Текст книги "Дом (ЛП)"

Автор книги: С. Тилли

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 25 страниц)

ГЛАВА 52

Вэл

Я готовлюсь ко сну так долго, как могу. Но когда больше не могу ждать, выключаю свет в ванной и иду в спальню.

Наша спальня.

Я знаю, что Доминик спросит меня о сегодняшнем вечере – почему я отреагировала именно так.

И я ему скажу.

Потому что мне надоело притворяться, что я не хочу здесь оставаться. Что я не хочу оставаться с ним.

И я знаю, что то, что он сделал, нехорошо. И я знаю, что то, как он это сделал, было дерьмово. Но чем больше я встречаюсь с его семьей, тем больше я это принимаю.

Я бы сделал все, чтобы защитить его маму, а ведь мы встретились только сегодня вечером.

Так что если мы собираемся это сделать, мне нужно, чтобы он знал правду о моей семье. Всю правду.

И есть часть меня, которая в ужасе. Потому что что будет, когда я объясню ему, что я не так уж близок с Кингом?

Пожалеет ли он, что выбрал меня в качестве опоры?

ГЛАВА 53

Дом

Потолочный свет все еще включен, поэтому я наблюдаю, как Вэл ходит вокруг кровати, и замечаю ее толстые спортивные штаны и мою толстовку с надписью «Yale».

Я начинаю понимать, что это ее удобная одежда, и как бы мне ни хотелось, чтобы она ей не понадобилась, я не могу не гордиться тем, что она является частью моего гардероба.

Вместо того чтобы лежать на боку, как она делает, когда собирается заснуть, она ложится на спину.

Я переворачиваюсь на бок, глядя ей в профиль.

Ее глаза открыты, но она смотрит в пустоту.

Что-то внутри меня переворачивается, и я придвигаюсь ближе, пока ее плечо не упирается мне в грудь.

«Хочешь рассказать мне?» – тихо спрашиваю я.

Она закусывает губу, но кивает головой. «Это много».

«У нас есть время».

Вэл натягивает одеяло до подбородка, и я просовываю руку под одеяло. Она напрягается только на мгновение, когда я кладу руку ей на живот. Она такая мягкая. Я хочу прикасаться к ней всегда.

«Я… Я начну с самого начала».

Я киваю в подушку. «Я хочу знать о тебе все, Валентина».

Я наблюдаю, как работает ее горло.

Она открывает и закрывает рот. «Подожди». Она отстраняется от меня, протягивая руку, чтобы выключить потолочный свет.

Городской свет все еще распространяется, но вокруг нас сгущается тьма.

Вэл откидывается назад, и я возвращаю руку на место, чувствуя, как ее тело поднимается и опускается в такт дыханию.

«Я не знаю, насколько много ты знаешь из своего, гм, исследования», – выдыхает она. «Так что можешь сказать мне, чтобы я пропускала всякое».

«Я не хочу говорить о проверке твоей биографии, которую я провела», – признаюсь я, зная, что мне нужно что-то ей дать в обмен на то, что она собирается дать мне. «Я знаю, что у тебя другая мама, чем у Кинг и Эспен. И что ты выросла в другом доме. Но я хочу знать, как это возможно, что у тебя никогда не было дня рождения».

Одеяла сдвигаются, и одна из ее рук начинает ложиться поверх моей на ее животе, но я немного приподнимаю руку, и она просовывает свою руку под нее, зажимая ее между моей ладонью и своим телом.

Я сжимаю ее пальцы в своих.

Она долго молчит. И я даю ей время.

«Я действительно любила своего папу». Она делает еще один глубокий вдох. «Он приносил мне подарки на мой день рождения. Это всегда были замечательные детские подарки. Игрушки, мягкие игрушки… И было несколько раз, когда он приносил кексы. Но вечеринок никогда не было. Моя мама… отстой. Она только притворялась доброй, когда рядом был мой папа. Когда его не было…» Я чувствую, как она пожимает плечами. «Она была злой».

Ее мать была с ней зла?

Ярость начинает закрадываться на край моего зрения. Моя мама – моя опора. Она всегда была рядом со мной. Во всем. Представить, каково расти в мире, где она была жестока со мной… Я не могу.

«Она причинила тебе боль?» – спрашиваю я как можно спокойнее.

Валентин снова пожимает плечами. «Ничего плохого».

Я сжимаю ее пальцы. Это ужасный ответ.

«Она любила щипаться, – говорит мне Вэл. – Но она гораздо точнее обращалась со словами».

«Ангел…» Я даже не знаю, что сказать.

«Когда мне было восемь, я нашла книгу о беременности и родах. Она была очень простой. Детская книга с иллюстрациями. Но в ней говорилось о том, что ребенку нужно девять месяцев в животе матери, прежде чем он сможет выйти наружу. Мне всегда говорили, что я – ребенок Дня святого Валентина, в честь которого меня и назвали, поэтому я сняла календарь со стены и отсчитала дни от своего дня рождения. И когда они не совпали, я совершила ошибку, спросив об этом маму». Она презрительно смеется. «Она сказала мне, что я глупая и не знаю, о чем говорю».

Вэл кладет свою вторую руку поверх моей, зажимая мою руку между своими.

«Я был глупым ребенком. Потому что я всегда верил ей. Я верил ей, когда она сказала мне, что я поздно вышел, а не что она забеременела позже в феврале, потому что она не была с моим отцом в День святого Валентина. Потому что он, вероятно, был со своей настоящей женой. И я верил ей, когда она сказала мне, что мой отец слишком занят и слишком важен, чтобы жить дома с нами. Я не знал, что видеть своего отца всего шесть раз в год – это ненормально».

«Ты не был глупым».

Она сжимает свои пальцы вокруг моих. «Первые похороны, на которых я присутствовала, были похороны моего отца. Мне было девять. И я не могла понять, почему мы должны сидеть сзади». Она сглатывает. «Дом, я была так смущена».

Я подхожу еще ближе.

«Там было так много людей. Это было похоже на…» Она шмыгает носом. «Это было похоже на похороны твоего кузена. Очень мило. Много людей. Но моя мама… Я так плакала, когда она сказала мне, что он умер, но она только злилась из-за этого. Я ни разу не видела, чтобы она плакала из-за него, и чем больше я плакала, тем злее она становилась. Я помню, как она ущипнула меня во время службы. Злилась, что я была такой эмоциональной».

«Блядь», – шепчу я, желая обнять девочку Валентайн и защитить ее.

«Это было до того, как священник упомянул, что у моего отца остались жена и дети, которых он назвал по имени».

«Блядь», – на этот раз звучит громче.

«Довольно много». Она вздыхает. «Это разбило мое маленькое сердечко. Потому что он был единственным человеком, который когда-либо говорил мне, что любит меня. И… это была ложь».

«Он, может, и был изменщиком и мудаком, но он не мог не любить тебя», – говорю я искренне, прежде чем осознаю, насколько правдивы эти слова.

Кто бы не любил эту женщину?

Ее живот дрожит от прерывистого дыхания. «Когда служба закончилась, и семья вышла первой, мама Кинга посмотрела на меня так, будто я была худшим, что она когда-либо видела. Я даже не могу ее винить сейчас, но в то время… Это было ужасно. Мне стало очень плохо. И у Аспен было такое же выражение лица».

«Это не твоя чертова вина», – выдавливаю я из себя.

«Я знаю. Но я был живым доказательством».

«А как же Кинг? Ты сказал, что тебе девять. Он ведь на двадцать лет старше, да? Он бы наверняка не стал обвинять ребенка в неверности отца».

«У меня не хватило смелости посмотреть, как он проходит мимо».

Не хватило смелости. Как будто каждое ее предложение отрывает кусочек моей души.

Я сосредотачиваюсь на ее руках вокруг моих. «Что случилось потом? Как вы сблизились с ними?»

«Я не такая», – шепчет она, сжимая мои пальцы крепче. «После похорон маме стало хуже. Она употребляла наркотики. Разные наркотики. Разных людей. Все, что она могла использовать, чтобы притворяться, что жизнь не настоящая. Мы много переезжали с одной квартиры на другую, но когда мне исполнилось пятнадцать, Кинг появился у нашей входной двери».

«Это был первый раз, когда вы его увидели после похорон?»

«Да», – подтверждает Вэл. «И он был там, чтобы сказать мне, что мой отец оставил меня в своем завещании. И что я буду посещать частную среднюю школу, и что все это оплачено».

«Это не поступки человека, которому все равно», – тихо говорю я ей, ненавидя ее за то, что она думает, что никто из родителей ее не любил.

«Ты, наверное, прав», – признает она без убеждения, и мне приходится задуматься, насколько пугающим был бы тридцатипятилетний король Васс для пятнадцатилетнего Валентина. «Но это только ухудшило мою жизнь. Потому что моя мама возненавидела меня еще больше».

«Как?» Я серьезно не могу понять эту суку.

«Потому что моя мама забеременела от меня, думая, что она будет обеспечена на всю жизнь. И она вроде как была. Он платил за нее за квартиру и давал ей карманные деньги на еду и прочее всю мою жизнь. Пока он не умер, и деньги не иссякли, а моей маме все еще приходилось кормить еще один жадный рот». То, как она произносит последнюю строчку, говорит мне, что она уже слышала это раньше. «Поэтому, когда Кинг пришел, чтобы рассказать нам об обучении, моя мама вышла из себя. Требовала, чтобы она получила эти деньги. И как так получилось, что Кинг просто не мог выписать ей чек на всю сумму обучения и отпустить меня в государственную школу? Он, очевидно, этого не сделал. И хотя он был добр ко мне, я чувствовала, как сильно он ненавидел мою маму. Он меня пугал».

«Ты ходил в школу?»

«Я так и делал. И в конце концов мама просто привыкла к этому. Или забыла об этом. Но в основном она предоставляла меня самому себе. Пока мне не исполнилось восемнадцать».

Я даже почти не хочу спрашивать. Я знаю, что ответом будет не вечеринка по случаю дня рождения. «Что случилось, когда тебе исполнилось восемнадцать?»

«Кинг вернулся и сказал, что мой колледж тоже оплачен». Мои глаза полностью привыкли, поэтому я наблюдаю, как Вэл моргает в потолок. «Он также сказал мне, что мой отец оставил мне семьдесят пять тысяч долларов в трастовом фонде. Что я получу двадцать пять тысяч, когда мне исполнится девятнадцать, двадцать пять тысяч, когда мне исполнится двадцать один, и двадцать пять тысяч, когда мне исполнится двадцать пять. Я знаю, что это может показаться вам не такой уж большой суммой, но для меня… это изменило жизнь».

«Это много. И он очень умный, что распределил это».

Вэл фыркает. «Забавно, моя мама не согласилась. Она хотела семьдесят пять долларов в чеке, выписанном ей прямо там и тогда. Кинг сказал ей, что так не получится. И что деньги принадлежат мне, а не ей, и у нее нет права голоса или доступа к ним. Он сказал мне, что открыл для меня счет в банке, клиентом которого моя мама не была, и поскольку мне было больше восемнадцати, она не могла получить к нему доступ».

«Умный человек».

«Он был добр ко мне». Грусть наполняет ее голос. «Он дал мне свой номер телефона и сказал, чтобы я сказала ему, когда поступлю в колледж, и что он организует оплату обучения, как он это делал в старшей школе. И он это сделал».

«Ты так говоришь, но почему у тебя такое чувство, что он был с тобой недоброжелателен?»

Вэл качает головой. «Он был. Я думаю, он знал, какая у меня отвратительная мама, и жалел меня. Мы не были друзьями или кем-то в этом роде, но его никогда не беспокоило мое существование».

Я скрежещу зубами. «Ангел».

«Я просто хочу сказать, что он не ненавидел меня активно. Как наши мамы».

Я закрываю глаза. «Иисус».

Бедная девчонка. Отсутствие активной ненависти – вот показатель ее любезности.

Вэл не имела никакого отношения к действиям своих отвратительных родителей, и тем не менее все взрослые, которые должны были ее защищать, свалили вину на ее крошечные плечи.

«Я поступил в колледж в городах-побратимах и нашел работу на территории кампуса на лето, что позволило бы мне раньше переехать в общежитие».

Я открываю глаза, чтобы посмотреть на ее профиль. «Моя умная девочка».

«Было очень приятно наконец почувствовать себя в безопасности».

Да пошел ты на хуй.

Нуждаясь в ее близости, я просовываю руку сквозь ее хватку и обнимаю ее за талию.

Валентайн переворачивается ко мне лицом, и я притягиваю ее к себе, просовывая другую руку между ней и матрасом.

Ее руки находятся между нашими грудями, ее маленькие кулачки прижимаются к моей голой коже над сердцем.

Я хочу разрушить ее детство.

Но я не могу, поэтому я просто подкладываю ее голову под подбородок и обнимаю ее обеими руками, удерживая ее там, где она есть. «Ты всегда будешь в безопасности со мной», – обещаю я ей.

«Я знаю», – выдыхает она. И ее принятие поселяется во мне.

«Она оставила тебя одного, когда ты переехал?» Я испытываю чувство страха перед тем, что должно произойти.

«В основном. Через месяц после того, как я переехала, она встретила парня и поехала за ним во Флориду. Думаю, она жила с ним некоторое время, потому что я не слышала от нее в течение нескольких месяцев». Напряжение нарастает в плечах Вэл. «Кинг связался со мной в начале учебного года. Он видел, что я пошла на летние курсы, пока работала. Сказал мне, что я хорошо поработала. А потом напомнил, что через пару месяцев я получу свою первую выплату. Как будто я могла забыть». Она усмехается. «Он сказал мне не тратить все сразу. А когда я сказала ему, что подумываю о покупке машины, он сказал сначала отправить ему то, что я присматриваю. В то время это казалось немного властным, так как никто никогда не был так вовлечен, но я была благодарна, что кто-то мне помог. Не то чтобы я знала, что делаю».

«Ты купил машину?» Я пытаюсь представить, что купил бы девятнадцатилетний Валентин. Что-то практичное, я уверен.

Но Вэл качает головой. «Мама позвонила мне на мой день рождения и попросила приехать к ней во Флориду». Грохот гнева сотрясает мою грудь, и Вэл прижимает ко мне руку. «Я тоже сначала думала о худшем. Но она так и не упомянула о деньгах. И я хотела… Это было так глупо, но я просто хотела верить, что она не ужасна. Поэтому я сказала ей, что приеду, когда семестр закончится».

Я обнимаю ее еще крепче, мое собственное горло начинает першить.

«Это было первое, на что я потратила деньги. Билет на самолет, чтобы увидеть маму».

Вэл долго молчит.

«Что случилось?» – спрашиваю я, уткнувшись ей в волосы.

«Мы сильно поругались. Парень, за которым она следовала, бросил ее, и она сказала, что ей нужны деньги, чтобы выжить. И я сказал ей нет. Я сказал ей нет, потому что мне было больно. Я хотел, чтобы она хотела, чтобы я был рядом, но она попросила меня навестить ее только потому, что ей нужны были мои деньги».

Я прижимаюсь губами к макушке Вэл; тема обмана и использования не ускользнула от меня. «Ты ничего ей не должен, Валентайн. Ты поступил правильно».

«Она обозвала меня всякими именами, но это был первый раз, когда я кричала в ответ». Ее тело начинает дрожать. «Я собрала сумку, чтобы уйти, даже не беспокоясь о том, что потрачу деньги на отель, если уеду, но потом она убедила меня остаться. Сказала, что бросит это и что мы сможем сходить позавтракать утром. Так что я осталась».

Все складывается. Прежде чем она мне скажет, все складывается.

Ее мама умерла, когда ей было девятнадцать.

Я сжимаю ее бока пальцами. «Валентинка».

«Она покончила с собой той ночью», – наконец, ее голос наполняется слезами.

«Ангел», – я снова целую ее голову.

«Это была паршивая маленькая однокомнатная квартира. И она сказала мне, что я могу занять ее спальню, а она будет спать на диване». Ее пальцы вдавливаются в меня. «Я думал, что она просто будет пить, пока не отключится, поэтому я заперся в ее комнате и плакался, пока не уснул. Когда я проснулся утром, я нашел ее сидящей за маленьким обеденным столом. Сгорбившись на своем месте. С пустой бутылкой водки и пустой бутылкой обезболивающих, выписанных кому-то другому».

Я не могу себе представить. Я, блядь, не могу себе представить.

«Она уже ушла?» – не могу не спросить я.

Вэл кивает мне. «Сначала я не поняла. Я думала, она спит. Но когда я коснулась ее плеча… Она была напряжена».

«Иисусе Иисусе». Я смотрю поверх головы Вэл. Я точно знаю, что происходит с мертвыми телами, поэтому я точно знаю, что увидела бы юная Вэл. «Она оставила записку?»

«Не в том смысле, в каком вы это имеете в виду».

Я закрываю глаза. «Что она оставила?»

«Ее стопка счетов».

«Я ее, черт возьми, ненавижу», – огрызаюсь я.

И я клянусь, Вэл немного смеется.

«Я серьезно». Я закидываю ногу на бедро Вэл. Объятие кажется недостаточным. «Если бы она не была уже мертва, я бы убил ее сам. Ты этого не заслужил. Скажи мне, что ты знал, что ты этого не заслужил».

Ее рука сгибается у моей груди. Это все, что она может сделать, учитывая, как крепко я ее держу.

«Часть меня знала это. Я знала, что она несчастна, и что бы я ни делала, она всегда будет несчастна. Но все равно было тяжело, понимаешь? Потому что она поставила их там, чтобы я их нашла». Я чувствую, как она качает головой. «Я привыкла быть одна, но как только она умерла… я действительно стала такой».

«Я ее ненавижу», – повторяю я.

Выдох Вэл щекочет мне волосы на груди. «Вторые похороны, на которых я когда-либо была, были похороны моей мамы. И оказалось, что все остальные, кто ее знал, тоже ее ненавидели. Потому что были только я и священник. Или, ну, директор похоронного бюро, я думаю».

«У тебя были похороны?» Я хмурю брови. «Надо было просто скормить ее аллигаторам».

Валентина фыркает. «Во-первых, мерзко. Во-вторых, я была глупой девятнадцатилетней. Я думала, что нужно устроить похороны».

«Ты это спланировала?» Я не могу скрыть шок в голосе. Но я не знаю, почему я удивлена. Как она сказала, в жизни ее мамы не было никого, кто бы это сделал.

«Непреднамеренно. Я позвонила 9-1-1, когда нашла ее, и все пошло само собой. Ее тело отвезли в похоронное бюро. Директор позвонил мне и спросил, что я хочу сделать с останками и хочу ли я провести церемонию в их зале. Я просто продолжала отвечать на вопросы, и прежде чем я успела опомниться, состоялись похороны». Я делаю мысленную заметку поискать этого директора похоронного бюро, потому что если он еще жив, я отправлю его в его собственную печь для сжигания. «А потом ее домовладелец потребовал заплатить за аренду, которую она задолжала, и что мне нужно вывезти все ее вещи». Я добавляю домовладельца в свой список.

«Ты ведь за все это заплатил, не так ли?»

«Это было второе, на что я потратила деньги», – признается она, и я снова ругаюсь. «Я боялась, что у меня будут проблемы с Кингом из-за того, что я потрачу их на маму. Но он ничего не сказал, поэтому я решила, что он не знает».

«Подожди, – я немного отстраняюсь. – Что ты имеешь в виду?»

Она откидывает голову назад, чтобы посмотреть на меня. «Что ты имеешь в виду, что я имею в виду?»

«Вы сказали, что были на похоронах одни. Почему там не было Кинга?»

Вэл пытается поднять плечо, но я держу ее слишком крепко. «С чего бы ему? Я не ожидала, что он и Аспен действительно придут, когда я их пригласила. Их семья не очень любила мою маму».

«Ну и что, блядь? Он твой брат!»

Она качает головой. «Нет, Доминик, все в порядке».

«Это нихуя не нормально. Не оправдывай его. Ты сказала ему, что твоя мать умерла, а он оставил тебя одну разбираться с ее самоубийством». Я зла. Я так чертовски зла. Моему милому, драгоценному маленькому Валентину не на кого было рассчитывать.

«Дом». Ее тон мягкий, она пытается меня утешить. «Это было не так. Я даже не думаю, что он знал, как она умерла».

«Вы не сказали ему, когда рассказали о похоронах?»

«Ну, – она опускает подбородок, чтобы снова посмотреть на мою грудь. – Я оставила сообщение».

«Повтори это еще раз», – рычу я.

«У меня был только номер его офиса. Я оставил сообщение его помощнику».

«И он тебе так и не перезвонил». Я не спрашиваю. Она, в девятнадцать лет, оставила сообщение брату, что ее последний живой родитель умер, а он ей даже не перезвонил.

Он за это заплатит.

«Не сердись на него», – пытается она защитить своего мерзкого брата.

«Ничего из этого не нормально, Валентин». Мне все равно, есть ли за его спиной сила свободного мира. Я собираюсь причинить ему боль.

«Это в прошлом. Теперь у нас все в порядке».

«Если бы ты была в порядке, сегодня бы не был твой первый день рождения». Я провожу рукой по ее спине. «Что случилось после похорон?»

«Я вернулся домой и снова пошел в школу. А следующим летом Кинг пригласил меня поужинать с ним и Аспеном».

«И ты пошёл?»

«Я пошёл».

«Зачем?» Я не могу себе представить, чтобы все это осталось в прошлом.

«Потому что я хотел семью».

Мои глаза закрываются.

Я их всех, блядь, ненавижу.

Валентина заслуживала жизни, полной золота, а получила лишь пепел.

«Спроси меня о третьих похоронах, на которых я была», – шепчет она.

«Я не хочу», – честно говорю я.

Вэл убирает руку, чтобы обнять меня за талию и обнять в ответ. «Третьи похороны, на которых я когда-либо была, были похороны твоего кузена».

Я дышу, несмотря на боль в глазах.

И я ненавижу себя так же, как ненавижу Кинга.

В тот день, когда она проснулась, на ее пальце красовалась татуировка.

Это было на следующий день после того, как я раскрыл свой план присоединиться к Альянсу и разбил ее сердце.

Это был еще один ужасный опыт, который ей пришлось пережить в одиночку.

И это я с ней сделал.

Я помню, как она побледнела, когда я сказал ей, что мы идем на похороны. И желание извиниться, впервые за двадцать лет, сжимает мне горло.

Но затем Вэл продолжает. «Это было все, о чем я всегда мечтала, чтобы семья была. Это могло значить». Она прижимается лбом к моей груди, а я скольжу рукой вверх, чтобы схватить ее за шею. «Я боялась идти».

«Вал…»

Она перебивает меня. «Я хочу поблагодарить тебя за то, что позволила мне быть частью этого. Это не меняет других похорон, на которых я была, но это доказало мне, что не всегда должно быть так, как было».

Эта чертова женщина.

«Так, как было, уже не будет. Не для тебя», – обещаю я ей. «Мы скорбим вместе».

«Я знаю». Ее губы прижимаются к моей коже. «Мне нравится твоя семья».

Ее мышцы расслабляются под моими объятиями. «Теперь они тоже твоя семья», – тихо говорю я, потому что думаю, что она засыпает, пока мы разговариваем.

«Только если ты меня оставишь».

Я ее почти не слышу.

«Я сохраню тебя навсегда».

Ее усталые пальцы сжимают мои бока. «Но теперь ты знаешь».

«Знаешь что?» – теперь мы оба шепчем.

«Что я не представляю ценности».

Я не представляю ценности.

Ее слова поразили меня с такой силой, что я не могу дышать.

Я ненавижу людей, которые заставили ее так себя чувствовать.

Я обнимаю ее, пытаясь защитить от ее собственного прошлого, ее собственных ужасных эмоций.

Она чертовски ценна.

Она думает, что раз Кинг для нее никудышный брат, то я просто… что? Верну ее? Что она мне вдруг больше не нужна?

Я зарываюсь носом в ее волосы и вдыхаю ее запах.

Конечно, она так думает. Каждый член ее семьи либо предал ее, либо проигнорировал, либо бросил.

Я снова вдыхаю.

Не я.

Никогда больше.

«Ты стоишь больше, чем все, что у меня есть», – говорю я ей на мгновение позже, когда ее тело полностью расслабляется и погружается в сон.

Я остаюсь в таком положении, обнимая жену, в течение следующего часа и пристально глядя вдаль.

Я наполняю ею свои легкие.

Я не уклоняюсь от истории, которую она рассказала; я проигрываю ее заново. Я делаю все возможное, чтобы понять, что она чувствовала все эти годы. Я слушаю, что она сказала, что она хотела.

А затем я размышляю, не слишком ли многого я могу добиться, чтобы ее удержать.

Нет.

Так что если моя жена хочет семью, я ей ее дам.

Я осторожно вылезаю из кровати и бесшумно иду в ванную. Я закрываю дверь, чтобы заблокировать свет, затем иду в шкаф и открываю сейф, который спрятал в задней стене.

Я не медлю. Я просто тянусь и достаю три прямоугольных листка таблеток.

Вот как я ее содержу.

И как я даю ей все, чего она желает.

Я открываю ящик, где, как я знаю, она хранит свои таблетки, и заменяю два запасных листка двумя из своих рук, а затем беру тот, которым она сейчас пользуется, и достаю из своего сейфа соответствующее количество таблеток с последнего листка.

Я позволяю воде течь, смывая улики, и одновременно с этим стараюсь положить последний пакет именно в том месте, где я его нашел.

Затем, с чувством правильности, наполняющим мою грудь, я положила настоящие противозачаточные таблетки Вэл в сейф. И заперла его.