Текст книги "Шкатулка с бабочкой"

Автор книги: Санта Монтефиоре

сообщить о нарушении

Текущая страница: 36 (всего у книги 40 страниц)

Глава 39

Торквилл вернулся домой и обнаружил, что по ступеням течет вода. Испугавшись, что с Федерикой что-то случилось, он помчался в спальню, путаясь ногами в мокром ковре и чувствуя, что от тревоги кровь ударяет в голову.

– Федерика! – кричал он. – Федерика! Ты в порядке? – Скользя и спотыкаясь, он направился в ванную, откуда лились потоки воды. Он закрыл краны и вытащил пробку. Раздался чавкающий звук. – Дерьмо! – выругался он, глядя на дорогие ковры, которые придется заменить.

Он стал разыскивать жену, но все, что от нее осталось, – это одежда, аккуратно сложенная на кровати. За дверью он обнаружил, что ее пеньюар отсутствует. Он снова позвал ее и перешел к осмотру остальной части дома. Ответа не последовало, за исключением эха собственного голоса, отражавшегося от стен.

Он был очень встревожен. Она просто исчезла, но нигде не было следов борьбы, взлома или беспорядка, не считая переполненной ванны. Наконец он взял телефон и вызвал шофера.

– Да, мистер Дженсен, – говорил Пол, припоминая последовательность событий, – она ходила в Сент-Джеймс по магазинам в течение часа, затем, когда я вез ее обратно, она совершенно внезапно попросила остановиться. Ну, как вы понимаете, мистер Дженсен, я был несколько обеспокоен. Она выглядела возбужденной…

– Нет, мистер Дженсен, я не знаю почему, но она побледнела, выскочила на тротуар и потом около часа сидела в кафе. Когда я снова привез ее домой, она выглядела вполне нормально. Потом я отправился к себе, мистер Дженсен, потому что она сказала, что больше во мне не нуждается. – Последовала короткая пауза. – Мистер Дженсен? – спросил шофер, боясь, что, возможно, совершил ошибку. – Мистер Дженсен? Миссис Дженсен больше не нуждалась во мне, разве нет?

– Хорошо, Пол, – ответил Торквилл, но его голос на середине фразы прозвучал надтреснуто. Он положил трубку и задумчиво почесал подбородок. Затем что-то подсознательно привлекло его взгляд. Ящик его прикроватной тумбочки был слегка приоткрыт, поскольку Федерика не удосужилась его полностью закрыть. Торквилл всегда замечал детали. Он открыл ящик и обнаружил в нем лежавший вниз обложкой ежедневник совсем не в том положении, в котором он его оставил. Торквилл поднял его и раскрыл. С глубоким стоном, вырвавшимся из груди, смотрел он на фото Лючии, которое он засунул изнутри под обложку. Теперь все стало на места… Она бежала в таком состоянии, что даже забыла закрутить краны.

Он вытащил снимок и разорвал его в мелкие клочки, прежде чем в ярости выбросить в мусорное ведро. Она превратно все поняла, ведь эта фотография была сделана много лет назад. Он все объяснит ей, и она простит его. Торквилл окинул взглядом комнату, чтобы выяснить, упаковала ли она чемодан, но понял, что она этого не сделала. Более того, она ничего не взяла, даже нижнего белья, и исчезла в одном пеньюаре. Он облегченно расслабил плечи. Очевидно, что она планировала вернуться. В конце концов, как далеко можно отправиться в одном пеньюаре?

Федерика все рассказала Молли и Эстер, опустив только эпизод, связанный с анонимными поэтическими строками, которые должны были оставаться ее тайной, пока она не найдет отца.

Три подруги сидели у батареи газового отопления с двумя бутылками дешевого красного вина, а Кенни Роджерс пел «Это прекрасное время для того, чтобы ты оставила меня, Люсиль».

Молли была шокирована безрадостной ситуацией Федерики. Оказалось, что она ничего не увидела за одеждой от кутюр и сумочками из крокодиловой кожи.

Эстер слушала подругу с глубокой симпатией.

– Скажу тебе, Феде, – я догадывалась, что ты несчастлива. Что ты намерена сейчас делать?

– Отправиться домой в Польперро и начать все сначала, – просто сказала она.

– Ты хочешь сказать, что бросаешь Торквилла? – воскликнула Молли, зажигая сигарету.

– Разумеется, она собирается бросить Торквилла, – заверила ее Эстер. – Это настоящее чудовище. Ты заслуживаешь лучшей участи, – добавила она, дружески сжимая руку Федерики.

– О, я больше в жизни не посмотрю на другого мужчину, – порывисто выдохнула Федерика. – Я хочу побыть одна и принять собственное решение. Мне нужно узнать саму себя. Сейчас я уже ни в чем не уверена.

Когда прозвенел телефонный звонок, девушки застыли на месте. Молли и Эстер взглянули на Федерику, смотревшую на них в страхе.

– Молли, ты ответишь, – сказала она огрубевшим от волнения голосом. – Ты меня не видела, – добавила она, нахмурившись.

Молли встала, и вино быстро перекочевало из ее головы к ногам, приведя ее в состояние трезвости. Она глубоко вздохнула и сняла трубку. В комнате воцарилась тишина ожидания.

– Алло, – ответила Молли, пытаясь говорить нормальным голосом. Ее плечи опустились. – Сэм! Какого черта ты мне сейчас звонишь? У нас кризис, вот почему. Что, сейчас? Боже! Тебе придется спать в гостиной, а Федерика ляжет с Эстер… это долгая история, расскажем, когда приедешь… Ладно, до встречи. – Она с улыбкой положила трубку. – Еще один участник нашей вечеринки, – засмеялась она. – Давайте достанем еще бутылочку вина.

– Сэм опоздал на свой чертов поезд, – провозгласила Молли, отправляясь в кухню.

– Ну, это на него похоже, – вздохнула Эстер. – С тех пор как умер Нуньо, он витает где-то в собственном мире.

– Бедняга Сэм, – сказала Федерика. – Он действительно любил Нуньо, правда?

– Больше, чем кто-либо другой. Думаю, что больше отца и мамы, – ответила Молли, возвращаясь с очередной бутылкой бордо. – Видишь ли, Нуньо проводил с Сэмом большую часть своего времени. У него никогда не было сына, вот Сэм и заменил ему наследника. Бог его знает, что Сэм там писал, но он проводил весь день взаперти, так же, как и отец. Единственной допускаемой к нему персоной был Троцкий, – добавила она, откупоривая бутылку.

– Ему следовало найти себе подругу, – сказала Эстер. – У него раньше, говорят, было много подруг.

– Это было в те времена, когда у него еще была шевелюра, – ехидно рассмеялась Молли.

– Он вовсе не Самсон, Моль, – выступила в его защиту Эстер. – Я полагаю, что без волос он выглядит даже лучше. В любом случае он симпатичный.

Молли неприязненно сморщила нос.

– Это дело вкуса, полагаю, – фыркнула она, кольцами выпуская изо рта дым.

– Благодаря Торквиллу я поняла, по крайней мере, одну вещь, – печально сказала Федерика, – внешность может быть обманчивой. Никто не красив так, как Торквилл, но и никто так не эгоистичен, как он. Я предпочитаю внешнюю простоту и красоту души.

Молли опустила глаза, устыдившись того факта, что раньше восхищалась этим монстром.

Когда приехал Сэм, Федерика была поражена стремительными изменениями, происшедшими с внешностью когда-то золотоволосого и блестящего юноши, напоминавшего прекрасную греческую статую. Он ввалился в квартиру с ссутуленными плечами, дрожа от холода. Его лицо было таким же посеревшим, как на похоронах Нуньо, а глаза выдавали глубокую усталость, поскольку измучившая его страсть лишила его энтузиазма и энергии. Увидев ее, он застенчиво улыбнулся, хотя в душе хотел броситься к ней и заключить в свои объятия. Федерика вспомнила их последний нескладный разговор и улыбнулась в ответ, заметив, что все прощено и забыто. Она встала, чтобы приветствовать его.

Он положил руки ей на плечи.

– Ты в порядке? – озабоченно спросил он.

– Сейчас уже да, – ответила она, отстраняясь. – Я ушла от Торквилла, – добавила она, снова садясь на ковер перед обогревателем.

– Ты ушла от Торквилла? – повторил он, не веря своим ушам и отворачиваясь, чтобы она не заметила вернувшегося в его глаза блеска и радостного возбуждения, вызвавшего на его губах улыбку триумфатора. – Ты ушла от Торквилла? – повторил он.

– Все кончено, – подтвердила она.

– Мы отмечаем это историческое событие вином, – весело добавила Молли.

– Я бы сказала, что мы с помощью вина выражаем свое сочувствие, – сказала Эстер. – Бедняжке Феде действительно пришлось много пережить.

– Что же случилось? – спросил он, снимая пальто и усаживаясь на диван. Выбравшись из дырявого джерси отца, он остался в синей рубашке с расстегнутыми манжетами, свободно свисавшими на запястьях.

– О, это долгая история, – произнесла она, отпивая глоток бордо и чувствуя себя значительно лучше.

– Моль, дай мне стакан, – попросил он, оживляясь. – Феде, ты такая сильная. Я очень горжусь тобой. То, что ты сделала, – это самая трудная вещь в мире, и ты совершила все это сама.

– Не совсем, – ответила она. Сэм отвел глаза. – Скажем так, я раскрыла глаза на многие вещи и, полагаю, немного повзрослела. Не могу поверить, что могла быть настолько слепа и слаба. В результате пришлось вычеркнуть из своей жизни четыре года.

– Ничто не бывает напрасным, Феде, ты не только много узнала о сущности мужчин, но, и это прежде всего, о себе самой, – мудро возразил он и тут же переменил тему. – Что ты собираешься теперь делать?

– Я еду домой. Мы с мамой будем достойной парой.

– Да, мы слышали об этом, – сказала Эстер. – Нам так жаль.

– Она совершила глупость, – вздохнула Федерика. Все дружно удивились, услышав о внезапной перемене ее мнения об отчиме.

– Я полагала, что ты не выносишь Артура, разве нет? – вмешалась Молли, стряхивая пепел на ковер.

– Скажем так, я неверно его воспринимала. Сейчас все становится намного яснее, – улыбнулась она Сэму. – Мне следует перед ним извиниться. Он – еще один человек, к мнению которого следовало бы прислушиваться.

Сэм подбодрил ее ответной улыбкой.

– Я провожу тебя на поезд, если не возражаешь, – предложил он.

Федерика кивнула с благодарностью.

– Правда? – Она с облегчением вздохнула. – Я боюсь, что он разыщет меня и попытается вернуть.

– Я убью его, если он только посмеет к тебе приблизиться, – заверил Сэм и хмыкнул, поскольку не хотел, чтобы она знала, что он действительно готов на все.

В ту ночь Федерика и Сэм почти не спали. Они сидели, пили вино и еще долго беседовали после того, как Эстер и Молли отправились в постель. Она поведала ему свои заботы и тайны, а он слушал ей с той же симпатией, что и в тот памятный день в лесу с подснежниками много лет назад. – Жаль, что мне не хватило храбрости рассказать тебе все это тогда, за ланчем, – сказала она.

– Ты почти сделала это.

– Я знаю.

– Что тебя страшит? – мягко спросил он.

Она немного подумала, глядя, как золотистое пламя газовой горелки радостно пляшет за решеткой.

– Я не понимала, что несчастлива, – честно призналась она и разочарованно покачала головой. – Знаю, что это звучит ненормально, но я не могла признаться в этом себе самой. Я верила, что люблю его.

– В этом нет ничего ненормального.

– Разве?

– Нет, – подтвердил он и взял ее за руку. – Ты не ошибалась в отношении того, что любила его. Но он ошибся, растоптав твою любовь.

Она посмотрела на него с благодарностью.

– Ты так хорошо все понимаешь.

– Не все, – ответил он, – а только тебя.

На следующее утро Федерика позаимствовала одежду у Эстер. Не успела она натянуть на себя джинсы, как услышала из гостиной вопли Молли.

– О Боже, Боже! – кричала та. Все бросились к окну. – Нет, Феде, не подходи, только не ты, – сказала Молли, преграждая ей дорогу. – Он уже здесь! Дожидается тебя, – прошипела она. – Он увидел, что я смотрю.

Федерика закружила по комнате. Молли задернула штору и украдкой следила за красавцем, стоявшим возле своего «Порше» со скрещенными руками.

– Вот дерьмо, что же мне делать? – нервно сказала Феде, покусывая большой палец.

Сэм оперся о подлокотник дивана.

– Все просто. Я закажу такси, и мы уедем вместе, – решительно заявил он, снимая трубку телефона.

– Не думаю, что смогу встретиться с ним лицом к лицу.

– Ты сможешь. У тебя хватило сил уйти от него, разве нет? – настаивал он. – Значит, ты сможешь найти силы, чтобы сообщить ему, что все кончено.

– Мне кажется, что я не смогу.

– Ты сможешь, и ты это сделаешь, – серьезно произнес он. – Или я сделаю это вместо тебя.

– Ты зашла слишком далеко, Феде, и пути назад уже нет, – согласилась с ним Эстер.

– Я бы точно не захотела возвращаться к мокрым коврам и взбешенному мужу, – заявила Молли. – Однако какой он все же красавчик.

Сэм закатил глаза и заказал такси.

– Только подумай, к чему тебе придется вернуться, Феде? – осторожно сказал он. Сэм молчал, в то время как она беспрерывно металась по комнате, обдумывая свои последующие шаги. – Феде, тебе нравится та личность, в которую ты превратилась под руководством Торквилла? – Она испуганно посмотрела на него и замотала головой. – Тогда забудь о нем и отправляйся со мной. – Он встал и взял ее руки в свои. – Ты ведь знаешь, что поступаешь правильно.

– Но он меня любит, – слабо протестовала она.

Сэм сжал ее руки.

– Нет, Феде, не любит. Он хочет владеть тобой, как этим автомобилем, стоящим возле дома. Если бы он любил тебя, то радовался бы твоей свободе, твоей растущей уверенности в своих силах, в своем успехе. Если бы он любил тебя, то поощрял бы к тому, чтобы найти свой путь в жизни. Он бы купил тебе фотоаппаратуру и оплатил бы занятия вместо того, чтобы задаривать туфлями и сумочками, как куклу, с которой можно забавляться. Но ты ведь не кукла, Феде, ты – личность со своими собственными мыслями и индивидуальностью. Если ты вернешься, он полностью лишит тебя своего «я» и тогда ты окончательно превратишься в его послушную игрушку, не способную самостоятельно мыслить. Подумай об этом.

Она стояла, глядя в его глаза и понимая, что он прав, поскольку и сама пришла к тому же самому выводу.

– Хорошо, идем, – твердо сказала она. – Но, когда мы выйдем, я хочу поговорить с ним, – настаивала она. Увидев, что Сэм поднимает брови, готовясь возразить, она поспешно добавила: – Я сама должна ему все сказать. Мне необходимо доказать себе, что я способна на это.

Через двадцать минут, когда Сэм и Федерика спускались по ступеням, ведущим на тротуар, Торквилл подбежал к ней и обнял. Сэм немедленно попытался их разделить.

– Оставь нас! – прорычал Торквилл. Последовала короткая схватка, во время которой Федерика пыталась освободиться.

– Проваливай, Торквилл! – кричала она. – Все кончено. – Затем она обратила внимание на его удрученное лицо, красные глаза и повинно опущенные плечи.

– Я не спал всю ночь. Я так беспокоился, – говорил он, воздевая руки к небу.

Федерика повернулась к Сэму.

– Жди меня в такси, – распорядилась она.

С замирающим сердцем Сэм отошел от нее и остановился возле машины, готовый вмешаться, если ей потребуется его помощь, но надеясь, что в этом не будет нужды. Она должна была научиться обходиться без помощи отца, мужа или кого бы то ни было. Если она сумеет это сделать, то будет готова найти свою истинную любовь. Он не знал, на сколько времени затянется этот процесс, но готов был ждать ее столько, сколько нужно.

– Эту фотографию сделали много лет назад, малышка. Разве ты не заметила, что она уже старая? – начал оправдываться Торквилл, приближаясь к ней. Но Федерика отступила на шаг, поднимая руки, чтобы держать его на расстоянии. – Послушай, дорогая, у меня нет любовницы. Я люблю только тебя и без тебя стану потерянным человеком. Ведь нам было так хорошо вдвоем.

– Все кончено, Торквилл, – ответила она, качая головой.

– Не глупи, Федерика. Я понимаю, что ты разозлилась. Давай отправимся домой и все хорошенько обсудим. Нельзя отбрасывать все, что у нас было, ведь это так дорого нам обоим, – убеждал он, украдкой поглядывая на Сэма, который застыл в боевой готовности.

– Не смей называть меня «малышкой», я ненавижу это слово, – поспешно выпалила она, чувствуя, что горестный вид Торквилла начинает оказывать на нее свое действие. – Я не вернусь домой.

Торквилл попытался игнорировать дерзкие интонации в ее голосе.

– Это не то, что ты думаешь, черт побери! – прорычал он, пытаясь подавить нараставшее отчаяние. – Да, я совершил ошибку, сохранив эту фотографию, но неужели ты так жестоко покараешь меня за такую малость? Важно только то, что я тебя люблю. Любовь предполагает и умение прощать.

– Любовь предполагает доверие, – холодно возразила она.

– Тогда поверь мне, когда я говорю, что у меня никого нет, кроме тебя. Лючия – это просто старая подруга, а этот снимок был сделан в шутку.

– Я тебе не верю.

– Тогда поверь, когда я говорю, что люблю тебя, – умоляющим голосом произнес он.

– Ты не любишь меня, Торквилл. Ты хочешь мною обладать так же, как своим автомобилем или домом. Я для тебя всего лишь кукла, которую ты одеваешь, выводишь погулять и с которой играешь, но только не любишь. Если бы ты любил, то позволял бы мне принимать решения самостоятельно, – говорила Федерика, ощущая, как вместе с просветлением в ее голове возвращается и ее уверенность в себе.

Торквилл был потрясен. Она никогда раньше не разговаривала с ним в таком тоне. Он зафыркал, как разъяренный бык, не в силах контролировать охвативший его приступ бешенства.

– Куда ты едешь? – сказал он тихо, агрессивно прищуривая глаза. – В провинциальный городишко на берегу? Назад к своей невротической мамаше и буржуазным старикам? – Затем он кивнул в направлении Сэма и едко добавил: – Или к семейке этих оригиналов? – Сэм едва сдержал улыбку. – Я могу дать тебе все, что ты только пожелаешь.

Федерика резко выпрямилась.

– Что же именно? Еще несколько дамских сумочек, еще несколько пар туфель? Прошу тебя, Торквилл, не учи меня жить. У тебя пустота в душе, и я больше не желаю тебя видеть. Мы будем общаться через адвокатов, и не пытайся меня преследовать, поскольку знаешь что? Эксцентричность членов семьи Сэма очень заразна, а ты ведь не хотел бы ею заразиться так же, как я?

– Ты будешь жалеть об этом всю оставшуюся жизнь, потому что обратно я тебя уже не приму. Ты очень пожалеешь! – выкрикнул он, видя, что она уходит в сторону Сэма, приготовившегося открыть ей дверь такси. Тот улыбнулся, когда она садилась, гордясь ее поведением, затем последовал за ней и захлопнул дверцу. Посмотрев наверх в окно, он увидел радостные лица Молли и Эстер, улыбавшиеся ему из-за стекла. Эстер победно вскинула вверх большой палец.

Торквилл так резко рванул с места, что колеса его «Порше» оставили на дорожном покрытии две яростно дымившиеся полосы.

– Хорошо повеселились, шеф? – спросил Сэм у шофера, с наслаждением наблюдавшего за развернувшимся на его глазах скандалом. – Это было поинтереснее, чем матч Вестэндерс, уверяю. А теперь, пожалуйста, на станцию Педдингтон, – сказал Сэм, обнимая Федерику за плечи.

Она позволила ему сделать это, перебирая в памяти со смешанным чувством облегчения и сожаления события последних четырех лет.

Федерика погрузилась в атмосферу праздника не только потому, что наступило Рождество, но и потому, что все были очень рады ее возвращению. Ингрид тут же не преминула заметить, что всегда считала Торквилла «отвратительным типом», в то время как Тоби и Джулиан признались, что вспомнили, при каких обстоятельствах видели его раньше, слишком поздно. «Тогда он был надменным и самоуверенным, – говорили они. – Мы подвели тебя, Феде».

Элен обрадовалась, что не одной ей приходится страдать, и стала сопровождать дочь в долгих прогулках среди скал, сокрушаясь в связи с болезненно затянувшимся молчанием Артура. «Я потеряла его, Феде. Он даже не желает со мной разговаривать», – плакалась она.

Джейк и Полли поддерживали Федерику так же, как и ее мать. В этот драматический период произошло сплочение семьи. Полли готовила большие овощные лазаньи, и они все вместе усаживались вокруг стола, окруженные игрушечными флотилиями Джейка, которые сейчас свисали с потолка, так что их уже нельзя было сбросить на пол неловким движением локтей и рук, и пили из больших стаканов вино и фирменный сок Полли из бузины, одновременно болтая на разные темы.

Федерика вернулась к Тоби, Джулиану и Расте, которого брала с собой на прогулки вместе с матерью. Она помогла Тоби украсить комнаты к Рождеству, а Джулиан ездил с ней в город за подарками.

– У меня нет ни гроша, – призналась она, думая о грудах денег, оставленных в Лондоне.

– Но они есть у меня, – радостно заверил ее Джулиан, – и ты можешь покупать все, что тебе только будет угодно.

Она проводила в Пиквистл Мэнор не меньше времени, чем у Тоби и Джулиана. Белка на полке для свитеров Сэма проснулась раньше времени, так что Ингрид перенесла ее гнездо на елку, а под его кроватью ухитрилось поселиться мышиное семейство, поэтому он вынужден был спать в одной из свободных комнат, чтобы не беспокоить непрошеных гостей. Обе семьи отмечали Рождество, устраивая вечеринки и ланчи, которые продолжались и после праздника, а Новый год был отмечен тостами с шампанским и теплыми объятиями.

Сэм обнял Федерику и поцеловал ее в щеку со словами:

– Это будет твой год, Феде, вот увидишь.

Ей оставалось только надеяться, что он окажется прав.

Торквилл слал пространные письма, не теряя Надежды возвратить ее назад. Он писал о своей глубокой любви к ней и сожалел, что вообще был знаком с Лючией. «Ты – это все, что у меня было, и я только хотел защитить тебя. Моя вина лишь в том, что я слишком о тебе заботился». Вначале Федерика читала все письма, но по мере того как они становились все более частыми и жалостными, она просто уничтожала их, не распечатывая. Однако одна строка врезалась ей в память: «Моя вина лишь в том, что я слишком о тебе заботился». Сказанная предателем Торквиллом, она звучала как пустая фраза, однако применительно к Артуру она приобретала совсем иное звучание.

Федерика ужасно сожалела о своем отношении к Артуру, забывая о крушении собственного замужества. Она прекрасно знала, насколько тяжело жить с ее матерью и при этом проявлять о ней беззаветную заботу. Наслушавшись полных раскаяния монологов Элен, она решила, что наступило время действовать.

Увидев Федерику у своей двери, Артур ощутил приступ разочарования. Он ведь надеялся, что это окажется Элен.

– Что ты здесь делаешь? – спросил он.

– Я пришла, чтобы извиниться, Артур, – ответила она. Он с раскрытым ртом застыл в дверном проеме. – Я могу войти? – спросила она.

– Конечно, конечно, – запинаясь от неожиданности, произнес он, отступая, чтобы дать ей возможность пройти. Она прошла в кухню и сняла пальто. – Пожалуйста, присаживайся и позволь я тебе помогу, – сказал он, вешая пальто на спинку одного из стульев. – Чай?

– Да, пожалуй, на улице холодно, – согласилась она, потирая покрасневшие руки.

– Как ты добралась сюда?

– На такси.

– Твоя мать знает, что ты здесь?

– Нет.

– Хорошо.

Он приготовил ей чашку чая и присел напротив. Федерика добавила молока и смотрела, как оно растворяется в кипятке.

– Я ушла от Торквилла, – сообщила она без предисловий.

– Хорошо, – одобрил Артур.

– Мне следовало прислушаться к вашему мнению.

– Нет, вовсе нет, – поспешно возразил он, обезоруженный внезапной переменой в ее отношении к нему. – Это не мое дело.

– Нет, ваше, – настаивала она. – Вы – мой отчим.

– Был, – с горечью заметил он.

Она посмотрела в его страдальческие глаза и осознала, что никогда толком не пыталась понять его.

– Вы им и сейчас остаетесь, – мягко сказала она. – Мама очень без вас тоскует.

Его лицо озарилось надеждой.

– Неужели?

– Она думает, что потеряла вас. – Федерика увидела, как в его маленьких умных глазках блеснула слеза.

– Не знаю, – произнес он, покачивая головой и поджимая губы. – Просто не знаю, что сказать.

– Я здесь вовсе не для того, чтобы вести переговоры о мире. Я пришла, чтобы извиниться за свое обращение с вами. Вы были очень добры к маме, но уж я-то знаю, каким ночным кошмаром она может быть, – усмехнулась она. – Но вы благородно терпели все ее выходки. – Она пристально посмотрела на него. – Вы должны дать ей возможность вернуться, поскольку никто другой не сможет с этим справиться.

– У нее тяжелый характер, но с ней не соскучишься.

– Чем она вас привлекла в самом начале? – из любопытства спросила Федерика, но, вовсе не желая того, открыла своими словами дверь в счастливые воспоминания, которые он до этого момента преднамеренно подавлял в себе.

Он откинулся в кресле и улыбнулся.

– Скажу так: с ней было трудно. Ей пришлось пережить тяжелые времена, но под слоем льда она осталась маленькой девочкой, которая отчаянно хотела быть любимой…

Федерика пила чай и слушала рассказ Артура об их встрече и браке, о том, что было хорошего и плохого до тех пор, пока он сам не осознал, что должен бороться за то, что имел.

Было уже поздно, когда Артур отвез Федерику домой. Он высадил ее возле дома дяди и в нерешительности застыл за рулем, колеблясь между желанием поехать к Элен и альтернативой возвращения в пустой дом. Его все еще согревало душевное тепло их разговора с Федерикой и нахлынувших нежных воспоминаний. Тем не менее он понимал, что восстановление их отношений может произойти только по инициативе Элен, иначе баланс сил будет нарушен в ее пользу и он снова потеряет жену, тогда уже, возможно, навсегда. Более того, она должна извлечь урок из своих ошибок и проявить желание и волю для того, чтобы изменить себя. Ему оставалось только надеяться, что она не откажется от него.

Сэм сопровождал Федерику на побережье, где он собирал ветки и устраивал костры, как они делали это в добрые старые времена. Он обеспечивал ее книгами для чтения и потом обсуждал их с ней по вечерам под веселое потрескивание дров в камине в кабинете Нуньо, прежде чем отвезти ее домой в отцовской машине. Теперь он уже мог сидеть в одной рубашке не только в кабинете, но даже на продуваемых ветрами скалах, поскольку ощущал невероятное тепло в своей груди, независимо от того, где находился – в помещении или на улице. Пока он был рядом с Федерикой, ему больше ничего не было нужно в этой жизни, кроме возможности делить с ней воздух, которым он дышал, и осознавать то, что она рядом. Мало-помалу он привык к ее присутствию так же, как к старому кожаному креслу Нуньо. Она всегда с нетерпением ожидала очередных прогулок и экскурсий, обедов с его родителями и дискуссий на темы литературы и истории. Пролетали недели, и мысли Федерики все реже обращались к Торквиллу, не считая нескольких ночных кошмаров, которые, когда она просыпалась, напоминали ей о том, почему она ушла от него.

Но о записках отца она забыть не могла и знала, что не успокоится, пока не найдет его.

Странный телефонный звонок подтолкнул ее к решению лететь в Чили. Она уже собиралась выходить из дома, когда вдруг зазвонил телефон. Отвечать не хотелось, – это мог быть Торквилл, но потом Федерика уверила себя, что это вряд ли возможно, поскольку уже несколько недель он не давал о себе знать. Однако когда она все же сняла трубку, ее рука дрожала.

– Алло, – тихо произнесла она.

– Алло, – отозвался молодой женский голос. – Я говорю с Федерикой Дженсен?

– Да, вы говорите с Федерикой Кампионе, Дженсен – моя бывшая фамилия, – твердо заявила она. – С кем я беседую?

– Мое имя Клер Шоутон. Я – подруга Хэла.

– О, привет, – дружелюбно отреагировала Федерика. – Чем могу быть полезна?

– Ну, дело в том, что вопрос очень деликатный, – начала та. – Я не хотела говорить с вашей мамой, поскольку знаю, как Хэл к ней относится.

– Хорошо, – согласилась Федерика, гадая, как именно Хэл сейчас относится к матери.

– И я не хотела бы иметь дело и с вашим отчимом, поскольку Хэл считает его человеком несколько странным.

– Ладно, все понятно.

– Он очень вас ценит, – продолжала Клер. – Я обнаружила ваш телефонный номер в его записной книжке. По телефону в Лондоне никто не отвечает.

– Понятно, – пробормотала Федерика, стараясь не думать о Торквилле. – Что там с Хэлом?

– Он стал алкоголиком, – заявила девушка, – и он нуждается в помощи. Дела у него совсем плохие.

– Что? – Федерика была напугана. – Что с ним случилось?

– Он не ходит на занятия, весь день отсыпается, а потом всю ночь пьянствует.

– Вы уверены, что он превратился в алкоголика?

– К сожалению, да. Я знаю это наверняка, потому что оплачиваю его выпивку и азартные игры в течение последних нескольких месяцев.

– Азартные игры?

– Да, игровые автоматы, покер, ставки на скачках, ну, вы знаете. За все это плачу я.

– Но почему?

– Потому, что я его люблю, – пристыженно ответила она. – У него денег нет, а у меня их полно. Но все вышло из-под контроля. Он стал пить слишком много и очень изменился.

– Где он сейчас?

– Спит.

– В такое время?

– Да. Видите ли, он пьет всю ночь напролет, а потом не может заснуть. Поэтому он принимает снотворное, много таблеток. Но после этого он уже не может толком проснуться. Он превращается в живого мертвеца. – Она запиналась, и ее голос дрожал от волнения. – Я просто не знаю, что делать, – всхлипывала она.

– О Боже! – вздохнула Федерика. – Чем же мы сможем ему помочь?

– Но он очень нуждается в помощи.

– Понимаю. Я приеду. Но не одна, – сообщила она, помня, что не умеет водить.

Сэм был счастлив отвезти Федерику в Эксетер. Всю дорогу они беседовали о том, что следует предпринять. Сэм настаивал, что пьянство является симптомом более сложного заболевания.

– Он пьет, чтобы спрятаться от себя самого, – мудро заявил он.

– Все следы ведут к отцу, – вздохнув, согласилась с ним Федерика. – Я знаю это наверняка.

Они обнаружили Хэла спящим на кровати с пожелтевшим и безжизненным лицом, и Федерика принялась неистово трясти его, опасаясь, что он не спит, а уже умер. Когда он очнулся, его глаза были красными, а взгляд отсутствующим. Это был совсем не тот Хэл, которого она знала. Сэм окинул глазами убогую комнату, в которой тот обитал.

Грязные тарелки с остатками еды были заполнены окурками, в пустых винных стаканах и кофейных чашках уже накопилась пыль, а отсыревшая и смятая одежда была разбросана на полу. В комнате стоял запах хуже, чем возле клетки с кроликами, которых Эстер держала как-то в детстве.

– Хэл, ты болен, – мягко сказала Федерика.

– Убирайтесь и оставьте меня в покое, – завопил он, размахивая руками. – Я не просил вас приезжать и читать мне нотации.

– Я беспокоюсь за тебя, Хэл. Посмотри только, в каком ты состоянии. Ты живешь как животное.

– Это не так уж плохо, – протестовал он.

– Это просто ужасно. Тебе нужна помощь, – внушала она.

– Я в порядке, – упорствовал он.

– Ты алкоголик, – без обиняков заявила Федерика.

– Я пью только иногда, как и все. Это вовсе не характеризует меня как алкоголика, – оправдывался он, пытаясь говорить уверенно.

Затем из тени появилась Клер.

– Я ей все рассказала, – сообщила она, вытирая слезы.

Он уставился на нее, стараясь сосредоточиться. Затем его лицо исказила злоба.

– Ах ты сучка, – выругался он.

– Я люблю тебя и не могу просто так стоять и смотреть, как ты себя уничтожаешь.

Он закрыл лицо руками и зарыдал.

Хэл позволил Сэму и Федерике забрать его домой. Клер сказала, что соберет его вещи и приведет комнату в порядок. Федерика поблагодарила ее, хотя и понимала, что Хэл вряд ли захочет снова ее видеть. Он сидел на заднем сиденье автомобиля, дрожа от холода и дискомфорта. Его кожа теперь приобрела нездоровый бледно-зеленый цвет – он выглядел так, будто одной ногой уже стоял в могиле. Федерика и Сэм решили, что будут держать причину его болезни в тайне, чтобы не беспокоить родственников. Они договорились озвучить версию о нервном срыве. Федерика твердо знала, что ему нужно побыть где-то далеко и заняться чем-то другим вне досягаемости собственнической любви Элен и собственных страхов.