Текст книги "Прикосновение (Пьесы)"

Автор книги: Рустам Ибрагимбеков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

А н я. Хорошо.

С а л а е в (улыбаясь). Что это вы там шепчетесь?

Игорь и Аня идут навстречу ему.

И г о р ь (обнимая Салаева). Есть из-за чего. Дело большой важности. Для меня, во всяком случае. Как ты съездил?

С а л а е в. Прекрасно. Аня, ты, как всегда, хороша.

А н я. Спасибо. А ты, как всегда, добр ко мне.

С а л а е в. Я привез кучу новостей.

И г о р ь. Что сказал Смоленцев?

С а л а е в. Сейчас все расскажу. (Показывает на скамейку.) Займите свои места.

Все рассаживаются.

(С шутливо-торжественной серьезностью.) Ты проявляешь нетерпение, обижающее этих почтенных людей. (Плавным жестом обводит рукой всех присутствующих.) Саша, папку! (С шумом опускает на стол папку, подчеркнуто почтительно поданную Сашей.) Рад сообщить глубокоуважаемым членам тайного общества ОИВНС, что, Саша, означает «Общество искренне верующих в нефть Сибири», о том, что в этой папке прибавилось несколько весьма любопытных документов, не только подтверждающих нашу с вами гипотезу о тургутском месторождении, но делающих ее неоспоримой.

И г о р ь (Салаеву). Ну, брось дурачиться, прошу тебя. Что сказал Смоленцев?

С а л а е в. Не торопись, нам еще предстоит принять нового члена в наше общество… Дорогие единомышленники, в соответствии с уставом общества я коротко расскажу вам, почему счел возможным рекомендовать в наши ряды этого юношу. Полгода назад на пересечении главных улиц одного из близлежащих сибирских городов я увидел молодого человека, лежащего посредине мостовой на снегу. Был сильный мороз, градусов под сорок. Молодой человек лежал на спине, раскинув руки, рядом лежала его кепочка. Я очень торопился, но, понимая, чем кончится в Сибири такой отдых на привале, вынужден был остановиться и помочь юному алкоголику встать на ноги. К своему удивлению, обнаружил, что юноша не пьян. Часа через два, закончив дела, возвращаюсь назад, смотрю – на том же месте, в той же позе лежит тот же молодой человек. А рядом кепочка. Подхожу, беру его за шиворот, ставлю на ноги и спрашиваю: «Что это с тобой, юноша, уж не псих ли ты?» А он смотрит на меня с презрением, и в глазах его я вижу слезы обиды. «Эх, вы, романтики, – отвечает он мне. – Герои! Люди будущего! Сорок минут специально лежу на самом людном месте, замерзаю среди бела дня, и хоть бы кто-нибудь помог бы! Никто!» – «Как, говорю, никто? А я?» – «Ты, – отвечает он мне, – не в счет: раз оба раза подошел, значит, ты нетипичный случай. А где, говорит, остальные романтики, про которых в газетах пишут?» – «Едем, – говорю ему, – со мной, и я тебе покажу таких романтиков, что тебе страшно станет». Но не получилось тогда. Не смог он со мной поехать. Но сейчас я его все же привез. Зовут его Саша. Он помбурильщика, закончил профтехучилище. Ну как, примем его в наше тайное общество? В конторе его уже оформили.

В с е. Примем.

С а л а е в (Саше). Тогда клянись! Повторяй за мной: «Клянусь искренне верить в нефть Сибири и сделать все от меня зависящее, чтобы ее найти».

Саша клянется.

И г о р ь. Что сказал Смоленцев?

С а л а е в. Перехожу к волнующему Игоря, да и всех нас вопросу. Друзья, профессор Ростислав Николаевич Смоленцев, ознакомившись с этой папкой, сказал, что собранный материал дает все основания считать наше предположение о существовании в Тургуте крупного нефтяного месторождения правильным.

И г о р ь (возбужденно). Кроме него еще кто-нибудь читал материалы?

С а л а е в. А тебе мало Смоленцева?

И г о р ь. Нет, я не к тому… Фарид, Аня, ребята, поздравляю… Это здорово!.. Есть тургутская нефть!!

У л а н о в. А толк-то какой? Она там, а мы здесь.

И г о р ь. Петр Матвеевич, ничего ты не понимаешь. Теперь этой папке цены нет! Уже за то, что мы ее собрали, нам должны памятники поставить.

У л а н о в. За папки памятники не ставят.

А н д р е й. Да и за нефть тоже. Сколько мы ее нашли по стране, а что-то памятников не вижу.

И г о р ь. Будут памятники, помяните мое слово, и в газетах о нас писать будут, и еще много чего произойдет.

С а л а е в. Ну, а какие у нас новости?

А н д р е й. Кантея прогнали. Опять на работу не вышел. Вроде в тайге заблудился. А как мы на буровую ушли, так он сразу появился. Я сказал Кареву: «Все, хватит, гнать его надо, а не то я сам уволюсь».

У л а н о в (мрачно). Ну что, кончаем митинг?

С а л а е в. Ты что-то не в настроении, Матвеич.

Уланов и Зоя встают и уходят в свой балок.

И г о р ь (Андрею и Курманаеву). Ознакомьте Сашу с местными условиями, чтобы знал человек, где у нас что находится.

А н д р е й. А что тут показывать, ничего интересного.

И г о р ь (настойчиво). Ну, с народом познакомьте. Идите, идите, а то темнеет уже.

Андрей, Курманаев и Саша уходят.

И г о р ь. Ну, теперь, когда мы одни, можно поговорить серьезно.

Салаев садится рядом с Аней. Игорь стоит перед ними.

Я вас не понимаю, ребята… Наступил решающий момент!

Салаев, как бы следуя его призыву, обнимает Аню за плечи.

Ну, перестань ломать комедию. Ребята, надо действовать немедленно. Я очень волнуюсь сегодня. Начинается совершенно новый этап нашей жизни. Я верю Смоленцеву безоговорочно. Поэтому нам следует пораскинуть мозгами и решить, что мы конкретно должны предпринять в ближайшее время, чтобы оказаться поближе к Тургуту.

С а л а е в. Ничего.

И г о р ь. То есть как это ничего?

С а л а е в. Никуда перебираться мы не должны. Это бесполезно.

И г о р ь. Почему?

С а л а е в. Территориально Тургут подчиняется другому геологическому управлению, которое в ближайшие годы не планирует изыскания в районе Тургута. Если мы поедем туда сейчас, нас всех разбросают по действующим партиям, а это хуже, чем когда мы все вместе здесь.

И г о р ь. И что ты предлагаешь?

С а л а е в. Мне кажется, надо продолжать работу, как прежде, и искать возможность перебраться в Тургут всем вместе.

И г о р ь. А откуда появится такая возможность?

С а л а е в. Я думаю, когда-нибудь и мы будем что-то решать здесь.

И г о р ь. Когда это будет?

С а л а е в. Не скоро, наверно, но другого выхода нет.

А н я. Вчера Голубой опять целый час проверял карту.

С а л а е в (улыбается). Он считает, что подчиненный обязательно должен ошибаться.

А н я. Проверял-проверял, потом смотрит на меня растерянно. Я ему говорю: «Ну что, нет ошибки?» А он аж перекосился весь и говорит: «Ничего, в следующий раз ошибетесь».

И г о р ь (Салаеву). Ты знаешь, мне кажется, надо прекратить эти твои шуточки с ОИВНСом. Смысла никакого, а вред может быть большой. Ты знаешь, что сегодня сказал Кантей в конторе, объясняя причину своего прогула? «А чего надрываться, все равно здесь нефти нет». А когда Карев начал выяснять, откуда у него такие сведения, он заявил, что это ты ему сказал.

С а л а е в. Ему я этого не говорил.

И г о р ь. Вот именно. Значит, он услышал от кого-нибудь из членов твоего ОИВНСа. И получается, что ты им говоришь одно, а они понимают другое.

С а л а е в. Кому «им»? Для тебя что, Уланов и Кантей одно и то же?

И г о р ь. Нет, конечно. Но есть вещи, которые они одинаково не понимают и понять не могут в силу интеллектуальной ограниченности.

С а л а е в. Что-что? В силу чего?

И г о р ь. Интеллектуальной ограниченности.

С а л а е в. Понятно. (Ане.) Ты не огорчайся, это его высшее образование подсекло. Не может оправиться от потрясения, полученного в день вручения диплома. А раньше был нормальным парнем. Честное слово.

И г о р ь. Странная у тебя манера появилась – переходить на оскорбления, когда не хватает аргументов в споре. Я ведь, наверное, тоже могу посмеяться кое над чем в тебе…

С а л а е в. Ради бога. Если это действительно смешно.

И г о р ь. Но ты знаешь, что я этого никогда не сделаю, потому что ты мой друг. (Резко повернувшись, направляется в сторону поселка.)

С а л а е в. Подожди. Куда ты?

И г о р ь. Мне надо зайти в контору. Аня, ты не идешь к себе?

А н я. Нет, я еще побуду здесь.

И г о р ь. Ну ладно. Просто я хотел поговорить с тобой.

А н я. Но это же не срочно?

И г о р ь. Нет. (Уходит.)

С а л а е в. Глупо получилось. Что-то он очень обидчивым стал.

А н я. Он сегодня объяснился мне в любви.

С а л а е в. Ну, тогда все понятно. Я был неправ.

А н я. А тебя не интересует, что я ему ответила?

С а л а е в. Нет.

А н я. Почему?

С а л а е в. Потому, что твой ответ в любом случае не доставит мне радости.

А н я. Почему?

С а л а е в. Долго объяснять.

А н я. А ты все же потрудись.

С а л а е в. Давай не надо, а?

А н я. Ну, тогда я объясню.

С а л а е в. Как хочешь.

А н я. Если я сказала ему «нет», это не должно тебя радовать, потому что он твой друг. А если я сказала ему «да», это не доставит тебе радости, потому что… я тебе тоже нравлюсь. Правильно я объяснила?

С а л а е в. Да.

А н я. Больше ты ничего не хочешь мне сказать?

С а л а е в. Нет.

А н я. Почему?

С а л а е в (ласково). Слушай, ну что ты придуриваешься? Ты же знаешь, почему!

А н я (спокойно, не обращая внимания на его грубость). Из-за того, что у тебя жена и сын?

С а л а е в. Из-за этого тоже.

А н я. А еще из-за чего?

С а л а е в. Из-за тебя.

А н я. Не понимаю.

С а л а е в. А что тут понимать? Мне ясно давно, что я совершил ошибку когда-то, женившись. Но все равно я никогда не оставлю их, потому что за свои ошибки надо расплачиваться. Ясно?

А н я. А при чем тут я?

С а л а е в. А при том, что тебе пора замуж, пора рожать детей. Будь ты чуть легкомысленней, все было бы проще. Ну, а поскольку ты человек серьезный, то держись от меня подальше. Я не то, что тебе нужно.

А н я. Это точно.

С а л а е в. Ну вот и договорились.

А н я. Дело не в жене и не в ребенке. Меня не это останавливает.

С а л а е в. А что?

А н я. Тебе никто не нужен. Никто. Вот если бы ты был послабей. Или заболел сильно. Или руку тебе отрезало. Тогда бы у тебя возникла необходимость в сострадании и ласке, и тогда бы я пришла к тебе.

С а л а е в. А зачем я тебе без руки?

А н я. Чтобы я могла тебя жалеть.

С а л а е в. А тебе обязательно нужно жалеть, чтобы любить?

А н я. Да.

С а л а е в. Это чисто русская черта. У женщин других национальностей наоборот: начинается жалость – кончается любовь.

А н я. Почему ты так уверенно говоришь о женщинах разных национальностей? Ты хорошо их знаешь?

С а л а е в (улыбаясь). Мы живем в многонациональном государстве.

А н я. Но я тебе нравлюсь или мне это только кажется?

С а л а е в. Зачем тебе об этом знать?

А н я (задумчиво). Впрочем, я и сама вижу, что я тебе нравлюсь. Может быть, ты даже любишь меня. Тебе не кажется?

С а л а е в. Мне кажется, что тебя любит Игорь. Мало того – я в этом уверен. И я считаю, что вы можете стать прекрасной супружеской парой.

А н я. Я хочу признаться тебе в одной вещи. Ты знаешь, как это ни стыдно, но хоть я и имею высшее образование, я в вашу тургутскую затею верю совсем не потому, что я верю в материал, который собран в этой папке, хотя он и вполне убедительный. А потому, что верю в тебя и Игоря. Конечно, хорошо, если мы найдем нефть. Я очень хочу, чтобы она нашлась. Но еще больше я хочу этого из-за вас. Потому что вижу, как она вам нужна.

С а л а е в. А тебе?

А н я. Конечно, и мне тоже. Но вам она нужна как-то по-другому. Это как любовь, как первое увлечение. Я о мальчике одном так мечтала в шестом классе. Целых два года день и ночь только о нем и думала.

С а л а е в. И чем это кончилось?

А н я. Ничем. Само собой прошло. Потом я поняла, что не в нем дело было, а просто пришла пора любить. Возникла потребность в этом. И тут уже неважно, кого любить, лишь бы любить. Можно и в статую влюбиться. В вас, мужчинах, то же самое. В лучших из вас, конечно, сидит потребность любить дело, которым вы занимаетесь. Не важно, нефть это, или руда, или стихи, но обязательно есть страсть, способность отдать всего себя, от начала до конца, до самой последней клеточки.

С а л а е в. А что, у женщин так не бывает?

А н я. Бывает. Но не всегда их красит. Иногда это даже смешно. А в мужчине всегда вызывает уважение. Даже… если он изобретает вечный двигатель. И это одно из основных ваших качеств, которое нас, женщин, увлекает. Меня, во всяком случае. Я потому за вами и увязалась тогда в Новосибирске. Как увидела вас в тресте, возбужденных, злых, куда-то рвущихся, у меня сердце так и оборвалось: «Вот они, мои фанатики, вот что мне нужно». И прицепилась к вам.

С а л а е в. А нам казалось, что это мы к тебе прицепились.

А н я. Это вам только казалось. Вы были моим спасением. Я очень неуютно себя здесь чувствовала, пока вас с Игорем не увидела. А теперь эта сибирская нефть приобрела для меня дополнительный смысл. Теперь это не просто нефть. А и вы тоже. Я имею в виду не какие-то свои женские интересы, а именно – вы, как люди, которым я верю. И каждый раз, когда ты, дурачась, собираешь эти собрания общества верящих, мне так радостно, будто на выпускной вечер иду, и каждый раз я боюсь, что вдруг однажды тебе все это надоест. Серьезно боюсь, потому что очень хочется верить, очень. Я имею в виду искренне верить, а не говорить пустые слова. Мы ведь так много пустых слов говорим, просто страшно становится. Все вроде правильно, но пусто как-то, бесчувственно, привычно. И безостановочно. Будто сами себя уговариваем в чем-то. Талдычим одно и то же. А ведь этого нельзя делать ни в коем случае. Ты не обращал внимания: если о самых высоких и святых вещах говорить часто, они начинают что-то утрачивать от этого? И то же самое, когда приходится говорить вслух о вещах, о которых не хочется говорить громко… О любви, например. Не важно, к чему эта любовь – к человеку ли, к вещи, к идее. Одного моего знакомого в любви к своей жене заставили поклясться на заседании месткома, иначе путевки в международный молодежный лагерь не давали, проверяли моральную устойчивость. Он взял путевку, пришел домой, обнял жену и говорит: «Ну, дорогая, наконец, после стольких лет совместной жизни, признался я в любви к тебе на заседании месткома».

Таинственно оглядываясь по сторонам, появляется  В е р м и ш е в.

Кто это? А-а-а… Сочувствующий… Не нравится он мне.

Салаев смеется.

В е р м и ш е в. Добрый вечер, Фарид. У меня к вам конфиденциальный разговор.

А н я. Я пошла. (Уходит.)

В е р м и ш е в. Очень милая девушка… Как вы съездили?

С а л а е в. Прекрасно.

В е р м и ш е в. Прибавилось материалов в вашей папочке?

С а л а е в. Прибавилось.

В е р м и ш е в. Восхищаюсь вашей целеустремленностью. Это редкое качество среди современной молодежи. А знаете, почему вы такой целеустремленный?

С а л а е в. Нет.

В е р м и ш е в. Потому что вы талант. Это видно невооруженным глазом. И поэтому вас не любят. Посредственность не терпит таланта и пользуется любым случаем, чтобы его уничтожить.

С а л а е в (улыбаясь). Кто это меня так не любит? Что-то вы преувеличиваете, Григорий Александрович.

В е р м и ш е в. Ни в коем случае! Я говорю только на основании фактов, железных фактов. Я бухгалтер и давно знаю, как могут пострадать за любое преувеличение. Но вы правы, человек я горячий, очень горячий – что есть, то есть – и всю жизнь из-за этого страдаю. Мы с вами похожи в этом смысле.

С а л а е в (продолжая улыбаться). С той только разницей, что мне не пришлось за это страдать.

В е р м и ш е в. Это потому, что вы молоды. Ох, как вы молоды! Вы сами этого не знаете, как вы молоды и талантливы. А я знаю, я вижу, я чувствую это сердцем, потому что наши сердца бьются с одинаковой частотой. Вы улыбаетесь! Конечно, вам смешно, что старик Вермишев, которого все считают подхалимом перед начальством, говорит вам такие вещи. А кто сделал меня подхалимом? Кто сделал из орла сороку? Они. Если бы вы увидели в жизни, сколько видел я, – не дай вам бог, – вы бы тоже своей тени боялись. Вы не знаете, что за люди сидят в нашей конторе и руководят нами! Разве это люди, которые должны возглавлять разведку сибирской нефти? Что они понимают в геологии? Ничего. Я простой бухгалтер и то понимаю, что ничего. И все понимают. Но молчат, потому что боятся. И я тоже боюсь. А что делать? Я маленький человек. А вы не молчите, и за это я вас люблю. Вы говорите громко то, что я говорю в своей душе. И когда я слышу ваш голос, который говорит правду, я радуюсь, что вы есть, и я думаю: какой это прекрасный молодой человек! Ему еще не подрезали крылья, и потому он парит в воздухе, как орел, и смотрит на этих маленьких людей и их неразумные дела сверху. Но он не знает, бедный, что с ним могут сделать за то, что он умней других и не скрывает этого, какие опасности его ждут в жизни. Поэтому тебе, старый, надо держаться подальше от этого молодого человека, если хочешь дожить свой век спокойно. Так я себе говорю, так я себе внушаю, но, как видите, я здесь, с вами. (Оглядывается.) Хотя я должен откровенно признаться вам – я очень боюсь.

С а л а е в (смеется). Чего вы боитесь, Григорий Александрович?

В е р м и ш е в. Всего.

С а л а е в. Это я знаю. Чего вы боитесь сейчас, здесь, в эту минуту?

В е р м и ш е в. Вы знаете, что сказал Кантей сегодня в конторе?

С а л а е в. Знаю.

В е р м и ш е в (разочарованно). Так вы знаете? Кто же это меня опередил? Невозможно жить среди этих людей, такие все сплетники. А я бежал через весь поселок, чтобы вы услышали об этом из первых уст. Я присутствовал при первом разговоре. Хотите, перескажу вам все слово в слово, вы же знаете, что у меня память лучше любого магнитофона.

С а л а е в. Нет. Спасибо.

В е р м и ш е в. Жаль… Что же вам тогда рассказать? Вы были в отъезде двадцать один день?

С а л а е в. Да.

В е р м и ш е в. Хотите, я вам расскажу все, что произошло здесь за время вашего отсутствия, чтобы вы были в курсе дела?

С а л а е в (улыбаясь). Спасибо. Но это займет слишком много времени.

В е р м и ш е в (умоляюще заломив руки). Я отберу только самые интересные для вас факты.

С а л а е в. Спасибо, не надо.

В е р м и ш е в. Ну, прошу вас, не откажите мне, это единственно, чем я могу быть вам полезен. Не лишайте меня такой возможности.

С а л а е в. Ну ладно. Рассказывайте, но только то, что впрямую связано с делом, без сплетен.

В е р м и ш е в. Хорошо. О том, что они поругались, вы знаете?

С а л а е в. Это мне неинтересно. Дальше!

В е р м и ш е в. Кареву срезали военную пенсию.

С а л а е в (прерывает). Это тоже неинтересно. Дальше.

В е р м и ш е в. Пришел приказ Главгеологии о реорганизации нашего треста.

С а л а е в. Это интересно.

В е р м и ш е в (оживляясь). Теперь мы будем подчиняться территориальному геологическому управлению. Повысятся соответственно ставки в аппарате управления, и Карев будет…

С а л а е в. Это неинтересно.

В е р м и ш е в (закатив глаза, роется в памяти). Письмо о лимитах на автомобили пришло после вашего отъезда?

С а л а е в. Это меня не интересует.

В е р м и ш е в. Ожидается комиссия из Москвы.

С а л а е в. Какая комиссия?

В е р м и ш е в. По решению экспертно-геологического совета Министерства геологии. Голубой забил панику. Его брат…

С а л а е в. Это неинтересно.

В е р м и ш е в (хватает его за рубашку). Умоляю, разрешите, расскажу, это очень интересно.

С а л а е в. Мне это неинтересно. Я не хочу слушать ничего, что впрямую не связано с делами экспедиции.

В е р м и ш е в. Но это мне интересно. Прошу вас. Хоть раз разрешите рассказать вам то, что мне интересно.

С а л а е в (смеется). Я понимаю, что поступаю с вами жестоко, Григорий Александрович, но разрешить не могу.

В е р м и ш е в (очень огорченно). Жаль. Вот вы отказываетесь, а они выслушивают все, их все интересует, кто чем занят. Вы, конечно, благородный человек…

С а л а е в. Какое уж тут благородство, просто спать пора.

В е р м и ш е в. Намек понял, убегаю. Но вы верите, что я им ничего про вас не рассказываю?

С а л а е в. Верю.

В е р м и ш е в (оглядываясь). Не исключено, что они еще сегодня зайдут к вам. Из-за болтовни Кантея. Карев – не знаю, а Голубой – точно, зайдет. Прошу вас, будьте сдержанны. Не горячитесь.

С а л а е в. Хорошо.

В е р м и ш е в. Вы думаете, наверное, что я просто сплетник, да? Поэтому я к вам прибегаю. Вы так думаете, да? Это неправда, клянусь вам, мне есть кому рассказывать. Но душа толкает меня в вашу сторону. Я маленький человек и боюсь всего, но я хочу, чтобы у вас в жизни был успех. Большой успех. Потому что вы этого заслуживаете. Вы талант, и мне хочется принести вам хоть какую-нибудь пользу. Вы мне верите?

С а л а е в. Верю, Григорий Александрович.

В е р м и ш е в. Я никогда не сплетничал во вред хорошим людям. Честное слово. Ну, я побежал. (Озираясь по сторонам, идет по направлению к поселку. Увидев  А н д р е я, К у р м а н а е в а  и  С а ш у, шарахается и хочет спрятаться, потом, поняв, что уже замечен, останавливается.)

Салаев, взяв со стола папку, идет к своему балку.

А н д р е й. Ты от кого прячешься, Вермишев?

В е р м и ш е в. Я не прячусь. Зачем мне прятаться, споткнулся просто. (Саше.) Ну как, понравился вам наш поселок?

А н д р е й. Это не твое дело. Ты лучше скажи, что сказали Голубой и Карев. Уволят Кантея или нет?

В е р м и ш е в (шепотом). Тише говори. Уволят. С тобой не хотят связываться.

А н д р е й. И правильно делают… Ну, беги, беги… Я вижу, ты торопишься.

В е р м и ш е в. Да… Спокойной ночи. (Поспешно уходит.)

К у р м а н а е в (берет со стола баночку). Надо медвежий жир попить.

Саша с интересом наблюдает за ним.

А н д р е й (Курманаеву). Отвернись.

Из балка выходит  У л а н о в.

У л а н о в. Андрей, поди-ка сюда.

А н д р е й. Ты чего дома засел, Матвеич? Может, козла забьем? (Подходит к Уланову.)

У л а н о в (глядя в сторону). Вот что, Андрюха, кончай эту историю… ну, эту, с Кантеем… пусть работает.

А н д р е й. То есть как это?

У л а н о в. Ну, прогулял день… Черт с ним. Всякое бывает. Может, и вправду заблудился.

А н д р е й. Да что ты говоришь, Матвеич? Что это, первый случай, что ли? Вспомни, что он на буровой откалывает.

У л а н о в. Помню я все. (Через силу заставляет себя сказать.) Короче – нельзя, чтобы он уехал отсюда.

А н д р е й. Почему нельзя? Да ты не знаешь, какая это гнида! Поверь, нету другого выхода, Матвеич. Должен он уехать. И не надо его жалеть. Не стоит он того. Ты просто многое не знаешь.

У л а н о в (после долгой паузы). Знаю я все… Уедет она с ним, понимаешь?

А н д р е й (растерянно). Как уедет?

У л а н о в. Сейчас сказала: «Если прогоните, брошу тебя и уеду с ним». А я не могу без нее, Андрюха… Сходи в контору, прошу тебя. Скажи там, что ничего против него не имеешь, или что-нибудь другое придумай. Ну, в общем, чтобы не увольняли его. Понял?

А н д р е й. Понял.

Уланов уходит в балок. Курманаев, разинув рот, ждет, когда из банки, которую он держит над головой, потечет наконец струйка загустевшего жира. В своем балке Салаев рассматривает куски битума.

(Курманаеву.) Кончай свои процедуры. Пошли. Мне в контору надо.

С а ш а. Я тоже с вами.

Появляются  Г о л у б о й  и  А н я; она несет перевязанную веревкой картонную коробку.

Г о л у б о й. Что же все-таки в этой коробке, Бекетова?

А н я. Вы бы вместо того, чтобы вопросы задавать, помогли мне.

Г о л у б о й. Она что, тяжелая?

А н я. Уже не имеет значения. (Опускает коробку на землю.)

Г о л у б о й (Андрею и остальным). Добрый вечер, товарищи.

А н д р е й. Добрый. А я как раз в контору собрался. Дело к вам есть.

Г о л у б о й. Собрался, так иди.

А н д р е й. Может быть, мы здесь с вами поговорим?

Г о л у б о й. Пора бы знать, Краснов, что я о делах на улице не разговариваю.

А н д р е й. А Карев в конторе?

Г о л у б о й. Этого я не знаю.

А н д р е й. Ну ладно, проверим на месте. (Уходит.)

Саша и Курманаев следуют за ним. Курманаев продолжает на ходу пить жир. Голубой провожает его осуждающим взглядом.

Г о л у б о й (показывая на коробку). И что вы с ней здесь будете делать?

А н я. Скоро узнаете. Не старайтесь опережать события.

Г о л у б о й. Я не опережаю, не волнуйтесь. Салаев! Салаев!

Салаев выходит из балка.

С а л а е в (сухо). Чем могу служить?

Г о л у б о й. К вам гостья. (Показывает на Аню.)

А н я (Салаеву). Я подожду тебя в балке, только не задерживайся. (Уходит в балок.)

Г о л у б о й. У меня к вам разговор.

С а л а е в. Слушаю вас.

Г о л у б о й. Стало известно, что вы занимаетесь с рабочими экспедиции нежелательными разговорами.

С а л а е в. Можно конкретнее?

Г о л у б о й. Вы, как человек образованный, должны понимать, насколько вредны разговоры, мешающие нормальному течению работы экспедиции и деморализующие персонал.

С а л а е в. Нельзя ли конкретнее?

Г о л у б о й. Почему вы убеждаете рабочих в том, что здесь нет нефти?

С а л а е в. Потому что я считаю, что ее здесь нет.

Г о л у б о й. Ваше мнение никого не интересует, Салаев. И держите его при себе.

С а л а е в. Я привык говорить то, что думаю.

Г о л у б о й. Напрасно. Я к вам хорошо отношусь, Карев тоже. Поэтому мы решили на этот раз не придавать значения вашим словам, тем более что сообщил нам их человек достаточно скомпрометированный, но в будущем вам следует быть более осторожным в своих высказываниях.

С а л а е в. Я добросовестно выполняю свою работу. Но не считаю нужным скрывать свои сомнения по поводу результатов этой работы. Я действительно не верю в то, что в этом районе есть нефть.

Г о л у б о й (снисходительно усмехаясь). А где она есть? Может быть, в вашем Тургуте?

С а л а е в. Хотя бы.

Г о л у б о й. Вы что, действительно уверены в том, что она там есть?

С а л а е в. Да, уверен.

Г о л у б о й. Интересно. А почему именно там, а не где-нибудь в другом месте?

С а л а е в. Я был там в двух экспедициях.

Г о л у б о й. Студентом?

С а л а е в. Да.

Г о л у б о й (смеется). А может быть, в Сибири вообще нет нефти? Что тогда? Я лично далеко не убежден в том, что она есть. Но работа есть работа. Мы государственные служащие и должны выполнять возложенные на нас обязанности независимо от наших настроений и мнений.

С а л а е в. Я придерживаюсь другой точки зрения.

Г о л у б о й. На что?

С а л а е в. На все.

Г о л у б о й. Салаев, я пришел сюда не для того, чтобы выслушивать чьи-то мнения. Еще раз повторяю: это ваше глубоко личное дело – ваши точки зрения. Запрячьте их поглубже и поменьше высказывайтесь, чтобы не очень обращать на себя внимание…

С а л а е в (подчеркивая каждое слово). В этом районе, где сейчас ведет разведочные работы наша экспедиция, нефти нет. Что же касается Сибири вообще, то, в отличие от вас и многих людей, я абсолютно убежден в том, что нефтяные запасы ее огромны и рано или поздно будут обнаружены. Я в это верю. А если бы не верил, то дня лишнего здесь не прожил бы.

Г о л у б о й. Слушайте, Салаев, не стройте из себя Зою Космодемьянскую. Сейчас не война. Работайте, как все, и нечего выпендриваться. Это не вашего ума дело, есть в Сибири нефть или нет. Еще раз повторяю: ваше или даже мое мнение никого не интересует, для этого существуют государственные органы. Они решают эти вопросы, а наше с вами дело – выполнять их решения независимо от того, нравятся они нам или нет. Что же касается тайных собраний, которые вы здесь проводите с рабочими и служащими экспедиции, то это уже выходит за рамки вашего личного мнения или точки зрения и похоже на прямой саботаж. Насколько мне известно, революция у нас в стране уже совершена, так что вы лучше бросьте ваши штучки и не стройте из себя вождя пролетариата и гения какого-то, а не то все это может для вас плохо кончиться. Очень плохо. Предупреждаю вас в последний раз.

С а л а е в (приближается к Голубому). Я думал, ты просто дурак, а ты, оказывается, еще и… А ну, пошел отсюда!

Голубой пятится от идущего на него Салаева. Аня из балка с тревогой наблюдает за происходящим.

Г о л у б о й. Спокойней, спокойней!

С а л а е в. Жаль, что избить тебя нельзя. В тюрьму посадишь. С каким удовольствием расквасил бы я твою рожу, чтобы поняли наконец ты и тебе подобные, что угрозами и страхом ничего хорошего от людей не добьешься.

Аня выскакивает из балка и бежит к Салаеву.

А н я. Фарид, остановись! (Хватает его за руку.)

Г о л у б о й. Успокойте его, Бекетова. Он нервный, оказывается.

С а л а е в. Пошел отсюда, я тебе говорю!

Г о л у б о й. Иду, иду. Успокойтесь. Психопат какой-то. (Поспешно уходит.)

А н я. Ну, успокойся, пожалуйста. Ну что ты так бесишься? Из-за какого-то дурака.

С а л а е в. Да не дурак он, поймите же вы! И не в нем одном дело! Сотни тысяч таких во всем мире, сотни тысяч… И всегда будут…

А н я (улыбаясь). Ну зачем же так обреченно? На тебя это не похоже. А перевоспитание?

С а л а е в. Если бы можно было так легко формировать человека, он давно исчез бы как вид, так же, как исчезли мамонты и другие ископаемые существа. В том-то и дело, что человек стоек во всех своих качествах, и в самых прекрасных, и в самых низменных. И всегда были и будут Юлиусы Фучики, Зои Космодемьянские и Коперники. И толкает их на подвиг любовь к людям. Любовь к людям, накапливаемая из поколения в поколение. Но такие, как Голубой, тоже сложившийся и определенный тип. Тип – что прикажут, то и сделаю. Буду гуманным, если так принято вокруг, если выгодно, буду убежденным, если есть на это спрос, буду жестоким, если это требуется. Буду, буду, буду всем, кем угодно, лишь бы выжить, лишь бы преуспевать, лишь бы обогнать других.

А н я. Да успокойся ты, возьми коробку.

Салаев послушно поднимает с земли коробку.

С а л а е в. Что это за коробка?

А н я. В ней мои вещи.

С а л а е в. Какие вещи?

А н я (спокойно). Внизу посуда кое-какая и книги. Сверху белье… В общем, то, что нужно на первое время… Я решила остаться у тебя.

Салаев кладет коробку на землю.

Не знаю, как ты к этому отнесешься, но я больше не могу без тебя.

С а л а е в (после паузы). Ты, очевидно, не очень представляешь себе, что означает твое решение.

А н я. Мне все равно, что означает.

С а л а е в (подходит к Ане, берет ее за руку). Слушай, ты и вправду не понимаешь, что значит жить с таким человеком, как я. Голубой ведь не первый и не последний, кто говорит мне слова предосторожности. И как это ни грустно, кое-что из того, что говорят эти люди, соответствует истине. Тебя действительно ждет со мной трудная жизнь. И начнется она с завтрашнего утра, когда ты выйдешь из этого балка. Наш поселок как маленькая деревня, и завтра утром уже все будут знать и горячо и долго обсуждать тот факт, что ты стала моей любовницей. Называться это будет именно так и никак иначе, потому что всем здесь известно, что у меня есть семья.

А н я. Мне абсолютно все равно, как я буду называться.

С а л а е в. И мне тоже. И прости меня за то, что я веду сейчас эти разговоры. Но мой долг – предостеречь тебя, потому что, еще раз повторяю, я не собираюсь прожить тихую, мирную жизнь и буду наверняка в будущем не однажды сильно бит. Я это знаю сейчас, заранее, и потому не могу не предупредить тебя.