Текст книги "Проигрыш — дело техники"
Автор книги: Сантьяго Гамбоа
Жанры:
Современная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 20 страниц)
15
– Турецкие бани «Земной рай»… – Сотрудник регистрационной палаты записал название огрызком карандаша и, не теряя времени, исчез среди картотечных шкафов.
– Спасибо, Бакетика! Дело неотложное, сами понимаете!
Уродство Бакетики обусловливали два физических недостатка: парализованная рука, которую он имел обыкновение прятать в рукаве, и заячья губа, едва прикрытая жиденькими усиками. В его обязанности входило торчать в регистрационной палате по субботам, дышать бумажной пылью, убивать время за решением кроссвордов и наслаждаться независимостью и бездельем на собственном рабочем месте, где перед этим оттрубил всю неделю. Однажды Бакетика признался Силанпе, что ему становилось страшно при одной мысли о перспективе провести целый день в снимаемой им в Фонтибоне комнатенке с отдельным входом, куда он наведывался только переночевать и предпочтительно в пьяном виде. Поэтому до шести вечера Бакетика копался в регистрационных книгах, а позже, если было настроение, шел в «Копелию» смотреть фильм с легким порно. Силанпа давно знал этого несчастного, подкупал его маленькими взятками и выслушивал жалобы и исповеди.
– Вот страница из регистрационного журнала. Владелец фирмы не указан, а администратор есть – Альберто Коссио, номер карточки такой-то. Годится?
– Да. Можно я сделаю копию?
Силанпа взял лист бумаги и прочитан дату записи: 10 августа.
– Бакетика, запись совсем свежая, прошло всего два месяца!
– Да, судя по дате.
– Но этот клуб существует больше двадцати лет! Как так могло получиться?
– Не знаю, перерегистрация производится при смене владельца, но здесь отсутствует хронология передачи собственности. Может быть, потому, что она в каталоге сделок дарения? Погодите, я сейчас поищу.
Свет предзакатного солнца проникал сквозь жалюзи огромных окон тонкими полосками, в которых плясали пылинки. Нескладная фигура Бакетики перемещалась между штабелей бумажных кип, перевязанных бечевкой и пронумерованных карандашом.
– Ага, вот она! Это дарственная, видите? И хронология тоже здесь.
– А чья дарственная?
– Касиодоро Перейры Антунеса в пользу Элиодоро Тифлиса. Смотрите, сделана совсем недавно, два месяца назад.
Силанпа переписал обе даты и поспешно покинул регистрационную палату. На улице темнело. Кика сидела в «рено» с недовольным видом.
– Нехорошо столько времени заставлять себя ждать. Быстро отвезите меня в «Лолиту», я уже опаздываю!
Приехав на место, они распрощались поспешным поцелуем. Когда Кика поднималась по широкой лестнице, ведущей в бар, у Силанпы что-то тоскливо сжалось в животе, а потом на него нахлынула злость при виде того, как глухонемой на входе поприветствовал ее шлепком по ягодицам.
Дома на автоответчике его ожидало несколько сообщений. Над кнопкой воспроизведения мигал красный огонек. Силанпа посмотрел на него и обернулся к муньеке:
– Звонила? Ставлю новую шляпу, что звонила!
– Он нажал кнопку, услышал сперва собственный голос, произносящий фразу автоответчика (прозванную Гусманом «перейдем к сути»), а затем: «Силанпа. Это Моника. Да будет тебе известно, что я начинаю уставать от твоей крутизны. Если не желаешь разговаривать со мной, по меньшей мере имей мужество поставить точку, сказав это вслух. Сейчас пять часов. Я дома и никуда не пойду. Позвони мне сразу, как появишься».
Три раза пискнуло, потом зазвучало следующее сообщение: «Говорит Эмир Эступиньян, прием! Докладываю, что во время повторной беседы с Лотарио Абучихой не получено дополнительных сведений, представляющих интерес для следствия. Договоренность о завтрашнем посещении гаража в Тунхе остается в силе, однако Абучиха предпочел бы не ехать на своем грузовике по двум причинам: во-первых, чтобы его не опознали; во-вторых, у него барахлит реле. Это все. Конец связи».
Пи, пи, пи…
«Силанпа, уже семь часов. Знаешь, что я придумала? Раз ты не разговариваешь со мной, чтобы я, не дай бог, засомневалась в твердости твоего характера или еще в чем-то таком, у меня к тебе есть предложение. Ты приезжаешь ко мне домой, мы заказываем по телефону пиццу, садимся у телика и смотрим „Веселые субботы“. Если после этого тебе захочется говорить – поговорим, если нет – ты уходишь. Оʼкей?»
Силанпа испуганно посмотрел на часы. Он понимал, какого разговора добивалась Моника. Десять минут девятого… За окном светились огни города. Силанпа подошел к окну, закурил сигарету и спросил себя, должен ли он позвонить ей. «Звонить или не звонить?» Два раза поднимал телефонную трубку и снова клал на место. Наконец пошел на кухню и поставил греть воду, чтобы приготовить себе спагетти с тунцом на оливковом масле. Сев на табурет, почувствовал легкую боль и вспомнил, что весь день геморрой его не беспокоил. Может, парная помогла? В комнате зазвонил телефон. Силанпа только посмотрел на него, взял из пепельницы сигарету и остался сидеть.
– Ку-ку! Узнаете? Я тайком от вас переписала номер вашего телефона. Чао!
Это была Кика. Через минуту новый звонок, включился автоответчик, и раздался голос Эскивеля:
– Звоню, чтобы напомнить – сегодня ваша очередь дежурить ночью в редакции. Вы, конечно, забыли? Так вот, с одиннадцати вечера, не опаздывайте!
Силанпа поужинал на кухне, потом решил посмотреть «Веселые субботы» и перенес телевизор в ванную комнату, чтоб совместить приятное с полезным. Наполнил ванну, разделся, залез в горячую воду и уже начал тереть губкой руки, когда услышал звонок в дверь. Завернувшись в полотенце и дрожа от холода, он прошлепал босыми ногами в прихожую. Неужели Моника? Однако, посмотрев в дверной глазок, увидел искаженное линзой лицо незнакомой женщины.
– Вам кого?
– Сеньор Виктор Силанпа?
– Да…
– Я к вам по срочному делу, откройте!
– Секундочку…
Он отпер дверь, и его словно в грудь ударило: перед ним стояла блондинка из турецкой бани, та самая, что наняла Абучиху перевозить на своем грузовике загадочный груз.
– Извините за мой вид, вы меня прямо из-под душа вытащили. Посидите, я быстро.
– Не беспокойтесь. Если не ошибаюсь, именно это тело я уже видела сегодня в парной.
Силанпа оторопело глянул на нее, удалился в ванную и вернулся в халате и шлепанцах.
– Чем могу быть полезен?
– Виктор, я прочитала в полицейской хронике ваши статьи о том деле… Как бишь вы его окрестили? «Преступление на Сисге», кажется?
Силанпа стеснялся своей наготы и постоянно поддергивал полы халата, прикрывая костлявые бледные ноги. Женщина была одета в элегантное платье винного цвета и курила длинную сигарету «пэлл-мэлл».
– И знаете, что я вам скажу? Мне кажется, именно расследование этого дела привело вас в наш клуб. Я угадала?
– Позвольте предложить вам выпить… пива или, может, чего-нибудь покрепче?
– Виски, если у вас найдется, а нет – так лучше кофе.
– У меня есть виски.
Пока он вставал и шел на кухню, женщина не спускала с него глаз. У Силанпы по спине пробежал холодок.
– Вы мне не ответили.
Силанпа подал ей стакан. Она сунула в него язык и погоняла им кубики льда.
– Сеньора, я работаю репортером. Круг моих профессиональных обязанностей гораздо шире, чем обычное полицейское расследование. Я, если хотите знать, пишу также на темы светской хроники. О вашем клубе мало кому известно, а между тем он может представить интерес для многих наших читателей.
– Виктор, я пришла сюда не затем, чтобы выслушивать всякую хрень. – Она пристально посмотрела ему в глаза, медленно положила ногу на ногу и глубоко затянулась сигаретой.
– Как вы раздобыли мой домашний адрес?
– Вы сами указали его в анкете для вступления в клуб, забыли?
– Да.
– Поговорим начистоту. Вы подозреваете нас в причастности к тому бедняге, которого кто-то посадил на кол, так или нет?
– Я провожу расследование, сеньора. Могу налить вам еще виски, если хотите, но отвечать на ваши вопросы я не обязан.
– Я пришла к вам с миром.
Женщина переменила позу, и Силанпа, опустив взгляд, заметил, что на ней нет нижнего белья.
– По роду моей профессиональной деятельности мне не раз доводилось встречаться с женщинами, похожими на вас – уверенными в себе, привлекательными, привыкшими повелевать мужчинами.
– Я пришла не соблазнять вас, Виктор. Скорее – купить, если говорить без обиняков, поскольку знаю тарифы и знаю, что вы имеете свою цену.
– А что именно вы хотите купить?
– «Земной рай» не имеет ни малейшего отношения к тому трупу, но в своем расследовании вы избрали опасный путь. Я готова предложить вам один миллион песо в обмен на то, чтобы вы оставили нас в покое. Можете и дальше приходить париться в турецкую баню, но не вмешивайтесь в дела, не имеющие лично для вас никакого значения.
– Лучше бы вы меня соблазнили – миллион песо для меня чуть ли не издевательство!
– Назовите свою сумму. – Она достала из сумочки чековую книжку. – Но прежде… – Женщина посмотрела ему в глаза долгим взглядом. – Не могли бы налить мне еще виски?
Силанпа пошел на кухню и уже оттуда громко сказал:
– Спрячьте чековую книжку, сеньора! Я не продаюсь.
– Тогда мне придется соблазнить вас.
– Что ж, это мне нравится больше.
Вернувшись в гостиную, он увидел, что гостья с любопытством разглядывает муньеку.
– Как ни странно, у нее грустное выражение лица.
– Оно меняется в зависимости от освещения.
– Вижу, вам по вкусу неподвижные тела – может, потому вы так увлеклись тем несчастным? А она милашка, поздравляю!
Она грациозным жестом приняла стакан и уселась вместе с Силанпой на диван.
– Придвиньтесь поближе, посидим рядышком, посмотрим, как долго вы продержитесь. Предупреждаю, я намерена соблазнить вас, и я это сделаю!
Она взяла его руку и стала гладить подушечки пальцев; потом, раздвинув колени, просунула себе под подол платья.
– Вот видите, стоит мужчине коснуться женского тела, все его доводы улетучиваются. Я же говорила, у каждого есть своя цена!
– Да, цена, а еще работа. Это я к тому, что мне нужно срочно ехать в редакцию.
– Если вы уедете именно сейчас и оставите меня в одиночестве, я усомнюсь в ваших мужских качествах.
– Ну так пусть мои мужские качества заботят вас меньше всего. Как, вы сказали, вас зовут?
– Сусан.
– Позвольте проводить вас до двери, Сусан.
– Ни одному мужчине, что трогал меня, я не позволю расстаться со мной просто так!
– Вы сами меня вынудили.
– Так или иначе! – Она сунула руку в сумочку, извлекла пистолет и наставила ему в грудь.
Силанпа побледнел.
– Осторожно! – промолвил он дрогнувшим голосом. – Эта штука может выстрелить!
– Вы просто не знаете, насколько опасно бросать вызов женщине! Хотите узнать?
– Нет, пожалуйста, уберите пистолет!
Сусан подняла пистолет на уровень его головы, отодвинулась на край дивана и одной рукой начала стаскивать с себя платье.
– Снимите халат и подойдите ко мне.
Силанпа подчинился, трясясь мелкой дрожью. Ужас, который он испытывал при виде черного зрачка пистолета, лишил его эрекции.
– Ну, суперпипи, посмотрим, на что вы способны!
Силанпа сделал несколько попыток, но под прицелом у него ничего не получалось.
Сусан оттолкнула его ногой.
– Довольно! Вижу, что экзамен вы не сдадите! – Она встала с дивана, взяла сумочку и направилась к двери. – Когда почувствуете, что сможете вести себя по-мужски, навестите меня в «Земном раю». А пока забавляйтесь со своей куклой и не вздумайте нарушать наш покой!
Она хлопнула дверью, оставив за собой неподвижное облачко сигаретного дыма.
16
– Не нравится мне этот Тифлис, Марко Тулио. – Пока они ждали, Барраган пил кофе со сливками. – Зачем нам связываться с ним? У него плохая репутация.
– Зато хорошо иметь его в союзниках, Эмилито. Он поможет нам отыскать тот участок. И не будь таким мнительным, любой человек сегодня хороший, а завтра плохой в зависимости от обстоятельств.
– Так-то оно так, только я бы предпочел…
В то же мгновение в кафетерий отеля «Баката» вошел Элиодоро Тифлис в сопровождении двух телохранителей. При виде него Эмилио ощутил холод в лодыжках. Он перевел взгляд на Эскилаче, желая почерпнуть от него уверенности, но тот тоже заметно нервничал.
– Доброе утро, дорогой мой советник! – Тифлис приветственно протянул пухлую руку, и в глаза Эмилио бросилось волосатое запястье с серебряным браслетом.
– Доктор Тифлис, познакомьтесь с адвокатом Барраганом, я вам о нем говорил.
– Безмерно приятно!
– Что угодно сеньору? – подошел официант с белым полотенцем, перекинутым через согнутую руку.
– Э-э… Сегодня такое солнышко, что хочется чего-то погорячее, вроде гуарилако, верно я говорю или нет? Принесите-ка мне «кристаль» с лимончиком и еще две порции для моих приятелей вон за тем столиком.
Барраган не мог вымолвить ни слова, будто язык проглотил. Он с тоской смотрел за окно и думал о Нанси, об аромате ее духов в своем «пежо», оставленном с открытыми окнами возле гостиницы, чтобы проветрился салон и дома не унюхала Каталина. Ему вдруг стало жарко от нахлынувшего чувства вины и захотелось бежать прочь из этого жуткого кафетерия, забрать обоих детей с занятий во французском лицее, заехать за Катой и поехать всем вместе в какое-нибудь приятное место.
– В Боготе в такую погоду возникает желание встретиться с друзьями, верно я говорю? – С этими словами Тифлис хлопнул Эскилаче по плечу.
– Конечно…
– И чему же, к примеру, обязан честью этого приглашения?
– Я и мой партнер, адвокат Барраган, разыскиваем документы на земельный участок, прилегающий к озеру Сисга. Возможно, вы о нем знаете, сеньор Тифлис, прежде он принадлежал покойному Перейре Антунесу…
– Бедняга! Сколько прошло с того дня, как он отдал концы? Уж больше месяца… – Принесли агуардьенте, Тифлис поднес стопку ко рту и опорожнил ее одним махом. – Пью за этого великого человека и надеюсь, он слышит меня там, где сейчас находится!
– Да, так вот, я и говорю, мы разыскиваем документы на эту землю, поскольку присутствующий здесь сеньор адвокат занимается оформлением наследства Перейры Антунеса, а я, хм, осуществляю контроль в качестве советника муниципалитета. Как вам известно, сеньор Тифлис, в отсутствие наследников имущество покойного переходит в собственность округа.
– Да, кх-ха… – откашлялся Тифлис. – Да, конечно.
– Так вот, а тут, понимаете, документов на землевладение нет и найти не можем, каково? В принципе особой проблемы нет, земля никуда не денется, вот она, но мы же хотим соблюсти порядок, сделать все как положено, передать в архив, и главное, не возиться с оформлением нового свидетельства на собственность и прочими бумагами.
– Ага… – Тифлис откусил от ломтика лимона. – Прошу прощения, доктор, минуточку. – Он обернулся к своим телохранителям: – Ребята, может, еще по глоточку? – Знаком приказал официанту все повторить, он снова повернулся к Эскилаче, всем своим видом показывая внимание: – Так-так, доктор, продолжайте, я слушаю!
– Да я, в общем, уже закончил. Единственное, хотел спросить, не знаете ли вы, с вашей осведомленностью и связями, куда подевались те самые документы?
– А участок, вы говорите, находится?..
– На Сисге, на берегу озера.
– Ого, земля в тех краях, наверное, стоит целое состояние, верно я говорю?
– Несомненно, дон Элиодоро.
– Знаете что, сеньор советник? Дайте-ка мне время порасспрашивать там и сям, ладно? А как только выясню все… – Тифлис одним махом опрокинул вторую стопку агуардьенте, и Барраган невольно сглотнул пересохшим горлом, – …как есть, тогда и вернемся к нашему разговору.
– Понимаете, трудность в том, что я задерживаю земельное управление правительства округа. Они уже готовы заняться оформлением новых документов. А знаете, во сколько это обойдется государственной казне? И главное, работа совершенно не нужная, раз существуют оригиналы.
– Вот в том-то и вся загвоздка, сеньор советник, поскольку… представьте, что Перейре Антунесу еще при жизни взбрело в голову отдать эту землю кому-нибудь. Вот это и надо выяснить в первую очередь, а главное – что можно сделать в таком случае.
– Такое действительно трудно предположить, доктор Тифлис, потому что у Перейры Антунеса, как известно, не имелось наследников.
– Знаете, что меня раздражает, сеньор советник?
Эскилаче и Барраган разом подобрали под себя ноги.
– Что, доктор Тифлис?
– Меня раздражает то, что умирает такой великий человек, как Перейра Антунес, а всякая – прошу прощения у сеньора адвоката – шваль продолжает жить. Вы согласны?
– Согласен, доктор Тифлис.
– Я разузнаю что смогу и позвоню вам, сеньор советник. – Тифлис обернулся, сделал знак одному из мордоворотов, чтобы расплатился, и гордо удалился.
Барраган и Эскилаче молча сидели на своих местах, угнетенные следами недавнего присутствия Тифлиса – запахом аниса, зрелищем четырех обкусанных лимонных корок и вмятины, оставшейся на обивке сиденья стула.
– Не хмурься, Эмилио, – сказал вдруг Эскилаче, вставая, – этот тип нас спасет!
– Да, но… какой ценой?
– Какая бы ни была, а платить придется, дорогой мой.
17
А теперь, уважаемые члены ассоциации, вы узнаете о наступлении самого важного этапа в жизни вашего покорного слуги.
Но прежде позвольте мне немного отклониться от темы. Ибо, как для послушника церемония посвящения в сан и голосования является величайшим свершением в его судьбе, точно так же для того, кто сейчас выступает перед вами – вернее, кем он был в далекие и туманные годы юности, и тем не менее уже тогда ощущал призвание к военному делу и служению обществу – переломным моментом, горным перевалом на жизненном пути или, как говорил один барранкский священник, «души моей полночью темной», стал день торжественной присяги на знамени. Вместе с другими молодыми людьми, воодушевленными патриотическим духом, составляющими радость и гордость отечества, я с готовностью поступил в школу начальной военной подготовки. Тому предшествовала жаркая и трогательная семейная сцена, поскольку мои бабушка и тетушка не желали, чтобы их отпрыск и единственный мужчина в доме похоронил себя в стенах солдатской казармы. Мои проблемы с секрецией желез и развивающейся полнотой – и тут я вновь возвращаюсь к нашей теме – тогда представляли для меня одновременно и физический недостаток, и моральный стимул. Я сказал себе: «Аристофанес, веру и целеустремленность, необходимые тебе для противостояния аномальным особенностям твоего организма, ты почерпнешь в суровых условиях обучения в Школе полиции, а заодно послужишь родине» – которая, если позволите, является нашим величайшим достоянием. Так я и поступил с убежденность человека, открывшего для себя собственное предназначение.
Вот так, уважаемые члены ассоциации, началась моя военная подготовка, а по ходу дела и ставшая для меня делом чести борьба с помещавшейся во мне массой плоти, удушающей мою личность. Ласкательное прозвище Толстячок, данное мне продажными женщинами – упоминаю их в последний раз, достопочтенные дамы, обещаю! – сменилось на обидное Чанчо Мойя, каковым окрестили вашего покорного слугу его товарищи по школе с грубоватой прямотой, характерной для учащихся заведений такого рода, поскольку слово это означает не что иное как «свинья». Если я стану утверждать, что годы, проведенные в «учебке», были для меня счастливыми, то погрешу против истины… Дефект плоти, если позволите употребить подобный термин, сделал меня весьма заметным в глазах многих младших начальников и некоторых старших, посчитавших своим долгом вступить со мной в еще более жестокую схватку, чем я сам. Однако сколько бы раз я ни отжимался и ни выбегал на футбольное поле, какую бы дистанцию ни покрывал в марш-броске с полной выкладкой или гусиным шагом, позорная полнота никак не хотела уменьшаться, будто стальной оболочкой сковав мое тело.
Со временем Чанчо заработал в Школе полиции репутацию самого исполнительного и дисциплинированного курсанта, и этим качествам – я здесь выражаю не свое личное мнение! – ваш покорный слуга не изменял на протяжении всей служебной карьеры. Есть добровольцы водрузить знамя на высотке? Шаг вперед делает Чанчо! Кто поможет расставить мебель в курсантской столовой? Опять Чанчо! Кто поедет с мусоровозом сжигать мусор? И снова Чанчо! Постепенно руководство школы перестало видеть в том, кто сейчас выступает перед вами, толстого увальня, каким считало его поначалу. И даже тот самый начальник, что при любой возможности старался, по курсантскому выражению, выжать из меня молоко, в итоге стал моим добрым другом, уважительным и заботливым, а товарищи по учебе уже после первого курса перестали дразнить меня Чанчо, а вместо этого прозвали Леон – Лев – в честь царя зверей, который – говорю это без малейшей толики тщеславия! – животное большое и грузное, однако оттого не менее мужественное, а совсем даже наоборот!
Так вот, значит, в день торжественной присяги на знамени, когда мои тетя и бабушка в первом ряду, выражаясь поэтическим языком, проливали море слез, ваш покорный слуга раз и навсегда связал свою судьбу с долгом патриота и гражданина, преданного служению обществу. Новенькая форма сидела на мне, по словам тетушки, как влитая. К сказанному могу добавить, что тот день стал для меня одним из самых счастливых, хоть, к безмерному стыду своему, я не сумел устоять перед ромовым десертом, приготовленным в количестве нескольких килограммов близкими мне людьми, а точнее, женщинами…