Текст книги "Проклятый и родной (СИ)"

Автор книги: Рябова Марина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 16 (всего у книги 16 страниц)

– Здесь никого, – всё-таки озвучил очевидный факт один из охотников, но для убедительности переступил порог избы. В очаге горел огонь, обстановка была обжитая. – Может, он вернётся? Устроим засаду.

Охотники переглянулись. Четверо шагнули в дом следом за бесстрашным предводителем, практически одновременно незваные гости заметили банку посреди избы, внутри плескалось что-то тёмное. Один из охотников нагнулся и поднял странную находку.

Тор распахнул дверь, громогласно рассмеялся, завидев своевольных козлов, те рисовались, стучали копытами по порогу, глаза горели.

«Довольные», – сразу отметил Одинсон.

– Ну, всё, хватит шуметь, – охотник вышел за порог, стал отламывать кусочки хлеба. – Всё сделали? Молодцы.

Ровно три дня назад Тор и Локи спешно собрались и покинули старую избу, поскольку ожидали очередного нападения. Новое место нашлось довольно быстро, дом был заброшенным, но, на взгляд Локи, даже лучше. Вместо подтопка была большая кирпичная печь с лежанкой, имелся крытый двор, где прежде держали скотину. Рядом и баня, и колодец. Озеро, правда, было в десяти минутах ходьбы, что тоже оказалось по душе колдуну: это могло значить лишь то, что местные не будут ходить мимо дома, скажем, поудить рыбу. Избу со всех четырёх сторон скрывали деревья и кусты.

Братья ещё только обустраивались в новом доме. Каждый занимался своим делом. Надо было заготовить больше дров, всё толком намыть и обустроить, но торопиться им было некуда. Своё новое пристанище они нашли. Увесистые книги колдуна заняли своё место на полке, небольшое количество утвари отправилось под лавку. Много чего они оставили в старом доме, так решил Локи, и Тор не стал с ним спорить. Перед уходом Лафейсон спустился в погреб и выудил оттуда стеклянную банку со странной тёмной жидкостью. Он всё рассматривал что-то внутри и улыбался, а вот охотник ничего, кроме жижи, не видел. Странную банку зеленоглазый чёрт оставил на полу в самом центре избы, подбросил в очаг дров и следом за Тором вышел на улицу.

Тор раздал остатки хлеба, и козлы, довольные похвалой и угощением, немедленно испарились серебристым облаком. Вчера Одинсон впервые дал им задание, и казалось, козлы отлично с ним справились. Перед уходом из старого дома Локи объяснил необходимость переезда: ветер нашептал, что кузнец сообщил охотникам из ордена о колдовской избе, а ведь Одинсон наперёд хотел от него избавиться. Что ж, всему своё время. В этот раз Тор просто дал козлам задание, и они с ним отлично справились. Знал об этом Лафейсон или нет – пока было неизвестно, понравится ему это или вызовет раздражение – пока Тору было неведомо. На самом деле после того загадочного сна, о котором на утро Локи так ничего и не рассказал, колдун пребывал в отличном настроении. Охотнику нравилось наблюдать весёлого Локи, он и смеялся теперь чаще, а мог без причины и намёков просто прикоснуться к нему.

Тор вдохнул полной грудью свежий воздух и вернулся домой, впуская дыхание зимы. Лафейсон уже отправил в печь какой-то очередной свой пекарский шедевр и задумчиво смотрел в окно словно сквозь Эроса, который никак не мог поймать взгляд компаньона. Одинсон понял: колдун слушал ветер, какие-то новости всерьёз увлекли его.

Тор не хотел мешать, но, увидев на губах брата хитрую улыбку, всё-таки спросил:

– А всё-таки, что было в той банке?

– Кое-что неприятное, – покачал головой Лафейсон, переводя взгляд на брата. Он опасался увидеть в его глазах порицание, колдуну хотелось верить, что теперь они с братом были едины в некоторых вопросах.

Одинсон отреагировал искренне, его губы тоже растянулись в кривой усмешке, так он становился похож на того жестокого охотника, которого Лафейсон встретил в лесу той памятной ночью. Ему нравилось убивать прежде в поисках отмщения, а сейчас для защиты, Локи усматривал в этой черте брата их родственные узы.

– Надеюсь, умирать они будут долго и мучительно, – мечтательно предположил Одинсон.

– Даже не сомневайся, – рассмеялся зеленоглазый чёрт.

Побултыхав в руках содержимое банки, один из охотников откупорил крышку. Все четверо замерли, уставившись на чёрное месиво. Мутная жидкость, похожая на грязь, пахла тухлятиной, вот и всё колдовство. Огонь в подтопке застрекотал весело, словно кузнечик, дверь хлопнула и закрылась. Все четверо дёрнулись, банку не удержали, и она упала на пол, разбившись вдребезги, во все стороны брызнули чёрные капли. Пламя в топке угасало, чёрные тени пришли в движение, как живые, раздалось шипение, и охотники наконец увидели, чем отозвался им визит в колдовской дом. Под ногами копошились змеи, они были повсюду, падали с потолка, они закрывали единственное окно в проклятой избе. Соратники на улице стучали в дверь, что-то кричали, но в ответ им долетали лишь вопли друзей. Змеи наводнили дом, охотники утопали меж скользких тел, орали что было силы, пытались стрелять, но всё было бесполезно. Дьявольские твари стали бросаться на них со всех сторон, жалить куда придётся, впрыскивая яд.

Охотники с улицы пытались взять избу штурмом, старательно колотили по двери. Вскоре крики внутри стихли, и дверь распахнулась сама собой, на пороге никого не было, а посреди избы стояла странная склянка с чёрной жидкостью, огонь в очаге всё так же весело потрескивал, словно приглашая войти и согреться в уютном пристанище зла. Кому-то почудилось мурлыканье кота внутри избы, других пробрало холодным дыханием колдовской избы. Открытая дверь манила войти, но стоило миновать порог – и окажешься на чужой территории. Чудом уцелевшие за счёт своих ретивых друзей охотники повернули в обратную сторону. От греха подальше. Следовало замять эту ситуацию, поскольку к такому размаху дьявольской четы никто не был готов.

О своём судьбоносном сне Локи так и не поведал брату, а тот и забыл уже о нём. Или сделал вид, что забыл, но расспрашивать колдуна не стал. Тора радовала его новая жизнь рядом с братом, их странное взаимопонимание, извращённые ночные игры, серьёзные разговоры и болтовня. Тор и Локи каждый по своему обрели целостность, которой им так не хватало вдали друг от друга.

Комментарий к Глава 11

Дорогие читатели, я практически закончила: дальше только Эпилог :)

========== Эпилог. ==========

Символы раскрывались последовательно. Сон Локи стал предвестником массовых гонений адептов. Во имя добра кровь теперь лилась рекой. Колдунов и ведьм боялись, как лесного пожара засушливым летом. Участились доносы: родители наговаривали на своих детей, дети – на родителей, соседи – друг на друга. Орден же добивался ответов старыми добрыми методами. Признание в занятии колдовством кого-то спасало от казни, кого-то нет. Кровавая жатва багровым облаком охватила деревни и города, жестокостью угнездилась в душах невежественных людей. Долго продолжались ужасы и страдания людей, вообще не причастных к колдовству, прежде чем страсти стихли и жизнь стала немного налаживаться.

И, когда уже всем стало казаться, что дьявол отступил в тень, уснул в бездонных адских пещерах, на мир обрушилась чума. Она брала всех без исключения, не разделяя бедных и богатых, королей и челядь. Чума не ведала пощады, загребая в свои смертоносные объятия деревни и целые города. Чума беспощадно стирала с лица земли людей как воплощение вселенской глупости. То была расплата за муки невинных.

«Всему своё время», – каждый раз напоминал себе Тор, наблюдая за бесстрастной реакцией брата на ужасы, что творились вокруг.

Всё, что довелось пережить людям за последнее тысячелетие, никоим образом не касалось зеленоглазого колдуна. В одни времена он говорил: «Это расплата за невежество», в другие – «Мудрость вселенной», а потом – «Естественный отбор».

Происходили природные катаклизмы, убийства, массовые и единичные, гонение инакомыслящих. Невежество обретало разные формы и, словно королевский шут, насмехалось над всем живым.

Сказать, что охотника всерьёз беспокоили людские беды, – пожалуй, нет. Его тревожили отдельные люди, с которыми Тор и Локи сталкивались: одним за радушие хотелось отплатить добротой, и в такие моменты братья оказывали щедрую помощь; другим за злобу и коварство колдовская чета платила равноценно.

Многое произошло в мире, который бессмертные знали уже очень давно: гонения, чума, война. Всякое явление возникало и исчезало в какой-то определённый срок, унося миллионы жизней. Всякий раз Тор снова и снова говорил: «Ты ведь можешь это остановить». Всегда лишь констатация определённого факта, даже не просьба. Одинсон точно знал, брат обладал невероятной силой, но всякий раз он слышал один и тот же ответ: «Это их ничему не научит».

Так было во времена начала и рассвета инквизиции, тогда Локи помогал единицам скрыться от святого ордена и начать новую жизнь; во время чумы он подсказал одному отчаянному врачевателю как защититься от болезни; в период Первой и Второй мировых войн Фенрир был сыт, как никогда прежде, упиваясь своей потусторонней властью.

Локи мог остановить все эти события, и это были далеко не простые домыслы. Ещё в те далёкие времена Одинсон знал, что у Локи хватило бы сил свергнуть короля и самому воцариться, но колдун не предпринимал подобных попыток. Он предпочитал бездействовать. Тор, в свою очередь, не мог похвастаться обширными магическими знаниями, хотя изучил множество книг и древних свитков, но у него был один верный инструмент, который действовал безотказно, – он мог управлять непогодой, холодными ветрами и дождями, вьюгой и вихрями. Со своей стороны, он взял манеру Локи помогать людям лишь избирательно, не вмешиваясь в ход событий.

Новое время, означенное рывком вперёд науки, многое изменило в жизни человечества. Наступило очередное затишье. Тор, как и Локи, освоивший в своём бессмертии множество профессий и обладая обширным опытом, мог составить конкуренцию самому эрудированному человеку современности, такое количество знаний и навыков вряд ли мог вместить разум смертного с самым высоким показателем IQ. И всё же Одинсон иногда чувствовал, что не дотягивал до брата в своём стремлении изучить и постигнуть всё, что возможно. Хотя сам Локи так не считал, его бесстрастность по отношению к миру была столь же велика, сколь гордость за старшего брата. Их особо тесные отношения видоизменялись множество раз, но тяга друг к другу от этого не угасала.

Множество женщин и мужчин окружали Тора и Локи все эти века, но так и не нашлось человека, способного отдалить их друг от друга.

***

Тор усердно и до блеска натирал каменную столешницу кухонного гарнитура. Он уже сервировал стол на две персоны, в духовке томилось филе курицы под нежным соусом, распространяя аппетитный аромат на весь дом. Эрос весь извёлся в ожидании обеда, он ходил из угла в угол и мяукал, привлекая к себе внимание.

– Я давал тебе сырую курицу, ты не стал, – напомнил Одинсон. – Вот и жди теперь, пока приготовится.

Рутинные домашние дела былм для смертных каждодневным наказанием, для Тора наоборот – поводом для новых открытий и вдохновения. Он любил побаловать брата изысканными и простыми блюдами, десертом и выпечкой. В своё время Локи много времени отдавал приготовлению пищи, радуя Одинсона созданным вокруг него уютом, сейчас эту роль на себя взял бывалый охотник. В последнее время Локи был нарасхват по части своей профессиональной деятельности: нередко ему приходилось давать лекции по судебной медицине в других городах. В эти одинокие дни Одинсон тоже предпочитал работать над очередной книгой. Никогда бы он не подумал, что однажды станет автором популярных исторических романов. Они с Локи многое повидали в своей жизни, и сейчас все эти истории вдруг обрели новую жизнь и увидели свет. Популярность Тора как автора росла с каждым годом, с каждым новым романом, повествующим о разных эпохах и загадочных персонажах. Одинсону нравилось быть на слуху и, разумеется, финансовый аспект его популярности, но у него имелась договорённость с литературным агентом относительно посещения всевозможных телешоу. Светиться на камеру Одинсон не собирался. Во все времена братья стремились к осторожности: чем меньше людей знали о них, тем лучше. Они меняли места жительства с такой частотой, с какой это было необходимо, меняли сферу деятельности и круг знакомых. С развитием технологий и следящих правительственных программ им приходилось всё пристальнее наблюдать за своей деятельностью и следами в истории, которые они оставляли.

И всё же, несмотря ни на что, они всё ещё жили в гармонии друг с другом и стремительно меняющимся миром. Локи давно перестал считать себя проклятым и одиноким, Тор приложил к этому все свои усилия. Колдун отплатил ему доверием и любовью, которую пронёс сквозь века. Любовники редко ссорились по пустякам; единственный скандал, довольно грандиозный, который произошёл между ними, случился сравнительно недавно. Локи совершил буквально преступление против природы, при этом, не обсудив с Тором своё решение, сделал так, как посчитал нужным. Он имел неосторожность признаться Тору, что вернул Сиф и Маркуса к жизни. В клинику, в которую его пригласили как консультанта, поступили два подростка с крайне тяжёлой формой отравления, вызвавшей у ребят кому. Оказалось, что подростки в период юношеского максимализма и под действием разнообразных групп в сети Интернет решили совершить самоубийство. Пока было неясно, как скоро подростки выйдут из состояния комы и выйдут ли вообще.

Локи дал свою оценку этой ситуации. Пока верующие молились за спасение своих детей, священник – за спасение бессмертных душ, истинный бог сделал своё дело. Однажды он задолжал любящей и отчаянной женщине вернуть её любовь. На подготовку обряда понадобились сутки, тем более что метод Локи уже успел освоить, и вот на вторые сутки после магической операции ребята очнулись, дезориентированные и напуганные. Родители непутёвых подростков восхваляли бога, а Локи лишь хитро ухмылялся. Коматозники вернулись иными, хотя на радостях этого никто не заметил, сбрасывая со счетов все странности.

Узнав об этом, Тор разбушевался, как неудержимая погода, а Локи попросту не понимал, в чём была причина. Одинсон как с цепи сорвался, он пытался донести до мага, что его поступок был эгоистичным и неправильным. Хотя не было до этого ни одного случая, когда брат оскорблял его подобным образом, а ведь Лафейсон совершал и более ужасные поступки.

«А как же души этих детей, в тела которых ты запихнул чёртову ведьму и колдуна?!» – возмущался Одинсон.

«Они не хотели жить», – просто ответил на это Локи, при этом не пытаясь оправдать свой поступок.

«Ты не имел права, Локи! Мы не боги! – никак не мог успокоиться Тор. – И что дальше? Ты всё это из-за него затеял? Отвечай мне! Из-за него?»

«О чём ты?» – всё ещё не понимал Локи такой странной реакции.

«Из-за него, – качал головой Одинсон, убеждаясь в собственной правоте. – А я, дурак, решил, что ты наконец забыл о нём, что он больше не напомнит о себе. Только я ошибался, Лафей всегда будет стоять между нами».

Локи ничего не успел объяснить, Тор налетел на него с беспочвенными обвинениями, затем схватил куртку, бумажник и выскочил вон из дома. Лафейсон за ним не последовал, лишь приказал Фенриру проследить, куда направился брат. Он всё никак не мог понять, где связь между воскрешением парочки влюблённых адептов и Лафеем. Когда же колдун поразмыслил над этой ситуацией, то понял, отчего Одинсон вспылил. Это была вовсе не забота о несчастных подростках, по глупости потерявших свою жизнь. Тор ревновал. Должно быть, он всерьёз полагал, будто Локи захочет быть с отцом, поместив его дух в юное и привлекательное тело.

Тор оказался проницательным, только на пару лет опоздал. Локи уже провёл этот обряд и дал своему отцу снова вдохнуть полной грудью, только его телесная тюрьма оказалась куда страшнее, чем пребывание в пустоте между мирами. Локи поместил душу отца в тело обречённого на смерть старика, ему оставался считанный месяц: пациент не мог говорить и двигаться, он доживал последние свои дни, испытывая нестерпимую боль. Лафейсон умертвил душу пациента, поместив в бренное тело сущность адепта, который дал ему жизнь и потрудился, чтобы искалечить её до неузнаваемости. Последние свои дни Лафей мог лишь таращить глаза на своего господина и слушать его голос. Локи с чувством полного удовлетворения рассказывал отцу о том, что жить тому осталось недолго. Поведал колдун и о своём брате, которому подарил бессмертие, о своей счастливо прожитой жизни. Глаза отца не просыхали, злые, но бестолковые слёзы катились по щекам. Локи поступил с ним так же жестоко, как отец в своё время, он заставил его прочувствовать, как угасала его жизнь. Локи больше не испытывал к нему родственной тяги; призрак, который был его связующим с прошлым, растаял бесследно, стоило кардиомонитору издать непрерывный протяжный писк.

Лафейсон посчитал, что рассказывать Тору о своём поступке не стоило. Поскольку не хотел увидеть в глазах брата порицание. Может, и зря. Узнай любимый о смерти Лафея, не стал бы так бурно реагировать и ревновать к покойнику.

Спустя несколько часов в сопровождении Фенрира брат вернулся домой, он еле стоял на ногах, от него разило крепкой выпивкой. Одинсон вяло сопротивлялся, когда Локи повёл его в спальню. И всё повторял, как заведённый: «Я знал, что так будет. Я всё знал».

Лафейсон не пытался увещевать Тора, просто помог ему раздеться и уложил в постель. Лафейсон тихо покинул их общую спальню, чтобы провести ночь на диване в гостиной. Правда, посреди ночи его разбудил быстро протрезвевший Одинсон. Судя по всему, не обнаружив любовника в постели, а Эроса на широком пуфике у изножья, он не слабо перенервничал и полуголый ринулся на поиски своей второй половины.

Локи нашёлся в гостиной на диване, Эрос спал у него в ногах. Сперва Тор не хотел будить колдуна, но не стерпел, он должен был извиниться. Только разговора не вышло, Локи сонно завозился и отвернулся от него, впрочем, не демонстрируя обиду, а просто желая выспаться.

Утром им всё-таки пришлось поговорить, Тор рассыпался в извинениях и признался в том, что попросту до сих пор ревновал брата к отцу-колдуну и никак не мог себя преодолеть.

«Его больше нет», – сказал тогда Локи, и в тот момент его не терзала тоска об отце, ему было легко.

«Его давно уже нет, – кивал Одинсон. – Но я всё равно не могу не думать, что в любой момент ты можешь вызвать его».

«Тор, ты не понял, – улыбаясь, покачал головой Лафейсон. – Я давно уже провёл обряд возвращения в физическую оболочку, я дал ему тело обречённого на смерть человека, и последние дни своей жизни он провёл, слушая о том, как мы счастливы. Поверь, ему было очень больно осознавать, что я счастлив с тобой. Кажется, он до последнего надеялся, что я дам ему второй шанс».

После того, как Локи раскрыл карты, Тор моментально успокоился, и его даже не особо беспокоило, что брат дал свой номер телефона вернувшейся из забвения Сиф. Поскольку возвращение в мир живых вызывало недоумение и откровенный шок, знакомиться с новой реальностью, с будущим было непросто; и Сиф, как и Маркусу, просто необходимо было знать, к кому обратиться, ведь никто больше не был в курсе, какова истинная ситуация.

Эрос запрыгнул на стол, где для него всегда было своё место и личная тарелка. Котяра уселся на стол и стал пристально наблюдать за Тором. Одинсон обернулся и рассмеялся: Эрос постукивал лапой по тарелке, как бы намекая, что уже невмоготу.

Хлопнула входная дверь, послышался шум в холле, в столовой показалась чёрная морда Фенрира. Его часто принимали за восточно-европейскую чёрную овчарку с волчьими корнями. Локи то и дело спрашивали, где он купил столь удивительного вида пса, крупнее даже самой породистой особи. Колдун лишь загадочно отмалчивался и усмехался.

Дружелюбный с виду пёс не позволял себя гладить, он внушал опасения каждому, кто бросал на него взгляд, тем более что, несмотря на всевозможные запреты для современных собак в развитом обществе, Фенрир не носил ошейник и знать не знал, для чего нужен был намордник. Волк стал менять свой внешний вид в зависимости от ситуации: ночами он бродил по тёмным переулкам в поисках новых жертв, которые сами попадались навстречу; Локи не ограничивал его в этом вопросе, поэтому нередко с улиц города исчезали распространители наркотиков, воротилы игорного бизнеса и владельцы борделей. А с утра Фенрир бодро шёл рядом с Локи на работу, садился в машину и спокойно смотрел через окно на мимо пролетающие машины.

– Мы пришли! – крикнул Локи из холла, а через минуту явился собственной персоной, переступая порог столовой. – Как вкусно пахнет.

Тор закончил натирать столешницу, повесил полотенце на держатель. Фенрир залетел на кухню, словно в поисках жертвы, залез лапами на стол, лизнул кота по чёрной макушке, удовлетворился приветствием и быстро исчез из кухни. На странное поведение волка братья давно уже не обращали внимания; компаньоны Локи всегда проявляли странную симпатию друг к другу, но в последнее время стали как-то по-особому внимательны. Одинсон проводил Фенрира взглядом и уже буквально пожирал глазами стройную фигуру брата. Локи любил дорогие вещи, подчёркивающие его стройные ноги, узкие бёдра и плечи, всегда предпочитал цвет ночи, редко – предгрозового неба. И выглядел одновременно пугающе и соблазнительно.

– Привет, – ещё с утра, когда Локи собирался на работу, Одинсон пожирал его взглядом, но брат торопился, поэтому всё, что ему перепало, – это быстрый поцелуй. – Ну, что? Мы едем, или как?

Локи рассмеялся в голос, когда Тор, хитро щурясь, подобрался ближе, захватывая его в капкан своих тёплых объятий. Одинсон давно уже не опасался проявлять свою силу и настойчивость в отношении возлюбленного брата. Он перестал считать себя извращенцем, когда понял, что любовь к колдуну не калечила его душу, а наоборот, питала силой.

– Ну конечно едем, – подтвердил Лафейсон. – Я еле отвязался от учредителей съезда по судебной медицине, но мне это всё-таки удалось. Правда, я не могу обещать, что меня не будут заваливать СМС.

Тор довольно выдохнул, окатив брата любовным взглядом. Запланированная поездка в лес всё же состоится, пусть и с опозданием. Такое событие не испортят даже старые и не совсем добрые знакомые.

– Сиф? – поинтересовался Одинсон, оглаживая талию Локи, и вовсе не хмурился, когда тот положительно кивнул в ответ. – Всё никак не освоятся?

– Куда там! Как малые дети, – возмутился Лафейсон.

– Они и есть дети, – спокойно согласился Тор. – Они пропустили много всего, нужно время, чтобы наверстать.

– Ну, одна смертная жизнь у них есть, – пожал плечами зеленоглазый чёрт.

– Знаешь, им может и не хватить, – загадочно улыбнулся Тор.

– В каком смысле? – Лафейсон нахмурился.

– Мне, наверное, не хватит и вечности, чтобы тебя всего понять и отлюбить как следует.

Локи прыснул со смеху, пожалуй, он не согласился с таким выводом.

– Ну, не знаю, как насчёт понять, – Лафейсон улыбнулся, всё внимание Тора было обращено на ореол шрамов вокруг рта колдуна.

Брат не договорил, Одинсон и так всё понял без слов, но не смог промолчать, уточнив для порядка:

– Мне всегда будет мало, мне всегда нужно ещё, – прошелестел Тор, накрывая уста любимого своим ртом, затягивая в поцелуй.

Тор всё ещё остро вспоминал, когда они несколько дней ссорились из-за желания Локи убрать шрамы. Новый мир изобиловал технологиями, прогрессивное мышление каждую пятилетку выносило на суд общественности новые изобретения. Лафейсон прознал о возможности пластической хирургии ещё за несколько лет до официальных источников. Операции подобного толка производились в строжайшей секретности, а пациентам предоставляли многотонный договор на подпись, в частности о неразглашении. Локи тогда загорелся идеей убрать ненавистные шрамы с лица и своего тела, он взахлёб рассказывал старшему брату о технической стороне процесса. Одинсон немедленно всполошился, собрался, как грозовая туча, и разнёс в пух и прах надежду любимого на воплощение его глупой мечты. Зная, сколь упрямым иногда мог быть Локи, Тор пригрозил уничтожить проклятый медицинский центр, где врачи фактически оттачивали навыки на подопытных. Одинсон обещал убить каждого причастного к этой клинике, если только Локи осмелится туда отправиться.

Лафейсон откровенно не понимал, в чём было дело, хотя в тот раз даже Фенрир и Эрос всполошились. Приняв сторону брата, они повели себя откровенно агрессивно: волк обошёл Локи, преградив ему дорогу, зарычал и оскалился, всем своим видом давая понять, что Одинсон верно говорил, а Эрос стал буквально утробно мычать на своего компаньона.

«Да вы издеваетесь?! – возмущался Локи. – Это предательство!»

Возмущение удалось подавить Тору, отступать он не собирался. Охотник рывком приблизился, нагнулся и перекинул Локи через плечо под возмущённые крики брата.

Пожалуй, колдун не ожидал такого напора. Ещё больше он возмутился, когда его притащили в спальню и бросили на постель. Всё это было вовсе не решением проблемы, но Тор был неотвратим. За последние века его сила претерпела изменения, он и сам чувствовал, что стал сильнее. Теперь уже Локи не мог подавить брата на энергетическом уровне или даже воздействовать, используя слабые заговоры, что уж говорить о физической силе. Теперь Одинсон и сам мог вырвать трепещущее сердце из чужой груди.

Только брата он уговаривал иначе и знал ведь, как подобраться и что надо делать, чтобы вытребовать любую клятву. Может, если бы Локи рассказал о своей задумке с душой Лафея, Одинсон не позволил ему этого сделать. В этот раз Тору удалось подчинить брата не грубостью, а лаской, такой болезненной и правильной, что Локи ничего не оставалось, как поклясться проклятому охотнику, что он больше никогда не будет задумываться об операции.

Одинсон оторвался от сладких губ и мечтательно заглянул в зелёные глаза. Локи облизнулся и немного нахмурился.

– Всё в порядке? – забеспокоился колдун, замечая странное выражение глаз, темнеющих то ли от удовольствия, то ли от накатывающей ярости.

– Помнишь, я говорил, что начал работать над новой книгой? – спросил Тор, он тяжело сглотнул. – Ты ещё хотел прочитать начало, а я не дал.

– Ну да, – медленно кивнул Локи, недоверчиво приглядываясь к любовнику. – Я не стал настаивать, знаю, как ты не любишь мои замечания, правда потом всегда подлизываешься и благодаришь за критику. Кстати, а почему ты агенту своему ничего о ней не говоришь?

– Я не собираюсь её публиковать, – улыбнулся Одинсон. – Я хочу, чтобы ты прочёл, там несколько глав.

– Почему не будешь публиковать? – Локи скривил губы. – Я не совсем понимаю, Одинсон, ты меня пугаешь.

Тор рассмеялся в голос и привлёк Локи к обеденному столу, где Эрос уже ходил из стороны в сторону, пытаясь привлечь к себе внимание.

– Я потом всё объясню, сначала пообедаем.

Лафейсон переглянулся с котом, но того, как видно, волновала только его тарелка. Локи вздохнул, Тор как-то странно себя повёл, а всё, что ему оставалось, это ждать объяснений. Курица наконец была готова, Лафейсон помыл руки на кухне и уселся за стол.

Любовники уже месяц планировали поездку в лес с палатками, они собирались на несколько дней, но из-за работы Локи никак не могли выкроить время. Необходимые вещи давно были собраны и подготовлены к импровизированному отпуску.

А пока Локи с аппетитом наслаждался своей порцией, Эрос уже смёл свой паёк и стал двигать тарелку, вызывая невольный смех любовников.

– Хочешь ещё? Ну, сейчас.

Тор заботливо подбавил коту ещё кусочек курицы, который он в этот раз уже не доел и довольный удалился в комнату к Фенриру. Локи медленно смаковал вкус, неторопливо пережёвывал, наблюдая за братом.

– Тор, всё в порядке? – поинтересовался колдун как-то осторожно.

– Да, а что? – Одинсон доел и отвлёкся от обеда.

– Ну, ты какой-то странный. Тебе неприятно, что она общается со мной? Если это так, я постараюсь больше не упоминать о ней. Я имею в виду Сиф. Ты как-то резко перевёл тему и…

– Нет! – возмутился Тор. – Она тут не при чём. Правда, Локи, вы можете общаться, я не против. Не в этом дело, я просто не знаю, как ты отнесёшься к моей рукописи.

– Для этого я должен немедленно прочитать эту новую историю, – заелозил на своём сидении Локи, демонстрируя нетерпение.

Они ещё задержались на кухне, чтобы выпить по чашке кофе, и наконец перешли в гостиную, где Лафейсон уселся на диване в ожидании новой рукописи. Вернувшись, Тор выглядел немного нерешительным, он вручил стопку белых листов брату, который немедленно указал ладонью на диван, предлагая Тору присесть рядом. Одинсон так и поступил, при этом обнял Локи, и, когда они оба удобно устроились, зеленоглазый чёрт начал с первой страницы.

«Ангелу смерти посвящается»

Эпиграф

«Мы оба прокляты в веках.

Бредём по миру, сея страх.

Но в этой непроглядной тьме,

Моя любовь укажет путь к тебе».

Локи часто заморгал, шумно выдохнул и повернулся, глянув брату в глаза. Одинсон не знал, как Локи отреагирует, он и сам пока не понимал, зачем начал писать. Просто слова складывались в предложения, вытягивая из воспоминаний всё новые и новые абзацы. По взгляду Локи Тор понял, что его раскрыли с самых первых слов посвящения. Ангелом смерти охотник называл только своего младшего брата, и, разумеется, он мог посвятить эту книгу Локи лишь в случае, если содержание текста имело непосредственное отношение к колдуну.

– Это история о нас? – догадался Лафейсон. – Что бы там ни было, я хочу, чтобы эта книга увидела свет.

– Это только для нас, – упрямо покачал головой Одинсон, словно говорил о чём-то сокровенном.

– Я тебя уговорю, – ухмыльнулся Локи и, вдохнув полной грудью, начал читать, ощущая, как сердце вдруг сбилось со спокойного ритма.

Всё возвращалось: момент их первой встречи Локи видел словно со стороны. Покрытые пылью времени события снова оживали и обретали яркие очертания. Лафейсон с затаённым восторгом снова переживал давно утраченные мгновения, когда он, гордый и одинокий, проклятый отцом на вечное одиночество, скрывался в глухом лесу. Автор не пытался скрыть восхищения, с каким описывал древнее зло, изящество манер и божественную грациозность, присущую древним, самым первым богам.

Лафейсон улыбался, смакуя каждую строчку, и сердце его наполнялось спокойствием и уверенностью, осознавая близость Тора как брата, любовника и родственной души. Прошлое больше не угнетало, не коробило душу. Прошлое – всего лишь призрак, отпечаток тех давних и тёмных времён.