Текст книги "Шаманский бубен луны (СИ)"

Автор книги: Сания Шавалиева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Глава 11
Белая роза

Тихо поскрипывая, холод неутомимо барабанил в окна силикатных пятиэтажек. Господствующая зима разыгралась не на шутку: третий день выла, свистела, бросала в пространство колючие ошметки снега. Щели в рамах, кропотливо утыканные комковатой ватой, все равно пропускали холод. Стекла звенели, дребезжали, будто пытались сбросить нарастающую наледь. Сложно, ох как сложно переносить температурные перепады – изнутри тепло, снаружи тоскливо. Стекло крепилось, кряхтело, покрывалось инеем, в какой-то момент тускнело, плакало. Слезы копились вокруг цветочных горшков, большими темными пятнами пропитывали желтые шторы, протекали на пол.

Гора одеял на кровати зашевелилась. Ася высунула нос, зябко поежилась. Левый глаз мгновенно отозвался болью. Отвернулась к стене, натянула на голову одеяло. Оно немного погасило встревоженные голоса из кухни. Если ругаются, значит, брат Саша в гостях. Неосознанно мать продолжала его воспитывать, внушала чувство ошибки в выборе партнера. Теперь она была недовольна его второй женой. К ней уже другие претензии: русская, грубая, гордая. Саша парирует, мать манипулирует. И снова… И опять выяснение отношений. Обычное семейное утро.

«Что на это раз не поделили?» – подумала Ася и глянула на будильник. Стрелки часов уже перебежали ту ненавистную черту, после которой необходимо ломать утреннюю нежность, подниматься в суровую реальность.

На кухне голоса переросли в ругань. А вот это уже сигнал тревоги. Ася выползла из кровати, сорвала листок с календаря, и вновь юркнула в теплую постель. Немного, всего чуть-чуть, две секунды покоя и…и дверь распахнулась, и в комнату полководцем ступила мать.

– Хватит дрыхнуть, сбегай за хлебом!

Ася тяжело вздохнула, хорошо, что она под одеялом и ничего не слышит.

– Чего вздыхаешь. Думаешь, не вижу. Быстро!

Быстро оделась, выскочила на улицу. Купила хлеб только в третьем магазине.

– Тебя только за смертью посылать, – не глядя на дочь, буркнула мать, ушла в ванную, где гремела стиральная машина.

Ася намазала масло на хлеб, окунула в песок. Кусала большими кусками, глотала не прожевывая.

С тяжелым баком белья на кухню протиснулась мать. Чтобы спрятать синяк, Ася отвернулась к окну. Мать отреагировала по-своему:

– Ца-ца! Вырастила тунеядку. – Грохнула бак на газовую плиту. Решетка под баком прогнулась, посыпалась окалина.

Ветер продолжал завывать, швырять стужу в замороженные стекла. Ася дождалась пока мать уйдет с кухни, допила теплый чай. Вскоре в ванне зашумела вода, чуть перекрыла голоса орущего в зале телевизора. На кухне намного теплее, чем в других комнатах, да и хлеб, только что принесенный из магазина, оказался на удивление свежим. Непонятно, как в такую погоду его доставили, ведь все дороги заметены. Неужели продавщица на собственном горбу притащила? Глупости все это. Просто так холодно, что даже хлеб кажется, горячим, словно его только что вытащили из печки. Ася отрезала второй здоровенный кусок.

На кухню вышел отец, сел на табурет спиной к батарее, сложил руки на коленях. Здесь тепло, мягко и уютно. После того неудачного сватовства он словно пропал из дома. Да, тело присутствовало, а души не было. Отцу нужен был покой, и он предпринимал реальные шаги для примирения, а мать создавала только иллюзию прощения. Вскоре отец перестал извиняться, понял, если бы жена хотела простить, давно бы это сделала. Ася сбегала в спальню, принесла отцу шерстяные носки.

– Надевай, – положила ему на колени.

Он поиграл босыми пальцами ног и только сейчас понял, что они замерзли.

И тут напротив отца очутилась разъярённая мать.

– Ты куда уселся! – заорала она.

Отец выронил носки, глупо уставился на жену.

– Ты совсем спятил? Ты это делаешь нарочно⁈

Отец потянулся обнять.

– Не лапай меня. Убери руки. Убирайся! Там же пирожки.

Отец подскочил. Мать метнулась к табуретке, подняла полотенце, следом потянулись, захлопали рваные нити теста. Отец молча стоял рядом и переводил испуганный взгляд с кляксы теста на жену.

И тут Ася не удержалась от хохота.

– Ася, – предостерегающе сказал отец.

Ася выбежала из кухни, заперлась в комнате.

В дверях надрывно заверещал звонок.

Ася вздрогнула, в шее появилась резкая боль, словно по ней ударили ребром жесткой ладони. Одной рукой она схватилась за шею, второй запахнула халат, надетый поверх теплого спортивного костюма, и, без особой радости побрела к дверям. Видеть никого не хотелось. Разве что Деда Мороза, но до Нового Года еще три месяца. В прихожей рука потянулась к выключателю, но, помедлив секунду, перенеслась к замку.

Дверь распахнулась.

Вера внеслась, словно попрыгунья-стрекоза. Сбросила шубу на тумбочку, выпрыгнула из валенок. Затем хватила Асю за руку и затрясла с явным намерением оторвать. Вдруг что-то ее встревожило, она огляделась и скорее всего поняла, что здесь – в тесной и мрачной прихожей – ей неуютно и вообще эта халупа недостойна ее присутствия.

В Асиной комнате мать воевала с холодильником, пыталась из морозилки вытащить тушку курицы. Курица намертво вморозилась в стенки холодильника и вылазить не собиралась. Пришлось отключить холодильник.

Вера потащила подругу в большую комнату. Глаза ее блестели, она не скрывала своего взбалмошного настроения. В ней, словно в кратере вулкана, клокотала какая-то обжигающая новость, которой необходимо вырваться наружу, иначе она разнесет все здесь к чертовой матери.

– Ой, слушай, что я наделала! – Тут Вера заметила Сашу, развалившегося на диване.

Он Вере улыбнулся, подмигнул. Она осеклась, нахмурилась и как можно презрительнее фыркнула. Он расхохотался и запустил в нее лоскутной подушкой. Подушка, пролетев по прямой, ударилась о косяк, отскочила от Аси, упала на пол. Вера двумя пальчиками, словно гнилую крысу, подняла подушку, с отвращением вернула, угодила Саше в лицо. Наволочка лопнула по шву, из дыры посыпался пух. Поначалу Саша растерялся, потом откинулся на валик дивана и от души заржал. Он гоготал и заодно, в поисках тапка, шарил на полу.

И брат не заметил ее синяка. Который раз за утро Ася осознала, что в этом доме она невидима. Она эфемерна, словно тусклое свечение, которое иногда неожиданно появлялось на пути. Оно такое рыхлое и незаметное, что можно начхать на ее синяки, обиды, просьбы.

Вера потянула подругу в её комнату. Ася вяло подчинилась.

Через секунду напрочь забыв о Саше, Вера защебетала.

– Сейчас ко мне приходил Стас и спрашивал о тебе. Представляешь? Ничего ты не представляешь! Да у меня никто никогда о тебе не спрашивал! Хотя я твоя лучшая подруга. Кому как не мне знать.

Ася промолчала. Её мало волновал Стас, которого она не знала.

– Ты чего такая замороженная? Ты меня слышишь?

– Слышу. Какой Стас?

– Ну тупая, – Вера шлепнула себя по лбу. – Это я себе. Когда ты вчера с танцев убежала, я назло Сергею познакомилась с одним из спортсменов, ну, тех, которые дрались. Это был Стас. Он меня проводил и мы, между прочим, чуть не поцеловались.

– Поздравляю.

Вера, словно запнувшись, недоуменно посмотрела на подругу.

Не выдержав ее взгляда, Ася хмыкнула:

– Дальше-то что?

– Все.

– Как все? – удивилась Ася, словно вместо принца на белом коне увидела их белые скелеты. – И стоила переться в такую погоду? Подумаешь, проводил, а завтра в школе, нельзя было рассказать?

Попрыгунья-стрекоза сложила крылышки на животе, промолчала. Похоже, она растратила весь пыл.

– Ну и холодрыга у вас, – сказала она, стянула с кровати одеяло, с явным удовольствием закуталась. Тут ее взгляд упал на отрывной календарь.

– Все считаешь?

Ася не ответила, открыла шифоньер и стала складывать вещи, которые горой громоздились на стуле. Если этого не сделать, еще пара тряпок и в комнате совсем не останется места для проживания. Между шкафом и диваном всего метр свободного пространства. И эту свободную зону Ася скрупулезно оберегала, пожалуй, как пожарник в целях безопасности охранял эвакуационные проходы во вверенных ему подразделениях.

– Семь? – пригляделась Вера к числу. – Значит, до дня рождения осталось семь дней? Подарков ждешь?

– Нет. Мать сказала, что купила на днюху сапоги.

– Еще пальто, кофту, трусы, – ехидно добавила Вера.

– Ага. За хорошие оценки. Учись, дочка, учись, инженером станешь! – спародировала Ася слова отца, попыталась закрыть створку переполненного шкафа, но дверца не держалась. Прижала спиной. Между створок застрял подол шубы. Ох уж эта шуба. Большущая, дорогущая. Занимала почти полшкафа и стоила четыреста рублей. Раскошелился брат матери, дядя Гена из Ташкента. Насколько Ася знает, мать шубу ни разу и не надела, боялась, что из-за шубы ее убьют. – Уж пусть лучше повисит здесь, целее будет, – ласково гладила она темный мех и добрым словом вспоминала брата. Он-то точно был знатоком женских сердец. – Женщина без шубы, – говорил он. – Как дом без крыши. Можешь не носить, но иметь обязана. А давайте выпьем за сто пятьдесят шкафов, в которых висят шубы. – Сто пятьдесят шкафов – это здорово, думала Ася, но им бы второй купить или выбросить половину барахла, но мать не желала делать ни того, ни другого. Ася отошла, тут же на пол вывалились отцовские брюки. Подняла, вернула на спинку стула.

Вера прятала нос в одеяле:

– Тебе хорошо, у тебя всего две четверки в аттестате.

– У тебя тоже две четверки.

– Угу, только вместо пятерок тройки, – обиделась Вера.

Ася присела рядом.

– Хочешь, я тебе помогу.

– Не хочу. Я замуж хочу. А мне школа – вот где. – Выгнула она шею.

– Послушай, Вера, ты же умница, красавица. Учиться можешь, но почему-то не хочешь? Екатерина Алексеевна из музыкалки до сих пор вспоминает твою одаренность, тонкий слух, длинные пальцы.

– Давай без нотаций, от мачехи надоели. Если я красавица, зачем мне учиться? Главное, удачно выскочить замуж, а там… а потом нарожаю ему кучу девчонок.

– Почему девчонок, может, это будут мальчишки? – Удивительно, но подруги впервые заговорила о детях.

– У меня теория. У сильных мужчин, обязательно рождаются девочки, а вот если рождаются пацаны, то значит женщина в семье слабая, а сыновья, словно подмога ей. А я хочу быть слабой, любимой.

– А муж чего? Он не подмога?

– Не порти мечты, – фыркнула Вера.

Дверь шкафа скрипнула – кофта матери повисла на рукаве, словно обняла полки. Ася выдернула рукав, сложила кофту в бесформенный комок, постояла, подумала, воткнула под гору подушек.

– Где ты такое вычитала?

Подушки накренились, Ася поймала их на лету.

– Нигде. Сама дошла.

– А если в семье сын и дочь?

На такой вопрос Вера не знала ответа и поэтому наехала сама.

– У тебя тоже одни девки будут.

– Это почему?

– Да с твоей нерешительностью любой мужик тебя свернет в трубочку и схавает.

Ася захлопнула дверцу, укутавшись в другой край одеяла, села рядом с подругой:

– В твоей теории дырок больше чем в сыре.

Вера подтянула ноги на кровать. Спорить с Асей не хотелось: дыры так дыры, черт с ними.

– Что мать сказала? – она явно намекала на синяк.

Ася глянула в зеркало на дверях шкафа.

– Еще не заметила.

– А отец?

– Че, отец. Сел на пирожки.

– Раздавил?

– Ну дак. – усмехнулась Ася.

– А пахнет вкусно.

– Наверное, новые настряпала.

– А в школу как?

– Со школой сложнее. Пробовала скрыть, весь тональный крем извела. Может, так? – Она, словно кошечка, выгнулась, выдвинула ящик письменного стола и достала самодельные темные очки. Еще летом закрасила оптику черной краской. Думала удались прекрасные солнцезащитные очки, но от краски на стекле появились отвратительные разводы, как на окнах общественного туалета.

Вера придирчиво присмотрелась) к очкам.

– Это в снег? Только привлечешь внимание. Может, платком перевяжешь, вроде как зуб болит.

Ася достала откуда-то из-под тряпок белый платок и легонько затянула его на затылке. Вера презрительно скривилась.

– Не повезло тебе, мать орать будет.

– Будет, – согласилась Ася, ясно представляя реакцию. Мать словно пыталась доказать свою родительскую профнепригодность. Отвратительная ситуация. Но зато пик конфликта будет пройден, все слова выговорены. Ожидание скандала хуже самого скандала. Сама допридумываешь то, что боишься услышать, кривишься, сглаживаешь силу несуществующего удара. Нагнетаешь, нагнетаешь, взращиваешь броню, стонешь от ее тяжести и вдруг понимаешь, что сложно простить себе трусость, сложно сбросить собственные ярлыки. Хочется заорать «я больше так не могу». Но вслух говоришь другое. – Лучше ничего не делать, может, не заметит, так, глядишь, и пройдет.

– Я с ней боком жить буду, – сказала Ася.

В коридоре раздался звонок, сразу последовал второй. Кому-то не терпелось посетить этот дом. Ася вышла в коридор и наткнулась на мать. Демонстративно ворча, она шлепала к двери.

– Родила на свою голову оболтусов, дверь открыть некому.

Предпочитая лишний раз не мозолить ей глаза, Ася вернулась в комнату.

В коридоре щелкнул дверной засов.

Мужские голоса показались знакомыми. Вера отпихнула одеяло, соскочила с кровати, превратилась в огромное «ухо». Сейчас она напоминала тушканчика, которого поставили на охрану стаи.

– Это они! Точно! – Вера нервничала, суетилась, глаза сверкали. – Стас! – шепотом. – С Алексеем? Как они меня нашли? – Глянула в зеркало, скорее для самоуверенности, чем что-то разглядеть. Отражение выдало в глазах звёзды потрясающей красоты.

Радостно выпорхнула из комнаты.

– С ума сойти! Аполлоны? – В свою очередь не удержалась мать. Она с явным удовольствием рассматривала гостей. Один неловко держал роскошную белую розу, а у самого щеки пылали румянцем. Мать, справившись с первым впечатлением, подчеркнуто грубо буркнула. – Вы че, охлобыстики, адрес попутали?

Вера, выглядывая из-за плеча женщины, восторженно прощебетала:

– Тетя Зоя, это ко мне.

Тетя Зоя вздохнула и задала естественный вопрос:

– Почему к тебе приходят к нам? – В ее голосе чувствовалась нескрываемая досада.

– А куда же им идти, если я здесь? – парировала логикой Вера и уже переключилась на гостей. – Роза? Господи, какое чудо!

Женщина вытерла руки о цветастый ситцевый фартук, некогда подаренный мужем, и едко заметила:

– Пижоны. С неба свалились?

– Почему с неба? – удивился Алексей.

– Наши мальчики с цветами не ходят.

– А с кем они ходят? То есть с чем? – улыбнулся Стас.

– Все больше бутылочку норовят. – А сама потянулась к цветку, прикоснулась, укололась, вспылила. – Я, думала, из сугроба вылепили! И вообще, не морочьте мне голову. – Не меняя гневного тона, обернулась к Вере. – А ты своих гостей встречай дома. Своей грязи хватает.

– Мы вообще-то к Асе, – сказал Алексей.

Мать напряглась.

– Зачем?

– Поговорить хотели. – Алексею стало неловко от такого допроса.

Женщина, не отводя подозрительного взгляда от Алексея, рявкнула командирским голосом:

– Аська! Забодай медведь мою косточку! Аська! – Ни на миг не теряя Алексея из виду, сильно толкнула дверь в комнату дочери. – Дожили! Оглохла! Аська, зараза такая, встречай гостей.

Ася вышла, старательно полубоком. Вроде не заметила.

– К тебе, – кивнула мать, вскользь глянула на дочь, потом на Алексея. Сравнила, оценила. Ну, совсем не пара. Особенно сейчас, с фингалом. С фингалом⁈ Мать на мгновение онемела и, забыв все слова, полусогнутым пальцем стала тыкать в лицо дочери. Ася ладонью запоздало прикрыла щеку и укоризненно посмотрела на ребят.

Вера, пытаясь смягчить реакцию тети Зои, неожиданно произнесла:

– Тетя Зоя! Говорят, в Австралии много кроликов развелось.

– Чего? Каких кроликов? – судорожно сказала женщина, легким движением оттеснив девчонку и, приблизившись к дочери, сорвала ее ладонь с лица.

– Это что? – словно не веря своим глазам, продолжала грубо тыкать в опухоль. Ася скривилась от боли. Но больнее было от стыда и неотвратимости скандала.

– Перестань. У нас гости!

– Это гости? Это мужики! Ты что, проститутка? По ресторанам шлямзаешь?

– В ДК на дискаче познакомились, – попытался заступиться Алексей за Асю.

– Где? – не поняла мать.

– На танцах.

– Какие танцы? Ты сказала, что пошли в школу на «Огонек», – обернулась мать к дочери. – Обманула? Обе обманули?

– Да мы ходили…

– Заткнись! – рявкнула мать на Веру.

– Перестань, – ахнула Ася.

– Я – перестань⁉ Ты что думаешь, у меня глаза водкой залиты? Ты… ты… дрянь такая… Мать позорить! Что соседи скажут? Как я им в глаза смотреть буду? – Женщина озверела. Разумеется, это преувеличение, но именно так это выглядело со стороны: волосы встали дыбом, зрачки налились кровью.

Вера демонстративно закатила глаза и, жестикулируя, пояснила гостям сущность происходящего. Для достоверности мотнула головой в сторону разъяренной женщины и, скрючив пальцы, показала оскал животного. Затем двинула себя кулаком в скулу, тихо застонала, вывалила язык, как у повешенного.

– Хватит, неудобно, – предприняла Ася слабую попытку. Она бы сделала любое другое движение, к примеру, принесла стакан воды, беззвучно поплакала, обняла, но, к сожалению, останавливать мать в такой момент бесполезно, она сейчас находилась в такой ярости, в какой сумасшедший дистрофик легко рвет путы смирительной рубашки.

– Кому неудобно? Да это мне неудобно. Позор на мою голову. Что скажут в школе…? Ты же девка! О замужестве пора думать.

– При чем здесь замужество? – удивилась Ася.

– Собралась весь век висеть на моей шее? Да и кому ты нужна, акромя матери родной? Кто тебя такую фонарную замуж возьмет? О-о-о… позор на мои седые волосы.

Асе стало стыдно и обидно. Она покраснела и сжалась в комок. Второй раз за последние недели у нее внутри что-то звякнуло, словно кто-то сыграл на запретной струне. Вдруг она выпрямила спину, оторвала руку от лица, резко выпалила:

– Он возьмет! – Она сделала шаг вперед, прижалась к Алексею, взяла его за руку.

Алексей не без труда промолчал.

Ася гордо вскинула голову и, не давая никому опомниться, тихо – сквозь зубы – процедила:

– Он хочет на мне жениться!

Мать замолчала, подумала, улыбнулась и скептически переспросила:

– Чего он хочет на тебе сделать?

– И я согласилась, – пропустила колкость Ася и добавила. – Я выхожу замуж. Он меня уговорил, – сказала спокойно, словно это был давно решенный вопрос. По-хозяйски забрала розу, и крепко, как товарищу на партсобрании, пожала его руку, при этом взглядом умоляла – не выдай, поддержи!

Вера прикусила губу, незаметно для тети Зои красноречиво покрутила пальцем у виска.

Женщина долго соображала, потом подозрительно произнесла.

– Я не пойму, ты отказывалась?

– Конечно, – ведь я же еще учусь.

– Вот это мужик!!! – не скрывая восхищения, ударила по своим роскошным бедрам женщина. – Вот, девка, какого отца тебе надо было.

– Мам, значит, ты не против?

– Попробуй только! Прокляну.

И тут пришло время превращений. Тетя Зоя выпрямилась, заправила под косынку торчащие седые волосы, протерла губы, словно собрала в кулак все грязные слова. Не отрывая взгляд от Алексея, торкнула дверь в большую комнату, кликнула сына по имени.

Он вышел, весь недовольный и опухший, плечом прислонился к косяку, под серым свитером шумно поскреб грудь.

Все стояли, никто не пытался сказать слово.

Тут Саша неожиданно рыгнул, в смущении глянул на Веру. Ее взгляд ответил презрительным «фи».

Саша набычился, уставился на мать.

– Чего раскудахталась? – Это прозвучало очень лаконично – хлестко.

– Твоя сестра замуж выходит! – объявила она. И тут же на всякий случай, словно от этого слова окрепнут, материализуются, повторила. – Выходит замуж.

Саша рассмеялся.

– Шутишь? Не родился еще такой дурак, который на ней женится.

– Родился. Вот! – мать, показала пальцем на Алексея, при этом ни на миг не переставала судорожно взвизгивать, как голодная собачка, перед носом которой неожиданно появилась теплая мозговая кость.

– Ноги повыдергаю, вместо кос повешу. – Нахмурился Саша.

– Мы уходим, – отреагировала Ася. Схватила с вешалки клетчатое зимнее пальто, запуталась в рукаве.

– Кто родители? – загоношилась мать.

– Сирота, – разозлилась Ася, нахлобучила красную вязаную шапку на голову. – Не приставай. Он через две недели уезжает на соревнования в Швейцарию.

– Через неделю – на сборы в Канаду, – позволил себе уточнить Стас.

– Ну вот, еще, значит, раньше и дальше, – обрадовалась Ася.

Саша вновь рыгнул и с серьёзным видом спросил:

– На сборы говоришь? Чо собирать-то будете, небось картошку?

– Почему молчал? – ткнула Вера Стаса в живот.

– Да нам тренер только утром объявил.

Саша почесал подмышками, понюхал руку, скривился, уточнил:

– Так, значит – это серьезно?

– Серьезно, Исмагил (имя брата по паспорту), серьезно. Фингал под глазом, роза белая. – Вдруг она остолбенела, словно пришедшая в голову мысль, пробила от макушки до пяток. Глаза налились слезами, с дрожью в голосе заметила: – А насколько у вас это серьезно? Ну, я про это… – демонстративно выпятила живот. – Я, надеюсь, на свадьбе не очень будет заметно?

– С ума сошла!– охнула Ася.

– А ты на мать не ори, наломала дров и молчи теперь. Ясно дело, чем еще взять такого красавца? Я говорила, не целуйся зря. Вот доцеловалась до живота.

– Мать! – сказал Саша, самодовольно хмыкнул и многозначительно двумя пальцами щелкнул себя по горлу. – Обмыть бы.

– Щас! – сурово отказала мать. – Пироги с капу… Пироги! – взвыла она и пропала на кухне.

Ася толкнула дверь и выскочила из квартиры. Через секунду вернулась, сдернула с вешалки шубу Веры и вытолкнула друзей в коридор. Прижав дверь с обратной стороны, дала волю слезам.

– Я пошутила, понимаете, пошутила!

В висках колотил отбойный молоток. Она слизывала слезы и не знала, как исчезнуть из видимости этого пытливого взгляда. Алексей смотрел, а она утиралась: болел глаз, а вместе с ним от боли разрывалась душа. Лучше бы ушел сразу. А то стоит и, кажется, ищет выход и от этого в сто раз хуже и противнее. Противно от своей красной физиономии, хлюпающего носа.

– Извини. Захотелось пять минут жизни. А за розу спасибо. Я поняла – это за вчерашнее? Ты здесь ни при чем. Сама виновата. Через неделю синяк пройдет, обещаю.

– Кончай балаган! – Вера нырнула в рукав шубы, галантно поддерживаемой Стасом. – Ну у тебя и шуточки, рецепт здоровой жизни, так и похудеть можно. Человека подставила.

– Я же извинилась! – Ася шагнула с лестницы вниз, друзья последовали за ней.

– Что ты все время молчишь? – упрекнула Вера Алексея.

– А что сказать? – откликнулся он. Ему не хотелось своей правдой портить попытку девушки выстоять, обратить на себя должное внимание. – Забавно живете.

– А с ней всегда так. – Вера спрыгнула с двух последних ступеней в объятия Стаса. Он поймал, закружил. По коридору пробежал заразительный, счастливый смех.

Алексей глянул на Асю. Презабавно, но ему показалось, что она сейчас окружена радужным облаком, которое двигалось вслед за ней и искрилось, переливалось серебром. Он улыбнулся своей разыгравшейся фантазии.

– Мы со Стасом здесь со скуки умираем. Может, на самом деле жениться.

– Женись. Девчата у нас скромные, не балованные. – Ася немного успокоилась, правда, разговаривать не было ни малейшего желания. Ответила она автоматически, скорее, для приличия. Чувство вины еще присутствовало.

– Это я понял, и, понимаешь, как-то сразу, как только зашел к вам в дом, так и понял: сплошной спокойный адреналин.

– Брось заливать. Я же извинилась, – насупилась Ася.

Они вышли из подъезда. С козырька взбитыми сливками, свисал снег. Когда дверь шумно захлопнулась, снег переломился у края и завалил друзей. Алексею снег попал за шиворот, Вере смахнул шапку. Ася со Стасом стояли запорошенные, как Снегурочка с Дедом Морозом.

Дверь, словно ставя точку, почему-то сама отворилась и еще раз со всего маху шлепнулась на место.

Посыпалось. Посыпалось. Посыпалось.

Они побежали прочь от подъезда. Алексей тащил за руку Асю, а Стас – Веру.

– Даже дверям смешно, – хохотала Вера и шапкой отряхивала свою шубу и заодно куртку Стаса, а потом стала подталкивать к своему дому.

Алексей волчком крутился на месте, пытаясь вытряхнуть снег из-за воротника. Он уже подтаивал, стекал по спине холодом.

Ася поймала Алексея за ворот, ее теплая рука не только ловила холод, но и ненароком гладила и согревала спину… а Алексей реагировал совсем неправильно: он таял вместе со снежинками и выпускал на волю росток из семени любви. И это ему нравилось, и он был счастлив.

– Может, погуляем, невеста? – предложил он, когда раскрасневшаяся Ася сунула мокрые руки в варежки. – У тебя есть любимое место?

Ася никогда над этим не задумывалась. Она молчала, вглядываясь в сумрачную, снежную перспективу тайги, откуда в вихре ветра вылетали остатки неопавшей листвы, старой хвои. Гудел ветер, скрипели деревья, гавкали собаки, лисы, токовали тетерева – множество звуков, голосов, словно играл осенний оркестр тайги. Мимо пронеслась легковушка, оставляя на заснеженной дороге черные параллели. Осень в этом году холодная и снежная. Через пару дней снег сойдет, потом прощальным всплеском повторится бабье лето, а потом город укутается в серую непроницаемую шубу долгой зимы.

Ася медленно успокаивалась: усталость и покорность уходили с лица. В глазах затеплилась полная луна, и даже вернулось школьное кокетство – она искоса глянула на Алексея, потащила его к поваленному дереву.

– Мы с Верой здесь хотели… – Ася запнулась, раздумывая, рассказать ли Алексею про бубен шамана. Сейчас он будет смеяться над этой дикой затеей. Ну и пусть.

Услышав про бубен, Алексей оживился

– А тебе сколько лет?

– Сколько надо! – огрызнулась.

Он сделала вид, что не услышал, стал жестикулировать. Ася растерялась, когда он взобрался на ствол, за руку подтащил ее за собой, смело обнял. От его шарфа пахло одеколоном «Шипр», лыжной мазью, теплом. Снег валил густо и плотно, словно Морозко вытряхивал перину.

– Мне надо идти, – охрипшим голосом сказала Ася.

– Иди, – сказал он. – Но мы ведь еще увидимся?

– Потом ты будешь своим детям рассказывать: бродили в пурге, в Тмутаракани таежной глухомани… И, как в сказке о царе Салтане, она мне землю освещала, только в сказке принцесса была со звездой во лбу, а здесь была провинциалка с фонарем под глазом. – Ася махнула на прощание рукой и, проваливаясь по колено в снег, тяжело зашагала по занесенной улице.

Ветер рвал с нее шапку, толкал в грудь, но, кажется, она этого не замечала. Ее руки горели от его тепла. Она прижимала ладони к щекам: хотелось подольше сохранить его бархатное прикосновение…