Текст книги "Прикосновение (Пьесы)"

Автор книги: Рустам Ибрагимбеков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 17 страниц)

А н я. Спасибо.

С а л а е в. Ты не испугалась?

А н я. Нет. (Обнимает его.)

С а л а е в. Ты храбрый человек…

З а н а в е с.

ВТОРОЕ ИНТЕРВЬЮ

Ж у р н а л и с т  записывает на диктофон рассказ  П л а н о в и к а.

П л а н о в и к (с пафосом). Я работал с Фаридом Керимовичем Салаевым еще в Верхне-Правдинской экспедиции с октября тысяча девятьсот шестьдесят четвертого года – три года и четыре месяца, – пока он не перешел на работу в главк. Он был начальником экспедиции, я – заместителем начальника планового отдела. Я очень хорошо помню, как все происходило… Фарид Керимович в Верхне-Правдинск сразу после Тургута приехал. В октябре тысяча девятьсот шестьдесят четвертого это было. У меня фотография есть, как первые три десятка человек на берег высаживаются там, где сейчас Верхне-Правдинск стоит. И я вместе с ними. Тогда это только название было – Верхне-Правдинск, – голое место, ничего нет, лес да холмы. А через два года там уже двадцать шестнадцатиквартирных домов стояли с паровым отоплением, водой и газом. Фарид Керимович сразу добился, чтобы Бобровский лесоучасток нашей экспедиции подчинили, после этого, конечно, вырубку леса с двенадцати тысяч кубов в год до двадцати довели и проблему леса раз и навсегда решили. И пошла стройка. У меня все фотографии сохранились, все до одной. Специально храню как документ для будущего, со временем им цены не будет. А еще две зимы подряд мы чужие барки со стройматериалами конфисковали. Фарид Керимович договаривался с пароходством, чтобы транспорт, который по Иртышу мимо нас идет, на зимовку поближе к нашей пристани ставили. И мы, значит, налетали, составляли акт-опись, чтобы нам потом лишнего не приписали, весь стройматериал конфисковывали и пускали на свое строительство – все равно ему без пользы стоять, пока река не тронется, а нам строить надо. Два раза Фарида Керимовича министерства, чьи грузы были, под суд отдавали. Но к концу года другие экспедиции всегда план по строительству не выполняли, и лишние деньги у них оставались. А чтобы эти деньги не пропали, главк их нам отдавал. Вот мы ими расплачивались. И строили больше, чем все экспедиции, вместе взятые. Рисковали, правда, здорово, но зато городок отгрохали – второго такого нет. Потом, правда, Фарида Керимовича еще раз под суд отдали за вертолеты. Но это уже позже было, года через три, когда мы стадион построили. Фарид Керимович договорился там, в обкоме, или еще где, чтобы финал первенства области по футболу у нас в Верхне-Правдинске провели. А тут, как назло, зарядил дождь. А поле у нас, конечно, не травяное и раскисло, огромные лужи образовались, по самое колено, в футбол играть невозможно. Но Фарид Керимович говорит: «Этот матч отменить нельзя, это первый футбольный матч в нашем городе, и он должен состояться». И отдает приказ, чтобы на стадион два вертолета «МИ-8» послали – поле сушить. Чтобы они там, над полем, летали и своими крыльями воду разгоняли. Ну, конечно, приказ Салаева – закон. Три часа они там летали, сушили-сушили – высушили. И матч состоялся. Но кто-то написал в прокуратуру. (Вдруг все с бо́льшим злорадством.) И там решение вынесли, что это незаконно и, значит, Фарид Керимович должен оплатить всю работу вертолетов из своего кармана, потому что вертолеты не для сушки стадиона предназначены, а совсем для других дел. И нарушать никому не положено. Даже если для пользы людей. Потому что если каждый для пользы людей начнет законы нарушать, что же получится? Зачем же тогда нормы всякие существуют, инструкции или положения? А для того, чтобы их соблюдать! А кто не соблюдает, тот должен понести наказание. Вот Фарид Керимович эти деньги и выплачивал. Один оборот винта «МИ-8» стоит шесть копеек, а их там было два, и три часа они там крутились и, может, миллион оборотов сделали – вот и подсчитайте, какая сумма получается! (Уходит.)

З а т е м н е н и е.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Геологический главк. С а л а е в  сидит за своим столом. Без стука входят  Т и м а н о в с к и й  и  ж у р н а л и с т.

С а л а е в (Тимановскому). Слушай, Олег Тимофеевич, рассказал бы ты товарищу журналисту о своих подвигах…

Т и м а н о в с к и й (косится на журналиста). Каких подвигах?

С а л а е в (улыбается). Да хотя бы последних…

Т и м а н о в с к и й. Зачем? Не надо. (Незаметно для журналиста делает предостерегающие жесты.)

С а л а е в. Ничего, ничего! (Журналисту.) Только ты, если будешь писать, обязательно фамилии измени, а то неудобно – все же человек орден Ленина имеет. (Тимановскому.) Заодно объясни: зачем собрание хотел сорвать? Неужели так струсил?

Т и м а н о в с к и й (огорченно). Думал, народ не соберется.

С а л а е в. Ну, мне хотя бы этого не говори…

Т и м а н о в с к и й. Воскресенье же было…

С а л а е в. Ну и что?

Т и м а н о в с к и й. Откуда я знал, что полный зал наберется?

С а л а е в. Все ты знал. Просто пытался глупо схитрить.

Т и м а н о в с к и й (вздохнув). Пытался…

С а л а е в. И напрасно. Зачем же хитрить, если прав? (Журналисту.) Олег Тимофеевич, как я уже тебе говорил, начальник самой северной нашей экспедиции. Условия там тяжелые: тундра, метели, морозы. Но они ничего, работают неплохо… И вообще все было в порядке, пока там кляузник один не объявился, экономист, и не начал писать везде и всюду жалобы. Обо всем: о беззаконии, неполадках, аморалке, финансовых нарушениях – обо всем.

Т и м а н о в с к и й (жалобно). Работать стало невозможно. Комиссия за комиссией едет. Жалобы не подтверждаются – все равно едут…

С а л а е в (улыбаясь). Они вначале добром просили кляузника, чтобы перестал писать…

Т и м а н о в с к и й. Полгода уговаривали…

С а л а е в. Ну, а потом, бедные, не выдержали, связали его, собрали вещички, посадили в вертолет и отвезли в Салехард. Там высадили, перечеркнули в паспорте пограничную отметку, чтобы назад не смог вернуться, – экспедиция в погранзоне находится, – и, оставив товарища кляузника в Салехарде, улетели к себе домой.

Ж у р н а л и с т. Связанного?

Т и м а н о в с к и й (обеспокоенно). Зачем связанного? Развязали. И денег много оставили – полный расчет произвели. Все как полагается.

С а л а е в. Но товарища кляузника даже полный расчет не удовлетворил. И как развязали ему руки, дал он тут же телеграмму в Ялту, секретарю ЦК КПСС, – он как раз там, в Ореанде, главу какого-то государства принимал: так, мол, и так, прошу принять по делу особой государственной важности… Кто его в результате принял и принял ли вообще, неизвестно…

Т и м а н о в с к и й. Помощник с ним говорил.

С а л а е в. Но факт то, что позвонили из ЦК КПСС в обком и попросили принять меры против анархиста Тимановского, который самосуды над советскими людьми устраивает…

Т и м а н о в с к и й. А я даже не знал, что они его увезти хотят. Общественность от меня тайком сделала. Дружинники.

С а л а е в. Все ты знал.

Т и м а н о в с к и й. Но приказа такого не давал. Сами придумали… Надоело, в конце концов.

С а л а е в (журналисту). После звонка к ним секретарь обкома вылетел и потребовал, чтобы срочно общее собрание созвали. А товарищ Тимановский начал финтить…

Т и м а н о в с к и й. Боялся, что народ не соберется.

С а л а е в. Но народ собрался.

Т и м а н о в с к и й. Как назло, полный зал набился.

С а л а е в. И все как один выступили в его защиту. (Показывает на Тимановского, смущенно потупившего глаза.)

Ж у р н а л и с т (восхищенно). Прекрасный материал! Да!.. Такое можно было бы написать.

С а л а е в. Вот и напиши.

Ж у р н а л и с т. Ну, что вы! Никогда не напечатают. Вы нашего редактора не знаете…

Т и м а н о в с к и й. И слава богу. Мне сейчас только газеты и не хватает.

Зажигается лампочка на пульте. Салаев берет трубку. Слышен голос секретарши.

Г о л о с  с е к р е т а р ш и. Фарид Керимович, он освободился. Соединяю.

С а л а е в. Давай.

Все напряжены. Пауза. Тимановский пытается что-то напомнить Салаеву, но понять его невозможно.

Г о л о с  с е к р е т а р я  о б к о м а. Да… Слушаю…

С а л а е в. Андрей Николаевич, здравствуйте. Салаев вас беспокоит…

Г о л о с  с е к р е т а р я  о б к о м а (строго). Здравствуйте…

С а л а е в. Андрей Николаевич, я опять по поводу Тимановского. Я понимаю, он виноват, конечно, но все же слишком сурово с ним обошлись. Он же лучший наш начальник экспедиции… Смешно – из-за какого-то кляузника потерять хорошего работника.

Г о л о с  с е к р е т а р я  о б к о м а. Тимановский исключен из партии решением бюро райкома. И это решение не тема для телефонных разговоров. Свою точку зрения выскажешь на бюро обкома, когда этот вопрос будет стоять в повестке дня.

С а л а е в. Понимаю…

Г о л о с  с е к р е т а р я  о б к о м а. Вот и хорошо, что понимаешь. Еще вопросы есть?

С а л а е в. Нет.

Г о л о с  с е к р е т а р я  о б к о м а. А как обстоят дела с обоснованием плана?

С а л а е в. Мы получили телефонограмму, что обсуждение перенесено на сегодня на четыре часа. Это плохо, потому что мы не успеваем закончить необходимую подготовку.

Г о л о с  с е к р е т а р я  о б к о м а. Плохо, что ты поднимаешь вопрос большой, государственной важности, недостаточно к нему подготовившись. Показуха и самореклама, которые отличают стиль твоей работы в последнее время, могут принести большой вред делу.

С а л а е в. Андрей Николаевич, если вы имеете в виду телеграмму в Госплан, то… (Срывается и начинает говорить быстро и возбужденно.) Вы же понимаете, что это был единственный выход… Если бы я не дал ее, утвердили бы первый вариант плана, и было бы поздно…

Г о л о с  с е к р е т а р я  о б к о м а. Что значит поздно? Что за мальчишеские штучки?! Какие варианты? Речь идет о государственном плане, который разрабатывается и обсуждается в течение нескольких месяцев и под которым в числе других стоит и твоя подпись. Какое ты имеешь право, не поставив в известность организации, отвечающие за этот план, давать телеграмму в Москву! Ты понимаешь, в какое положение ты ставишь область, всех нас? Откуда ты взял эти новые цифры?

С а л а е в. Они не новые. Я уже давно говорил, что у нас заниженные планы. Помните, я же вам тоже говорил. Но конкретно доказать не мог. А сейчас у меня есть полные расчеты. Мы действительно можем дать в восьмидесятом году триста миллионов. Я ручаюсь за это!

Г о л о с  с е к р е т а р я  о б к о м а. А почему Журавлев и другие категорически возражают против этой цифры?

С а л а е в. Потому, что они не знают того, что знаю я.

Г о л о с  с е к р е т а р я  о б к о м а. Это еще надо доказать. И не забывай, что нефть добывает главк Журавлева, а не ваш. Ему давать эти триста миллионов.

С а л а е в. Наш главк занимается разведкой. И мы отвечаем за то, что к восьмидесятому году мы разведаем необходимое для этой цифры количество запасов.

Г о л о с  с е к р е т а р я  о б к о м а (звучит мягче). Мне рассказали, как ты там на своей вычислительной машине все рассчитываешь. Но учти – машина машиной, а решать твой вопрос будут люди. Заручись лучше поддержкой начальников экспедиций. Надоел ты всем своими фокусами. Это слишком серьезный вопрос, чтобы поддаваться эмоции. Все специалисты в один голос считают, что твои цифры авантюра.

С а л а е в. Они ошибаются.

Г о л о с  с е к р е т а р я  о б к о м а. А они считают, что ошибаешься ты… До свидания.

Слышны отбойные гудки. Салаев вешает трубку.

Свет в кабинете гаснет.

Воспоминание второе

(После событий первого воспоминания прошло три года)

Изба, в которой размещается контора геологоразведочной экспедиции. Н е с к о л ь к о  ч е л о в е к, и среди них  К а н т е й, ждут, когда их примет председатель разведкома.

Между посетителями и тремя столами, за одним из которых сидит  В е р м и ш е в, невысокая перегородка. Над Вермишевым висит табличка: «Председатель разведкома». Два других стола свободны. Видна дверь в боковую комнату, где живет начальник экспедиции. Над второй дверью, напротив, надпись: «Радиоузел». Неторопливо перебрав жиденькую стопку бумаг, лежащих на столе, Вермишев поправляет галстук и прическу, придает лицу строгое выражение и начинает прием.

В е р м и ш е в (важно, с нотками усталости). Пожалуйста, прошу, кто первый.

В приемной переглядываются. Кантей идет первым.

А-а-а… Кантеев… Прошу, садись. (Широким жестом указывает на табуретку по другую сторону своего стола.)

Кантей садится. Хмуро молчит.

Ну… Слушаю тебя… Говори, зачем пришел?

К а н т е й (после паузы). Ты что, не знаешь, что ли?

В е р м и ш е в (делает вид, что только сейчас догадывается). А, ты об этом… Понимаю, понимаю… Да-а… (Озабоченно качает головой, вздыхает.) Сложная ситуация… Хоть я и председатель разведкома, но тут помочь тебе не могу… Если бы не Саша, давно бы тебя уволили. Последний раз кто тебя спас?

С а ш а. Поручился за тебя, упросил, чтобы не уволили, взял в свою бригаду. А чем ты отблагодарил? Довел человека до того, что теперь сам требуешь своего увольнения.

К а н т е й. А кто он такой? Такой же помбура, как и я был… Я сколько лет работаю? А он трех лет не работает, а уже давно бурильщиком его сделали. Скоро и мастером сделаете. А я как был помбура, так и остался.

В е р м и ш е в. А кто тебе виноват? Работал бы, как он, тоже рос бы. (Важно.) С тех пор, как сменилось руководство и во главе нашей экспедиции встал Салаев Фарид Керимович, никто не может жаловаться на то, что хороших работников мы не поощряем. И вообще у нас в стране хорошему работнику везде дорога. Вот посмотри. (Роется в стопке бумаг.)

В приемную входят  З о я  и  У л а н о в. На руках Уланова грудной ребенок.

З о я. Ты иди, иди, Петя. Я сама. (Берет у него ребенка.) Народу мало.

Уланов заботливо поправляет одеяльце ребенка, мнется.

(Улыбаясь.) Да иди ты, не беспокойся. Смена скоро, не успеешь.

У л а н о в. Если долго, то ты не жди, хорошо?

З о я. Хорошо. Да меня без очереди пустят. Я же с ребенком.

Уланов уходит, на пороге оглядывается на Зою и ребенка.

В е р м и ш е в (так и не найдя нужную бумагу). Куда подевал, не знаю. (С пафосом.) У нас в стране… ну что тебе объяснять, сам понимаешь, не ребенок. А что касается Саши, то он всего добился своим трудом, голова у него светлая. Он далеко пойдет. Талант.

К а н т е й (с ненавистью). Блат у него. Салаев его толкает, вот весь талант. Подобрал в снегу, а теперь карьеру помогает сделать.

В е р м и ш е в. Но-но-но, ты полегче с такими обвинениями! Поверь моему опыту, один выход у тебя – проси Сашу. Оставит он тебя – оставит, нет – никто с тобой работать не будет.

К а н т е й. А Салаев может ему приказать?

В е р м и ш е в (важно). Салаев теперь все может. Как начальник экспедиции, он обладает всей полнотой власти! Но не захочет. Потому что если уж Саша от тебя отказался…

К а н т е й (встает). Ладно, посмотрим. (Входит в приемную. Видит Зою. Делает шаг к ней. Останавливается.)

Она встает со своего места и, обойдя его, проходит за перегородку. Кантей продолжает стоять посреди приемной.

В е р м и ш е в. А-а-а, Зоечка, здравствуй! Садись, путевочка твоя готова. А ну-ка, а ну-ка, дай взглянуть на этого чудо-ребеночка.

Зоя садится, Вермишев, перегнувшись через стол, разглядывает ребеночка. Кантей продолжает стоять посреди приемной. Посетители смотрят на него. Открывается дверь радиоузла, выглядывает  р а д и с т.

Р а д и с т. Фарида Керимовича нет? (Опять скрывается за дверью.)

В е р м и ш е в. На буровой… (Зое.) Вылитый отец, то есть, извини, наоборот, вылитая мать… Очень на тебя похож, Зоечка. А ты как считаешь?

З о я (с любовью глядя на ребенка). Не знаю даже. Глаза мои вроде.

В е р м и ш е в. Твои… И губы твои, а нос отца, то есть, извини, я хотел сказать – не твой… Так. (Садится на свое место, начинает рыться в бумагах.) Сейчас найдем твою путевочку. Шикарное время для отдыха. Бархатный сезон. Море. Воздух. Не жарко. Получишь полное удовлетворение. Вот она. Так… (Что-то пишет.) Пожалуйста. (Протягивает путевку Зое.) Деньги внесла в кассу?

З о я. Вчера еще.

В е р м и ш е в. Да, да, правильно. Света мне сказала.

З о я. Спасибо. (Оглядывается на соседний стол.) А где Света?

В е р м и ш е в. За дровами поехала. Андрей за ней приходил, бегали-бегали тут вокруг столов, потом за дровами поехали.

З о я. Все бегает она от него. (Улыбается.)

В е р м и ш е в. Она девушка с характером. Дитя тайги.

Кантей поворачивается и идет назад, за перегородку. Вермишев смотрит на него с подчеркнутым недоумением.

В чем дело, Кантей? Мы с тобой все выяснили, по-моему? Входишь без стука. Я же занят. У меня посетитель, прием идет.

К а н т е й (глядя на Зою). Выйди отсюда.

В е р м и ш е в. Что?

К а н т е й. Выйди отсюда, говорю. Мне поговорить с ней надо.

В е р м и ш е в. Не понимаю…

Кантей, продолжая смотреть на Зою, берет Вермишева за плечо и стаскивает со стула.

Осторожно, осторожно! Что за странная манера?.. (Поспешно пройдя через приемную, выскакивает за дверь.)

Посетители провожают его удивленными взглядами. Кантей подходит к Зое.

К а н т е й. Ну, что скажешь?

З о я. А что тебя интересует?

К а н т е й. Как ты живешь?

З о я (спокойно). Спасибо, живу понемножку. А как ты?

К а н т е й (показывая на ребенка). Мой?

З о я. Мой.

К а н т е й. Понятно. Что же ты прячешься от меня? Вроде ничего плохого я тебе не сделал? Жили-жили – и вдруг все, будто и не было меня.

З о я. Ребенок у меня родился.

К а н т е й. Это я знаю. В больницу к тебе ездил.

З о я (искренне). Спасибо. Передавали мне и передачи, и записки.

К а н т е й. Я думал: выйдешь – вместе жить будем. А ты опять к нему пошла.

З о я. Я от него не уходила.

К а н т е й. Но со мной-то жила?

З о я. Жила.

К а н т е й. А теперь что?

З о я. А теперь не буду.

К а н т е й. Почему не будешь?

З о я. Ребенок у меня… Неужели не понимаешь? Много я глупостей наделала в жизни, а теперь нельзя. Ребеночка надо растить. (Встает, хочет пройти мимо Кантея.)

К а н т е й. Стой.

З о я. Что тебе надо?

К а н т е й. Этот ребенок мой, потому нам теперь надо вместе жить. Едем со мной. Все будет, как ты хочешь.

З о я. Что, опять гонят?

К а н т е й. Да.

З о я (мягко, после паузы). Не поеду я с тобой никуда. Мне ребеночка моего растить надо. А здесь мне легче всего. Здесь мне люди помогут.

К а н т е й. Значит, не поедешь?

З о я. Нет.

К а н т е й. Ну, смотри! Пожалеешь еще… все пожалеете! (Круто повернувшись, уходит.)

Чуть погодя, перепеленав ребенка, уходит Зоя. Навстречу ей входят  С а л а е в, В е р м и ш е в  и  С а ш а. Здороваются.

В е р м и ш е в (на ходу). Товарищи, не ждите, сегодня приема не будет.

П о ж и л о й  п о с е т и т е л ь. И после обеда не будет?

В е р м и ш е в. Я, по-моему, по-русски сказал.

Салаев, Саша и Вермишев заходят за перегородку. Садятся. Посетители расходятся.

С а л а е в (Вермишеву). Аня не приходила?

В е р м и ш е в. Нет.

С а л а е в. А Света где?

В е р м и ш е в. За дровами поехала с Андреем. Он тут опять бегал за ней. Саша, я тебе совет хочу дать. Может быть, простишь Кантея? Год ты с ним возился – прости еще раз.

С а ш а. Тут дело не в прощении. Работать с ним невозможно. Бригаду разлагает.

С а л а е в. Значит, ты твердо решил выгнать его?

С а ш а. Да.

С а л а е в. Придется уволить. Больше ему не с кем работать. Ты был последним.

С а ш а (усмехнувшись). Угрожает мне.

В е р м и ш е в (возмущенно). И это после того, что ты для него сделал! (С любопытством.) А как он угрожает? Что говорит?

С а ш а. Глупости разные. «Плакать по тебе будут», – говорит и еще другую чепуху.

Из радиоузла выходит  р а д и с т.

Р а д и с т (Салаеву). Радиограмма от главного геолога.

С а л а е в. Когда пришла? (Читает радиограмму, даже при его умении владеть собой заметно, что он взволнован.)

Р а д и с т. Только что.

В е р м и ш е в. Саша, тебе надо жениться.

С а ш а. Собираюсь.

В е р м и ш е в. А мне собрание надо провести.

С а ш а. Это посложней, чем жениться.

Разговаривая с Вермишевым, Саша пытается по выражению лица Салаева что-либо понять про содержание радиограммы. Видно, что он, как и Салаев, очень ждал ее. Спокойствие Вермишева можно объяснить лишь тем, что Салаев и Саша что-то от него скрывают.

В е р м и ш е в. Вот ты смеешься, а я уже месяц голову ломаю, не могу тему придумать.

С а ш а. Какую тему?

В е р м и ш е в. Собрания. Повестку дня. Чтобы интересно было и вместе с тем значительно. Я же потом протоколы в местком управления отправляю. Надо произвести там хорошее впечатление.

Салаев возвращает радиограмму радисту. Тот уходит.

С а л а е в (улыбаясь, Саше). А на ком ты собираешься жениться? (Легким кивком головы дает Саше понять, что доволен радиограммой.)

В е р м и ш е в. У него невеста в Москве есть.

С а л а е в (Саше). Правда?

С а ш а (улыбаясь, Салаеву). Да… Скоро должна приехать.

В е р м и ш е в. Что пишет главный геолог?

С а л а е в. А вам все надо знать?

В е р м и ш е в (обижаясь). Если это секрет, то не надо. Пожалуйста. От меня все здесь скрывают. Можно подумать, что я враг.

С а л а е в (улыбаясь). Ну ладно, не обижайтесь. (Саше.) Теперь можно всем об этом объявить. Тимановский был послан мною в Тургут для предварительного выбора места нашей будущей базы. В радиограмме он сообщает, что уже отбил точки для буровых и вернулся в управление.

В е р м и ш е в (поражен). Как в Тургут? А я ничего не знал…

С а л а е в. Вот и узнали! Когда в Тургуте стало известно, зачем приехал Тимановский, сбежался весь поселок. Сам секретарь райкома сопровождал его везде и убеждал в том, что мы обязательно найдем там нефть. Для них это означает новую жизнь.

С а ш а. И для нас тоже.

В е р м и ш е в (растерянно). А что в управлении?

С а л а е в. Пока нормально. Подробностей не знаю. Жду Тимановского. Он уже доложил им о результатах поездки. Их пугает расстояние – тысяча двести километров действительно не шутка. Но то, что район, в котором мы сейчас ведем разведку, малоперспективный, это они уже поняли.

С а ш а. Значит, скоро переезжаем?

С а л а е в. Я думаю, что да.

С а ш а. Наконец-то! Три года ждали этого дня.

С а л а е в (улыбаясь). Кто три, а кто и больше.

В е р м и ш е в (испуганно). А вдруг там нет нефти?

В контору входит  К а н т е й, проходит за перегородку.

С а л а е в (Кантею). Ты ко мне?

К а н т е й. Да.

С а л а е в. Слушаю тебя.

К а н т е й (хмуро). Меня нельзя увольнять. Мне ехать некуда.

С а л а е в. Это уж пеняй на себя. Кто виноват, что никто с тобой работать не хочет? В другую бригаду я тебя направить не могу, а в этой… не знаю… (Смотрит на Сашу.) Может, оставят тебя?

С а ш а (жестко). Это исключено. Бригада знает о моем решении, и отменять его я не могу.

С а л а е в (Кантею). Ну вот, видишь.

С а ш а. Еще месяц назад было не поздно. Я предупреждал, что подожду еще один месяц, не больше: будет работать, как все, – оставлю в бригаде, нет – выгоню.

К а н т е й (взрывается). А кто ты такой, чтобы судьбу мою решать? «Свечи» со мной таскал, а теперь начальника из себя строишь?

С а ш а (Салаеву). Мое решение окончательно, а там как знаете. (Уходит.)

С а л а е в (Кантею). Придется уволить – больше тебе работать не с кем.

К а н т е й. Мне ехать некуда.

С а л а е в. В Сибири работы навалом, куда угодно можешь поехать.

К а н т е й. Мне здесь надо быть, у меня причина есть.

С а л а е в. А есть причина, работать надо было нормально…

К а н т е й. Значит, увольняете?

С а л а е в. Да.

К а н т е й (сквозь зубы). Ладно. (Уходит.)

В е р м и ш е в. Вот пристал, как банный лист. Это он из-за Зои уезжать не хочет.

С а л а е в. Жалко его, хоть и подонок.

В е р м и ш е в. Еще какой… Фарид Керимович, что же все-таки с собранием делать?

С а л а е в. В каком смысле?

В е р м и ш е в. Надо же собрание провести, месяц уже, как я председатель разведкома, а собрания еще не было.

С а л а е в. Ну, проводите, кто вам мешает?

В е р м и ш е в (уныло). А тема? Я же не могу просто собрание собрать? (С пафосом.) Первое собрание! Оно должно быть на уровне. Чтобы и здесь, и там (показывает на потолок) поняли, с кем имеют дело. Я по ночам плохо сплю, все думаю. Ничего не могу придумать.

С а л а е в (улыбаясь). Следите за жизнью, Григорий Александрович. Жизнь сама подскажет вам тему.

В е р м и ш е в. Правда?

С а л а е в. Абсолютно.

В е р м и ш е в. Знаете, что я еще хотел сказать вам?

С а л а е в. Нет, не знаю.

В е р м и ш е в. Как старший по возрасту, хочу дать совет. Мне кажется, вы себя неправильно держите с людьми. Не как начальник экспедиции. Вот Саша… хороший парень… Я знаю, вы его любите, я тоже к нему прилично отношусь, но как он с вами разговаривает? Как будто вы не начальник его, а товарищ. То, что он подражает вам во всем, может, даже это неплохо, когда с другими, но он и с вами так же держится – второй Салаев, смешно даже. Я давно хотел сказать вам. Вы не смейтесь. У меня большой опыт. Я всю жизнь с начальством имел дело. Это все не просто. Тут целая наука, как себя вести с людьми, как держаться, как приказывать, как благодарить. Люди быстро наглеют, если быть с ними на равных; они дистанцию должны чувствовать. Вот с Игорем вы правильно поступили. Это мудро.

С а л а е в (удивленно). А как я с ним поступил?

В е р м и ш е в (увлеченно). Я знаю историю всяких дворцовых переворотов очень хорошо. Часто кое-кто из ближайших сподвижников того, кто пришел к власти, оказывается обойденным. Их никуда не назначали, не повышали, не награждали, и даже наоборот – очень часто они впадали в немилость. Почему? Или потому, что они сделали уже свое дело и теперь не нужны. Или потому, что не могли идти в ногу со временем и оказывались, как говорится, не на уровне современных требований. Или, что самое худшее, из-за того, что становились опасными! Слишком много знали.

С а л а е в. Это все интересно, Григорий Александрович, но какое это все имеет отношение к нам, к нашей экспедиции, ко мне, к Игорю?

В е р м и ш е в (торжественно). Самое прямое. Вы правильно сделали, что, став начальником экспедиции, не назначили его главным геологом! На этой должности нужен хороший исполнитель, а Игорь на правах друга оспаривал бы каждый ваш приказ.

С а л а е в. Слушайте, Вермишев, если бы я не знал, что вы по сути своей хороший и добрый человек, то, слушая вашу болтовню, мог бы подумать, что вы мерзавец.

В е р м и ш е в (наивно). Но почему? Я же считаю, что вы правильно поступили. Здесь вы проявили себя как мудрый политик. А с Сашей – нет. И с многими другими тоже. Вы слишком с ними миндальничаете.

С а л а е в. А с вами?

В е р м и ш е в (увлечен и не замечает злости в голосе Салаева). Ну, я особый случай! Я абсолютно не опасен для вас. И вы знаете, что я предан вам душой и сердцем! (Вдруг понимает, что Салаеву не нравится то, что он говорит.)

С а л а е в. Вы кончили, Григорий Александрович?

В е р м и ш е в. Да, пожалуйста.

С а л а е в. Я с интересом выслушал вашу теорию переворотов. Но должен огорчить вас – она не всегда соответствует истине. Я назначил главным геологом не Игоря, а Тимановского только потому, что он гораздо более опытный геолог-практик. Только поэтому! Понятно вам?

В е р м и ш е в (упавшим голосом). Понятно.

С а л а е в. Что же касается вас, то ваша должность, как вам, наверное, известно, выборная. И не забывайте о том, что после выборов бывают перевыборы. И тут уж никакие государственные перевороты не помогут, если окажется, что вы плохой председатель разведкома. Это вам тоже понятно?

В е р м и ш е в. Да.

С улицы слышен голос Ани.

Г о л о с  А н и. Тащи машинку. Я буду дома. (Входит в контору.)

В е р м и ш е в. Я пойду.

А н я. Что вы такой унылый, Григорий Александрович?

В е р м и ш е в. Жизнь сложная штука, Анечка. (Уходит.)

А н я (Салаеву). Что это с ним?

С а л а е в. Да ну его, чушь мелет. (Встает, подходит к Ане, обнимает ее.) Глупые теории излагает, по которым получается, что я намеренно не назначил Игоря главным геологом, чтобы он мне конкуренции не оказывал. Представляешь?

А н я. Есть новости от Тимановского?

С а л а е в. Радиограмма. Пока все нормально. Должен скоро приехать.

А н я. Ты поел?

С а л а е в. Да.

А н я. Пусти, я пойду умоюсь. (Уходит в их комнату.)

С а л а е в (громко). Слушай… Я сейчас подумал: а вдруг и у Игоря могут быть какие-нибудь сомнения в связи с назначением Тимановского?

Г о л о с  А н и (после паузы). Не знаю. Не думаю. (Появляется в дверях с полотенцем в руке.) Да Игорю и не до этого сейчас. Он весь в диссертации.

С а л а е в. Это точно. С ним и говорить уже трудно – весь набит эрудицией и информацией.

А н я. Он много читает.

С а л а е в. Это хорошо. Это как раз то, чего нам не хватает.

А н я. Он сейчас придет. Печатать будем на машинке.

С а л а е в. При одной мысли, что рано или поздно и мне придется этим заниматься, тошно становится. Эти введения, обзор литературы, обоснования, описания, выводы – жуть.

А н я. А ему это нравится.

С а л а е в. Я тоже обратил внимание. Все-таки по духу он больше ученый, чем практик.

А н я. И неизвестно, что лучше.

С а л а е в. Лучше – что больше нравится. Что ты так рано вернулась?

А н я. Тебя это интересует как начальника экспедиции?

С а л а е в. Просто рад. Мы так мало общаемся, хотя и рядом все время… Ну ничего, вот махнем летом куда-нибудь и ничего не будем делать, только друг на друга смотреть. Времени будет уйма – три отпуска, представляешь?

А н я (устало). Не фантазируй.

С а л а е в. Почему? Хотя да… Ну, дней на десять – пятнадцать мы же сможем махнуть?

А н я. Не знаю.

С а л а е в. Махнем обязательно. И мне родителей надо проведать. Знаешь, как хорошо у нас на даче! Песок, солнце, скалы, море рядом. Представляешь?

А н я. Представляю.

В контору входит  И г о р ь. В руках у него пишущая машинка и несколько папок.

А вот и Игорь.

И г о р ь (Салаеву). Не нервничай, печатать мы будем после окончания рабочего дня.

С а л а е в. Да хоть весь день. Все равно переезжаем.

И г о р ь. Тимановский приехал?

С а л а е в. Жду с минуты на минуту.

А н я (Игорю). Поставь сюда.

И г о р ь (опустив машинку на один из столов). От Смоленцева письмо пришло.

С а л а е в. Что пишет?

И г о р ь. Членкором его избрали. Я послал ему пару статей.

С а л а е в. Ну и как?

И г о р ь. Очень понравилось.

С а л а е в. Поздравляю.

И г о р ь. Ориентировочно назначили защиту на ноябрь.

С а л а е в. Да, тебе этот переезд осложнит жизнь.

И г о р ь. Осложнит – не то слово.

А н я. Я уже говорила Фариду.

С а л а е в. Да я и сам понимаю. Ничего, поможем тебе как-нибудь выкрутиться.

И г о р ь. Не уверен.

С а л а е в. А я уверен. (Смотрит на часы.) Ну, я пойду послушаю радио. (Уходит в радиоузел.)

И г о р ь (негромко). А почему ты сказала, чтобы я принес ее сюда? (Показывает на машинку.)

А н я. Нельзя же каждый вечер торчать у тебя… Ничего, он собирается поехать в пароходство.

И г о р ь. Во сколько?

А н я. Не знаю… На весь вечер, по-моему…