Текст книги "RS-9.Элоиза и Себастьяно, или Тёмные стороны (СИ)"
Автор книги: Салма Кальк
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)
– Из воздуха, – рассмеялся Себастьен.
– Пусть из воздуха, хорошо. Кому из вас нужна консультация? – она внимательно оглядела обоих.
– Нам двоим, Доменика, – отозвалась Элоиза.
– Любопытно, – ответила та. – Что ж, идёмте.
Небольшая комнатка для встреч – директрисы с родителями, воспитанниц с родителями, монахинь с родственниками – была всегда, но сейчас для Доменики в ней обустроили целый парадный кабинет. Здесь не было шкафов ни с книгами, ни со склянками, зато были удобные кресла и стол, на котором уже стояли кофейные чашки и какие-то сладости.
– Располагайтесь, – кивнула Доменика на кресла и позвонила в звонок.
Раньше звонили в колокольчик, теперь – нажимали кнопку. Хотя бронзовый колокольчик с ручкой всё равно лежал на столе.
Элоиза осторожно опустилась в кресло, Себастьен же вежливо подождал, пока усядется Доменика. Ещё одна дверь отворилась, и незнакомая Элоизе монахиня внесла поднос с кофейником, сливками и сахарницей.
– Эла, я знаю, пьёт кофе со сливками, а вы, монсеньор?
– А мне чёрный, пожалуйста.
Доменика ловко управилась с кофейником, чашками и прочим, затем сложила над своей чашкой руки знакомым с детства жестом и спросила:
– Итак, о чём речь?
Элоиза взглянула на Себастьена, но он не рвался говорить. Пришлось самой.
– Скажи, Доменика, если двоим иногда снятся одни и те же сны, это о чём вообще?
– А это зависит от того, кто те двое друг другу. Незнакомые люди? Едва знакомые? Родитель и ребёнок? Непримиримые враги? Лучшие друзья? Любовники?
– Последнее, – выдохнула Элоиза.
– Придётся подробнее. Что за сны? Как часто?
– Разные, и скорее уж редко, меня интересует один конкретный, не все.
– Тогда жду деталей, – Доменика впилась в Элоизу взглядом.
– Позволь без особых деталей, – усмехнулась Элоиза, и отметила, что раньше она бы от такого взгляда выложила, как миленькая, и детали, и ещё что-нибудь, а сейчас вспомнился Лодовико в ночь операции – и взгляд остался просто взглядом. – Но общий смысл в том, что в том сне мы с монсеньором познакомились в ранней юности и знали друг друга всю жизнь. Какие-то события совпадали с реальными, какие-то нет. Но в итоге ни он в моей версии, ни я в его – не дожили до момента нашего реального знакомства. Более того, оказалось, что в моём сне он погиб в такой момент, когда в реальности как раз имел все шансы погибнуть, однако, остался жив. И я в его сне – ровно так же.
– Дайте руки, – Доменика отставила пустую чашку и взяла правой рукой правую руку Себастьена, а левой – левую Элоизы. – И сами возьмитесь тоже, чем там у вас осталось.
Себастьен просто смотрел с любопытством, а Элоиза попыталась сосредоточиться. Это было трудно, сил не хватало. Но очень хотелось понять, что делает старшая родственница. Увы, не удалось.
Более того, от сосредоточения закружилась голова.
Доменика резко отпустила их и стряхнула руки.
– Вы почему такие неживые оба?
– Монсеньор неделю назад перенёс полостную операцию, а у меня вчера был приступ.
– Красавчики, – проворчала Доменика. – Знаете, что в таком случае следует делать?
– Лечиться, – пожала плечами Элоиза. – Вот ему, – она кивнула на Себастьена, – ещё толком ходить так и не разрешили.
– Раз уж вы тут передо мной оба, то скажу обоим – вам эффективнее всего лечиться в связке. Друг об друга, так сказать.
Себастьен молча улыбнулся.
– Мы подумаем, – кивнула Элоиза, стараясь не взорваться. – А по делу ты можешь что-нибудь сказать?
– Могу. Жила-была мышка и мечтала стать кошкой. С мохнатой густой шерстью, длинными когтями, острыми зубами и пушистым хвостом. По улице она бы ходила гордо и с достоинством, и никакие мелкие твари не смели бы на неё глаза поднять. И приснился ей сон, что родилась она кошкой. И была та кошка прекрасна, её любили, гладили и кормили. А потом что-то изменилось, и кошку выставили на улицу. Где её на второй день разорвали собаки. Про судьбу и её варианты рассказать?
– Даже и не знаю, – покачала головой Элоиза. – Что про неё рассказывать – от неё ведь ни защититься, ни уйти.
– Только принять как данность. Или договориться. Что в нашем случае практически одно и то же.
– То есть если бы жизнь сложилась так, как в том сне, счастье было бы недолгим?
– Если бы было вообще. Ты же избавила меня от деталей, – усмехнулась Доменика. – Вот что я вам скажу, молодые люди. Судя по тому, что я вижу, вам друг от друга никуда не деться. Однако же, друг с другом тоже непросто. Но вы оба из тех, кто не останавливается, если видит цель, так что вы справитесь, как мне кажется. Ерунда все эти ваши сны, проснулись – и забыли. Не поверю, что в настоящем нет ничего, что было бы важнее снов.
– Правильно не поверишь. Спасибо за то, что уделила нам время, мы поедем.
– Подожди.
Доменика достала из спрятанного в складках рясы кармана телефон и позвонила. И скомандовала кому-то взять и принести большой зелёный флакон и чёрную коробку. А потом ещё раз позвонила и затребовала новый кофейник.
Кофейник и сливки принесли мгновенно, Доменика снова разлила всем кофе.
– Монсеньор, а вы почему молчите? – она не впилась взглядом, нет, но тщательно его ощупала.
– Наслаждаюсь увиденным, – он слегка наклонил голову. – Каждая следующая дама вашего семейства, которой меня представили, это… как пополнение коллекции, если вы понимаете, о чём я.
– Возможно, понимаю, – Доменика продолжала внимательно на него смотреть. – Эла, я вижу не только следы от раны и хирургического вмешательства. Ты решила, что монсеньор будет хорошим объектом для агрессивной практики?
Что? О чём она вообще?
– Нет, Доменика, я не практикуюсь на монсеньоре. Но… иногда случается что-нибудь, чего мы изначально вовсе не планируем, – она с изумлением смотрела на наставницу.
– Тебе следует научиться не оставлять подобных следов. Прежде чем практиковать на живых людях. Знаешь, как выглядит человек, не контролирующий свою агрессию? Как дурак.
– Боюсь, сейчас я не готова приезжать на тренировки – она сидела ни жива, ни мертва, и не верила своим ушам.
– А сейчас они тебе попросту не по силам, – усмехнулась Доменика.
– Скажи, а почему я никаких следов не увидела? – Элоиза никак не могла поверить.
– А я откуда знаю? – поинтересовалась Доменика. – Сказала бы, что ты бестолковая, вот и не видишь – да это не вполне так, мозги у тебя есть. Не понимаю только, почему ты ими не пользуешься.
В этот момент дверь приотворилась и внутрь проскользнула сестра Агата, секретарь Доменики. Уж конечно, никому другому почтенная родственница не доверила бы рыться в своих шкафах. Она сдержанно поздоровалась с Элоизой («Добрый день, Рафаэла»), бросила остро любопытствующий взгляд на монсеньора герцога, поставила на стол заказанные флакон и коробку, и вышла.
Доменика раскрыла коробку, перебирала там порошки. Нашла и выудила пакетик из шуршащей коричневой бумаги.
– Щепотку заливать половиной стакана горячей воды, но не кипятком, давать молодому человеку утром и вечером в течение недели. Своими руками, естественно, – далее она снова звонила и отдавала указания.
Ей принесли кувшин с водой, стакан и маленький стеклянный флакончик. Доменика отмерила десять капель в стакан и залила водой из кувшина. Запахло каким-то неизвестным Элоизе растением.
– Этот сильный запах – он необходим? – спросила она.
– К сожалению, – усмехнулась Доменика. – Возьми и выпей. И потом ещё четыре дня. Утром встала, поела – обязательно, хоть просто чашку кофе с корочкой хлеба – потом налила и выпила. И вообще, тебе бы проколоться или прокапаться. Летом ты выглядела намного лучше, и даже весной после операции всё было как-то позитивнее. Что-то в твоей жизни идёт не так.
Элоиза выпила пахучее лекарство и поморщилась – оно было ещё и горьким, вдобавок к запаху. Но перестала кружиться голова, и предметы вокруг стали более резкими. Тем временем Доменика заполнила флакон – лекарство оказалось ядовито-зелёного цвета. Из той же чёрной коробки она достала бумажный пакет и запаковала и флакон, и упаковку с порошком.
– Ступайте, мне больше нечего вам сказать. Рафаэла, позвонишь, когда тебе станет ощутимо лучше, – Доменика поднялась, опираясь рукой на стол.
После такого и впрямь не оставалось ничего, только встать и попрощаться.
23. Горизонты врачевания
Уже в городе Себастьен спросил:
– Элоиза, что вы думаете об обеде?
– Об обеде? – вынырнула из полудрёмы Элоиза. – Не знаю. Наверное, обед – это хорошо.
– Вы не голодны? – удивился он. – Ничего же, можно сказать, сегодня не ели.
– Не заметила, – пожала она плечами. – Хорошо, пусть обед.
Себастьен скомандовал Марко везти их в «котов». Давно там не были.
У котов он отпустил машину, сказал, что позвонит, когда их нужно будет забрать. Балкон был свободен, он сделал заказ и дождался, пока официант спустится вниз.
– Скажите, сердце моё, это было необходимо?
– Что именно? – Элоиза даже проснулась.
– Эта поездка. Что вы хотели услышать от вашей грозной родственницы?
– Что-нибудь новое.
– Услышали?
– Увы, нет. Точнее, услышала, но вовсе не о том, о чём хотела.
– И стоило ради такого подниматься рано и ехать? Лучше бы поспали, вам было бы полезнее. Право, я не понимаю ваших семейных легенд про эту даму. Бабушка и бабушка.
– Это Терции она бабушка, а мне преподаватель.
– Та самая, которая чуть не выгнала из школы вашу Анну? И к которой вы ездите со всеми сомнительными вопросами?
– Если кто и знает много о нас, в смысле – о семье, так это она. Вижу, на вас Прима не произвела впечатления.
– Суровая бабушка, да и только.
– Верите, что эта суровая бабушка может вас пальцем перешибить?
– Нет.
– Зря. Может.
– Не уверен, что нужно проверять. Я бабушек не обижаю. Кстати, что там она говорила про какой-то сомнительный порошок?
– Она ткнула меня носом в мою ошибку и дала средство для её исправления.
– Это что же была за ошибка?
– Я тогда ударила вас слишком сильно. И следы есть до сих пор, я их не разглядела, а она – сразу. Вы думаете, почему так медленно восстанавливаетесь и быстро устаёте? А вот поэтому.
– А вовсе не из-за естественных причин, о которых говорил нам Бруно, – усмехнулся он с очень большим сомнением в голосе.
– Если не верите – спросите Доменику. Именно так – не видит ли она повреждений, недоступных человеческому глазу и обычному восприятию. Можете рассказать ей, как ездили в Санта-Магдалена.
– Которую из? – рассмеялся он. – Они у вас все Доменики.
– Что поделать, потому мы их и нумеруем. Я предполагаю, что Терция где-нибудь поблизости от Бруно. Но если вдруг вы где-нибудь встретите Секунду – она увидит едва ли не лучше. Если вас убедят – придёте, я разведу вам порошок.
– Точно, сказали же – из ваших рук. Из ваших рук любую отраву, конечно, но мне сомнительно, уж простите. Ни разу не видел, чтоб вас так вот грызли, а вы не сопротивлялись.
– Было время – сопротивлялась. Мы не общались лет пятнадцать никак. Сейчас я пытаюсь взять полезное и не цеплять другого.
– А про сон она вам вообще, на мой взгляд, ничего нового не сказала.
– Пусть так, – у Элоизы уже не было сил спорить и защищаться.
– У вас какие планы на остаток дня?
Обед незаметно для всех закончился, и Себастьен вызвал машину и подозвал официанта.
– Поспать, – пожала плечами Элоиза. – А у вас есть сейчас какие-нибудь дела?
– Есть, но я готов послать их все к чёрту.
– Не посылайте, пожалуйста. Мне нужно несколько часов в одиночестве. Это не про вас, это про меня.
Он нахмурился.
– Я помешаю?
– Кто угодно помешает. Позвоните мне вечером, хорошо?
– Как скажете, – пожал он плечами. – Вы уверены, что нужно звонить?
– Даже лучше не звонить, а просто приходить. Часам к восьми, например. К вечеру я буду более общительна, а вы поговорите с Доменикой. С какой-нибудь.
– Хорошо, пусть так, – он покачал головой.
Его телефон зазвонил, машина приехала, можно было отправляться домой.
Во дворце Себастьяно сначала наведался к себе. Очень хотелось спать, прямо как-то ненормально, давно уже такого не случалось. И слабость, какая-то совершенно непонятная слабость. Ни одно из двух данных ему объяснений – про возраст и про какой-то там особо изощрённый удар от Элоизы – ему не нравились.
Подумаешь, возраст. Ерунда это. Сорок три года – это не шестьдесят пять и не семьдесят восемь. Полгода назад руку ломал – заросло как по маслу. Ещё лучше, чем обычно зарастало.
А про Элоизу… ну да, пришлось несладко. Она приложила его очень качественно и очень эффективно. Эх, научиться бы самому так делать, было бы очень полезно при разговоре с такими вот, которые потом ножом тыкают, куда ни попадя. У него тогда не просто дыхание перехватило, а и в глазах потемнело, и как бы не сознание ушло на несколько секунд – боль была нешуточная. И что совсем хорошо – ни синяков, ни ссадин, вообще никаких следов! И если нет никаких следов, то ничего и не осталось, так ведь? Какие там могут быть последствия, глупости всё это.
Но почему тогда ни ноги, ни руки не ворочаются?
Заглянул Октавио, спросил, не принести ли обед или чего-нибудь ещё. Он навещал каждый день – пытался развлекать новостями из дворцовой жизни, рассказывал про учёбу в университете, которая недавно началась. Обронил как-то, что лежать больным в одиночку плохо. Видимо, исходя из собственного опыта. Другое дело, что впервые в жизни Себастьяно хотелось, чтобы его оставили в покое. Все, начиная с врачей и заканчивая его людьми. И кроме Элоизы. Её присутствие он перенёс бы в любых количествах, пусть она хоть молчит, хоть говорит без умолку. Но с Элоизой как-то сложно. То есть, в начале недели было никак, потом он вроде что-то поправил… а поправил ли?
Себастьяно с удивлением обнаружил, что в раздумьях провёл без малого два часа. Вот ещё, других дел нет, можно подумать! Нужно приводить себя в порядок.
Он взял телефон, нашёл нужный контакт. И когда на том конце ему ответил серебристый колокольчик, спросил – нельзя ли получить у донны Доменики приватную медицинскую консультацию. Да, если прямо сейчас – это идеально. Что она хочет к кофе? Десерт или что-то посущественней? Отлично, он ждёт.
Вот и Октавио пригодился – пусть тащит кофе
Доменика пришла через четверть часа. Улыбалась, смущалась, пряталась за чашку. Потом спросила:
– Монсеньор, о чём таком вы хотите спросить, что вам не скажет Бруно?
– Бруно не скажет, нет, он свою версию уже высказал. А потом я услышал ещё одну. Знаете, сегодня с утра мы с Элоизой ездили в ваш этот семейный монастырь, разговаривать с вашей родственницей.
– С бабушкой? – изумилась Доменика. – И что Эла хотела узнать у бабушки? Нет, я знаю, она к ней заниматься ездит, но сейчас ей должно быть не до занятий.
– Я, честно говоря, не понял, зачем Элоизе понадобилась ваша бабушка. Она, то есть Элоиза, рассказывала про сон – может быть, помните? Который приснился нам с ней один на двоих и плохо закончился.
– Она хотела услышать бабушкино толкование? Наверное, бабушка ей ничего нового не сказала.
– Так и есть. Но она сказала другое, и тут-то я как раз хочу посоветоваться с вами. Вы можете меня пристально осмотреть и поискать во мне какие-то неправильности именно с точки зрения ваших семейных дарований?
– Да, могу, – Доменика стала серьёзной и отставила чашку. – Дайте мне обе руки.
Затем она взяла его правую руку в свою правую, а левую – в левую. Закрыла глаза посидела так несколько секунд, потом поменяла свои руки местами. Потом ещё подержала его за голову, прошлась пальцами по шее – а пальцы-то прямо заледенели! – потом легко коснулась ещё некоторых точек. Опустила руки и выдохнула.
Он внимательно на неё посмотрел – не нужно ли спасать?
– Ещё кофе? Сладкого? Элоизе обычно нужно после подобных вещей.
– Нет. То есть, да, спасибо. Ещё кофе, – и вновь этот странный испытующий взгляд.
– Что вы увидели? Не томите, пожалуйста. Вы смотрите так, будто там что-то очень уж странное, – он наливал ей кофе, а сам поёжился – да что там такое, в самом деле?
– Скажите, вы что, по-крупному не сошлись во мнениях с моей бабушкой?
– Почему вы так решили?
– Потому, что вам сильно досталось. А из, как говорят Эла и мама, ныне живущих только она способна на столь серьёзные агрессивные действия. Это объясняет вашу слабость и плохой прогресс в заживлении раны. Знаете, Бруно даже собирался вскрыть вам снова брюшную полость и посмотреть – что там сшили Джанфранко и Эла, и не упустили ли чего, и не нужно ли переделать.
– Что? Ещё одна операция? – Себастьяно не верил своим ушам.
– Теперь нет, – она замотала головой. – Не нужно. Потому что всё стало понятно. Но расскажите, что же у вас вышло.
– Это не ваша бабушка, это Элоиза, – усмехнулся Себастьяно.
– Что? – теперь уже Доменика не верила тому, что слышала. – Эла? Но… разве она так умеет? И почему? Эла – последний человек на Земле, который вздумает причинить вам вред!
– Я тоже причинил ей в тот момент вред. Неслабый. Видимо, она ответила рефлекторно, от обиды и душевной боли. Потом так сказала, во всяком случае. И просила прощения.
– А вы простили? – усмехнулась Доменика.
– Конечно, – грустно усмехнулся он. – Я тоже был в тот момент идиотом. Это был очень некрасивый разговор.
– А… что сказала моя бабушка? Она не могла не заметить!
– Она и заметила, – кивнул он. – Очень ядовито прошлась по Элоизе и её умениям. Что-то там про то, как выглядит человек, не умеющий контролировать агрессию.
– О да, отсутствие самоконтроля – в её глазах страшнейший грех. Особенно для членов семьи. Особенно в плане хирургии и агрессии. Но я и не подозревала, что Эла так может. Вот, значит, чему она учится у бабушки! Ладно, бог с ними, и с Элой, и с бабушкой. Это нельзя так оставлять. То есть – нужно лечить. Само не пройдёт, слишком силён был удар. Бабушка ничего не сказала про лечение?
– Она дала Элоизе какой-то порошок и велела им меня собственноручно поить.
– Обязательно пить, – серьёзно сказала Доменика. – И обязательно – чтобы она сама готовила раствор. Это ускорит выправление, раз удар нанесла она. Всё верно.
– И после курса лечения всё станет, как обычно? – недоверчиво сощурился он.
– По крайней мере, вам станет легче. И ваша рана будет заживать, как то ей и положено. А не как сейчас. Скажите, вам нужно было подтверждение? Вы не поверили бабушке?
– Вроде того.
– А сейчас? Верите?
– Сейчас я морально готов пить то лекарство, – рассмеялся Себастьяно. – И увидел Элоизу с другой стороны. Понимаете, я же всегда был уверен, что я сильнее.
Доменика рассмеялась – тем самым серебряным колокольчиком.
– Вы можете взять её и унести, куда захотите. Когда ваш шов заживёт. Но если ей этого не захочется – она ответит. И вся ваша сила вам не поможет. Это так, только принять и жить дальше. Надеюсь, это знание не оказалось фатальным для вашего отношения к ней?
– В целом – нет, конечно, – он снова рассмеялся. – Но поворот непредсказуемый. И спасибо, что объяснили.
Когда Элоиза закрыла за собой дверь своего жилища, то в ней боролись две мысли – душ и спать. Спать хотелось неодолимо, но лечь в постель после встречи с Примой, не побывав под душем – было в этом что-то противоестественное.
Поэтому быстро душ, и потом спать.
Спала она часа три, без сновидений и каких-либо неудобств. А когда проснулась, то голова нашёптывала, что спать бы и дальше, а мысли уже забегали – как же, завтра понедельник, с утра на работу, а она не собрана. И через два с небольшим часа придёт Себастьен, она сама его позвала.
Но если он последует её совету и поговорит с Доменикой – а захочет ли он вообще с ней после такого разговаривать? Она не раз говорила, что опасна, но эта опасность ни разу ещё не стыковалась лично с ним.
Вот и поглядим. Поговорил или нет, и придёт потом – или нет. Всё и выяснится. Про их дальнейшую жизнь – тоже. Но вылечить его всё равно нужно, раз она дожила до того, что бьёт людей, да не просто людей, а очень значимых для неё людей. Никогда бы не подумала о себе такого.
Значит – встать, попросить кофе, и вперёд.
Когда Себастьен постучался к ней, она как раз выбралась из ванной с только что расчёсанными влажными волосами. Одежда на завтра висела на отдельных плечиках, и всё дополнительное к ней лежало рядом. Работа есть работа.
Он был бледен и как будто слаб. Она просто взяла его за руку и привела на диван в гостиной.
– Рассказывайте.
– О чём, сердце моё?
– Вы говорили с какой-нибудь Доменикой?
– Да, с самой младшей. Она подтвердила всё, сказанное днём её бабушкой.
– Я опасна, – вздохнула она. – Я предупреждала, вы не верили.
– Так и я тоже, – невесело усмехнулся он. – Если мы захотим уничтожить друг друга, никто другой нам не нужен. И ни у кого другого так качественно не получится.
– Вы готовы пить лекарство от Примы?
– Знаете, да. Донна Доменика убедила меня. Но сначала расскажите – а почему вы молчали до встречи с уважаемой старой дамой?
– Вы не поняли? Потому, что она права, а я бездарность и бестолочь. Каждый раз, когда я пользуюсь своей силой свыше какого-то предела, получается плохо. И я не сумела разглядеть остаточные явления, понимаете? Она увидела с первого взгляда. Терция, полагаю, тоже.
– Нет, ей пришлось некоторое время меня обследовать. До совсем заледеневших кончиков пальцев.
– Значит, в её жизни такие повреждения бывают нечасто. Конечно, для меня это урок, и теперь я знаю, куда смотреть, но я больше не отважусь, наверное.
– А вот это зря, – тут же отозвался он. – У вас в руках такое сокровище, а вы говорите – не отважитесь! Возможно, вам просто нужно немного практики – в нанесении ударов и в последующем лечении, если вдруг понадобится? В калибровке силы удара, если я могу так выразиться. Понимаете, это же хоть с чем так. Драться руками тоже получается не с первого раза. Нужно побить некоторое количество других людей и не раз быть побитым самому. На ком вы тренировались?
– Так на ней же. На Приме.
– Что? На этом божьем одуванчике?
– Не верите, да? Ну и зря, – фыркнула Элоиза.
– Хочу посмотреть на ваши тренировки. Мне очень любопытно. Я увидел вас сегодня совсем другими глазами.
– Что же вы увидели?
– Очень серьёзного противника, если вдруг что. Я понимаю, что вы в каком-нибудь сложном случае сможете и себя защитить, и ещё кого-нибудь, но – только если отточите ваш дар до совершенства. Мне кажется, вам нужно это сделать. Наш мир не такой уж и безопасный, чтобы можно было пренебрегать такими возможностями. Поэтому в моих глазах вы не бездарность и не бестолочь, а совсем наоборот.
Она помолчала немного.
– Неожиданно.
– Для меня тоже, поверьте. Скажите, то лекарство – для него же нужен кипяток? Нужно послать кого-нибудь на кухню?
– Пошлите кого-нибудь за ужином. У меня где-то тут – не поверите – есть чайник. Небольшой, где-то на пол-литра, но нам хватит.
– У вас? Чайник? – это удивило его даже больше всего остального.
– Да, мы с Анной как-то вечером пили здесь чай, и чтобы не бегать каждый раз на кухню, она принесла этот самый чайник, – Элоиза открыла дверцу шкафа и достала с полки электрический чайник, заварочный чайник из прозрачного стекла, три жестяных банки и две чашки с блюдцами.
– Ничего себе, – восхитился Себастьен. – А что в банках? Помнится мне, заветный порошок был в пакетике.
– Да, с него мы и начнём, – кивнула Элоиза.
Налила в чайник воды и включила его, принесла из гардеробной пакетик, отмерила требуемое количество и бросила в чашку. Когда вода закипела, пришлось подождать, пока немного остынет, за это время как раз попросили ужин и его даже принесли.
Раствор получился ярко-красного цвета.
– Ух ты, – восхитился Себастьен. – Из чего это, не знаете?
– Нет, – покачала она головой. – Наверное, надо бы знать. Но я нерадивая ученица, так что увы.
– Ну куда там, нерадивая! Кому-нибудь другому расскажите.
– А на вкус как, кстати?
– Кисло. Но терпимо. Что вы собираетесь делать? Тоже лечиться? – он увидел, что она заново включила чайник.
– Хочу заварить чай. Есть чёрный и зелёный. И тот и другой – достаточно приличны, их привозит Полине Валентин, а она делится со мной. Зелёный сам по себе, к чёрному есть нетипичные растительные добавки.
– Это как?
– Ну, листочки, цветочки. От растений, которые встречаются далеко в сибирской тайге, причём ещё и высоко в горах. Я только однажды видела, как это всё растёт и цветёт. И то не всё, только часть, – Элоиза открыла банку с растительной смесью и дала ему посмотреть и понюхать.
– Запах изумительный. А что в других банках?
– Просто чай, – она показала чёрный листовой чай и зелёный, который был скручен в шарики.
– А почему такая, гм, странная форма?
– Потому что в кипятке они раскрываются и получаются такие не то цветы, не то морские звёзды.
– И это, говорите, чай?
– Именно. Зелёный.
– Тогда давайте звёзды.
– Хорошо. От некоторых лесных травок некоторые люди потом не могут заснуть. На меня, правда, не действует, я просто пью, и всё. Когда помню, конечно.
– Договорились. Заваривайте ваши звёзды и посмотрим, что это будет.
После ужина разговор уже не клеился – все хотели спать.
– Себастьен, вы предпочитаете спать здесь или у себя?
– Здесь, сердце моё. Правда, мне очень неловко, но сейчас я способен только спать.
– Ступайте, – она кивнула на спальню. – Устраивайтесь и спите. Я приду.
– Как так?
– Нормально. Мне просто нужно кое-что сделать, я не всё успела до вашего прихода. Могу посидеть рядом и подержать за руку, а всё остальное уже потом, когда уснёте.
– Годится, сердце моё, – на поцеловаться всё-таки хватило обоих.