство и одновременно возбуждение; внутренности его скрутило тугим узлом, который затягивался все туже, по мере того как впереди вырастала величественная громада графского дома.
Огромное здание из золотисто-желтого камня надменно возвышалось над местностью. Широкий зеркальный пруд, по размерам приближавшийся к небольшому озеру, простирался во всю длину главного фасада, под стать грандиозному сооружению. На расстоянии дом выглядел устрашающе. Вблизи его размеры ошеломляли. Джеймс посмотрел вверх, стараясь заглянуть выше, еще выше, – светло-желтая каменная громадина все продолжала тянуться в вышину, словно подпирала собой небесный свод.
Миссис Фицпатрик, вызвавшаяся сопровождать его в поездке, была так же поражена.
– Какой прекрасный большой дом! – Она ласково улыбнулась ему. – Подумать только, однажды наступит день, и вы станете хозяином всего этого, и Джеймс ощутил необыкновенную гордость и возбуждение. Наконец-то он увидится со своим дедушкой! Отец его не часто говорил о графе и всегда без особого восторга, но это был дед Джеймса, и это он распорядился, чтобы мальчик приехал жить с ним. На самом деле он потребовал, чтобы его внука немедленно прислали к нему, а уж он сам позаботится о дальнейшей судьбе будущего английского графа.
Узнав о том, что его дедушка хочет его видеть, что он заботится о нем, Джеймс почувствовал, как в сердце у него вспыхнула светлая искорка. На протяжении всего долгого путешествия он лелеял ее, раздувая в ровное пламя надежду, которая помогала ему устоять против нависшей над ним тьмы.
Легкое покашливание мгновенно вернуло Джеймса к действительности, и он осознал, что мистер Палмер поднялся и, один лишь Бог знает, как долго, протягивает ему руку.
– Извините меня, мистер Палмер. – Джеймс пожал поверенному руку. – Эта комната хранит столько воспоминаний…
– Не надо ничего говорить, милорд. Возвращение в Шеффилд-Парк так скоро после кончины вашего деда…
– Джеймс! – Широкая ладонь сжала его плечо, и прежде чем он успел узнать голос, Оливер Уэстон сжал его в крепких теплых объятиях.
– Ну как ты, парень? – мягко спросил лорд Уэстон, внимательно глядя на Джеймса.
Джеймс пожал плечами, искренне молясь, чтобы глаза не были на самом деле окном в душу, потому что в противном случае он будет разоблачен, и все его темные желания к Изабелле, скрытые там, станут известны.
Джеймс уже собирался спросить, зачем пришел лорд Уэстон, ведь он давно уже вышел из возраста, когда нуждаются в опекунах, как вдруг заметил еще одного посетителя, и у него перехватило дыхание. Словно он вызвал ее своими мыслями, Изабелла поднялась с кушетки и присела в низком реверансе.
– Милорд!..
– Мисс Уэстон. – Джеймс поклонился и судорожно сглотнул.
Господи! Даже в его мечтах она не была так прекрасна. Он надеялся – Боже, как он надеялся! – что если снова ее увидит, когда снова ее увидит, это страстное навязчивое желание исчезнет. Напротив, оно стало вдвое сильнее. Вожделение охватило его, раздирая жадными когтями его внутренности, возбуждая плоть… и Джеймс благоразумно поспешил усесться за массивный письменный стол деда.
Это охладило его пыл. Нужно только взять листок бумаги в руки, и сцена уже готова для той, первой встречи.
Джеймс помнил, что ему показалось странным, почему дед не поднялся ему навстречу, чтобы приветствовать его, когда он вошел в комнату. Он подумал, возможно, у графа подагра. Джеймс не знал точно, что это такое, но в Ирландии у них был сосед, который всегда оставался сидеть, ссылаясь на то, что у него разыгралась подагра, когда в комнату входили дамы.
Хотя Джеймсу были видны только торс и голова деда, непохоже было, что тот страдает от какого-либо заболевания, будь то подагра или что-нибудь другое. Для мужчины тогда на шестом десятке лет седовласый граф выглядел вполне здоровым. С его узким костлявым лицом дед напоминал хищную птицу, главным образом из-за огромного, похожего на клюв носа. Тонкие бледные губы, выражая неодобрение, постоянно были сжаты в жесткую линию.
Джеймс помнил все до мелочей, словно это произошло только что. Помнил, как дед в упор смотрел на него, не произнося ни слова. Помнил пронизывающий ледяной взгляд его голубых глаз, острый и настороженный, – взгляд, которым ястреб высматривает на земле добычу. Потом дед сосредоточил внимание на миссис Фицпатрик.
– Вы ирландка? – спросил он, произнеся слово «ирландка» с отвращением.
– Да, милорд.
– Тогда вы уедете. Мой дворецкий позаботится о том, чтобы вам хватило средств вернуться туда, откуда вы прибыли.
Джеймс, потрясенный до глубины души, с ужасом смотрел на деда. Его мама говорила ему, что некоторые англичане не любят ирландцев, но он никак не ожидал встретить такую неприкрытую ненависть. Он полагал, что англичане не любят ирландцев точно так же, как он, например, не любит зеленый горошек.
В конце концов, каждый волен иметь свои предпочтения, и если кому-то в гостях предложат зеленый горошек, он должен с любезной миной съесть его.
Взглянув на свою старую няню, Джеймс увидел выражение глубокого страдания на ее лице. Он храбро сжал ее руку и кивнул, пытаясь заверить ее, что с ним все будет в порядке, хотя сам не был в этом уверен.
– Вы можете идти, – заявил граф.
Миссис Фицпатрик все еще колебалась.
– Немедленно! – Слово, прозвучавшее как удар грома, эхом прокатилось по комнате. Няня Джеймса, бросив на него извиняющийся взгляд, поцеловала его в висок и выскользнула из комнаты, оборвав тем самым последнюю ниточку, связывавшую его с родным домом.
Джеймс прикусил губу и напомнил себе, что он уже не тот маленький испуганный мальчик. Он поднялся – лорд до мозга костей, владелец поместья.
– Лорд Уэстон, Изабелла, очень любезно с вашей стороны прийти сюда, мне бы очень хотелось побеседовать с вами, но, боюсь, у нас с мистером Палмером важное дело…
– Милорд, – прервал его поверенный, – это я попросил его светлость и мисс Уэстон прийти на прочтение завещания. Скоро вы поймете почему.
Джеймс вопросительно изогнул темную бровь.
Как загадочно и таинственно, сэр, – произнес он с откровенным сарказмом. – Я просто сгораю от любопытства. Давайте начнем. – Он снова сел и откинулся в кресле, скрестив ноги на столе.
Мистер Палмер нахмурился, поправил очки и приступил к чтению. Он монотонно зачитывал бесконечный, судя по всему, список пожалований, пособий и пенсий для тех престарелых представителей домашней прислуги и остального персонала, состоявшего на жалованье, кто долгие годы верно и преданно трудился на благо семейства Шеффилд, затем остановился и начал поправлять галстук.
– Боюсь… – пробормотал он. – То есть это весьма щекотливая ситуация… – Он сделал глубокий вдох, а затем выпалил скороговоркой: – Все свое состояние, имущество и деньги, не включенные в неотчуждаемую собственность, безусловно, переходящую его преемнику, то есть вам, милорд, прежний граф оставил мисс Изабелле Уэстон. Я назначен доверенным лицом и душеприказчиком Шеффилда, распорядителем всеми домами, владениями, имуществом и деньгами, а лорд Уэстон будет совокупным опекуном до тех пор, пока мисс Уэстон не выйдет замуж или не достигнет совершеннолетия.
Молчание воцарилось в комнате. Все присутствующие, кроме мистера Палмера, осмысливали важные последствия того, что сообщил им поверенный.
– Я вам не верю, мистер Палмер, – побледнев, прошептала Изабелла. – Нет никаких причин, почему граф мог хоть что-нибудь мне оставить. – Она повернулась к Джеймсу. Ее била дрожь. – Это какой-то фарс, который вы для чего-то состряпали. Я не желаю ничего этого слышать.
– Мисс Уэстон, пожалуйста… – начал поверенный.
– Вы что-нибудь знали об этом? – спросила Изабелла, переведя ошеломленный взгляд с отца на Джеймса.
Лорд Уэстон сидел с безучастным видом.
– Я знал, что он ненавидит меня, – пояснил Джеймс. – Знал, что он не хочет, чтобы я ему наследовал, но я и представить себе не мог, что у него такое богатое воображение.
– Это не воображение! – крикнула Изабелла, топнув ногой. – Ты разве не понял, что сказал мистер Палмер?
– Ну как же, – холодно ответил Джеймс. – Понял. Я унаследовал высокий титул и величественное поместье. Но фактически я всего лишь бедный родственник, смиренный проситель. Я должен выпрашивать у твоего отца или мистера Палмера каждый фартинг, который потребуется мне на содержание имения. Должен испрашивать их одобрение каждый раз, когда потребуется починить крышу у арендатора или миссис Бентон решит, что лакею нужна новая ливрея. – Он горько рассмеялся. – И однажды, без, сомнения, мне придется упасть ниц перед тобой, Изабелла, протянув руку за подачкой, которую ты великодушно соблаговолишь мне швырнуть. Ты ведь не станешь скупиться, не так ли?
– Прекрати! – воскликнула Изабелла, зажав ладонями уши. – Это безумие!
– Нет, мисс Уэстон, – вмешался поверенный. – Я категорически не согласен с последними распоряжениями графа, он был в здравом уме и твердой памяти, когда отдавал их. Заявление о невменяемости не будет поддержано в суде. Ваш дед принял все предосторожности, пригласив нескольких уважаемых лондонских докторов засвидетельствовать завещание.
– Как это предусмотрительно с его стороны, – произнес Джеймс.
– Милорд, по моему настоянию старый граф согласился назначить вам ежеквартальное денежное пособие для ваших личных нужд.
– Ежеквартальное пособие? – рявкнул Джеймс. – Клянусь Богом, это чертовски щедро. Впрочем, нет, учитывая мое теперешнее положение. Ежеквартальное пособие! Полагаю, он просто не хотел, чтобы граф Данстон одевался как паршивый бродяга.
– Милорд, – укоризненно произнес мистер Палмер.
– Что, вас оскорбляет мой лексикон, сэр?
– Здесь присутствует леди, милорд.
– Вы правы. – Джеймс постучал указательным пальцем по подбородку, как бы в раздумье. – К тому же леди, которую я не могу оскорбить, поскольку вскоре стану объектом ее благотворительности.
