Текст книги "ПО 3 (СИ)"

Автор книги: Руслан Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 19 страниц)

– Кто считает года? – развел руками Панасий – Порой кажется, что здесь все остановилось – даже возраст.

Мне почудилось или же старик в белом чуть отвел в сторону взгляд? Да и голос Панасия вроде как едва заметно дрогнул…

Целью моего неожиданного вопроса была попытка выяснить знают ли они о гипотетическом бессмертии… но внятного ответа я не получил и заодно понял, что пока нет смысла продолжать это направление. Что ж… помолчим, покурим, подумаем…

Где-то минуты через две неспешного моего курения – закурил и наш водитель, продолжая сидеть к нам спиной, но явно вслушиваясь в разговор – я заговорил о другом:

– Не увидел у вас… классовых зон.

– Замок, Центр, Холл? – правильно понял меня Панасий – На что заплатил – там и поселился?

– Ага.

– Ну… мы стараемся дать каждому одинаково, Охотник. По потребностям.

– И берете от каждого по способности и возможности?

– Примерно так…

– Не самый надежный государственный строй – улыбнулся я.

– Нет-нет… вернее сказать, что мы просто даем каждому ровно столько, сколько можем дать и предупреждаем – вот это и есть ныне все его потребности. Вот кровать, вот место для омовения, вот такая у нас еда и питье. Другого не будет. Если не нравится – уходи и поищи место получше. Если произнести это достаточно внятно – обычно предлагаемые условия принимаются с благодарностью.

– Желтковая проблема решена – кивнул я – Согласен.

– Желтковая проблема? – удивился старик.

– Я ее так называю – улыбнулся я – По старой памяти.

– Расскажи…

– Вряд ли будет интересно.

– Все же расскажи, Охотник. Позволь нам судить. Да и ехать еще долго…

– Долгого рассказа из этой истории не выйдет – фыркнул я, туша окурок о подошву сапога – Случилось это довольно давно. В то время у меня еще была… спутница жизни. И мы пытались жить той жизнью, что подразумевала свободу от лишних якорей вроде постоянного места жительства, машины, гаража, дачи и всего прочего похожего. Идеал – солидный денежный счет в банке и небольшой рюкзак на плече, что вмещает в себя ноутбук и немного личных вещей.

– Интересно…

– Но это звучит так громко. На самом деле мы тогда просто взяли паузу и, перебравшись на несколько месяцев в тропическую страну, взяли в аренду большой дом на океанском побережье. Утром работа, в обед сиеста, вечером дайвинг, а потом долгие разговоры о смысле жизни.

– Звучит райски…

– Чтобы не надоесть друг другу, мы пригласили еще две пары – комнат в доме хватало. И не прогадали – было весело. В общем время мы провели неплохо, хотя особой жизненной мудрости не постигли.

– Желтковая проблема?

– Каждое утро я готовил яичницу на огромной сковороде – увидел ее на одном из рынков и просто влюбился в этого монстра. На ней влегкую можно было приготовить до десяти яиц.

– Пожарить?

– Да. Просто пожарить – кивнул я – Ну… так было с самого начала. Я ставил сковороду на огонь, наливал чуток масла, затем разбивал туда пять яиц. Солил, перчил и готово – вприкуску с местной лепешкой обалденно вкусно.

– Вкусно…

– Все изменилось с момента появления тех четверых гостей. Сковорода ведь большая. А вставали мы примерно в одинаковое время. И как только наши друзья просекли, что каждое утро я жарю яйца, они начали просить пожарить и для них тоже. Да не проблема – сковорода огроменная, поэтому я просто разбивал больше яиц.

– Проблемы не вижу…

– Но она возникла – улыбнулся я – Оказалось, что в отличие от меня и моей подруги у других были свои сложные отношения с яичными желтками. Кто-то предпочитал желтки полностью прожаренными, почти сухими. Другой желал, чтобы их желтки оставались почти сырыми и обязательно целыми, не растёкшимися. Третий умолял наспех взбить его порцию вилкой, чтобы смешать желток с белком. Четвертый просил прокалывать его желтки, когда они почти готовы – уж не знаю зачем.

– Не ожидал такой сложности…

– Как и я. И уж чего я точно не мог ожидать, так это того, что я каждое утро стану проводить на кухне полчаса вместо пяти-десяти минут. Я не мог ожидать, что мне придется нервничать из-за простой яичницы. Я не мог ожидать, что мне придется угождать чужим вкусовым пристрастиям, а затем выслушивать от гостей дружелюбное, но все же чуток недовольное ворчание, когда у меня не получалось им угодить. В общем, в одно прекрасное утро мне это все надоело. Я разогрел сковороду, плеснул масла, разбил как придется пятнадцать яиц, посолил, поперчил, подождал несколько минут и оттащил все это великолепие на стол. А в ответ на удивленные взгляды гостей-гурманов я улыбнулся и сказал – с этого дня я готовлю яичницу только так и никак иначе. И заморачиваться с желтками не стану. Что получится – то получится. Не нравятся – не ешьте. Готовьте себе сами.

– И каков был результат?

Я широко улыбнулся:

– Каждое утро я продолжал наспех готовить большую яичницу и подавать на стол. Все ели без возражений, с удовольствием макая еще теплую привозную лепешку в подсоленные и поперченные желтки.

– Ты решил свою проблему. Дал лишь то, что готов был дать и предоставил лишь один выбор – брать или не брать.

– Верно. Вы поступили также, создав для всех одинаковые условия.

– И возражений ни у кого не было и нет. Смотри, Охотник. Мы почти на месте…

Вскинув голову, я вгляделся в указанном направлении. Не сразу понял, чуть наклонил голову и… беззвучно ахнул, медленно поднялся, опершись ладонью о холодное боковое стекло.

Каменный тоннель кончился. Двигаясь вниз по склону, мы приближались к подножию преградившей нам путь каменной отвесной скалы, что была покрыта льдом и снегом. Но удивила меня не эта стена. Я смотрел выше – туда, где на немалой высоте разглядел в исходящем сверху скудном освещении венчающие скалу причудливые тесно стоящие здания.

– Город – выдохнул я.

– Город – подтвердил тоже поднявшийся Панасий – Их город… Город под полупрозрачной крышкой ледяного гроба…

Поэтично…

И полностью правдиво.

Но я не ответил. Я вообще никак не отреагировал на слова старика – слишком уж я был поглощен завороженным разглядыванием той части города, которой повезло сохраниться почти нетронутой. У меня это заняло почти полчаса – уже потом я глянул на время и сообразил, что терпеливые луковианцы ждала все эти минуты. Впрочем, когда я наконец опустил ненадолго взгляд, то понял, что и они занимались разглядыванием мертвого города. А судя по лицам троих пассажиров, что не скрывали своих эмоций – они здесь впервые как и я. Похоже, правление Бункера воспользовалось оказией и вместе с чужаком отправило на экскурсию еще и тех из своих, кто давно уже просился.

– Здесь холоднее – выдохнул я и зябко поежился.

– Гораздо холоднее – подтвердил Панасий и глянул на прикрепленный за окном старый термометр – Минус сорок три.

– А там? – мой взор опять устремился выше. Меня магнитом тянули мертвые здания.

– Вплотную к стене средняя температура минус сорок пять. Хотя наши замеры давно уже не так регулярны.

– А выше?

– Видишь тряпку?

– Темный треугольный лоскут? И торчащая из расщелины нога?

– Ты разглядел – кивнул Панасий – Хорошие молодые глаза. Зоркие. Цепкие.

– Какая температура на той высоте?

– Это максимум на который поднимались наши экспедиции – вздохнул старик – Сорок девять метров. Температура на такой высоте замерялась лишь раз и составила минус сорок пять.

– Ясно… – ответил я – Ясно…

Чужой город был… знаком и незнаком, понятен и странен… Но одно сразу становилось ясно – этот город строили те, кто позднее производил летающие кресты и гусеничные вездеходы. Эти грубые или даже примитивные формы, никакого стремления в высоту, четкие углы, толстые надежные стены… Все это собрание квадратных и прямоугольных блоков, что именовалось городом, было создано для спокойной и надежной защищенной от всех превратностей судьбы городом. Заставь меня наречь это место за три секунды и первое что пришло бы в мой мозг – Бункер. Да… Бункер. Даже самое основание под городом – мощная скалистая плита – говорила о том, что крепкий город построен на крепчайшем фундаменте.

– Эта цивилизация веками ждала под гнетом ожидания… – тихо промолвил Панасий, правильной поняв задумчивое удивление на моем лице – Они знали, что однажды ОНО грядет…

– Столп – плотнее закутываясь в шкуру, кивнул я – Они знали, что однажды чудовищное создание опять явится из космоса и принесет с собой новые планетарные катаклизмы. Принесет с собой смерть. Получается, они подчинили всю свою жизни подготовке к грядущей угрозе… и ведь справились…

– Ты знаешь очень многое. Думаешь, они справились? Что с их планетой? Оглянись…

– Не верю, что такое – я обвел глазами лед и снег вокруг – На всей планете… не верю… Мы все обитаем, существуем на лишь небольшом куске промороженной земли, что украшена Столпом по центру. А раз здесь город… то можно предположить, что удар по будущему Столпу нанесли в тот момент, когда это стало возможно, либо же остановили его там, где причиненный ущерб будет минимальным…

– Небольшой город – это минимальный ущерб?

– Если его успели эвакуировать – то более чем минимальный. Что тут из потерянного? Железобетонные коробки? Это ерунда для процветающей технократии…

– Вот это предположение…

– Про эвакуацию? Это логичный вывод. Любой правитель уведет из-под удара мирное население. При их возможностях этой займет считанные часы.

– Технократия – вот слово удивившее меня.

– Технократия с военным уклоном – кивнул я – Но это лишь моя догадка. Никаких фактов для подтверждения не имею. В любом случае – подобная погодная ледяная аномалия не может простираться на всю планету. Хотя, несомненное, подобное образование хоть как-то но повлияло на климат ближайших областей.

– Хочешь сказать, что где-то там, за валом из разрушенных упавших за многие годы крестов, за снежными вьюгами и буранами, находится… обычная мирная теплая местность? Светит солнце, бегают дети, взрослые лениво растянулись на зеленой травке и, наслаждаясь приятной погодой, изредка поглядывают на видимую отовсюду махину Столпа, что тянет к себе облака?

– Да – убежденно кивнул я – Не спорю, что область обледенения должна медленно распространяться. Эта аномалия должна тянуть влагу со всей округи, а таяния почти нет… хотя я далеко не ученый. Но льды и снега расширяются. Вместе с этим расширяется ареал снежных червей и медведей… Но это лишь догадки граничащие с фантастикой, мечтаниям и бредом.

– Фантастика, мечты и бред – разве не это главный двигатель прогресса и способ познания мира через предсказание?

– Я – не писатель. Я практик – качнул я головой – И с детства стараюсь задавить в себе ту самую пресловутую творческую жилку, что побуждает думать о слишком далеком будущем или о давно ушедшем прошлом, но не как о вот-вот грядущем.

– Жестко сказано… Но зачем думать о ушедшем прошлом?

– Вот и я не знаю. Но немало из моих прошлых друзей признавались мне, что порой часами мечтают о том, как однажды вернуться в давно законченную школу, снова попадут в свою обиженную шкуру главного слабака класса и вот тогда, вооруженные знаниями и смелостью из будущего, жестоко накажут всех своих обидчиков… Если это творческая пульсирующая жилка – мне такого не надо. Я гляжу на несколько шагов вперед. Редко – на десять вперед. Может в том, чтобы жизнь всей цивилизации была подчинена одному общему страху, одной общей угрозе… и есть что-то хорошее. Они добились многого. Чего стоят только из невероятные технологии, что черпают свою энергию прямо из наших тел!

– Так мечтать – это плохо?

– Нет. Главное уметь мечтать правильно. Взять вот их – я опять указал глазами на мертвый город – У них была мечта. Большая мечта. И они добились ее исполнения. Никто во всей вселенной не скажет, что они не умеют мечтать по-крупному и добиваться исполнения своих желаний. Но для этого им пришлось многое поменять в своих жизнях…

– Века под гнетом ожидания неизбежного – медленно повторил Панасий свою недавнюю и явно любимую им фразу.

– И поэтому сменилось их мировоззрение? Их предпочтения? Мы земляне практичны и мечтательны одновременно. Дикая смесь того и другого в неравной и постоянно меняющейся пропорции. Мы строим дешевое муниципальной жилье похожее на картонные коробки, а рядом возводим уходящие в небеса иглы ультрасовременных небоскребов. А вот они – совсем другие.

– Мировоззрение ли, Охотник? Больше денег – выше дома? Или хотя бы больше комнат и богатого убранства? Может так?

– Хм – усмехнулся я и с благодарностью кивнул, когда мне молчаливым жестом указали на термос с жидким, но таким горячим кофе – Мы любим деньги. И любим материальные блага. Но мы умеем и мечтать – мечтать правильно.

– А ты практик?

– Ага.

– Но пусть небольшая мечта у тебя все же есть?

– Одна только что появилась – ответил я, глядя на застывший замерзшим флажком бурый лоскуток над торчащей обледенелой ногой – Хочу подробностей.

– О чем?

– Ваши экспедиции. Для чего? Как часто? Что удалось узнать?

– Что ж… – Панасий вздохнул, пытаясь подобрать правильные слова, но не нашел нужных и закрыл рот.

– Ничего! – с нескрываемой язвительностью буркнул наш водитель, повернув свое кресло. Неспешно достав из наружного кармана исцарапанный портсигар, он бережно выудил оттуда длинный окурок, чиркнул спичкой и, пыхнув пару раз, повторил с еще большей насмешливостью – Ничего! Убили троих, устроили клоунаду с криками «режь-не режь»… В результате все же обрезали. Двое рухнули с высоты и разбились. Третий остался там – тлеющий огонек сигареты указал наверх – После этого верховное правление бункера вынесло чертово настоятельное пожелание мудрых. И на этом все экспедиции закончились. А всего их было три. Первая поднялась на десять метров. Вторая на двадцать. Третья… ну ты сам видишь… я был в каждой. И только в третьей не лез первым.

– Вот как… Гордиян Трофимович… а что такое «настоятельное пожелание мудрых»?

Кашлянув, Панасий торопливо заговорил:

– То и есть – настоятельное пожелание мудрых и опытных луковианцев. Всего их четверо.

– И ты один из них – буркнул Гордиян.

– Луковианцев? – уточнил я.

– Э-э… нет-нет. К примеру, и уважаемый Гордиян однажды может быть однажды избран в ежегодных выборах. Мы не особо любим власть и великую ответственность, Охотник. Там во власти… неуютно и неспокойно. Пропадают сон и аппетит, исчезает свободное личное время, зато обостряются все старые болячки, а за ними появляются новые…

– Наставление – хрипло рассмеялся Гордиян – Говори прямо – приказ! Это приказ четверки главных! И ты был первым, кто высказался за запрет! А так… все сказанное – чистая правда, Охотник. Любой может претендовать на выбор в правление. Но кому это надо? Ради чего? Слушать стариковское ворчание? Да этим я и перед зеркалом у себя в комнатенке могу заняться…

– Ясно…

– И ты тоже много из себя не строй! Пусть молодой, пусть деловитый, пусть свое урвать умеешь и других стараешься не обидеть… но…

– Но?

– Но бессмертным тебя это не сделает! Не вздумай вообразить себя главным доброхотом или там спасителем с семью жизнями в запасе!

– И не собирался – ответил я, не скрывая удивления от этого внезапного словесного взрыва.

– Тем лучше! И не серчай на мое стариковское бухтение. Просто повидал я и там дома, и в крестах, и здесь уже в снегах похожих на тебя людей. Все кончили одинаково – гибель! А почему? Потому что слишком далеко отползли от теплой серой массы. Учти!

– Не отрываться от коллектива?

– Не становиться слишком заметным. На большую шишку – большие планы! И большие невзгоды! – возразил Гордиян – А теперь к делу… они тебя сюда не просто так привезли. Просто они… расскажут конечно, в чем суть да дело, но случится это еще нескоро. Дай им волю – три дня вокруг да около ходить будут.

– Гордиян! – ахнул Панасий.

– Оставь его – рыкнул старец в белом – Он правильно говорит. Порой наши традиции становятся главной помехой… а не благом… Мы могли все обговорить куда быстрее… а ты все птичкой певчей разливаешься!

– Надо с уважением и осторожно…

– Уважение – обсказать прямо как дело обстоит! Перечислить все причины. Упомянуть награду. А дальше ему уже самому решать!

– Меня этот вариант полностью устраивает – успел я вставить свои пять копеек мнения.

– Вот! – двумя раскрытыми ладонями указал на меня старец и тут же провел себе пальцами по прикрытым глазам – Он понимает! Не забывай, Панасий – мы уже старики. Жуем больше, чем глотаем! Болтовни от нас больше, чем дела! Потому и сидим тут у основания скалы и с тоской вверх поглядываем, да запреты дурные накладываем!

– Мы делаем много! Убежище живо!

– И только! Ага… а сейчас ты скажешь – мы твердо шагаем по верному пути.

– Мы твердо шагаем по верн… ох… – вздрогнув как от пощечины, Панасий закашлялся и с трудом выдавил – Я настолько предсказуем?

– Мы настолько долго шагаем по до нас проложенной колее – тяжко вздохнул старец – Мы просто живем…

Подкурив себе сигарету, еще одну я протянул Гордияну. Тот отказываться не стал и чиркнул спичкой. Попыхтев, сделав несколько глубоких хриплых затяжек, он удивительно ловко крутнул сигарету в пальцах и продолжил:

– Мы все хотим попасть в тот город наверху. А если сказать точнее, то нам надо вон в то зданьице заглянуть – он указал на внушительную постройку, что опасно замерла на самом краю скалистого обрыва, частично повиснув над пропастью.

Он сделал паузу и это позволило мне разглядеть искомое здание. Такое впечатление, что на краю обрыва балансировал здоровенный кубик с еще одним кубиком сверху по центру. Монолитная постройка основанная на детском воображении… От верхнего «кубика» поднималась длинная обледенелая штуковина, что кончалась шарообразным утолщением. Какая-то антенна? На здании я не увидел ни единого окна, но возможно они были по какой-то причине обращены в другую сторону. Если с нашей стороны склады для особо ценных вещей – то вполне возможно.

– Чем оно так интересно? – спрашивая, я не отрывал взгляда от здания.

– Луковианцы… это горе луковое – фыркнул Гордиян – Десятилетиями собирают любые известия о расе тех, кто нас сюда притащил. И насобирали ведь с миру по нитке… Это здание… что-то вроде военного информационного центра. Так?

– В общих чертах так – кивнул Панасий, что явно был рад передать центральную роль в диалоге кому-то более бесцеремонному, а его самого вполне устраивала роль второй скрипки.

Вопрос в том не было ли и это спланировано – зная характер водителя-землянина луковианец Панасий вполне мог предсказать его реакцию. Но вряд ли это что-то меняет.

– И этот военный центр? Что он даст? – удивился я, глядя на мертвое здание без единого огня – Я сейчас не про подачу энергии. Если здание действительно военное – там найдется аварийный рычаг и все его уцелевшие системы запитать удастся. Что дальше?

– Данные.

– Данные – повторил я и медленно кивнул – Да… там может сохраниться различная информация. Если ее не эвакуировали. Подобные сооружения действуют по строгим протоколам. Среди них есть и аварийные протоколы. Что из данных забирать первым делом в случае эвакуации, что забирать во вторую очередь и когда надо все взрывать…

– Когда наши предшественники впервые оказались здесь, Охотник… все вот это пространство что ты видишь перед собой, было устлано мертвыми частично разложившимися телами. Многие из тел были в одинаковой одежде. Армейская форма… Наши предшественникми убрали и захоронили останки. Но еще долгие годы то и дело сверху падало очередное тело… я… – Панасий прервался, глубоко вздохнул и закончил фразу – Я не думаю что тут была эвакуация. Этот город был застигнут страшным ударом и… умер целиком и полностью. Поднимись мы наверху… узрели бы смерть и ничего кроме смерти.

– Ладно – чуть подумав, кивнул я – Довод веский. Но полностью я не убежден. Гражданские и часть военных могли погибнуть сразу. Но кто-то же выжил? И этот кто-то из персонала здания вполне мог запустить протокол ликвидации всей секретной информации. Но это ничего не меняет – мне все еще хочется туда забраться – признался я, взглядом оценивая все опасности отвесной скалы – О каких данных идет речь? Что под руку попадется?

– Любые сведения ценны – припечатал старец в белом.

– Но кое-чем мы интересуемся особо сильно… – тихо признался Панасий – К-хм…

– Какие данные? – чуть надавил я, уже начиная сердиться.

– Наша цивилизация верит, что наши убеждения и решения ткут ткань нашей реальности – ответил Панасий, заставив меня удивленно моргнуть.

– Я не совсем…

Снова вмешался Гордиян:

– Такие вот они! Не говорят и даже не думают о ком-то плохо, пока окончательно в этом не убедятся! Смекаешь в чем подвох?

– Не-а – покачал я головой – Вообще не смекаю.

– Они хотят понять эти… как их… о! Глубинные мотивы хозяев этой планеты, что за шкирку выдернули нас сюда и бросили гнить сначала в летающих тюремных кельях на сорок лет, а затем выпнули доживать свой век сюда – во льды, к медведям пасть.

– Обалдели? – повернулся я к луковианцам – Шутить изволите? Какие еще мотивы? Ответ прост – корыстные! Корыстные мотивы! Не смогли сами – справились нашими силами! Не спросив разрешения…

– Да постой ты! – поморщился Гордиян и требовательно протянул руку.

Я дал ему сигарету, взял и себе. Закурили мы одновременно от одного огонька. Выпустив струю дыма, Гордиян прохрипел:

– Не все так просто. Ты просто еще не был в бункере Восьми Звезд.

– Никогда не слышал – внешне равнодушно произнес я – Далеко?

– Километров пятьдесят по дуге вроде как – столь же равнодушно пожал плечами старик – Луковианский бункер. Самый старый. Самый богатый. И над нами власть кое-какую имеет… авторитетом давят…

– Скорее опытом и знаниями – поправил Панасий и своей поправкой вынудил старца в белом поморщиться.

– Восемь Звезд – повторил я – Хм…

– Знакомое название?

– Да вроде нет… скорее странноватое…

– Да уж… но не это самое удивительное. У нас есть с ними постоянная связь. Местами проводная, местами радиосигнал и усилители. Я сам не разбираюсь, просто наших умников не раз возил к местам обрывов и поломок. Так что Восемь Звезд постоянно давят на нас, требуя добраться наконец до города под ледяной крышкой и прояснить все раз и навсегда. От этого будет зависеть их общие дальнейшие убеждения касательно хозяев планеты…

– Давай к самому главному. Что за данные нужны?

Подавшись вперед, Панасий тихо заговорил:

– Жители бункера Восьми Звезд верят и нас всех почти убедили, что на самом деле хозяева этого мира не сделали нам ничего плохого. Все наоборот – они помогают нам.

– Кому нам? Земле? Вашему миру? Что за чушь?!

– Нет-нет! Не думай о мирах. Думай о себе. О других сидельцах, что оказались здесь.

– О чем конкретно думать?

– Прежде чем кого-то осуждать мы луковианцы должны быть твердо уверены в его вине. Как говорится у вас на Земле – не руби сплеча.

– Ближе к теме если можно…

– Есть версия, что в сидельцы попадают те, кто обладает определенным складом характера. Например у них нет такой склонности к самоубийству, они устойчивы к одиночеству, они конструктивны, предпочитают действовать и со странным оптимизмом смотрят в самое темное будущее.

– С этим не спорю – сам пришел примерно к тому же выбору.

– Но это еще не все. Главная версия Бункера Восьми Звезд состоит в том, что каждый из нас кто угодил сюда… уже умирал.

– Что?

– Умирал там – в своем родном мире.

– То есть я перед тем, как меня сюда забрали – умирал?

– Да.

– Бред! Учитывая мой возраст…

– Рак – столь же тихо произнес Панасий и я осекся на полуслове – Раковые заболевания – это ведь до сих пор бич в вашем мире? Онкология… что может жить в любом даже самом здоровом на вид молодом теле, не давая о себе знать еще годы, продолжая при этом распространяться метастазами по остальным тканям и органам…

– Да…

– И другие болезни, что до сих пор не поддаются силам даже самой современной вашей медицины. Ведь существуют и такие? Болезни, что могут терзать тебя годами и все же убьют…

– Да. Погодите…

– Бункер Восьми Звезд самый старый по их и нашим сведениям. Там сменились поколения и поколения сидельцев. И они не были фантазерами, Охотник. Они систематизировали информацию, вели подробное досье на каждого из попавшего к ним бывшего сидельца. В том числе спрашивали и о здоровье, о аллергиях, о прошлых болезнях.

– И что дали эти досье?

– Информацию. Подтвержденную информацию о том, что у слишком большого процента сидельцев до попадания сюда были те или иные потенциально смертоносные заболевания. До того как угодить сюда они уже были смертниками и их ждала агония на больничной кровати. Пусть не сразу – но через несколько лет.

– Я… я не знаю что сказать. А что их могло излечить здесь? Стоп… рычаг?

– Рычаг креста – кивнул старец в белом – Тот, что забирает крупицу твое все равно восстанавливающейся жизненной силы, заодно возможно посылая через твою руку во все тело некий импульс… мы не знаем, Охотник. Но ты видел здешние технологии и понимаешь – это возможно.

– Возможно… но не доказано.

– Поэтому нам и требуется добраться до той постройки на краю бездны…

– И если подтвердится, что хозяева этого мира действую не как злобные ублюдки, а как… санитары леса, что охотятся только на больных особей… что вы о них станете думать?

– А ты как считаешь? – в меня воткнулся прямой взгляд Гордияна – Костерить я их точно перестану. Я так скажу – курение моя беда. Смолить начал в одиннадцать лет втихарая. В то время все курили. Так что и я скоро скрываться перестал. И докурился… перед тем, как попасть в свой тюремный крест я уже знал, что во мне что-то очень сильно не так. Подозревал самое страшное. И засобирался в больницу областную. Но от страха решил накануне чуть выпить, где и разговорился у пивного ларька с бесцветным понимающим мужичком. Я ему ни слова о болезни не говорил, но потом я вспомнил – он все время поглядывал мне на грудь. Мельком так, вскользь, но поглядывал… Когда я сюда угодил – все симптомы начали отступать, а затем полностью исчезли и я опять задышал полной грудью. Я отсидел сорок лет. Отдергал за рычаг. И здесь в Бункере я уже больше десятка лет. И пока помирать не собираюсь.

– Но точный диагноз поставлен не был?

– Мне? Не был. Но были и те, кому врачи сказали, что им жить осталось от силы пару месяцев. Они угодили сюда – и прожили долгую жизнь.

– В тюремной камере.

– Охотник… хватит! – рявкнул Гордиян – Ты просто видно считал себя все это время самым здоровым из здоровых! Но что, если тот, кто тебя сюда тайком сосватал, увидел в твоей груди или там животе опухоль или еще что? Что если он спас твою жизнь? И если ты в этом убедишься – ты продолжишь ненавидеть хозяев этой планеты?

На мне скрестились ждущие ответа взгляды. Помолчав, я глянул наверх и буднично заявил:

– Надо готовиться к восхождению. Давайте в тепло, а? Там все и обговорим…

***

– Мир сошел с ума. И хорошо, что это случилось до моего рождения – я могу не винить себя в случившемся.

Выдыхая вместе с облаком пара эти слова, я висел на быстро покрывающейся инеем веревке с крюком, зацепленным за острый скалистый выступ.

– Что? – с недоумением и усталостью прохрипел снизу Гордиян Трофимович, болтающийся парой метров ниже, стоя ногами в веревочной петле.

– Просто выражение – ответил я, чуть отдышавшись.

– Мудрец из наших?

– Нет – улыбнулся я под шерстяным шарфом закрывающим низ лица – Это слова одного столичного интеллигента. Он повторял их каждый раз, когда видел нечто странное и глупое на столичных дорогах. Непонятную аварию… переход дороги в неположенном месте…

– И к чему ты это?

– Ты не тянешь, старик – жестко произнес я, наклоняя голову и встречаясь взглядом с Гордияном Трофимович.

Я намеренно использовал слово «старик» и столь грубые слова. Не для того, чтобы обидеть. А для того, чтобы пронять упертого старика до самых печенок и заставить его наконец принять то, что он понял уже на первых метрах подъема, но сопротивлялся этому открытию до тех пор, пока окончательно не выдохся.

От подножия скалы нас отделяло всего пятнадцать метров, но что это были за метры… они дались слишком далеко.

– Этот подъем не по твои силы, Гордиян Трофимович. Уж не обессудь, но…

– Да понял я – прокашлял бывший сиделец и обреченно махнул рукой – Спускай меня, Охотник. И прости уж, что я себя по глупости мужиком посчитал…

Рассмеявшись, я покачал головой и с моей шапки полетел мелкий снежок:

– Мужиком не сила делает, а решительность, Гордиян Трофимович. Я знавал многих молодых, кто побоялся бы и подойти к этой скале под мертвым городом чужих… Так что ты мужик из мужиков.

Осторожно стравливая веревку в то время, как старик медленно спускался, цепляясь за каждый уже пройденный нами уступ и щель, я внимательно наблюдал, но он вполне справлялся, действуя пусть на пределе истощившихся сил, но при этом не впадая в панику и не поддаваясь обессиленной безразличности.

Спустившись следом, я стряхнул с себя снег, помог подняться сидящему прямо на промороженном камне окончательно понурившемуся старику и почти потащил его к стеклянной «дрезине».

– Спасибо – прохрипел старик.

– Да было бы за что – хмыкнул я, открывая ему дверь.

Ввалившись внутрь, мы кивнули страхующим нас двоим луковианцам, выглядящим как престарелые братья близнецы с их одинаковыми прическами, аккуратными шкиперскими бородками, свитерами с высоким горлом и сочувственными улыбками. Вунсо и Локло Торичи. Не родственники. Одни из самых молодых в луковианском Убежище. Их задача была простой – наблюдать, в случае падения подобрать, дотащить до вагонетки и гнать за помощью, оказывая по пути медицинскую помощь – оба были этому обучены на «крепком фельдшерском уровне», как пояснил мне Панасий.

В этот раз такая помощь не понадобилась. Зато уже через минуты мы были укрыты одеялами, а сверху прикрыты шкурами, следом с нас содрали утепленные перчатки и принялись растирать руки. После быстрой процедуры нам дали по кружке чая, а на маленькой тарелке подали несколько кубиков кускового сахара и завернутых в фантики конфет. Рассасывая стремительно тающий кубик сахара, я мелкими глотками пил горячий чай и не отрывал взгляда от покачивающейся на стене веревки. Хорошо… этот участок пути мне уже знаком. Немного восстановлю силы и повторю попытку. Если не сумею и придется вернуться – то следующий заход будет уже завтра. Рисковать и пытаться пробиться вверх на одном упорстве, не подкрепленном ни умением, ни запасом сил, я не собирался.

Если же и завтра не получится… то штурм скалы я отложу – пора возвращаться в родное Убежище.

Даже сейчас я поступаю глупо. Нерационально. Куда мудрее было бы сначала нагрузить вездеход тем, чего так не хватает в Бункере и доставить припасы – тот же корнеплод в долгосрочной перспективе выглядит очень многообещающей прибавкой к продовольственной корзине бывших сидельцев. Еще мне обещали теплую удобную одежду, а за успешное покорение стены, чтобы закрепить на ее гребне пару веревок я выторговал удвоение количества даров. И вполне мог бы получить часть будущей оплаты авансом. Риск сорваться и разбиться велик…