Текст книги "Стон березы (сборник)"
Автор книги: Самсон Агаджанян
Жанры:
Военная проза
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 30 страниц)
– С добрым утром! – поприветствовал он, но, увидев ее лицо, засмеялся.
– Диана, у тебя лицо такое, как будто в земле копалась. Посмотри в зеркало.
Диана подошла к стене, где висело зеркало. Увидев свое отражение, похолодела. Она украдкой посмотрела на майора, тот, не обращая на нее внимания, копошился в бумагах. Краем халата она вытерла лицо. Акулов, собран документы и папку, не поворачиваясь, на ходу произнес:
– Я побежал на совещание к начальнику. Приду через час.
Акулов вернулся лишь к обеду и был злой как черт. Из его слов она поняла, что его на полгода отправляют в Харьков на переподготовку. Слушая его, она думала: "Видно, Бог есть на свете".
До родов оставалось не более грех месяцев, а подкопу не было конца. Копать становилось все труднее и труднее, грунт был мерзлый. За ночь она вынесла лишь три ведра земли. Опускаясь очередной раз, с трудом отколола несколько кусков земли и, обессиленная, опустила кирку. Она горько заплакала, в голове назойливо вертелась мысль, что отклонилась в сторону. От этого было еще хуже. Немного отдохнув, она отчаянно вонзила кирку в землю, но после нескольких взмахов поняла, что сил нет. С трудом выползла из норы. Убрав кабинет, легла на диван. Голова кружилась. Неожиданно она почувствовала резкую боль в животе. "Только не это!" – застонала она. Она боялась выкидыша.
В субботу, как обычно, Сазонов постучал в дверь. Увидев ее бледное лицо, встревоженно спросил:
– Ты не заболела? У тебя вид неважный.
– Простудилась я… Юра, хочешь послушать его?
Он удивленно посмотрел на нее. Улыбаясь, она взяла его руку и прижала к животу. Продержав несколько минут, виновато произнесла:
– Сегодня что-то его не слышно, вчера он сильно бился.
– Наверное, спит, – Юрий притянул ее к себе.
Отдохнув два дня, она вновь опустилась в свою нору.
За эту ночь она вынесла пять ведер. Хотела закончить, но решила вынести еще ведро. Отколола рукой кусок земли и неожиданно в лицо ударил легкий ветерок прохлады. Она увидела небольшой просвет. Не веря своим глазам, просунула в него руку и… пальцами коснулась снега.
Ее радости не было границ. Но немного погодя она остыла и задала себе вопрос: "Где я?" На этот вопрос она не могла ответить, для этого надо было высунуть наружу голову. Она долго не решалась на это, но, переборов страх, расширила отверстие и, встав на колени, просунула в него голову.
Она не могла поверить, что так далеко прокопала. Основное ограждение уже находилось далеко за ее спиной. Земля, которая ее сейчас окружала, уже не принадлежала зоне…
Спрятав голову, она легла на бок. Свеча догорала. “За что? – глухо рыдая, думала она. – В чем я провинилась?" Продолжая всхлипывать, она замаскировала дыру и поползла обратно. Тщательно подогнала доски на место, вымыла пол. Закончив работу, села на диван, положила руку на живот, тихо произнесла:
– Теперь можешь быть спокоен, ты родишься на воле.
До родов оставалось не более месяца. С каждым днем все труднее удавалось от посторонних глаз скрывать беременность. Больше всего она боялась Усольцева, но тот после того случая при встречах словно не замечал ее. Только однажды вплотную подошел к ней и будничным голосом произнес: "За мной должок". Увидев выражение его глаз, она похолодела: в них была лютая ненависть.
Чтобы не вызвать подозрений, Диана упорно просила Сазонова не приходить к ней так часто. Он давал слово, но каждый раз нарушал его. За несколько дней до родов Сазонов дал команду, чтобы провели телефонную связь между его кабинетом и больницей. Теперь он постоянно имел возможность разговаривать с Дианой. До родов оставались считанные дни. Сазонов почти не выходил из кабинета, он ждал от нее решающего звонка. Все было подготовлено, чтобы по первому ее звонку на машине заехать в зону. Но случилось непредвиденное.
Диана, сбросив телогрейку, стояла возле зеркала и делала себе прическу. Неожиданно дверь распахнулась, на пороге появился Усольцев. Со шпилькой в зубах она замерла. Усольцев же не верил своим глазам. Он подошел к ней и рукой схватил ее за живот. Диана, словно окаменев, даже не пошевелилась. Усольцев со всего размаха влепил ей пощечину и, подойдя к столу, нажал на кнопку тревожной сигнализации. Через минуту в кабинет вбежали контролеры. Усольцев, пальцем показывая на Диану, сквозь зубы процедил:
– Эту шлюху в ШИЗО.
Сазонов был у себя в кабинете, когда раздался телефонный звонок. Звонил дежурный по колонии, он доложил, что майор Усольцев осужденную Семенову посадил в ШИЗО. Некоторое время Сазонов сидел в оцепенении. Но, придя и себя, помчался в зону. В ШИЗО сразу же услышал громкий голос Усольцева, доносившийся из камеры:
– Сука, признавайся, от кого ты забеременела?
Сазонов, войдя в камеру, увидел, как Усольцев, прижав Диану к стенке, бил ее но лицу. В два прыжка он подскочил к нему и, схватив за воротник, с силой отбросил в сторону. Не удержавшись на ногах, Усольцев свалился на бетонный пол. Лежа на полу, он недоуменно смотрел на разгневанное лицо Сазонова. Приподнявшись с пола, угрожающе произнес:
– Вы за это ответите!
– Отвечу, – приближаясь к нему со сжатыми кулаками, согласился Сазонов. – Но если вы еще хоть раз тронете пальцем беременную женщину, я вас уничтожу.
– Вы что, решили эту шлюху защищать?
– Не смейте ее оскорблять. Она женщина.
– Она колонистская шлюха!
– Я сказал: не смейте ее оскорблять! – схватив майора за грудь и занося над ним кулак, хрипло приказал Сазонов.
Диана бросилась к нему.
– Гражданин начальник, прошу вас, остановитесь!
Увидев умоляющие ее глаза, он разжал пальцы, оттолкнул Усольцева от себя. Тот повернулся к контролеру, которая стояла возле стены.
– Товарищ прапорщик, вы будете свидетелем, как начальник колонии ударил меня.
– Товарищ майор, я этого не видела. Видела другое, как вы били осужденную Семенову.
– Значит, ты ничего не видела? – зло поблескивая глазами, угрожающе спросил он. – Ты у меня в два счета вылетишь с работы.
– Товарищ майор, прошу вас не тыкать, я не ваша подчиненная, у меня есть свой командир.
Усольцев повернулся к Сазонову.
– Может, вы скажете, от кого она забеременела?
– Майор, прежде чем чинить допрос, прошу не забывать, что начальник колонии я, а не вы, и лучше будет для вас, если вы попросите у Семеновой извинения, ибо вам придется за это ответить.
– Я готов ответить, но пусть и она ответит, от кого нагуляла.
– Это ее дело, а если вы хотите узнать, от кого она забеременела, то…
– Гражданин начальник! – что было силы крикнула Диана. – Прошу вас, – но, не договорив, свалилась на пол.
Контролер по надзору побежала за водой, вернувшись с кружкой, побрызгала ее лицо. Диана, открыв глаза, умоляюще посмотрела на Сазонова. Контролер помогла ей подняться с пола и, придерживая за талию, вывела из камеры. Сазонов вплотную подошел к Усольцеву.
– Если с ней что-нибудь случится, ты пойдешь под суд.
Усольцев хмуро посмотрел на него.
– Юрий Иванович, я одного не могу понять: почему вы так яростно эту шлюху защищаете? Ведь нам с вами придется за нее держать ответ.
– Да, придется. Но зачем руки распускать? А если она на вас жалобу напишет? Вы что, забыли, сколько на вас жалоб у меня в сейфе лежит? Я вам запрещаю к ней подходить.
В больнице Диана почувствовала пронзительную боль в животе, перед глазами заплясали разноцветные круги. До крови кусая губы, она глухо застонала. С трудом приподнявшись с дивана, потянулась к телефонному аппарату, но от новой боли рука обессиленно упала. В животе сильно зашевелился ребенок. "Нет, – прошептала она, – только не сейчас!" Накинув телогрейку на плечи, пошатываясь, она вышла на улицу. Открытым ртом втянула холодный воздух в легкие. Голова кружилась, боль в животе с нарастающей силой давила вниз. Она с тоской посмотрела в сторону постовой вышки, где стоял часовой. Состояние было такое, что ей хотелось броситься на колючую проволоку. Усилием воли она заставила себя вернуться назад.
Сазонов несколько раз звонил ей, но никто не отвечал. Словно предчувствуя беду, он вскочил и вышел из кабинета. Возле КПП увидел Усольцева, тот разговаривал с начальником караула. Когда он проходил мимо них, Усольцев замолчал и, зло поблескивая глазами, угрюмо посмотрел в его сторону. В коридоре больницы навстречу ему шла осужденная. Сазонов узнал ее, это была колонистская акушерка.
– Где Семенова?
Та молча показала на палату. Войдя, он увидел ее лежавшей на кровати. Диана слабо улыбнулась ему. Он подсел к ней, взял за руку.
– Как ты себя чувствуешь?
– Плохо. Боюсь, придется рожать… Юра, я не хочу здесь рожать!
– А наверное, придется. Сегодня Усольцев дежурит, он сейчас стоит возле КПП, если я заеду на машине, сразу догадается, шум поднимет.
– Юра, я выйду сама. Ты меня за зоной возле котельной жди.
– У тебя что, крылья есть? – грустно усмехнулся он.
Она притянула его голову к себе и на ухо прошептала:
– Я подкоп вырыла.
Раскрыв рот, расширенными глазами он смотрел на нее.
– Да, это правда. Я потом тебе объясню, а сейчас иди. Как только стемнеет, я выйду. У меня начались предродовые схватки.
– Диана, ты что, всерьез?
– Ради твоего сына я на все способна. Иди, умоляю тебя. Ты только жди. Я выйду.
За зоной он направился в гараж. На машине проезжая мимо караульного помещения, увидел Усольцева, тот при виде его машины демонстративно повернулся спиной. В городе Сазонов поехал к своей однокласснице, которая работала в роддоме. Задолго до этого дня он рассказал ей историю с Дианой и о ее просьбе родить ребенка на воле. Вера согласилась принять роды у себя дома.
Сазонов, заскочив к ней домой, предупредил, что, возможно, ночью привезет Диану. Дождавшись темноты, он поехал в колонию и с выключенными фарами подъехал к котельной. Не выходя из машины, напряженно стал вглядываться туда, откуда должна была появиться Диана. Опустив стекло, ловил каждый шорох. Шли томительные минуты и часы, а ее не было. Волнение достигло предела, он рвался в зону, хотел узнать, что с ней.
Вместо этого вышел из машины, подошел к дереву и стал всматриваться во внешнюю, запретную зону. У него в голове не укладывалось, что она в таком положении могла вырыть подкоп. Он вспомнил ее слова: "Ради твоего сына я на все способна"… Послышался какой-то шум. Напрягая зрение, увидел движущегося вдоль основного ограждения солдата с собакой. При мысли, что именно в этот момент может появиться она и ее обнаружит собака, ему стало плохо, по телу прошел озноб. Солдат, обойдя ограждение, скрылся из виду. Облегченно вздохнув, Сазонов почувствовал слабость в ногах.
А Диана, как только стемнело, поднялась с кровати и пошла в кабинет. Закрыв дверь на ключ, она подошла к дивану, хотела отодвинуть, но от резкой боли закружилась голова, перед глазами запрыгали разноцветные круги. Стоя на коленях, положив голову на диван, она тяжело дышала. Постепенно боль утихла, тело от слабости трясло. Упираясь ногами о стенку, сжав зубы, чтобы не закричать от боли, она отодвинула диван. Немного отдышавшись, она с трудом опустилась в подкоп. Попробовала задвинуть диван на место, но сил не было. Голова кружилась, во рту было сухо. Немного передохнув, поползла. На полпути проход стал настолько узким, что она застряла в нем. Вначале она не могла понять, почему это произошло, но потом поняла, что мешает живот. Ее охватил страх. Она попробовала отползти назад, но, словно в тисках, была зажата с двух сторон. Мысль лихорадочно работала, она искала спасительный выход, но боль в животе не давала ей сосредоточиться.
В животе ребенок сильно зашевелился, ей показалось, что начинаются роды. "Не-ет…" – захрипела она и, не обращая внимания на боль, кусая губы до крови, освободила руку из-под тела. Ногтями вцепившись в землю, стала лихорадочно расчищать себе путь. Земля сыпалась на лицо. Она не чувствовала своих пальцев. Протолкнув тело вперед, поползла. Неожиданно голова наткнулась на препятствие. Проведя рукой над головой, она почувствовала пустоту. “Дошла!" – промелькнула мысль. Она нашла кирку, приподняв тело, начала расширять выход. Земля наверху была промерзлая и с трудом откалывалась, все слабее и слабее становились руки. Она настолько обессилела, что уже не могла поднять кирку.
Неожиданно она почувствовала, как низ живота сильно сдавило. Прекратив копать, руками хватаясь за живот, замерла. "Только не сейчас, ради Бога, потерпи! Умоляю, потерпи!" – всхлипывая, просила она. Ей хотелось кричать, выть, но она понимала, что ее мог услышать часовой. Сжав зубы, превозмогая невыносимую боль, она вновь начала долбить землю. Расширив выход, медленно стала подниматься. С трудом протолкнув плечи наружу, руками упираясь о землю, она попыталась вылезти, но не смогла, мешал живот.
В надежде увидеть Юрия она оглянулась по сторонам, но его не было видно. Приподняв голову, она посмотрела на небосклон: там, словно в хороводе, плясали звезды. Вновь, опираясь руками о землю, попыталась вылезти, но от страшной боли в глазах потемнело и из ее горла вырвался пронзительный крик.
Услышав этот крик, Сазонов рванулся с места. Перемахнул через колючую проволоку, пригибаясь, побежал вдоль забора. Он увидел ее. Подбежав, опустился на колени.
– Диана, – притрагиваясь к ней, тихо позвал он.
Жалобно плача, она прошептала:
– Юра, мне больно.
С трудом освободив ее от земли, взял на руки и, пригибаясь, побежал к машине. Положив ее на заднее сиденье, сел за руль и, выжимая из "Волги" все, на что та была способна, понесся в город. Когда он занес Диану в квартиру, Вера, увидев ее, вздрогнула.
Он сидел на кухне и с напряжением прислушивался к крикам Дианы. Неожиданно крик утих. В комнате, где она рожала, стало тихо. А потом неожиданно раздался детский плач. Он вбежал в комнату. Держа за ноги ребенка, вниз головой, Вера восхищенно произнесла:
– Вот это богатырь! Не меньше четырех килограммов.
– Юра, – слабым голосом позвала Диана.
Сазонов подошел к ней, опустился на колени.
– Вези нас обратно.
Вера повернулась к ней.
– Но мне еще надо с вами поработать!
– До рассвета я должна вернуться.
Вера посмотрела на часы.
– У вас еще времени достаточно.
Под утро "Волга" плавно остановилась возле ворот колонии. Сазонов вышел из машины, подошел к дверям караульного помещения, надавил кнопку вызова. Дверь открылась, появился начальник караула. Увидев Сазонова, сержант, как положено по уставу, отдавая честь, доложил:
– Товарищ подполковник, в карауле без происшествий.
– Я рад, что все нормально. А где Усольцев?
– Он в зоне, товарищ подполковник.
– Сержант, у меня к тебе просьба. Утром мне надо ехать на совещание в УВД, а машина, как видишь, грязная. С твоего разрешения, я заеду, помою ее.
– Понял, товарищ подполковник. Сейчас ворота откроем.
“Волга", проскочив КПП, помчалась к больнице. Диана с ребенком вбежала в здание. А он, развернув машину, поехал к мойке. Не успел подсоединить шланг к крану, как появился Усольцев.
– В мойке воды нет, – объяснил он.
– Жаль, а я хотел машину помыть. Утром к генералу на прием, а машина грязная. Придется за зоной холодной водой мыть.
Он сел за руль. Усольцев подошел к нему.
– Можно, я с вами поеду?
– Садись, – открывая дверцу, ответил он.
Подъезжая к воротам, Сазонов просигналил. Часовой открыл ворота. На смотровой площадке Сазонов остановил машину. Открывая капот и багажник, он весело посмотрел на солдат, которые и не думали проверять его машину.
– Орлята мои, осмотрите машину.
Подъезжая к штабу колонии, Сазонов повернулся к Усольцеву.
– Пойдем ко мне, у меня давно стоит бутылка армянского коньяка, по стопочке выпьем.
– В честь чего?
– В честь примирения.
– Спасибо, – угрюмо отказался тот, – на работе я не пью.
– А если бы я сказал, что у меня родился сын, выпил бы?
– Откуда у вас сын, если вы не женаты?
– У меня есть жена, только мы еще не расписаны. В ближайшее время распишемся.
– Ну, если так, то с удовольствием выпью.
В кабинете Сазонов из сейфа достал коньяк, поставил на стол.
– Жаль, что закуски нет.
– У меня консервы есть, – вставая, произнес Усольцев. Через несколько минут он вернулся. Разлив коньяк, Сазонов поднял свой стакан.
– Я хочу выпить за мать моего сына, за ее мужество, за ее любовь.
Одним залпом он выпил и, с аппетитом, макая черный хлеб в консервы, закусил Усольцев, думая о чем-то, смотрел на стакан.
– Николай Анатольевич, пей. После дежурства тебе положено отдыхать.
Усольцев выпил и молча стал закусывать. Сазонов по выражению его глаз видел, что тот все думает, кто же мать ребенка. Не было сомнения, что он обязательно продолжит разговор на чту тему.
– А когда родился? – наконец спросил Усольцев.
– Сегодня ночью, вернее, несколько часов тому назад.
Усольцев догадался, но не сразу поверил.
– Не может быть, – тихо произнес он.
– В жизни, Николай Анатольевич, всякое бывает.
– Когда вы успели? Я видел вас вместе несколько раз, и то на улице.
– А ты и не мог видеть. Я знал, что ты следишь за нами, и мы были осторожны.
– Вы что, всерьез решили жениться на этой… – но на полуслове остановился. – Тебя же из органов выгонят.
– Меня это не волнует. Меня больше волнует судьба Дианы. Я сегодня же напишу рапорт. Думаю, что проблем с моим увольнением не будет.
– Зря, – произнес Усольцев, – из-за бабы терять все… Думаю, с вашей стороны это неразумно. Вы просто исковеркаете свою жизнь. Ей сидеть и сидеть. Вы что, будете ее ждать?
– Безусловно, буду ждать.
– Хотя я на вас зол, но, честно говоря, мне вас жаль.
– Меня нечего жалеть, я счастлив.
– Кому нужно такое счастье? – буркнул майор. – И все-таки я не верю вам. Вы просто решили меня разыграть.
– Если не веришь, позвони в больницу, заодно поинтересуйся здоровьем Дианы и сына.
Усольцев, недолго думая, поднял трубку. В трубке раздался голос.
– Кто? – грубо спросил он. – Санитарка?.. Усольцев говорит. Где Семенова?
Усольцев слушал. Сазонов заметил, как сузились у него глаза. Бросив трубку на аппарат, он поднялся.
– Убедился?
Но Усольцев, лишь презрительно взглянув на него, молча вышел. Сазонов улыбнулся. Налив полный стакан коньяка, произнес тост:
– За вас, дорогие мои!
Потом позвонил в больницу, поинтересовался здоровьем осужденной Семеновой. Ему ответили, что она спит.
А потом Сазонов написал рапорт на имя начальника УВД с просьбой уволить его из органов. С этим рапортом он поехал к генералу. Начальник УВД, прочитав рапорт, снял очки и возмущенно посмотрел на него.
– Ты в своем уме? Ты хоть понимаешь, что ты наделал?
– Понимаю, товарищ генерал.
– И ты, подполковник, после такого позора, меня, генерала, называешь "товарищем?" Знаешь, где твое место? Рядом с ней, только в мужской колонии.
Генерал все больше и больше выходил из себя. Сазонов заранее готовился ко всяким баталиям, поэтому терпеливо слушал его, понимая, что это только цветочки, ягодки будут впереди. Генерал поднял телефонную трубку.
– Сергей Романович, зайдите ко мне.
Минуты через три в кабинет вошел начальник политотдела. Генерал, ни слова не говоря, подал ему рапорт Сазонова. "Сейчас начнется", – подумал Сазонов.
Читая рапорт, полковник ехидно улыбался. Закончив читать, с презрением посмотрел на Сазонова.
– Честно говоря, подполковник, я не ожидал, что вы опуститесь до такой низости.
– Любовь, товарищ полковник, это не низость.
Зло блеснув глазами, Андреев подошел к нему. Сделав на лице брезгливую мину, с сарказмом произнес:
– Роман с преступницей вы, коммунист, считаете любовью?
– Думаю, да. И в доказательство я женюсь на ней.
– А это мы еще посмотрим, женитесь или нет. Не забывайте, что вам придется отвечать не только перед законом, но и перед партией. И если вам дорог партбилет, то у вас еще есть шанс одуматься, и не просто одуматься, а раскаяться за содеянное.
– Думаю, это не произойдет. А что касается партбилета, то он не может быть выше моего счастья.
Андреев, ехидно улыбаясь, со значением посмотрел на генерала, потом повернул голову к Сазонову.
– Я что-то но понял насчет партбилета.
– Вы все прекрасно поняли, – спокойно ответил Сазонов, достал из нагрудного кармана партбилет и положил перед ним на стол.
Андреев явно этого не ожидал и какое-то время не знал, как реагировать на такой неслыханный поступок.
– Подполковник, вы у меня под суд пойдете! – наконец угрожающе произнес он.
– Ничего из этого не выйдет, – улыбнулся Сазонов. – Чтобы отдать меня под суд, для этого я должен совершить преступление, а я…
– Да вы уже совершили преступление! – резко оборвал его полковник. – Вы допустили связь с осужденной, а это уже состав преступления.
– Вы ошибаетесь, товарищ полковник. Я допустил связь не с осужденной, а со своей женой.
– Она вам не жена, и я вам достаточно ясно ответил: мы этого не позволим.
– Поздно, товарищ полковник. Рапорт мною написан, законы я знаю не хуже вас и советую вам в мою личную жизнь не вмешиваться.
– Запомните, подполковник: я сделаю все, чтобы привлечь вас к уголовной и партийной ответственности.
Последняя угроза задела Сазонова. Чеканя каждое слово, он глухо произнес:
– Прежде чем привлекать к уголовной и партийной ответственности меня, я бы вам, товарищ полковник, советовал подумать о себе.
– Повторите, что вы сказали? – зло блеснул глазами Андреев.
– Думаю, слух у вас прекрасный и нет смысла повторять, а если не поняли, то могу разъяснить. Чтобы вам меня привлечь к ответственности, для этого надо иметь моральное право, а его у вас, к сожалению, нет. Если дело дойдет до парткомиссии, то перед членами парткомиссии я подниму два вопроса, касающиеся вас: первый – о ваших финансовых махинациях по строительству роскошной дачи, второй – о вашем моральном облике. Если память меня не подводит, два года тому назад вы отправили своего секретаря-машинистку Петрову в командировку. Но вместо командировки она это время провела с вами в доме отдыха. Как видите, улики достаточно серьезные, чтобы вас самого, партийного бога, вечно поучающего, кому как жить, привлечь к партийной ответственности… Тем, что я совершил свой поступок, я вреда никому не причинил. Я прекрасно знал, на что шел. Я полюбил осужденную, она свое получила сполна, хотя я сомневаюсь, что она могла совершить такое преступление, оно фальсифицировано. Но если и совершила преступление, это не значит, что она и я не имеем права на любовь Покажите мне закон, по которому запрещается любить. Вы такого абсурдного закона не найдете.
Круто повернувшись, Сазонов вышел из кабинета. Генерал посмотрел на растерянное лицо начальника политотдела, что-что, а этого он явно не ожидал, Сазонов словно его нокаутировал. Андреев молча смотрел на дверь, за которой тот скрылся…
– Сергей Романович, какое мы с тобой решение примем?
– Под суд его! – зло прохрипел полковник.
– А может, лучше сор из избы не выносить? Ведь фамилия у него в городе довольно известная. Могут возникнуть проблемы и не в нашу пользу.
– Воля ваша. Что хотите, то и делайте.
Генерал в душе ухмыльнулся. Он пропустил мимо ушей слова полковника, ему важно было, чтобы делу Сазонова не дать общественной огласки. Он уже заранее предчувствовал неприятные разговоры не только с отцом подполковника, но и с самим председателем горисполкома, который прочил Сазонова в зятья.
– Сергей Романович, у вас нет основания во всех грехах обвинять только меня одного. Если бы вы тогда на совещании не настояли, чтобы Сазонова назначили начальником колонии, ничего не случилось бы, мы же сами толкнули его в пропасть. А устоять против гарема не каждому мужику под силу. Да и без нашего наказания дома его ожидает большой скандал, ведь Уваров собирался выдать дочь замуж за него. Ты забыл, как на последнем совещании он недвусмысленно намекнул, что мы до сих пор его будущего зятя на такой должности держим. Думаю, когда до него дойдет, что его "любимый зятек" натворил, он нам этого не простит. Готовься к худшему. Предлагаю без шума, на основании его рапорта, уволить. Начальник политотдела хотел возразить, но генерал взял его под руку,
– Сергий Романович, если мы с тобой хотим уцелеть на своих местах, то самое благоразумное – уволить его по собственному желанию.
Но полковник никак не мог успокоиться.
– Подлец он! Пользуется положением своих родителей и нагло ведет себя! Другой давно бы на коленях стоял, а он из себя героя корчит. Для него эта преступница стала выше партийного билета, выше чести офицера. Я одного но могу понять: как я его раньше не раскусил? Вот подлец, еще вздумал меня шантажировать!
– Сергей Романович, вы не ответили на мой вопрос.
– Решайте сами! – выходя из кабинета, на ходу бросил Андреев.
Генерал опустился в кресло, барабаня пальцами по столу, посмотрел в окно. Вздохнув, поднял телефонную трубку и набрал номер отца Сазонова.
Иван Константинович, молча выслушав генерала, сквозь зубы процедил:
– Спасибо, генерал, ты здорово меня осчастливил, – и с такой яростью опустил трубку на аппарат, что аппарат вместе с трубкой вдребезги разлетелся.
Гневу его не было границ. Он буквально вылетел из кабинета. Секретарша, увидев выражение его лица, испугалась. За многие годы совместной работы она впервые видела его таким разгневанным. Он поехал к жене в институт. Без стука ворвался в ее кабинет. Елизавета Петровна беседовала с женщиной. Увидев взволнованное лицо мужа, вопросительно посмотрела на него.
– С мамой плохо?
– С мамой все нормально. Надо поговорить.
Женщина, извиняясь, быстро вышла из кабинета.
– Ты знаешь, что учудил наш сыночек? В зоне осужденная родила от него ребенка!
– Не может быть! – Елизавета Петровна побледнела.
Он рассказал о телефонном звонке генерала. Елизавете Петровне стало плохо. Она лихорадочно принялась искать в своей сумочке успокоительное. Проглотив несколько таблеток, с ужасом уставилась на мужа.
– Ваня, а может, все это не так и генерал что-то напутал?
– Ничего не напутал! Юрий сам признался им в этом. Вот дожили до какого позора…
Постепенно таблетки сделали свое дело. И уже более спокойным тоном Елизавета Петровна произнесла:
– Давай не будем делать поспешные выводы. Вечером придет Юра, и он нам все расскажет. Я думаю, что произошла какая-то ошибка, он на такое не способен.
Иван Константинович встал и, угрюмо глядя на жену, сказал:
– Твой сын на все способен. Он направился к выходу.
– Ваня, ты куда?
Он повернулся к ней и с горечью произнес:
– Тысячи людей мы с тобой воспитываем и учим, а единственного сына проморгали.
Подполковник Сазонов прямо из УВД поехал в колонию. Он спешил, понимал, что уже через пару дней ему не разрешат входить в зону. Его беспокоило состояние Дианы и ребенка.
Пройдя через КПП, прямиком зашагал в больницу. Диана, лежа на койке, кормила ребенка. Увидев его, стесняясь, прикрыла обнаженную грудь.
– Как сын? – присаживаясь, спросил он.
– Все хорошо. А как у тебя дела?
– Я рапорт написал. Увольняюсь.
– Зачем ты это сделал?
– Затем, моя дорогая, чтобы официально на тебе жениться и дать фамилию моему сыну. А сейчас ты мне запиши все, что вам необходимо. Поеду по магазинам покупки делать, надо спешить: скоро мне в зону не разрешат входить.
Пока они разговаривали, в палату беспрерывно заглядывали осужденные. По зоне уже ходили слухи, что Семенова ночью родила ребенка. Все были удивлены: для них это стало полной неожиданностью. Гадали, кто же его отец, но ни у кого и мысли не возникало, что отцом мог быть сам начальник колонии. Только одна Башня догадалась, кто отец.
Из зоны Сазонов поехал к командиру роты. С капитаном Федоровым он был в хороших отношениях, сейчас ему нужна была его помощь, чтобы скрыть следы подкопа. Но скрывая ничего, Сазонов рассказал капитану о подкопе. Тот, выслушав, по-мужски пожал ему руку.
– Юрии Иванович, не переживайте, все будет нормально. К вечеру подкопа не будет. Я его так ликвидирую, что никто никогда об этом не узнает.
– Спасибо, Саша, а то я переживал, что об этом узнает Усольцев.
После обеда он привез две коробки покупок. Посидев немного с женой и сыном, собрался уходить, но она, рукой удерживая его, спросила:
– Юра, как мы сына назовем?
– Если ты не возражаешь, мне бы хотелось его назвать именем моего погибшего деда, Николаем.
– Я согласна.
– Пожелай удачи, еду домой. Мне предстоит встреча с родителями. Это будет самый тяжелый разговор в моей жизни. Генерал, наверно, уже успел порадовать отца моим рапортом.
– Юра, ты только не горячись. Просто войди в их положение. Для них это большой удар… Удачи тебе, мы с сыном будем переживать за тебя.
Он наклонился и слегка прикоснулся к ее губам.
– Диана, я люблю тебя. Что бы ни случилось, мы будем вместе.
Он вышел из машины, посмотрел на свои окна. В одном из них увидел силуэт матери. Горькая улыбка пробежала по его лицу. Домой идти не хотелось, он чувствовал, что предстоит тяжелый разговор. Ему не хотелось разрыва с родителями. Несмотря на суровость отца и матери, он любил их. Минуя лифт, медленно стал подниматься вверх. Словно хотел оттянуть время встречи с ними. В прихожей сняв туфли, направился в зал. Иван Константинович из-под густых бровей свирепо посмотрел на сына. Мать, обратив к сыну заплаканные глаза, тихо произнесла:
– Юра, что ты наделал? Ты…
– Погоди! – резко оборвал ее муж и, подавшись вперед, грубым тоном задал вопрос: – Это правда, что в зоне заключенная родила от тебя ребенка?
– Да, папа, у меня родился сын.
– Да как ты, негодяй, посмел? – вскакивая с дивана, заорал отец. – Ты о нас подумал?
На него страшно было смотреть. Глаза его бешено сверкали, на шее вздулись вены. Сжав кулаки, он подскочил к сыну. Елизавета Петровна, предчувствуя непоправимое, встала между ними.
– Отойди! – рукой отстраняя жену, прохрипел Иван Константинович.
– Ваня, одумайся.
– Папа, выслушай меня, а потом скажешь все, что думаешь.
– Я тебя и слушать не хочу! Никогда не думал, что ты опустишься до такой омерзительной низости. При мысли, что ты лежал с этой грязной, вонючей осужденной, мне становится тошно и противно. Забери свои вещи, и чтобы духу твоего здесь не было. И запомни: с этого момента ты мне не сын. Такого позора в своем доме я не потерплю. На весь город прославил, хоть вешайся. Ты мне скажи, как теперь нам в глаза Уварову смотреть? Ведь они тебя чуть ли не зятем считали.
– Папа, выслушай меня, я уверен, вы меня поймете.
– Я сказал: вон из моего дома!
– Ваня, не горячись, давай выслушаем его, – вытирая слезы, попросила Елизавета Петровна. – Садись, – она указала сыну на диван, – рассказывай.
Молча выслушав Юрия, Иван Константинович встал, подошел к телефону, позвонил на междугороднюю. Назвав свое имя, он попросил, чтобы его соединили с Ленинградом. Через минуту он услышал голос матери.
– Мама, это я, добрый вечер.
– Здравствуй, сынок. Наконец дождалась от тебя звонка. Как Елизавета, Юра? Не болеете?