Текст книги "Проклятый и родной (СИ)"

Автор книги: Рябова Марина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 16 страниц)

Тор надолго задумался над словами зверя. Получается, они вернулись к тому, с чего начали в ночь смерти Вольштагга, и, несмотря на все разглагольствования колдуна о лучшей жизни для Тора, зеленоглазый желал не только его дружественного общества, он хотел большего, он надеялся на это, пусть и в глубине души. Теперь стало понятно, отчего он был согласен остаться в одиночестве, почему так категорически был настроен; теперь, когда правда открылась и они знали о кровном родстве, ничего между ними быть не могло, и вовсе не потому, что Локи на это не пойдёт, как раз наоборот, он уже подумал за них двоих. Лафейсон понимал: Тор никогда не прикоснётся к нему как любовник, в лучшем случае лишь как брат.

Даже если Тор добьётся своего и расположит Локи к себе, даст ему почувствовать, как он был ему нужен все эти годы, колдун всё равно будет искать встречи с Лафеем – единственным любовником, который способен был дать магу желаемое. Этого Тор никак не мог допустить. Лафей отнял у Тора семью, но сейчас, когда он только-только обрёл брата, никто не посмеет снова его забрать.

Говорят, в погоне за мечтой заплатишь любую цену. Сейчас Одинсон как раз оказался на перепутье, у него было два возможных выбора: предать надежды Локи и сделать всё возможное, чтобы возродить их братские, семейные узы или переступить через себя и свои убеждения, хотя на них строился весь его шаткий мирок. Выбор оказался очевидным, решение было обдумано и принято. Так будет лучше для них обоих.

***

Локи провалился в спасительный глубокий сон. Все его чувства притупились, накатила апатия и страх. Мутные сны преследовали его серой непроглядной дымкой, маг пытался сбежать, он пытался найти в грязно-сером мареве отца, свой дом. Он всё старался ухватить за его руку, но Лафей всякий раз исчезал под действием некой силы. Яркими вспышками молнии метались вокруг, отгораживая его от Лафея, не позволяя соприкоснуться, вспышки не причиняли боли, но дотянуться до отца не выходило.

Поместье чернильными пятнами стекало в бездну, сквозь пальцы просачивалась вся его жизнь, вот-вот он потеряется в этом потустороннем мире, никто не вытащит его отсюда. Локи провалился в белый туман, каждый шаг давался с трудом, и вот наконец он увидел знакомую поляну, заснеженное озеро и мрачную избу. Лафейсон устало шёл вперёд, он поднялся по лестнице и коснулся ручки, только ладонь его прошла насквозь, и через миг колдун оказался внутри.

Запах мясной похлёбки щекотал нос, всё тело окатило уютным теплом. Локи вернулся домой, так ему показалось. У разделочного стола хозяйничал высокий блондин, он что-то резал на доске, а затем вдруг замер и обернулся.

– Скоро будем есть, – оповестил улыбчивый бугай, в его лице Лафейсон увидел родные черты.

– Ты не ушёл? – едва хватило голоса, чтобы задать этот тревожный вопрос.

Охотник изумился, оставил нож на столе и в какой-то миг оказался совсем близко. Лафейсон замер, как неживой, когда его губы накрыли тёплые уста. Нежный поцелуй заставил Локи блаженно прикрыть глаза.

– Я с тобой навсегда.

Локи медленно открыл глаза, ощущая уютное тепло и аромат мясного бульона. Чернокнижник вдохнул полной грудью и завозился, переворачиваясь на другой бок. Страшно было обнаружить, что Тор ушёл, но ещё страшнее, что остался. Однако стоило увидеть Тора у разделочного стола, как на какой-то миг на сердце потеплело, более того, на обеденном столе за спиной у охотника крутился Эрос. Одинсон обернулся, поставил тарелку с мясом рядом с компаньоном, при этом погладил кота между ушей и мягко улыбнулся.

Локи боялся даже моргнуть, опасаясь быть замеченным. Тор так увлёкся Эросом, что ещё несколько раз нежно погладил его по всей спине, прежде чем почувствовал пристальный взгляд зелёных глаз. Лафейсон сглотнул, хотелось отвести взгляд, но Тор настойчиво удерживал его внимание – сон наяву.

– Выспался? – нейтрально поинтересовался Одинсон. Он не знал, до чего они договорятся сегодня, но разговор был неизбежен, как и выяснение отношений. Охотник был полностью готов обсудить их дальнейшие отношения, их жизнь, если брат тоже был к этому готов.

– Да, – коротко ответил Локи, отводя взгляд в сторону, и поспешно добавил, поднимаясь с постели: – Спасибо, что покормил Эроса.

– Мне несложно, – пожал плечами Одинсон, обходя стол. – Тебе тоже не помешает поесть.

– Пить хочу, – коротко отозвался Локи, ему казалось, что Одинсон пристально следил за каждым его движением.

Чернокнижник подошёл к ведру, зачерпнул деревянной кружкой и стал жадно пить, словно на каменку лил. Утолив жажду, он ладонью утёр губы.

– Ты сам ел?

– Нет ещё, хотел тебя разбудить, – Тор приблизился и остановился у Локи за спиной. – Ты очень долго спал.

– В таком случае ешь, – Лафейсон обернулся. – А я… Мне надо отлучиться.

Колдун сделал шаг, но Тор не отошёл в сторону, ни единого движения. Локи оказался зажат между столом и лавкой. Одинсон явно не собирался уступать. Что бы он ни пытался доказать этой нелепой демонстрацией грубой силы, всё равно ничего этим не добьётся. Локи уже испытал на себе всё, что мог предложить этот мир: море боли, обмана, принуждения.

Кот опасливо поднял голову, отвлекаясь от еды.

Тор становился хмурым медленно, как небо неспешно сковывают грозовые облака, так взгляд Одинсона темнел и полыхал яркими молниеносными вспышками.

– Останься дома, – попросил Тор, заметно пытаясь сдержать приказной тон. – Сходишь завтра, куда собирался, на улице уже стемнело.

– Дай мне пройти, – пока вежливо просил колдун.

Удивлению Локи не было предела: Одинсон, вдруг преисполненный покорности, сделал пару шагов в сторону, пропуская хозяина избы. Лафейсон не хотел задумываться, что за обманный манёвр Тор собирался предпринять, ему было просто необходимо сейчас собраться с мыслями, а для этого нужна была тишина и одиночество, он хотел сбежать хотя бы ненадолго. Тор присел на скамейку, пока Лафейсон поспешно собирался, он просто наблюдал за ним и размышлял.

Локи оказался совершенно не готов узнать эту жестокую правду, он не собирался обсуждать сложившуюся ситуацию, и если Тор отчаянно желал восстановить разрушенную семью, тугим узлом связать нити разорванных судеб, то чернокнижник, напротив, желал оказаться в одиночестве или в объятиях отца, который найдёт к нему подход, успокоит, удовлетворит все его нужды.

– Ты надолго? – снова заговорил охотник.

Эрос взволнованно наблюдал, как компаньон собирался ускользнуть в ночь, теперь ему уже кусок в горло не лез, а Одинсон вёл учтивую беседу, и перечить Локи не спешил. Они разговаривали отстранённо, никто не пытался заговорить о том, что на самом деле было важно.

– Не знаю, – небрежно ответил колдун, всё же взглянув на Тора.

Охотник вёл себя подозрительно спокойно.

– Ты правда хочешь, чтобы я ушёл? – поинтересовался недавно обретённый старший брат.

– Поступай как знаешь, – ответил Локи, прежде чем поспешно выскочить из избы на улицу, при этом громко хлопнув дверью.

Тор выглянул в окно, наблюдая, как тёмный силуэт Локи поспешно исчезал.

– Ну, хорошо, – мягким тоном ответил Тор пустоте, которая осталась после ухода колдуна. Он прошёл к разделочному столу, взял крупный нож, повертел в руке, изучающе скользя взглядом по острому лезвию. – Как думаешь, ему понравится моя кровавая жертва?

Одинсон сам себе казался безумным в этот момент, он повернулся, демонстрируя Эросу острое орудие.

– Ну, что, давай проверим? – Тор плотоядно улыбнулся.

***

Локи отлично знал, где ему следовало сейчас быть – дома с Тором и Эросом, вот, где его место, возможно, в какой-то иной реальности, но уж точно не в этом подлунном мире. Он сбежал даже слишком просто, хотя ожидал от охотника больше настойчивости и упрямства. Возможно, Одинсон решил дать ему немного времени подумать, а возможно, вернувшись домой, Локи уже не застанет Тора. Он уйдёт, и так будет лучше для них обоих.

Гостиная старинного поместья встретила своего единственного наследника холодом, молчанием и темнотой. Локи зажёг свечи в канделябрах, оглядел зал, уставленный дорогой деревянной мебелью, запах горящего слоя пыли на свечах заставил Локи поморщиться. Колдун неспешно приблизился к камину впечатляющих размеров. В детстве сын Лафея всегда боялся этого очага, словно пасти дракона, грозившегося его сожрать. Колдун разжёг огонь, в топке камина так и остались нетронутыми давно уложенные поленья, и уселся в пыльное кресло. Он давно не заходил сюда и уж тем более не собирался коротать здесь ночь, вот только ему нужно было время, чтобы принять решение.

– Явись, – приказал Локи.

За спиной послышались неторопливые шаги, до боли знакомые, ненавистные и родные. Лафей огляделся, вдохнул полной грудью и улыбнулся, искренне радуясь оказаться здесь, в прошлом. Впервые за долгое время сын вернулся в поместье и более того, вызвал его для разговора.

– Наконец мы дома, – заговорил отец.

– Ты хотя бы осознаёшь, что сделал? – Локи смотрел на огонь в топке камина, а в душе закипала обида и злость.

– Конечно, – отозвался прародитель, обходя кресло кругом и остановившись перед своим господином. – Я причинил тебе много боли, но, поверь, увидеть тебя обладающим такой силой – это самый большой подарок. Ты можешь отрицать благо моего дара, но я бросил вечность к твоим ногам.

Лафей опустился на колени, тяжёлый взгляд Локи его не страшил, он был уверен в своей правоте. Тонкие губы украсила мягкая улыбка, он не пытался приблизиться, не хотел нарушить шаткое равновесие.

– Я спросил вовсе не про себя, – колдун сглотнул. – Ты отнял у Тора семью – то единственное, что отделяло его от этой жизни в моей избе. Как я должен смотреть ему в глаза? Ответь мне, как?! Из-за меня ты уничтожил его семью. Почему ты просто не забрал меня, ты не имел права отнимать их жизни.

Тёплая улыбка сползла с лица Лафея. Было ещё кое-что, о чём адепт не хотел говорить, но в таком случае Локи не поймёт до конца, почему пришлось расправиться с Фриггой. Воплощённый дух вздохнул и нехотя, словно через силу, ответил на вопрос:

– Она не отдала бы тебя, стала преследовать меня, – постарался внятно объяснить адепт. – Фригга была очень сильной ведьмой, мне посчастливилось её одолеть, большую часть своей энергии она тратила на вашу защиту. И я не тронул мальчишку. Кстати, где он?

– Я не имею права быть рядом с ним, – горько ответил Локи, презирая свою беспомощность. – Я всегда буду сыном убийцы, он не сможет простить и забыть об этом, а ещё хуже, что я не смогу.

– Глупости, – покачал головой Лафей и сделал смелый выпад, опустив ладони на колени сына, нагнулся к нему ближе. – Тебе нужен кто-то, Локи, ты не можешь быть один. Я беспокоюсь о тебе, даже если ты не веришь в это. Теперь я не могу быть с тобой постоянно, а он может.

– Он уйдёт, – уверенно отозвался сын. – А если нет, я прогоню его сам. Он забудет обо мне и обретёт рано или поздно своё счастье, которого я лишён. А мы с тобой будем коротать вечность вместе, папочка.

Под гнётом силы Локи адепт закричал и рухнул на пол, уже второй раз за одну ночь мучаясь в конвульсиях от скручивающей внутренности боли. Лафей катался по полу, а его плоть когтями рвали мстительные демоны, и этому не было конца и края. Локи наблюдал за делом рук своих отстранённо, словно не его воля была причиной чужих страданий. Насладившись вдоволь, он ослабил натиск и дал Лафею отдышаться перед новым заходом.

– Знал бы ты, как всё обернётся, может, поступил бы иначе, – небрежно бросил Локи, его зелёные глаза не ведали пощады к прародителю. – Если бы хоть на миг задумался, что я Уроборосом* сдавлю тебе горло.

– Никогда, – прохрипел Лафей, переводя дыхание после пытки. – Никогда я не изменил бы своего решения. Так было суждено, если хочешь, ты единственное вечное существо, ты постигнешь все тайны мироздания, ты стал воплощением силы, это стоило всего.

Локи скривился: мнения отца он не разделял.

– Ты можешь отрицать это, – адепт приподнялся на локтях и взглянул на сына восхищённым взглядом. – Но факты неумолимы. Ты уже не человек, ты стал высшим существом, ты бог, которого смертные должны бояться.

– Мне это было ненужно! – Локи вскочил с кресла, стал расхаживать из угла в угол. – Я ненавижу эту жизнь и не могу от неё избавиться.

Лафей тоже не без труда поднялся на ноги.

– Не прогоняй брата, – осторожно начал мудрый дух. – Перестань искать утешения в одиночестве, впусти его в свою жизнь. Жизнь смертных коротка, но какое-то время…

– Заткнись! – рыкнул Локи. – Моё рождение навлекло на него беду, неужели ты думаешь, я и дальше буду калечить его жизнь, я ведь не ты.

Локи кривил душой, ему так не хотелось повторять ошибки отца, но разве не это он сделал, наделив Тора даром вечности? Единственным оправданием служило лишь то, что у него не было выбора. Лафейсон не желал Тору столь унизительной и нелепой смерти. Правда обо всём этом отец не знал.

– Не нужно калечить…

– Я рассказал ему, что мы братья, он знает. Как, ты думаешь, он будет реагировать на меня? Тор не из тех, кто охотно ляжет в постель со своим родственником, он смелый муж, и ему нужна женщина, мать его детей, ему нужна отрада для глаз, а не объявившийся братец-колдун, – Локи развёл руками. – Я как чёрт, выпрыгнувший из табакерки, надо мной то ли потешаться надо, то ли жалеть.

– Не может быть, – восторженно прошептал Лафей. – Ты влюблён в него и боишься причинить ему боль.

– Да, я люблю его. Я хочу его до дрожи, до боли, и я никогда не получу желаемое, уж точно не теперь.

– Как же ты не понимаешь, – покачал головой отец. – Он будет страдать вдали от тебя ещё сильнее, чем рядом с тобой. Сейчас, когда он знает, что ты жив, ты причинишь ему ещё больше боли, чем я тебе, твоё напускное равнодушие надломит его. Ты хоть понимаешь это? Если он не ушёл сразу, как узнал о вашем родстве, он уже не уйдёт, чтобы ты ни делал.

– Ты не понимаешь…

– Я намного старше тебя, Локи, – менторским тоном заявил Лафей, давно он не позволял себе такой вольности. – Я понимаю, что ты делаешь, но это не выход, поверь мне.

– Поверить? – колдун зло рассмеялся в голос. – Поверить тебе? Ты лгал мне всю мою жизнь, я не стану уподобляться тебе.

– И чем твоя правда лучше моей лжи? – Лафея задело отношение Локи, и хотя он не мог его упрекать в этом, всё равно было неприятно. – Я огородил тебя от прошлого, а что сделал ты со своим братом?

– Пошёл прочь! – зашипел Локи.

Дух исчез, не в силах противиться воле колдуна, впервые отец вёл себя иначе, чем всегда, словно всё возвращалось на круги своя. И он был прав, как бы Локи ни стремился настаивать на противоположном.

– Что же мне делать? – маг обессиленно рухнул в кресло и закрыл лицо руками.

Как бы он ни поступил, всё равно это будет нечестно по отношению к Тору.

Рассвет был ещё далёк, но Локи было тошно в поместье, сегодня он беспокойным духом метался от одного дома к другому.

Оказавшись на родной поляне, скрытой ночным пологом, он почувствовал неладное.

«Ушёл?» – спрашивал сам себя и не знал пока ответ.

В окне был виден свет, Локи ступал медленно, Фенрир был где-то рядом, он отдал зверю приказ приглядывать за домом и Тором, что было в высшей степени странно, если он так желал его ухода. Колдун не знал, как себя вести, если Тор остался, а если ушёл, как пережить свою потерю. Он чувствовал смятение, приближаясь к избе, но, заметив у лестницы маленькую чёрную тень, занервничал и прибавил шаг. Локи не понимал, отчего сердце стало вдруг беспокойно сжиматься.

– Эрос, ты что здесь делаешь? – подозрительно поинтересовался колдун, он нагнулся, хотел подхватить кота на руки, но тот отскочил от него и на вопрос не ответил. – Эй, пойдём быстро домой. Тебя что, Тор выгнал?

Глупое предположение, но другого у Локи просто не нашлось. Эрос всё так же упрямо продолжал молчать и пятиться от него.

– Так, – нахмурился Локи. – Сейчас узнаю, в чём дело.

Лафейсон поднялся по лестнице, распахнул дверь, шагнул вперёд, наступая в багрово-красную лужу, и тут же дёрнулся назад, ударившись спиной о дверной косяк. Локи рванул вперёд, падая на колени, голова закружилась от кровавой картины, что перед ним открылась, в нос ударил острый запах стали. Тор лежал на полу, завалившись на бок, из груди торчала рукоять ножа.

Никто не мог войти сюда, никто! Глаза колдуна метались от мертвенно-бледного лица к испачканным в крови волосам, от рукоятки ножа к потухшим бесцветным глазам, они были открыты, словно Тор ждал его появления и силился не сомкнуть веки от боли.

Локи на коленях подполз к брату, пачкая одежду в его крови, обуреваемый ужасом от увиденного, он дрожащими руками касался мощного бездыханного тела. Лафейсон тряс охотника, словно пытался добудиться, но мертвец не просыпался. Чернокнижник хватал воздух открытым ртом, но ему казалось, что он задыхался с каждым новым глотком.

– Ты не можешь, – вымученно прошептал Локи. – Ты мне нужен, ты не можешь так со мной поступить…

Лафейсон с трудом собрался с мыслями, дрожащими руками перевернул Тора на спину и, ухватившись за рукоять ножа двумя руками, потянул вверх, вытаскивая застрявший в плоти металл, из раны потянулся ручеёк крови, проливаясь на одежду Одинсона. Локи обессиленно рухнул на грудь покойника, сотрясаясь от рыданий, его волосы вымокли в крови брата.

– Вернись, умоляю, вернись…

Локи обнял Тора, прижимаясь к нему всем телом, но ответных объятий не получил. Лафейсон ничего не мог сделать, ему оставалось только ждать. Охотник должен был восстановиться, ведь он должен быть под стать ему бессмертен, только от этого легче не становилось. Локи впервые проводил ритуал воскрешения, что, если он был верен не до конца, что, если второй раз брат не очнётся?

Локи рыдал на груди мертвеца, не желая отпускать его даже на миг, он так и не закрыл распахнутую дверь, и ветер могильным холодом прошёлся по избе, задул свечи и подтопок. В такие моменты обычный адепт всегда был уязвим, не в состоянии защитить себя из-за сильного душевного потрясения, только на службе сил зла мягкой поступью вокруг дома расхаживал Фенрир, оберегая уединение братьев.

Лафей оказался как никогда прав: он был под стать ему жесток, только оружием отца была ложь, а сына – правда.

– Что я наделал? – судорожно шептал Локи. – Что я с тобой сделал, Тор? Мне так жаль, брат, я так тебя люблю.

Эрос осторожно забрался по лестнице и заглянул в дом. Резкий запах крови сшибал с ног, компаньон рыдал на груди мертвеца, обливаясь горькими слезами, и это он ещё не видел начало действа. Когда Тор взял нож, сверкая безумными глазами, Эрос решил, что ему конец. Что могло прийти в голову недавно восставшему из мёртвых охотнику? Нет, конечно, он успел бы скрыться, если постарался, но взгляд Одинсона словно загипнотизировал, кот хотел точно знать, что именно собирался сделать Тор.

Кривая улыбка исказила мужественное лицо, он потянулся к коту и вопреки всем ожиданиям мягко погладил по голове, Эрос съёжился от прикосновения, но не нашёл в себе сил отскочить, его погладили пару раз по спине, и на этом всё, Тор отошёл в сторону. Одинсон обернулся, глянув на ничего не понимающего кота, и уверенно опустился на колени, прямо напротив двери, словно собирался молиться или выпрашивать у Локи разрешения остаться.

Одинсон вдохнул полной грудью. Он обладал невероятной силой воли, кто ещё решится на такое, как не волевой человек. Одним взмахом руки охотник рассёк артерию на руке пониже локтевого сгиба, из которой немедленно хлынула густая кровь, он вскрикнул от боли, тут же зарычал, ловко перехватив рукоять ножа, он приставил лезвие к груди.

Эрос соскочил со стола, рванул к нему, но не смог остановить, Тор вогнал нож в свою грудь и со всего размаху с криком боли и отчаяния навалился на рукоятку всем телом. Деревянные половицы помогли его безумному плану свершиться, конвульсивно дёрнувшись, он завалился набок. Эрос на негнущихся лапах обошёл трепыхающегося, как рыба, охотника, у кота шерсть стояла дыбом. Эрос заглянул в лицо бездыханного человека, его глаза застыли упрямо открытыми, он смотрел на дверь.

Пожалуй, Эрос не видел ничего более жестокого в своей жизни, хоть отдалённо схожего с этим актом жертвоприношения. Это было неправильно по отношению к ним обоим, однако сложно было упрекнуть в жестокости отчаявшегося человека. Одинсон пронзил своё сердце в назидание, поймёт ли Локи, что всё это в его честь?

Пока что ему было не до размышлений, он так по-человечески оплакивал смерть возлюбленного брата.

***

Холод сковал всё тело от макушки до пят. Тор чувствовал тяжесть во всём теле, что-то мешало ему дышать в полную силу, даже подвигать пальцами руки казалось очень тяжело. С большим трудом открыв глаза, Одинсон поморщился от яркого дневного света, который топил избу через распахнутую дверь. Со стола на него скептически взирала чёрная морда, кот только не морщился, но по взгляду стало понятно, каким идиотом его считал компаньон колдуна.

Сердце Тора сбилось с размеренного ритма и стало долбить в грудь как бешеное, ему было тяжело дышать из-за Локи. Чернокнижник, можно сказать, лежал на нём и обнимал руками, уткнувшись щекой ему в грудь. Лафейсон держался за него, словно Тор был единственной его опорой и надеждой в бушующем океане неопределённости.

– Он вернулся, – шёпотом бросил Тор в сторону Эроса, и на его губах нарисовалась глупая улыбка.

Кот ответил скептическим взглядом и вдогонку бросил едва слышную, словно жужжание комара, фразу: «Сейчас он тебе устроит».

Лафейсон дёрнулся, крупно задрожал всем гибким телом и постарался отлипнуть от брата, удавалось ему это с большим трудом: кровь засохла и держала его, как дёготь. Когда Локи увидел не безжизненные глаза мертвеца, а взволнованный взгляд, немедленно взглянул на затянувшуюся рану, для уверенности коснулся ладонью груди и всё-таки смог хотя бы подняться на колени.

Одинсон заулыбался, только глупая улыбка быстро слезла с физиономии, когда Локи со всего размаху врезал ему по щеке, так что ладонь вспыхнула, он приложил не щадя, так сильно, как смог.

– Ай! Ты что?! – взвился охотник, не ожидая такого приветствия.

– Я тебя сейчас придушу! – зашипел чернокнижник и с размаху ударил по другой щеке, у Тора снова зазвенело в ушах, у брата был хороший удар, сильный. – Я тебя…

Локи снова замахнулся, но Одинсон наконец возобладал над своим телом и успел перехватить занесённую руку, а потом и вторую, услышав злой рык колдуна. Тор поймал дерзкий взгляд зелёных глаз и резко потянул Локи на себя, тот, не ожидая ничего подобного, брякнулся сверху, снова притискивая охотника к полу. Их губы едва не соприкоснулись, но Локи успел отвернуться.

– А ну-ка отпусти! – приказал Лафейсон и уже более истерично стал отчитывать непутёвого братца: – Я ещё не закончил! Я тебя так отлуплю, что мало не покажется! Идиот! Как ты посмел?!

– Хватит орать! – рявкнул Одинсон, но без злости, как ясный день, он видел, до какой степени Локи был зол, а это значило, что ему было не всё равно, почему-то от этого на душе становилось теплее. Именно этого Тор добивался, он хотел увидеть эмоции в глазах колдуна, он ведь должен был понять, что Тор не намерен уходить и отпускать его тоже не собирался.

Если его короткое пребывание за чертой жизни причинило брату такую боль, Локи наконец задумается над этой ситуацией и поймёт, как Тор в нём нуждался, пусть его поступок больше напоминал примитивный рычаг давления – так тому и быть. Он без зазрения совести использовал любые средства в этой войне с ангелом смерти, ведь под личиной отстранённой холодности скрывалась его истинная суть.

– Какого чёрта ты сделал? – сдержанно задал вопрос Локи, но каждый новый вопрос он произносил всё более истерично: – Ты хоть понимаешь, что мог убить себя? Я впервые проводил этот проклятый обряд, что, если я ошибся, смог воскресить тебя лишь раз? Ты хоть понимаешь, чем всё это могло закончиться?

– Я просил тебя не уходить, и что ты сделал? – парировал охотник.

– Отпусти, – дёрнулся Локи. – Немедленно!

Тор даже не подумал подчиниться, он всё так же сковывал запястья Локи и удерживал его взгляд. Если даже смерть не смогла встать между ними надолго, значит, и в помине не было такой силы, которая способна их разлучить, во всяком случае Одинсон надеялся на это. Ему просто нужно было немного времени, он вытянет из Локи всю необходимую информацию, узнает все его страхи и мечты и обернёт в свою пользу. Единственное, что беспокоило Тора, так это Лафей – бездушный, но любимый отец. Как оградить Локи от его настойчивого влияния?

– Ты снова вызывал его? – резко сменил тему Одинсон, не дожидаясь ответа: знал его наперёд.

– Не твоё дело, – Лафейсон сглотнул.

– Тут ты ошибаешься.

Тор осторожно разжал кулаки, освобождая брата от необходимости быть к нему прижатым. Локи огромных трудов стоило подняться, пришлось скинуть накидку, которую оказалось практически невозможно отлепить от пола, Тору с этим оказалось ещё сложнее. Лафейсон отошёл к лавке, а затем появился с ведром воды в руках, единственное, что он сделал, облегчая брату задачу, так это полил холодной водой его волосы и осторожно отлепил пряди, выпачканные в крови, на этом всё.

Лафейсон поднялся, бросил на Одинсона колючий взгляд и заявил:

– Весь этот бардак убираешь ты, я не зайду сюда до тех пор, пока ты не приведёшь всё в порядок, – Локи заметно вздрогнул, окидывая взглядом засохшую лужу крови. – Я растоплю баню.

Лафейсон вышел на улицу, захлопнув за собой дверь.

Тор выдохнул и стал стягивать с себя грязную одежду, которая теперь превратилась в ветошь. Во всяком случае, Локи больше не прогонял его и сам уходить не собирался. Значит, его поступок возымел некоторую силу.

– Что ж, справедливо, – бросил вдогонку охотник, но, разумеется, Локи его не услышал.

Практически весь день они порознь занимались каждый своим делом: Лафейсон хлопотал в бане, накинув на испачканную одежду тяжёлый, но тёплый тулуп, а Тор выходил из дома только за водой к колодцу. Сегодня растопкой бани занимался Локи, ему хотелось смыть с себя кровь брата, которая так застыла на его волосах, руках и одежде, он таскал воду, не зная усталости, физическая работа отвлекала его от тяжёлых размышлений.

Судя по валящему из трубы пару, Тор затопил подтопок, прогревал избу. Через несколько часов охотник прервал занятие брата своим появлением, всучил Локи тарелку с тёплой похлёбкой и, ничего не говоря, снова направился наводить блеск в избе. Лафейсон в очередной раз почувствовал себя виноватым, может, не стоило так резко разговаривать с охотником, в конце концов он тоже был жертвой обстоятельств, и его жестокий поступок был только следствием затаённой обиды и боли.

Этой ночью Локи думал, что Тору будет гораздо лучше вдали от него, но слова отца и действия брата развенчали эту мифическую надежду. Порознь им будет хуже, чем вместе. Коль скоро судьба дважды привела охотника к его порогу, колдуну ничего не оставалось, как прислушаться к мнению большинства, к тому же его внутренним желанием это вовсе не противоречило.

Наводя порядок в избе, Тор не мог не думать о том, что сделал ночью. Он не знал, как отреагировал Локи, когда только вернулся домой и увидел его на полу, хотя мог себе представить, если утром колдун был просто в ярости и весь день продолжал вести себя отстранённо и холодно. Лафейсон очевидно порицал его и всем своим видом давал понять, как глупо поступил охотник. С другой стороны, Локи отреагировал, значит, всё было не так уж плохо, осталось только помириться. И если вчера Одинсон ещё толком не знал, что предпринять, как приблизиться к брату в свете последних событий, то сейчас он намеревался вести себя упрямо и агрессивно. Он имел на это полное право.

***

Когда Локи показался на пороге избы, за окном стали заниматься сумерки. Он закрыл за собой дверь, придирчиво осмотрелся и зябко вздрогнул. Тор не стремился вести себя слишком вызывающе, лишь его губ коснулась неясная улыбка. Давать какую-то оценку уборке Лафейсон не стал, он глянул в сторону Эроса, тот мирно посапывал на табурете.

– Ты не против, если я первый пойду в баню? – поинтересовался Локи довольно спокойно, даже как-то отстранённо и без надежды в голосе, как будто Тор мог ему отказать, и вдогонку добавил: – Мне надо отогреться.

– Конечно, – запоздало ответил Одинсон, он осмотрел Локи долгим взглядом.

– Спасибо, – чернокнижник сглотнул, он открыл рот, намереваясь извиниться за своё утреннее поведение и эти нелепые оплеухи, но передумал, приходя к неутешительному выводу: надо было ударить посильнее, чтобы этот идиот понял, что так себя вести нельзя.

Локи торопливо взял чистую одежду и быстро скрылся за дверью, он не заметил, каким взглядом проводил его старший брат. Тору начинало казаться, что тянуть было больше уже некуда, Лафейсон погряз окончательно, он не станет инициировать разговор по душам, у него были на это причины, и охотник должен был уважать его желание выждать время, но только особым терпением Тор не мог похвастаться, особенно сейчас, когда он вернул себе утраченное.

Совсем недавно Сиф отдала свою жизнь, лишь бы только остаться рядом с любимым пусть и в другом тонком мире, о котором многие даже не подозревали. Тор испытывал похожую решимость. Если Локи был готов его отпустить, давая выбор: уйти или остаться, Одинсон, исполненный здорового эгоизма, уходить и забывать про брата не собирался. Более того, охотник был готов перечеркнуть всё, во что верил до встречи с Локи: он растопчет нравственность, он убьёт всякого, кто решится встать между ними, он найдёт брата, куда бы тот ни сбежал от него.

***

Локи вылил на себя очередной ковш горячей воды, пытаясь согреться и привести мысли в порядок, и если с первым он медленно справлялся, то вторая задача в целом оставалась нерешённой. Лафейсон пытался выбрать правильную линию поведения: демонстрировать отстранённость не выход; вести себя словно ничего не произошло тоже не вариант; постараться выждать какое-то время казалось мучительно болезненным решением, но ему больше ничего не оставалось.

Локи боялся своих истинных чувств к Тору, поскольку знал, как это будет выглядеть со стороны. Он не мог говорить об этом, а теперь боялся даже думать, оскорбляя старшего брата своими низменными пороками. Лафейсон подхватил таз и вылил на себя остатки воды, чтобы развести ещё. Он никак не мог смыть родную кровь со своих волос и гнал от себя воспоминания о том, что Одинсон сделал ночью. За шумом наливающейся воды он не услышал, как тихо открылась и закрылась дверь в предбанник. Он с опозданием почувствовал, как мокрое от воды тело обдало лёгкой прохладной волной, а пламя свечей на подоконнике у маленького окна вздрогнуло.

Локи медленно обернулся, открыл рот и снова закрыл, будучи не готовый к появлению Тора, он не знал, как реагировать, что сказать. Прогнать? Потребовать объяснений? Слова застряли комом в горле, он вздохнул, скользя рассеянным взглядом по телу охотника. Тор расправил плечи, демонстрируя себя во всей красе, от него волнами исходила уверенность и сила, а ещё он выглядел как порочный ангел, незаслуженно появившийся в его жизни. У Локи предательски дрогнули руки, а низ живота обожгло огнём. Он немедленно развернулся к охотнику спиной. Надо выставить Одинсона из бани, пока возбуждение не стало очевидным. Зачем он вообще пришёл?