Текст книги "Кэти Картер ищет принца"
Автор книги: Рут Сабертон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 21 страниц)
Неужели любовь предполагает постоянный стресс?..
Так или иначе, есть благословенных полтора часа, которые можно посвятить себе, не опасаясь вмешательства. Корделия не отпустит сына, не накормив роскошным ужином. Она свято уверена, что сам он не в состоянии найти в квартире плиту и приготовить хотя бы яичницу, а я, злобная феминистка, заставляю бедного мальчика голодать.
Ох, если бы я была феминисткой.
Я наливаю еще один бокал вина и извлекаю из мусорного ведра бумажку с номером. Мне необходимо утешение, поэтому я заказываю огромнейшую, самую калорийную пиццу. И будь я проклята, если влезу в платье, которое приглянулось Корделии. А что касается примерок… да пошли они.
Сидя на кухонном табурете, украдкой покуривая и считая минуты до прибытия рассыльного из закусочной, я бросаю взгляд на промокшую под дождем записную книжку с загнутыми углами, которая торчит из моего рюкзака. Немедленно пульс у меня начинает успокаиваться, гнев утихает. Я достаю блокнот, открываю чистую страницу и роюсь в недрах рюкзака в поисках ручки, попутно обнаружив две прокладки, облепленную пылью конфету и несколько украшений, конфискованных у школьниц. Сначала задумчиво грызу кончик ручки – столь энергично, как будто это моя будущая свекровь, – отхлебываю вина и начинаю.
Злая мачеха Миландры, графиня Корделия, была одной из самых отвратительных женщин в Лондоне…
Помнится, кто-то сказал, что перо разит сильнее меча.
Глава 4
Обычно субботнее утро – мое любимое время. Джеймс убегает в гольф-клуб в безбожно ранний час, а значит, я вольна валяться в постели до ленча. Можно есть тосты, попивать чай и читать дурацкие романы.
Просто рай.
Встав, я обычно слоняюсь по квартире и размышляю, не взяться ли за какую-нибудь работу по дому, после чего отправляюсь в город и пускаюсь во все тяжкие. Мне нравится бродить по Камден-маркет, рыться на прилавках секонд-хендов, погружаться в сокровищницы антикварных лавочек, примерять сапоги на огромной платформе, которые возносят меня прямо-таки в заоблачные высоты… Я покупаю питу с хумусом на крытом рынке и спускаюсь к каналу, глазея на счастливые парочки в этнических свитерах и ярких шляпах. Иногда мне приходит мысль о том, не обзавестись ли собственным магазинчиком. Например, открыть секонд-хенд и продавать бордовые шелка и темно-лиловые бархаты, нежные кремовые кружева и разноцветные шали. Заодно отпустить длинные волосы и сделать пирсинг. Всегда мечтала проколоть еще несколько дырочек. Я очень хочу колечко в пупке, но Джеймс считает, что это вульгарно. Он заметил – на мой взгляд, чересчур откровенно, – что такое колечко не украсит человека, чей живот уж точно не назовешь плоским. Конечно, жених всего лишь пытается вдохновить меня на занятия спортом, но, честное слово, лучше бы временами придерживал язык.
Короче говоря, магазинчик в Камдене – моя мечта. Почти такая же приятная, как и мысль о том, что однажды я стану всемирно известным автором любовных романов и поселюсь в уединенном домике в горах. В своей «камденской истории» я похожа на Сару Вудраф [5]5
Сара Вудраф – героиня романа Джона Фаулза «Любовница французского лейтенанта» и одноименного фильма.
[Закрыть]– длинные развевающиеся юбки, растрепанные локоны… Я грустно смотрю на море, а потом бреду в туман.
Проблема в том, что ни в одной из моих фантазий не фигурирует Джеймс. Не то чтобы я не желала видеть будущего мужа. Просто он сам терпеть не может подобный образ жизни. Он ненавидит Камден, потому что, по его мнению, там полно «придурочных хиппи», а что касается жизни на лоне природы, то Джеймс выезжает за город лишь за тем, чтобы пострелять с коллегами несчастных фазанов или побывать на вечеринке «в провинциальном стиле». Если у него под ногами нет асфальта, Джеймс заметно нервничает. Видимо, нам всегда суждено жить в городе, и это просто кошмар, ведь с детства я хотела перебраться в деревню.
Но ведь в основе брака лежит компромисс, если не ошибаюсь. А Джеймс – мой романтический герой, вторая половинка, поэтому, наверное, лучше смириться.
Так или иначе, сегодня не вполне обычное утро субботы. Джеймс вернулся от Корделии только ночью, а потом просидел час за компьютером, подчеркнуто игнорируя меня. Я развлекалась на кухне с Джейком и Миландрой, незаметно прикончив целую бутылку вина, а Джеймс все стучал и стучал по клавиатуре, и его плечи весьма красноречиво говорили о том, как он раздражен.
Видимо, жених на полном серьезе занес меня в черный список.
Достигнув дна бутылки и сочинив особенно прекрасную сцену, в которой Джейк окорачивает злобную старую мачеху Миландры, я почувствовала в себе необычайную смелость и сочла себя несправедливо обиженной. У меня есть полное право самой выбирать свадебное платье! И даже если я захочу съесть целую тонну печенья, это исключительно мое дело! Допивая восьмой бокал, я горела праведным негодованием.
Пора убрать Корделию со сцены. Так и скажу Джеймсу.
Полагаю, вы не удивитесь тому, что мой суженый не пришел в восторг. Точнее сказать, мы крупно поругались, и в итоге я спала на кушетке.
До сих пор понятия не имею, как до этого дошло. Я искренне полагаю, что была права. Впрочем, Джеймс плевать хотел на мою правоту – он обнаружил записную книжку и прочитал последнюю главу.
– Что за чушь? – прогремел он, тряся блокнотом у меня перед носом. – «Тонкие губы леди Корделии вздернулись, обнажив гнилые зубы. Джейк невольно вздрогнул, точно кролик, заметивший змею. Злобные черные глаза старухи горели яростным огнем, а костлявые руки железной хваткой держали его мужское достоинство». Ты, мать твою, с ума сошла?
– Отдай, это мое! – крикнула я, выхватывая блокнот. – Это мой роман!
– Клевета, вот что это такое!
– Любое сходство с реально существующими людьми – чистейшее совпадение, – заявила я. И зря. Никто не любит нахалов, и уж меньше всего – Джейк.
– Бред сумасшедшего! – Джеймс с размаху швыряет книжку в мусорное ведро. – Кэти, очнись! Ты не писатель, ты обыкновенная учительница в поганой средней школе. Ты на коленях должна благодарить мою мать за то, что она вообще с тобой возится. Между прочим, твои родители не очень-то спешат предложить помощь.
На мгновение я, крайне уязвленная, потеряла дар речи.
– Корделия ужасно ко мне относится, – наконец сказала я. – Запрещает есть сладкое и даже не позволяет самостоятельно выбрать свадебное платье.
– Ради твоего же блага, – терпеливо объяснил Джеймс, как будто разговаривая со слабоумной. Судя по взгляду, эта роль мне прекрасно удается. – Да брось, Пышка, признай сама, что у тебя дурной вкус.
Ненавижу, когда Джеймс зовет меня Пышкой. Конечно, это ласковое прозвище и все такое, но, слыша его, трудно почувствовать себя сексуальной и привлекательной. Я пыталась убедить Джеймса, но он просто рассмеялся и сказал, что оно мне подходит. В конце концов, я действительно пухленькая, поэтому не может же он называть меня Худышкой. Наверное, он и в самом деле прав: худышки не носят двенадцатый размер. А если мне не нравится прозвище, я всегда могу сесть на диету.
Олли утверждает, что знает легкий способ сбросить сразу восемьдесят килограммов. Ровно столько весит Джеймс.
– Признай, – настаивает тот, ощутив свое преимущество, – ты до сих пор одеваешься как школьница, и если бы не я, битком набила бы квартиру всякой этнической фигней. Честно говоря, я вздохнул с облегчением, когда мама предложила помочь с устройством свадьбы. Я страшно боялся, что ты устроишь конкурс караоке и пойдешь к алтарю, одетая как… доярка, с открытой грудью и в развевающихся ленточках. – Джеймс вздрагивает от отвращения, а я вижу, как платье моей мечты обращается в прах. – Поэтому, Пышка, завтра ты извинишься перед мамой, и, если нам очень повезет, она, возможно, поможет тебе спасти нашу свадьбу. Если ты по-прежнему любишь меня и хочешь, чтобы мы поженились, – добавляет он, ловко разыгрывая главную карту. Джеймс отлично знает, что я склонна винить себя во всем случившемся. – А может, ты нарочно не пошла на примерку?
– Нет, конечно!
– Может быть, ты таким образом пытаешься поставить точку? Может быть, ты разлюбила меня, хотя я продолжаю тебя любить, несмотря ни на что? – Глаза у него опасно вспыхивают, и он мужественно прикусывает губу. – Я ведь изо всех сил старался помочь, Кэти. Хотел, чтобы ты похудела, прощал все твои заскоки, и по-прежнему готов на тебе жениться, невзирая на твоих родителей… но, может быть, этого недостаточно?
Джеймс великодушно напомнил мне все те бесчисленные случаи, когда я разочаровала, унизила или огорчила его. Надо признать, список получился внушительный, и, оказывается, половину я уже забыла – например, как меня вырвало на благотворительном балу у Антеи Тернер (между прочим, Антея обошлась со мной очень любезно).
Или как я загнала любимую машину Джеймса в глубокую лужу (нуда, она больше напоминала маленькое озеро, но кто же мог догадаться в такой темноте?). Когда он добирается до конца этого убийственного (и очень длинного) перечня, я теряюсь в догадках, отчего Джеймс еще не расхотел на мне жениться, и не успеваю вытирать слезы.
– Прости, – с трудом выговариваю я. – Я попытаюсь еще раз…
– Да уж пожалуйста, – наставительно произносит Джеймс, пока я шмыгаю носом и булькаю. – Говорю это ради твоего же блага, Пышка, потому что тебе в самом деле пора собой заняться. Учти, не все такие терпеливые, как я.
– Знаю. Прости.
– Ты всегда просишь прощения, Пышка. И в то же время я не сомневаюсь, что ты снова все испортишь. – Он треплет меня по голове и зевает. – Можешь искупить свою вину завтра, приготовив потрясающий ужин и восхитившись моим боссом. Ты ведь знаешь, что за человек Джулиус Милвард: если он как следует наестся, то будет в хорошем расположении духа и, надеюсь, наконец даст мне повышение. Давай признаем – оно необходимо нам, чтобы оплатить свадебные расходы.
– Вовсе не обязательно устраивать пышное торжество, – быстро замечаю я. – Я буду счастлива, если мы поженимся скромно. И не обязательно в Англии.
– Не говори глупостей, мать нам никогда не простит. Короче, мне нужно еще разобраться с контрактом «Эймоса и Эймоса», пока не явился Джулиус Милвард, а потом как следует выспаться. Это исключено, если ты до утра будешь всхлипывать рядом со мной. Честно говоря, лучше тебе сегодня лечь здесь и хорошенько подумать о том, как искупить вину перед моей матерью.
И он ушел в спальню, а я провела бессонную ночь на кушетке, по сравнению с которой утыканная гвоздями доска показалась бы уютным ложем. Лежа на твердой обивке и наблюдая за оранжевыми пятнами фар, которые непрерывно перемещались по потолку, я думала, как мне недостает кошек и собак, которые наводняют дом тетушки Джуэл, – этакое дружелюбное меховое море. Сейчас было бы особенно приятно зарыться лицом в теплую шерсть и поплакать, уткнувшись в нечто живое и мягкое, а не в дурацкую кушетку. Я охотно завела бы кошку, но Джеймс не любит животных – он считает, что они воняют и от них слишком много грязи. В общем, я провела ночь в одиночестве, прислушиваясь к шуму машин, стуку дождя и отдаленному грохоту поездов. Сон так и не пришел, в конце концов я перестала даже надеяться. Выудила из мусорного ведра записную книжку, села за кухонный стол и писала до половины девятого, пока не заболела рука. После этого я выпила кофе – такой густой, что ложка торчком стояла, – взяла трубку и сделала глубокий вдох.
На завтрак предстояло получить порцию унижения. Зная Корделию, нетрудно было догадаться, что порция окажется чертовски огромной.
От такого немудрено заработать несварение желудка. После двадцати минут пресмыкательства Корделия милостиво согласилась договориться о новой примерке и великодушно простила меня.
Простила?! Сидя на кухне и стараясь не смотреть в сторону печенья, я понимаю, что живу в каком-то странном параллельном мире. Джеймс и его мать треплют мне нервы, хотя я уверена, что заслуживаю лучшего. По-моему, попытка самостоятельно выбрать свадебное платье не такой уж большой грех. Все мои друзья полагают, что пора наконец восстать против Корделии, но, как известно, одно дело – давать советы, и совсем другое – действовать.
Попивая кофе, я гадаю, отчего всякий раз превращаюсь в тряпку, когда нужно противостоять Джеймсу и Корделии. Честное слово, в других ситуациях я веду себя совсем иначе. По словам Олли, на работе я помесь робота-убийцы с армейским сержантом, и действительно в моем классе никогда не возникает проблем с дисциплиной. Двухметровые одиннадцатиклассники трепещут, когда я на них прикрикну, – а это что-то да значит. Что же происходит, когда я возвращаюсь домой? Видимо, рабочий день в школе настолько меня утомляет, что после половины четвертого я раскисаю. Как только звенит звонок и ученики отправляются пугать добропорядочных жителей Западного Лондона, больше всего на свете мне хочется уютно свернуться с бокалом вина, закрыть глаза и исцелить травмированную за день психику. Преподавание лишает меня всех жизненных сил, и после ежедневной войны с подростками я мечтаю только об одном – незамысловатом вечернем отдыхе.
Единственная проблема в том, что ничего подобного мне в жизни, кажется, не светит. Скорее наоборот.
Всегда ли наши отношения с Джеймсом были столь нелегкими? Когда я сказала, что позвонила Корделии и извинилась, он кивнул, налил себе кофе, а потом поинтересовался, что я собираюсь приготовить на ужин. Джеймс не обнял меня, не попросил прощения за то, что мне пришлось спать на кушетке, и я почувствовала себя провинившейся школьницей, которую сурово отчитал директор. Недоставало разве что записки родителям и оставления после уроков.
Я вздыхаю и стискиваю ладонями горячую кружку. Ночью я была уверена в собственной правоте, но теперь сомневаюсь. Как выразились бы мои ученики, у меня «крышу срывает».
– Поеду сыграю пару партий в гольф с Джулиусом, – заявляет Джеймс, появляясь на пороге с ключами от машины. – Почему ты еще не начала готовить?
Я заставляю себя вернуться к реальности. Несомненно, сейчас мне следовало бы мариновать, жарить и фаршировать – а я понятия не имею, как все это делается. Найджела Лоусон испортила жизнь целому поколению. [6]6
Найджела Лоусон – английская популярная журналистка, ведущая телепередачи и автор кулинарных книг.
[Закрыть]
– Все под контролем, – бодро отзываюсь я. По крайней мере надеюсь, что так и есть.
Джеймс устремляет на меня ледяной взгляд.
– Ты ведь понимаешь, Кэти, как важен сегодняшний вечер?
Как я могу не понимать? Ведь он неделями капал мне на мозги.
– Необходимо показать твоему шефу, что мы достойные кандидаты, – отрапортовала я заученно, как попугай.
Джеймс по-прежнему смотрит подозрительно.
– Значит, я могу надеяться, что ты ничего не испортишь?
– Абсолютно, – уверяю я. – Повышение у тебя в кармане.
– Надеюсь, – говорит Джеймс, доставая из шкафа клюшку для гольфа. – Свадьба нас буквально разорила, даиновая «БМВ» обошлась недешево. И еще, Пышка… – бросает он через плечо. – Надеюсь, что ты оденешься прилично. Постарайся походить на Софи. Вот уж кто всегда на высоте.
Я скриплю зубами от ярости. Софи неизменно держится так, словно чувство юмора в нашей стране облагают налогом. Ну ее к черту.
Чувствую, что проголодалась. Хорошо, если бы печали лишили меня аппетита и вынудили похудеть, но, к сожалению, они дают противоположный результат. Впрочем, мне хочется есть и от радости, и от досады, и в минуту сомнения – если честно, буквально любое чувство вынуждает тянуться за печеньем. Это судьба. Готова поклясться, что Миландра способна похудеть без особых проблем, в то время как я, сев на диету, превращусь в подобие спущенного дирижабля.
Когда я доедаю остатки печенья и мысленно посылаю Корделию ко всем чертям, кто-то звонит в дверь. Посмотрев в глазок, вижу Олли – он стоит на лестнице с огромной коробкой и энергично машет, поэтому я впускаю его и ожидаю чуда.
– Хреново выглядишь, – говорит Олли, шагнув за порог.
– И тебя с добрым утром.
Олли ставит свою ношу на стол.
– Я серьезно. У тебя ужасный вид. Что случилось?
Я отмахиваюсь:
– Тяжелая ночка.
Сейчас я не готова обсуждать свои проблемы с другом. Олли искренне считает Джеймса редкой сволочью, и я, наверное, повешусь, если он откажется готовить ужин под тем предлогом, что ему неохота выручать моего жениха из беды. Я единственный раз в жизни поссорилась с Олли в тот день, когда Джеймс отказался пустить меня за руль новенькой «БМВ». По словам Джеймса, я вовсе не нуждаюсь в машине, ведь существует метро и автобус. «И потом, Пышка, согласись, ты не самый аккуратный в мире водитель», – добавил он и принялся перечислять все вмятины и царапины, которыми я украсила его старую «ауди». Я сделала ошибку, рассказав об этом Олли. Тот пришел в ярость:
– Вот скотина! Наберись наконец смелости, Кэти, и вели ему заткнуться! В конце концов, ты его невеста!
Разумеется, я вступилась за Джеймса, который, на мой взгляд, всего лишь пытался уберечь новую машину, а Олли в ответ наговорил резкостей. Я так обиделась, что мы неделю не общались. Наконец, за сигареткой в школьной котельной, помирились и решили, что в будущем не станем обсуждать наших возлюбленных. До сих пор это правило работало.
Олли задумчиво смотрит на меня, прищурив карамельного цвета глаза, но не настаивает.
– Ну ладно… Давай кипяти воду, и приступим.
Я хватаю огромную кастрюлю и чуть не вывихиваю позвоночник.
– Не пойдет, – говорит Олли, открывая тем временем коробку. – Нужно что-нибудь побольше… иначе этот малыш не поместится.
И с гордостью демонстрирует мне содержимое.
Господи. Я в ужасе гляжу на Олли. Из коробки высовывается огромная клешня, размером с кулак взрослого мужчины, и угрожающе помахивает в воздухе.
– Это что такое?!
– Закуска, – с гордостью говорит Олли. – Разве не красавчик? И я его очень дешево купил.
Каким-то чудом он умудряется извлечь чудовище из коробки, не получив тяжелого увечья. Я забиваюсь в угол и смотрю на огромного омара, который, в свою очередь, устремляет на меня бисерные глазки.
– Он живой!!!
– Разумеется, живой, дуреха. – Олли машет им в мою сторону: – Ррр…
Я поспешно отступаю. Какие жуткие клешни.
– То есть… нам придется его убить?
– Нуда, – отвечает злодей Олли. – Именно поэтому я попросил тебя вскипятить воду.
– Мы будем варить его живьём?
– Так всегда делают. Можно, конечно, проткнуть ему мозг ножом, но, впрочем, я бы не рискнул.
Я смотрю на омара, и он отвечает долгим взглядом. Мне кажется – или его темные глаза действительно глядят умоляюще?
– Кастрюля с кипятком – лучший вариант, – бодро продолжает Олли, держа омара под мышкой и наливая воду в огромный чан. – Не пугайся, это быстро.
Омар лихорадочно размахивает клешнями. Олли ставит кастрюлю на плиту и захлопывает крышку. Меня мутит. Конечно, кто бы говорил – я ведь не вегетарианец, – но до сих пор мне не приходилось задумываться о том, откуда берутся вкусные гамбургеры. Я покупаю мясо в виде аккуратно упакованных стейков, а не в виде коровы. Вновь смотрю на омара и начинаю дрожать. Кажется, он знает, какая ужасная судьба его ждет. Я буквально слышу, как он молит о пощаде.
Живое воображение порой сущее проклятие.
Из кастрюли поднимается пар, вода бурлит, точно в адовой бездне. Олли добавляет щепотку соли и поднимает несчастное ракообразное.
– Нет! – кричу я и бросаюсь к нему со скоростью гоночной машины. – Не надо!
Оказываюсь лицом к лицу с омаром. Его усики отчаянно шевелятся, и мне кажется, бедняга всхлипывает. В кастрюле весело побулькивает вода.
– Кэти, – терпеливо говорит Олли, – пожалуйста, отойди от плиты.
– Но это варварство! Мы не можем его убить!
– Это будущая закуска к ужину. Сомневаюсь, что гости захотят есть омара живым.
– Может быть, купим дыню? Ну или что-нибудь еще, что не придется убивать.
Омар явно кивает.
– Дыня никого не впечатлит, – возражает Олли, помахивая омаром над плитой. – Если я не ошибаюсь, мы должны удивить этих старых козлов. Свежий омар – наилучшее решение.
Он прав, но сейчас мне все равно. Я знаю, что не могу бросить беспомощное создание в кастрюлю с кипятком. Не могу!
– Олли, ты посмотри на него, – прошу я. – Ему же страшно.
– Не очеловечивай его, – строго говорит Олли. – Это тебе не «Скотный двор». Омар – еда, а не домашнее животное.
– Олли, ну пожалуйста! – Я на грани слез. – Я не могу сварить живое существо, которое смотрит на меня. Ради Бога, не надо.
– О Господи… – Олли устало опускает омара. – Все покойные шеф-повара сейчас переворачиваются в гробу, учти.
– К черту шеф-поваров. – Я начинаю успокаиваться, и омар, несомненно, тоже. – Иначе мне будут годами сниться кошмары, и я точно сделаюсь вегетарианкой.
– Значит, нарежем дыню. – Олли вздыхает. – Остается одна маленькая проблема…
– Да? – Я испытываю невероятное облегчение.
– Что, по-твоему, нам теперь делать с девятифунтовым омаром?
– Разве нельзя выпустить его в море?
Олли смеется.
– Он ведь не из моря, а с рынка. А поскольку сейчас уже половина второго, – мой друг смотрит на свои громадные спортивные часы, – я не успею отвезти его обратно.
– Не волнуйся, Кусака, ты не вернешься на рынок, – говорю я омару. – Я выпущу тебя в море.
– Кусака? – Олли фыркает. – Ты спятила?
Я сердито смотрю на него.
– Между прочим, это не я собиралась сварить его живьем.
Он жмет плечами.
– Понятно. Но все-таки что теперь делать? В Илинге нет моря.
Я торопливо думаю.
– Мы подержим Кусаку здесь, а потом отвезем к морю. Главное, чтобы Джеймс не заметил.
– Что значит «мы»?
– Ты притащил омара сюда. Значит, ты к этому причастен.
– Я вообще-то собирался его приготовить, а не изображать активиста «Гринпис», – ворчит Олли, кладя Кусаку в раковину. – Где ты собираешься прятать эту огромную тварь?
Я наполняю ванну и сыплю в воду побольше морской соли – Кусака может чувствовать себя как дома. Осталось задернуть поплотнее занавеску – и готово. Надежное убежище для омара, спасенного от ужасной смерти.
Джеймс ни за что не догадается.
Пока мой новый питомец устраивается, я бегу в магазин за дыней и ветчиной. Ношусь с рекордной скоростью, минуя безумных домохозяек. Когда я возвращаюсь домой, Олли уже окружен сковородками и кастрюлями. На кухне витает божественный аромат.
– Ты просто гений, – говорю я, окуная палец в сливочный соус. – Это же прекрасно…
– Руки прочь! – Олли стукает меня по костяшкам деревянной ложкой. – Мне нужен еще час. Потом я отвалю, а ты сделаешь вид, что весь день вкалывала на кухне не разгибаясь.
– Я у тебя в долгу, – горячо говорю я. Олли, благослови его Господь, даже накрыл на стол, и столовая выглядит точь-в-точь как на странице журнала.
– Не беспокойся, я не дам тебе об этом позабыть. – Олли бросает на сковородку тонко нарезанное филе. Мясо шипит и скворчит. – У меня целая пачка контрольных работ, которые нужно проверить…
– Все, что угодно! Ты буквально спас мне жизнь.
– Да уж, – соглашается Ол, посыпая мясо перцем. – Но сейчас речь не об этом. Убери руки! – Он снова отгоняет меня от плиты. – Ты только мешаешь. Лучше сходи в магазин и купи какую-нибудь обновку. Когда вернешься, я уже уйду, и ты сможешь притвориться, что сама управилась с работой и одновременно умудрилась прихорошиться.
Если сегодня я сумею добиться успеха, это стоит любого количества контрольных работ. Послав другу воздушный поцелуй, я охотно выскакиваю из кухни.
Пару счастливых часов я провела в торговом центре, где съела гамбургер и всласть побродила в отделе любовных романов, убеждая себя, что это оптимальный рынок сбыта для Джейка и Миландры. Затем принимаюсь за серьезное дело – ищу подходящий костюм для сегодняшнего вечера. Нужно приобрести что-нибудь в духе Лоры Эшли – цветочный узор и бархатная подкладка, – но у меня просто недостает сил. В конце концов я покупаю зеленые брюки клеш и мягкий серый свитер с глубоким вырезом – он выглядит и элегантно, и сексуально. А еще – прорву браслетов и ожерелий, после чего иду в парикмахерскую, где мне моют и сушат волосы. Конечно, я твердо намерена спасти Кусаку, но перспектива принимать ванну вместе с ним меня не прельщает. Что-то зловещее есть в том, как он смотрит на человеческие конечности. Слава Богу, Джеймс принимает душ в гольф-клубе. Подозреваю, что он предпочел бы Кусаку в своей тарелке, а не в джакузи.
Я возвращаюсь домой в шесть, чертовски довольная собой. Волосы уложены озорными кудряшками, сумки с обновками приятно оттягивают руки, и в кои-то веки визажистка в салоне поработала на славу. Я останавливаюсь перед зеркалом и пристально изучаю свое лицо, а потом слюнявлю палец и стираю зеленовато-золотистые тени с век. Я, разумеется, хочу предстать перед Джулиусом Милвардом и компанией во всем блеске, но не стоит перегибать палку. И потом, не желаю в очередной раз выслушивать от Джеймса, что Софи всегда выглядит так естественно и свежо. Будь у меня домработница, неограниченный кредит на одежду и необременительная работа в художественной галерее, я бы тоже была свежа и бодра. Но поскольку мой класс скорее похож на Бейрут, чем на Бейсуотер, [7]7
Бейсуотер – престижный район Лондона.
[Закрыть]неудивительно, что я, так сказать, слегка потрепана по краям… Впрочем, когда я пытаюсь объяснить это Джеймсу, он неизменно отпускает саркастические комментарии по поводу бесконечных школьных каникул и рабочего дня, который заканчивается в половине четвертого.
Вешая куртку и заходя на кухню, я напоминаю себе, что, если бы дуре Софи приходилось ежедневно иметь дело с подростковой апатией и буйством гормонов, она бы живо увяла. Зато я быстрее всех в Западном Лондоне набираю эсэмэски и знакома с новейшим молодежным сленгом. Буквально держу руку на пульсе времени.
На кухне пахнет божественно – а главное, Олли прибрался и все буквально сверкает. На столе лежит лист бумаги с длинным перечнем инструкций. Я быстренько их просматриваю и заглядываю в сковородки, чтобы наверняка знать, с чем имею дело. Филе под соусом, молодая кукуруза, горошек пополам с морковью и ароматный рис, который осталось только разогреть. В холодильнике на тарелках разложены ломтики дыни и пармской ветчины; в серебристой посудине побулькивает потрясающий шоколадный мусс. Он настолько соблазнителен, что я с трудом удерживаюсь, чтобы не влезть в него немедленно.
Чтобы поздравить себя с окончанием трудов, я наливаю бокал белого вина и следую инструкциям. Вскоре кастрюли и сковородки уже стоят на плите, из динамиков раздается нежное воркование Норы Джонс, а на каминной полке романтически мерцают толстые белые свечи. Празднуя победу, я допиваю вино и иду в ванную переодеваться. Такое ощущение, что я возлежу на облаке. Все пройдет прекрасно.
– А ты веди себя тихонько, – говорю я Кусаке, сбрасывая старые джинсы и свитер.
Кусака смотрит на меня крошечными глазками. Он вообще не особенно разговорчив. С одной стороны, я лишена приятного собеседника, а с другой – абсолютно уверена, что он себя не обнаружит. В ответ омар шевелит усиками и весело хлопает клешней по воде.
– Вот! – Я разглаживаю новые брюки и слегка брызгаю духами в декольте. – Что скажешь? По-моему, очень сексуально.
Но Кусака плавает, даже не смотрит в мою сторону. Привычная история. Даже омары не обращают на меня внимания. Тем не менее, причесавшись и взглянув в зеркало, я решаю, что выгляжу вполне респектабельно. Вместо девчонки-хиппи спокойная и элегантная невеста банкира. Вполне довольная этим превращением, снова задергиваю занавески и предоставляю Кусаке заниматься аква-аэробикой в полное удовольствие.
Еще бокал вина – и я чувствую приятное тепло и уверенность, которую всегда внушает алкоголь. Суть в том, чтобы удержаться на грани. Хочу и далее пребывать в этом состоянии, ощущая себя самой роскошной женщиной на свете. Но еще один стаканчик – и я превращусь в кисель. Сегодня, ей-богу, не тот вечер, чтобы напиваться.
– Пахнет отлично. – Джеймс, оказывается, прокрался на кухню и теперь обнимает меня за талию. Он касается губами моего уха, отчего все тело покрывается пупырышками. Я прижимаюсь к нему и млею от облегчения. Холодная война, судя по всему, закончена – ароматные запахи обезоружили Джеймса.
– Ты умница, Пышка.
Да, я и впрямь умна. Могу читать «Беовульфа» в оригинале и знаю, что такое гекзаметр, но Джеймсу на это наплевать. Больше всего ему хочется иметь жену, которая умеет готовить и вести хозяйство.
Лучше бы он полюбил «Беовульфа», потому что во всем остальном я никуда не гожусь.
Я улыбаюсь, радуясь тому, что прощена за ссору с Корделией.
– Сущие пустяки. Я потратила не так уж много времени.
И я не то чтобы лгу, ведь так?
– Прости, что разозлился вчера, – говорит Джеймс, касаясь моей груди и целуя в шею. Я жду, что сейчас меня охватит сильнейшее вожделение, но отчего-то ничего не чувствую. Ни малейшего трепета. Даже если мое сознание не держит зла, тело все помнит.
– Просто сейчас я страшно нервничаю, – продолжает Джеймс, легко целуя мое обнаженное плечо. – Свадьба обойдется нам в целое состояние. Если я хочу получить хорошее место в банке и зарабатывать приличные деньги, очень нужно, чтобы вечер прошел как следует.
– А я думала, повышение дают за то, что человек хорошо делает свою работу, а не за то, что его невеста умеет готовить.
– Все дело в общем имидже, – объясняет Джеймс. Он оставляет попытки меня расшевелить и наливает себе вина. – Финансистам приходится вращаться в свете, их жены также играют важную роль. Если Джулиус меня повысит… – самодовольно улыбается Джеймс, – …а я думаю, так и будет… он захочет удостовериться, что у нас все как полагается. Придется купить дом побольше, ведь нам предстоит часто задавать званые ужины. А ты научишься подавать вина и различать вилки. Корпоративные праздники – жизненно необходимая вещь для жены банкира. Кстати, пахнет божественно. Не сомневаюсь, у тебя получится.
Помните ту сцену в «Титанике», когда героиня Кейт Уинслет пытается в отчаянии броситься за борт? Примерно так я себя и чувствую, и на лице у меня застывает неподвижная, как у трупа, улыбка. Смогу ли я провести остаток жизни, притворяясь человеком, которым на самом деле не являюсь? Сомневаюсь, что в течение следующих сорока лет Олли каждый раз будет оказываться под рукой.
Невзирая на все благие намерения, я наливаю еще один бокал вина и собираюсь открыть Джеймсу всю правду. Не хочу, чтобы наш брак был основан на лжи.
– Милый… – начинаю я, и тут раздается звонок в дверь.
– Сейчас угадаю! – восклицает Джеймс. – Это наверняка Джулиус – он вышел из клуба почти сразу вслед за мной.
Я замолкаю, и Джеймс бежит открывать. Будь мой жених собакой, он бы сейчас радостно лаял и вилял хвостом. Похоже, придется скрепя сердце лгать весь вечер… а признаться потом.
Ну и западня.
– Кэти! – кричит Джеймс, врываясь на кухню. – Это Джулиус и Хелен.
– Как чудесно, – воркую я в духе рождественской пьесы. – Очень приятно видеть вас обоих!
Я чмокаю воздух под ухом у скелетообразной Хелен и пытаюсь проделать то же самое с Джулиусом, но старый потаскун влепляется мне в лицо своими мокрыми губами и одновременно щиплет за задницу. Я с трудом удерживаю тошноту.
