Текст книги "Японская новелла"

Автор книги: Рюноскэ Акутагава

Соавторы: Ясунари Кавабата,Дзюнъитиро Танидзаки,Сайкаку Ихара,Сёсан Судзуки,Огай Мори,Тэйсё Цуга,Рёи Асаи,Рока Токутоми,Ансэй Огита
сообщить о нарушении

Текущая страница: 28 (всего у книги 41 страниц)

КОММЕНТАРИИ

¹ “Победил – ты опора трона, побежден – и ты вне закона”– Эти строки – пословица, общий смысл которой можно передать словами “сила всегда права”. Речь идет здесь о феодальном восстании, имевшем целью свержение буржуазного правительства Японии.

² “...как пробиваются на свет ростки проса и конопли, бамбука и тростника”– Строка заимствована из сочинения китайского монаха Пу-цзи (нач. XI в.) “Самое главное из пяти светильников” – собрания жизнеописаний пяти буддийских патриархов, где под “светильниками” подразумевается учение, передающееся от одного патриарха к другому. Подобный образ встречается в “Сутре лотоса” (Саддхарма-пундарика-сутра) – одной из наиболее известных книг буддийского канона.

³ Сайго– Имеется в виду Сайго Такамори (1827—1877)– видный политический деятель периода буржуазной революции Мэйдзи в Японии (1868). В начале своей деятельности поддерживал идею реставрации императорской власти, одно время занимал пост военного министра в новом буржуазном правительстве. Недовольный действиями правительства, в частности его отказом начать военные действия против Кореи, сформировал в местности Сацума, уроженцем которой являлся, сорокатысячную армию и в 1877 году возглавил антиправительственное восстание. Оно явилось последним и самым крупным выступлением феодальных элементов против буржуазного правительства. В сентябре того же года, после разгрома восстания, покончил с собой.

⁴ Нансю– одно из личных имен Сайго Такамори. Перемена личного имени (родовое имя, то есть фамилия, не менялось) в связи с каким-либо важным событием в жизни, переменой рода занятий и прочим была традицией в среде деятелей искусства, политических деятелей в старой Японии. Нансю – название местности в префектуре Кагосима (западная часть острова Кюсю), уроженцем которой был Сайго Такамори.

⁵ “Кимоно сацумской выделки”– Сацума – название одного из феодальных владений, кланов, на юго-западе Японии (в настоящее время входит в префектуру Кагосима).

Ри– мера длины, немногим менее 4 км.

⁷ Тё– мера длины, равна приблизительно 110 м.

⁸ “...с желтыми полосками на погонах...”– Погоны с желтыми полосами носили солдаты правительственных войск.

⁹ “...с подобранными в прическу итёгаэси волосами...”– Итёгаэси – женская прическа “бабочкой”. Волосы, уложенные в такую прическу, разделялись на макушке пробором, каждый пучок закручивался в кольцо. Кончики волос перевязывались шнуром и прикреплялись к основанию кольца. Прическа итёгаэси вошла в употребление в Японии в конце периода Токугава (период Токугава —1603-1867 гг.).

¹⁰ Сёдзи– передвижные решетчатые рамы, оклеенные плотной бумагой; служат вместо наружных стен и внутренних перегородок в японском доме, построенном согласно канонам национальной архитектуры.

¹¹ Кий-сан– Кии – уменьшительное от женского имени Кику, сан – вежливая частица, прибавляемая к имени в японской разговорной речи. Самостоятельного значения не имеет.

¹² Маттян– уменьшительное от имени Мацу, тян – частица, прибавляемая к именам детей и женщин.

¹³ “...со связанными в пучок волосами...”– Связанные в пучок волосы – один из видов старинной мужской прически в Японии периода Токугава. Спереди волосы пробривались широкой полосой, а на макушке связывались в пучок, конец которого укладывался в направлении ко лбу. Такая прическа называлась тёммагэ.

¹⁴ Хаори– накидка особого покроя, часто украшенная гербами, принадлежность парадного или форменного японского национального платья. Хаори носят как мужчины, так и женщины.

¹⁵ Иена– японская денежная единица, установлена с 1871 года.

¹⁶ Дзидзо(санскр. бодхисаттва Кшитигарбха)—одно из божеств буддийского пантеона, считающееся покровителем детей и путников. Обычно изображается с приветливой, благожелательной улыбкой. Изваяния Дзидзо часто ставятся в Японии по обочинам дорог. В японском языке существует поговорка: “Просит в долг с лицом Дзидзо, отдает – с лицом Эмма” (по буддийским верованиям, Эмма – властитель ада).

¹⁷ “...ростом с “охраняющего врата”...” —“Охраняющие врата”, боги Нио, – два злых божества из индийской мифологии, вошедшие в японский буддийский пантеон как боги – охранители буддийского учения. Огромные статуи Нио стоят у входа в буддийский храм, а также по обе стороны подножия главной статуи Будды в храме. Одно из божеств изображается с широко открытым ртом, другое – со стиснутыми зубами. На голове у каждого из них —извивающееся туловище змеи, лица имеют угрожающее выражение. Один из Нио символизирует несокрушимую (“алмазную”, согласно буддийской символике) твердость, другой – силу.

¹⁸ “Старые кланы”– феодальные владения в Японии, упраздненные после буржуазной революции Мэйдзи, в 1876 году.

¹⁹ “Каннон-целительница с ивой”– богиня Каннон (санскр. Авалокитешвара), одно из божеств буддийского пантеона. Считается олицетворением милосердия, сострадания, спасает людей от заблуждений и греха, широко почитается в Японии и других странах Востока. Существуют различные изображения Каннон: тысячерукая Каннон, одиннадцатиликая, Каннон с головой лошади – такое изображение ставится у проселочных дорог, и другие. Изображение Каннон с веткой ивы в правой руке, видимо, основано на ассоциации с плакучей ивой, низко склоняющей свои ветви. Культ Каннон пришел в Японию в VI веке.

²⁰ У Дао-цзы(680?—750?) – другое имя У Дао-сюань – знаменитый китайский живописец; изображал природу, людей, рисовал картины на буддийские сюжеты. Считается новатором в китайской живописи.

²¹ Император Хуэй-цзун(1082—1135) принадлежал к китайской династии Северная Сун (960—1126), был покровителем искусств.

²² Су Дун-по(1036—1101)—псевдоним китайского поэта и прозаика Су Ши. Был известен также как портретист.

²³ “...укреплял ...руки– фехтованием двумя мечами”– Ношение двух мечей, длинного и короткого, являлось в феодальной Японии привилегией самурайского сословия. Представителям торгового сословия, ремесленникам разрешалось носить короткий клинок, крестьянам вовсе запрещалось носить оружие.

²⁴ “Призыв к знаниям”(1872—1876)—книга популярных рассказов о развитии наук в европейских странах, автором которой был крупнейший общественный и политический деятель раннебуржуазной Японии Фукудзава Юкити (1834—1901). Деятельность Фукудзава Юкити носила просветительский характер, он стремился познакомить своих соотечественников с достижениями науки и техники на Западе и этим помочь Японии, находившейся на протяжении более двухсот лет (XVII – середина XIX вв.) в изоляции от внешнего мира, догнать развитые промышленные страны.

²⁵ “План «наказания Кореи»” – Так был назван выдвинутый в 1873 году в правительственных кругах Японии проект вторжения в Корею в ответ на меры по “изгнанию иностранцев”, в первую очередь японцев, предпринятые корейским правительством. Одним из наиболее активных приверженцев этого плана был Сайго Такамори. Проект не был осуществлен.

²⁶ Окубо Тосимити(1832—1878)—один из видных политических деятелей периода буржуазной революции Мэйдзи, уроженец Сацума. Занимая с 1873 года пост министра внутренних дел, в значительной степени способствовал усилению нового правительства Японии. Был одним из тех, кто решительно воспротивился плану вторжения Японии в Корею. Его усилия в организации правительственной армии сыграли большую роль в разгроме самурайского восстания 1877 года, поднятого Сайго Такамори.

²⁷ Масуда Сотаро– один из сподвижников Сайго Такамори.

²⁸ О-табакобон– прическа девочки: разделенные прямым пробором волосы связываются пучками по обеим сторонам головы, сверху надевается матерчатая повязка.

²⁹Дзё – мера площади, равная приблизительно 1,5 кв. м. Ею измеряется площадь помещений японского дома. Равна также площади циновки (татами), служащей покрытием пола в жилом помещении японского дома.

³⁰ Футон– постельная принадлежность, стеганый тюфяк, служащий также и одеялом.

³¹ Токонома– ниша с приподнятым полом, служащая для украшения комнаты в японском доме. В токонома вешают картину-свиток, ставят вазу с растениями.

³² “...наденут красную рубашку...”– то есть посадят в тюрьму. Красная рубашка – арестантская одежда.

³³ “...если Сигэру... примет нужное решение...” —Речь идет о решении совершить харакири. Самоубийство путем вспарывания живота (харакири), совершаемое самураем для спасения своей чести, являлось традицией в феодальной Японии, оно предписывалось воину моральным кодексом японского самурайства бусидо (“путь воина”). Обычным было так называемое “самоубийство вслед”, совершаемое в случае кончины (гибели на поле боя или др.) военачальника его приближенными самураями. Презрение к смерти считалось одним из качеств, отличающих самурая.

³⁴ Сэнсэй(дословно – прежде родившийся) – почтительное обращение, прибавляется к имени старшего, учителя и пр.

Дакка – частица, прибавляемая к имени; также обращение в старой Японии. Нечто вроде “барин”, “хозяин” в русской речи.

³⁶ Фусума– двойные деревянные рамы, обтянутые с обеих сторон полотном или бумагой. Служат раздвижными перегородками внутри жилого помещения в японском доме.

³⁷ Ночь огня– устраивается сельскими жителями 15 января, ранним утром, до наступления рассвета, обычно на окраине деревни. Взрослые и дети бросают в огонь ненужные вещи, легко воспламеняющуюся рисовую солому, подбрасывают вверх листы бумаги с написанными на них в первый день наступившего года иероглифами. Считается, что чем выше поднимет теплый воздух от костра подброшенный лист, тем лучше написаны на нем иероглифы.

³⁸ Татами– соломенные циновки, маты стандартного размера (несколько больше 1,5 кв. м), которыми покрывают пол в жилом помещении японского дома.

³⁹ Фуросики– шелковый или хлопчатобумажный платок, обычно с рисунком или иероглифической надписью, в котором носят книги, мелкие вещи.

⁴⁰ Бичер– Очевидно, имеется в виду брат известной американской писательницы Гарриет Бичер-Стоу, проповедник и лектор Генри Уорд Бичер (1813—1887).

⁴¹ Тайгун Ван(дословно “надежда моего отца”) – прозвище китайского мыслителя Люй Шана (известен также под именем Цзян Цзи-я). В китайском историческом сочинении “Записки Сыма Цяня” рассказывается: Люй Шан, будучи уже в восьмидесятилетнем возрасте, занимался ужением на реке Вэй. Однако удил он без лески и крючка, так как имел целью не добычу рыбы, а возможность, находясь в уединении, погрузиться в свои мысли. В это время к нему подошел правитель Вэнь-ван (отец основателя династии Чжоу – XII в. до н. э. – III в. н. э.). Вэньвану было предсказано, что он встретит человека, который станет его помощником в делах управления государством. Люй Шан стал помощником правителя и с тех пор получил прозвище Тайгун Ван.

Таби– матерчатые носки с отделенным большим пальцем, которые надеваются при ношении тэта.

АКУТАГАВА РЮНОСКЭ

БЕССМЕРТНЫЙ МУДРЕЦ

1

Неизвестно, к какому времени относится эта история. Среди странствующих балаганных актеров, ходивших с представлениями из одного городка в Северном Китае в другой, был некий Ли Сяоэр. Он давал представления мышиного театра. Все, что он имел при себе, – это мешочек для мышей, коробки с их сценическими костюмчиками и масками и нечто вроде небольшого домика с крышей, служившего переносной сценой.

В погожий день он останавливался на людном перекрестке и прежде всего ставил себе на плечи упомянутое подобие домика, а затем стучал в барабанчик и песней зазывал публику. Падкие до зрелищ горожане – и стар и млад,– услышав пение, редко проходили мимо него, не остановившись. Когда вокруг образовывалась людская изгородь, Ли вытаскивал из мешочка мышь, надевал на нее костюм или маску и выпускал на сцену, как и положено, через специальный выход – путь демонских врат. Мышь, видать уже привыкшая к своей роли, деловито семенила по сцене и, несколько раз чопорно вильнув блестящим, как шелковый шнурок, хвостиком, на несколько мгновений приподнималась на задние лапки. Из-под ситцевой одежки розовели подушечки передних лапок Мышь эта выполняла роль сэцзы – персонажа интермедий между актами предстоящей драмы.

Что же до публики, то если она составлялась преимущественно из детей, те с самого начала били в ладоши и изнывали от любопытства, взрослые же свой интерес демонстрировали не так охотно. Как правило, они безучастно покусывали трубки, вырывали волоски из носа и насмешливо разглядывали хлопочущих на сцене мышей-актеров. Но по мере развития сюжета, когда через путь демонских врат на сцену друг за другом выползали героиня чжэндань в костюме из парчовых лоскутков, злодей – цзин – в черной маске, которые подпрыгивали и кружились в прихотливой пантомиме под пение и реплики Ли, публике, похоже, становилось уже невмочь разыгрывать равнодушие и из окружающей толпы начинали раздаваться одобрительные возгласы: “Санцзыда!” – вот это здорово! Тогда и Ли Сяоэр, все более воодушевляясь, истово колотил в барабан, ловко управляя своими мышами.

Ну, а когда он переходил к центральной части представления, провозглашая: “В Черной реке утонула горечь Минской принцессы Цинчжун, часто видит сокровенные сны одинокий гусь осенью в Ханьском дворце”, то на выставленном перед сценой подносе сама собой вырастала горка монет...

Однако зарабатывать себе на хлеб таким ремеслом нелегко. Достаточно десяти непогожих дней, и уже можно класть зубы на полку. Летом, с того времени как начинает созревать урожай, и до сезона дождей и костюмчики и маски покрываются плесенью. А зимой то ветер, то снег, и дело сразу же приходит в упадок. Тогда поневоле приходится бороться со скукой в компании мышей, коротая обычно скучные вечера где-нибудь в темном углу постоялого двора. Мышей было всего пять, и они носили имена отца, матери и жены Ли, а также его двоих неизвестно где живущих детей. Когда, вылезая из своего мешочка, мыши опасливо и зябко обходили комнату, где не было хотя бы крохотной жаровни, с помощью опасных акробатических трюков залезали с кончиков башмаков на колени хозяина и своими глазками, похожими на черные бусинки нанкинского бисера, вглядывались в его лицо, то даже у привычного к тяготам жизни Ли Сяоэра иногда на глаза наворачивались слезы. Однако такое, честно говоря, случалось редко, обычно же он был всецело во власти тревоги о завтрашнем дне и охватывающего его безотчетного чувства неудовлетворенности, так что взгляд его и не задерживался на милых мышках.

К тому же в последнее время стали сказываться годы и болезни, и он уже не мог полностью отдаваться своему ремеслу. Когда попадалась особенно длинная песня, голос начинал прерываться: глотка тоже служила ему уже не так верно, как прежде. С этой стороны можно было в любое время ждать каких угодно неприятностей. Эта тревожная мысль, словно зима Северного Китая, изгоняла из сердца бедного актера солнечный свет и вольный воздух и, наконец, безжалостно иссушала даже само желание просто жить, как все остальные. Отчего жизнь так трудна, и почему, несмотря на всю ее мучительность, необходимо жить дальше? Об этом Ли, конечно, и не пытался ни разу задуматься. Но незаслуженность этих мук ощущал и бессознательно ненавидел их неведомый источник. Возможно, смутное чувство протеста, которое Ли питал в душе буквально ко всему, проистекало как раз из этой неосознанной ненависти.

Однако при всем этом Ли, как любого восточного человека, совершенно не смущала необходимость все же подчиняться судьбе. В метельный день он часто, подавляя в себе чувство голода, говорил в комнатенке постоялого двора своим пятерым мышам: “Потерпите. Я же терплю и холод, и голод. Считайте, что раз живы – должны страдать. Да и людям приходится намного труднее, чем мышам...”

2

Это случилось после полудня в один из тех холодных дней, когда снеговые тучи вдруг разразятся мокрым снегом и в переполняющей узкие улочки грязи ноги тонут буквально по голень. Ли Сяоэр как раз возвращался с работы. Он шел по безлюдной улице на окраине города, как обычно, перекинув через плечо мешочек с мышами, вымокший до нитки, поскольку, к несчастью, забыл взять с собой зонт, и тут возле дороги оказался небольшой храм. В этот момент дождь полил особенно сильно, и он, шагая понурившись, чувствовал, как капли скатываются с кончика носа. Вода текла за ворот. В растерянности Ли, заметив храм, торопливо забежал в него. Прежде всего он стер с лица капли дождя, а затем отжал рукава платья. Наконец, немного придя в себя, он взглянул на заключенную в рамку надпись над входом. На ней были выведены три иероглифа: “Храм божества горы”.

Поднявшись на несколько каменных ступенек, он увидел то, что находилось внутри, поскольку створки дверей были открыты. Помещение было меньше, чем он ожидал. Прямо напротив входа металлическое изваяние главного божества, затянутое паутиной, безучастно дожидалось наступления сумерек. Справа от него была статуя загробного судьи, лишившаяся головы неведомо из-за чьих проказ. А слева находился демон-прислужник с зеленым ликом, ярко-красной копной волос и весьма свирепым выражением лица. Но и у него – увы! – не хватало носа На полу перед ними были насыпаны, по-видимому, банкноты погребальных денег ¹. Об этом можно было догадаться по тому, как поблескивали в полумраке золотые и серебряные бумажки.

Едва увидев внутренность храма, Ли хотел было уйти, но в этот момент из вороха бумажных денег появился человек. На самом деле он, видимо, и прежде сидел там на корточках и просто стал различим для привыкших к полумраку глаз Ли. Но ему показалось, что человек и в самом деле внезапно возник из денег. Немного удивленный, он сделал вид, будто вовсе не смотрит в ту сторону, а сам украдкой бросил робкий взгляд на незнакомца.

Это был безобразный старик в перепачканном дорожном платье, с лицом, на котором вот-вот ворона гнездо совьет (“Ага! Это, верно, нищенствующий даос ²!” – решил Ли). Обхватив руками худые колени, старик уперся в них подбородком, на котором росла длинная борода. Хотя глаза его были открыты, смотрели они неизвестно куда, Он тоже попал под дождь – это было видно по его насквозь промокшей на плечах дорожной одежде.

Глядя на старика, Ли почувствовал, что надо хоть что-нибудь ему сказать, во-первых, потому, что, мокрый как мышь, всем своим видом он вызывал жалость, а во-вторых, общественная мораль предписывала в подобных случаях обращаться с приветствием первому. Возможно, к этому еще примешивалось стремление поскорее забыть произведенное стариком неприятное впечатление.

– Ужасная погода, не правда ли?

– Точно так – Старик поднял голову с колен и впервые посмотрел в сторону Ли. Он глядел, сдвинув брови и важно поводя крючковатым, словно птичий клюв, носом

– Для человека моей профессии нет большего наказания, чем дождь,

– Вот как? А чем вы кормитесь?

– Показываю мышиные представления.

– Экая диковина!

Так они не спеша разговорились. Старик между тем, выбравшись из вороха бумажных денег, сел вместе с Ли на каменные ступеньки у входа, и теперь лицо его было хорошо видно. Он оказался еще более тощим, чем показалось вначале. Но Ли, решив, что заполучил неплохого собеседника, положил мешочек и короб на ступеньки и, выбирая доверительные выражения, рассказывал разные истории.

Старик, похоже, был молчун и не спешил отвечать. С каждым своим “вот уж действительно”, “верно” и т.д. он так разевал беззубый рот, словно откусывал им воздух. Вместе со ртом вверх-вниз ходила и его грязно-желтая у корней бороденка. Картина невыразимо жалкая.

В сравнении со старым даосом Ли во многом ощущал свое превосходство, и само по себе это, конечно, было приятно. Но в то же время он отчего-то чувствовал себя виноватым перед стариком за свое превосходство. И то, что разговор он сводил к тяготам жизни, постоянно подчеркивая трудность своего существования, явно было вызвано мучившим его чувством вины.

– Прямо хоть плачь! То и дело приходится весь день сидеть без еды. Я тут недавно подумал: я-то считаю, что заставляю мышей показывать сценки и тем зарабатываю пропитание, а на деле, может быть, это мыши заставляют меня заниматься моим ремеслом и тем кормятся? Так ведь оно в действительности и выходит.

От тоски Ли договорился и до такого, но даос продолжал хранить молчание, как и прежде, и это еще больше действовало актеру на нервы. “Наверное, старец принял мои слова с недоверием. Лучше бы мне было помалкивать и не болтать попусту”, – в душе бранил себя Ли. Краем глаза он взглянул на старика. Даос смотрел в противоположную от него сторону, на залитую дождем зимнюю иву возле храма, постоянно почесывая рукой голову. Лица его не было видно, но, похоже, он читал мысли Ли и не был настроен поддерживать беседу. Подумав так, Ли испытал неприятное ощущение, но еще сильнее было чувство досады оттого, что не смог выказать старику свое сочувствие. Тогда он перевел разговор на нашествие саранчи нынешней осенью. Из ущерба, нанесенного окрестным хозяйствам, он хотел вывести мысль о лишениях крестьянства и тем оправдать бедственное положение старика.

Но посредине этой речи старик даос вдруг повернулся к Ли. В мышцах его изборожденного морщинами лица ощущалась напряженность, какая бывает от сдерживаемого смеха.

– Вы, кажется, изволите мне сочувствовать? – Старик, словно не в силах более сдерживаться, громко расхохотался. – В деньгах у меня, знаете, нет недостатка. Если не возражаете, мог бы и вам ссудить на жизнь.

Ли, потеряв нить разговора, ошеломленно уставился на даоса “Так он сумасшедший!” – дошло до него наконец после пристального разглядывания старика. Но это предположение было тотчас же опровергнуто следующими словами даоса:

– Коли вам хватит тысячи-другой и ³, извольте теперь же принять от меня. По правде говоря, я не обычный человек.

Старик вкратце рассказал о своей жизни. В прошлом он работал на скотобойне в одном городке. Но, встретив случайно старца Люйцзу ⁴, познал Путь. Закончив рассказ, даос медленно поднялся и вошел в храм. Одной рукой он поманил к себе Ли, другою – сгреб бумажные деньги.

Ли, словно лишившись всех пяти чувств, с отсутствующим видом вошел в храм. Упершись обеими руками в засыпанный пылью и мышиным пометом пол, он в позе, напоминающей земной поклон, приподнял только голову и снизу вверх смотрел на даоса.

Тот, с трудом распрямив согбенную спину, сгреб обеими руками валявшиеся на полу банкноты. А затем, разминая их в ладонях, стал быстро швырять себе под ноги. И вдруг шум зимнего дождя на улице был заглушен звоном сыплющихся на пол храма золотых и серебряных монет. Разбрасываемые стариком бумажки в его руках превращались в настоящие деньги...

Осыпанный этим денежным дождем, Ли Сяоэр так и застыл, распростершись на полу и завороженно глядя на старика даоса.

3

Ли Сяоэр разбогател, как Тао Чжу ⁵. И когда кто-нибудь сомневается в том, что он действительно встречался с бессмертным мудрецом, он показывает написанное для него старцем поучительное четверостишие.

Давным-давно прочитавший эту историю в одной книге, автор, к сожалению, не помнит изречения дословно и потому в заключение приводит лишь общий его смысл в переводе со старокитайского на классический японский. По-видимому, это ответ на вопрос Ли Сяоэра о том, почему бессмертный мудрец нищенствует.

“В человеческой жизни заключены страдания, поэтому надо наслаждаться ею.

Человек смертен, потому знает, что такое жизнь. Обрести избавление от смерти и страданий – невыносимая скука.

Бессмертный мудрец не стоит обычного человека с его смертью и страданиями”.

Возможно, мудрец соскучился по человеческой жизни и специально бродил в поисках страданий.