Текст книги "Дом (ЛП)"

Автор книги: С. Тилли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 25 страниц)

Доминик здесь; он не оставил меня.

Но сколько бы раз я себе это ни говорил, я не могу избавиться от отвратительного беспокойства о том, что, возможно, он это сделал.

Я спотыкаюсь и делаю еще несколько шагов.

А что, если он меня бросит?

Часть моего мозга знает, что я в порядке. Часть, которая знает, что это просто реакция на травму. Еще дерьмо, мне нужна еще терапия.

Но другая часть моего мозга сейчас всем управляет. И эта часть развивается по спирали.

Я делаю еще один прерывистый вдох.

Я больше не вижу лиц вокруг себя. Мое зрение слишком размыто.

Если бы это были люди, которых я знал, они бы что-нибудь сказали. Они бы поймали Дома.

Но даже среди всех этих людей меня никто не узнает.

А что, если все уйдут?

Я замечаю впереди просвет в толпе и проталкиваюсь сквозь него.

Я продолжаю идти, не оборачиваясь, пока не нахожу край рынка.

Меня никто не остановит.

Никто не зовет меня по имени.

Я пробираюсь сквозь последний поток людей и нахожу свободную скамейку снаружи последнего прохода. Я медленно опускаюсь на нее, потому что мое колено начинает болеть. Как только я сажусь, я кладу сумочку на колени, затем – осторожно, чтобы не задеть травмированные ладони – достаю из пакета только что купленную миску.

Когда я упал, я почувствовал, как миска разбилась между моим локтем и землей, и мне нужно проверить, не разбил ли я ее.

Сняв бумагу, я игнорирую боль в локте и прикусываю губу. Сильно. Потому что верхний край чаши отколот – кусок блестящей краски отсутствует, обнажая неровный полумесяц тусклости.

Я провожу пальцем по этому месту, и слеза капает с моей щеки и падает на изогнутую поверхность миски.

Это всего лишь мгновение.

Я буду счастлив в другой момент.

Я стараюсь следовать трём правилам, которым меня научил мой психотерапевт.

Я пытаюсь искать три вещи. Я пытаюсь слышать три вещи. Я пытаюсь сосредоточиться на трех вещах в моем теле.

Но все, что я вижу, – это сломанные части.

Потому что в Рождество все ломается.

ГЛАВА 61

Вэл

«Ангел», – мягкий голос Доминика касается меня за мгновение до того, как его руки ложатся на мои икры.

Он присел передо мной на корточки, так что наши глаза оказались на одном уровне.

Я шмыгаю носом, прежде чем поднять на него глаза. «Привет».

Дом поднимает руку и проводит большим пальцем по моей щеке. «Что случилось?»

«Меня разлучили», – снова шмыгаю носом.

«Не плачь, Валентина», – он смахивает еще одну слезу.

Я шевелюсь, и у меня на коленях что-то хрустит. «Я разбила миску».

Он смотрит вниз и замечает тарелку, которую я все еще держу.

«Мы это исправим». Дом поднимает руки и кладет их поверх моих, так что мы держим миску вместе. Но такое положение прижимает мои ладони к дереву и заставляет меня вздрагивать.

Доминик так быстро отдергивает руки, что кажется, будто я его обожгла.

«Извините». Я извиняюсь, хотя знаю, что не должна. Но мне не нравится заставлять его чувствовать себя плохо.

Он берет миску из моих рук и ставит ее на скамейку рядом со мной. Затем он нежно хватает мои запястья и поворачивает мои руки ладонями вверх, открывая злые царапины и пару пятен крови.

«Кто это сделал?» Голос Доминика такой ровный. Он звучит так сдержанно.

Но я так не думаю.

"Никто."

«Валентин». Он отпускает одну руку, чтобы схватить меня за подбородок, заставляя посмотреть на него. «Кто тебя трогал?»

Я пытаюсь покачать головой, но не могу, он держит меня. «Это не было…»

Доминик наклоняется ко мне, и его глаза выдают фальшь его внешнего спокойствия. «Если кто-то причинит тебе боль, я убью его. Не пытайся остановить меня».

Его слова обвивают меня, сжимая и вытесняя остатки моей затянувшейся паники.

«Я упала», – шепчу я.

Он придвигается ближе. Его живот упирается в мои колени, и моя нога слегка дергается.

Доминик тут же отстраняется, его руки скользят к моим бедрам, и он смотрит на дыру в моих джинсах на правом колене.

«Вас кто-то толкнул?»

«Нет», – прошептал другой. «Я споткнулся о коляску».

Он снова смотрит на меня, стараясь не задеть мое колено. «Ты в порядке?»

Я киваю. Еще несколько слезинок вырываются из глаз от его нежного тона.

«Почему ты плачешь, жена?» Он скользит руками по моим ногам, пока не хватает меня под курткой, держа за бедра.

«Я…» Я опускаю глаза на колени. «Я думала, может, ты меня бросила».

«Оставил тебя?»

Я прижимаю кончики пальцев к бедрам, желая, чтобы у меня было что-то, за что можно было бы держаться.

«Я думала…» Я останавливаюсь, чтобы перевести дух. «Я покупала эту миску» – я указываю на нее – «пока твоя мама пошла за крендельком, но когда я попыталась найти ее потом, она исчезла. А потом я не смогла ее найти. И я попыталась найти тебя». Мой голос срывается, и я чувствую себя такой глупой, но ничего не могу с собой поделать. «Ты сказала, что здесь так много твоих людей, но я никого не заметила». Его большие пальцы скользят по моим бедрам. «Я думала, ты меня бросила».

«Ангел». Дом придвигается ближе, осторожно отводя мое больное колено в сторону. «Я не собираюсь тебя оставлять».

Я едва заметно пожимаю плечами. «Я знаю».

«Валентин». Он ждет, когда мой взгляд встретится с его. «Я бы выбрал тебя. Ты же знаешь это, да?»

Я кручу головой из стороны в сторону, не понимая его.

Дом обхватывает мою щеку своей теплой ладонью. «Если бы не было Альянса – никогда не было – я бы все равно выбрал тебя».

Эти слова…

Мои глаза закрываются, затем открываются, а он все еще там. Все еще передо мной.

«Ты заставляешь меня чувствовать себя особенной», – говорю я ему, и мой голос так полон эмоций, что он льется между нами.

ГЛАВА 62

Дом

Я встаю, подхватываю Валентину на руки и сажусь на скамейку, где она только что была.

«Ты должна была мне сказать», – говорю я, прижавшись губами к ее мягкой шляпе. «Нам не нужно было сюда приходить. Ты должна была мне сказать».

«Я хочу любить Рождество». Ее слова звучат так тихо, что я прижимаю ее к себе еще крепче.

Моя жена… Сколько дерьма она пережила. Совершенно одна.

«Ты никогда не будешь одна, Энджел. Ни в праздники. Никогда», – клянусь я ей.

«Я в порядке», – говорит она, положив голову мне на грудь.

«Мы починим миску», – обещаю я.

"Все нормально."

Я достаю из кармана пару грязных белых варежек и протягиваю ей. «А эти мы почистим».

Она поднимает руки, чтобы взять их, и я не уверен, поняла ли она вообще, что уронила их.

Когда я нашел ее варежки на гравии, моим первым побуждением было сжечь весь рынок дотла. Но потом я заметил ее, белизна ее шляпы манила меня.

Это моя вина.

Это все моя вина.

Я не осознавал, что оставил у себя ее телефон, пока не стало слишком поздно.

Я не сам составил даты ее истории. Мне следовало бы. Ее девятнадцатый день рождения. Ждать, пока закончатся занятия, чтобы навестить ее. Мне следовало бы догадаться. И я должен был знать, что ее сука-мать выберет чертово Рождество.

Мне следовало поступить лучше.

Я должен Валентину больше.

Вэл пытается сесть, но я прижимаю ее к себе.

«Я действительно в порядке». Она нежно кладет мне на грудь руку в варежке. «Это была просто глупая паническая атака».

«В этом нет ничего глупого». Я целую ее в макушку. «Я сделаю лучше».

«Нет, Дом, это не то, что ты сделал».

«Я сделаю лучше», – снова говорю я ей. «И мы создадим свои собственные традиции».

Я чувствую, как она выдыхает. «Хорошо».

«Э-э, босс», – врывается в наше пространство мужской голос.

Я поднимаю голову и вижу Бена, стоящего в нескольких футах от нас. «Что?»

Его глаза не опускаются ниже моих, чтобы убедиться, что он не смотрит на мою жену. Молодец. «У нас есть место».

Я сажусь прямее. «Местный?»

Он кивает. «Роб готовит машины. Сказал мне приехать за тобой».

Вэл прижимается к моей груди, чтобы я села, и я наконец позволяю ей это сделать.

«Я сейчас приду», – говорю я Бену, отпуская его.

Ее глаза полны беспокойства, когда она моргает, глядя на меня. «Плохие парни?»

Господи, эта женщина.

Уголки моих губ дернулись. «Да, Шорти. Мне нужно пойти и поймать плохих парней». Она сказала это так, как будто я не плохой парень. Но я не идиот, так что я не собираюсь напоминать ей, что я тоже один из них. «Я прикажу группе своих людей отвезти тебя домой. Те же правила, что и всегда». Я знаю, что ей не нужно напоминание, но я все равно хочу это сказать.

«Хорошо», – соглашается Вэл, и когда я отпускаю руки, она слезает с моих колен.

Я осторожно беру ее за руку, и мы идем по краю рынка к ряду ожидающих меня автомобилей.

Подведя ее к середине трех внедорожников, я разворачиваю ее лицом к себе. «Пожилой мужчина с женой будут ждать тебя в коридоре возле квартиры. Он мой врач, и он осмотрит твои руки, колено и все остальные части тела, которые у тебя повреждены». Она открывает рот, но я качаю головой. «Это происходит. И я доверяю ему, но его жена тоже будет в комнате с тобой. Никогда не оставайся наедине с мужчиной, кроме меня». Я нежно обхватываю ее лицо руками. «Они не переживут моей ревности».

«Я не пойду». Она бросает взгляд через мое плечо на десятки мужчин, собравшихся вокруг нас. «Ты вернешься домой?»

Дом.

«Да, Ангел, я вернусь домой». Я целую кончик ее носа. «А теперь будь моей хорошей женой и садись в машину».

Она удивляет меня, схватив за лацканы моего пиджака и притянув меня к себе, приподнимается на цыпочки и прижимается губами к моим.

Я закрыл глаза на секунду, впитывая ее сущность, прежде чем отстраниться. «Хорошая жена, действительно».

Валентина прикусывает губу, затем забирается на заднее сиденье.

Я жду, пока она пристегнется, затем закрываю дверь.

Водитель начинает проходить мимо меня, но я хватаю его за воротник и тяну так, чтобы мы оказались лицом к лицу. «Если на ней будет хоть царапина, ты заплатишь жизнью».

Он кивает. «Да, босс».

Я отпустил его. «Когда она будет в безопасности, удвойте обычную команду охраны. У нас не было никаких зацепок по этим парням в течение нескольких недель. Если это подстава, я хочу, чтобы вы были готовы».

Он снова кивает, затем подходит к водительской двери и садится в машину.

* * *

Дом находится в паршивой части паршивого пригорода и выглядит точь-в-точь как ночлежка.

Соседи в таком месте занимаются своими делами. Что просто идеально, потому что мы собираемся заняться делом.

На подъездной дорожке машин нет, но один из моих людей проверил отдельно стоящий гараж, и находящийся внутри автомобиль соответствует тому, который мы ищем.

Все дворы окружены высокими, но шаткими заборами, поэтому моим ребятам не составило большого труда бесшумно убрать несколько досок, позволив нам пройти на нужный задний двор.

Я оставил куртку в машине – для ловкости – но времени переодеться в тактическое снаряжение не было. Поэтому я иду по колено в сухой траве в своем гребаном костюме.

Но нам не нужна тактика, потому что нас двадцать, а их всего двое.

Двадцать – это перебор, но половина из них останется снаружи в качестве подкрепления и прикрытия. А те десять из нас, кто войдет, отколются, половина через переднюю дверь, половина через заднюю.

Наша вторая лучшая отмычка идет вперед, а я подхожу сзади.

Прошло некоторое время с тех пор, как я использовал этот навык, но никто не делает это лучше. И за считанные секунды я отодвигаю засов.

Соблюдая радиомолчание, мужчины, окружающие дом, подают друг другу сигналы, когда обе двери открыты.

И мы входим как один.

Адреналин и гнев вспыхивают в моей системе. И я вдыхаю это, наполняя легкие силой, которую я чувствую, как первый человек, вошедший в дверь.

Наши пистолеты наготове, глушители надеты – наша цель – сохранить молчание.

Задняя дверь открывается на кухню. Она маленькая. Свет выключен, но из гостиной справа от меня исходит свет, и этого достаточно, чтобы показать мне, что мужчине здесь негде спрятаться.

Телевизор включен, идет футбольный матч, и шума достаточно, чтобы заглушить тихие звуки, которые издают наши ботинки по линолеуму. Но входная дверь ведет прямо в гостиную, поэтому моя пятерка поворачивает в другую сторону, по короткому коридору, позволяя передней бригаде позаботиться о человеке в гостиной.

До нас долетает половина крика, но он приглушён, прежде чем доходит до конца. А когда игра идёт, это звучит так, будто кто-то кричит в телевизор, а не как кто-то, кого хватают пятеро мужчин в чёрном.

Есть две открытые двери – за ними темные спальни – и одна закрытая дверь, через щель между полом и нижней частью дешевой двери проникает свет и пар.

Мой рот растягивается в усмешке.

Он в душе.

Я перекладываю пистолет в левую руку, а правую засовываю в карман.

Продев пальцы в идеально подходящие по размеру отверстия, я вставляю кастет на место.

Прошло слишком много времени.

Стараясь не задеть металлом дверную ручку, я медленно поворачиваю ручку и еще медленнее открываю дверь, не издавая ни звука.

Двое из моих людей отвлекаются, чтобы проверить спальни, а еще один остается в коридоре, но Роб следует за мной в крошечную ванную комнату.

Душевая кабинка маленькая. Угловая кабинка с волнистой желтоватой дверью из искусственного стекла.

Идеальный.

Мой кулак сжимается, я крепче сжимаю толстый черный металл.

И затем я двигаюсь.

В два шага я у душа. Человек за мутной дверью поворачивается, вставая спиной к струям, и он видит меня, видит движение.

Но уже слишком поздно.

Используя инерцию, я бью кулаком по тонкой двери, разбрасывая осколки пластика во все стороны.

Я продолжаю наносить удары, поворачивая тело вместе с ними, пока мои укрепленные костяшки пальцев не встречаются с грудью мужчины.

Мое движение вперед замедлила дверь, поэтому я не бью его со всей силы, но этого достаточно, чтобы оглушить его и вывести из боя еще до его начала.

Роб просовывает руку мимо меня в душ и дергает цель вперед за руку, заставляя голого мужчину спотыкаться и протискиваться через сломанный дверной проем.

Парень из душа все еще пытается отдышаться после удара в солнечное сплетение, поэтому он не кричит, но пытается ударить Роба.

Только я сейчас за его спиной. И открытой рукой я отталкиваю его голову в сторону. Сильно. В зеркальный шкафчик для лекарств.

Все рушится, осколки стекла врезаются ему в лицо.

Он кричит сейчас. Но уже слишком поздно. Никто не придет, чтобы спасти его.

ГЛАВА 63

Вэл

Я позволяю пару кружиться вокруг меня, стоя под мощными струями душа, смывая недавние чувства и надеясь, что с Домиником все в порядке.

ГЛАВА 64

Дом

Сжав правую руку в кулак, я постукиваю нижней стороной обручального кольца по приподнятому металлу.

Металлический звон отмечает мое приближение, когда я делаю последний шаг в подвал этого паршивого дома.

Он незакончен. Просто голый бетонный пол с пустыми полками вдоль одной стороны комнаты. И, как и район, он идеально подходит для наших нужд.

Я медленно иду к мужчине из душа.

Я останавливаюсь в двух футах от него. «Кто тебя послал?»

Мужчина запрокидывает голову назад, словно пытаясь плюнуть в меня, но рука на его шее крепче сжимает ее.

Трудно плеваться, когда не можешь дышать.

Вместо того чтобы иметь дело с веревками, клейкой лентой и тому подобным, мы просто используем рабочую силу.

Один из моих парней стоит позади пленника, его рука на шее мужчины, а другая на затылке мужчины. Самый быстрый способ усмирить пленника, если это необходимо. Затем у меня есть еще двое мужчин, по одному с каждой стороны пленника. Их руки сцеплены вокруг локтей мужчины, обездвиживая его руки, а их ноги находятся по обе стороны от его, удерживая мужчину именно там, где мы его поставили.

Я поворачиваю голову, чтобы посмотреть на мужчину из гостиной, еще трое моих людей держат его таким же образом.

Роб позади меня, и еще двое парней по бокам от подножия лестницы. Никто не выйдет из этого подвала, если я сам этого не захочу.

Я провожу языком по зубам, размышляя, стоит ли начать с парня из гостиной, но решаю остановиться на парне из душа.

Ни один из них не выглядит как следует. Но наемные убийцы редко это делают. Просто несколько обычных белых парней с каштановыми волосами. Никакой различимой этнической принадлежности. Невзрачная одежда.

И к счастью, один из парней схватил откуда-то шорты и заставил душевого надеть их, чтобы нам не пришлось пялиться на его член во время всего допроса.

Я развел плечами. «Ты расскажешь нам, кто тебя нанял. А потом ты умрешь. Неизвестно только, насколько это будет больно. И это зависит только от тебя».

Рука на его шее ослабевает настолько, что он может говорить.

Мужчина несколько раз ахнул, переводя дыхание. И я ему это разрешаю.

На мгновение.

«Кто тебя послал? Какая миссия?»

Он пытается улыбнуться, но порезы на щеке мешают это сделать. «Ты – наша миссия, крутой парень».

Я наклоняю голову. «Ну, вот я и здесь. Хотя я не думаю, что это действительно момент выполнения миссии для тебя».

Он пожимает плечами. «Может и нет. Но мы же взяли с собой нескольких из вас. Разве не так?»

Мой пистолет снова в кобуре, поэтому я использую свободную левую руку, чтобы ударить его по лицу.

Пощечина – это и больно, и унизительно. И чертовски приятно для меня.

«Тебе придется за многое заплатить. И мы до этого доберемся. Но я хочу знать, кто тебя послал». Мой голос ровный, почти дружелюбный. Но это ложь. Потому что даже если он не нажимал на курок, он в этом замешан. И он умрет за это.

Он смотрит на меня, злясь из-за того, что его поймали, и изо всех сил стараясь не бояться смерти.

«Зачем ты здесь? Ты наемник?» Я знаю, что он здесь. Я просто хочу, чтобы он мне сказал.

Он пытается пожать плечами. «Если я скажу, что мне заплатили за это, ты меня отпустишь?»

Я качаю головой. «Просто хочу узнать, сколько информации у тебя в черепушке. А наемным работникам обычно не так уж много есть, что выплеснуть».

«Да, ну, я делаю то, что должен. Не все из нас могут просто жениться на какой-то жирной стерве и стать частью Альянса».

Какая-то жирная сука.

Мои пальцы сжимают кастет, и мысли о моей прекрасной Валентине наполняются мыслями.

И этот человек… Этот человек здесь, его миссия – убить близких мне людей, и он только что упомянул мою жену.

Мой ангел.

Красный цвет застилает мне глаза.

«Отпусти его», – приказываю я.

И они это делают.

Внезапно трое моих людей отпускают мужчину и отступают.

Я жду. Половину удара сердца, я жду.

Затем мужчина бросается на меня. Но я встречаю его на полпути.

Моя левая рука отражает его резкий удар, а я поворачиваю бедра и переношу вес на правый кулак, который касается его бока.

Его ребра сгибаются под ударом.

Мужчина в форме, но я сильнее и вешу больше. Так что когда мы спускаемся, я сверху.

Его спина ударяется о твердый пол, оглушая его.

Я поднимаюсь на четвереньки, как будто ползаю по нему. Моя левая рука опирается на бетон рядом с его головой, поддерживая мой вес, а мои колени находятся по обе стороны от его бедер, а моя правая рука отведена назад.

У него достаточно времени, чтобы широко раскрыть глаза и начать поднимать руки для защиты, прежде чем мой покрытый металлом кулак врезается ему в грудь, попадая туда, где сходятся ребра и грудина, прямо над сердцем.

Человек без имени хрюкает и пытается меня ударить.

Но я ударил его снова, мой кулак ударил его в грудь.

И я ударил его снова.

Шок от столкновения отдается эхом в моей руке. Но все, что я чувствую, это гнев.

Ярость.

Я бью его снова.

Ярость.

Он пытается меня оттолкнуть. Но я бью кулаком в ответ, прямо в то же самое место.

Щупальце паники ползет по моему позвоночнику. Потому что этот человек знает о моей жене. Он знает о моем Валентине.

И никто никогда ее не тронет.

Я выгибаю плечо назад и со всей силы опускаю кулак, чувствуя первый треск.

Необузданное насилие поглощает меня. И я бью его.

Снова и снова я бью костяшками пальцев по его сердцу, наслаждаясь хрустом, который доносится до моих ушей.

Его колени бьют меня по спине. Он мечется. Он пытается остановить меня.

Но он не может. Не будет. Потому что ему осталось сделать два удара до последнего вздоха.

Я позволил страху неудачи подстегнуть мой следующий удар, и его ребра наконец-то оторвались от грудины.

Я не смотрю никуда больше. Я просто смотрю на человека подо мной.

Затем я поднимаю кулак в последний раз. И я думаю о моем милом Ангеле, думаю о своей потребности защитить ее, когда я бью его еще раз – так сильно, как только могу.

Отдача мгновенная.

Ребра больше не соединены с центром его груди, они сгибаются от удара. Зазубренный край, где они отрываются от его грудины, заставляет кожу, натянутую поперек, разрываться. Но я продолжаю толкать. Я продолжаю пихать свой кулак ему в грудь. Не останавливаясь, пока острые края его ребер не пронзают насосный орган ниже.

Тяжело дыша, я убираю кулак и откидываюсь назад, пока не оказываюсь на коленях над его трупом.

Я всегда задавался вопросом, смогу ли я это сделать.

Я наклоняю голову набок и наблюдаю, как темно-красная артериальная кровь скапливается в расщелине над его сердцем, и орган сжимается в последний раз.

Тишину прорезает звук рвоты.

Некоторые из мужчин издают звуки неодобрения, оттаскивая второго мужчину на шаг назад от его извергнутого ужина, разбросанного по полу.

Я вздыхаю и, положив руку ниже заполненной кровью раны, отталкиваюсь от трупа.

Я сжимаю и разжимаю кулак вокруг грязных кастетов, разжимая пальцы, и подхожу к Парню из Гостиной. «Полагаю, ты тот, кто будет говорить».