Текст книги "Кэти Картер ищет принца"

Автор книги: Рут Сабертон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 21 страниц)

Я вообще-то знаю одного пса, который любит пиво… Нет, я не думаю об Олли и Саше. Я наедине с Гэбриелом Уинтерсом, тот совершенно голый под своим халатом. Если не ошибаюсь, именно это называется «мечта». «Давай, Кэти. Посмотри, какие у него золотисто-загорелые ноги и мускулистые голени. Вспомни сцену с мокрыми брюками. Стащи с Гэбриела халат и потрогай мощный торс. Что стряслось с твоим либидо?»

Видимо, оно куда-то подевалось.

Как обычно.

Я иду вслед за Гэбриелом на кухню. Хотя он утверждает, что в разгаре ремонт, все блистает чистотой и новизной. Сосновый стол аккуратно накрыт, романтически поблескивают свечи.

– А ты рано. – Гэбриел ставит Пушка наземь и роется в шкафу. – Я еще не все приготовил.

– Совсем не рано, – удивляюсь я. – Ты сказал – в семь. И потом, у Меня был безумный день.

Я рассказываю о журналистах и о поспешном бегстве из Трегоуэна. Тем временем Гэбриел наливает вина и что-то помешивает на сковороде. Кажется, он не очень обеспокоен; видимо, общение с прессой – рутина для знаменитостей. Лишь когда я упоминаю злополучный жакет от «Прада», Гэбриел слегка тревожится.

– Анжела Эндрюс? – Он поднимает безупречно выщипанную бровь. Даже не помню, когда я в последний раз сама пользовалась услугами косметолога. Украдкой щупаю собственные брови. Вот черт. Они похожи на рыжих гусениц.

– Она правда работает в «Дейли даггер»?

– Я знаю, кто она такая. – Гэбриел явно обеспокоен. – На редкость вредное создание. У нее прозвище Ротвейлер с Флит-стрит. Если Анжеле удастся пронюхать о чем-нибудь интересном, она в жизни не отстанет.

– Но на сей раз ничего интересного нет.

Честное слово, не вижу проблемы. Я забралась в эти дебри лишь потому, что не хочу раздражать Ричарда свыше необходимого.

– Нужно просто объявить, что это недоразумение. Когда Анжела поймет, что скандалом здесь не пахнет, то быстро отстанет.

– По-моему, она уже напала на след. Прелестная мисс Эндрюс выслеживала меня несколько недель. Поэтому я подумал, что ты не откажешься оказать услугу. Это может быть выгодно для нас обоих.

– Э?..

– Я могу предложить тебе работу, – говорит Гэбриел. – И буду хорошо платить.

– Мне действительно нужна работа, – оживляюсь я, вспомнив о полутора тысячах, которые должна Олли, не говоря уже о долге перед тетушкой Джуэл. – Что нужно? Убирать дом? Гулять с собакой?

Честное слово, я не прочь выгуливать пуделя по кличке Пушок, если это сулит избавление от Мэдс, эротических игрушек и пугающе длинного списка местных холостяков.

– Не совсем. – Гэбриел закуривает, затягивается и выпускает дым через нос. – Я подумал… может быть, ты не откажешься стать моей официальной подружкой?

– Что?!

Несомненно, я лежу без сознания в лесу. Вот-вот мимо пробежит белый кролик и спросит, который час.

– Не по-настоящему, разумеется, – уточняет Гэбриел – чересчур поспешно. – Я готов нанять тебя, чтобы ты играла роль моей подружки. Пусть пресса отвяжется.

Ты понятия не имеешь, как неприятно, когда тебя все время расспрашивают о личной жизни и постоянно нужно таскать с собой какую-нибудь безмозглую красотку, просто чтобы доставить удовольствие моему менеджеру. Если мы скажем, что ты – моя постоянная девушка и живешь в Корнуолле, расспросам конец.

Я молча смотрю на него.

– Ты можешь жить у меня! – восклицает Гэбриел. – Бесплатно! Просто назови цену, Кэти. Будешь спокойно писать роман и не беспокоиться о работе. Все, что требуется – время от времени показываться на людях. Ну, может, придется дать несколько интервью. И все. Ты сказала, у тебя нет парня, значит, никто не возразит, если ты притворишься моей возлюбленной.

– Но зачем тебе поддельная подружка? – Я смущена и далеко не так польщена, как кажется Гэбриелу. – Ты можешь встречаться с кем угодно. Журнал «Хит» назвал тебя «красавцем недели».

Гэбриел тяжело вздыхает.

– Можно открыть секрет?

– Конечно, – отвечаю я.

Он щурит красивые синие глаза.

– Это тайна, которую ты не должна разглашать. Никогда.

Я замираю.

– Тайна?

Гэбриел гладит Пушка.

– А ты не догадываешься?

– У тебя тайная возлюбленная? Знаменитая… и замужняя?

– Холодно.

Я мучительно думаю. Понятия не имею, зачем такому красивому и успешному мужчине, как Гэбриел Уинтерс, фиктивная подружка. Судя по тому, что я видела в журналах – тайком, потому что учительница английского языка должна читать достойные издания, например, «Литературное приложение», – у меня сложилось впечатление, что красотки должны выстраиваться в очередь.

Зачем ему притворяться?

Я окидываю взглядом кухню, на тот случай, если где-то здесь кроется подсказка. Грязная тарелка и стакан в раковине, розовые ковбойские сапоги у двери – и больше ничего. Я улыбаюсь. Точно такие же есть у Фрэнки – он чуть нас с ума не свел, когда купил их. Наверное, не стоит говорить Гэбриелу, что он носит такую же обувь, как и один мой знакомый гей. Его имидж от этого вряд ли улучшится.

Погодите. По-моему, я напала на след.

Красавец мужчина, по сравнению с которым Брэд Питт покажется заурядным, заводит фиктивную подружку лишь в том случае, если он не нуждается в настоящей.

Если… если…

Если его не интересуют женщины.

Я указываю на сапоги:

– Я уже такие видела.

Гэбриел молчит.

– Здесь кто-то есть, да? – медленно спрашиваю я. – Не хочешь, чтобы другие узнали? Вот почему ты не успел приготовиться, вот почему собака выскочила из дома, а ты не заметил… – Я оглядываюсь, как будто из-под раковины вот-вот выскочит какой-нибудь музыкант из «Воплей королевы». – Поэтому я тебе и нужна, да? Чтобы отвлечь внимание?

– Не совсем. Хотя я действительно не один, – уклончиво отвечает Гэбриел. – Мы лишь недавно начали встречаться, и отношения довольно непростые. Мне продолжать?

Я перевожу взгляд с розовых сапог на покрасневшего актера.

Эти сапоги принадлежат Фрэнки. Тому самому Фрэнки, который сейчас виновато, бочком, входит в кухню. Он только что усложнил мою жизнь в миллион раз.

Убью гада.

Глава 15

Я крепко сжимаю кружку и смотрю на двух смущенных мужчин.

– Кто-нибудь объяснит, что происходит?

Гэбриел и Фрэнки обмениваются взглядами.

– Вы, ребята, ведь не только что познакомились?

– Нет. Два месяца назад, на вечеринке после концерта, – признает Фрэнки. – У Гейба был пропуск в VIP-зал, а я прошел, потому что Ники, мой басист, знаком с одним из членов группы. И Гейб…

– …предложил тебе канапе, – вспоминаю я. – Ты сто раз мне рассказывал.

Гэбриел краснеет.

– Правда?

Я киваю.

– Новость изрядно устарела.

– Мы немного поболтали, а потом я оставил Гэбриелу телефон, – продолжает Фрэнки. – Сунул бумажку в карман, и он обещал позвонить.

– Как ты понял, что понравился ему? – вырывается у меня. – Ведь Гэбриел держит свою ориентацию в секрете.

Фрэнки ухмыляется:

– У меня отличная интуиция, детка.

– Я потерял его телефон, – морщится Гэбриел. – И не мог с ним связаться, даже если бы очень захотел.

– Менеджер Гэбриела не пропустил бы ни одного из моих звонков и не дал бы никаких координат, поэтому я разочаровался. Думал, ничего мне не светит. А сегодня утром открыл газету – и ура! Ты разыскала его для меня. – Фрэнки сияет. – Я понятия не имел, где ты сейчас живешь. Олли уехал, поэтому я помчался в Хемпстед и спросил у Джуэл. Она не прочь была встряхнуться, и мы рванули в Корнуолл.

– Но почему ты не сказал? – спрашиваю я. – Зачем притворяться, что это было мимолетное увлечение? Я бы никому не разболтала.

– Не мог. – Фрэнки крутит чашку в руках и грустно улыбается. – Никому не мог сказать. Ничего личного.

– Не понимаю. – Я обращаюсь к Гэбриелу: – По-моему, никого в наши дни не волнует, если мужчина – гей. Я думала, шоу-бизнес в этом смысле тем более открыт.

Гэбриел смеется:

– Ну конечно. И многих голливудских актеров ты можешь назвать, про которых точно известно, что они геи?

Я задумываюсь.

– Руперт Эверетт?

– А еще? – настаивает Гэбриел, сажая Пушка на колени и задумчиво гладя собачку. – Знаешь кого-нибудь еще?

– Странно… но я больше никого не могу вспомнить.

– Вот именно, – говорит Гэбриел. – Никого. Как думаешь, стали бы Брюс Уиллис, Арни и Брэд Питт звездами и кумирами аудитории, если бы все знали, что они геи?

У меня отвисает челюсть.

– Брэд Питт – гей?..

– Нет! И вообще речь не о нем. Думаешь, они бы сделали такую блистательную карьеру, если бы были открытыми геями? Или, скорее, их оттеснили бы на второй план и постепенно забыли? Подумай хорошенько, Кэти. Многих ли успешных геев ты видишь на экране?

Я пытаюсь вспомнить:

– Пол О'Грейди? Грэм Нортон? Тот толстяк из «Маленькой Британии»?

– А актеры? – настаивает Гэбриел, и его синие глаза ярко горят. – Кто-нибудь, равный Шону Бину и Дэвиду Теннанту?

– Никого не могу вспомнить, – признаюсь я. Если бы кто-нибудь спросил раньше, я бы поклялась, что знаю сотни популярных актеров-геев, но Гэбриел прав. Не могу назвать больше полудесятка.

– В том-то и проблема. – Он вздыхает. – Я актер, и притом успешный, и хочу иметь возможность выбирать роли. Я мечтаю играть главных героев, стрелять из пистолета и драться на мечах. Может быть, однажды мне доведется сыграть Джеймса Бонда и Гамлета!

– Удачи, – желаю я. Моя мечта – писать романтическую прозу – выглядит такой скромной. Возможно, стоит метить выше. Стать новым Шекспиром, например.

– Ничего подобного не будет, если кто-нибудь узнает, что я гей. Меня будут оттирать, давать роли стервозных геев, ну и так далее. Ни один агент не захочет со мной работать, потому что я не буду и вполовину так прибылен, как сейчас. Не успеешь досчитать до десяти, как моя карьера закончится. Я останусь на обочине. – Он поднимает умоляющий взгляд. Золотой локон шаловливо свисает на глаза, и я в который раз думаю, насколько привлекателен Гэбриел.

Однако неудивительно, что я ничего не ощущала.

– Короче, – продолжает Гэбриел, уже смелее, – я встречался с десятками красавиц, чтобы сбить прессу со следа. Не хочу, чтобы мою сексуальную жизнь подвергали разбору на каждом шагу.

– Проблема в том, – вмешивается: Фрэнки, – что девушки, с которыми встречается Гейб, ожидают большего.

– И это само по себе проблема. – Гэбриел явно встревожен. – Рано или поздно одна из них пойдет к Максу Клиффорду с интересным рассказом о том, чего у нас не было. Клиффорд не дурак, он быстро сложит два и два. А если нет—то где-то рядом шныряет Анжела Эндрюс. Она явно что-то разнюхала.

Фрэнки смотрит в стол и делает вид, что его крайне интересуют пятна кетчупа.

– Если это та женщина, о которой я думаю, то у нас, кажется, проблемы…

– Жакет от «Прада»? – намекаю я.

– Да! Потрясающая шмотка. – У Фрэнки загораются глаза. – Анжела заглянула, когда Гейб был в душе, и я открыл дверь. Такая приветливая, милая… мы отлично поболтали. Прости, – добавляет он, глядя на Гэбриела, закрывшего лицо руками. – Я думал, это твоя знакомая. Она столько о тебе знает.

– Все ясно, – говорит Гэбриел. – Она уже в курсе.

– Нет, – яростно взвизгивает Фрэнки. – Я не сказал, что я гей.

Мы с Гэбриелом одновременно смотрим на него. Фрэнки, в ярко-зеленой шелковой рубашке и своих любимых кожаных брюках, с густым слоем туши на ресницах, – воплощенный гей. С тем же успехом он мог бы расхаживать в латексных шортиках.

– Полагаю, она догадалась, – мягко говорит Гэбриел. – Она совсем не глупа.

Фрэнки прикусывает губу.

– Нужно придумать, что я здесь делаю. Может, мне снова с ней поговорить? Например, прикинуться уборщиком.

– Нет! – одновременно отвечаем мы с Гэбриелом.

– Именно поэтому я хочу, чтобы ты подумала над моим предложением. – Гэбриел оборачивается ко мне. Трудно сказать, у кого взгляд трогательнее – у него или у Пушка. – По-моему, план превосходный, Кэти. Ты моя подружка, а поскольку Фрэнки твой приятель, он может бывать в доме когда вздумается. Пресса скоро соскучится и отвалит, и все будут счастливы.

– Лгать нехорошо, – протестую я.

Откуда это взялось? Я прожила в доме священника всего двадцать четыре часа, но поучения Ричарда уже укоренились в моей голове. Почему в последнее время буквально все просят меня врать?

– Ну… теоретически ты права. – Гэбриел небрежно помахивает рукой с идеальным маникюром. – Но, во-первых, ты девушка, во-вторых – моя подруга.

– Да?

– Конечно! – восклицает Фрэнки. – Он тебя обожает. Ведь так, Гейб?

Гэбриел кивает, как собака в рекламе.

– Разумеется, – подтверждает он.

Я прикусываю губу. Соблазнительное предложение. Деньги за красивые глаза. Все прелести любовной связи, без необходимости заниматься сексом. Я буду жить в роскошном доме и спокойно писать роман. Пусть окружающие думают, что красавец актер сходит по мне с ума. Мужчины, которые много лет вытирали об меня ноги, от досады полезут на стенку.

Впрочем, не то чтобы их было много.

Но хотя бы те, кто есть. Например, Джеймс. Кстати, я утешусь тем, что Корделия с ума сойдет от ярости. Может быть, Вера Вонг поймет намек и начнет шить платья двенадцатого размера.

Или даже четырнадцатого.

И объявит Корделию персоной нон грата.

– А как же Олли? – спрашиваю я у Фрэнки, который вскакивает из-за стола и достает из холодильника бутылку шампанского. – Что он подумает?

Фрэнки трясет бутылку.

– А при чем тут Олли?

Гэбриел прищуривается.

– Ты же сказала, что у тебя нет парня.

– Олли не ее парень. – Пробка выскакивает и летит через всю кухню, шампанское струится из бутылки, и кухня наполняется восхитительным ароматом. Фрэнки явно вошел во вкус. Обычно мы могли позволить себе разве что «Каву» в день зарплаты.

– Он мой кузен. Встречается с какой-то жуткой стервой, у которой чудовищная надутая грудь.

– Надутая? – переспрашиваю я. – Значит, Олли по-прежнему с Ниной?

– Насколько я знаю – да. – Фрэнки разливает шампанское по трем бокалам. – Когда я еще был в Лондоне, он то и дело куда-нибудь с ней ходил, и она постоянно ему звонила. Честно говоря, я почти не видел Ола, с тех пор как ты перебралась к Джуэл. Он стал таким несчастным… И – да, у Нины искусственная грудь. У тощих не бывает таких буферов. Даже у Виктории Бэкхем…

– Бог с ним, с Олли, – перебивает Гэбриел, глядя на меня поверх бокала. – Ты согласна на мое предложение?

– Что терять? – добавляет Фрэнки. – Ты ведь всегда хотела найти романтического героя. А теперь тебе предлагают отличную сделку.

– Назови цену, – настаивает Гэбриел.

Интуиция подсказывает, что я об этом пожалею.

– Я подумаю, ладно? Нужно привыкнуть к этой идее. И потом, я не больно-то похожа на подружку суперзвезды.

– Все поправимо, – быстро отвечает Гэбриел. – Надо сделать тебе хорошую прическу, купить новую одежду, научить общаться с прессой… Будет весело. Как в «Моей прекрасной леди».

Новый гардероб! Серьезное искушение.

– И приведем в порядок твои зубы.

– Зубы? А что с ними не так? Я ведь не Остин Пауэрс.

– Их можно отбелить или даже поставить коронки. А еще ты будешь ходить в спортзал, чтобы сбросить несколько фунтов и обрести форму. – Гэбриел задумчиво поглаживает поросший золотистой щетиной подбородок, явно наслаждаясь предстоящей ролью профессора Хиггинса. А я, значит, стану Элизой Дулитл.

– Скоро будешь выглядеть как надо.

– Что?! – оскорбленно переспрашиваю я. Все это до ужаса напоминает Корделию и ее тиранию. Я и без того несчастна; если же придется в течение неопределенного срока питаться травой и делать приседания, то лучше сразу вскрою себе вены, ей-богу.

– Нет-нет, ты и сейчас неплохо выглядишь, – поспешно поправляется Гэбриел. – Но это на тот случай, если кто-нибудь что-то заподозрит. Я ведь могу подцепить любую девушку, не забывай. Люди должны поверить, что ты действительно моя подружка.

Я удивленно смотрю на него. Потрясающе самодовольный и бестактный. Прямо-таки чемпион.

– Соглашайся, – говорит Фрэнки. – Ты ведь любишь романтику.

– Подумаю, – твердо повторяю я. – И баста. Поговорим завтра.

А тем временем я постараюсь найти другую работу – желательно ту, которая никак не связана с продажей вибраторов и кружевных лифчиков.

Однако Гэбриел и Фрэнки чокаются и улыбаются с таким видом, как будто я уже согласилась.

У меня очень скверное предчувствие.

В домик священника возвращаюсь совершенно трезвой в отличие от Фрэнки и Гэбриела, которые прикончили вторую бутылку шампанского. Вдобавок я страшно измучена. Ковыляя по темной заросшей тропе, под мелким дождем, который мочит волосы, и вдыхая запах мокрой овечьей шерсти (в Фоу Джуэл настояла на покупке нового свитера), я испытываю сильный соблазн упаковать вещи и немедленно вернуться в Лондон. Я приехала в Корнуолл в поисках мира и покоя, чтобы писать роман и оправляться от шока, – и что же? Загадок и ловушек вокруг больше, чем в шпионском фильме.

На кухне темно – не считая мягкого света настольной лампы и мерцания китайских фонариков в форме сердечек, которые Мэдс развесила над окном. Я ставлю чайник, смотрю на деревню и на море. Окно приоткрыто, и с ветром доносится музыка из «Русалки». Туман, похожий на одеяло, сгустился – он безмолвно и жутко ползет с побережья.

Я мысленно сочиняю сцену, в которой Миландра, спасаясь от злобной леди Корделии, теряется в тумане, когда вдруг слышу громкий всхлип из угла, потом еще один. Обернувшись, я вижу Мэдс – сжимая в руках мокрый платочек, она рыдает.

– Что случилось? – спрашиваю я, немедленно обнимая подругу и позволяя выплакаться у меня на плече. Наконец Мэдс шмыгает носом, поднимает голову, вытирает глаза и тяжело вздыхает. Глаза у нее распухли и превратились в щелочки. Судя по всему, она плачет не первый час.

– Прости, – говорит она, отводя с разгоряченного лица мокрые пряди.

Я присаживаюсь рядом.

– В чем дело?

Дрожащий вдох.

– С чего начать?

– С того момента, когда мы разделились. – Я вспоминаю, как Мэдс, погрозившись отрезать Ричарду яйца, скрылась в тумане. – Где остальные?

– Гай пошел в паб и забрал с собой Джуэл, а я вернулась домой, чтобы найти Ричарда. Но его не было! – Глаза Мэдди вновь увлажняются, и слезы катятся по мокрым щекам. – Он куда-то ушел, и я не знаю, где он.

– Какие-нибудь дела в церкви? – подсказываю я. – Молитвенное собрание? Э… репетиция хора?

– Сегодня у Ричарда не было никаких планов. – Мэдс вытирает глаза насквозь мокрым платочком, который буквально распадается в руках. – И в пабе его тоже нет, я проверяла.

Я озадачена.

– Может быть, он ушел в гости? Навещает прихожан? Наверняка занят чем-то в этом роде. Это же Ричард.

– Вчера я бы с тобой согласилась, но только не теперь. – Она лезет в карман и вытаскивает конверт: – Вот что я нашла, когда стирала пыль с комода.

– Ты стирала пыль с комода? – Я встревожена. Должно быть, дело и впрямь плохо.

Мэдс виновато смотрит на меня.

– На самом деле я искала деньги. Иногда Ричард тайком кладет их туда.

– А как насчет «не укради»?

– А как насчет «не прелюбодействуй»? – Она сует мне конверт. – Посмотри, а потом попробуй сказать, что все это невинно.

Я осторожно открываю конверт, как будто в руках у меня бомба. Внутри пять новеньких десятифунтовых купюр и сложенный листок бумаги. Я разворачиваю его дрожащими пальцами и читаю: «Ричард, ты просто бесподобен. Спасибо. Твоя Изабелла».

– Кто такая Изабелла?

– Откуда, блин, мне знать? – Мэдс снова заливается слезами. – Видимо, какая-то шлюха, с которой он трахается.

– Не надо спешить с выводами, – говорю я, хотя, в общем, не мне бы читать наставления. – Может, просто благодарная прихожанка.

– Зачем она дала ему денег?

– А если это его собственные деньги?

– У Ричарда не водится даже пятидесяти пенсов, не говоря уже о пятидесяти фунтах. Это любовница, я точно знаю. Вот почему его никогда нет дома, вот почему он бегает по всему городу, вот зачем поливается лосьоном всякий раз, когда выходит за дверь!

– Но мы ведь не знаем наверняка, – успокаивающе замечаю я. Опыт работы с истеричными подростками научил меня, что нужно говорить властно – и тогда в конце концов они с тобой согласятся. Главное – не бояться. Дети, как животные, способны учуять страх на расстоянии в сто шагов.

– Не говори со мной учительским тоном, – огрызается Мэдс.

А я и забыла, что ей тридцать, а не тринадцать.

– Нет, у него точно есть другая, и мы выясним, кто она. – Мэдс поднимается и достает из шкафа бутылку бренди.

Что значит «мы»?..

– Я так рада, что ты здесь, Кэти. – Наполнив две кружки, она слабо улыбается. – Не знаю, как бы справилась без тебя.

Может, намекнуть ей, что я собираюсь вернуться в Лондон?..

– Я кое-что должна тебе сказать… – начинаю я.

– О Господи. – Мэдс вновь принимается рыдать, слезы капают в бренди. – Ты уезжаешь домой? Бросаешь меня? Я не вынесу! Сначала Ричард, теперь ты… Я совсем одна. Если Ричард уйдет к другой, у меня не будет ребенка!

– Ребенка?

– Мы с Ричардом решили, что попробуем завести ребенка, когда он станет приходским священником. А теперь, когда муж дождался назначения, я ему надоела! У нас несколько месяцев не было секса! Как я заведу ребенка, если муж не хочет ко мне притронуться? Если он спит с какой-то шлюхой по имени Изабелла? Вот почему я обязана увезти его отсюда, вот почему мы должны поехать на Карибы.

Я в ужасе. Мы с Мэдс знакомы больше десяти лет, и я никогда еще не видела ее такой расстроенной. Когда подруга упоминает о ребенке, в глазах у нее появляется фанатичный блеск. Именно так смотрели мои бесчисленные приятельницы незадолго до того, как забеременеть, после чего навсегда исчезали из моей жизни, погрузившись в мир памперсов и молочницы.

– Роль детей переоценивают, – намекаю я, вспомнив Уэйна Лобба и компанию. – Поверь мне, я учитель.

– Ты не понимаешь. Когда женщина хочет ребенка, ничего здесь не поделаешь. Не могу объяснить, Кэти. Это мощный инстинкт.

– Вижу.

– И потом, – продолжает она, – если ты нашла свою вторую половинку, то весьма естественно хотеть ребенка. Ты тоже захочешь, когда найдешь своего мужчину. Единственного и неповторимого.

Полагаю, меня можно простить за недостаток энтузиазма. Я скорее стану топ-моделью, нежели найду «единственного и неповторимого».

– Ты любишь Ричарда? – спрашиваю я. Даже если думаешь, что он тебе изменяет?

– Конечно, люблю. – Мэдди смотрит на меня как на сумасшедшую. – Когда любишь человека, то стараешься его удержать. До сих пор я была далеко не идеальна…

Кажется, недавно она хотела отрезать Ричарду яйца тупыми ножницами. Чосер прав: любовь воистину слепа.

– Нужно найти Ричарда и узнать, чем он занимается, – решает Мэдс. – И ты мне поможешь.

– Конечно, помогу, – покорно отвечаю я.

Зачем я это сказала?

Мэдс обнимает меня так крепко, что ребра трещат.

– Я тебя люблю! Ты лучшая подруга на свете! Я не достойна такого счастья!

Я обнимаю ее в ответ. Лондон подождет. По крайней мере, пока я не узнаю, что затеял Ричард. И клянусь Богом, если он действительно изменяет Мэдад, то горько пожалеет.

Честное слово, он предпочтет, чтобы ему отрезали яйца.

Самое неприятное в провинции то, что все кругом одинаковое. Все проулки шириной в одну машину, живые изгороди такой высоты и густоты, будто за ними скрывается замок Спящей красавицы, а что касается указателей, то, по-моему, о них здесь и не слыхивали.

Короче говоря, я заблудилась и понятия не имею, где нахожусь.

Я смотрю на часы. Двадцать пять минут двенадцатого. Я должна встретиться с Тристаном Митчеллом через пять минут, но не могу найти дорогу. По ощущениям, я безнадежно потерялась в дебрях юго-восточного Корнуолла. Через пятьдесят лет кто-нибудь обнаружит за рулем церковного микроавтобуса мой скелет в старомодных бриджах и десятки эротических игрушек в грузовом отсеке.

– Блин, – бормочу я, переворачивая самодельную карту вверх ногами, на тот случай, если она вдруг станет понятнее. Ничего подобного. – Где я?

Сегодняшнее утро трудно назвать добрым – в частности, потому, что у меня раскалывается голова от бренди и полночных разговоров о Ричарде и его вероятной любовнице. Мы говорили и говорили, пока не убедили себя, что Изабелла скорее всего – обитательница дома престарелых, которая дала Ричарду денег просто так. Потом Мэдс решила, что это невозможно, и мы снова принялись ломать голову, изобретая столь замысловатые сценарии, что по сравнению с Ричардом Казанова мог бы показаться невинной овечкой. Я не решалась прервать разговор и уйти спать – ведь в недалеком прошлом Мэдс часами выслушивала мои жалобы на Джеймса. Обсудить с ней поведение Ричарда – самое малое, что я могла сделать.

Господи, какой перерасход чувств, думаю я, переключая скорости. Я-то уже позабыла о Джеймсе. Хотела бы я вернуться на несколько месяцев назад, в прошлое, и дать самой себе хорошего пинка под зад. Тогда многое пошло бы по-другому.

Снова смотрю на часы и понимаю, что опаздываю. Может, вернуться на развилку и двинуться в другом направлении? Проблема в том, что я не помню, по какой дороге приехала.

Я стискиваю пульсирующие виски. Скверный день.

Когда тетушка Джуэл, пошатываясь, вернулась из паба, Ричард уже был дома и яростно ругался с Мэдс в прихожей.

– Не обращайте на меня внимания, – икнув, попросила Джуэл и проковыляла мимо.

Ричард в изумлении замер на полуслове, а тетушка принялась карабкаться по лестнице, точь-в-точь как по трапу «Плясуньи».

– Кто это? – белыми от ярости губами выговорил он.

– Джуэл, тетушка Кэти! – крикнула Мэдс. – Ты лучше объясни, мать твою, кто такая Изабелла!

Ричард поморщился:

– Ты знаешь, я не терплю сквернословия.

– А я не потерплю, что ты трахаешься с другой! – заорала Мэдс, и ссора продолжалась до самого рассвета. Джуэл, слава Богу, отрубилась, едва успев коснуться подушки, но я ворочалась и крутилась до зари. Перепалка внизу и похрапывание Джуэл так и не дали мне заснуть.

Утром Джуэл снова вышла в море с Гаем – кажется, у них завязались какие-то странные отношения, – а я решила отправиться на поиски работы. Пусть Гэбриел обломится. Ричард выскочил за порог чуть свет, хлопнув дверью с такой яростью, что дом чуть не развалился, а Мэдди за завтраком налегла на виски.

Ситуация удручающая.

Я потерялась в дебрях Корнуолла, но по крайней мере вырвалась из Трегоуэна. Когда в следующий раз захочется спокойной жизни, выберу местечко потише – например, обочину скоростного шоссе.

Я выжимаю сцепление, и микроавтобус едет задним ходом. Пытаюсь нажать на тормоз, нога не достает и беспомощно болтается в воздухе, потому что подушка, которую я подсунула под спину, выпала. Несколько лет назад я потеряла управление, сидя за рулем школьного микроавтобуса, и сбила четыре мусорных контейнера. Говорят, некоторые навыки утратить невозможно.

Так или иначе, микроавтобус пятится, упирается в изгородь и застревает. Колеса продолжают крутиться, а я в отчаянии бьюсь лбом о руль. Должно быть, на мои крестины родители позабыли пригласить злую фею, потому что мне просто патологически не везет. Потом я вспоминаю, что мои родители – язычники и не удосужились меня окрестить. Так или иначе, моя аура повреждена. Микроавтобус тем более. Ричард будет в ярости.

Кто-то стучит в стекло. Я вскакиваю от испуга, когда в окно заглядывает темноволосая голова.

– С вами все в порядке?

– Кажется, да, – отвечаю я. – Но я заблудилась. Где трегоуэнские конюшни?

Молодой человек улыбается. У него кудрявые темные волосы, передний зуб сломан, на переносице веснушки, на щеках – черная щетина. Некрасивый, но улыбка славная.

– Вы не так уж сильно заблудились, – говорит он. – Позади вас – ограждение загона.

Он просовывает руку в окно:

– Я Тристан Митчелл. А вы, должно быть, Кэти Картер.

– Боюсь, что так, – мрачно отвечаю я. Вряд ли мне удалось впечатлить потенциального босса.

Тристан открывает дверцу.

– Конюшни всего в паре минут ходьбы, вон в ту сторону. А забор я починю. Бабушка терпеть не может, когда опаздывают.

– Спасибо. – Я выскакиваю из кабины. Выбравшись из автобуса, я замечаю, что Тристан одет в узкие светлые бриджи, которые обтягивают сильные стройные бедра. Мэдс права – Тристан весьма хорош. Впрочем, подруга забыла упомянуть о том, что парню не больше восемнадцати. Честное слово, он с успехом мог бы сидеть в одиннадцатом классе и зубрить ямбический пентаметр. По-моему, деревенский воздух неблагоприятно действует на Мэдс.

Чтобы избавить вас от долгого и мучительного описания, скажу коротко: через двадцать минут я снова сижу в автобусе. Если Тристан – настоящий герой приключенческого романа, то его бабушка как будто сошла со страниц книги Стивена Кинга. Она просто ужасна.

– Кэти Картер? – рявкает она, когда я вбегаю во двор. – Ты опоздала!

– Да, простите, – задыхаясь, говорю я. – Но…

– Никаких «но», девочка, время дорого. Я хозяйка конюшни, зови меня миссис Эм. Ты умеешь ездить?

– Ну… э…

– Да или нет? – кричит она. – Отвечай поживей, мне некогда.

– Да, – неуверенно подтверждаю я. Прежде чем успеваю понять, что случилось, на меня нахлобучивают шлем и что-то вроде панциря, отчего моя бедная грудь буквально вминается в позвоночник. Я кажусь себе похожей на пушечное ядро.

– Так, – говорит миссис М., выводя из стойла огромную серую лошадь, – это Тень. Ну, посмотрим, что ты умеешь.

Следовало бы сказать «нет, спасибо» и гордо уйти, но при взгляде на миссис М. я понимаю, что она не потерпит возражений. На ней старомодные, в духе пятидесятых годов, бриджи, которые пузырятся на бедрах, а больше всего эта дама смахивает на офицера СС. Недостает только свастики. И мне совсем не нравится, как она постукивает хлыстом по сапогам.

– Давай, давай! – И она подсаживает меня в седло с такой силой, что я чуть не падаю с другой стороны. – Залезай!

События развиваются с потрясающей скоростью. Не проходит и пяти секунд, как Тень становится на дыбы, я вылетаю из седла и приземляюсь на задницу. Миссис М. недовольно цокает языком и снова подсаживает меня. Повторяется то же самое.

– Сдаюсь! – кричу я, вылетев из седла в третий раз.

– Сдаешься? – с презрением переспрашивает миссис М. – Да что такое с нынешней молодежью? Меня учил ездить сержант лейб-гвардии, и в мои времена никто не помышлял о том, чтобы сдаться. Чтобы научиться, надо семь раз свалиться! А ну вставай!

Семь раз? Ну уж нет. И так весь зад отбила.

– Простите, – говорю я. – Боюсь, ничего не получится.

И я ухожу, оставив миссис М. ворчать по поводу современной молодежи. Нам, мол, недостает решительности. Миссис М. ошибается. Я настроена очень решительно – не желаю свернуть себе шею.

Вернувшись к микроавтобусу, я с облегчением вижу, что Тристан уже выкатил машину на дорогу и развернул. Но самого юноши нигде не видно.

Странно.

Открываю дверцу и сажусь. Кости ноют, все тело ломит. Даже такие места, которые до сих пор вообще не замечала. Как печально, что в тридцать лет утрачиваешь гибкость.

– Ой! – восклицаю я, взглянув в зеркальце заднего вида и заметив Тристана. – Не ожидала, что ты здесь.

Тристан в изумлении разглядывает чудовищный груз. Эротические игрушки вывалились из коробок, когда я врезалась в изгородь. Мальчик держит в одной руке огромный вибратор, а в другой – съедобные трусики.