Текст книги "Хаос в школе Прескотт (ЛП)"
Автор книги: С. М. Стунич
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
Я молюсь, чтобы он помог мне. Но, Боже, это вряд ли случится. Никто из них раньше не жалел меня.
Он не помогает.
Даже с места не двигается.
Он просто наблюдает, как парни запихивают меня в машину, а затем, когда наши глаза встречаются, он отводит взгляд, как будто больше не может на это смотреть.
Дверь грузовика захлопывается, я слышу, как завелся двигатель, и я начинаю свою новую жизнь в этом кошмаре.
***
Школа Прескотт выглядит как полуразрушенное здание, построенное рядом с железнодорожными путями, с большим кирпичным крыльцом и двумя колоннами, по которым уже побежали трещины. Однажды, это чертово здание превратится в кучу камней, отпуская весь свой яд в землю, отравляя все вокруг. Но мне плевать. Даже если меня задавит обломками.
Хороший способ ретироваться.
Ежедневная проверка у охраны занимает всего пятнадцать минут, после нее я устремляюсь по коридору до того, как Аарон последует за мной. В воздухе появляется странное напряжение, исходящее от учеников. Они все ещё пялятся на меня – странный побочный эффект от сотрудничества с Хавоками – но сегодня они какие-то менее…пугливые, в их глазах читается любопытство.
Им любопытно, что случится, когда я решу зайти в туалетную комнату и наткнусь там на Билли и Кали, поджидающих меня.
– Эй, сучка, – говорит Билли, появляясь не пойми откуда, она облокотилась спиной о дверь, тем самым зажав меня между собой и Кали. Она стоит напротив, темно-зеленые волосы закреплены сверху, а ее милое лицо превратилось в гримасу.
– Что ты предложила Хавок, чтобы они стали твоими собачками? – фыркает она, надвигаясь на меня на своих высоченных каблуках. Идиотка. Ей не стоило надевать шпильки, если она затеяла драку против девушки в ботинках. Дернувшись, я ударяю рукой по другим дверям, чтобы убедиться, что на меня больше никто не набросится.
Ну что же, трахайте мою мать и называйтесь Найалом Пенсом, этого хватит. Еще две девушки выходят из кабинок, занимая позиции по обе стороны от меня, открываются следующие двери, и появляется еще семеро сучек, вставая рядом с Кали.
Только в школе Прескотт учатся настолько тупые девушки, решившие затеять со мной драку, которые даже не могут выбрать выигрышную сторону.
Кидаю рюкзак к первой кабинке, держа всех девушек в своем поле зрения.
– Кажется, тебя это, нахрен не касается, разве нет? – смеюсь я, поднимая бровь, и жду, что же Кали задумала. Мне ненавистна мысль о том, чтобы ударить ее, потому что она привыкла, будучи злодеем, разыгрывать роль жертвы. Исключение из школы Прескотт – это последнее, что мне сейчас нужно. Первое – я бы хотела получить свой чертой диплом, чтобы поступить в местный колледж, второе – если моя мать узнает, тут же вышвырнет меня из дома, и тогда Хизер останется с Тингом…
– Хочешь знать, что они попросили у меня? – продолжает Кали, проводя свеженаманикюренными пальцами, покрашенными в розовый, по татуировке в виде розы. Линии – полное дерьмо. Если бы мой мастер набил бы мне подобное, я бы надрала ему зад.
– Мне плевать, – парирую я, хотя и сгораю от любопытства. Опять же, если я узнаю, что цена, которую она заплатила – это что-то маленькое, что-то незначительное, мне придется столкнуться с тем фактом, что Хавоки разрушили мою жизнь за гроши.
– Они хотели меня, – говорит Кали, направившись к зеркалу, чтобы подкрасить губы. Помада цвета жвачки, прямо как ее футболка, ногти и шлюшьи каблуки. На ее заднице обрезанные шорты, которая и половины кожи не прикрывает, и она сверкает улыбкой, обернувшись через плечо, и надеется на то, что выглядит, как горячая штучка. – Они сделали меня своей маленькой игрушкой, и знаешь что?
Я стою молча, и ее слова тонут, тонут в гневе, который восстает откуда-то изнутри, но я отказываюсь выпускать ее наружу. Бог знает, что это это не первый раз, когда Кали Роуз врала.
– Что, Кали? – спрашиваю я, складывая руки на груди, и жду, пока она плеснет ядом и запятнает свои сладкие губы. Одна бровь взлетает, и я нетерпеливо постукиваю ногой.
– Я обожала каждую секунду, пока это продолжалось, – говорит она, оборачиваясь ко мне с ухмылкой, и Билли усмехается, стоя у двери.
Я улыбаюсь.
– Не то, чтобы это был сюрприз. Ты ведь и есть шлюха, – я пожимаю плечами, но ведь она может говорить правду… Господи, ради святых Хавок, я надеюсь, она лжет. Эти мальчишки не захотят знать, что я с ними сделаю, если вдруг вскроется, что эта дрянь говорит правду.
– Они довольно неплохи в качестве любовников, ты так не думаешь? – продолжает Кали, выбирая игнорировать мои оскорбления, тянется к моим волосам и играется с концами.
– Понятия не имею, – отвечаю я, отталкивая ее руку. – Так что если ты хочешь поговорить об этом, то боюсь, что ничего не смогу тебе сказать.
– Да ладно, вся школа знает, что ты их игрушка для потрахушек, – бросает Кали, и ее лицо темнеет. Она всегда любила играть в игры. Ей трудно приходится, когда люди не хотят втягиваться в ее игру. – Зачем еще им приглашать тебя в свою маленькую банку? Как ты это провернула? Как заставила Вика Чаннинга натянуть себе кольцо на палец?
Я смеюсь, уж ничего не могу с собой поделать, а лицо Кали сейчас перекосится.
– Быть может, Хавок предложили мне место в банде, потому что поняли, что я не какая-нибудь отчаянная, поехавшая змея, плещущая ядом в поисках новой жертвы? Или Вик сделал мне предложение, потому что устал находиться рядом с бесполезной, валяющей дурака сучкой, и наконец понял, как обнаружить настоящую женщину, – я подмигиваю, упирая руку в бедро. – Я пришла сюда, чтобы пописать. Убирайся с моих глаз, прежде чем я решу показать тебе, за что именно парни Хавок приняли меня.
– Билли, – бросает Кали, и Билли Картер, словно какая-то специально обученная сучка, вытаскивает нож из-за пояса и наступает на меня. Она выбрасывает руку с зажатым лезвием вперёд, надеясь попасть мне в желудок. К счастью, дверь позади меня распахивается, и я пользуюсь пространством и падаю.
Но черт возьми, я не могу предсказать все, и эта гребаная сучка ударяет мне локтем по голове, так что из глаз летят искры. Я влетаю в ее тело, и она спотыкается, но перед тем, как повалиться, успевает полоснуть меня лезвием по всей длине плеча.
Кровь брызнула на кафельный пол, я поднимаюсь на ноги и со всей силы бью ее по лицу. Кали здесь, справа, видимо, она ошибочно решила, что у нее есть хоть малейший шанс против меня. Армия ее дрянных девчонок стоит за ней.
Я бью ботинком по ее туфле с открытой пяткой, и она издает вопль, который отражается в этой маленькой комнате, покрытой граффити. Ничего хорошего не выйдет, останься я в этой комнате, особенно когда у Билли с собой чертов нож.
Кали ненормальная, а с ней заодно еще девять девушек, желающих наложить на меня руки.
Я чертовски уверена, что это было подстроено.
Последний раз толкаю Билли в грудь, каким-то чудом выхватив у неё нож, и выскальзываю из двери, оставляя за собой кровавый след. Делаю остановку у шкафчика и достаю черную толстовку, которую могу надеть, чтобы спрятать рану.
Если я пойду к медсестре, она будет задавать вопросы. Я не собираюсь впутывать в это администрацию. Только Богу известно, большая ли часть персонала на самом деле куплена.
Прямо на углу я натыкаюсь на Вика.
Он хватает меня за руку, и я шиплю от боли, его пальцы так крепко стиснули кожу, что кровь просочилась через ткань толстовки, и подушечки пальцев окрасились в алый цвет.
– Что это, нахрен, такое? – заводится он, потянув мою руку на себя, чтобы рассмотреть рану. Сжимаю челюсть и отворачиваюсь. «Они хотели меня, сделали меня своей маленькой игрушкой»
– Что пришлось сделать Кали, чтобы вы повесили мишень мне на спину? – спрашиваю я, глядя ему в глаза с суровым выражением. – Если я действительно одна из вас, а не просто девчонка, прилипшая к вам, парни, словно грязь на подошве, то я заслуживаю знать.
– Господи, Бернадетт, Кали это сделала?
– Кали и Билли, – признаю я, зная, что не существует способа так просто отделаться от этого, не скажи я ему правду. Мои глаза встречаются с его темными, и я клянусь, что сейчас наружу рвутся куда больше теней, чем обычно. – И еще девять безликих идиоток, имена которых я не знаю. А теперь скажи мне, как она расплатилась с вами?
– Позже. Сейчас не время, – он задирает рукав, изучая рану, его глаза сужаются до щелок. Запах его тела окружает меня, так что дышать кажется невозможным, я ничего не могу с собой поделать и вспоминаю наш поцелуй на крыше. Как он тогда сказал? «Мы нужны друг другу, ты и я»
Пульс начинает скакать, клянусь, я чувствую, как вся вселенная замирает.
– Порез глубокий, – бормочет он, смазывая кровь пальцем, заставляя меня съежиться от резкой вспышки боли.
– Я не хочу к медсестре, – заявляю я, и Вик знает почему. Он все знает о директоре Ванне и его своевольной медсестре. – Но не уверена, что смогу отсидеть целый урок, слишком больно.
Вот дерьмо, я что, только что сказала правду? Я задумалась, и Вик кивает головой.
– Пойдем со мной, – командует он, опустив рукав моей толстовки, и устремляется по пустому коридору. По идее звонок уже должен был прозвенеть, я его просто не услышала. На корпус приходится несколько охранников, но этого все равно недостаточно. Наша дерьмовенькая государственная школа не обладает необходимыми ресурсами для правильной работы этой тюряги.
Мы без всяких проблем выходим на улицу, забор напоминает цепь, а поверху бежит колючая проволока. Несколько школьников поднимают глаза, стоя в тени и куря сигареты, но им хватает ума не приближаться к нам, как это сделали Кали и Билли.
Виктор знает, где именно находится дырка в заборе, пинает мусорный бак и пропускает меня вперёд, а затем возвращает его на место и продолжает идти.
Его байк припаркован не на общей парковке, подальше от офиса охраны. Не то чтобы это имело какое-то значение. Я не раз видела, как парни спокойно манипулировали работниками Прескотта.
Мы тормозим на секунду, Вик печатает что-то на своем телефоне, а затем указывает забираться на мотоцикл. Моя рука так сильно пульсирует, что у меня начинает кружиться голова от потери крови, но я все равно забираюсь, обвивая его талию руками.
Этого чувства не избежать, оно наполняет все вокруг, и мне кажется, что этот человек предназначен мне судьбой. В плохом смысле или хорошем, я точно не могу сказать. Но становится невозможным игнорировать его, то, как реагирует мое тело, когда он рядом, как сбивается дыхание, трясутся руки, а сердце сходит с ума.
Закрываю глаза и подставляю лицо ветерку, пока мы несемся по улицам Спрингфилда и притормаживаем у дома Вика. Конечно, это не та безопасная гавань, в которой мне так хотелось очутиться, но таким детям, как мы, больше некуда идти. Не существует укромного уголка, куда мы могли бы отправиться, когда нам страшно, поэтому, мы берём то, что есть.
Вик слезает с мотоцикла, и я иду за ним, прямиком в маленький домик с дерьмовым интерьером, в котором живет Вик со своим отцом. С прошлого раза, когда я была здесь, почти ничего не изменилось, только добавилось несколько пустых бутылок ликера. Он пинает их по полу, изо рта вырываются ругательства, направляется в ванную и вытаскивает аптечку из-под раковины.
Я настороженно жду в столовой, пока он вернется.
– Садись, – бросает он, вытаскивая стул, на который я должна усадить свой зад. И я сажусь, но только потому, что меня начинает шатать из стороны в сторону и мне хочется прикрыть глаза хотя бы на секунду. – Расскажи мне, что произошло. Все до малейшей детали.
– Я зашла в туалет, чтобы пописать, все закончилось тем, что на одной стороне стояла Билли, а на другой Кали, и еще семеро миньонов, столпившихся у раковин. Кали насмехалась надо мной, а затем Билли вытащила нож. Не так уж и много тут рассказывать.
– Как именно насмехалась? – спрашивает Вик, потянув толстовку вверх по руке, размазывая кровь повсюду. Он изучает рану с мгновение, ругается себе под нос, и начинает орудовать антисептиком. Они жгутся, так сильно, что мне приходится закусить губу, чтобы не пискнуть.
Я не собираюсь осведомлять Виктора Чаннинга, как мне больно.
– Кали утверждает, что вы предложили ей похожую сделку – ее тело за ваше содействие в том, чтобы перевернуть с ног на голову мою дерьмовую жизнь, – мой голос немного дрогнул, когда Вик стягивает края раны, пытаясь определить, насколько она глубокая. Он усмехается, глядя на меня, и отбрасывает салфетку в сторону, вместо неё взявшись за нить с иглой.
Я вскидываю брови, держась за то, что не хочу показывать, как на самом деле мне страшно. Швы? Мне и раньше их накладывали после того, как Тинг сильно бил меня по лицу. У меня шрам прямо на линии роста волос. Я была слишком мала, что это воспоминание уже размылось, но я помню, что было до ужаса больно. Хотя я и была под обезболивающим.
– Вот, – произносит Вик, протягивая мне свою флягу. – Сделай глоток виски и приготовься к вспышке боли.
Он встает на колени, пока я откручиваю крышку левой рукой, отворачиваюсь, и отпиваю из фляги. Алкоголь обжигает горло одновременно с иглой, прошедшей сквозь кожу.
– Блять, – слово легко соскальзывает с моих губ, и я щурюсь от боли. Вик прокалывает кожу снова и снова, зашивая меня, а кровь все не останавливается. К тому времени, как он заканчивает, фляга пуста, Вик отрезает нитку и завязывает узел.
– Через одну-две недели нужно будет их сменить, – говорит он своим темным голосом, а мысли его где-то далеко. Смотрю, как он поднимается на ноги и направляются в кухню, чтобы смыть мою кровь со своих рук.
– Ты собираешься рассказать мне о Кали или нет? – спрашиваю я, потому что уже не в силах справиться с демонами, бушующими у меня в голове. Хавоки знают, что Кали Роуз врунья. Но все же, я не могу заставить их голоса затихнуть.
– Сейчас не время, – говорит Вик, и его глубокий голос бесит меня. Как будто он может изменить тупую вселенную. – Я отвезу тебя обратно в школу.
– Только после того, как расскажешь мне о Кали, – говорю я в тот момент, когда за окном начинается дождь. Вик оборачивается через плечо, вытирая руки полотенцем. Он бросает его в раковину и медленно двигается ко мне по уродскому ковру.
– Если я говорю тебе, что сейчас не время, это значит, что сейчас не время, – Вик осматривает меня с головы до ног, а лицо его сурово. – Я думаю, что мы уже прошли это дерьмо, в Хавок будет так, как я скажу. Это то, как мы работаем, то, как мы добиваемся успеха. Это то, как мы остаемся в живых.
– Я не так уж много и требую, – шепчу я, проводя рукой по швам, и съеживаюсь от внезапной вспышки боли. У меня тоже останется шрам. Я, блять, уничтожу этих сучек. Но потом мне в голову приходит идея о том, что парни сделают это раньше. – Как прикажешь вернуться в класс, когда у меня в голове эхом отражаются ее насмешки? – я отворачиваюсь, и становится больно от осознания, что мы опять остались наедине. В прошлый раз он поцеловал меня и сказал, что мы нужны друг другу. Что случится в этот раз? – Ты правда попросил ее трахнуть взамен на издевательства?
Вик фыркает, и я снова смотрю на него, он качает головой и пробегает пальцами по волосам, глядя на меня.
– Боже милостивый, Бернадетт, – произносит он, развернувшись к входной двери и оставляя меня без ответа. Я бросаюсь вперёд и хватаю его за руку, впиваясь ногтями в чернила на бицепсе, и Вик замирает.
– Мне нужно знать, почему ты сделал это, – отчаянно говорю я, ненавидя себя за то, что мой голос звучит почти умоляюще. «Никто, кроме Вика, не хотел этого. Никто. Это слишком, слишком личное, это подпускает тебя слишком близко. Он тебя не отпустит.»
Не уверена, что сейчас спрашиваю его о Кали, но он же он этом не знает.
– Ты думаешь, что мы бы попросили что-то столь мелочное, за такую большую сделку? – Вик оглядывается через плечо. – С Кали и всеми остальными? Мне не нужно заключать сделку, если я захочу, чтобы она меня трахнула.
– Но ты заключил такую сделку со мной, – вырывается у меня, и видимо, это не то, что можно было говорить, всего секунда, и Вик уже прижимает меня к стене рядом с входной дверью.
– Ты хочешь, чтобы я тебя трахнул, Бернадетт? Это заставит тебя чувствовать себя лучше? Поможет ли это заставить тебя бросить эту саморазрушительную хрень, которой ты занимаешься? – Вик касается меня через ткань джинсов, скользя пальцем по шву на штанах, поддразнивая разрастающуюся боль в чувственном месте.
С моих губ срывается вздох, и его рот превращается в ужасную ухмылку.
– Так вот чего ты хотела с самого начала? Позволить мужчине, которого ты ненавидишь больше всех на свете, трахать тебя на тонком матрасе? Это бы завершило твой порочный круг?
Дыхание смешивается с гневом, и даже если я ненавидела себя за это, все равно боялась, что Вик окажется прав.
Его пальце спускается ниже по шву, поглаживая меня прямо там. Он медлит, и это меня убивает, все совсем не так, как я ожидала. Его черные глаза сталкиваются с моими, и тут наши резкие вдохи смешиваются. На этот раз я тянусь к нему, почувствовав, что он уже твердый.
Вик хватает меня за запястья и ударяет ими о стену над моей головой, заставляя меня застонать.
Он смотрит мне в глаза, продолжая касаться другой рукой, наблюдает, как я разрушаюсь от его прикосновений. Меня уже давно так не касались, со времен Аарона. И всего пара безликих парней, с которыми я спала, и чьи имена не удосужилась запомнить.
То, как Вик держал меня, являлось предупреждением. Когда он отпускает и отходит, я понимаю, что следовало бы догадаться и раньше. Каждая клеточка моего тела кричит о том, чтобы оставить это, отступить, оставить все, как есть.
– Если у вас ничего не было с Кали, то почему ты просто не скажешь об этом? – требовательным тоном спрашиваю я, тяжело дыша и борясь с дрожью по всему телу. – Я пойму. Вы использовали ее, вы используете меня. Вам наплевать, чьи жизни разрушать или кого трахать, разве нет?
Проходит всего секунда, и вот Вик вновь оказался рядом, крутанул меня на месте и толкнул в стену. Он разрывает пуговицу на моих джинсах, крошечный кусочек металла со звоном катится по кухонной плитке. Мои Пальцы сжимаются на отвратительных обоях желто-оранжевых обоях, когда он стягивает джинсы с бёдер, обнажая мою задницу и освобождая невыносимый жар, пульсирующий внутри.
Я слышу, как расстегивается молния, и все мои внутренности разом превращаются в кисель, я прикусываю губу.
Его член на удивление оказывается тёплым, но когда он входит в меня, это случается так быстро, что я едва успеваю вздохнуть, а он уже заполнил меня. Крик все же срывается с моих губ, никакие высшие силы не помогли бы мне его удержать. Прошло слишком много времени с того момента, как я в последний раз занималась сексом, а безопасного места, где я могла бы себя трогать, у меня не было, хотя я и достаточно мокрая, мое тело все равно слишком упругое, а Вик слишком большой.
Вик держит мои руки сверху и двигается внутри меня с грубым рычанием, я закрываю глаза, стараясь игнорировать эти набегающие на меня приливы боли. Они быстро исчезают, зато вместо них появляется ослепляющее удовольствие.
Это ощущение – когда Вик находится внутри меня, сродни столкнувшимся восторга и радости.
Я его ненавижу.
Я хочу его.
И я не знаю, почему.
Виктор заполняет меня во всю длину, с присущей твердостью, захватывающей все, разрушая меня на маленькие кусочки, пользуясь своим телом.
Сама того не подозревая, я направляю своё тело навстречу его, и меня одурманивают эти вспышки наслаждения, разрывая меня, словно самая страшная буря. Мои бёдра, кажется, двигаются сами по себе, качаясь от его толчков.
Я на пределе, слишком возбуждена, и уже вот-вот достигну оргазма, но Вик последний раз входит в меня с рваным стоном, его горячее дыхание обжигает шею, а его рука прижимается к моему бедру. Когда он все же делает шаг назад, я не могу пошевелиться, все, на что я способна, это прильнуть к лбом к стене и пытаться усмирить дрожь.
Он просто продолжает стоять, я чувствую его за своей спиной, как долбанное напоминание, что я ненавижу и жажду его одновременно. То, что я чувствую к Виктору Чаннингу, не имеет абсолютно никакого значения.
– Вставай, – говорит он, стараясь не грубить. – Нам нужно вернуться на занятия.
Верно.
Мы не можем рисковать и потерять его наследство, верно?
Используя стены в качестве поддержки, я осматриваю себя и обнаруживаю, что мои бедра в полном беспорядке. Не удостаиваю Вика взглядом и иду прямиком в ванную. Быстренько раздевшись и приняв быстрый душ (стараясь не намочить волосы), я размышляю о том, что он не использовал презерватив.
Трудно заставить себя переживать из-за этого.
Я открываю дверь, стоя в одном лишь полотенце.
– Я не могу надеть это, – говорю я, швыряя нижнее белье и джинсы в его направлении. Они приземляются кучкой ему на нос ботинка, когда он обращает на меня темный взгляд, который невозможно прочесть. Невозможно. Просто, блять, нереально. – Я не вернусь в школу в запятнанной спермой одежде.
– Никто и не просил тебя, – дерзит в ответ Вик, подбирая мою одежду с пола, и исчезает на кухне. Немного погодя, я слышу звуки бегущей воды и стиральной машинки. Когда Вик возвращается, то почти не смотрит на меня, взбегает по лестнице, перепрыгивая по две ступеньки за раз.
Я облокачиваюсь о дверной проем и закрываю глаза, борясь с оцепенением.
Я не чувствую ничего.
Это продолжается до того момента, пока я не чувствую тепло его тела и его взгляд на мне. Он всегда смотрит на меня.
С опаской открываю глаза и вижу его, уставившегося на меня. В течение нескольких секунд выражение наших лиц полостью совпадает. Но это не имеет абсолютно никакого значения. Он – загадка, одинокая планета, парящей в далекой галактике. Тем не менее, если я и смогу что-то разделить в этот момент, так это то, что он на обитает на моей орбите, и я больше не чувствую себя онемевшей.
– Вот, – он передает мне чистое нижнее белье и пару чистеньких шорт с эмблемой нашей школы. Это его шорты, они слишком большие, но у них хотя бы есть шнурок. Я делаю шаг назад и скрываюсь в ванной, надеваю трусы – мужские трусы, но кому какая разница, и следом в шорты. – Как твои швы?
Спрашивает он, как только я ступаю из ванной.
– Нормально, – отвечаю я, хотя они немного кровоточили. Я просто хочу сказать, что он действительно толкнул меня в стену.
Вик усмехается и хватает толстовку, висящую на крючке у двери, я швыряю в него свои грязные джинсы в тот же момент, что и он толстовку, и мы выходим на улицу к его мотоциклу. Мне приходится скрывать небольшую гримасу, когда я забираюсь на сиденье, боль между моими бедрами возобновляется, но через мгновение адреналин покидает мое тело.
Ни один из нас не проронил ни слова за всю поездку, по крайней мере до того момента, как мы подъезжаем к школьной парковке.
Хаэль встречает нас во дворе.
Должно быть, уже обед. Выпускникам разрешено выходить за пределы кампуса только во время обеда. Либо так, либо Хавок подкупили новых охранников, чтобы те закрывали глаза на то, как парни нарушают правила, как было в последний раз.
– Где вас, блять, носило? – Хаэль требует ответа, скользя пальцами сквозь рыжие волосы, мышцы на его руках дергаются. – У нас тут полная хрень. Мудозвоны Энсбруки и Картеры охотятся на наши члены.
– Я сказал вам подождать до моего приезда, – злится Вик, его голос пронизывает до костей и тверд словно сталь.
Я терпеть его не могу.
И все же, когда я закрываю глаза, то чувствую, что он похоронен глубоко внутри меня, и мне приходится отчаянно бороться с этим жаром, заполняющим каждую клеточку.
К счастью, Хаэль слишком занят, чтобы заметить наше странное поведение, или тот факт, что на мне спортивные шорты Вика. Его долбаное имя написано на одной ноге – одно из школьных требований, так как у нас развелось слишком много воришек.
– Что произошло? – спрашивает Вик, когда мы подходим к месту, где уже ждут Оскар, Каллум и Аарон. В отличие от Хаэля, Аарон сразу же замечает шорты, и его взгляд устремляется к моему лицу и мокрым кончикам волос.
Уголки его рта опускаются в тонкую жесткую линию.
– Картеры не подпустят нас к Билли и Кали, – голос Каллума звучит немного грубо, он надломлен. Он снимает капюшон, обнажая блондинистые волосы. – И они распускают слухи о Бернадетт.
Он смотрит на меня своими ярко-голубыми глазами, скрытыми толстыми веками, а затем обращает внимание на куда-то за свое плечо, в сторону дверей, ведущих в школу Прескотт, когда те распахиваются, и на улицу выходят Митч, Логан, Кайлер, Дэнни и Тимми. Двое Картеров – Митч и Логан, и трое братьев Энсбрук. Две ничегоне стоящие семьи.
Я поджимаю губы.
– Какого рода слухи? – задает вопрос Вик, словно не заметил орду придурков, спускающихся к нам по ступеням.
– Что она трахает своего отчима. Что присоединилась к нам, чтобы натравить нас на него, – подает голос Оскар, даже не моргнув, пока его глаза сканируют меня с ног до головы. Прямо сейчас могу заверить, что он знает про нас с Виком. Опять же, в отличие от Аарона, он не выглядит удивленным, да ему наплевать. Я отмечаю его очки, возможно, те самые, в которых он был, когда мы занимались Доном.
Не успеваю я открыть рот, чтобы постоять за себя, как Вик уже проталкивается через парней, чтобы встретиться лицом к лицу с Митчем – очевидным лидером этой новой компашки бунтарей. На протяжении трех лет Хавок заправляли этим местом. Я с трудом могу поверить в то, что Билли и Кали притащили сюда своих в попытке передать бразды правления.
– Что сделала Кали, чтобы вы выполнили ее грязную работу? – шепчу достаточно громко, чтобы услышал только Аарон, стоящий по правую сторону от меня со стиснутыми зубами и сжатыми кулаками. Он скользит по мне взглядом своих золотисто-зеленых глаз, и сердитое выражение его лица превращается просто в хмурое.
– Предала каждого человека, которого знала, ради нас, включая свою кузину, которая трахалась с местным судьей, – Аарон выдыхает и закрывает глаза всего на секунду. Он ведет себя так, как будто я только что приложила ему кувалдой по черепушке. – Кузина Кали была зла на нас за то, что мы устроили и во что втянули ее брата в школе Фуллер, поэтому она обратила внимание суда на меня. Мне едва удалось спасти девочек от приюта.
Мои брови взлетают вверх, и я чувствую острую боль в груди, когда поворачиваюсь обратно к сцене передо мной.
– Ты думаешь, что это какая-то чертова игра? – интересуется Вик, пока я позволяю своим глазам блуждать по стенам кампуса в поисках полицейских. В моем поле зрения нет ни одного из них. Значит, кто-то позаботился об этом. Это могли быть как Хавок, так и их новоиспеченные враги. – Ваша девчонка порезала мою при помощи ножа.
Мою.
Это слово проделывает со мной ряд странных вещей. Ярость переполняет меня с неудержимой скоростью, и я делаю шаг к Каллуму. Я не забыла о том, что он носит нож в кармане. Он напрягается, когда моя рука пролезает в передний карман его толстовки, но он не останавливает меня, когда я вытаскиваю его, становясь плечом к плечу с Виком.
Он всего на секунду пересекается со мной взглядом и быстро обращает свое внимание к Митчу.
– Каковы твои мотивы? И почему ты так резко встал на стражу Бернадетт Блэкбёрд? – Митч произносит мое имя так, словно я и больше собачьего дерьма не стою. – Разве ты не был одним из тех, кто выбивал из нее дерьмо в десятом классе? Это твоя фишка, Бернадетт, трахать людей, которые относятся к тебе, как к дерьму? Вот почему тебе так нравится член твоего приемного папаши.
Я не выделяю и секунды на раздумья, бросаюсь вперед, зажав нож в ладони. Никто не ожидал от меня резких движений, так что у меня есть небольшое преимущество, когда я взлетаю вверх по ступенькам. Богом клянусь, в моей голове абсолютная пустота, когда я вонзаю лезвие в плечо Кали. Она начинает кричать, как только металл застревает в ее плоти, и кровь ярким пятном заливает ее бледную кожу.
За долю секунды мир превращается в хаос. Кайлер наступает на меня, Каллум подлетает и берет его на себя. Билли подхватывает Кали, когда она падает назад, но я уже отступаю, спотыкаясь на ступенях, когда две банды сталкиваются.
Это происходит всего минуту или две, но этого времени оказалось достаточно, чтобы к окнам на первом и втором этажах привалились толпы студентов, болеющих за одну или другую сторону, в том числе, все охранники, работающие при кампусе. К нам устремилась парочка полицейских и несколько особо смелых учителей, торопящихся расцепить стороны.
– О, милая, – произносит Мисс Китинг, присаживаясь на колени рядом с Кали, и берет свой телефон, чтобы набрать 911. Я же просто стою на месте, когда начинается дождь.
– Кто это сделал? – пычит директор Ванн, когда парни наконец расцепились и разошлись по разные стороны. Он указывает на стонущую Кали. Нельзя сказать, что ее рана была тяжелее моей, но что-то мне подсказывает, что для меня так все сказочно не закончится, как это было с ней. Она собиралась призвать меня к административному наказанию.
Готовлюсь признаться, пока Кали еще не успела насладиться моментом, когда слышу голос Хаэля.
– Это я сд… – начинал было он, но слова Аарона заглушают его.
– Это был я, – заявляет он, и наши глаза встречаются под дождем. – Это мой нож.
Копы надевают на него наручники и сажают в патрульную машину, в то время как нас просят пройти в офис мистера Ванна.
Один студент отправился в обезьянник, другой в больницу, и остальные одиннадцать только что впихнулись в тесное пространство кабинета нашего мудака директора, у которого не было другого выбора, кроме как отстранить нас от занятий на два дня, за которыми последует двухнедельное наказание.
Школа Прескотт не может позволить себе исключить тринадцать учеников за раз, тем самым потеряв все государственное финансирование.
Кроме того, я знаю, что Ванн продолжает активно набирать девушек для своих делишек за пределами школы.
И я готова поспорить, что он не забыл, как хорошо я осведомлена об этом.
