Текст книги "Шкатулка с бабочкой"
Автор книги: Санта Монтефиоре
Жанр:
Прочие любовные романы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 40 страниц)
Таким образом, Сэм преисполнился решимости найти себе умудренную годами и опытом женщину. Знакомые ему девушки были слишком юными, чтобы можно было рассчитывать получить от них нечто большее, чем поцелуй, а он уже, в определенном смысле, дозрел до большего. Проблема состояла в том, что он стал испытывать неудобства от постоянно неудовлетворенного сексуального желания, что отвлекало его от занятий и его любимой французской литературы девятнадцатого века. Он ловил себя на том, что думает о сексе в самые неподходящие моменты, например в автомобиле или в поезде. При этом он обычно находился не один, так что не мог дать волю своим интимным фантазиям. Если ему не удастся в ближайшее время найти женщину, то вскоре он может сойти с ума от неудовлетворенности, думал Сэм.
Федерика провела утро с дядей Тоби и его другом Джулианом в их лодке, названной в честь ее матери «Элен». Море было спокойным, как озеро, что позволило им проплыть несколько миль с помощью сильного, но теплого южного ветра, заставлявшего лодку резать воду со скоростью акульего плавника. Федерике очень понравился ее дядя. Он привел ее в свой дом и показал коллекцию насекомых. Он рассказал ей, как муравьи строят свои кучи и как здорово они трудятся, подобно маленькой армии очень дисциплинированных солдат, перенося в свои жилища куски пищи, иногда вдвое превышающие их размеры. Вдвоем они прятались ночью в кустах, чтобы понаблюдать за лисами и барсуками. Он построил для нее в саду родителей домик на дереве, так что она могла в засаде поджидать кроликов, пробиравшихся в огород и претендовавших на дегустацию капусты, выращиваемой Полли. В апреле они нашли потерявшегося птенца черного дрозда, вероятно выпавшего из гнезда, и немедленно доставили его в особняк Эплби к Ингрид для дальнейшего лечения. Тоби и Федерика после этого приходили к ней каждый день, чтобы контролировать его выздоровление. Федерика была слишком застенчивой, чтобы являться в одиночку, особенно по той причине, что боялась оказаться наедине с Сэмом и не найти что сказать. Он не проявлял к ней абсолютно никакого интереса. С чего бы это? Она понимала, что была для Сэма ребенком, но не могла выбросить из головы мысли о нем. Птицу наскоро окрестили Блэки – еще одно неоригинальное имя, вызвавшее недовольство Нуньо, но никакие уговоры не могли заставить ее улететь. «Жизнь слишком хороша», – произнес Нуньо, когда малютка Блэки уселся на кофейной чашке и стал лакомиться крошками хлеба из рук Эстер. После этого Эстер настояла, чтобы Федерика приезжала каждый день. Та вначале заколебалась, но вскоре стремление быть частью этого семейного клана намного превзошло ее робость, и она быстро привыкла к тому, что каждый день отправлялась на велосипеде к ужину с чаем.
Эстер, как заботливая няня, оказывала Федерике помощь во время ее первого семестра. Она сама была робким ребенком, но в течение этого семестра удивила учителей, на их глазах набираясь уверенности в себе. Благодаря усилиям Эстер, вовлекавшей ее во все свои дела, у Федерики впервые в жизни появились друзья. В Чили она всегда предпочитала находиться в одиночестве, но сейчас все изменилось. Она нуждалась в Эстер, и, к ее удовольствию, Эстер тоже нуждалась в ней. Но никто не мог заменить ей отца, никто, даже дядя Тоби.
Когда Федерика вернулась домой после морской прогулки под парусом, то обнаружила, что мать плачет, сидя на диване в гостиной.
– Мама, что случилось? – спросила она, ощущая, как сердце наполняется ужасом. А вдруг что-то случилось с Хэлом или с дедушкой и бабушкой.
– Пришло письмо от твоего отца, – засопела Элен, вручая дочери залитый слезами листок бумаги. – Извини, что я открыла его, дорогая. Я ведь подумала, что оно предназначено мне.
Она солгала. Она просто не могла сдержаться. У нее не было вестей от Рамона с тех пор, как они уехали в январе. Когда она узнала его почерк, то вскрыла письмо, ощутив внезапный приступ ярости и желания. Оно пришло из Индии, было написано на почтовой бумаге отеля и находилось в пути в течение месяца. Он написал такой чарующий рассказ для Федерики, что слезы наполняли глаза Элен до тех пор, пока не хлынули по лицу бурным потоком ревности и обиды.
– Я ненавижу Рамона за то, что он вынудил меня стать той, в кого я превратилась, – объяснила она позднее в тот же вечер матери, когда Федерика отправилась в постель. – Я ревную его к собственной дочери, потому что он написал ей, а не мне. Он любит ее. Он любит ее в своей собственной безнадежной манере. Меня дико возмутила его жестокость, пусть и ненамеренная. Написав это письмо, он дал ей надежду. Но ведь он не собирается возвращаться. Все кончено для нас всех. И для Федерики тоже. Однако это письмо только усугубило ситуацию. Он воскресил ее надежды лишь для того, чтобы растоптать их позже. Он всегда был таким импульсивным. Охваченный внезапным раскаянием или тоской по дому, или еще бог знает чем, он написал это послание любви, но сейчас уже наверняка позабыл о нем. Вот это и мучает меня. Он такой чертовски безответственный. Если бы он поступил честно и попросил ее забыть его, она не находилась бы постоянно на грани нервного срыва. Это просто невыносимо. Он не приписал мне даже нескольких слов в конце письма. А Хэл, ведь он и ему тоже отец. Будто мы для него вообще не существуем.
* * *
Федерика читала письмо, и ее сердце парило, как счастливый воздушный шарик, наполняя грудь радостным возбуждением. Очевидно, что это означает его скорый приезд, подумала она, прикусив губу, чтобы не закричать от радости. Затем она стремглав побежала в кабинет деда, чтобы определить положение Индии на карте. Это не было слишком далеко от Англии. Вообще недалеко, решила она, поворачивая глобус, чтобы найти Чили. Чили находилось на другой стороне земли, но Индия оказалась близко. Достаточно близко, чтобы он заехал к ним на пути к Сантьяго. Она несколько раз перечитала письмо, прежде чем положить его в шкатулку с бабочкой, стоявшую на ее прикроватной тумбочке. Когда она прислушалась к тихому перезвону крошечных колокольчиков, ее наполнила уверенность, что он любит ее и думает о ней. Это письмо так своевременно нарушило четырехмесячную тишину, когда она почти потеряла надежду на то, что он вообще еще помнит о ней.
– Сегодня я получила письмо от папы, – сообщила Федерика Эстер, когда они сидели на плоту посреди озера. – Он скоро навестит нас.
– Это здорово, а что он пишет?
– Он написал для меня рассказ. Он пишет чудесные рассказы, – сказала она, и ее щеки зарделись от удовольствия.
– Это его работа?
– Да. Он пишет книги. Однажды он писал о Польперро для «Нэшэнэл Джиогрэфик». Именно тогда он встретил маму.
– Правда? Очень романтично.
– Так и случилось. Он написал тайное послание, понятное только ей, прямо в статье. И тогда она поняла, что он ее любит.
– Молли говорит, что твои родители развелись, – внезапно для самой себя брякнула Эстер, прежде чем смогла остановиться. Федерика от ужаса чуть не задохнулась, а ее лицо стало пунцовым.
– Развелись? Нет, это неправда. Кто ей это сказал? – спросила она, чуть не плача.
– Думаю, что она сама пришла к такому выводу, – выпалила Эстер.
– Ну, это не так. Они не разведены. Папа скоро приедет. Скажи ей об этом. Если бы они развелись, он не написал бы мне такое хорошее письмо, не так ли?
– Конечно нет. Молли вечно что-нибудь выдумает, – поспешно дала задний ход Эстер, сожалея о том, что сорвалось с языка, поскольку лицо Федерики мгновенно посерело и теперь выражало глубокое страдание. Они сидели молча, думая каждая о своем, причем Эстер мучило раскаяние, а Федерику – неопределенность.
– Если я расскажу тебе тайну, ты обещаешь, что сохранишь ее навсегда? – тихо спросила Федерика, печально глядя на подругу.
– Обещаю. Можешь довериться мне. Ты ведь знаешь, что это правда, – с чувством сказала Эстер.
– Никому не говори об этом. Вообще никому.
– Я не скажу, обещаю.
– Даже Молли.
– Особенно Молли, – твердо сказала Эстер.
– Когда мы были в Качагуа у родителей папы, я подслушала, как ругались мои родители, – нерешительно начала Федерика.
– О чем?
– Мама обвиняла папу в том, что мы его не интересуем и что именно поэтому он проводит так много времени в других странах. Я тебе раньше не говорила, но папа почти все свое время проводит в путешествиях. Мы его видим лишь изредка. Он внезапно будто спускается с облаков после длительного отсутствия. Иногда он не бывает дома целый месяц, иногда – даже больше. Она сказала, что их брак оказался всего лишь клочком бумаги и что она предоставляет ему свободу. А еще она сказала, чтобы он никогда больше к нам не возвращался. – Подбородок Федерики задрожал от охватившего ее отчаяния.
– Но ведь он написал тебе письмо, – возразила Эстер, подвигаясь к подруге и ласково обнимая ее за плечи.
– Я знаю. Он ведь не написал бы, если бы не собирался вернуться, правда?
– Ну конечно. Если бы он не хотел больше вас видеть, он бы вообще не писал. Зачем тогда это нужно?
Федерика кивнула головой.
– Да, он бы не прислал письмо, – согласилась она.
– Поэтому не о чем печалиться. Наоборот, есть повод веселиться. Скоро он приедет, возможно, очень скоро.
– Если бы они развелись, то я бы знала, верно?
– Да. Им бы пришлось сообщить тебе.
– Мама сказала, что мы будем жить в Англии, а папа будет приезжать и навещать нас, так же, как делал это раньше.
– Тогда именно так все и будет, – сделала вывод Эстер. Федерика вытерла слезы носовым платком, извлеченным из кармана. Единственной персоной, носившей платок в кармане, которую знала Эстер, был Нуньо. – Знаешь, моя мама утверждает, что люди во время ссоры часто говорят о таких вещах, которые вовсе не собираются делать, – сообщила Эстер и добавила: – Мой отец говорит ужасные вещи, но нас это абсолютно не беспокоит, поскольку, когда он злится, – это совершенно другой человек. Полагаю, что твои родители тоже становятся другими людьми, когда ругаются. Не думаю, что они действительно собирались так поступить.
– Я тоже, – согласилась Федерика, почувствовав себя значительно лучше.
– Почему бы не попросить Сэма разжечь для нас костер? – с энтузиазмом предложила Эстер.
Федерика с благодарностью посмотрела на подругу и переключила свои мысли на Сэма. Она сразу же позабыла об отце и о подслушанном разговоре в Качагуа. Яростно работая веслами, они направили плот по стеклянной глади озера к зарослям тростника и камыша.
Сэм не был особо счастлив, когда его оторвали от книги. Они обнаружили его лежащим на диване в гостиной с пакетом картофельных чипсов, которые он поглощал под музыку Дэвида Боуи. Он попросил их пойти и поискать для воплощения своей идеи кого-нибудь другого.
– Но больше никого нет, – возразила Эстер.
– А как насчет Беа?
– Сегодня суббота, дурашка, – ответила она.
– Но она здесь, ведь я ее слышу, – сообщил Сэм, выгребая очередную горсть чипсов.
– Ладно. Но если она не согласится, ты сделаешь это?
– Помчусь со всех ног. Но только пойди и позови ее, – скомандовал он.
Эстер вышла в холл и стала звать Беа. Федерика последовала за ней как хвостик, боясь оставаться наедине с Сэмом. Пока Эстер призывала Беа, Федерика следила за Сэмом сквозь приоткрытую дверь. Он был таким красивым, что ей ужасно захотелось стать пятнадцатилетней девушкой, чтобы он обратил на нее внимание.
Когда Беа торопливо спустилась по лестнице, она выглядела совершенно иначе, чем заурядная няня, извлекавшая Федерику из мокрой одежды в тот зимний день, когда она провалилась под лед. Сейчас она была одета для выхода в плотно облегающее ее фигуру черное платье и туфли на высоких шпильках, а ее кудрявые светлые локоны упруго подпрыгивали при каждом шаге. С длинными черными ресницами и сияющей красной помадой на губах Беа была похожа на раскрашенную куклу.
– Что тебе нужно, Эстер? – спросила она, перегнувшись через перила. – Мне уже пора уходить.
– Мы хотим, чтобы ты зажгла для нас костер.
– Ну, я едва ли смогу вам помочь в таком виде, как ты думаешь? – ответила та и благосклонно улыбнулась.
– Но Сэм не сможет это сделать.
– Вот как? Почему же?
– Потому что он читает.
– Ради бога, да он читает с утра до вечера. Где он?
– В гостиной, – сказала Эстер, наблюдая, как Беа решительно проходит мимо них, готовясь к стычке с Сэмом.
Сэм зевнул и раздраженно отвел глаза от книги. Но когда он увидел возвышавшуюся над ним Беа с ее длинными оголенными ногами на сверкающих черных шпильках, он отложил книгу и сел, охваченный изумлением.
– Сэм, ты разве не можешь оторваться на пять минут от своей книги и зажечь для девочек костер? – спросила она, но Сэм ее не слышал… Он завороженно следил за ее алыми губами, представляя, что они могли бы для него сделать.
– Извини? – произнес он, запинаясь и мотая головой, чтобы избавиться от заманчивой картины, мгновенно нарисованной его богатым воображением.
– Я говорю, не возьмешь ли ты на себя труд зажечь костер для девочек? – нетерпеливо повторила Беа.
– Да, конечно, – с готовностью ответил он.
Беа выпрямилась. Все решилось без проблем, удивленно подумала она. Обычно было совершенно невозможно заставить Сэма делать то, что он не хотел.
– Спасибо, Сэм, – сказала она, бессознательным жестом опуская подол платья вниз по бедрам, к которым был прикован взгляд Сэма.
– С удовольствием, Беа, – ответил он, постепенно восстанавливая самообладание. – Ты превосходно выглядишь. А куда ты идешь сегодня вечером?
– В паб с друзьями, – нерешительно ответила она.
– Думаю, что ты их всех просто ослепишь, – одобрительно произнес он.
– Благодарю.
– Позаботься, чтобы тебя проводили. Я уверен, что ни один мужчина не сможет сдержаться, увидев такой наряд, – заметил он и ухмыльнулся. Ее лицо залилось румянцем.
– Вот как, Сэм, – пробормотала она, снова опуская подол. – Оно слишком короткое?
– Не слишком короткое, Беа. В сущности, оно слишком длинное, – ответил он, представляя, как она будет смотреться вообще без одежды.
– Ты еще слишком молод, чтобы делать подобные замечания. – Она рассмеялась и быстро вышла из комнаты. – Можете идти, девочки. Сэм разожжет вам костер, – сказала она.
Сэм услышал эту фразу и хмыкнул. Пятьдесят на пятьдесят, что он разожжет и ее костер.
Глава 14
Было уже поздно, когда Беа в полумраке, крадучись, пробиралась в свою комнату. Она боялась разбудить детей, включив свет на лестничной площадке, так что довольствовалась отблесками лунного сияния. Она выпила слишком много вина и напропалую флиртовала с незнакомцами в пабе. Но это было не важно, ведь уик-энды и существуют для того, чтобы развлечься. В конце концов, всю неделю она была привязана к детской, где возилась с мальчиками. Она тихо закрыла дверь и сбросила туфли, расшвыривая их по комнате.
– Ой! – раздался голос в одном из углов, когда летящая туфля попала в тело. Беа затаила дыхание и застыла, как пес, почуявший опасность. Затем дрожащей рукой она стала нащупывать выключатель на стене. – Не включай свет, – продолжил голос, теперь уже такой близкий, что она ощущала на шее дыхание человека, которому он принадлежал.
– Сэм! – облегченно вздохнула она. – Что ты здесь делаешь?
– У меня был кошмар, – сообщил он, и она заметила на его лице улыбку.
– Немедленно отправляйся спать, – скомандовала она, пытаясь возвратиться в трезвое состояние. Сэм провел по ее шее пальцем. Она сбросила его движением плеч. – Ради бога, Сэм. Что ты делаешь?
– Не прикидывайся, что ты не знаешь, – прошептал он.
– Ты еще ребенок, – запротестовала она.
– Тогда научи меня.
– Я не могу, – сказала она и хихикнула при мысли об абсурдности их диалога.
– Почему нет?
– Потому что меня выставят за дверь.
– Этого не будет.
– Будет обязательно.
– А кто расскажет?
– Я не знаю, можно ли тебе доверять, – стеснительно ответила она.
– Значит, это не потому, что ты не хочешь? – обрадовался он и прижался губами к нежной коже в том месте, где шея переходила в предплечье. Она затрепетала от удовольствия, хотя ей и хотелось бы иметь побольше сил для сопротивления.
– Ты еще мальчишка, – нерешительно повторила она.
Он взял ее руку и положил ее на свои трещавшие от напряжения брюки.
– Разве это похоже на поведение мальчишки? – спросил он.
Она ощутила железное доказательство его желания и снова хихикнула, скорее от нервозности, чем от радости.
– Думаю, что нет. – Она тихо засмеялась.
– Я готов для тебя, – дыхнул он ее в ухо.
Беа ничего не могла поделать, кроме как согласиться с тем, что ситуация становится весьма забавной.
– Бьюсь об заклад, что ты не знаешь, что с этим делать, – предположила она, нежно сжимая то, что находилось под ее рукой.
– Я бы хотел, чтобы ты мне показала, – сказал он.
Внезапно Беа почувствовала себя соблазнительницей, и ей понравилось то ощущение власти, которое у нее возникло. Вино сделало ее раскованной и приглушило рассудок. Завтрашнее утро стало казаться совсем другой жизнью, а сегодняшняя ночь – волшебным состоянием неопределенности, сказкой, в которой все возможно. Она повернулась и разрешила ему поцеловать себя. Когда его влажный рот впился в ее губы, она позабыла о том, что перед ней пятнадцатилетний юноша, сын ее работодателей. Он целовался как зрелый мужчина. Только когда они оказались в постели, она вернулась к реальности. Он действовал энергично, но явно слабо представлял себе сложный лабиринт женского тела. После первых поцелуев она сняла его неумелую руку со своей груди и стала учить, как занимаются любовью настоящие мужчины.
Беа была рада, что следующий день был воскресеньем и она может провести все утро в постели. Перед тем как вернуться в свою комнату, Сэм хвастал, что может заниматься этим всю ночь и, возможно, весь уик-энд, и она ему верила. Он оказался хорошим учеником и, как ребенок с новой игрушкой, медлил с уходом. Она улыбнулась себе, пребывая в той блаженной дремоте между сном и реальностью, с гордостью припоминая, как в пять утра ее страстный студент совершенствовал искусство нежного прикосновения и медленного поцелуя, но не слишком преуспел в терпеливой сдержанности. Это придет со временем, подумала она. Затем ее вдруг охватила паника при мысли, что ему всего пятнадцать, и она еще глубже укуталась в одеялах.
Беа проснулась спустя достаточно короткое время от ощущения, что кто-то чувственно облизывает пальцы на ее ногах и стопы. Она снова попыталась заснуть, но приятные ощущения стали перемещаться вверх по ее ногам и к низу живота. Когда прикосновения к бедру влажным ртом стали слишком интенсивными, чтобы быть воображаемыми, она открыла глаза и посмотрела вниз на свое тело.
– Сэм… Только не сейчас, – запротестовала она.
Но он был настойчив.
– Ты не можешь прогнать меня. Я знаю, как тебе это нравится. Ты не сможешь мне противиться, – сказал он, проводя рукой по ее обнаженной ноге.
– Лучше отстань, – ответила она, закрывая голову подушкой. Однако Сэм оказался прав. Он, как примерный ученик, уже знал ее уязвимые места и то, как их следует ублажать. Она была бессильной против реакции своего тела, несмотря на то что сознание подавало ей сигналы о необходимости еще поспать. Ей пришлось позволить ему повернуть ее в исходное положение на спине, в котором она притворилась недовольной, а он продолжил практикум уроков, полученных предыдущей ночью.
Отныне Сэм не мог думать ни о чем, кроме секса. Соблазнение Беа привело к результату, который оказался прямо противоположным ожидаемому. Вместо того чтобы ослабить его вожделение, оно только усилило его. Сейчас он в еще меньшей степени был способен сосредоточиться на занятиях, чем раньше, и проводил большую часть дня, глядя в окно классной комнаты и представляя себе, что будет делать с Беа, когда снова окажется с ней наедине. Тот факт, что это было недозволенным занятием, делал их любовную интрижку неотразимо привлекательной. Он получал огромное удовольствие, сидя за завтраком всего через несколько минут после пребывания в ее постели и разговаривая с ней с обычным безразличием, смакуя то обстоятельство, что ни одна душа даже не подозревает об их ночных забавах.
Он брал ее при малейшей возможности, как только они оставались одни. Позади крытого бассейна, в сарае, под яблонями во фруктовом саду, на побережье или в потайных пещерах, которые еще хранили эхо голосов давно умерших контрабандистов. Днем Беа напряженно работала, присматривая за Люсьеном и Джои, которые нуждались в постоянном уходе и надзоре, а затем обслуживала по ночам их старшего брата. Она была измучена таким образом жизни, но не могла отказать ему, поскольку он доставлял ей слишком большое удовольствие.
Сэм не стал хвастать своими подвигами в школе – он не нуждался в этом. Но он стал другим, и сверстники, почувствовав это, не скрывали своего восхищения им. Ингрид была слишком рассеяна, чтобы обращать внимание на свою измотанную няню или на самодовольное выражение, появившееся на лице старшего сына. Иниго вообще редко покидал кабинет, а девочки были полностью захвачены своими детскими играми, чтобы следить за няней их младших братьев, поскольку сами себя они считали уже достаточно взрослыми, чтобы обходиться без ее услуг.
– Пойдем со мной в сад, – предложил Сэм, водя пальцем по предплечью Беа.
– Я не могу. Я должна прислушиваться на случай, если дети будут меня звать, – ответила она, выдергивая руку.
– Раньше они никогда в тебе в это время не нуждались. Сейчас они спят, – уговаривал он, вдыхая запах ее вспотевшего тела и вновь ощущая приступ желания.
– Это небезопасно. Нас могут поймать на горячем.
– Не говори глупости. Мама рисует на скале, папа, как всегда, засел в кабинете, девочки отправились к Федерике, а Нуньо, ну, какое нам дело до Нуньо. – Он хохотнул.
– Я не хочу, чтобы это зашло слишком далеко, – заявила она, пытаясь говорить благоразумно. – Ты еще мальчик.
– Ты сделала меня мужчиной, – возразил он.
– Мне не следовало этого делать.
– Дело сделано, и теперь ничто меня не остановит. Я хочу тебя.
– Ты хочешь любую, кто носит юбку, а я просто оказалась ближе прочих, – резонно заметила она.
– Это неправда, Беа. Ты мне нравишься. Это на самом деле так, – сказал он, пытаясь увлечь ее в сад.
– Ну да.
– Конечно. Посмотри сюда, – произнес он, кладя ее руку на свои брюки.
Беа вздохнула и нежно посмотрела на него.
– Меня больше волнуют отношения, а не он, – заявила она, мотая головой и снова выдергивая руку.
– Не делай вид, что не хочешь его. Ты научила его, как удовлетворять тебя. Теперь он не может обойтись без тебя. Разве это не заставляет тебя ощущать, что ты желанна?
– Да, – вынуждена была согласиться она. – Но я должна постоянно напоминать себе, что тебе всего пятнадцать лет.
– В действительности почти шестнадцать.
– Это несущественно. Иногда ты бываешь таким взрослым, что мог бы оказаться на месте любого из моих друзей, но ты ведь еще не взрослый.
– Какое это имеет значение? – спросил он.
Беа хотела бы рассказать ему, что влюбилась в него, что по ночам она лежит без сна, вспоминая о десятилетней разнице в возрасте между ними и пытаясь предположить, как будут складываться их взаимоотношения дальше. Разумом она понимала, что он хочет ее только ради секса, но не любит и даже не влюблен. Он вырастет и уйдет, разбивая сердца других девушек, которых будет встречать на своем жизненном пути. Она внимательно посмотрела в его серые глаза, взгляд которых уже был умудрен определенным жизненным опытом, затем на копну рыжеватых волос, свисавших с еще не омраченного тяготами жизни лба. Он улыбнулся ей, продемонстрировав озорное обаяние, но взгляд при этом оставался высокомерным, будто говоря, что его обладатель самый умный и самый красивый среди всех.
Беа вздохнула и погладила его по щеке.
– Я постараюсь доставлять тебе удовольствие, пока смогу, – задумчиво произнесла она. Сэм обнадеживающе подмигнул девушке, провожая ее по лестнице в сад.
Наступил вечер. В прохладном воздухе господствовал аромат сена, а роса рассыпалась бриллиантами по недавно подстриженному газону и окружающим его клумбам. Небо побледнело и, казалось, сжималось, по мере того как солнце удалялось за горизонт, преследуемое нетерпеливой луной. Отдаленный рокот океана и печальные крики чаек погасли где-то позади, когда Сэм открыл калитку в обнесенный стеной фруктовый сад и сжал Беа в своих объятиях, чтобы поцеловать. У нее уже не оставалось времени, чтобы вкусить меланхолию сумерек или вдохнуть аромат зрелых яблок, поскольку Сэм мгновенно прижался к ней, а его рот начал путешествие по ее шее, плечам и затем по грудям, которые он ловким движением пальцев моментально освободил из плена бюстгальтера.
Ему нравились ее груди. Они были большими, тугими и отзывчивыми. Белые с розовыми сосками и дерзкие, они всегда были полны энтузиазма и благодарности за ласку. Он знал, как именно следует ублажить их языком. Ей нравились эти нежные прикосновения. Больше всего, как призналась она Сэму, ей нравились быстрые дразнящие ощущения, заставляющие кровь приливать прямо к низу живота. У Беа были пышные соблазнительные формы, и ее можно было смело назвать женщиной до кончиков ногтей. Он обожал снова и снова исследовать чувствительные женские места, которые не переставали вызывать у него чувственное и зрительное восхищение. Она спустила с него брюки, обнаружив, что его стальное копье, как, впрочем, и всегда, находится в полной готовности и нетерпении. Став на колени, она взяла его в рот в отчаянном порыве женщины, готовой на все, лишь бы удержать своего мужчину. Именно в этот момент Нуньо, как обычно на носочках, появился на другом конце сада. Ни Сэм, ни Беа не заметили его, поскольку его шаги были столь бесшумными, а изумление столь велико, что он не захотел испортить чувственную сцену, которая разыгрывалась на его глазах.
Сэм застыл с дрожащими от удовольствия ресницами, его рот приоткрылся, а челюсть слегка отвисла. Нуньо подумал, что он выглядит совершенно великолепно, как золотой юноша мифических времен, такой как молодой Адонис или Геркулес. Он преднамеренно повернулся к клумбе с кустами роз, пока его внук достигал момент критик, поскольку не желал испортить мальчику удовольствие. В этот момент Нуньо ощущал безмерную гордость от того, что его внук раскрыл для себя радости плоти. Несколько преждевременно, подумал он. Должно быть, сказалось влияние «Нана», недавно прочитанного им романа Золя, разбудившего его многообещающую чувственность.
Сэм издал стон, за которым последовал долгий выдох удовлетворения. Беа хихикнула и поднялась на ноги. Тогда Нуньо повернулся и громко кашлянул.
– Единственный способ избавиться от искушения состоит в том, чтобы уступить ему, – продекламировал он и затем выжидательно поднял свои седые брови, глядя на Сэма.
– Оскар Уайльд, – с готовностью сообщил Сэм.
– Мольто бене, каро. Сейчас, когда ты уже уступил искушению, мисс Осборн, видимо, лучше всего будет вернуться в детскую.
Беа молча кивнула и побежала к калитке, даже не бросив на Сэма прощальный взгляд. Ее лицо пламенело от стыда и унижения, и больше всего в этот момент ей хотелось умереть от смущения. Но Нуньо был чрезвычайно доволен.
– Пойдем со мной, юный Сэмюэль. Думаю, что следует пересмотреть твой список для чтения, – произнес он, выходя из калитки, которую Беа второпях оставила открытой.
Оказавшись в своей библиотеке, Нуньо остановился перед пыльными книжными полками, проводя пальцем по переплетам любимых изданий.
– Это приносит мне большее удовольствие. Мое восхищение женщинами потерпело крах, когда я обнаружил, что они не столь совершенны, как древнегреческие статуи, которые я изучал еще в юношеском возрасте.
– Как это случилось? – поинтересовался Сэм, устраиваясь на кожаном диване деда.
– После того, как я всего один раз занялся любовью с твоей бабушкой.
– Правда? Ты должен был быть весьма силен в этом деле, Нуньо. – Он хмыкнул.
– Так и было, благодаря фортуне или богам. Но, мой дорогой мальчик, когда я узнал, что у женщин есть лобковые волосы, эти прекрасные создания навсегда упали с того небесного пьедестала, на который я в своем неведении их поместил.
Сэм засмеялся.
– И всего-то из-за лобковых волос? Но ты ведь не мог верить тому, что женщины буквально такие же, как эти скульптуры? – удивленно спросил он.
– Именно так и обстояло дело, Сэмюэль. После этого они уже никогда не были для меня такими, как прежде.
– Бедная бабушка.
– Она пожертвовала собой ради меня. Пожертвовала. Ты еще узнаешь, что радости плоти, страстные объятия, стимуляция гениталий, – говорил он, проглатывая слова, – это не более чем иллюзия, дорогой мальчик. Фальшивая любовь. Ты мгновенно теряешь себя в них, а затем они проходят, а ты остаешься с жаждой очередного мимолетного удовольствия. Ты можешь гоняться за ними всю свою жизнь, но никогда не сможешь их удержать. Нет, мой мальчик, любовь – это нечто гораздо более глубокое. Именно так твоя бабушка любила меня. Не так, как животное, а как божественное создание. Да, как божественное создание. Экко, – сказал он, вручая Сэму нужные книги.
Сэм взял их и подозрительно просмотрел заголовки.
– «Мемуары» Казановы и «Портрет Дориана Грея» Оскара Уайльда, – прочитал он.
– Первая из них расскажет тебе о плотских забавах, а вторая научит не злоупотреблять ими, – мудро сказал Нуньо.
– Спасибо, – поблагодарил за науку Сэм, поднимаясь.
– Сексуальное удовольствие может с равным успехом быть как оружием, так и волшебной палочкой, юный Сэмюэль. Используй его с умом.
– Ты ведь не скажешь маме, да? – спросил Сэм, останавливаясь в нерешительности у двери и шаркая ногой по полу.
– Это твое личное дело, дорогой мальчик, но я бы посоветовал перенести свои любовные игры на ночные часы, когда никто не сможет случайно обнаружить тебя в непотребном виде. – Сказав это, он снова повернулся к своим книгам.
– Любовь перестает быть удовольствием, когда перестает быть тайной, – ответил ему Сэм, хитро улыбаясь.
– Афра Бен, «Часы любовника», – торжественно произнес Нуньо, не поворачиваясь. – Все останется в тайне для остальных домочадцев, мой мальчик. Наслаждайся ею, – добавил он и с гордостью улыбнулся, поскольку сумел научить внука ценить литературу.
Элен стояла у окна спальни и наблюдала за Федерикой, игравшей в саду с Эстер и Молли. Она была рада, что Федерика нашла свое место в их новом доме. Ее первый школьный семестр был весьма успешным. Эстер взяла Федерику под свое крыло и помогла ей почувствовать себя частью их семьи. Это было именно тем, в чем больше всего и нуждалась Федерика, – в большой и шумной семье, позволяющей ей отвлечься от мыслей об отсутствующем отце. После завершения семестра они проводили долгие дни на берегу, занимаясь сооружением замков из песка, устраивали пикники на скалах, исследовали пещеры и слушали бесконечные истории Джейка о контрабандистах былых времен. Дядя Тоби с Джулианом брали ее с собой на лодку и научили ловле рыбы, хотя Тоби по-прежнему отпускал весь улов в море. Ему была ненавистна сама мысль о том, чтобы причинить страдания любому живому существу. Нежные чувства Федерики к Сэму Эплби по понятным причинам оказались безответными. Новость о том, что ее девочка влюблена, совершенно не удивила Элен, поскольку Сэм был очень красивым молодым человеком. Все, что ни делается, – к лучшему, подумала она, по крайней мере это отвлекло Феде от воспоминаний об отце. А вот как быть ей самой?