Текст книги "Дом (ЛП)"
Автор книги: С. Тилли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 25 страниц)
ГЛАВА 27
Дом
Она приходит ко мне.
Валентина расправляет плечи и подходит ко мне.
И когда я протягиваю руку, и она вкладывает свою в мою, я чувствую, как тяжесть всех моих ожиданий уменьшается. Я чувствую, как она разделяет их.
Я чувствую, как она присоединяется ко мне. Не только в этот момент. Не просто для показухи. Но она присоединяется ко мне в этой борьбе.
И когда она поворачивается к морю лиц, я становлюсь свидетелем их принятия.
Их принятие ее. Моего решения присоединиться к Альянсу. Моего обещания.
Я сжимаю ее пальцы в своих и киваю.
Затем мы вместе идем к алтарю и уходим от печали.
ГЛАВА 28
Вэл
Теперь я понимаю.
Мне это не нравится. Мне не нравится все это. Но я это понимаю.
Это ничего не исправит, но возможность найти причину всему этому… помогает.
Если бы Доминик был со мной открыт, рассказал мне о своей семье, рассказал мне, кто он, я бы поговорила с Кингом. Потому что я бы не знала ничего лучшего. И если бы я сказала Кингу, что Доминик Гонсалес хочет, чтобы я вышла за него замуж, чтобы он мог получить помощь Альянса, Кинг бы запер меня. Он бы спас меня от этой ситуации. И сделав это, он бы обрек еще одного из кузенов Дома. Или дядей. Или… самого Доминика.
Платок уже крепко сжат в моем кулаке, но я сжимаю его крепче.
Мои глаза не могут сфокусироваться, пока мы возвращаемся домой, а город проносится мимо нас.
Дом.
Я молчу, потому что не знаю мужчин на переднем сиденье, и мне нужно кое-что сказать Доминику, но я не знаю, кто их может услышать.
Очевидно, в его жизни есть люди, которые знают все. Люди, которые должны были помочь ему координировать его план. И я предполагаю, что люди, которые бродят по квартире с оружием, являются частью этой группы, поэтому мне все равно, видят ли они меня злой, обиженной или расстроенной. Но люди вне этого круга, если они подвергаются воздействию моих истинных эмоций, их новообретенная надежда увянет. И если это произойдет, в чем смысл всего этого?
Если мое одиночество может помочь спасти хотя бы одного человека, оно того стоит.
В любом случае, это больше, чем я делала в своей жизни.
Машина останавливается перед огромным зданием, и когда Дом тянется к двери, я понимаю, что это, должно быть, то самое здание, в котором мы живем.
«Подожди меня», – командует Доминик так же, как он это сделал возле церкви, затем выходит из внедорожника.
И как и прежде, я жду.
Может быть, я посмотрела слишком много фильмов, но я всегда думала, что кто-то другой открывает двери для человека, который всем управляет. Но Дом заботится о себе сам.
Он делает круг, затем открывает мою дверь, и я выхожу.
Прежде чем закрыть дверцу машины, он наклоняется и что-то говорит водителю. Что-то об ожидании.
Я держу губы сжатыми, когда мы входим в здание в сопровождении четырех мужчин в черных костюмах.
Несколько человек проходят через вестибюль, и мужчина сидит за столом рядом с группой лифтов, но никто даже не поднимает на нас глаз. Я не уверена, из-за настороженности это или они привыкли к этому зрелищу, но в любом случае я рада, что на мне больше не будет внимания.
Дом уводит нас от лифтов, чтобы пройти к стойке регистрации.
Когда мы проходим мимо, сидящий мужчина встает. «Мистер Гонсалес».
Доминик останавливается, хватая меня за запястье, поэтому я тоже останавливаюсь. «Фил, это моя жена. Убедись, что все знают».
Мужчина смотрит на меня и кивает. Если он и удивлен, то не показывает этого. «Приятно познакомиться, миссис Гонсалес».
Я горжусь собой, что не вздрогнула, когда он меня так назвал. «Взаимно».
Из-за хороших манер мне хочется протянуть ему руку, но поскольку он держит руки по бокам, а Дом не ослабляет хватку на моем запястье, я не беспокоюсь.
«Я уверен, что мистер Гонсалес уже вам сказал, но если вам что-то понадобится, просто позвоните».
Дом мне этого не сказал, и я не знаю, как ему позвонить, но я все равно говорю ему спасибо.
Разговор окончен, Дом проводит нас по коридору по другую сторону стойки регистрации к единственному лифту, который не виден из остального вестибюля.
Вместо кнопки вызова установлен считыватель ладони, и когда Дом прикладывает к нему руку, двери раздвигаются, и мы заходим внутрь.
Я ожидаю, что группа мужчин войдет вместе с нами, но они поворачиваются спиной к лифту и остаются на месте, пока двери закрываются.
Подъем происходит быстро, и прежде чем я успеваю придумать, что сказать Дому, машина замедляет ход, останавливается, и двери снова открываются.
В коридоре у двери в квартиру стоит мужчина – полагаю, один из членов Дома, – но Дом все равно использует считыватель ладони, чтобы ее отпереть.
Но дверь он не открывает. Он нажимает на угол экрана, и появляется клавиатура. Дом вводит ряд букв быстрее, чем я успеваю отслеживать.
Я начинаю отводить взгляд, не интересуясь средствами безопасности, когда Дом поднимает мою руку, которую он все еще держит за мое запястье.
«Прижми его к стеклу».
Я делаю, как он говорит. Я ничего не вижу и не чувствую, но через несколько секунд под моим большим пальцем начинает мигать зеленый маленький символ.
"Хорошо."
Я воспринимаю это как разрешение опустить руку, и он набирает еще несколько команд, затем протягивает руку мимо меня, чтобы открыть дверь.
Прошло меньше суток с тех пор, как я впервые ступила в дом Доминика, но он показался мне таким знакомым, что мои плечи расслабились впервые с тех пор, как он сказал мне, что мы едем на похороны.
«Оставайся здесь», – говорит мне Дом, кладя руку мне на спину, прежде чем повысить голос. «Всем выйти».
Двое мужчин, которых я вижу, направляются к нам, еще двое мужчин, которых я не заметила, входят в главную комнату, а еще один мужчина входит через стеклянную дверь снаружи.
«Вы трое». Дом указывает на троицу. «Ты остаетешься в коридоре за дверью. Ты». Он указывает на другого. «Ты в вестибюле. А ты». Он указывает на последнего мужчину. «Ты на парковке. Это ваши позиции, когда моя жена дома. С ней здесь никого нет. Если она что-то закажет, вы заберете это внизу и передадите ей у двери. Ни ногой внутрь. Понятно?» Все мужчины кивают. «Вы здесь, потому что я доверяю вам защиту моей женщины. Но если вы переступите черту, я убью вас сам».
Серьёзные выражения на их лицах становятся ещё более каменными.
Они явно ему верят.
Когда мужчины выходят за дверь, в моем животе пробуждается нечто похожее на привязанность. Но потом я вспоминаю, что защита меня – это всего лишь защита Домом своей связи с Альянсом.
Мои плечи опускаются, когда дверь со щелчком закрывается, и я делаю шаг вперед, высвобождая прикосновение Дома.
"В чем дело?"
На вопрос Дома я резко разворачиваюсь, наконец-то схватив ярость, которая ускользала от меня весь день. «С чего ты хочешь, чтобы я начала?»
Выражение его лица выражает любопытство. «Начнем с того, что только что произошло. Секунду назад».
Ох, это.
Так же быстро, как и пришло, мой темперамент был подавлен эмоциями. «Я… я не знаю, как себя вести с тобой».
Он хмурит брови. «Что ты имеешь в виду?»
«Потому что я не знаю, что реально с тобой, Дом. Я не знаю, что реально, а что ложь, и это оставляет меня…» Я поднимаю руки и позволяю им снова упасть. «Потерянной».
«Я никогда тебе не лгал».
Мой выдох полон ощутимого сомнения. «Я тебе не верю».
«Ладно». Он подходит ближе. «Я сказал тебе одну ложь».
«Одну», – повторяю я, уже не веря ему.
«Да, Коротышка, одну». Затем он наклоняет голову в сторону. «Ладно, две». Он поднимает палец, чтобы отсчитать, и остановить меня от возражений. «Первая, я не был в Вегасе, когда ты спросила, был ли я там. Но я был там к тому времени, как ты приземлилась, так что это вряд ли ложь».
«Это ложь, Доминик». Я слишком поздно спохватываюсь и называю его полным именем, отчего его губы кривятся.
«И во-вторых, из Денвера в Чикаго есть прямые рейсы».
Мне требуется секунда, чтобы понять, что он имеет в виду нашу самую первую встречу в аэропорту Денвера.
Я скрещиваю руки на груди. «Расскажи мне, как ты это сделал».
«Что сделал?»
«Вся эта история с аэропортом. Ты как-то спланировал, что мой рюкзак сломается?» Наверное, именно это они имеют в виду, когда говорят о болезненном любопытстве. Потому что я хочу знать ответы. Я чувствую, что мне нужно знать. Хотя я уверена, что ответы только ухудшат мое самочувствие, а не улучшат его.
«Если я не могу протащить нож мимо клоунов в TSA, то мне следует избавить своих врагов от хлопот и просто перерезать себе горло».
Я крепче обхватываю грудь руками, мне не нравится вид крови, стекающей по шее Дома.
Затем я вникаю в первую часть того, что он сказал, и мои руки опускаются. «Ты перерезал мне ремень». Мой тон настолько расстроен, что заставляет Дома улыбнуться. Я тыкаю пальцем ему в грудь. «Это была отличная сумка, а ты ее испортил».
«Эта сумка была куском дерьма». Он схватил мой палец. «И прежде чем ты задашь мне еще миллион вопросов, позволь мне рассказать тебе, как все было». Он прижимает кончик моего пальца к своему телу, и мне приходится запрокинуть голову, чтобы не отрывать от него глаз. «Я врезался в тебя, порезал твой дерьмовый рюкзак, зная, что это единственный способ заставить тебя остаться достаточно долго, чтобы поговорить. Если бы твоя сумка не была сломана, ты бы попыталась сбежать от меня при первой же возможности. И ты это знаешь». Я знаю, но как он это сделал? «И мне хватило одного телефонного звонка одному моему знакомому в авиакомпании, чтобы повысить класс твоего места».
Я кусаю щеку. Это звучит слишком просто, но абсолютно правдоподобно.
Потом я думаю обо всем, что было после. Фильм. Совместные наушники. Дом, засыпающий у меня на плече. Кабинка.
«Был ли секс со мной частью плана?» – задаю я вопрос, прежде чем успеваю струсить. Эту часть мне тоже нужно знать.
«С первого момента, как я тебя увидел, я захотел тебя трахнуть». Дом придвигается ближе. «Так что да, проникнуть в эту сладкую пизду было частью плана. Но трахнуть тебя в аэропорту? Нет, это был просто приятный бонус».
Я пытаюсь вырвать руку, но он не отпускает.
Я усмехаюсь. «Ты ждешь, что я поверю, что я действительно в твоем вкусе?»
Я не хотела этого говорить. Не хотела этого озвучивать.
Но Доминик заставил меня почувствовать себя такой хорошей. Он заставил меня почувствовать себя сексуальной так, как никогда раньше. Он заставил меня не беспокоиться постоянно о том, под каким углом он на меня смотрит. Но с тех пор, как все пошло к чертям, я не могу остановить эту неуверенность, которая кричит на меня.
И мне нужно знать, было ли все это подделкой.
Дом опускает взгляд на мои пальцы ног и снова поднимает его. «У меня никогда не было проблем с невысокими девушками».
«Низкая…» – я качаю головой. «Я не говорю о низком росте. Я говорю о толстых девушках. Больших девушках». Я размахиваю рукой, которая все еще не зажата в его хватке, в сторону, как бы говоря: «Посмотри на меня».
Свободная рука Дома метнулась, чтобы схватить мою, и я взвизгнула от удивления. Всегда забывая, какой он быстрый.
«Коротышка». Он прижимает обе мои руки к своей груди и заставляет меня пятиться назад. «Посмотри на себя рядом со мной. Ты едва ли большая». Моя спина упирается в дверь. «И да, если ты действительно хочешь знать, ты мой чертов тип. Я живу в жестком, непоколебимом мире. Приятно возвращаться домой к чему-то мягкому». Он использует свою хватку на мне, чтобы опустить одну из моих рук, скользя ею по своему животу. «Я уже говорил тебе – с первого момента, как я тебя увидел, я хотел тебя трахнуть». Моя ладонь касается чего-то твердого. «И если бы я думал, что ты мне позволишь, я бы трахнул тебя прямо сейчас, просто чтобы доказать это».
Мои пальцы, действуя по собственной воле, сжимают его длину.
Доминик стонет и отпускает мою руку, но тут же всем своим весом наваливается на меня, прижимая мою ладонь к своему члену.
«Вот почему все было так быстро в тот первый раз. Прошло много времени с тех пор, как у меня кто-то был». Он стонет, покачивая бедрами в моей руке.
«Доминик». Я пытаюсь его отчитать, но получается не очень.
«Твой комментарий ранее о твоих четырех против моих нечетных был справедливым. Но я не был ни с кем почти год. Так что да, когда я увидел возможность засунуть свой член в твою сладкую пизду, я схватился за нее обеими гребаными руками».
Он хватает меня за бока, его большие руки сжимают мои.
«Год?» Я не понимаю, о чем он говорит. «К-когда ты меня увидел в первый раз?»
Он уже дважды это сказал. Но я не особо слушала. Я предположила, что он имел в виду, когда мы встретились в аэропорту.
Он наклоняет свое лицо к моему. «В декабре прошлого года. Ты была вся разодета на своей корпоративной рождественской вечеринке, и я следовал за тобой от L до твоего офисного здания».
«Ты… Ты следил за мной?» Я даже не знаю, что больше ошеломило меня. Тот факт, что за мной следил опасный мафиози, а я не знала, или то, что он с тех пор не спал ни с одной женщиной.
«Да, Вэл. Я следил за тобой, а ты понятия не имела». Дом еще раз покачивается на моей руке, затем со стоном отступает. «Мы поработаем над твоей ситуационной осведомленностью».
Я сжимаю руку в кулак, благодарная, что он не видит состояние моего нижнего белья. «Похоже, единственный человек, от которого мне действительно нужно защищаться, это ты». Мой разум слишком рассеян, чтобы произнести слова с нужным количеством едкости. Даже когда я думаю о том, как он накачал меня наркотиками – дважды.
Дом игнорирует меня. «Но ты больше никогда так не сделаешь, так что одной причиной для беспокойства меньше».
«Что?» – спрашиваю я, пытаясь вспомнить, о чем, черт возьми, он вообще говорит. «Идти на мою рождественскую вечеринку?»
«Нет, я пойду с тобой на твою следующую рождественскую вечеринку. Я говорю о том, чтобы взять L. Это небезопасно. И о безопасности». Он продолжает, как будто не переворачивает весь мой мир с ног на голову. «Когда меня нет дома, территория патио закрыта. Никто не может попасть сюда снаружи, но пока мы не возьмем под контроль эту текущую проблему, снайперы представляют угрозу».
«Снайперы?» – мой голос становится тише.
Дом кивает, затем хватает меня за плечи, чтобы повернуть лицом к маленькому черному экрану по эту сторону входной двери. «Все окна пуленепробиваемые и обработаны снаружи, так что никто не может заглянуть внутрь, так что внутри безопасно». Это объясняет отсутствие занавесок в ванной. «Если ты хочешь заказать еду, просто нажми здесь». Он показывает мне, где. «И наберите Desk». Он показывает мне, как. «Фил или кто-то другой, кто работает, ответит и позаботится о заказе. А ребята, которые у меня снаружи, принесут его тебе и постучат в дверь, когда он будет готов. Затем используй эту кнопку, чтобы открыть камеру и увидеть, кто находится за дверью». Он нажимает на другой значок, и экран переключается на широкоугольный вид коридора, показывая трех мужчин, размещенных в разных точках у стены. «Теперь твой отпечаток ладони есть в системе, так что если тебе нужно открыть дверь, просто приложите руку сюда, как ты делала это снаружи, и дверь автоматически разблокируется. Затем, закрывая дверь, приложите ладонь к датчику, и все снова заблокируется».
«Никто не попытается войти?» Я думаю, этот разговор должен заставить меня почувствовать себя в большей безопасности, но эти крайние меры меня напрягают.
«Ты, я и Роб – единственные трое, имеющие доступ к этой двери».
«Кто из них Роб?»
«Его здесь нет. Он мой заместитель, и как бы мне ни хотелось, чтобы кто-то еще имел доступ к нашему дому, я…» Дом снова схватил меня за плечи, на этот раз заставив меня повернуться к нему лицом. «Я не безрассудный, Валентина. Я вернусь домой сегодня вечером. И я постараюсь возвращаться домой каждую ночь. Но если со мной что-то случится, Роб – тот, кто придет и заберет тебя».
«Заберет?» – хриплю я, чувствуя, как у меня пересыхает во рту.
Я даже не могу заставить себя ненавидеть Доминика, как бы сильно он этого ни заслуживал, поэтому я определенно не хочу, чтобы он умер.
Дом крепко держит меня. «Если случится худшее, и мы с Робом падем вместе, у меня есть запасные варианты, чтобы предупредить твоего брата. А потом тебе придется его ждать. Думаю, ему понадобится всего несколько часов, чтобы приехать, но в кладовой достаточно еды, чтобы продержаться тебе полгода. Пока ты здесь, ты в безопасности. Никто и ничто не сможет добраться до тебя».
«Хорошо», – пытаюсь я осмыслить все, что он говорит.
«Хорошо». Дом кивает. «У тебя есть вопросы?»
Ошеломленная, я начинаю качать головой, но останавливаюсь. «Но ты ведь все равно позволишь мне уйти, правда? Хотя бы пойти в свой офис». Я пожимаю плечом. «Вот и все», – добавляю я, хотя мне на самом деле некуда идти, кроме офиса.
«Ты не заперта здесь, Ангел. Ты можешь пойти в офис, когда тебе нужно. Просто дай мне знать заранее, чтобы я мог договориться, чтобы Роб отвез тебя». Его руки сжимают мои плечи. «Но ты не можешь просто уйти одна. Это не значит, что я веду себя как придурок. Это для твоей безопасности».
Я достаточно знаю об этом мире, чтобы понимать, что лучше быть здесь, чем быть похищенной кем-то, кого Дом считает врагом.
Я сглатываю. «Когда я вчера отправил своему боссу письмо о переезде, я сказала, что приду на утреннее собрание персонала в среду».
«Это нормально», – говорит Дом, словно я ребенок, просящий одолжить семейную машину.
«Роб не может пойти со мной в офис», – добавляю я. Это будет достаточно большое дело, чтобы я переехала сюда по прихоти. Я не могу объяснить своим коллегам круглосуточного телохранителя.
«Он этого не сделает», – говорит Дом, но я не уверена, что он это имеет в виду.
Он смотрит мне в глаза, и мне кажется, что я снова смотрю на старого Доминика.
Я качаю головой. «Кстати, я тебя не простила. Я понимаю, почему ты так поступил. Но это было хреново, Дом. Это все супер хреново. И ты должен был предупредить меня о похоронах. Ты должен был предупредить меня обо всем». Все чувства от прошлой войны внутри меня. «Я этого не заслуживаю».
«Ты не заслуживаешь этого». Дом скользит руками вверх от моих плеч, пока его большие пальцы не оказываются слегка нажатыми на переднюю часть моей шеи. «Ты заслуживаешь лучшего». Он проводит большими пальцами вверх, затем вниз. «Но теперь ты моя. И я всегда буду защищать тебя. Когда-нибудь ты примешь это».
Он начинает убирать руки, но в процессе проводит большими пальцами по моему телу.
Я слишком медленно реагирую, и его большие пальцы проходят по моим шершавым соскам через ткань бюстгальтера и платья, показывая, что он знает, как сильно я волнуюсь, когда его тело прижимается к моему.
Я пытаюсь оттолкнуть его руки, но он уже отступает.
«Теперь перестань меня отвлекать». Он кладет руку на дверную ручку. «У меня есть работа. Я опоздаю, так что заказывай ужин, когда будешь голодна».
«А когда ты говоришь «работа»…?» Я скрещиваю руки на груди.
Губы Дома дергаются вверх. «Я имею в виду охоту».
ГЛАВА 29
Вэл
Я прохожу мимо кровати. Снова.
Уже почти полночь.
Дома нет уже десять часов, и я не знаю, нормально ли это для него или мне стоит беспокоиться.
Мои руки сжимаются в кулаки, отчего нежная кожа на левом безымянном пальце начинает пульсировать.
«Этот придурок», – шиплю я, тряся рукой.
Наконец, когда вооруженный охранник в коридоре передал мне пакет с едой на вынос, я поняла, что я действительно в деле. Типа, действительно в деле.
Я смотрю на четыре буквы «Доминик», обвивающие мой палец, и стараюсь не смотреть на «Только Смерть» под ногтем.
Не могу поверить, что он так со мной поступил.
Серьёзно, не могу в это поверить.
И я не могу поверить, что меня это не злит еще больше.
На самом деле, мне больше всего неловко, потому что, рано или поздно, я снова появлюсь на людях, и это будет выглядеть на мне настолько неуместно, что я уверена, что каждый прохожий будет пялиться на это.
Может быть, если я сделаю татуировку-рукав и покрашу ногти в черный цвет, она не будет так сильно бросаться в глаза.
После того, как Дом оставил меня здесь, я простояла в гостиной какое-то странное количество времени, а затем отказалась от попыток почувствовать себя комфортно в этом огромном пространстве и вернулась в спальню.
Я приняла душ после похорон. Затем я надела свои самые удобные спортивные штаны, и, поскольку они выглядели мягкими, я стянула с одной из вешалок Дома толстовку Йельского университета и надела ее тоже.
Потом я села на кровать с ноутбуком и принялась за работу. А Доминика все еще не было дома.
Тогда я села в мягкое кресло в углу спальни и погуглила Доминика Гонсалеса.
В основном фотографии с крупных городских мероприятий. В одном из заголовков статей рассуждали о его причастности к чикагской мафии. Но в целом их было на удивление мало.
Поэтому, конечно, я поискала Альянс.
Что привело к получению сообщения от Кинга, спрашивающего, почему я ищу их в интернете. Что затем привело к тому, что я захлопнул свой ноутбук и выключила телефон.
И теперь, когда делать больше нечего, я хожу взад-вперед. Интересно, есть ли выход из этого?
Я разворачиваюсь и иду обратно через комнату, когда меня останавливает какой-то звук.
Это была входная дверь?
Я на цыпочках подхожу к двери спальни и наклоняюсь к проему, чтобы прислушаться.
Шаги.
Все, что я слышу, это шаги, раздающиеся эхом по этой гигантской главной комнате. Но как, черт возьми, я должна знать, Дом это или кто-то другой?
Пока ты здесь, ты в безопасности.
Я отхожу от двери.
На лестнице раздаются шаги.
Это должен быть он.
Я продолжаю пятиться, огибая изножье кровати и переходя на ту сторону, на которой я спала прошлой ночью.
Разрываясь между поисками оружия и притворством спящей, я стою там, застыв, когда в дверях появляется Доминик.
Заметив меня, он останавливается, и я шумно выдыхаю.
«Ты меня напугал», – обвиняю я.
Он усмехается. «Это значит, что ты рада меня видеть?»
Я прищуриваю глаза. «Я боялась, что это может быть убийца с топором. Так что, конечно, я рада, что это ты».
«В следующий раз я…» Дом замолкает, и я прослеживаю его взгляд до своей груди. «Хм, мне это нравится».
Я дергаю за ткань. «Тебе нравится, когда я одета в твою мешковатую одежду?»
«Мне нравится, как ты освещаешь мою альма-матер».
Мои глаза расширяются, и я снова смотрю на толстовку. «Ты учился в Йеле?»
Он обходит кровать и подходит ко мне. «Да, все хорошие школы были переполнены».
«Я думала, ты его украл». Я отступаю на шаг. «Я не знала, что в Лиге плюща есть гангстерские курсы».
Дом рычит, и я это ненавижу. Потому что я хотела бы, чтобы он делал это чаще. «Чёрт возьми, Валентина, ты мне нравишься».
«Я… Ну… ты мне не нравишься». Жар моих слов ослабевает, когда я торопливо забираюсь на кровать. Единственная оставшаяся мне форма побега.
Его смешок дает мне понять, что моя колкость не достигла цели. «Я тебе нравился когда-то. Понравлюсь снова».
Я фыркаю и натягиваю одеяло до подбородка. «Твоя сторона кровати там». Я киваю головой в другую сторону.
Он садится на матрас рядом с моим бедром. «Дай мне свой палец».
Я поднимаю средний палец.
"Мило."
Я держу левую руку под одеялом. «Зачем? Ты собираешься попытаться заполнить миллиметр пустой кожи, который ты оставил?»
Дом держит в руках небольшую банку, которую я не заметила.
Только тусклые потолочные светильники горят, но я узнаю белую банку и синюю крышку. Поскольку меня всегда завораживали татуировки, я посмотрела все о подготовке и уходе. И я думаю, что это мазь, используемая для того, чтобы ваша татуировка выглядела хорошо.
Не желая отпускать свое неповиновение, даже лежа на спине, я держу руку там, где она есть. «Извини, что разочаровываю тебя, но эта татуировка – не совсем то, что я хочу. Так что сохранение ее привлекательности не является для меня главным приоритетом».
«Две вещи».
«С тобой всегда происходят две вещи», – бормочу я.
Доминик выглядит так, будто пытается не улыбаться, но у него ничего не получается. «Две вещи», – повторяет он. «Во-первых, что хуже? Иметь татуировку, которую ты не хочешь, или иметь татуировку, которую ты не хочешь, но которая к тому же выглядит плохо?» Я не даю ему ответа. «И, во-вторых, я уверен, что твой изящный пальчик болит. Это поможет». Он встряхивает банку.
«Мои пальцы не изящны». Я ворчу. Я знаю, что ворчу, потому что ненавижу, что он прав.
Он поднимает темную бровь. «Ты уже забыла о том времени, когда мы клали руки ладонью к ладони? Твои пальцы чрезвычайно изящны по сравнению с моими».
Он рассказывает о нашем первом полете на самолете.
Поскольку я не хочу это обсуждать, и поскольку мой палец действительно болит, и поскольку – ладно, он прав – я не хочу, чтобы татуировка плохо зажила и выглядела еще глупее, чем сейчас, я вытаскиваю руку из-под одеяла.
«Я все еще злюсь», – говорю я ему.
"Я знаю."
«Это было неправильно, Дом».
Его глаза слегка прищуриваются, но он не отвечает, откручивая крышку и проводя кончиками пальцев по поверхности вещества.
«Я смогу это сделать». Мои челюсти сжимаются. Я не хочу, чтобы он обо мне заботился.
Дом ставит банку на тумбочку. «Я это сделаю».
«Нет», – начинаю я, но его рука стремительно вытягивается и хватает мое запястье, притягивая мою руку ближе к себе.
«Доминик, прекрати!» Я пытаюсь оттолкнуть его правой рукой, но он не двигается.
«Просто сиди спокойно, Малышка».
Я снова пытаюсь отшвырнуть его, но он отбивается локтем и размазывает мазь по моей коже.
Я напрягаюсь, но его прикосновение настолько легкое, что совсем не причиняет боли. Это… приятно. Успокаивает.
Ублюдок. Лучше бы это было больно. Если бы я могла злиться на него за то, что он причиняет мне боль.
Наблюдать, как он осторожно гладит мой палец, для меня слишком, поэтому я закрываю глаза.
Но это тоже ошибка, потому что теперь ничто не отвлекает меня от его прикосновений. От тепла его объятий на мне.
Мои бедра прижимаются друг к другу под одеялом.
Его пальцы скользят по моим вверх и вниз.
Раздраженная кожа уже остыла, но кровь кипит, и я больше не могу.
«Хорошо», – я убираю руку и надеюсь, что он не заметит, как хрипло я говорю.
Мои глаза все еще закрыты, и я жду, когда он встанет и уйдет, но он этого не делает.
Есть движение. Звук шуршащей одежды и банка, которую… ставят обратно на тумбочку?
Я открываю глаза.
А затем они расширяются до самого конца.
«Что…?» Я сажусь и толкаю Доминика в руку. «Что это?»
Его рубашка расстегнута, и он в последний раз проводит покрытыми мазью пальцами по шее, прежде чем позволить мне опустить его руку.
«Доминик!» – выдыхаю я.
«Ты была права, Ангел. Это справедливо».
Я моргаю. И снова моргаю.
«Только одна?» – спрашиваю я, не в силах сдержаться.
«Но она большая», – ухмыляется Дом. «А размер имеет значение».
Я наклоняюсь ближе, качаю головой и смотрю на гигантское имя, вытатуированное у основания его шеи.
Мое имя.
Валентинка. Большими черными буквами.
Не в силах остановиться, я протягиваю руку и провожу пальцем по букве V.
Это тот же шрифт, который использовался на мне.
«Это не искупает того, что ты сделал», – шепчу я, одновременно выводя буквы «А» и «Л».
«Конечно, нет», – его голос тоже тихий.
Я даже не заметила, что у него осталась полоска голой кожи, но она подошла идеально.
Дойдя до центральной линии буквы E, я обвожу ее, а затем провожу пальцем по остальным буквам.
«Я все еще не прощаю тебя». Мой палец скользит вниз по центру его груди, останавливаясь на черепе.
«Тебе не следует этого делать».
Я опускаю руку на колени. «Я сейчас пойду спать».
«Вероятно, так и следует поступить».
На самом деле я не ожидала, что он оставит меня в покое, поэтому удивилась, когда он встал.
Но он не выходит из комнаты и не ложится в постель. Он хватает банку с тумбочки, затем отступает к креслу в углу комнаты.
Он ставит банку на подлокотник, затем снимает с себя рубашку до конца.
И его ремень.
А затем он расстегивает штаны и сбрасывает их, когда они падают на землю.
Боксеры. Он остался только в боксерах, и они не делают ничего, чтобы скрыть тот факт, что под ними он твёрд, как скала.
«Ч-что ты делаешь?» Я знаю, что мне следует лечь и отвернуться в другую сторону, но я не могу. Я просто не могу отвернуться от него.
«Не было места, чтобы добавить До самой смерти рядом с твоим именем. Поэтому мне пришлось найти другое место, чтобы это написать».
Не в силах произнести ни слова, я смотрю, как он опускает пояс своих боксеров до бедер.
Я даже не замечаю, что прядь волос, спускающаяся от его пупка, выбрита. Я не могу сосредоточиться на этом. Потому что там, прямо над членом Дома – прямо над основанием его гребаного члена – слова До самой смерти.
Большие печатные буквы, соответствующие его Валентинке.
Непристойная, увеличенная версия крошечного До самой смерти на кончике моего пальца.
«Ты сумасшедший». Я почти смеюсь над абсурдностью всего этого. Но я слишком возбужден, чтобы смеяться. Я хочу обвести буквы и на этом тоже.
«Чаще всего», – признается Дом, опускаясь в кресло. Откинувшись назад, он окунает пальцы в мазь и растирает ее по свежим чернилам.
Я хочу быть той, кто это сделает.
Он не сводит с меня глаз, пока протирает буквы.
Не в силах больше это выносить, я падаю на спину и смотрю в потолок.
Это безумие.
Я продолжаю смотреть.
Примерно пять секунд. Затем я поворачиваю голову, чтобы снова посмотреть на Доминика.
И мне приходится прикусить губу, чтобы сдержать стон, рвущийся вырваться из моего горла, потому что он спускает свои боксеры ниже.
