Текст книги "Проклятый и родной (СИ)"

Автор книги: Рябова Марина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 16 страниц)

– Я же просил, – нервно бросил Локи. – В чём дело, Тор? Если ты так хотел идти первым, надо было сказать.

– Я помогу тебе намыть волосы, – раздалось за спиной, и звук шагов натянул нервы до предела.

– Пожалуйста, выйди, – Локи набрался смелости и решимости, он резко развернулся, намереваясь вытолкать Тора в предбанник, но охотник ловко перехватил его руки за запястья, он сжимал несильно, просто пытался сдержать его гнев и лишь вопрошающе смотрел в зелёные глаза. – Уйди, я тебя очень прошу.

– Нет, – такое простое и хлёсткое «нет». Локи не возмутился, он не вырывался, а просто опешил и замер, он не знал, как реагировать. Но вот за категорическим отрицанием последовали другие слова, впрочем, не способствующие достижению хоть какого-то равновесия: – Я не хочу спорить и ругаться, просто тоже хочу согреться и помыться.

Локи сглотнул, кивнул, давая позволение остаться. Охотник тут же отпустил его руки. Лафейсону ничего не оставалось, как плыть по течению и ждать, к какому берегу его прибьют эти бурлящие воды. К счастью, ему удалось подавить возбуждение, он просто отвернулся и пытался не думать, что брат был слишком близко. Одинсон, в свою очередь, не пытался заговорить, он подхватил ковш с водой и чуть полил Локи на волосы, а затем стал усердно теребить каждую прядку, вымывая запёкшуюся кровь, что оказалось довольно проблематичным делом. Но Тор не сдавался, он был настойчив и неотвратим. Главное, что Локи не удалось его выгнать, он через силу согласился и притих.

Чернокнижник долго молчал, просто стоял к нему спиной, как деревянная кукла, лишённая души. Только всё это было лишь декорациями, Одинсон ощущал фальшь даже слишком остро, от брата исходили невидимые глазу энергетические волны, магия, которую никто не был в состоянии увидеть, лишь прочувствовать. Как бы Локи ни отрицал, он боялся и вожделел только одного – Тора.

С того самого момента, когда впервые поставил его на колени, позволяя выторговать свободу за низменное удовольствие. Локи стремился к нему, когда ещё не знал, что в их жилах текла родственная кровь, а сейчас он лишь упрямо пытался не показать своих истинных чувств.

Одинсон улыбнулся, зачерпнул ещё ковш и полил на плечи.

– Кажется, я справился с твоими волосами, – прошелестел Тор в чёрный затылок, Локи заметно вздрогнул и обернулся.

Лафейсон не прятал взгляд, но выглядел нерешительным и утомлённым.

– Давай поворачивайся, я тебе тоже намою, а то самому неудобно, – произнёс Лафейсон, имея в виду светлые пряди охотника.

Только Одинсон не сдвинулся с места, вглядываясь в зелень чужих глаз, в них читалось смятение и желание, древняя тёмная сила и мягкая уступчивость. Тор ощутил эту невыносимую тягу, какую, должно быть, испытывали друг к другу языческие боги – забытые, коварные, первобытные. Они не ведали запретов, стыда и страха, те боги давно канули во тьму веков, но сейчас их тонкие голоса побуждали действовать.

До этого момента Тор словно спал глубоким сном, жил как в болезненном бреду, в страхе оступиться, а сейчас его глаза открылись, и он видел перед собой истинное божество, которым являлся и он сам. А если они оба боги, кто имел право запретить им наслаждаться жизнью?

– Тор? – Локи удивлённо вздёрнул чёрные брови, Одинсон пожирал его взглядом, уголки его губ тянулись вверх, он медленно растягивал губы в странной улыбке. Одинсон не ответил, он медленно потянулся к губам брата, накрывая их своими, но тут же отстранился, словно выжидая ответной реакции. – Ты понимаешь, что делаешь?

– Отлично понимаю, – ответил наконец Тор, наблюдая, как темнели колдовские глаза, как сын Лафея облизал губы и уже сам потянулся к нему, он делал это даже слишком резко, прижался всем телом и целовал, как в последний раз, резко и болезненно, словно боялся, что его оттолкнут.

Только Одинсон не отталкивал, он впустил в свой рот юркий язык, сам обхватил гибкую талию и попытался перехватить инициативу в поцелуе, руками жадно ощупывал гладкое тело, потянулся вниз, сжал поджарую задницу, ощущая, как по телу колдуна прошла дрожь. Лафейсон целовался исступлённо, словно пытался выпить всё торово дыхание, высосать его жизнь, он ещё не понимал, что Одинсон сдавался без боя.

Локи втирался своим пахом в чужой пах и оторвался от губ, не в силах подавить стон.

– Проклятье! – раздражённо прошипел Локи. – Мы не можем теперь.

Тор не слушал, лишь нахально усмехнулся и, снова притянув к себе, прижался губами к бледной шее, покрывая кожу поцелуями.

– Это так заманчиво и запретно, – промурлыкал Тор, подавляя вялое сопротивление, усыпляя бдительность влажными поцелуями. – Позволь мне…

Локи и дальше мог бы гнуть свою линию, если бы тело не предавало его, слишком очевидно реагируя на простые ласки охотника. А Одинсон только усиливал эффект от своих слов, собственнически оглаживая задницу Локи, при этом незатейливо тёрся о его крепнущий член своим естеством.

– Тор, – словно святой мученик, выдохнул Локи и, схватившись за сильные плечи, простонал: – Нужно растянуть меня. Подожди, я сейчас.

– Я сам, – как-то слишком грубо бросил Тор, желая получить безраздельное право обладания.

– Нет! Ты не умеешь, – взвился Локи, всё ещё лелеявший надежду держать ситуацию под контролем.

– Я хочу сам, – утвердил свою волю Тор и уже чуть мягче добавил: – Не бойся меня.

– Я не боюсь боли, – Локи качнул головой. – Я столько её пережил.

– Я не хочу сделать тебе больно, – светлые ресницы взволнованно вздрогнули. Он не лгал, не пытался внушить ложное чувство защищённости. Тор абсолютно искренне не хотел навредить, но жаждал главенствовать, и, казалось, Локи это понимал.

– В предбаннике есть флаконы с маслами, – многозначительно ответил Лафейсон, словно говорил о загадочной панацее, и добавил, объясняя: – Масло облегчит проникновение.

– Я схожу, – кивнул Тор.

На краткий миг Одинсон закусил губу, словно прикидывал, стоило ли отпускать Локи из объятий, но наконец решился и осторожно выпустил мага из рук. В предбаннике нашлось три небольших бутыля, и пока Тор разбирался, какой взять, Лафейсон, сжалившись, усмехнулся:

– Бери любой.

Одинсон подхватил первый попавшийся, занёс в баню. Пока Тор вернулся прикрыть за собой дверь, чтобы не напускать холода, Локи уже откупоривал крышку. Горлышко оказалось достаточно широким, чтобы окунуть туда ладонь, воздух немедленно пропитался цветочным ароматом, сладким и густым. Когда Одинсон оказался рядом, Локи выпрямился и нервно облизнул губы. Тору всё казалось, что в любой момент колдун пойдёт на попятную, сорвётся на выяснение отношений. К счастью, этого не произошло.

– Ложись на пол, – интимно прошептал колдун, он поднял руку и коснулся поросшего щетиной лица, не уточняя, что будет неудобно, оба это понимали.

Тор подчинился без возражений, лёг на влажный пол, колдун опустился следом за ним, перекинул ногу через бёдра и оказался сверху. Тор с опозданием понял, что Локи вовсе не был таким мучеником, каким его видел охотник, он ловко скрывал свою внутреннюю суть, стараясь не показаться бестактным, действительно боялся демонстрировать себя во всей красе. Зеленоглазый чёрт был наглым и любвеобильным, жадным и дьявольски сильным. Всё это стало ясно, как только колдун стянул свою змеиную личину, обнажая суть. Локи макнул ладонь в бутыль с маслом, убрал излишки у горлышка и масляной рукой накрыл горячее торово естество. Одинсон задышал чаще, не позволяя Локи отвести взгляд.

Колдун тонко улыбнулся, когда Тор судорожно выдохнул, ощущая, как тонкие пальцы обхватили его крепко стоящий член и стали скользить по всей длине.

Чернокнижник знал, какой необходим нажим, чтобы Тор не кончил от его настойчивых ласковых рук уже через минуту, искуситель знал, какой должен быть ритм – медленно, но не слишком, просто чтобы свести с ума, а самое главное, дьявол знал, что получил торову душу в своё пользование.

Одинсон не мог вымолвить ни слова, хотя в голове вереницей проносились проклятия и признания в любви, а всё, что ему оставалось, это только стонать, впиваясь ногтями в пол, и закатывать глаза от болезненного возбуждения и трения, под гнётом власти древнего бога. Локи умело отвлекал внимание охотника от своего занятия, он торопливо растягивал себя сам, закусывая губу и проталкивая смазанные маслом пальцы в узкое нутро. Было неудобно, но терпимо, к тому же наблюдать, как Одинсон жадно хватал воздух открытым ртом и позволял себе стонать, – высшая награда. Это завтра или уже сегодня немного погодя Локи будет корить себя за легкомыслие, но сейчас он жаждал насладиться теплом.

Тор резко открыл глаза, когда Локи перестал его ласкать, колдун почерпнул ещё масла, щедро смазывая торов член по всей длине, он и сам был порядком возбуждён, но игнорировал свои нужды, приставил головку ко входу и, поймав взволнованный и непонимающий взгляд охотника, стал медленно насаживаться на него. Боль прошила, как удар молнии, Локи зашипел, его грудная клетка вздымалась от частого дыхания, вызывая бурную реакцию Тора, тот схватил его за бёдра, вцепился так, что колдун бросил на него нетерпеливый взгляд.

– Тебе же больно, чёрт возьми! – прошипел Одинсон, он вовсе этого не хотел.

– Заткнись! – огрызнулся Локи, и губы его украсила злая улыбка. – Тебе будет приятно, поверь.

Локи насадился сильнее до вспышек перед глазами, предательских слёз, прочертивших побледневшие скулы, и разрывающей боли внутри. Охотнику было грех жаловаться, он должен был сходить с ума от экстаза: чем больнее одному, тем лучше другому.

«Промедление сводит с ума», – однажды прошептал отец в пылу страсти, поторопившись. Сейчас Лафейсон вспомнил об этом, так отчётливо услышав горячий шёпот ненавистного адепта.

Локи не дал себе привыкнуть, вся его жизнь – боль, что ему очередная порция. В какой-то момент он потерялся в своём прошлом, и настоящее стало таким смутным из-за потока горьких слёз и бешеной скачки за неясным наслаждением. Локи чувствовал, как сильные пальцы сжимали его бёдра то ли в попытке остановить, то ли поощряя скорый темп. Боль жгла раскалённым железом, и наслаждение снова казалось навязанным. Тор зарычал и задрожал под ним – всё кончилось быстро. Локи догнал его, спуская охотнику на грудь, обессилено оседая сверху, Лафейсон окончательно потерял контроль над собой, своим телом и эмоциями. Ему ничего не оставалось, только спрятать лицо, прижавшись лбом к сильной шее.

Тор восстанавливал дыхание и чувствовал себя самым последним ублюдком. Ему только и оставалось корить себя за то, что поторопился, из чего у Локи сложилось то самое впечатление, словно Тор хотел именно этого – насладиться чужой болью и подчинением. Впрочем, он сам был виноват, нельзя рваться в бой с таким напором, за что боролся, на то и напоролся.

Одинсон осторожно обнял Локи за талию, а другой рукой стал гладить по голове, стараясь вести себя деликатно, насколько это позволяла ситуация. Лафейсон придавил его к полу, сжимая внутри, не отпуская, хотя бы это ещё внушало иллюзорную надежду на лучшее.

– Ну, зачем ты так? – прошептал Тор, поглаживая влажные чёрные пряди, и сам же ответил на свой вопрос: – Я не хотел причинять тебе боль, понимаешь? Я думал, тебе будет хорошо со мной, прости, что всё не так.

Брат завозился, и Тору пришлось его отпустить. Локи соскользнул с его члена и немного отполз в сторону. Одинсону стало окончательно не по себе, когда он заметил сукровицу на своём опавшем достоинстве, ему просто хотелось крушить всё вокруг, лишь бы унять злость, но из-за брата он держался как мог. Сейчас он даже не знал, как поступить, стоило ли что-то предпринять, или нужно было молча уйти, оставить Локи в покое.

– Тебе помочь? – Одинсон замялся, теперь ему казалось, что он всё делал не так и говорил не о том.

Локи отрицательно покачал головой. И всё же Тор не мог остаться безучастным, поднявшись с пола, он помог брату встать на ноги и молча полил на его плечи водой из ковша, тот молча принял помощь, больше не заговаривал. Охотник вылил на себя пару ковшей и вышел в предбанник. Тор обтёрся полотенцем и успел одеться, а Лафейсон всё ещё не выходил, и это начинало беспокоить, срываться и снова лезть к нему охотник опасался.

Наконец дверь чуть скрипнула и медленно открылась. Колдун не выглядел смущённым. А Тор только выдохнул, успокаиваясь, взял чистое полотенце и стал обтирать влажную кожу, отчего зелёные глаза в удивлении распахнулись ещё шире.

– Тор, ты…

– Хоть эту малость позволь мне сделать, – без напора попросил Одинсон, и Локи одобрительно кивнул.

Тор обтирал его аккуратно, заботливо, словно ребёнка, в этом было нечто успокаивающее. Затем Локи тоже натянул на себя одежду, и они отправились в избу. Этот день принёс им слишком много потрясений, оба устали и вымотались физически и морально.

На возвращение любовников Эрос отреагировал, лишь дёрнув ушами в сторону двери, и продолжил делать вид, что спал. Локи знал, о чём думал неугомонный кот, что компаньон его – дурак и всё испортил, Лафейсон думал примерно так же. Молчание становилось гнетущим.

Несмотря на то, что уже стемнело, для сна было ещё довольно рано, но Локи быстро переоделся в сорочку и завалился в постель, лёг на бок лицом к стене и, накрывшись одеялом, замер. В этот момент хитрый Эрос поднял голову и сочувственно взглянул на поникшего Тора, охотник поймал его взгляд и только отмахнулся, словно не нуждался в утешении.

Комментарий к Глава 9

*Наиболее распространённая трактовка описывает его как репрезентацию вечности и бесконечности, в особенности – циклической природы жизни: чередования созидания и разрушения, жизни и смерти, постоянного перерождения и гибели. В рамках данной работы я употребляю именно его как намёк на вечность в большей степени оккультизма, чем германско-скандинавской мифологии. Хотя Ёрмунганд является символом по своим чертам схожим с Уроборосом.

========== Глава 10 ==========

Какое-то время Тор сидел за столом и просто смотрел на спящего Локи, точнее, на его спину и чёрные, словно дёготь, волосы. Спешка и упорство, с какими Одинсон всегда шёл к своей цели, показала, насколько он в действительности был глуп, груб и жесток. Брат лишь подчинился его воле, как делал это прежде с отцом, он покорно отдался, стремясь удовлетворить чужую похоть, а ведь Тор хотел иначе. Он хотел быть Локи отрадой, его наградой за долгие годы одиночества и пустоты, только всё пошло не так, и теперь он был больше похож на призрак Лафея – жадный и неумолимый.

Одинсон тяжело вздохнул, потёр лицо руками. Помыть волосы он так и не успел, идти в баню не хотелось, а избавиться от налипшей крови следовало сегодня, чтобы завтра эта деталь не напоминала Локи о случившемся. Тор решил, что не много потеряет, если срежет немного длину волос. Прядь за прядью удаляя ножом следы своего недавнего поступка, Одинсон размышлял о том, что упустил самое главное, желая как можно быстрее подобраться к Локи и внушить ему доверие. Тор действовал как всегда: как одиночка, добиваясь того, чего сам хотел, и совсем забыл, что Лафейсон тоже был живым человеком со своими сомнениями и страхами, быстрые темпы в столь щекотливом вопросе просто выбили его из колеи.

Одинсон лишь надеялся, что не испортил всё окончательно. Его вдруг одолела душевная усталость, какой он раньше за собой не замечал. Локи – вот он, рядом, нуждался в заботе и семье, но даже лечь с ним в одну постель было большой проблемой, любое движение в его сторону отодвинет Тора только дальше. Да, они были родными людьми, но только-только друг друга обрели, Тор даже не знал, как должен был вести себя старший брат, и уж тем более когда он посягнул ещё и на роль возлюбленного.

С тяжёлым сердцем Тору только и оставалось, что ждать милости ангела смерти, а тот спал и не знал о терзаниях охотника.

Локи провалился в сон, как в тёплую воду жарким летним днём, он не видел сновидений, жутких или прекрасных, не слышал звуков и ничего не чувствовал, кроме странного и незнакомого ему умиротворения. Поэтому, проснувшись посреди ночи, не сразу понял, где находился: то ли в родовом поместье отца, то ли в своих мечтах, где по неизведанным мирам путешествовал дух матери, дух женщины, которая всю себя отдала ради спасения любимых детей. Но, кроме уюта, тепла и приятного ночного полумрака, Локи чувствовал, как не хватало ему ставшего родным и необходимым охотника, с которым он в последнее время делил постель.

Лафейсон завозился, на движение тело отозвалось лёгким покалыванием. Одинсона рядом не оказалось. В избе застыли умиротворение и покой, вот только отсутствие охотника тут же выбило из колеи. Не похоже, что их невысказанные разногласия смогли прогнать упрямого и сильного брата.

«Если он не ушёл сразу, как узнал о вашем родстве, он уже не уйдёт, что бы ты ни делал», – так сказал ему отец.

А если всё же так случилось?

– Тор? – в панике позвал Локи, отпихивая одеяло.

– Я здесь.

Голос охотника послышался из тёмного угла у стола, он показался чуть хриплым и немного сонным. Лафейсон вздрогнул и нахмурился, пытаясь рассмотреть брата. Глаза, привыкшие к слабому освещению, исходящему только от подтопка, уловили движение крупной тени.

– Ты что там делаешь? – удивлённо поинтересовался Локи. Всё ещё не понимая, в чём было дело, колдун уселся на постели, свесив ноги на пол.

– Сплю.

Локи шумно вздохнул, воскрешая в памяти события последних дней, и понурился. Пожалуй, они оба наворотили дел, но это вовсе не значило, что Одинсон должен был спать на скамейке. Тем более, что это выглядело как откровенное наказание – единственное, какое охотник мог применить к самому себе.

– Иди сюда, – позвал Локи через какие-то пару минут.

– Я лучше здесь останусь, – упрямствовал Тор. – Тебе так спокойней будет.

– Мне будет спокойнее, – стараясь не выдавать своего раздражения, настаивал колдун, – если ты ляжешь в постель.

Лафейсон ждал недолго. Заслышав копошение, он наблюдал, как Одинсон тяжело поднялся с лавки, на которой ему, судя по всему, сложно было устроиться. Они оба вели себя как малые дети, но сегодня это было простительно им обоим. Локи не сдержал улыбки, когда Тор, переодевшись в темноте, понуро прошлёпал к постели. Лафейсон отодвинулся к стене, впуская охотника в тепло их общего ложа. С опозданием Локи понял, что улёгся на одеяло Тора, а укрылся своим, и кажется, это вызывало беспокойство у старшего брата.

– Иди сюда, – снова настойчиво повторил сын Лафея, и любовник послушно придвинулся к нему под одеяло, а через какие-то мгновения он просто обескуражено замер. Локи оказался совсем близко и уложил на его плечо свою голову, при этом обнимая поперёк груди. Возобладав над собой, Тор пошёл навстречу неловкому воссоединению: обнял Локи, прижал к себе и, чувствуя на шее чужое дыхание, закрыл глаза.

Оба едва слышно облегчённо выдохнули, уютно устроившись в объятиях друг друга, оба слышали, как Эрос спрыгнул со своего табурета и бесшумно прошёлся по избе, чтобы запрыгнуть на постель и улечься у братьев в ногах. И, наверное, в одно время они отпустили всё, что было в их жизни до этого момента. Завтра будет новый день, завтра всё станет иначе.

***

По-хозяйски прогуливаясь в черте своих владений, Фенрир вдохнул морозный воздух мощной грудью. Слабое дуновение ветра едва задело голые ветви над его головой – лес мирно спал. Зверь любил принимать разные формы: он мог выглядеть как обычный волк – ни один охотник не найдёт различий; днём он становился невидимым, но от этого не был менее кровожаден и силён; правда, чаще его громадный рост внушал трепет и ужас нежданным гостям. Он предпочитал свою самую сильную ипостась.

Сын Лафея с затаённым упоением восхищался его истинной сущностью – силой, неотвратимостью, яростью. Преданный Фенрир дарил своему компаньону уверенность и власть, ему это очень нравилось. Когда же в жизни Локи появился Тор, ещё в ту самую ночь, когда Локи не отдал приказ растерзать возмутителя спокойствия, волк понял: охотник по некой непонятной причине приглянулся компаньону. Прошло немного времени, и Фенрир тоже стал испытывать к Тору нечто похожее на симпатию, какую чувствовало всякое живое существо. Хотя куда раньше охотнику доверился именно Эрос – маленький своенравный плут.

Фенрир дёрнулся и обернулся, вглядываясь в тени у дома. От двери отделился мелкий силуэт и юрко подскочил к нему, подныривая под мощные волчьи лапы. Зверь недовольно рыкнул, а Эрос, словно и не заметив, стал ласкаться о жёсткую щетинистую шерсть волка. Грозный зверь для приличия нагнулся и уткнулся носом в чёрную шерсть, вдыхая родной запах, кот довольно замурчал.

До утра ещё было время, и Эросу просто хотелось побыть с Фенриром, он частенько забавлял его тёмными ночами, составляя компанию, лишь в последнее время давно не появлялся из-за Локи. И вот сегодня лёд наконец тронулся. Лафейсон принял негласное решение сдаться на милость Тору, а это значило, что скоро всё наладится. Эрос чувствовал: Локи устал терпеть своё вынужденное одиночество, а воспоминания об отце, хоть и доставляли ему изощрённое удовольствие, граничащее то с болью, то с наслаждением, потеряли свою живость и остроту. Теперь в его жизни появился другой человек, судя по всему, он всерьёз собирался захватить сердце колдуна, не напором, так лаской. Ему это удастся. Скорее бы.

***

Локи проснулся, побеспокоенный лёгким дуновением, словно холодная рука отца без его ведома коснулась лица. Только Лафей мог явиться, лишь когда его призовут, не раньше. Маг резко открыл глаза, пошарил рукой в постели и дёрнулся, словно его кто-то схватил за руку, вот только схватить его было некому. Тора в постели не оказалось.

«Это дурной сон, просто сон», – сам себя уговаривал Локи, потирая глаза.

Локи вскочил с постели, в один миг все свечи в доме вспыхнули, ярче летних молний освещая пустую избу. Тор исчез, и это абсолютно точно.

«Так тебе и надо! – клял себя Локи, злые слёзы наполнили глаза. – Ты ведь хотел, чтобы он ушёл. Вот и получил своё!»

Колдун вздрогнул всем телом, слёзы непроизвольно катились из его глаз. Он сам был во всём виноват, кроме себя самого укорять было некого. Но разве он не хотел для Тора свободы? Он сам его оттолкнул своими поступками и словами, хотя душой мечтал удержать рядом.

Дверь медленно открылась, и на пороге появился полностью одетый охотник, он держал на руках Эроса и, судя по удивлённому виду, не ожидал увидеть колдуна посреди избы, бледного и похожего на приведение.

– Локи, – Тор зашёл в избу, опустил Эроса на пол, торопливо закрыл за собой дверь. – Ты почему не спишь?

Чернокнижник стоял и просто смотрел на него, словно видел впервые, взгляд его выражал недоумение с оттенком безумия, сыну Лафея несвойственного. Маг проследил, как распушившийся кот прошёл мимо, запрыгнул на лавку, но не издал ни звука, от накатившего волнения у него попросту сдавило горло.

– Замёрз? – всё ещё не понимал Тор. Он быстро подошёл ближе, заглядывая в зелёные глаза с беспокойством. – Я только что полено подкинул, думал, больше не стоит, и так жарко. Локи, в чём дело?

– Ты не уйдёшь? – набравшись сил и кое-как совладав со своими чувствами, произнёс Лафейсон.

Одинсон удивлённо дёрнулся. Откуда у Локи в голове снова возникли эти глупые мысли? Одинсону казалось, что они всё решили, когда колдун попросил его лечь с ним рядом совсем недавно.

– Ты что, подумал, что я ушёл? – на губах охотника мелькнула странная улыбка. – Серьёзно?

Локи, словно маленький ребёнок, только положительно покивал, он чувствовал себя глупо, но ничего поделать с этим не мог. Такой забавный после сна, в длинной сорочке, с торчащими волосами. Одинсон улыбнулся и, сделав ещё один маленький шаг ему навстречу, заграбастал брата в самые тёплые и нежные объятия. Колдун коротко вдохнул воздух, словно испугался этой нежности, которую ему дарили безвозмездно, просто так, словно не верил в такую возможность.

– Я козлов вышел покормить, не хотел тебя будить, – удерживая Локи в своих руках, прошептал Тор. – Эроса забрал, он на улице Фенриру прохода не давал.

Локи фыркнул, на объятия не отвечал, но и вырываться не пытался.

– Если ты ещё не понял, я никуда не собираюсь, я уже дома.

«Уже дома», – от этих слов у Локи на душе потеплело.

– Мне сложно в это поверить, – тихо ответил Лафейсон и наконец тоже обнял брата в ответ.

– Можешь не верить моим словам, Локи, – Одинсон погладил брата по голове. – Со временем ты просто привыкнешь к тому, что я рядом.

– Я уже… – колдун выдохнул, недоговорил. Тор его прекрасно понял.

– Давай, ложись спать, хватит бродить, – улыбнулся Одинсон, высвобождая брата из капкана своих рук.

Лафейсон, как ни странно, подчинился, не стал спорить, он быстро устроился в постели и украдкой наблюдал, как Тор переодевался, тушил свечи. Одинсон чувствовал взгляд колдуна на себе, но это уже не смущало, как раз наоборот, всё было правильно и ожидаемо. Если Локи всё ещё боялся потерять обретённое, даже сейчас, когда они негласно помирились и приняли друг друга, значит, он нуждался в нём так же сильно, как сам Тор в своём потерянном брате.

Одинсон затушил последнюю свечу, прошёлся по избе и лёг в постель, уже без приглашения залезая под чужое одеяло. Локи придвинулся ближе, но обнимать не стал, может, не хотел слишком спешить или показать свою слабость и сентиментальность, только Тор знал одно: всё наладится, и неважно, сколько времени понадобится.

***

К счастью, утро не принесло разногласий, только суету, казалось бы, обыденную и такую человеческую. Братья спешно позавтракали, накормили Эроса, который всем своим видом показывал, что сметана бы очень не помешала к столу, и отправились на базар. Никто не решался первым завести разговор о том, что произошло вчера вечером в бане. Тору казалось, ещё не время, надо было как-то мягче и без напора дать понять Локи, что он не такой, как Лафей, ему хотелось быть защитником своему младшему брату, добрым другом и отзывчивым любовником, если колдун сам этого захочет.

Локи, в свою очередь, тоже опасался говорить лишнее, надеясь немного оттянуть разговор, хотел прежде всё взвесить. Он уже принял Тора как родного и дал ему понять, как сильно желал, чтобы брат остался с ним. Все слова были сказаны, к тому же Одинсон был далеко не дурак и отлично видел, как вёл себя Локи, что его мучило. Пусть вчера они оба изрядно поторопились, так или иначе, магу казалось, напряжение сбросить удалось, пусть не совсем так, как хотелось Тору или ему самому.

Сегодня братья были едины в своём решении дать друг другу немного времени на размышление, а время ожидания как нельзя кстати можно было занять решением бытовых проблем. Из-за суеты и переживаний минувших дней они перебивались на том, что осталось из провианта. Сейчас же надо было закупить продукты, обновить испорченную одежду.

До рынка добирались дольше обычного, поскольку оба молчали, думая каждый о своём, так и дорога казалась длиннее. Наконец показалась деревня, а там и до базара было недалеко.

Из своих мыслей Локи вырвал шёпот ветра, ненавязчивый и спокойный. Он не прислушивался к нему до того, погрязнув в своих мучительных думах, но сейчас, немного проветрив голову и вдохнув морозный воздух, он уловил долетевшие до него сплетни. Судачили об адепте, который вернулся со страшным трофеем и предъявил отрезанную голову друга и соратника своему семейству. Вот только опомнившись от колдовского морока, понял, что именно натворил. В данный момент семейство адептов принимало решение, как с ним поступить. Понятное дело, что он был не виноват в случившемся, но скандал как-то надо было замять, кому рот заткнуть, кого просто убить, чтобы не распускали слухи.

Локи отмахнулся от сплетен, заметив настороженный взгляд Тора.

– Всё в порядке? – полюбопытствовал Одинсон.

– Просто слушал ветер, – отозвался Локи. – И задумался.

На рынке сегодня было оживлённо, торговля шла полным ходом. Охотники продавали мясо, женщины из деревни – молочные продукты и яйца, другие – одежду. Лафейсон огляделся, никто не обращал внимания на них с Тором, люди были заняты своими делами. Но колдуну показалось, что за ним наблюдали внимательные глаза, и не ошибся.

– Ты тоже его заметил? – спросил охотник, привлекая к себе внимание колдуна.

– Того, кто следит за нами? – Локи окатил народ на рынке пристальным взглядом и облизнул губы, словно кот, предвкушая пойманную жертву. – Ты говорил, у Вольштагга здесь были свои глаза и уши?

– Да, вон тот возле молодой девушки с молоком, – Тор посмотрел прямо на него, наконец его заметил и Локи, а затем снова повернулся к колдуну, чтобы не привлекать внимание незадачливого мужика.

Лафейсон знал, о ком шла речь, он смерил мужика самодовольным взглядом и криво улыбнулся. Тор с восхищением поймал и запечатлел в памяти эту великолепную улыбку, лицо брата вдруг просветлело, казалось, вернулась уверенность, его сила и коварство – неотъемлемая часть колдовской сущности.

– Это кузнец, – произнёс Лафейсон, словно приговаривая оного к казни. – Пусть живёт пока.

– Ты уверен? – насупился Одинсон. – Может, стоит убрать его с дороги, чтобы не наводил больше на наш дом орденовцев.

Локи расплылся в довольной улыбке. Пожалуй, сегодня был тот самый день, когда они впервые обрели родственное единство, два брата, разлучённые судьбой, снова встретились. Не было больше никаких договорённостей и долговых обязательств, только возрождённые семейные узы.

– Эй, ты чему улыбаешься?

– Забудь о нём, придёт и его время, – отмахнулся колдун. – Давай купим необходимое поскорее и пойдём домой. Сам видел, Эрос весь извёлся без сметаны.

Пришлось согласиться и довериться Локи в этом вопросе. Кузнец, в свою очередь, оказавшись замеченным, постарался как можно быстрее ретироваться. Братья между тем без спешки закупили одежду, продукты и направились домой. Напряжение немного отпустило. Обратная дорога показалась недолгой, говорили, в общем-то, о насущном. Тора беспокоило, что подлый кузнец, вполне возможно, поставлял информацию не только Вольштаггу, а это значило, что осведомитель за определённую плату мог сообщить кому-то другому о зеленоглазом колдуне. Лафейсон лишь отмахнулся и рассказал, что сбежавший адепт с головой своего соратника в руках определённо не достиг своей первостепенной цели. Чернокнижник призывал брата не беспокоиться насчёт незваных гостей, оправдывая своё собственное спокойствие аппетитом Фенрира. Одинсон на это лишь возмущённо вздыхал.

Добравшись до дома, братья занялись каждый своим делом: Локи принялся готовить, Тор – кормить кота и разбирать поклажу. Фенрира звать не стали, справились сами. Одинсон рассказывал, как Эрос гонял ночью Фенрира, беззлобно разглагольствовал о том, что неугомонный котяра даже его успел достать до печёнок. Кот возмущённо фыркнул и снова принялся уплетать сметану.