Текст книги "Кэти Картер ищет принца"
Автор книги: Рут Сабертон
сообщить о нарушении
Текущая страница: 16 (всего у книги 21 страниц)
Глава 17
Я всегда любила читать «Хелло» и «ОК!». Сидя в автобусе, листала глянцевые страницы и смотрела на знаменитостей, которые наслаждались жизнью в шикарных домах или расхаживали в дизайнерских шмотках, с самодовольными улыбками на загорелых лицах. Я пыталась вообразить, на что похожа их жизнь, и твердила себе: я тоже бы так выглядела, если бы к моим услугам были личные тренеры и если бы мне приходилось беспокоиться разве что о визите в салон красоты. Я не комплексовала из-за своего неряшливого вида и растрепанных волос, потому что была страшно занята на работе. В отличие от этих глянцевых бездельниц. Я засовывала журнал в сумку и отправлялась в школу, понимая, что меня не ждут ни спортивный костюм от-кутюр, ни фотосессия.
О Господи. Прекрасные были дни.
Беру свои слова обратно. Хорошо выглядеть далеко непросто.
Точнее, это чертовски тяжелый труд.
– Прекрасно, милая, – говорит фотограф, убавляя свет при помощи какого-то прибора, который больше похож на оружие из «Звездных войн». – Немного откинься назад. Да! Вот так.
Я – в недавно отремонтированной гостиной в доме Гэбриела, возлежу, откинувшись, словно римская матрона, на мягкой белой кушетке. На мне ярко-зеленый спортивный костюм. Не то чтобы кто-либо спрашивал моего мнения по поводу одежды – подружка Гэбриела Уинтерса должна выглядеть достойно, – но я терпеть не могу спортивные костюмы. Это все равно что детские комбинезоны, в которых богатые и знаменитые «малыши» возятся в своих роскошных манежах.
В смысле в домах.
– Голову немного влево, Кэти, – тычет меня в подбородок фотограф, и я повинуюсь.
– Скажи, Кэти, – начинает блондинка с лошадиным лицом, которая крутит карандаш в пальцах с безупречным маникюром, хотя, должна признать, в последнее время в этом отношении я ей не уступаю, – читатели нашего журнала очень хотят знать, как вы с Гэбриелом проводите время в вашем уютном корнуоллском доме.
Журналисты изъясняются, как будто цитируют статьи из глянцевых журналов.
– Ну… – тяну я, устраиваясь среди мягких подушек. – Я продаю эротические игрушки и пишу роман, пока Гэбриел проводит целые дни, запершись с моим приятелем геем.
На самом деле я ничего подобного не говорю, хотя очень хочется. Снимаю шляпу перед профессиональными прелюбодеями. Постоянно врать – все равно что держать в голове текст сразу нескольких пьес, ничего не перепутав.
– Мы развлекаемся, – говорю я. Я выучила свою роль наизусть, проведя два месяца в качестве постоянной спутницы Гэбриела. Я дала интервью журналисту из «Мейл» о том, каково любить знаменитого актера, мой целлюлит самым жестоким образом выставили на всеобщее обозрение в «Хит», а теперь мы с Гэбриелом появимся на страницах осеннего выпуска «Хелло».
– Точно. – Гэбриел одаряет журналистку ослепительной улыбкой, и дама просто тает. Он потрясающе смотрится в вылинявших джинсах и мягчайшем кашемировом свитере, точь-в-точь под цвет гиацинтовых глаз. Длинные пшеничные кудри обрамляют гладкое загорелое лицо – вскоре этот человек будет смотреть на телезрителей в роли галантного капитана пиратов. Гэбриел берет меня за руку и целует.
– Кэти прекрасно готовит.
Дайте пакетик.
– Еще она – талантливый писатель, – продолжает Гэбриел. – Только что закончила свой первый роман.
– Пишет романы… – повторяет журналистка. – Чудесно.
Я смотрю на кофейный столик, где рядом с фруктовыми вазами лежат мои записные книжки, и ощущаю прилив гордости. Пусть даже Джеймс уничтожил первые наброски и мне пришлось провести огромное количество времени, болтая о пустяках и продавая эротические игрушки вместе с Мэдс, я все-таки умудрилась закончить «Сердце разбойника». В этих записных книжках – тысячи слов, которые дышат испепеляющей страстью. Просто удивительно, отчего мои рукописи не горят сами собой. Чего стоит одна только финальная сцена, когда Джеймс занимается любовью с Миландрой на вершине утеса. У меня самой от нее мурашки бегут.
К сожалению, я уже очень давно лишена секса.
– Отредактирую роман и найду издателя, – говорю я, но Гэбриел уже забыл о моей книге и переключился на куда более интересную тему – себя самого. Со вздохом я смотрю на часы – невероятно дорогие, только их, по настоянию Гэбриела, мне надлежит носить во время общения с прессой, – и обнаруживаю, что до обеда еще далеко.
Время ползет удивительно медленно, когда делать нечего. В школе имени сэра Боба оно неслось галопом. Нам с Олли часами было некогда присесть или хотя бы выпить кофе. Мы переводили дух лишь в половине четвертого, заходя в паб.
Я мельком оглядываю себя в огромном зеркале, которое висит над камином, и с удивлением понимаю, что красотка, которая глядит оттуда, – действительно я. Ходьба по проклятым холмам и впрямь помогла сбросить вес. Я качаю головой, и девушка с аккуратной прической отвечает мне грустным взглядом. Я такая несчастная. Если бы я только могла вернуться в прошлое, в тот день, когда мы с Гэбриелом пошли в ресторан…
Когда Олли ушел, я позвонила ему и буквально взвыла от разочарования – его мобильник оказался отключен. Когда он наконец ответил, то явно был не в настроении говорить, и всякий раз, когда я пыталась объясниться, он упорно менял тему.
– Послушай, Кэти, – наконец сказал Олли, – не нужно ничего объяснять. Я, в конце концов, все видел. Вы счастливы вместе. Я за тебя рад. Правда.
– Но это не то, что ты думаешь!
– Да? По-моему, Гэбриел Уинтерс – идеальный романтический герой. Именно тот, кого ты искала.
– Нет.
– Я не возражаю, – мягко сказал Олли. – Когда увидел вас с Гэбриелом, многое встало на свои места. Он идеально подходит тебе, и ты получишь все, о чем мечтала.
– Не получу! Не получу!
– Кэти, он может осуществить твои мечты, и я очень рад за тебя. Ты заслуживаешь счастья. Вы стопроцентно подходите друг другу, и я очень рад, что вы вместе.
– Если так, зачем ты приехал в Трегоуэн? Потому что…
Но Олли не позволил закончить:
– Мы с Ниной тоже очень счастливы. Просто здорово, как у нас обоих удачно все сложилось, не так ли?
– Но я действительно должна объяснить. Мы с Гэбриелом просто друзья.
Олли раздраженно выдохнул:
– Кэти, я не слепой, лучше не пытайся врать. Мне пора. Нина ждет. Поговорим потом.
– Пожалуйста, не отключайся! – взмолилась я. – Послушай, я не могу объяснить, что происходит, но, пожалуйста, поверь! Между мной и Гэбриелом действительно ничего нет! Честное слово!
– Кэти, – сказал Олли сдержанно – я едва узнала его голос, – пожалуйста, не делай из меня идиота. Сосредоточься на Габриеле, как я сосредоточен на Нине, и живи своей жизнью. То есть… не звони больше. Нужно дать друг другу немного покоя – тебе так не кажется?
– Нет, Олли, не кажется. Зачем?
– Потому что так будет лучше, Кэти. Надо жить дальше, раз уж мы сделали выбор, держаться избранного пути. Какое-то время нам не следует видеться, потому что так будет проще.
– Проще? – недоверчиво переспросила я. – Нет, мне проще не будет. Станет только хуже. С чего тебе в голову пришла такая дурацкая идея?
– Такова любовь, – ответил Олли, и я услышала, как он усмехнулся. Повисла тишина, и я затряслась от горя. Я потеряла лучшего друга. Да что с ним такое? Что, черт возьми, стряслось?
Я вернулась к Мэдди и провела остаток вечера, рыдая за бутылкой виски. Все как будто утратило смысл; чем больше я пила, тем сильнее запутывалась. Я не могла поверить, что Олли отрекся от старой дружбы лишь потому, что я встречаюсь с Гэбриелом Уинтерсом. Он никогда не поднимал шум из-за Джеймса.
Почему он все так преувеличил? И почему я расстроена? Если поплакать еще немного – весь дом промокнет. Я сморкаюсь в кухонную салфетку и принимаюсь за печенье. Господи. Я так сильно не переживала даже в тот день, когда Джеймс разорвал помолвку.
Олли всего лишь друг, тогда как Джеймса я любила. Мы обручились и жили вместе.
Не так ли?
И вдруг до меня доходит, будто с неба на макушку обрушивается удар молота.
Я люблю Олли.
Что?!
Как это произошло?
Олли мне не подходит.
Он не романтический герой.
Но, как ни странно, это не важно. Отложив промокшую салфетку, я вытираю глаза рукавом и задумываюсь над ужасной истиной. Я сделала нелепую ошибку, влюбившись в лучшего друга, а теперь он обручен со стервой Ниной, и вдобавок весь свет, включая Олли, убежден, что я подружка Гэбриела Уинтерса.
Я попыталась позвонить Олли, но он так и не включил мобильный, а на следующий день мое свидание с Гэбриелом расписали во всех газетах. Всякий раз, когда я звонила Олли, мобильник молчал, а к домашнему телефону неизменно подходила Нина. И она уж точно не передавала ему ни слова. Я даже написала Олли, объяснив свои чувства и пытаясь доказать, что у меня ничего нет с Гэбриелом.
«Если не веришь – спроси Фрэнки, – умоляла я в письме. – Он, конечно, разозлится, но все объяснит. Я скучаю по тебе, Ол, и хочу, чтоб ты знал, что мои чувства к тебе вышли за рамки дружеских. Если это взаимно – пожалуйста, позвони».
Но он так и не ответил, и все письма и сообщения остались без внимания. Олли, как и обещал, полностью посвятил себя невесте, оставив меня наедине с моим романтическим героем. Я уже подумывала о том, чтобы поехать в Лондон и поговорить с Олом, но что толку? Он сделал свой выбор – и предпочел Нину. Если я начну его преследовать, вряд ли это можно будет назвать достойным поведением. И кстати, я перебралась в Корнуолл, чтобы начать с чистого листа и позабыть о слабой, апатичной Кэти Картер, которая жертвовала собой ради мужчин. Ничего не скажешь, вопрос снят.
Придется принять совет Олли и жить собственной жизнью.
Утвердившись в этой мысли, я посвятила все силы игре с Гэбриелом, который хорошо платит. Таким образом, удалось окончить роман и послать Олли чек на ту сумму, которую он потратил на мое лечение. К концу лета на счету у меня лежало небольшое состояние, на столе – законченная рукопись, а в шкафу висели самые красивые наряды в юго-восточном Корнуолле. Но стала ли я счастливее?
Черта с два.
Я вздыхаю. По крайней мере обзавелась хорошей прической. Просто удивительно, каких чудес можно достичь при помощи дорогого шампуня. Несколько визитов к Ники Кларку – и прощайте, рыжие кудряшки, здравствуйте, красивые гладкие волосы, шелковистые, как мех Саши.
Глаза снова наполняются слезами. Саша… Почему буквально все напоминает мне Олли? Фрэнки говорит, что почти не видит кузена, и это неудивительно: как только «Голубой рок» подписал контракт, сам он преимущественно витает в облаках. Одно повышение следовало за другим – на этой неделе Фрэнки прыгает от радости до потолка, поскольку у него вышел первый сингл. Мне по-прежнему кажется, что пение их группы напоминает крики человека, которому выматывают кишки, но, наверное, я чего-то не понимаю. Остальные в восторге.
– Все в порядке, Кэти? – спрашивает Себ, менеджер Гэбриела, возникая рядом со мной.
– В полном, – отвечаю я. – Сколько еще времени это займет?
Себ поднимает бровь.
– Тебе не нравится?
Мягко сказано. Я страшно тоскую – но по крайней мере было время и возможность закончить книгу и пересмотреть свою жизнь. Я приняла несколько решений.
Но прежде чем с кем-нибудь ими поделиться, нужно помочь Мэдс, которая по-прежнему уверена, что Ричард изменяет ей с какой-то шлюхой по имени Изабелла. Она по-прежнему продает вибраторы по всему Корнуоллу, а я не в силах смотреть, как подруга губит себя.
– Мы встречаемся с Мэдди, – говорю я. – Мне пора.
– Празднуешь окончание книги? – Себ кивком указывает на стол.
– Что-то вроде того, – уклончиво отвечаю я. На самом деле Мэдс везет свои эротические прибамбасы на девичник в Бодмине, а я должна обеспечить моральную поддержку. Я – живая реклама. Гостьи неизбежно узнают меня и хотят купить такие же трусики, какие носит подружка Гэбриела Уинтерса. Доходы Мэдс заметно выросли с тех пор, когда я стала ее официальным партнером, и совсем скоро она отправится на Карибы.
А я окончательно сяду на таблетки, если еще какое-то время придется лгать Ричарду, прессе и всему миру.
– Кэти! – восклицает репортер. – Выйди, пожалуйста, к Гэбриелу на веранду. Мы хотим сделать снимок: вы двое, в лучах заката, смотрите друг другу в глаза. Потом ты расскажешь читателям, как нашла своего романтического героя.
Честно говоря, мне опротивели романтические герои. С ними всегда что-то не так. Взять хоть Гэбриела – он настолько поглощен собой, что, если вывернуть его наизнанку, он тут же обретет прежнюю форму, как резиновый. То же самое – Гай и даже Джейк, который питает явную склонность к барменшам с внушительным бюстом. По-моему, они сплошное разочарование.
Пожалуй, следующий роман стоит написать в жанре фарса. Вот что такое моя жизнь в последнее время.
– Ты опоздала! – укоризненно говорит Мэдс, когда я наконец вхожу в дом. – Я уже почти перестала ждать.
– Прости, – говорю я, взбегая по лестнице и заходя в крошечную ванную. – Нас фотографировали для журнала. Сейчас смою эту дрянь и помогу таскать коробки.
Наливаю в ладонь ополаскиватель и размазываю по лицу. Несколько минут яростного оттирания – и я вновь становлюсь собой, разве что немного румянее. Я взбиваю волосы, когда вдруг слышу громкие голоса внизу. Похоже, Мэдс и Ричард снова выясняют отношения.
– И не отрицай, что это твое! – кричит Мэдс.
– Ладно. – Ричард говорит спокойно, но опыт подсказывает, что наступило затишье перед бурей. – Мое. Какие проблемы?
– А ты как думаешь? – восклицает она. – Я знаю, в чем дело! Ты бегаешь к какой-то шлюхе!
Я замираю на полпути вниз по лестнице. Не следует вмешиваться в супружеский скандал.
– Ну вот опять, – устало говорит Ричард. – Я ведь сказал, у меня никого нет.
– Тогда зачем тебе это надо?
Я задерживаю дыхание. Что же она нашла?..
– А как по-твоему? – Я слышу какое-то движение. – Послушай, у меня нет ни времени, ни желания начинать все сначала, Мадден. Мне пора.
– Пора! Пора! Тебе всегда «пора»! Куда на сей раз?
– На собрание прихожан, – говорит Ричард. – А ты куда идешь?
– К подруге. Ты против?
– Нет, конечно, но, по-моему, ты проводишь слишком много времени у своих подруг… – Ричард делает паузу. – Уверена, что это не ты мне изменяешь?
Какой кошмар. Я чувствую себя ребенком, который слышит, как ссорятся родители. Не то чтобы я когда-либо слышала родительскую ссору – мать с отцом обычно были слишком обкурены, и потом, они пацифисты, – но видела достаточно мелодрам и могу представить всю картину.
– Да, конечно, обвини меня! Я уверена, что ты спишь с какой-то шлюхой, поэтому не притворяйся! У тебя всегда очередное собрание!
– Я священник. Разумеется, хожу на собрания прихожан.
Я спускаюсь еще на несколько ступенек, чтобы украдкой заглянуть на кухню. Мэдс застыла у раковины, уперевшись руками в бедра, с раскрасневшимися щеками и гневно подпрыгивающими кудряшками. Ричард, высокий и мускулистый, стоит спиной ко мне. Я чуть не задыхаюсь от удушающего запаха одеколона.
– Тогда зачем тебе нужно это? – Мэдс тычет пальцем в огромный ярко-желтый магнитофон, который муж держит в руках. Аппарат похож на миниатюрную подводную лодку. Давненько я ничего подобного не видела. Возможно, за него можно получить целое состояние в антикварном магазине, который специализируется на эпохе восьмидесятых.
– Мы собираемся послушать гимны. – Рич хватает куртку со стула. – Если ты не против.
Мэдс не отвечает, но губы у нее решительно сжимаются.
– Молчание – знак согласия. Не дожидайся меня, приду поздно. Иди, куда ты там хотела, и веселись. – Ричард разворачивается, и я прижимаюсь к стене, когда он проносится мимо, точно торнадо.
Не все благополучно в райском гнездышке.
– Ублюдок! – вопит Мэдс, когда Ричард хлопает дверью. – Сукин сын!
– Успокойся, – умоляю я, заметив, что костяшки у нее угрожающе побелели, а глаза горят. – Так не может дальше продолжаться.
– Это уж точно, – рычит Мэдс. – Он что, идиоткой меня считает? Богом клянусь, Кэти, я его брошу. Я скопила уже почти пять штук – неплохо для начала.
– Ты не можешь оставить мужа! Ты ведь любишь его! А как же Карибы?
– Забудь про Карибы. Я не поеду туда с этим негодяем.
– Ты ведь даже не знаешь, действительно ли он тебе изменяет.
Не знаю, отчего я вступаюсь за Ричарда. Он сводит меня с ума, но я твердо уверена, что он не изменяет жене.
– А вот и знаю. – Мэдс показывает какую-то коробку: – Вот доказательство.
– «Натуральный черный цвет, – читаю я. – Окраска за пять минут». Я-то думала, ты нашла презервативы. Каким образом это доказывает измену Ричарда?
– Он красит волосы, – цедит Мэдди по слогам, будто разговаривает с ребенком или слабоумным. – Хочет красиво выглядеть. Несомненно, для другой, потому что я-то знаю, что он седеет. Даже лобок у него седой.
Могла бы этого и не говорить.
– Я тоже крашу волосы, – говорю я. – И ты.
– Но мы женщины! Мы обязаны следить за внешностью. А речь сейчас о Ричарде, Кэти, а не о твоем Гэбриеле!
– Он не мой, – ворчу я. Мэдс, впрочем, прекрасно все знает. Она единственная, кому я рассказала правду, не считая Джуэл. Впрочем, та не в счет. Тетушка на месяц отправилась в клинику Чемпни на курс детоксикации перед кутежом в честь дня рождения. Типично для Джуэл. Большинство людей очищают организм после того, как хорошенько выпьют, но она предпочитает подготовиться заранее.
– Все равно. – Мэдди машет рукой. – Ричард! Ну надо же! Ты когда-нибудь встречала человека, которого земные блага интересовали бы меньше, чем Ричарда?
Наверное, нет. Такое ощущение, что ее супруг родился немолодым и в облачении.
– А еще он завел мобильник, – жалуется Мэдс, – и не желает сидеть дома. А если здесь – то не выходит из ванной. Отмывается после чужой постели! – Голос у нее поднимается и опасно дрожит. – А как насчет денег и записки, которую я нашла на гардеробе? Все это не так уж невинно.
– Иногда стоит копнуть поглубже, – намекаю я, вспомнив, во что превратилась в последнее время моя жизнь.
Мэдс гневно смотрит на меня.
– Ричард – мерзавец, и я это докажу!
– Как?
Она жмет плечами.
– Когда придумаю, ты узнаешь первой.
Судя по тому, как Мэдс бродит по дому, что-то бормочет под нос и таскает вниз коробки, я искренне надеюсь, что окажусь поблизости, если она и впрямь докажет измену Ричарда. Впрочем, ни минуты не сомневаюсь в том, что ее супруг невиновен. Конечно, поведение его до крайности двусмысленно, но я просто поверить не могу, что Ричард способен изменить. Во-первых, он священник; во-вторых, обожает Мэдди.
Когда я бреду за ней по тропке меж скал, с полными руками коробок и буклетов, мне не дает покоя этот вопрос.
Мэдди всю дорогу до Бодмина клянет Ричарда. На протяжении двадцати трех миль я только и слышу: «Ублюдок!», «Мерзавец!», «Сукин сын!» и «Скотина!»
Смотрю в окно и пытаюсь наслаждаться видом, но это не так-то просто, когда за рулем рядом бурлит вулкан. Стоит прекрасный летний вечер, и я опускаю окно микроавтобуса, чтобы вдохнуть аромат теплой земли и скошенной травы. Дорога пролегает через лес, и я рассматриваю изумрудную зелень и белые свечки каштанов, в то время как лучи света от фар пробиваются сквозь полог листвы и пляшут на асфальте. Изгороди поросли цветущим вьюнком, обочины покрыты лютиками.
– Красота какая, правда? – спрашиваю я, надеясь подбодрить Мэдс, но подруга слишком занята – она скрипит зубами и обещает выпотрошить мужа. Ей не до красот природы.
– Сукин сын, – бормочет она. – Ну погоди…
Что-то подсказывает мне: предстоит долгий вечер.
Бодмин – маленький городок, который возник как бы из ниоткуда. Только что мы ехали по сельской местности, где блеяли овцы и оглушительно пели птицы, – а уже через минуту оказались на внушительной транспортной развязке и покатили через промышленные районы.
– Мы правильно едем? – спрашиваю я, нервно рассматривая бетонные строения.
– Уж поверь. – Мэдс сворачивает направо, и мы проезжаем под железнодорожным мостом. Слева школа – серые стены и жалюзи на окнах напоминают о сэре Бобе. Видимо, все школы похожи на тюрьмы. Не то чтобы, впрочем, там было так уж плохо. Я испытываю нечто вроде ностальгии. Поверить не могу, что скучаю по школе! Обычно летом я лихорадочно скупала лотерейные билеты и рассылала отрывки из романа в редакции в отчаянной надежде, что к первому сентября кто-нибудь меня спасет. И вот я избавилась от меловой пыли и протекающих ручек. Мне платят за фиктивный роман с телезвездой, а я мечтаю вернуться в класс, к моим ворчливым подросткам.
Жизнь – странная штука.
И конечно, очень хотелось бы увидеть Олли. Не сомневаюсь: если мы вновь проберемся в котельную, чтобы украдкой покурить, то наверняка уладим все недоразумения. Если же мой план потерпит крах, я могу насильно накормить Нину школьными макаронами – загадочной липкой массой, которая больше похожа на клейстер для обоев, нежели на еду. Эта штука быстро ее прикончит.
– Вот! – Мэдс дергает за тормоз с такой силой, что чуть его не отрывает. – Приехали.
Мы стоим перед участком, застроенным одинаковыми кукольными домиками цвета засахаренного миндаля. Розоватые коттеджи с желтыми террасами группируются вокруг ярко-зеленой лужайки с маленьким прудом, в котором утки смогут разве что намочить лапки.
– Номер одиннадцать. – Мэдс распахивает дверцу и выскакивает. – Возьми что-нибудь, а я пока пойду и позвоню.
Я открываю заднюю дверь микроавтобуса и начинаю таскать коробки к дому. Приходится протискиваться между припаркованными машинами. Здесь вроде бы нет ничего странного, но мой взгляд падает на маленькую синюю «фиесту», которая стоит прямо напротив двери дома номер одиннадцать. Впрочем, и в ней нет ничего необычного – как и в наклейке на заднем стекле, с изображением рыбки. Но точно такая же машина у Ричарда. Вплоть до вмятины на крыле.
Только я тут ни при чем!
Странное совпадение – Ричарду нечего делать на девичнике в Бодмине. И потом, в машине лежат банки с краской, а не Библии или что там еще положено священнику. Хихикнув при мысли о Ричарде, приехавшем на девичник, я выбрасываю глупости из головы и принимаюсь помогать Мэдс. Та потягивает вино вместе с уже нетрезвыми девицами, а я вытаскиваю вешалку с бельем и раскладываю карточки для лотереи, мимоходом отметив, что Мэдс сделала две ошибки в слове «куниллингус».
Учитель всегда остается учителем.
Вечеринка что надо. Женщины охотно развлекаются – и еще охотнее тратят деньги: заказы так и сыплются. Мы относим товары в гостиную, так что гостьям никто не мешает любоваться гигантскими вибраторами. Мы с Мэдс едва успеваем записывать. Я изо всех сил желаю, чтобы сегодня подруга наконец скопила нужную сумму. Понимаю, мои жалобы однообразны, но тем не менее напряжение невыносимо. Я так мечтаю о тихой жизни.
И об Олли.
Мы с Мэдс сидим на кухне, занятые подсчетом денег. Я отчаянно пытаюсь не думать об Олли и сосредоточиться на записи заказов. Мэдс, надев очки и сосредоточенно высунув язык, считает на калькуляторе. Мы почти закончили, когда из комнаты доносятся радостные взвизги.
– Стриптизер! – пищит кто-то из девиц. – Давай раздевайся!
Мы с Мэдс не обращаем ни на кого внимания, поглощенные арифметикой. Стриптизеры на девичнике – обычное дело, это мы уж точно переживем. Кстати, вряд ли Гэбриелу понравится, если его девушку застукают за тем, как она глазеет на стриптизера. Когда начинается музыка – разумеется, это страстное воркование Тома Джонса, – я наконец заканчиваю и украдкой заглядываю в комнату.
И едва не падаю в обморок.
В углу стоит огромный ярко-желтый магнитофон. Разумеется, в Британии может быть два подобных чудовища, и даже в крошечном уголке юго-восточного Корнуолла…
О Господи. Таких совпадений не бывает.
Пока девицы стонут и вздыхают, стриптизер, в карнавальном костюме полисмена раздевается до плавок и крутит наручниками над головой. Я не вижу его лица сквозь толпу возбужденных девиц, но… желтый магнитофон, «фиеста» у входа, странные отсутствия, краска для волос… Все начинает обретать смысл.
Конечно, Ричард не…
Не может…
Ни за что…
Я вытягиваю шею, но, разумеется, мне не хватает роста, чтобы разглядеть. Впрочем, улики ведут к единственному выводу, и я, словно новый Эркюль Пуаро, понимаю, что разгадала тайну.
Я тяну Мэдди за рукав:
– Взгляни-ка на стриптизера.
Она хмурится, занятая подсчетами.
– Я все еще жена священника. И потом, – моя подруга на мгновение отрывается от записной книжки, – в жизни достаточно повидать одного стриптизера, чтобы ухватить суть…
– Поверь, такого ты никогда не видела…
– Я пытаюсь привести в порядок заказы.
– Я серьезно, Мэдс. Ты обязана увидеть этого парня.
– Ну ладно. – Мэдс бросает блокнот на стол. – Если в результате ты успокоишься…
Она откладывает калькулятор и проталкивается через толпу улюлюкающих девиц в первый ряд.
Я закрываю глаза и начинаю считать. Один, два, три…
– Очень мило, – говорит Мэдс. – Хотя я не понимаю, из-за чего столько шума. Неужели тебя так легко удивить? А вон тот тип, пожалуй, и впрямь неплох… – добавляет она, заглядывая на кухню, где работает маляр – сейчас он полощет в раковине кисти. – Отличная задница…
– Забудь про нее! Ты не видишь, что это за стриптизер? – взвизгиваю я, становясь на цыпочки и пытаясь разглядеть мужчину. – Мэдс, там Ричард! Преподобный танцует стриптиз!
Музыка как раз замолкает, и мои слова звучат в тишине. Женщины оборачиваются и глазеют на меня. Потом кто-то отходит в сторону, и я наконец вижу стриптизера, сплошь в губной помаде. Он стоит среди толпы, побрякивая наручниками.
И это не Ричард.
Ой.
Зато маляр, чью задницу только что оценила Мэдс, вдруг оборачивается. Хотя лицо и волосы испачканы краской, его ни с кем невозможно спутать – мне хорошо знаком этот сердитый, пронизывающий взгляд. Кажется, он в ужасе оттого, что жена и ее подруга застигли его в комбинезоне.
– Ричард? – выпаливает Мэдди в сильнейшем смущении. – Что происходит? Почему ты здесь? Ради Бога, скажи, что ты не стриптизер!
– Конечно, нет, – огрызается Ричард. – О чем ты только думаешь, Кэти? Как ты посмела сказать, что я стриптизер? Совсем с ума сошла?
– Но магнитофон! – пищу я. – Постоянное мытье! Краска для волос!
– Я подрабатываю маляром! А за работой люблю слушать музыку. Молодой человек одолжил мой магнитофон, потому что свой у него сломался, – объясняет Ричард с раздражением в голосе. – И дома мне приходится тщательно мыться, чтобы смыть краску. Единственное, что я снимаю на работе, так это старые обои со стен. Господи, Кэти, я ведь священник!
– Подрабатываешь маляром? – упавшим голосом вторит Мэдс.
– Но при чем тут краска для волос? – вмешиваюсь я, потому что это действительно не дает мне покоя.
Ричард закатывает глаза.
– Кэти, я седею! Впрочем, не стоит оповещать твоих друзей журналистов. – Он краснеет. – Достаточно уже, что жене известна степень моего тщеславия…
– Я давно это знала, – говорит Мэдди. – Но зачем тебе подрабатывать?
– Седые волосы… Все ясно, – снова вклиниваюсь я. Может, стоит сбежать – прежде чем Ричард оторвет мне голову?..
– А что вы-то делаете здесь? Вас пригласили на вечеринку?
– Не совсем… – Мэдс делает серьезное лицо. – В общем, не только ты решил подработать.
Ричард обводит взглядом комнату. Кружевное белье, вибраторы, съедобные трусики…
– О Господи. Быть не может.
– По-моему, нам обоим нужно объясниться, милый, поскольку до сих пор мы не отличались излишней откровенностью, – поспешно говорит Мэдс, потому что у Ричарда на виске начинает пульсировать жилка. – Может быть, поговорим в каком-нибудь более уединенном месте?
– Отличная идея, – подхватываю я.
Там, где меня не будет на линии огня. Например, на Луне.
Пока Мэдс и Ричард идут к автобусу, я в рекордное время собираю товар, предоставив гостьям развлекаться. Сказать, что я сконфужена, – значит, изрядно преуменьшить. Ричард Ломэкс тайком подрабатывает маляром? Трудно сказать, что я это предвидела.
Но слава Богу, он не стриптизер. После такого зрелища мне наверняка понадобился бы психиатр.
Женщины танцуют, в воздухе не умолкают восторженные взвизги, я тащу в микроавтобус последнюю коробку. Ждать больше смысла нет. Сейчас выбью окно и начну грузить барахло. У Ломэксов было двадцать минут на то, чтобы убить друг друга или договориться.
По крайней мере брызг крови на стеклах я не вижу.
– Кэти! – кричит Мэдс, раскрасневшаяся, с блестящими глазами. – Прости, что не помогла прибраться, но…
Голос у нее обрывается, и она бросает взгляд на мужа, в запачканной краской одежде.
– Нам нужно было кое-что прояснить.
– Вижу, – бодро отвечаю я, запрыгивая внутрь и притворяясь идиоткой. – Что тут у вас? Или лучше не спрашивать?
– Ох, Кэти! – выпаливает Мэдс, расплываясь в улыбке до ушей. – Все просто прекрасно. Ричард обнаружил мои карибские буклеты и тоже решил заработать денег, чтобы устроить романтический отпуск. Нам пришла одна и та же идея! Это ли не доказательство, как мы любим друг друга?
– Я понял, что Мэдди несчастлива, – вступает Ричард, – но не знал, что делать. Потом увидел объявление «Требуется маляр» и решил, что смогу подработать, отвезти Мэдди на Санта-Лючию и извиниться за собственное равнодушие. Я подрабатывал всего несколько месяцев, но скопил достаточно. Хотел сделать сюрприз…
– Ты вовсе не равнодушен! – восклицает Мэдс, хватая мужа за руку и прижимая ее к своей груди. – Дурачина этакий! Я-то думала, ты завел любовницу и хочешь меня бросить. Мечтала поехать на Карибы, чтобы вернуть тебе интерес к браку…
– Но я и не терял интереса! – возражает Ричард. – Я очень тебя люблю! Просто мне показалось, что я недостаточно для тебя хорош, и чем дольше я молчал, тем хуже становилось. Ты казалась такой несчастной, и вокруг было столько секретов, что теперь я даже не знаю, с чего начать.
– Например, деньги на гардеробе, – напоминаю я. – И загадочная записка от Изабеллы.
– Ты искала на гардеробе? – Рич стонет. – В моем доме нет безопасных мест! И в записке нет ничего загадочного, просто у тебя богатое воображение. Я получил ее после того, как впервые поработал маляром. Изабелле шестьдесят лет, и я красил ей спальню ко дню рождения. Она дала мне пятьдесят фунтов на чай и порекомендовала друзьям. Чудесная женщина.
Мэдс целует его в нос.
– Так здорово, что никакой любовницы нет. Не знаю, с чего ты взял, что недостаточно для меня хорош. У тебя потрясающее тело.
– Видимо, физический труд пошел мне на пользу, – объясняет Ричард, сажая жену на колени. – Должен признать, я действительно доволен собой. Но пора наконец остановиться. Когда я увидел вас сегодня, то испытал настоящий шок. Представляете, если бы на вашем месте оказался епископ? – Он живо представляет эту сцену и бледнеет. – Да меня бы, наверное, отлучили от Церкви, если бы узнали, что я подрабатываю маляром, а моя жена продает эротические игрушки. Конечно, деньги – вещь хорошая, но для жены священника это слишком рискованно.
