Текст книги "Кэти Картер ищет принца"

Автор книги: Рут Сабертон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 21 страниц)

Надеюсь, их погребальный аромат – это не зловещее предзнаменование.

Глава 11

– Прекрасно! – восклицает Джуэл, увидев мои битком набитые чемоданы. Я позаимствовала их у Олли, поскольку уже не переношу вида пакетов. – Ты надолго? Я, конечно, не против того, чтобы мы, женщины, окружали себя привычными вещами, но… – Сделав паузу, она замечает, что пол в коридоре сплошь завален барахлом. Ноутбук, два зимних пальто и, разумеется, проклятый Кусака в ведерке. – Но не слишком ли это много для выходных?

Она права. Вероятно, королева Елизавета брала с собой меньше вещей, когда объезжала страну. Но я женщина с великой миссией и не собираюсь полагаться на удачу. Мое присутствие на Милфорд-роуд мешало личной жизни Олли, поэтому я решила убраться, оставив их со стервой Ниной в покое. Я слишком хорошо знаю себя – а потому предпочла ничего не оставлять, чтобы не пришлось возвращаться. Это все равно что растравлять рану.

Я наклоняюсь и глажу одну из кошек тетушки Джуэл.

– Честно говоря, я надеялась пожить у тебя подольше, если ты не против.

– Нет, конечно! – Джуэл кивает, и зеленые перья на ее тюрбане энергично раскачиваются. – Обожаю, когда у меня гостит молодежь. Мы прекрасно проведем время. Как это у вас называется? Вечеринка с ночевкой? Можно покрасить ногти и сделать друг другу макияж.

(Джуэл мажет губы помадой цвета запекшейся крови и подводит брови карандашом.)

– Прекрасно, – устало соглашаюсь я.

– Тогда отнеси все это, – она широким жестом обводит мои бренные пожитки, – в свою старую комнату. А я пока приготовлю чай.

Моя спальня находится на чердаке; перетащив туда барахло, я взмокла до нитки и, по ощущениям, похудела на один размер. Хватая ртом воздух, падаю на свою старую кровать и с грустью признаю неприятную истину: мне почти тридцать, и вот я вновь вернулась к тому, что было в семилетнем возрасте. Как будто реальность играет со мной – я почти достигла вершины пирамиды (жених-банкир, уютная квартира в Западном Лондоне, респектабельное общество), но сделала ошибку и вновь оказалась на старте.

Я знаю, знаю, все это очень грустно, но разве вы бы не жалели себя хоть самую капельку, будучи на моем месте? Что делать, памятуя о том, что Олли потратил целое состояние на мое лечение? Почему я сразу этого не поняла? Он наверняка счел меня неблагодарной.

С того злополучного вечера наши отношения стали натянутыми. Я поблагодарила Олли и предложила вернуть деньги, но он отказался.

– Я сам так решил, – настаивал он, повернувшись спиной и сосредоточенно разыскивая в раковине вилку. – Никто меня не заставлял.

– Сумма слишком большая…

– Господи, – огрызнулся Олли, обращаясь к груде немытой посуды. – Дело сделано, точка. И прекрати, ради Бога, об этом говорить.

– Ты потратил целое состояние. – Я знаю, что говорю, потому что, роясь в корзинке для бумаг, обнаружила неприятное доказательство. В кои-то веки я рада тому, что решила стать учительницей, а не соблазнилась карьерой журналиста. Отлепив от счета присохшие макароны, я узнала, что должна Олли полторы тысячи фунтов, – с тем же успехом могла задолжать и пятнадцать миллионов, потому что у меня нет ни гроша. Я тем не менее намерена все вернуть, хоть и понятия не имею, каким образом. Может быть, поинтересуюсь у преподобного Ричарда, не занимается ли сатана до сих пор скупкой душ.

– Забудь наконец! – Олли вытаскивает вилку из-под груды тарелок. Сомнительное решение – тарелки и сковородки грохаются на пол, и по сторонам разлетаются осколки фарфора. – Твою мать! – восклицает Олли, а я подскакиваю от неожиданности.

Обычно мой друг сдержан и не теряет терпения – кстати, именно поэтому он такой хороший учитель. Подростки быстро понимают, что мистера Берроуза невозможно вывести из равновесия.

Видимо, я исключение.

– Просто перестань твердить одно и то же, – ворчит он, принимаясь подбирать разбитую посуду. – Ты ничего не должна, если тебя беспокоит именно это. Я, в конце концов, не требую уплаты натурой.

Я замолкаю, уязвленная гневом, который звучит в его голосе. И не просто замолкаю. Поспешно иду наверх, захлопываю дверь и реву, пока не распухает нос. Потом звоню Джуэл и прошу позволения пожить у нее. Олли опрометью выскакивает из дому – вероятно, к Нине, – ну а остальное вы знаете.

С другой стороны, неприятно сознавать, что Джеймс не сдастся просто так. Он посылает бесчисленные письма с извинениями, и я уже знаю в лицо всех курьеров из «Интерфлоры». Я владелец бесчисленных воздушных шариков и коробок шоколада, а сегодня утром принесли билеты на Восточный экспресс. Джеймс воистину не знает удержу. Я начинаю думать, что он расстроен всерьез. Неужели полагает, что я его прощу, – после такого поведения? Я полна решимости не возвращаться. Никакого второго шанса. Поэтому отсылаю подарки с вежливыми записками, в которых прошу Джеймса отвязаться. Нужно спрятаться у Джуэл, пока он не успокоится.

Какая жалость, что он никогда не ублажал меня так, когда мы были вместе.

Отогнав мрачные мысли, я выпускаю Кусаку в огромную ванну тетушки Джуэл и иду на кухню.

– Не наступи на Табиту, – предупреждает крестная, когда я чуть не спотыкаюсь о лежащую на пороге кошку.

Табита злобно таращит желтые глаза.

– Прости. – Я сажусь за большой дубовый стол. Как всегда, он покрыт разнообразными пятнами, завален счетами и пожелтевшими газетами, на нем стоит террариум с питоном и спит кошка. Сущий хаос, но Джуэл клянется, что способна без труда разыскать нужную вещь.

Она ставит помятый коричневый чайник на газету, прямо поверх ослепительной улыбки Гэбриела Уинтерса.

– Давай выпьем чаю, и ты расскажешь, что случилось.

– Что за чай?

Джуэл – известный экспериментатор, способный заварить что угодно, от крапивы до конопли. Однажды она чем-то напоила местного священника, и он съел приходский запас вафель. Но это совсем другая история.

– Всего лишь «Эрл Грей», – заверяет Джуэл, разливая в кружки бледно-янтарную жидкость. Она садится в кресло, берет кошку на колени и смотрит через полукруглые очки. – Ну или глаза меня обманывают, или ты намерена погостить чуточку дольше, чем пару дней…

Я грустно смотрю в чашку.

– В моей жизни полный бардак, тетушка. Я все разрушила.

– Чепуха, – бодро отвечает та. – Вы, молодые, не знаете, что такое настоящая беда. Почти все можно исправить, детка, но иногда нужно переступить через гордость и признать свою ошибку. Насколько я знаю, вопрос лишь в том, насколько человек к этому готов…

Я вылавливаю из чая кошачий волосок.

– Я вовсе не боюсь признать, что все испортила, но, наверное, слишком поздно что-то исправлять…

Прихлебывая обжигающий чай, рассказываю тетушке о разрыве с Джеймсом и о том, как лишилась лучшего друга. Когда печальная история подходит к концу, я снова начинаю плакать и вытираю глаза кухонным полотенцем.

– Вот и все, – всхлипываю я, завершив грустный рассказ. – Джеймс не дает мне покоя, у Олли есть стерва Нина, а я осталась одна…

Джуэл гладит кошку. В коридоре тикают старые часы, вдалеке воет сирена. В солнечном луче танцуют пылинки и кошачья шерсть.

– Детка, – наконец говорит тетушка, когда я уже начинаю сомневаться, что она вообще слушала, – чего ты хочешь?

– Прости?..

– Чего ты хочешь?

Я слегка обижена. По-моему, мои пожелания были ясно изложены.

– Я хочу, чтобы Джеймс…

– Нет, Кэти. – Сухая длань Джуэл стискивает мои пальцы. У нее бумажная кожа с ярко-голубыми жилками. Но при этом тетушка на диво сильна, и я морщусь, когда кольцо с бриллиантом впивается мне в руку. – Слушай внимательно. Я хочу знать, чего хочешь ты, именно ты. Не Джеймс, не Олли, не остальные молодые люди, которым ты посвятила свою жизнь. Каковы твои надежды и мечты? Чего ты желаешь больше всего на свете?

Она пристально смотрит на меня.

– Чего ты ждешь от будущего, детка? Что приносит тебе радость? До сих пор ты перечисляла вещи, которые можно сделать, чтобы обрадовать других. А чего ты хочешь для самой себя?

Дар речи отказывает. Честно говоря, я сама не знаю, чего хочу и что способно сделать меня счастливой. В течение четырех лет я притворялась, что люблю устрицы, хотя на самом деле они на вкус как сопли; читала «Таймс», втайне мечтая о «Хит», и превращала дом в храм минимализма в угоду вкусам жениха. Общение с Олли принесло мне нечто вроде подлинного счастья, но… Черт возьми. Джуэл права. Мое счастье определяется мужчинами.

– Твоя жизнь, личное счастье и самореализация полностью зависят от того, удается ли тебе сделать счастливым конкретного мужчину, – продолжает Джуэл с тактичностью слона в посудной лавке. – Ты полностью подчинила им свои желания, вкусы и потребности. Ты настоящая жертва патриархального строя.

В семидесятые Джуэл была воинствующей феминисткой. Она утверждает, что лично научила Жермен всему, что та знает. «Ну и шум она устроила в «Большом брате», детка! Честно говоря, после Гринэм-Коммон она научилась ценить роскошь!»

– Но разве не всегда так бывает, когда ты влюблена? Разве кому-то не приходится отступать на второй план?

– Не до такой степени, чтобы потерять лицо! Вспомни последние несколько лет, детка. Ты хоть раз получила то, чего тебе действительно хотелось? Даже твою собственную свадьбу собирались устроить по усмотрению Джеймса.

Я делаю большой глоток чаю. От слов Джуэл в моем сознании оживают полузабытые страхи, которые растут, приближаются, словно призраки в тумане.

Какой я становлюсь, когда у меня роман? Едва сойдясь с мужчиной, я инстинктивно ставлю его на первое место, а себя – на второе. Я начинаю жертвовать личной жизнью – а вдруг он позвонит и предложит какое-нибудь развлечение, – потому что, если окажусь недоступна на один вечер, он сочтет меня плохой подругой и переключится на других. Найдет подругу повыше и постройнее. Уж точно не рыжую. Я жертвую всем ради его благополучия, в то время как мои собственные друзья и интересы отступают на задний план. В итоге я едва могу вспомнить надежды и мечты, которые когда-то меня увлекали. В конце концов остается лишь отчаянное желание понравиться и сохранить благосклонность мужчины, который был достаточно добр, чтобы бросить мне несколько жалких крох своего внимания. Недостает разве что клетчатого платья, потому что по сути я – домохозяйка эпохи пятидесятых.

Хм. Возможно, у меня и впрямь проблемы с самоуважением.

Чем больше я думаю о своем слабоволии, тем быстрее уходят иллюзии. Что принесло мне это самопожертвование? Разве Джеймс оценил то, что я отказалась от самой себя? Нет, в итоге он спутал меня с ковриком в прихожей. Разве что не написал сверху «Добро пожаловать» и не вытер ноги.

– Какая же я дура…

– Вовсе нет, детка! – восклицает Джуэл. – Ты добрая девушка с щедрым сердцем, и этим пытаются воспользоваться всякие недостойные личности. И потом, – продолжает она, – мне кажется, мать с отцом тоже отчасти виноваты в том, что ты так нуждаешься в эмоциях. Квентин и Друзилла – отличные люди, но родители из них никудышные. Неудивительно, что ты мечтаешь завязать отношения с мужчиной, чтобы обрести наконец душевную стабильность.

Тетушка замолкает; мы обе вспоминаем то морозное декабрьское утро, когда родители решили срочно отправиться в Марокко. Они оставили нас с Холли на крыльце у Джуэл, приложив торопливую записку с просьбой немного присмотреть за детьми. В течение полугода я убеждала себя, что, если бы я была послушнее, красивее и терпимее по отношению к вонючей маминой шубе, а также ела бы фасоль без жалоб и делала все, что требуют родители, они бы никуда не уехали. Я не сомневалась, что их желание оставить двух дочерей и отправиться в путешествие, чтобы покурить травку и очистить чакры, возникло из-за того, что я не такая, как им хотелось бы.

Не нужно быть Фрейдом, чтобы понять, к чему все привело.

– Впрочем, речь не о них, – говорит Джуэл. – Вопрос не в том, чтобы определить, кто виноват. Мы пытаемся понять, как тебе жить. Возможно, стоит принять это как сигнал к действию и двигаться дальше. Ты отдала Джеймсу лучшие годы – но почему бы не пожить немного ради самой себя? С опухолью тебе тоже повезло, честное слово. Может быть, судьба пытается что-то сказать?

Я невольно касаюсь пластыря на груди, и меня переполняет облегчение при мысли о том, что могло бы случиться. Стоит ли сидеть сложа руки и оплакивать неудавшуюся личную жизнь? Я должна благодарить Провидение!

– Никто не знает, сколько времени ему отпущено. – Джуэл вздыхает и гладит мою руку. – Мы просто обязаны извлечь максимум из каждой минуты, из каждого дня.

Она кажется такой грустной, когда говорит это, что мне вдруг становится страшно. Будь это мыльная опера, тетушка непременно сказала бы, что ей осталось жить всего несколько недель, и заставила меня поклясться, что я отныне буду жить за двоих. Но к счастью, это реальный мир. Джуэл ничего подобного не говорит – она улыбается, и неловкий момент проходит.

– Я расчувствовалась до слез. – Выпустив мою руку, тетушка с трудом встает и неуклюже идет к одному из шкафов. Немедленно ее обступает меховое море. Когда Джуэл открывает четыре банки «Вискаса» и раскладывает корм по мискам, слышится громкое урчание. Я задумчиво жую булочку. Неужели я вправду чересчур полагаюсь на мужчин? Неужели разучилась существовать самостоятельно?

Искренне надеюсь, что нет.

Чего я хочу от жизни?

Внезапно все становится ясно. Настолько очевидно, что я громко смеюсь. Я прекрасно знаю, чего хочу. Всегда знала. И тетушка Джуэл меня лишь одобрит, потому что это никоим образом не связано с мужчинами.

Ну, может быть, косвенным образом и связано, но не с настоящими.

– Я хочу писать книги, – восклицаю я. – Хочу проверить, под силу ли это мне. Хочу уехать из Лондона, бродить по лугам и гулять под дождем. Надо проверить, могу ли я стать настоящим писателем!

Или же убедиться, что мои творения в самом деле – сентиментальная чушь, придуманная учительницей из поганой школы. Если не ошибаюсь, Джеймс выразился именно так – ну очень деликатно! Я бы не отказалась провести некоторое время на воле, посвятив свой досуг красавцам разбойникам и страстным пиратам.

Джуэл хлопает в ладоши:

– Прекрасно!

– Да, но это мечта. Как насчет практической стороны? Где жить? И на что? Как платить по счетам?

Последнее особенно меня беспокоит. По сравнению с грудой моих счетов – до сих пор с ними управлялся Джеймс – Эверест покажется жалким муравейником.

– Деньги? Ерунда. – Джуэл бросает пустые жестянки в мусорное ведро. – Не отказывайся из-за них от своей мечты. Уволься, поживи некоторое время здесь и подумай, что делать дальше. Или же навести душку Мэдди в Корнуолле. Что касается счетов… – Она роется в огромной сумке и вытаскивает чековую книжку. – Позволь мне побыть твоей доброй феей. Я расплачусь по счетам, чтобы ты могла полностью сосредоточиться на творчестве… Даже не думай возражать! – быстро добавляет тетушка, заметив, что я раскрываю рот. – Если угодно, вернешь все, до пенни, с первого же гонорара. На самом деле я могу даже потребовать процент с продаж. По-моему, это честно, детка. Так или иначе, подумай, сколько я сэкономила на свадебном подарке.

– Тетушка, я не могу взять у тебя деньги. И уж точно не могу жить за твой счет.

Джуэл лукаво смотрит на меня.

– Тогда найди работу на полдня. Я не настолько богата, но предпочту одалживать тебе, а не Джеймсу.

– Ты давала ему в долг больше одного раза? – У меня отвисает челюсть.

Тетушка кивает.

– То тысячу, то пятьсот фунтов – он говорил, что у него финансовые трудности, – но, детка, в конце концов я начала задумываться о происходящем. Не думай, что я не замечала, как он разглядывает мой дом и прикидывает его стоимость. У этого человека в мозгах только деньги. Очень похож на свою мать… Я питала к нему теплые чувства, детка, и была в восторге, когда вы начали встречаться, но тем не менее иногда задумывалась, каковы его мотивы…

Я мало что могу возразить. Мне очень стыдно за Джеймса – и еще более стыдно за себя. Ведь я не сумела его раскусить. В моем случае любовь не слепа, а глуха и глупа.

– Но Джеймс зарабатывает уйму денег, – говорю я. – Зачем ему брать в долг?

Джуэл пожимает плечами:

– Понятия не имею, детка, но у Корделии всегда были большие запросы. Возможно, это качество передалось и Джеймсу.

Я вспоминаю дорогие ботинки и сшитые на заказ рубашки, которые висели у него в гардеробе, в то время как я обходилась тем, что покупала в самых обычных магазинах.

Да, можно с уверенностью сказать, что Джеймс любит окружать себя дорогими вещами. Платить за них – это другой разговор.

– Впрочем, забудь, он уже в прошлом, – требует Джуэл. – Пора начать новую жизнь, детка. Достань-ка из холодильника шампанское, и давай отметим начало твоей писательской карьеры!

Опыт научил меня, что Джуэл невозможно остановить, если ей вожжа под хвост попала. Проще вычерпать море.

Джуэл открывает бутылку, наполняет бокалы и произносит тост:

– За Кэти Картер, ее новую карьеру и романтического героя!

Когда мы чокаемся, я стараюсь выглядеть независимой и сильной, но, честно говоря, чувствую совершенно обратное.

Мне очень одиноко.

И страшно.

Глава 12

– Следующая станция – Лискерд!

Не успеваю я опомниться, пассажиры набиваются в вагон, точь-в-точь как сардины в бочку. Моя ручка зависает над страницей новенького блокнота, и на мгновение я задумываюсь, куда делась Миландра и ее замок.

Никогда еще время не текло так медленно, как во время путешествия в Корнуолл. В школе мне казались нестерпимо скучными уроки математики, но они не идут ни в какое сравнение с поездкой в переполненном вагоне. От моего соседа несет потом, и я, начиная с Рединга, вынуждена дышать ртом и сопеть, как Дарт Вейдер. Ума не приложу, отчего я так устала, сидя на одном месте. Вроде бы уже пора привыкнуть. Будь сидение на месте олимпийским видом спорта, я бы наверняка получила золотую медаль.

Я отправляюсь в вагон-ресторан, качаясь от толчков поезда и налетая на пассажиров. Разжившись кофе и шоколадкой, возвращаюсь на место, причем вновь приходится протискиваться мимо соседа-вонючки и изгибаться, чтобы не разбросать чужой багаж. Я жую и надеюсь, что приняла правильное решение. Обычно когда я чувствую себя несчастной, то иду в магазин и трачу уйму денег, так что моя кредитка буквально просит пощады, но на сей раз отчего-то этот вариант не привлекает – возможно, потому, что отныне придется экономить. Еще я получила несколько оригинальных писем от Джеймса, в которых он просил меня оплатить некоторые счета и даже закладную.

Пусть засунет их себе в задницу. С какой стати я должна платить? Мы больше не живем вместе, и потом, Джеймс зарабатывает вчетверо больше, чем я. Пусть с его проблемами разбирается Элис Сэвилл.

Я смотрю в окно. Поля и равнины проносятся мимо, сливаясь в зеленую ленту. Вокруг и впрямь очень красиво. Как бы странно это ни звучало, но я никогда еще не путешествовала на запад дальше Девона, поэтому нынешняя поездка – настоящее приключение. Я смело еду туда, где никогда не бывала, и перед глазами разворачивается удивительная картина, совсем как в кино. Свежевспаханная земля – потрясающего красно-кирпичного оттенка – кажется удивительно яркой по сравнению с темными лесами и синим небом. Маленькие домики на опушках рощ напоминают островки в огромном океане злаков и трав. Для жительницы Илинга, где люди чувствуют себя неуютно, если живут дальше чем в пяти минутах езды от магазина, все это незнакомо и приятно. Может быть, я обрету утешение на лоне природы, точно какая-нибудь романтическая литературная героиня? Жаль, что Вордсворт монополизировал рынок романтической поэзии лет триста назад, иначе, несомненно, моя смятенная душа породила бы какую-нибудь трогательную балладу.

Самый приятный момент путешествия – когда поезд пробирается по извилистому участку так близко к морю, что можно буквально достать до воды рукой. Я словно попала в иной мир – сверкающее море ничуть не похоже на грязно-коричневые воды Темзы, а медленная и певучая речь пассажиров – на резкие интонации подростков в школе. Рыбачьи лодки и серфингисты под яркими парусами заставляют вспомнить об Олли. Будь он здесь, наверняка бы стоял, прижавшись носом к стеклу, и объяснял, каким образом они держатся на воде и какие маневры проделывают. Олли весь день может говорить о серфинге, если получит такую возможность.

Впрочем, мы почти не разговариваем. Олли едва нашел время проводить меня и ворчливо пожелать удачи. Судя по всему, отрицательное обаяние Нины передалось ему.

Как я и обещала Джуэл, взяла в школе творческий отпуск и намерена некоторое время пожить у Мэдди в надежде начать писательскую карьеру. Мэдди страстно желает познакомить меня с местными талантами, и, разумеется, я восстановлю свой роман – именно с этой целью Фрэнки купил мне на вокзале новый блокнот.

– Ну что, детка, – спросил он, когда мы дошли до платформы, – ты уверена?

Фрэнки с опаской отнесся к моему решению пожить у Мэдс. Хотя, с его точки зрения, мужчина в платье – это прекрасно, он не питает особых иллюзий насчет Ричарда, а я не смею признаться, что Мэдс не предупредила мужа о моем приезде. Мы решили, что лучше поставить его перед фактом. В конце концов, что он сможет сделать, когда увидит меня? Ричард ведь священник.

– Абсолютно уверена, – ответила я. – Я больше не могу тут торчать. Джеймс сводит меня с ума. И потом, лучше оставить Олли и Нину в покое.

Гладкий лоб Фрэнки морщится.

– В голове не укладывается… Нина совершенно ему не подходит. Может, лучше остаться здесь и убедить Олли бросить Нину? А тебя наверняка возьмут обратно в школу, если ты хорошенько попросишь…

– Я не хочу возвращаться в школу. Кошмар с опухолью заставил меня очнуться. Не важно, насколько это трудно, – но я буду жить дальше, даже если в конце концов надорвусь.

– По-моему, ты поступаешь правильно, – наконец сказал Фрэнки, подсаживая меня в вагон. – Джуэл права: ты почувствуешь себя намного лучше, если займешься делом и попытаешься забыть Джеймса, вместо того чтобы рыдать. Чего достиг бы Гамлет, если бы сидел сиднем?

– Гамлет сошел с ума и умер, – напомнила я.

– Правда? – удивился Фрэнки. – Никогда не мог досмотреть пьесу до конца – чересчур мучительно четыре часа смотреть на хорошеньких мальчиков в трико и сознавать, что тебя близко к ним не подпустят. Обычно приходилось бежать из театра и идти в бар, чтобы успокоиться.

Он с усилием выныривает из моря воспоминаний и без особой охоты вновь переключается на Кэти Картер.

– Помнишь, что я говорил о Гэбриеле Уинтерсе?

– Если увижу его, то немедленно позвоню, – отбарабанила я.

– Да! – Фрэнки захлопал в ладоши. – У меня есть твой номер, и скоро я тебя навещу.

Потом он пошел в багажный вагон посмотреть, как дела у Кусаки, а я осталась с глазами, полными слез. Несмотря на все его чудачества, я очень привязана к Фрэнки. Керри из «Секса в большом городе» права: гей – лучший друг для девушки.

Гетеросексуалы – совсем иное дело…

– Лискерд? – переспрашивает дама, которая сидит напротив. – Тогда лучше поторопитесь, деточка, у вас полно багажа.

Она права. Багажа у меня больше, чем у иной суперзвезды. Не говоря уже о Кусаке, который путешествует в багажном вагоне, упакованный в специальную ванночку. Я собираю пожитки и пускаюсь к дверям вагона.

Когда поезд подъезжает к станции, хватаю вещи, но в неуклюжей попытке открыть дверь падаю с подножки, и все барахло разлетается.

Потрясающе.

И вот я сижу на платформе, с грудой вещей, остальные пассажиры торопятся мимо. Все здесь по-другому. Солнце кажется ярче, воздух – свежее. Я жадно дышу полной грудью, очищая загрязненные городским смогом легкие.

– Это твое, птичка? – интересуется дородный начальник станции, подкатывая ко мне синий пластмассовый контейнер с Кусакой.

Я киваю. Кусака многозначительно смотрит на меня своими глазами-пуговками.

– Однажды здесь у нас побывал Рик Штейн, [9]9
  Рик Штейн – популярный британский кулинар.


[Закрыть]– замечает начальник станции, – но и то омара с ним не было. Это ужин?..

Кусака, кажется, оскорблен.

– Долгая история… Скорее домашний питомец. Везу его к морю, чтобы выпустить.

Мужчина таращится на меня.

– Черт возьми! Ручной омар? Докатились… Я бы предпочел эту тварь под соусом «Мэри Роуз». Впрочем, дело твое. Помочь дотащить вещи?

– Пожалуйста. – Руки у меня так оттянуты сумками, что даже удивительно, отчего они еще не волочатся по полу словно у гориллы.

Я иду вслед за начальником станции по платформе, через толпу усталых пассажиров и бойких туристов, по крутым ступенькам, через мостик, потом вновь по лестнице – к шоссе. К этому моменту я успеваю совершенно запыхаться. Нужно наконец подумать о своей физической форме – еще один пунктик к стремительно увеличивающемуся списку дел.

– Вызвать такси, красавица? – спрашивает начальник станции. – Правда, телефон на станции не работает.

– Все в порядке, спасибо. Меня подвезут. – Я оглядываю дорогу в поисках Мэдди, но ее нигде не видно. Меня это, впрочем, не беспокоит – Мэдс всегда опаздывает. Она умудрилась на час опоздать на собственную свадьбу. – Я приехала к друзьям, в Трегоуэн.

– Отличное место, – отвечает начальник станции, ставя Кусаку наземь. – Впрочем, я бы там жить не согласился. Надо же где-то и машину поставить.

Он возвращается на станцию, а я теряюсь в догадках. Что за место Трегоуэн, если там нельзя припарковаться? Воображение рисует узкие булыжные мостовые и контрабандистов, которые катят в пещеры бочонки с бренди.

– Разве не прелесть? – спрашиваю я у Кусаки, но тот поворачивается спиной и принимается чистить усики. Неблагодарная тварь. В следующий раз позволю Олли его сварить.

Если только следующий раз наступит. Глаза щиплет, и я энергично моргаю. Это чистая страница, начало увлекательной новой жизни. Я не стану плакать. Надо жить дальше.

– Вперед и вверх, – строго напоминаю я себе.

Впрочем, вперед двигаться проблематично, потому что Мэдс еще не приехала. Поначалу меня это даже радует. Лучи заходящего солнца греют лицо, а теплый ветер доносит острый запах дикого чеснока. Не считая отдаленного шума трактора и дрожащего блеяния овец, царит тишина. Мимо проехали лишь две-три машины – видимо, таков час пик по-корнуоллски. Я сажусь на вещи и жду.

Через сорок минут я все еще жду, начиная паниковать. Солнце заходит за холм, и, хотя вокруг разливается прекраснейшее розовое сияние, становится прохладно. Сейчас всего лишь апрель, и я, в футболке и юбке, мерзну.

Выуживаю из сумочки мобильник и обнаруживаю, что связи нет. Потрясающе, блин. Запихиваю телефон обратно и снова жду. Когда солнце превращается в золотистое пятнышко на фоне пурпурного неба, я подумываю о том, чтобы покинуть пост и пешком пойти в Трегоуэн. Где бы он ни находился. Я рассматриваю ноги и понимаю, что скорее всего окончательно загублю красивые замшевые сапоги. В Корнуолле, конечно, весна, но грязь на дорогах непролазная.

Убью Мэдди Ломэкс, когда увижу ее!

Я уже готова отчаяться, когда мимо проезжает огромная черная «БМВ». Свет фар скользит по мне. Я слышу скрип тормозов, машина дает задний ход и останавливается рядом. Водитель выключает мотор, и одно из тонированных стекол опускается.

Мэдди? Откуда у нее «БМВ»? Разве что англиканская церковь повысила жалованье своим слугам.

Я вытягиваю шею в попытке разглядеть водителя, но заходящее солнце отражается от блестящей обивки салона и бьет в глаза, так что удается разглядеть лишь загорелую руку. Несомненно, мужскую.

Это уж точно не Мэдди.

Ничего не скажешь, везение. Не иначе как проезжий принял меня задорожную проститутку. Я готовлюсь увидеть какого-нибудь скользкого типа и лихорадочно пытаюсь придумать в ответ уничтожающую реплику.

Тогда водитель высовывает голову в окно, улыбается, и я от изумления едва не падаю в обморок.

О Господи! Должно быть, стресс последних нескольких недель сказывается сильнее, чем я думала.

– Ущипни меня, Кусака, – вырывается у меня. – Я брежу.

И не иначе – потому что вижу Гэбриела Уинтерса собственной персоной. Звезда улыбается так ослепительно, что впору надевать темные очки. Я отвожу взгляд, считаю до пяти и снова поворачиваюсь к машине.

Господи, это он. Действительно он.

– Эй, – говорит актер низким сексуальным голосом, которым совсем недавно завлекал в постель Джейн Эйр. – Вы заблудились?

– Жду, когда подвезут. – Я пытаюсь говорить со страстным придыханием, но получается какое-то кряканье. – За мной не приехали… Я еду в Трегоуэн.

Он снимает темные очки и устремляет на меня свои мерцающие сапфировые глаза.

– Счастливое совпадение. Мне туда же. Может, закинем ваши вещи в багажник и я вас подброшу? Нельзя же оставить красивую женщину на обочине дороги.

Я оглядываюсь – на тот случай, если где-нибудь поблизости притаилась Анджелина Джоли.

Нет, тут всего лишь рыжая коротышка Кэти Картер.

О Господи. Мистер Рочестер назвал меня красивой!

Впрочем, Кэти, не забывай, что в конце фильма он ослеп.

Следовало бы отказаться. В конце концов, я знаю, как опасно садиться в машину к незнакомцам, но это ведь сам Гэбриел Уинтерс, самый сексуальный актер в Британии, а не какой-нибудь старый извращенец в макинтоше. Вряд ли он сотворит со мной нечто неудобоназываемое.

Хотя, учитывая мое везение…

– Вы уверены? – спрашиваю я, как зачарованная уставившись на длинные, обтянутые джинсами ноги, которые появляются из салона. Мускулы буквально перекатываются под тканью. Я замечаю полоску мускулистого загорелого живота, когда на Гэбриеле слегка задирается футболка. О Господи. Идеальный мужчина из любовного романа!

– Разумеется. – Гэбриел забрасывает чемоданы в багажник с такой легкостью, будто они пустые. – И мне все равно по пути. Вы разве не читали в газетах, что я купил дом в Трегоуэне?

– Нет, – отвечаю я.

Он, кажется, слегка разочарован – такое ощущение, что солнце закатилось.

– Но я не сомневаюсь, что все газеты только об этом и пишут, – быстро добавляю я. – Просто я их уже давно не покупаю.

Гэбриел слегка светлеет.

– У меня съемки в Трегоуэне, вот и решил что-нибудь там купить, – продолжает он, помогая мне сесть вперед. Я держусь за его руку, чтобы забраться в салон. Надеюсь, что моя задница в этой юбке не кажется слишком огромной. – Собственность в Корнуолле – прекрасное вложение денег. Как думаете?

– Совершенно согласна, – с энтузиазмом киваю я, хотя вряд ли могу позволить себе хотя бы кукольный домик.

Гэбриел нажимает на газ, а я не свожу глаз с загорелой руки, которая переключает передачи. Эта рука довела Джейн Эйр до экстаза.

– Мой дом называется «Приют контрабандиста». Потрясающее место, такой вид! Правда, там еще уйма дел, так что, возможно, придется пригласить Сару Бини. [10]10
  Сара Бини – британская телеведущая цикла передач о дизайне.


[Закрыть]Пусть посмотрит…

– Правда? – Я изо всех сил стараюсь скрыть изумление. Сара Бини? Ничего себе.

Машина несется вверх по крутому склону. Вдоль дороги растет настоящий лес, на асфальте лиловые и фиолетовые тени. Небо обрело бирюзовый оттенок, ущербная луна улыбается с небес… Я чувствую себя как во сне.