Текст книги "Проклятый и родной (СИ)"

Автор книги: Рябова Марина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 16 страниц)

– Ну и зачем ты так с ним? – всё не унимался Одинсон, обращаясь к коту.

– Он тянется к первоисточнику, – подал голос Локи. Тор вскинул на него удивлённые глаза, заметив, каким серьёзным вдруг стал чернокнижник.

– Я не совсем тебя понимаю, – удивился охотник. – Что ты имеешь в виду?

– У Эроса и Фенрира особая связь друг с другом и со мной, – приоткрыл завесу тайны Лафейсон. – Они оба недостающие части моей расколотой души. Как части твоей – Тангрис и Ниостр.

Кот делал вид, что продолжал увлечённо есть, но на самом деле он внимательно слушал. Эрос отлично знал, чьей силой был порождён, ему были открыты все тайны мироздания, обладателем которых являлся Локи. И, конечно же, Эрос тянулся к Фенриру в свойственной ему манере и к Лафейсону в частности – то была непреодолимая тяга.

– Ты говорил, – кивнул Одинсон. – Но я не совсем понимаю, как это возможно.

– Силы любой души несоизмеримо велики, а в момент смерти душа покидает тело и становится чистой энергией, и положительной, и отрицательной одновременно, – Локи сделал паузу, давая Тору время осознать сказанное. – Смерть не является концом жизни, за чертой открывается другая реальность, и после реинкарнации отдохнувшая душа в иной форме возвращается в подлунный мир. Но когда это происходит насильно и под властью обряда, который придумал Лафей, круговорот нарушается, душа, скорее всего, раскалывается на части и возвращается не целиком.

Едва ли Локи решился бы рассказать кому-то о своей неполноценности, опасаясь вручать подобное знание в чужие руки. Но открыть фундаментальные магические знания брату – это совсем другое дело. Быть может, пусть и не буквально, охотник соединит расколотые части его души. Одинсон слушал его очень внимательно и серьёзно, он отлично понимал: всё сказанное братом не для чужих ушей, только для него. Значит, Локи доверял ему, а это дорогого стоило.

– Локи, почему так случилось, они ведь кардинально разные, Эрос и Фенрир? – Тор понимал, что, возможно, требовал слишком много, развивая тему разговора, но ему хотелось знать о брате как можно больше, через понимание Локи он и себя станет понимать гораздо лучше.

– В тот момент я был в ярости, – припоминая свой посмертный опыт, отозвался Локи, он окончательно отвлёкся от чистки овощей. – Чтобы ты понимал, моя ярость не знает предела. Я говорил тебе меня не романтизировать и не кривил душой: я, не моргнув глазом, отправлю в пасть Фенриру столько глупцов, сколько явится к моим дверям. В этом вопросе я ненасытен.

– Я тебя понимаю, я теперь многое понимаю, – спокойно ответил на это Одинсон. – И не собираюсь порицать. Ради твоего спокойствия я готов убивать голыми руками. Кто-кто, а я уж точно не святой.

– Нет, не святой, это верно, – признал Локи и добавил с уверенностью: – Ты родной.

Одинсон растянул губы в довольной улыбке. Ему приятно было услышать, что чернокнижнику он дорог.

– Послушай, Локи, – уверенно начал Тор уже без улыбки, он чувствовал: сейчас был удачный момент для разговора по душам. – Я знаю, что вчера между нами всё было не так, как мы оба хотели бы. Помолчи, дослушай, – заметив готовность Локи возразить, остановил его Одинсон.– Я напирал, а ты сдался, и ничего хорошего из этого не вышло. Мы были на взводе после моего, признаюсь, глупого самоубийства. Только пойми меня правильно, как ещё было тебя удержать? Ты уж прости, это всё, на что мне хватило ума. Я был в отчаянии. Я не могу тебя потерять. Понимаешь? Я хочу быть с тобой, не забирай у меня эту возможность. Я всё знаю: что мы разные, что встретились в неудачный момент, что я вёл себя по-хамски, только сейчас всё иначе.

Локи вдохнул полной грудью, принимая окончательное решение, мысленно благодаря судьбу за данный ему шанс, который он так бездарно хотел упустить. Наевшись сметаны, Эрос уже давно просто сидел на столе и внимал словам Тора. Заметив, как внимательно на него смотрели оба слушателя, охотник смутился, но не потерял нить своего размышления, а кот, казалось, отлично понимал его правоту, и мохнатому не терпелось ляпнуть что-то от себя.

– Я больше не буду вести себя глупо, – на губах колдуна появилась осторожная улыбка. – Знаешь, я никогда не думал, что у меня может быть старший брат, кто-то лучше, благородней, чем отец, я знал только его руки и его волю. Я долгое время жил один, я привык, но, когда появился ты, всё изменилось, не сразу, но кардинально. Я хочу быть с тобой во всех смыслах, я испорчен с детства, и мне себя не преодолеть, всё равно, что кто-то попытается отколоть от моей души ещё один кусок.

– И не нужно! – всплеснул руками по-детски счастливый Тор. – Ты невероятный, я восхищаюсь тобой, и я согласен на всё, чтобы быть рядом. Абсолютно на всё, Локи, просто доверься мне. Знаю, как это сложно, но просто доверься, я очень тебя прошу.

– Хорошо, – улыбнулся Лафейсон.

– Помочь тебе с овощами? – тут же ринулся на помощь Одинсон, резко меняя тему разговора.

– Нет уж, – с улыбкой отмахнулся чернокнижник. – Лучше постель перестели и из бани принеси ещё дров.

Тор покивал и охотно принялся за дело. Локи искоса наблюдал за братом, он ни разу в жизни не видел, чтобы кто-то с таким энтузиазмом менял постельное бельё. Состоявшийся между ними разговор возымел странную силу: Одинсон, казалось, мог свернуть горы под властью внезапного вдохновения и ждал лишь только позволения от Локи, с хрупких плеч которого свалился тяжёлый груз. Оказалось, не только Лафейсон жил всё это время в забвении и одиночестве, так же чувствовал себя и Тор. Они оба хотели вырваться из мёртвой петли сложившихся обстоятельств, и сама судьба протянула им руку помощи, соединив разорванные узы, только подобно обычным смертным братья не сразу осознали, сколь великий и щедрый подарок получили.

========== Глава 11 ==========

Со дня кровавой жертвы, которую Тор посвятил языческому божеству, минула неделя. Тёмная изба пребывала в мире и покое, как зимний лес, уснувший до весны и укрытый белым одеялом. Казалось, затаившееся зло потеряло все свои силы и поддержку древних герцогов ада. Так могло показаться со стороны, так решил предприимчивый кузнец, коль скоро за ним не явилась старуха с косой наперевес. Он решил действовать без промедления, пока проклятый колдун не спросил с него. Вольштагг так и не вернулся, не забрал свою лошадь, тогда как спутник его в тот раз без лишних объяснений просто вывел кобылу и ускакал в неизвестном направлении. Это могло значить лишь то, что охотника постигла неудача. А тут ещё молодой спутник Вольштагга разгуливал по базару вместе с подозрительным молодым человеком. Значит, зло прибрало его к рукам, так тому и быть. Будет ордену двойной куш.

***

Какая-то неделя прошла, а жизнь претерпела кардинальные изменения. Локи преображался на глазах: он стал чаще улыбаться, правда, шрамы вокруг рта не скрывал, и Тора, если честно, это совсем не тревожило, главное – брат пребывал в хорошем расположении духа. Казалось, всё тот же хитрый взгляд и путанные речи, но только в уголках зелёных глаз играли озорные искры. Одинсон старался помогать колдуну с делами по дому, он был даже слишком активен в этом вопросе, что нередко Лафейсон отправлял его погулять и пообщаться с козлами, которые не так уж часто сами являлись к компаньону.

Холодные зимние вечера они проводили за уютной беседой. Локи взялся научить Тора слушать шёпот ветра, только пока не преуспел, Одинсон ничего не улавливал, но и не злился, как можно было предположить. А брат лишь приговаривал: «Со временем ты научишься».

«Какая разница, научусь или нет, – думал Тор в такие мгновения. – Лишь бы ты улыбался».

Одинсон всеми возможными способами старался снова не допустить ранее совершённой ошибки: он не лез к Локи со своей любовью, всё, что он делал, было ненавязчиво и деликатно, на уровне осторожного ухаживания. Он не хотел причинять брату беспокойство, но взгляды его от осторожных и незаметных становились всё более пристальными и пожирающими. Локи без стеснения переодевался, готовясь ко сну, Тор взял на вооружение его манеру и стал делать так же, позволяя брату наблюдать. А Локи смотрел, это уж точно! Хотя всякий раз пытался делать вид, что совсем не следил за ним. Спать в одной постели стало совсем легко. Они могли просто молча обнимать друг друга, Тор готов был отдать брату всё своё тепло, если потребуется, но чернокнижник не требовал много. Порой Локи отворачивался к стене лицом, как делал множество раз, но знал, что не замерзнёт: выждав немного, Тор всегда пододвигался ближе и обнимал, прижимаясь теснее. А Лафейсон улыбался, в душе опасаясь, что иллюзия в самый прекрасный момент исчезнет, как любой морок, и реальность свалится на него тяжёлым грузом.

Днём всё становилось проще, тягостные думы улетучивались в трубу и уступали место повседневным делам и заботам. Пару раз затапливали баню, и Локи с трепетом и опасениями ждал, что Тор снова решит действовать нахрапом, но Одинсон и тут проявил чудеса выдержки и понимания: он покорно выжидал время, за что потом удостаивался тёплого и благодарного взгляда. Но приходила ночь, и снова Локи одолевали беспокойные мысли. Ветер шептал о скором появлении очередных отчаянных орденовцев, и Лафейсон всерьёз стал задумываться о переезде, только Тора пока не беспокоил своими размышлениями на этот счёт.

***

Огонь был повсюду. Неистовое пламя ревело и гудело, жадно хватая в свои объятия всё живое и мёртвое. Небо сковала чёрная мгла, низвергающая на землю ярчайшие молнии, люди падали замертво, поверженные гневом языческих богов. Крики и заунывный вой звучали повсюду.

Локи с восхищением наблюдал мощь двух яростных стихий. Огонь беспощадным драконом вырвался на волю из разрушенных кузниц гномов, задышал полной грудью, наслаждаясь долгожданной свободой. Буйный ветер, забавляясь, лишь раздувал адское пламя его дыхания. Гудящий дёготь над головой, взбудораженный раскатами грома, испускал ярчайшие всполохи. Смертные бежали в ужасе, но скрыться от стихии так и не могли, она неминуемо настигала мужчин и женщин, отроков и глубоких стариков, они не могли ничего противопоставить языческим богам, лишь предпринимали тщетные попытки к бегству.

Локи чувствовал, как всё его тело прошивала ярчайшая непокорная энергия тёмного неба, как согревало и не обжигало пламя, и на его губах мелькала восхищённая улыбка. Шум и крики неожиданно стихли, Локи выхватил один тонкий звук – плач ребёнка. Он огляделся и узрел среди обугленных тел укутанного в алую ткань новорождённого. Колдун нагнулся и осторожно поднял ребёнка, покачал на руках.

Младенец с яркими, необыкновенно синими глазами внимательно и удивлённо смотрел на чернокнижника, нетронутого неудержимой стихией. Малыш улыбнулся, и Локи ответил ему тёплой улыбкой.

Мощь стихии нарастала, а Локи беспечно шагал вперёд. Обугленные тела складывались друг к другу, и вскоре стало понятно, что Локи поднимался всё выше и выше над землёй. Дёготь неба сливался ему под ноги, следом за ним шлейфом продвигалось пламя, а восхождение освещали всполохи молний. Ребёнок улыбался, уютно устроившись на руках колдуна, алая ткань стала мокрой, по рукам текло красное вино, взамен ткань преображалась, становилась чистой – белой.

Локи оказался на свежевспаханном поле, небо над ним украшала радуга, тёплый летний дождь орошал землю вокруг, многочисленные ростки пробивались к солнцу и потокам тёплой воды. Локи заслышал позади не скрывающего своё приближение человека, он опустил на твёрдую землю девочку лет пяти с пшеничными волосами, зелёное платье украшала тонкая золотая нитка. Девчушка стала звонко смеяться и кружиться вокруг своей оси.

Локи почувствовал, как его обняли сзади, и точно знал обладателя этих сильных и осторожных рук. Его вдруг охватило такое благоговение, что он стал смеяться.

Яркие краски преобразились в темноту, Локи чувствовал, как его тянули обратно, но перестать смеяться не мог. Его переполняло чувство радости. Лафейсон уже осознавал, что проснулся. Он успел сделать короткий вдох и снова, как в припадке, стал смеяться. Избу осветили несколько свечей, и над ним возникло два перепуганных лица: Тора и Эроса.

Одинсон даже не пытался что-то сделать, поскольку его изрядно шокировало поведение колдуна, а беспокойство Эроса лишь усиливало эффект. Наконец-то Локи отсмеялся, только губы так и растягивались в улыбке. Давно ему не было так весело.

– Я тебя разбудил? – виновато спросил Локи. – Извини.

– Ты в порядке? – с надеждой спросил Тор. – Нет, ты не подумай, я люблю, когда ты смеёшься, просто было как-то неожиданно, ты меня напугал.

Эрос мяукнул, подтверждая собственное замешательство. Лафейсон потрепал кота по чёрной голове, даря шальную улыбку.

– Мне было очень хорошо, – объяснил своё странное поведение Лафейсон, схватил Тора за рукав сорочки и потянул к себе. Кот прищурился и, поразмыслив, спрыгнул с постели, направившись к подтопку, Тор же не понимал странного воодушевления брата. – Ложись.

– Сейчас свечи потушу, – вздохнул Одинсон, стараясь гнать от себя дурные мысли.

Почему-то охотнику казалось, что никого, кроме любимого отца, в своих снах Локи видеть не мог и уж точно никто другой не мог вызвать бурю эмоций в сердце колдуна. Слишком близки они были, и даже после смерти Лафей, казалось, держал сына рядом, как привязанного. Пусть чернокнижник не поднимал эту тему, не говорил о своей любви, но Тор-то знал. И ревновал, хотя понимал, как это глупо – ревновать к покойнику, и ведь знал, что должен был дать Локи время, но ему так хотелось завоевать его сердце, отдать ему всю нерастраченную любовь, всего себя.

– К чёрту свечи, – бросил Локи, он окончательно пришёл в себя, сбросив остатки сна. – Иди сюда.

Лафейсон вцепился в сорочку Тора с неистовой силой.

– Иди ко мне, – улыбаясь, зазывал Локи.

– Ну и чего ты такой довольный? – Одинсон хмурился, как предгрозовое небо. Он тяжело уселся на постель спиной к Локи, лишь бы скрыть ревность, и шумно вздохнул, как древний старик. – Что увидел в своём сне?

«Или, лучше спросить, кого?» – подначивал внутренний голос.

– Ты уверен, что хочешь знать? – Локи закопошился сзади, спешно снимая сорочку.

– Конечно! – с возмущением отозвался Одинсон, ожидая самого худшего. – Хочу знать, кто занимает твои мысли, с кем тебе было так хорошо.

Локи не был уверен, что Тор готов услышать всю правду. Судя по множеству символов, сновидение имело судьбоносный характер для всего ныне живущего. Локи и сам не рискнул дать точное определение, он лишь знал: невежество и страх призовут за собой смерть, а потом придёт расплата за прегрешения. И платить людскому роду придётся очень долго и мучительно.

– С кем мне было хорошо? – тихо засмеялся Лафейсон и обнял кручинившегося брата, вызывая странную дрожь в его мощном теле. – С кем-то очень упрямым и сильным, с тем, кого встретил случайно, с тем, кого я очень сильно полюбил.

Тор шумно сглотнул и замер ни жив ни мёртв. Речь шла вовсе не о Лафее.

– И кто же это? – уголок губ дёрнулся вверх, Тор хотел услышать желанный ответ.

– Я думаю, ты его знаешь, – насмешливо ответил чернокнижник, тут же отстраняясь. – И если бы этот бугай был хоть чуток понятливее, может, успел бы поймать нужный момент.

Игру Лафейсона охотник понял с опозданием. Колдун только что вальяжно к нему приставал, а он, дурак, со своей глупой ревностью, словно муж обманутый, допытывался и расспрашивал, когда надо было действовать. Одинсон немедленно обернулся всем корпусом, его встретил насмешливый взгляд зелёных глаз. Колдун предстал перед ним обнажённый и сверх меры довольный своей игрой. Локи обхватил его щёки тёплыми ладонями и прильнул к губам. Поцелуй был ласковым и мимолётным. Колдун немного отстранился, с любопытством отмечая, как темнело и сгущалось, становилось тёмной мглой дьявольское небо в глазах брата. Тор был неистовым и неудержимым, как сущность из сна. Как только ему хватало сил сохранять контроль?

Локи снова одарил нежным поцелуем неожиданно притихшего охотника. Тот, казалось, со скрипом осознавал происходящее, взгляд метался по лицу колдуна, по обнажённому телу.

– Эй, теперь ты меня пугаешь, – ухмыльнулся Лафейсон, не понимая промедления. – Может, ещё не время?

– Самое время, – вдруг с напором ответил охотник.

Теперь уже Тор взял на себя инициативу. Он не хотел спешить, но с трудом контролировал себя, отчего поцелуи его были жадными и напористыми. Одинсон оглаживал, ласкал обнажённое тело руками, наконец дорвался до сладкой истерзанной садистом кожи. Тор подловил себя на мысли, что его не нужно было принуждать, он всем своим существом желал соединиться с родственной частицей своей души. Локи не противился, подпускал к себе, осознавая свою ответственность за это решение. Теперь охотник мог показать себя, и он старался быть щедрым на ласки: Тор языком оставлял влажные дорожки на теле зеленоглазого чёрта там, где Лафей резал нежную плоть острым кинжалом; Одинсон ласкал языком, словно стирая память о тех давних событиях. Локи тяжело дышал и постанывал, наслаждаясь каждым отрывистым касанием языка, горячим дыханием на своей коже. Щетина царапала, а золотистые пряди волос щекотали, так странно и приятно это было. Тор ощупывал его, изучал, словно пытался добраться до сути, до конца понять всё, что Локи не договаривал. Колдун лениво наслаждался свалившейся на него негой, он не руководил процессом, не указывал, что надо было делать, и чуть было не задохнулся от возмущения, смешанного с беспокойством, когда Одинсон вдруг мягко обхватил его полувставший член рукой и направил в свой рот.

– Не надо! – резко бросил Локи, приподнявшись на локтях. – Не нужно делать того, чего ты не хочешь.

Замерший без движения в нелепом положении Одинсон шумно выдохнул через нос. Взгляд охотника смягчился, он просто понял: Локи опять за своё, снова хотел огородить его от поспешных действий. Только Тор не предпринимал ничего поспешного, сейчас он просто до безумия хотел всего, тем более если зеленоглазый чёрт жаждал этого не меньше. Не намеренный отступать Одинсон продолжил изучать достоинство колдуна губами и языком.

«Ещё чего, – заворочалась мысль в голове Тора, когда он почувствовал, как Локи отозвался на его ласки. – Ты весь мой, привыкай».

То ли Локи услышал мысли любовника, то ли прочувствовал их каким-то иным способом, но болтать больше не стал, а вот стонал с каждым движением Тора всё громче. Одинсон и сам не на шутку завёлся от того, что делал, от колдуна волнами исходила тягучая энергия, которая охватила и его тоже, но тут Локи снова заартачился, упёрся ладонями в плечи любовника, отстраняя.

– Проклятье, – прошипел колдун с лёгким раздражением. – Ты хочешь, чтобы я кончил раньше времени? Хватит ради богов!

Тор, тяжело дыша, выпустил напряжённый член из своего рта, Локи тем временем вальяжно раскинулся перед ним, раздвигая ноги, предлагая себя самым непотребным образом. В жилах Тора вскипала безудержная ярость, он опасался даже думать, что вот так вот колдун предлагал себя отцу. Где-то очень глубоко внутри охотника ядом жгла мысль, что любимый брат мог позволить себе быть с кем-то ещё, кроме него. Лафей, разумеется, был в прошлом, но что, если со временем Локи ещё на кого-то положит глаз? Скорее всего, Одинсон без промедления убьёт любого своего соперника. Однако в таком случае чем он сам был лучше Лафея? Сейчас думать об этом не хотелось.

– Нам нужно масло, – хрипло напомнил Тор, памятуя о подготовке к соитию. – Я схожу.

– Куда ты сходишь?! – взмолился Лафейсон. – Под кроватью. Уже позаботился.

От сердца тут же отлегло, значит, неспроста Локи выжидал. Он тоже этого хотел. Охотник торопливо нагнулся, шаря рукой под кроватью. Искомое нашлось быстро, крышка открылась без проблем, а Локи только наблюдал и растягивал губы в хитрой улыбке, словно знал некую тайну, брату неведомую.

– Я сам, – с напором утвердил Тор и немного стушевался. – Ладно? Я не хочу навредить, если что, ты мне говори, если вдруг будет больно.

– Ты всё сам поймёшь, – хмыкнул Лафейсон, удивляясь странной нерешительности.– Ты так трясёшься…

– Просто хочу всё сделать правильно, чтобы тебе было хорошо.

– Так делай, – тепло улыбнулся Локи.

Терпение у Тора оказалось небывалое, сперва он скинул мешающую ему сорочку, демонстрируя своё тело в полной красе, а потом началась мучительная подготовка. Лафейсон извивался и стонал, он закатывал глаза от наслаждения и широко разводил ноги, прося о большем, пока Одинсон пальцами доводил его до безумия. Охваченный дурманом предвкушения, он уже стал умолять любовника перейти к решительным действиям. Лафейсон подловил себя на мысли, что в своей манере подготавливать его Одинсон имел некоторое сходство с двойником, которого колдун создавал прежде. Всё бы хорошо, но Локи уже был на грани.

– Ну, пожалуйста, – простонал Локи, и с его губ сорвалась совершенно случайно отчаянная мольба: – Брат!

Колдун успел осознать, что всё испортил этим коротким словом. Наверное, совершенно неуместным, но Тор отреагировал не так, как ожидал Лафейсон. Настойчивые пальцы покинули разработанный вход лишь для того, чтобы в следующий момент Одинсон с напором и какой-то первобытной жаждой задвинул в него своё горячее естество. Локи вскрикнул, выгибаясь под своим мучителем, но его сопротивление Тор подавил моментально, накрывая тонкие губы своим ртом. Колдун зажмурился, хватаясь руками за крепкие плечи, стараясь как можно полнее расслабиться, волна боли и нетерпения охватила его всецело.

Тор дал ему мимолётную передышку, оторвался от губ, заглянул в шальные зелёные глаза, в которых плескалась неизведанная бездна – боль, желание, тепло.

– Прости меня, прости, – заполошно шептал охотник.

– А говорил, что никогда не будешь любить меня, – Локи улыбался, а по щекам катились слёзы.

– Соврал, – твёрдо ответил Тор и тут же пришёл в движение.

Тор был существом несравненным, и только сейчас Локи понял это и прочувствовал на себе. Сколько в нём было нерастраченной силы и кипучей энергии, сколько жадности и нежности. Он налетел, как штормовой ветер, он разил, как яркая и смертоносная молния. Тор заставлял Локи стонать, извиваться под ним, он выколачивал из него дух, загоняя яростно, напористо. Колдун едва успевал ловить воздух открытым ртом, чувствуя, что вот-вот он просто потеряет сознание от такого напора, но Локи не просил пощады, не пытался усмирить брата, используя свою магию. Он вполне мог остановить Тора в любой момент, но даже думать об этом не смел.

Локи обвил ногами крепкие бёдра Тора, одной рукой вцепился в его плечо, а другой схватил за волосы, сжал до боли, того гляди вырвет целый клок, но Одинсон не пытался вырваться. Они уже подошли к самому краю. Локи просто не мог себя преодолеть, ему хотелось нашёптывать о порочной связи снова и снова, напоминая, что Тор сейчас был со своим кровным родственником.

– Ещё немного, братишка, – сладко прошептал Лафейсон. – Ещё немного, родной.

Одинсон позволил себе смириться со своей извращённой натурой, но слышать, как Локи называл его братом в такой интимный момент, оказалось пределом его желания. Локи вскрикнул, выгнулся дугой, выплёскиваясь себе на живот, и Тор догнал его, кончая в глубину влажного тела, чувствуя, как кулак на затылке сдавил волосы до скручивающей боли. Одинсон застонал, он ещё не мог прийти в себя после того, что сделал, лишь в голове ворочались беспокойные мысли. Он хотел быть нежным, не желал причинить боли родному человеку, только не смог справиться с собой.

Одинсон неловко попытался отстраниться, но Локи вдруг разжал кулак у него на затылке, стал нежно гладить его по взмокшим волосам.

– Подожди немного, – с надеждой и едва уловимым отчаянием в голосе попросил Лафейсон. – Хочу до конца ощутить…

Колдун не договорил, но Тор повиновался. Он не хотел добиваться объяснений, охотника вдруг накрыло чувство беспредельного умиротворения, которого он был лишён с самого детства. Должно быть, он и сам был испорченным, если вдруг ощутил неведомую тягу к мужчине да к тому же собственному брату, если, как дурак, ревновал его к отцу-покойнику. По всему выходило, он, Тор, свихнулся. Ну и пусть! И неважно, как далеко они с Локи могли зайти. Тор выбрал свой путь, и он не намерен был сворачивать с этой дороги.

Локи тихо вздохнул, выпустил брата из оков своих рук и ног, позволяя покинуть своё тело. Тор лёг рядом на бок, он нагнулся к плечу колдуна и нежно поцеловал влажную кожу.

– Прости, что сделал больно, – поникнув головой, повинился охотник.

– Ерунда, – тихо отозвался Локи.

– Нет, вовсе не ерунда, – взвился любовник, он приподнял голову и стал разглядывать лицо мага, расслабленное и спокойное. – Я не хотел так, просто…

– Замолчи и послушай, – лениво, словно кот, промурлыкал Лафейсон и повернул голову, чтобы видеть брата. – Ты ведь знаешь, как причинять боль, ты всю свою жизнь пытал и убивал адептов.

Тор шумно сглотнул, напрягся и забеспокоился. Зачем колдун напоминал об этом именно сейчас?

– Знаю, – через силу отозвался охотник.

– Ну и скажи, – продолжал Локи непринуждённо, – разве то, что мы делали сейчас, похоже на то, что ты делал прежде?

– Нет, – прозвучало как-то неуверенно из уст Одинсона. – Локи, я просто не хочу быть похожим на него.

– На кого? – удивился колдун, тёплая улыбка украшала его тонкие губы.

– На Лафея. Я хочу быть лучше. Я хочу дарить тебе свою любовь, а не боль.

– Иногда ты становишься на удивление неуверенным в себе, – заметил Лафейсон. – Пойми наконец, я могу позволить себе быть слабым и ведомым рядом с тобой, но тебе не стоит даже на миг допускать, что я не в состоянии защититься даже от такой силы, как ты, мой Тор.

Одинсон не был уверен, стоило воспринимать слова брата как предупреждение, или Локи снова давал понять, что был достаточно силён, даже если придётся бороться с существом таким же бессмертным, как и он сам. Даже если это брат, даже если они близки как любовники.

– Я помню, – едва заметно кивнул охотник. – Не романтизировать тебя.

Локи приглушённо рассмеялся. А Тор решительно поднялся с постели, чувствуя, как колдун прокаливал его спину взглядом. Одинсон коротко объяснил, что им следовало немного привести себя в порядок. С этой целью охотник намочил мягкую ткань в ведре, которое томилось в горячей нише подтопка. Тор бросил поспешный взгляд на Эроса, тот развалился на стуле так вольготно, того гляди упадёт на пол. Нахмурившись, Одинсон аккуратно подтянул кота так, чтобы тот не брякнулся со своего лежака, быстро привёл себя в порядок и направился к Локи.

Лафейсон успел уже и глаза закрыть и, казалось, задремал. Тор приблизился к постели, облокотился коленом на ложе и стал вытирать Локи живот, осторожно прошёлся между ног и вдруг услышал, как колдун заплетающимся языком выговорил: «Спасибо».

Когда Тор закончил ухаживать за колдуном, тот уже спал. Да и на Тора свалилась небывалая усталость.

***

Кузнец подобострастно рассказывал охотникам о том, как доложил Вольштаггу о странном человеке, что жил уединённо в лесу у озера. Охотники ордена подняли все силы, дабы отыскать загадочного колдуна, устроившего погром и кровавую баню в подземельях святого ордена, никто толком не знал, как он выглядел. Ходили разные слухи: одни утверждали, что колдун был высоким голубоглазым блондином, другие говорили – зеленоглазый брюнет, иные считали, что это был один и тот же человек, принимающий разные обличия. Так или иначе, колдуна необходимо было доставить в орден, живым или мёртвым.

За подробную информацию кузнец получил мешок золотых и довольный собой лишь наблюдал из своего двора, как охотники устремились по указанной дороге. Они ушли уже достаточно далеко, наконец скрылись из вида. Мужик развернулся, хотел было направиться в дом, но остановился на дорожке как вкопанный. У двери его поджидал заблудший белый козёл, рога красивые, длинные – породистый, не иначе.

– Ты откуда такой взялся? – недоверчиво спросил кузнец у козла. – От кого сбежал?

Козёл посмотрел на него пристально, глаза полыхнули синим пламенем.

– Бес! – всполошился мужик, пятясь от проклятой скотины.

В следующий миг он отвлёкся на скрежет позади себя, звон монет привёл мужика в замешательство, мешок в его руках пустел, а золото падало в снег. Да ещё козёл наступал на него, неотвратимо оттесняя назад. Он толком ничего и не понял, когда резкая боль пронзила тело, лишь увидел, как из груди торчали два кинжала, и кровавые пятна на одежде. Он хотел закричать, но изо рта вырывалось лишь бульканье, ноги не держали, а в следующий миг кинжалы исчезли, и он рухнул к ногам посланника самого дьявола.

Земля под ногами задрожала. Теряющий нить реальности кузнец услышал блеянье козлов и рык зверя, тот тяжёлой поступью приблизился к нему и, разинув пасть, схватил поперёк груди. Забавляясь, он подкинул умирающего в воздух, позволил ему упасть на землю. Послышался хруст костей, и Фенрир решительно набросился на предателя.

Закончив с трапезой, волк обернулся, глянул на козлов. Тяжело ступая, он приблизился к Тангрису, его рога были испачканы в крови смертного. Фенрир жадно втянул запах крови ноздрями и, опустив морду, стал вылизывать витые рога. Козёл не артачился, позволил волку широким языком смахнуть следы расправы над малодушным кузнецом.

Покончив с неприятелем, козлы растворились серебристым облаком, оставляя после себя лишь россыпь золота. Фенрир чёрной тенью ушёл под землю, и кровавые пятна исчезли со снежного ковра.

Охотники продвигались к дому колдуна, готовые сразиться с противником и победить, пусть даже на его территории. Незваные гости без лишних проблем подобрались к избе, из трубы валил дым: значит, дом был обитаем. Оставалось лишь действовать решительно и жёстко. Миряне нуждались в защите от дьявольских искушений, от извечного зла, которое таилось за каждым деревом в проклятых лесах, у глубоких озёр и подножия скал.

Пока Тор застилал постель чистым бельём, Локи увлечённо замешивал тесто для пирога. Эрос намывал морду после того, как его полакомили сливками, искоса наблюдал с подоконника, чем занимались братья. В доме наконец наступило умиротворение, компаньон Эроса, казалось, просветлел после чёрной полосы своей жизни в застенках пыточной Лафея, а его брат обрёл новый смысл жизни. Оба вели себя довольно легко, без лишнего смущения и чрезмерной озабоченности жизнью друг друга.

За порогом послышался шум. Лафейсон, не отрываясь от своего занятия, обратился к Тору:

– Твои козлы пришли.

– Ага, – кивнул Одинсон. – Надо накормить.

Он подхватил краюху хлеба, накинул тёплую шаль и направился к двери.

Охотники святого ордена заслышали за порогом звук шагов, все подобрались, готовые напасть и учинить самосуд. Дверь с начертанными на ней символами колдуна распахнулась, все возможные орудия, которыми можно было уничтожить дьявольских приспешников, устремились в открытую дверь: арбалеты и скорострелки. Вот тут и начались странности. На пороге служители святого ордена никого не увидели. Кто же тогда открыл дверь?