Текст книги "Японская новелла"

Автор книги: Рюноскэ Акутагава

Соавторы: Ясунари Кавабата,Дзюнъитиро Танидзаки,Сайкаку Ихара,Сёсан Судзуки,Огай Мори,Тэйсё Цуга,Рёи Асаи,Рока Токутоми,Ансэй Огита
сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 41 страниц)

– У трав и деревьев тоже есть сердце. Дерево услышало, что мы собираемся спилить его и засохло. Мы же люди и должны думать об этом!

Когда братья поняли это, дерево снова расцвело, как прежде.

ШАНЬ ГУ ⁵⁴

 
В Поднебесной известный вельможа тот,
Помня сына почтительность, служит родителям.
Чтобы вымыть горшок, из источника воду берет,
Как служанка. Таких людей мало на свете!
 

Шань Гу – поэт эпохи Сун. До сих пор люди почитают его основателем поэтической школы. У него было много слуг на разных работах, была жена, но все же, когда его мать ходила по большой или малой нужде, он сам подавал ей горшок. Если горшок был грязным, Шань Гу сам его мыл и потом давал матери; он служил ей с утра до вечера, никогда не ленился. Как говорится, зная одно дело, можно домыслить десятки тысяч, так что другие его действия можно представить. Сыновняя почтительность этого человека известна в Поднебесной. Шань Гу не похож на многих других людей, это человек с высоким именем.

ЛУ ЦЗИ

 
По небесным законам ведет он себя:
Братьев любит, родителям верный сын.
В рукаве своем спрятал в гостях мандарин,
С благодарностью матери подарил.
 

Когда Лу Цзи было шесть лет, он пошел в дом к человеку по имени Юань Шу. Юань Шу угостил Лу Цзи мандаринами. Лу Цзи взял три штуки, положил в рукав и собирался уйти. Он поклонился Юань Шу и тут мандарины выпали из рукава. Юань Шу увидел это и сказал:

– Ребенок не должен так поступать.

– Они такие красивые, я думал дома отдать маме. Услышав слова мальчика, Юань Шу подумал: “Это настоящая редкость, чтобы детское сердце хранило такую благодарность, это редкость и в древности, и в наши дни”. Он стал хвалить Лу Цзи. После этого Лу Цзи прославился в Поднебесной своей сыновней почтительностью.

ИДЗУМИ СИКИБУ

Не так давно, во времена государя Итидзё ⁵⁶, в цветущей столице жила прелестная куртизанка по имени Идзуми Сикибу. При дворе тогда состоял один молодой человек – Татибана-но Ясумаса ⁵⁷. Когда ему исполнилось девятнадцать лет, а Идзуми Сикибу – тринадцать, они втайне ото всех дали друг другу любовную клятву. Весной, когда Идзуми Сикибу было уже четырнадцать, у нее родился мальчик. Во время ночного свидания родители решили, что сын родился некстати. И тогда мать оставила мальчика на мосту Годзё. Положила детское приданое, на воротнике узорчатой рубахи-косодэ начертала стихотворение, оставила там же кинжал, а ножны забрала себе. Некий горожанин подобрал ребенка, вырастил, а потом отправил в монастырь на гору Хиэй.

Так уж случилось, что мальчик был весьма расположен к учению, да и обликом выдался – бесподобен. Не было ни одного монаха, который, увидев его, остался бы равнодушным, по всей горе шла слава о нем. Знал он толк и в плотской любви. Его имя превозносили не только на Хиэй – много преуспел он в учении Будды, слава о нем распространилась по всей Поднебесной. Преподобный Домэй – так звали его люди. Домэю исполнилось восемнадцать лет. И вот как-то во дворец позвали Домэя вместе с другими монахами толковать “Сутру лотоса”. Тут подул ветер и бамбуковая занавеска, за которой сидели дамы, приподнялась. Оказалась там и женщина лет тридцати. Она была поглощена речами монахов, но изгиб ее бровей свидетельствовал о сладострастии. Всего лишь миг видел ее Домэй, но и этого было достаточно, чтобы в теле своем он ощутил желание. И на постоялом дворе, и потом – когда он уже вернулся в монастырь, ее образ не оставлял его, что говорило об их связи, доставшейся им из прошлой жизни.

И вот Домэй решил снова отправиться в столицу, чтобы еще хоть раз увидеть ту, что влекла его. Он переоделся продавцом мандаринов, пришел во дворец и разложил товар. Из покоев его возлюбленной вышла служанка и попросила двадцать мандаринов. Домэй стал отсчитывать ей мандарины, каждый сопровождая любовным стихотворением.

Один

 
Один на ложе я,
И не было зари,
Когда бы не промокли
Подушка и рукав.
 

Два

 
Двойная ширма.
Когда же
Рядом со мной
Увижу любимую?
 

Три

 
Трепещу,
Сердце волнует любовь,
Лишь только увижу тебя,
О, бесчувственная.
 

Четыре

 
Черной ночью
Мечтаю о тебе.
Подушка и рукав
В росе-слезах.
 

Пять

 
Опять и опять
Мне кажется – ты здесь.
И скоро я растаю
От тоски.
 

Шесть

 
Есть в соседней долине
Олень.
О жене своей
Он проплакал всю ночь.
 

Семь

 
Всему свету
Уже известно о нашей любви.
Из-за тебя
Погибнет мое доброе имя.
 

Восемь

 
Возьми меня
И у себя оставь.
Ты и не знаешь: ты
Прекрасна, как луна.
 

Девять

 
Деваться некуда.
Нам встретиться не суждено.
Но все встречаются
В Чистой земле Амиды.
 

Десять

 
Держать – не удержать.
Соколенок вылетел из клетки.
Когда его увижу
На моей руке?
 

Одиннадцать.

 
Один хотя бы раз
Случилось то,
О чем твердит молва.
Как было бы прекрасно!
 

Двенадцать

 
Двое любят – хорошо.
“Бедняга!” – скажут,
Если любишь
Безответно.
 

Тринадцать

 
Тревожишься,
Тебя ж не любит —
Пусть.
Любить всегда прекрасно.
 

Четырнадцать

 
Черед мне умереть.
Не жаль.
Из-за тебя растаять —
Моя судьба.
 

Пятнадцать

 
Пятно для жизни будущей,
Когда
Жизнь эта бренная
Растает, словно пена.
 

Шестнадцать

 
Шел я
И обошел всю землю.
Но сердце свое
Несу тебе.
 

Семнадцать

 
Семь раз
Ходил в далекий храм.
Молился
О свидании с тобой.
 

Восемнадцать

 
Вопреки стыду
Сказал: “Люблю”.
Но встретиться
Не смею.
 

Девятнадцать

 
День и ночь
Ожидаю тебя.
От нетерпенья и слез
Истлели рукава.
 

Двадцать

 
Двое любят – хорошо.
“Бедняга!” – скажут,
Если от любви
Лишишься сна.
 

Служанка выслушала его. Она не очень любила мандарины, но ей так понравились стихи, что она сказала: “Прибавь еще штучку”. Домэй дал ей еще один мандарин и произнес:

Двадцать один

 
Деваться некуда.
Решился раз
Сказать про любовь
И истратил множество слов.
 

Служанка внимательно посмотрела на Домэя и сказала:

– Вы так замечательно торгуете мандаринами, отчего это?

Он ответил:

– Льют и льют. Служанка не поняла его.

Между тем дама слышала их разговор, и послала служанку проследить, куда пойдет торговец. Домэй вышел из дворца. Он решил: “Сегодня день уже кончился, может быть – завтра?” Подумав так, он отправился на постоялый двор. И вот служанка, хорошенько запомнив дорогу, вернулась обратно. Хозяйка сказала:

– Ты, верно, не понимаешь что имел в виду этот торговец, когда он сказал “Льют и льют”? А ведь он имел в виду любовное послание госпожи Исэ ⁵⁸принцу Гэндзи:

 
От любви к тебе,
От слез проливных
Промокли рукава.
Не просушишь
Льют и льют.
 

Вот что он хотел сказать.

Сказав так, дама про себя подумала: “Сердце влечет меня к нему! Когда Оно-но Комати ⁵⁹находилась в расцвете молодости и красоты, в нее влюбился Хэндзё ⁶⁰, но он не смог преодолеть ее холодность и умер от любви. Это был ужасный грех, но от судьбы не уйдешь, и их имена оказались связанными навеки.

 
Пусть судачат,
Все равно
“Люблю!”
Скажу тебе.
Молча не хочу пропасть.
 

Вспомнив про это стихотворение и размышляя о его смысле, дама вышла из дворца в сопровождении служанки. Ее переполняло любовное чувство. Она подошла к постоялому двору, чуть слышно постучала в дверь и прочла:

 
Выйди – просуши
Под светлою луной,
Свои рукава,
Мокрые от слез,
Что льют и льют.
 

Домэй услышал ее, и, будучи как бы во сне открыл дверь, но не покидая комнаты, с видом печальным прочел:

 
Пусть я не выйду,
Но если сердце есть у тебя,
Свети
И мрак рассей
О, светлая луна!
 

Он был сам не свой от этой любви с первого взгляда... Рука об руку они вошли в комнату. В ту ночь, верные клятве, они были одним целым – словно пара мандаринских уток. Но прошла ночь, настало утро прощания. Домэй в знак любви отдал ей кинжал. Она спросила:

– Такой кинжал бывает только у женщин. Откуда ты его взял?

– Этот кинжал особенный. Младенцем меня оставили на мосту Годзё, приемный отец вырастил меня. Потом он отдал мне этот кинжал – он был при мне, когда мать оставила меня. Я думал о ней, поэтому и хранил его и никогда с ним не расставался.

Когда он сказал так, женщину стали одолевать сомнения:

– А сколько тебе лет?

– Когда мать бросила меня, я был еще совсем крошечным, теперь мне восемнадцать, – ответил Домэй.

– А какое было приданое у новорожденного?

– Узорчатая рубаха, а еще стихотворение.

– Ты его помнишь? Домэй тут же прочел:

 
Пусть пройдет
Хоть сотня лет,
Хоть двести
Запомню тебя
Младенцем.
 

– Вот такое стихотворение, – сказал он.

Когда Идзуми Сикибу оставила ребенка на мосту, она взяла себе ножны от кинжала – она верила, что это как бы часть ее самой, поэтому она никогда с ними не расставалась. Теперь она достала ножны и вложила в них кинжал. Теперь ножны и меч нашли друг друга, теперь мать и сын, разлученные столь долго, встретились. Вот такова наша жизнь в мире страданий... Идзуми Сикибу прозрела, и в ту же ночь она покинула столицу.

Она шла по берегу залива Оноэ, и в ушах ее стоял колокольный звон, она шла по берегу залива Тосигата, и ей слышался неясный шум, она шла сквозь туман и облака, она поднялась в храм Сёся, что в провинции Харима и стала ученицей преподобного Сёку. Когда ей исполнился шестьдесят один год и она достигла высшей мудрости, она начертала на опоре храма стихотворение:

 
Из темноты
Мы рождены,
И в темноту уходит путь.
Свети же ярче,
Месяц над вершиной! ⁶¹
 

Говорят, что выражение “опора со стихотворением”, пошло с тех пор, как она начертала эти строки на опоре храма Сёся, что в Харима.

КОШКИ-МЫШКИ

Все живые существа – будь то люди, птицы или же звери – прекрасно знают, что мир и порядок в Поднебесной имеют своим источником добродетельное управление. И мы действительно можем утверждать, что нынешние времена – намного лучше, чем даже далекое и блистательное прошлое – правления китайских первоимператоров Яо и Шуня.

В середине восьмой луны 1602 года был обнародован указ, согласно которому все кошки в столице должны были быть спущены с поводков. В связи с этим на углу Первой улицы было повешено распоряжение городских властей, в котором говорилось нижеследующее: “Предписывается спустить всех котов и кошек с поводков. Коты и кошки подлежат полному освобождению и им дозволяется гулять там, где им того пожелается. Кроме того, предписывается торговлю кошками упразднить. Нарушившие данное распоряжение подлежат суровому наказанию”.

Согласно этому распоряжению, каждая милая сердцу своего хозяина кошка должна была быть снабжена биркой с его именем, освобождена от поводка и отпущена на все четыре стороны. Кошки пришли в неописуемый восторг и разбежались по всему городу, празднуя обретенную свободу. Радость их объяснялась тем, что отныне они могли ловить мышей, где угодно в полное свое удовольствие.

И теперь замученным бесконечными преследованиями мышам стало прятаться негде. Теперь они уже не могли вольготно разгуливать по коридорам и чердакам, а когда они выбирались наружу, мышам приходилось красться по улицам без всякого попискивания. Горожане же, напротив, пребывали в надежде, что указ будет строго исполняться и в дальнейшем.

К северу от города жил один досточтимый отшельник, который отринул все греховное и прилепился к добродетели. Утром он молил о том, чтобы Небо и Земля существовали бы вечно, а вечером просил, чтобы мир пребывал в покое, а сам он вознесся бы в рай, и чтобы все сущее было бы облагодетельствовано учением Будды. Этот отшельник был прекрасно осведомлен в Учении и способах медитации, а его добродетельность восхищала и трогала до слез монахов и мирян, мужчин и женщин. И был он таков, что его можно было назвать воплощением самого Будды. Даже птицы и животные знали о его непревзойденных достоинствах. И вот однажды ночью был ему удивительный сон. Будто бы пришел к святому мышь, который прилепился к Учению.

“Простите меня за смелость, но только хочу сказать, что, проживая под полом, днем и ночью внимаю я вашим проповедям. И когда я услышал, что можно скостить свои прегрешения посредством покаяния, я решил последовать вашим советам. Могу ли рассчитывать на ваше напутствие после того, как принесу покаяние?”

Святой был тронут тем, что какой-то там мышь способен рассуждать с такой вот степенью утонченности. “Сказано, что даже лишенные органов чувств растения и деревья способны достичь состояния Будды,” – отвечал он. – “А что уж говорить о вас, мышах! Вы, безусловно, способны немедленно избавиться от ваших бессчетных прегрешений – при условии, конечно, что вы без лишних вопросов уверуете в священного Будду! Согласно Учению, и рай и сам Будда пребывают не где-нибудь, а именно в сердцах. Но достичь просветления не так легко. Однако даже птицы с животными, если они, конечно, прилепятся к вере, могут стать буддами”.

Мышь перестал ронять слезы и сказал: “В таком случае я поведаю вам о своих грехах. Поскольку всех кошек в столице отпустили на волю, мыши частью попрятались, а некоторых из них сожрали кошки. Осталось нас в живых не так много, да и последние мыши вскорости сгинут. Мы скрываемся под полами и террасками, не зная ни одной спокойной минуты. Мы прячемся в норках, но через пару дней там становится так душно, что оставаться там невозможно. Когда же мы выбираемся наружу, эти проклятые кошки нападают на нас и рвут на части. Какова же должна быть наша мышиная карма, чтобы мы терпели такие мучения!”

Святой отшельник отвечал: “Конечно же, условия вашего существования заслуживают сожаления. Но теперь, когда я поделился с тобой своим знанием, и ты стал моим учеником, я должен поведать тебе, почему вас, мышей, ненавидят столь люто. Когда я, одинокий монах, переклеиваю бумагу на зонтике и оставляю его сохнуть, я вдруг обнаруживаю, что ручка зонта уже обглодана. Когда я жарю бобы и готовлю угощение, чтобы оказать почтение своим сотоварищам, еда вдруг улетучивается. Вы ухитряетесь прогрызать дырки не только в моем монашеском одеянии, но и в моем веере, в моей ширме, в моих лепешках и в моем соевом твороге! И сколь терпимым люди ни считают меня, все равно – и это так естественно – мне хочется разделаться с вами. Как можно ожидать, что люди обычные станут относиться к вам по-иному?”

Мышь сказал: “Полностью разделяю ваше мнение. Смею уверить: я делаю все возможное, чтобы убедить молодое поколение вести себя по-другому. Но следует иметь в виду, что, как говорится, от умного совета уши вянут, а настоящее лекарство – горько на вкус. Юные мыши никак не хотят прислушаться к моим увещеваниям. Наоборот – они ведут себя все наглее. Сколько раз я говорил им, чтобы они не испытывали человеческого терпения, прекратили грабеж домов и воровство фартуков, носков и иной одежды. Следует прекратить безобразие, когда из всего этого тряпья устраиваются теплые гнездышки в коробках, узлах и корзинках. Я повторял им, что следует отказаться от обгладывания того, от чего нет никакой питательности и пользы для здоровья, отказаться от привычки шнырять возле кастрюль. Я говорил это несмышленым младенцам и подросткам, но они творят, что хотят, и устраивают себе спальни в подушках и матрасах, на чердаках и на обветшавших крышах. Они все время творят непотребное. О, эти ужасные создания!”

И тут святой отшельник открыл глаза и обнаружил, что уже настал день.

На следующую же ночь ему привиделся полосатый – вроде тигра – кот, который поведал ему следующее.

“До моего слуха дошло, что благолюбие ваше достигло даже подлого сердца некоего грызуна, которого совершенно справедливо ненавидят человеки. В связи с этим я и набрался смелости, чтобы придти к вам и поведать о том, как обстоят дела на самом деле. Этот ничтожный мышь нагло врет вам в глаза! Не успеете вы облагодетельствовать его своим состраданием, как он тут же что-нибудь сопрет у вас! Так позвольте мне поведать вам нашу славную кошачью родословную! Выслушайте меня! Говоря так, я рискую быть понятым в том смысле, что я пытаюсь соревноваться с этим мышем, но – поймите меня правильно! – не зная всех обстоятельств, вы можете подумать дурно о нас, кошках”.

Тут кот выгнул спину и его глаза засверкали.

“Мы – потомки тигров, которые наводят ужас в Индии и Китае. Но Япония – страна крошечная, и мы, переправившись через море, были вынуждены приспособить свои размеры к ее малости. Вот почему в Японии нет тигров. В правление императора Дайго государь относился к нам с предельным вниманием. Одна из наших сестер была обласкана самим принцем Касиваги, который не расставался с нею. Позднее, в правление императора Госиракава ⁶³, нас стали держать на поводке, чтобы мы были поближе к хозяевам. И теперь получилось, что мы, бедные кошки, могли поймать мышку только в том исключительном случае, если она пробегала под самым носом! А когда нам хочется пить, приходиться мурлыкать и вопить – только для того, чтобы нам ответили полным равнодушием Это ужасно! Люди полагают, что мы не знаем никаких иностранных языков, но на самом-то деле мы разговариваем на священном санскритском наречии, которого никто не разумеет в этой стране. Вот и получатся, что наша судьба – поводок и побои. Но боги не оставили своим состраданием даже кошек – точно так же, как лунный свет не забывает проникнуть даже в жалкую лачугу. Мы так благодарны, что наша участь была облегчена в последнее время! Каждое утро мы приветствуем светило и мурлычем молитву о том, чтобы нынешнее правление продлилось бы вечно!”

Подвижник отвечал: “Твои речи поистине заслуживают внимания. На ум мне приходит история про святого Нандзэна из Китая, который разрубил кошку надвое, чтобы показать, что и ее половинку все равно можно назвать только кошкой. Тем не менее, возникает законный вопрос, как я, монах, могу остаться безучастным к вашей судьбе? Согласно учению о карме, убийца обречен сначала на смерть, а потом на новое рождение. Потом он должен снова умереть, снова родиться – и так без конца. Только осознав бренность этого мира, можно избавить себя от бесконечной цепи рождений и смертей, только тогда ты можешь достигнуть освобождения! Перестаньте убивать, перестаньте пожирать мышей! Почему бы вам, кошкам, не перейти к более разумной диете? Не подойдут ли вам блюда из риса? Разумеется, иногда можно будет позволить себе сушеную сардинку, селедочку или же горбушу...”

“Готов согласиться с вами, но вы должны принять к сведению, что люди питаются рисом с целью улучшения работы внутренностей, для того, чтобы внешние органы получили возможность беспрепятственно дергаться, а языки – болтать. Вкус риса обогащается с помощью добавления вкусностей, которые добываются в море и в горах. Точно так же и наши блюда из мышатины, посылаемые нам самими богами, дают нам здоровье и возможность прыгать и прямо-таки летать – словно какие-нибудь птички. Не забудьте и самое важное – ожидание ночного лакомства из мышатины позволяет нам забыться сладким дневным сном. Подумайте об этом и согласитесь, что ни одна кошка не согласится на ваше предложение!”

Всесострадательный подвижник затруднился с ответом, но лицо его оросили немые слезы – он был потрясен. И тут он проснулся.

Ближе к рассвету ему привиделся новый сон. На сей раз это был давешний мышь, который заявил: “Мы больше не можем оставаться в столице. Мы, городские мыши, собрались на совещание, во время которого все жаловались на чудовищное состояние дел. Однако самый мудрый из нас сказал: “Получается, что, ввиду ужасных обстоятельств, спасти свои серые шкурки мы вроде бы не можем и у нас якобы не остается другого выхода, как покончить жизнь самоубийством. Но это не так”.

Тут мыши зашумели. Мудрый же мышь продолжал: “Прошло уже пятьдесят дней с тех пор, как кошек спустили с поводков. И с тех пор нам не досталось ни одной рыбной косточки, ни одной горошинки, ни одного кусочка курочки! Некоторые полагают, что даже если мы не попадемся в лапы кошек, нам все равно грозит голодная смерть. Все это так. Тем не менее, до меня дошло, что крестьяне из провинции Оми не сжали свой рис ввиду того, что не хотят платить эти ужасные налоги. Так давайте же перезимуем там! Матери и дети выроют норки прямо под колосьями, и так мы спасемся от холода. Когда же холода закончатся и наступит весна, мы найдем укрытие в горах, долинах, храмах и городах. Если мы раздобудем лодку, переправимся на острова посреди озера Бива. Мы будем выкапывать дикий батат, подъедать корни папоротника и так, возможно, нам удастся продлить свою жизнь. Мне, разумеется, очень жаль, что на новый год мне не удастся отведать рисовых лепешек – круглых и в форме цветочков, печеньица и конфеток. А как хорошо было бы понежиться в доме, когда весенний дождичек каплет с крыши! Как ужасно, что мы вынуждены уходить отсюда из-за этих мерзавок – кошек! Меня утешает лишь то, что и кошкам досталась несладкая жизнь – собаки станут травить их. Я прямо вижу, как они валяются на обочине или под мостом, промокшие и грязные. Они получат по заслугам!”

После этой пламенной речи мыши набрались смелости и разбежались кто куда. Некоторые особо изысканные особы, которые проживали раньше в домах аристократов, сложили на прощанье неуклюжие стихи.

Ну, например, такие:

 
За кошкой,
Что ловит мышь,
Тенью встала собака.
Вот и охотник
Сам жертвою пал.
 

Или вот такие:

 
Недолго жить
Осталось в этом мире...
В последний путь
Беру воспоминанья, в которых
Кошки след простыл.
 

Или же вот такие:

 
Только пискнешь
Навострятся ушки у кошки,
Глаза засияют.
О, этот страшный
Блеск зрачка!
 

Монах решил никому не рассказывать об увиденном им во сне, ибо побоялся, что его сочтут выжившим из ума. Но видения были столь ярки, что он все-таки поведал о мышах и кошках своему близкому другу, который нашел рассказ подвижника весьма забавным. В любом случае, как это и явствовало из вещих снов монаха, количество мышей в домах заметно уменьшилось. Уменьшилось и число краж, мыши больше не резвились по матрасам.

Со времен древних и до дней нынешних люди всегда испытывали чувство благодарности, когда общественный порядок поддерживался на должном уровне. С мудрым правителем и зажиточным народом счастье навечно поселяется в домах, а сердца наполняются радостью.