Текст книги "Гангстеры"

Автор книги: Роже Борниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 15 страниц)

12

Корнелиус быстрыми шагами пересекает мост Шампини, спускается на набережную, идет вдоль берега, направляясь к кафе «Кислица». На ходу он бросает взгляд на уже смятую газету, складывает ее и прячет в карман пиджака. Корнелиус явно озабочен. Все утренние газеты восхваляют сегодня, девятнадцатого июля, марсельскую полицию.

– Фараоны ликуют, – ворчит Корнелиус, ускоряя шаг.

Не глядя на грязные воды Марны, не обращая внимания на шутливые замечания приятелей, которые, собравшись на площадке, удят плотву, Корнелиус, опустив голову, идет в свою таверну. Он угнетен прочитанным. Рэймон, официант, сервирует столы к обеду. Заметив хозяина, он спрашивает:

– Какое у нас сегодня дежурное блюдо, патрон?

– Мои яйца! – ревет Корнелиус, пересекая зал. – Это прибавит им темперамента…

Он пулей проносится по кухне, не отвечая на приветствие мойщицы посуды, хорошенькой девушки в короткой юбке, выходит в сад и направляется к Лутрелю, играющему в шары в паре с Ноди против Аттия – Фефе.

– Привет, ребята! – говорит Корнелиус.

– Минутку, – отвечает Лутрель, не поворачивая головы.

– У меня серьезный разговор, – настаивает Корнелиус.

Лутрель поднимает шар, крутит его в руке.

– Заткнись, – бросает он. – Лучше посмотри на игру аса…

Он концентрируется, делает три больших шага, бросает шар. Пять пар глаз следят за его полетом: мимо!

– Черт! – ругается Лутрель в досаде.

– Ты слишком много пьешь, у тебя дрожат руки, – качает головой Ноди.

Пьер резко поворачивается к Ноди, меряет его недобрым взглядом, но Рэймон дружелюбно улыбается ему. Лутрель не понимает, насколько Ноди озабочен его состоянием. Корнелиус снова обращает на себя внимание:

– У меня такое впечатление, что вы не читали газет и не слушали радио…

– Нет, – рассеянно отвечает Лутрель, подходя к столику и беря рюмку с анисовым ликером.

Корнелиус достает из кармана газету и протягивает Ноди. Тот разворачивает ее. Остальные подходят к нему, держа рюмки, и читают через его плечо. Улыбки исчезают с их лиц. Новости скорее удручающие.

Восемнадцатого июля, то есть накануне, в девять часов тридцать минут, полиция Марселя оцепила квартал Сэнк-Авеню: заграждения, автобусы, радиомаяки, автоматы, винтовки с оптическим прицелом – все было использовано. Полчаса спустя группа инспекторов бесшумно поднимается по лестнице дома шестнадцать по улице Орг. Один из них стучит в дверь Лабесса.

– Кто там?

– Телеграмма, мадам.

Дверь открывается. Группа вооруженных мужчин проникает в квартиру. Рене Лабесс глупым жестом прикрывает бигуди на голове, но никто не обращает на нее внимания. Полицейские разбредаются по комнатам. В салоне они застают Доминика в майке, Лилиан, приятельницу Кристиана Борона, пришедшую за новостями, и Мюгетту Мотта, с радостью узнавшую, что Лутрелю удалось уйти от полиции в Кассисе. В спальне полицейские обнаруживают Ренара. В кальсонах, сунув одежду под мышку, он собирался уйти в окно, несмотря на раненую ногу, когда двое полицейских хватают его и надевают наручники.

– Спокойно, – говорит он полицейским.

Вместо ответа он получает затрещину. За наглость. Ему дают понять, что это только прелюдия к тому, что его ждет в комиссариате. Поэтому Цыган не оказывает сопротивления, экономя силы для предстоящих допросов.

Продолжая чтение, Лутрель и компания узнают, что инспектора обнаружили один миллион в ящике буфета. И что комиссар Маттей благодарит за эту находку Кристина Борона. Лутрель легко представляет себе сцену: бледный от страха, дрожащий, как левретка, Борон все выложил. Жозеф Ферран при очной ставке со своим управляющим вознес руки к потолку, затем выгнул дугой брови и заявил полицейским, записывающим его показания:

– Что я могу добавить? Честное слово, ничего. Все сказано. Это не признание, это роман-эпопея!

Ноди складывает газету. Лицо Лутреля становится прозрачным. Хорошо знающий его Корнелиус испытывает легкую дрожь. Жозеф Ферран допустил неосторожность, посвятив в свои дела служащего. Ставка известна: жизнь за ошибку.

Не скрывая своей озабоченности, пятеро мужчин медленно садятся за стол в саду. Корнелиус разливает анисовый ликер. Лутрель залпом выпивает свою рюмку, затем наполняет ее снова дрожащей рукой и снова выпивает.

– Успокойся, старина, – пытается урезонить его Ноди.

Но ничто не может остановить Лутреля, когда он идет на поводу у своих инстинктов. Он берет бутылку в руку, подносит ее к губам и пьет большими глотками. Его щеки постепенно розовеют, глаза наливаются кровью. Он поднимается из-за стола, шатается, но продолжает пить. На его лбу выступают капли пота. Он ставит наконец бутылку на цветочную клумбу и начинает дико хохотать. Рэймон и Корнелиус подходят к нему в надежде успокоить его. Но Лутрель пьян и безумен. Он сует руку в карман жилета и достает пистолет тридцать восьмого калибра.

– Пьер, успокойся, – умоляет Корнелиус.

Но Лутрель не слышит его, как и никого другого в моменты психического кризиса.

– Пьер, убери свой пистолет, – говорит Корнелиус, не спуская с него глаз.

В ответ он слышит дикий хохот и выстрел. Лутрель стреляет в бутылку, стоящую в двух шагах от него. И он промахивается. В его глазах сверкает злобный огонек оскорбленного самолюбия. Он стреляет снова и снова промахивается. Пошатываясь, он готовится выстрелить в третий раз, но подошедший сзади Аттия хватает оружие. Он ставит подножку Лутрелю, и тот во весь свой рост растягивается на земле.

– Что происходит?

Все головы одновременно поворачиваются к двери кухни. Инспектор Ашиль с рюмкой в руке смотрит на присутствующих.

– Вы ведете себя неосмотрительно, – говорит он.

На берегу Марны рыбаки и гуляющие едва обратили внимание на выстрелы. В мире вообще и у Корнелиуса, в частности, происходит столько странных вещей, что это уже никого не удивляет. Однако инспектору Ашилю это не нравится. Как быстро он забыл о щедрых подношениях своих благодетелей! К нему снова вернулись апломб и ворчливые манеры полицейского. Бакшиш – это хорошо, но он не хочет рисковать своей карьерой. Жуя сигарету, инспектор приказывает:

– Уведите его. А вы пройдите туда, мне нужно с вами поговорить.

Аттия уводит Лутреля, продолжающего сопротивляться. Фефе помогает ему. Они направляются к лестнице, ведущей в спальни. Остальные следуют за Ашилем к бару. Корнелиус выпроваживает официанта на кухню, заходит за прилавок и разливает по рюмкам анисовый ликер.

– В чем дело, инспектор? – интересуется Ноди, недоверчиво глядя на Ашиля.

Полицейский наклоняется вперед, убеждается, что никто больше не слышит его, и тихо сообщает:

– Вам нужно вести себя тихо!

– Почему? – спрашивает Корнелиус.

– Потому что запахло жареным. Повсюду. В комиссариате мы получили инструкции: министр внутренних дел приказал прочистить весь сектор.

– Но это не впервые, – замечает Ноди с озабоченным видом.

– Нет, такой план, распространяющийся на всю территорию, разработан впервые, – возражает Ашиль. – Поэтому сидите тихо.

Полицейский поднимает рюмку, выпивает ее, ставит на место, поправляет свой китель цвета хаки, купленный на Блошином рынке.

– Я вас предупредил. Если узнаю что-нибудь новенькое, сообщу.

– Скажите, инспектор, когда вы снова заглянете к нам? – спрашивает Корнелиус, намекая на конвертик.

– Когда все немного утрясется, – резко отвечает Жюль Ашиль.

Согнув спину, полицейский удаляется на своем велосипеде с севшими шинами. Корнелиус машинально вытирает губкой прилавок, убирает пустую рюмку, наполняет другие. Ноди нарушает молчание:

– Ты думаешь, это действительно серьезно?

Хозяин «Кислицы» отвечает не сразу. Он качает головой, затем вздыхает.

– Если он отказывается от денег, значит, это действительно очень серьезно, – заключает он. – Фараоны готовятся к войне, надо быть начеку.

– Подождем, когда Пьер придет в себя, и примем решение, – говорит Ноди, проводя рукой по своим черным блестящим волосам.

Проходят часы. Аттия, Фефе и Ноди, угрюмые и молчаливые, обедают в зале ресторана. Шум и болтовня клиентов, элегантных и богатых людей, в большинстве своем парочек, приехавших провести день на берегах Марны, которые спокойно оплачивают счета, предъявляемые им Корнелиусом, раздражают их. Ноди, собиравшийся прогуляться с Пьереттой, начинает терять терпение. Он кружится по комнате, в которой сейчас Аттия и Фефе равнодушно играют в карты.

На берегу юноши и девушки в туфлях на толстых пробковых подошвах, с загорелыми лицами и руками голосят песни. Раздраженный Корнелиус выпроваживает бродягу, сбившего его в подсчетах. Атмосфера остается по-прежнему напряженной, когда в дверях появляется Лутрель. Его волосы взъерошены, в глазах красные прожилки, рубашка вылезла из бежевых габардиновых брюк. Он уверенно подходит к бару и просит у Корнелиуса чашку черного кофе.

– Мне плохо, – говорит он сиплым голосом.

– Сейчас сварю тебе кофе, – отвечает Корнелиус, включая кипятильник в розетку.

Лутрель с трудом делает глоток.

– Я ничего не помню!

Как бы желая утихомирить боль, от которой разрывается его голова, он обхватывает ее руками. Чашка кофе дрожит в его руке. Он подходит к столику, за которым сидят Аттия и Фефе, и садится на стул.

Ноди и Корнелиус в свою очередь придвигают стулья. Рэймон без вступления резко вводит Лутреля в суть разговора с Ашилем. Пьер, несмотря на недомогание, слушает внимательно и не перебивает.

– На некоторое время придется затаиться, – предлагает Аттия, надеясь воспользоваться случаем, чтобы спокойно вернуться в семью и заняться своими делами.

Его надежда не оправдывается.

– Нет, – говорит Лутрель сухим тоном. – Нет! Наоборот, мы будем совершать налет за налетом. Если фараоны хотят войны, они ее получат со всеми прелестями.

Дрожащей рукой он подносит чашку к губам, отпивает маленькими глотками горький кофе без сахара, ставит чашку на место. «Невероятно! – думает Ноди с восхищением. – Он уже полностью пришел в себя». Дурные новости действительно быстро протрезвляют Лутреля, хотя выглядит он неважно: его веки опухли, черты лица осунулись, он бледен. Но его мозг снова активно работает.

– Мы переходим в наступление! – сообщает Чокнутый.

Наступление заканчивается поражением. Нападение на банк драгоценных металлов проваливается из-за каких-то пятнадцати секунд. Это случается первого августа. Сведения получены совершенно точные. В восемь часов пятнадцать минут Лутрель и компаньоны проникают во двор литейного завода на улице Даро. Именно здесь банк плавит золото, полученное от ювелиров, и превращает его в золотые слитки для французского банка.

Незадолго до вторжения Лутрель, Ноди, Аттия и Фефе видят, как фургон, перевозящий благородные металлы, въезжает во двор здания. Сопровождающий его моторизованный эскорт тотчас же уносится. Чокнутый ударом приклада оглушает охранника, затем устремляется к фургончику с остальными компаньонами. Поздно! Фургон пуст. Пятьдесят килограммов золота находятся в надежном месте. Квартет упускает триста миллионов франков! Лутрель в ярости выбегает со двора. Аттия рыдает по своей уплывшей доле, позволившей бы ему безмятежно жить до конца своих дней.

– Не плачь, Жо! – говорит Лутрель хриплым голосом. – Мы еще возьмем реванш!

В то время как полиция прочищает Париж, гангстеры аннексируют часть берега Марны. Они часто обедают в Шампини, в заведении под названием «Таверна», посещаемом актерами. Хозяин «Таверны» – толстяк Марио Прост. Новая штаб-квартира расположена на расстоянии двух километров от «Кислицы». Но Лутрель отдает сейчас предпочтение «Марронье», бистро на другом берегу реки, хозяином которого является не кто иной, как Андре Финкбаймер, прозванный Рукавом. Однажды вечером его приятель бросил гранату с вынутой чекой в тулузском кафе «Радуга». Финкбаймер поймал ее. Он хотел бросить ее подальше, но она разорвалась в его руке. Он был награжден военным орденом. В «Марронье» Чокнутый чувствует себя как дома. Он пьет, играет в карты и в шары, стреляет по пустым бутылкам, выстроенным в ряд в саду.

Именно здесь, у старого товарища, Лутрель держит военный совет со своими друзьями.

– Что ты предлагаешь, Пьер? – нетерпеливо спрашивает Фефе.

Лутрель берет ручку из кармана Ноди и рисует топографию места будущего налета, прямо на белой скатерти.

– Вот. Это улица Мобеж. В следующую субботу, в тринадцать часов пятнадцать минут, почтовый фургон пятьдесят девять-пятнадцать-PM будет перевозить деньги на Северный вокзал. Как только фургон поравняется с этой стеной, Жо догонит его и притрет, чтобы он остановился. Фефе возьмет на прицел водителя и охранника, сидящих впереди, и поставит их к стенке. Рэймон и я берем на себя мешки. Прежде чем вернуться в машину, я разоружу почтовых служащих. Так будет надежнее, и у нас появится новое оружие. Вся операция займет одну минуту. Встречаемся в субботу ровно в полдень в «Кафе де ля Пэ». Все понятно?

Двадцать шестого августа тысяча девятьсот сорок шестого года, в разгар солнечного дня, операция разворачивается в соответствии с планом Лутреля. Французская почта теряет в этот день семь миллионов девятьсот пятьдесят тысяч франков.

Сидя на заднем сиденье в машине, едущей в Париж, Чокнутый завороженно смотрит на полотняные мешки, набитые банкнотами. Он улыбается, обнажая зубы, и шепчет:

– Удача возвращается к нам.

После облавы на Лазурном берегу, после депрессии у Корнелиуса, после провала с банком драгоценных металлов Лутрель опасался, что это уже закат его карьеры.

13

Эмиль Нузей плетет свою паутину. И первой мухой, попавшей в нее, оказывается консьержка дома девяносто три по улице Мобеж, полная женщина с проседью в волосах, тяжелой грудью и непрерывной трескотней. Двадцать шестого августа после обеда она убирала квартиру своей жилицы с третьего этажа. Нарушая закон, она вытряхивала покрывало в окно и стала свидетельницей захватывающего, как детектив, зрелища: «ситроен» преградил дорогу почтовому фургону. Из автомобиля выскочили вооруженные люди, поставили к стене охранников, забрали мешки и скрылись. Придя в логово бригады по борьбе с бандитизмом, взволнованная и запыхавшаяся, консьержка чувствует себя кинозвездой.

– Нет, этого я не видела… Этого тоже нет… Постойте, покажите-ка мне вот это…

Нузей показывает консьержке фотографию, снятую двадцать седьмого октября тысяча девятьсот сорок первого года полицией Ниццы: сжатые губы, жесткий взгляд. В то время Пьер Лутрель был всего лишь мелким злоумышленником.

– Не обращайте внимания на дату, – советует полицейский. – Для нас главное – это черты лица, форма, выражение глаз…

Женщина сосредоточенно рассматривает снимок, то поднося его ближе к глазам, то отодвигая от себя.

– Ну и рожи на ваших фото, как на подбор, – смеется она.

Нузей скрывает свое нетерпение за ангельской улыбкой. Он не хочет давить на единственного свидетеля налета, который может сообщить ему ценные сведения. Он устало смотрит на Бриа и говорит:

– Не спешите, мадам. Вам что-нибудь говорит этот снимок?

Мягкий тон погружает консьержку в новую медитацию. Она прищуривает глаза, в то время как Нузей нервно сминает пальцами сигарету. Наконец она говорит с некоторым сомнением в голосе:

– Это тот, кто тащил мешки с молодым типом?

– Да, мадам, – кивает Нузей. – Это он! Сейчас, правда, он немного старше, но это он. Браво, мадам! Вы – физиономист.

– Мне всегда об этом говорили. Из меня бы получился неплохой сыщик, не так ли? Я его сразу узнала… Как только я увидела его с мешками, я сразу подумала: какой красивый мужчина! И как хорошо одет! Совсем не похож на гангстера.

Нузей ничего не отвечает, но он удовлетворен: он узнал, кто осуществил налет на улице Мобеж, по крайней мере главаря. Теперь остается опознать других. Улыбаясь самой обаятельной улыбкой, он протягивает консьержке фото Рэймона Ноди. Консьержка, не задумываясь, выпаливает:

– Так это же тот молодой тип, который помогал элегантному. Он очень хорошенький…

– А шофера вы видели? – прерывает ее Нузей.

Она отрицательно качает головой:

– Нет. Было солнечно, и лобовое стекло отсвечивало. Я видела только шляпу.

Нузей думает, что двое других злоумышленников были, наверняка, те же самые, которые совершили ограбление почтамта в Ницце и о которых ему рассказал Пино по дороге из министерства.

– Мадам, еще немного терпения, – говорит полицейский, роясь в снимках. – Посмотрите эти фотографии, может быть, вы узнаете еще кого-нибудь. Вы прекрасный физиономист, я вам уже это сказал. Я сейчас вернусь.

Когда Нузей возвращается, консьержка держит в руке фотографии Бухезайхе и Фефе.

– Я могу идти, мсье? – спрашивает она.

– Минутку, – отвечает Нузей, – мы должны записать ваши показания. Бриа, проводи мадам к секретарю.

Нузей остается один в кабинете. Он очень доволен. Если Фефе хорошо известен судебной полиции, то Бухезайхе, разыскиваемый за сотрудничество с немцами, отныне обвиняется также в вооруженном нападении. Эмиль потирает руки. Связь Толстого Жоржа с воровским миром рано или поздно должна была вывести на его след.

В паутину Нузея попадается вторая муха. Это коммивояжер с рыжими волосами и веснушчатым лицом, который говорит с сильным акцентом парижского предместья. Он входит в кабинет старшего инспектора с сокрушенным видом человека, бесконечно сожалеющего о том, что сболтнул лишнее.

– Я не хочу быть замешанным в это дело, мсье, – повторяет он как литанию.

Он явно напуган.

– Они убьют меня! – стонет он, не в силах унять дрожание нижней губы.

– Да нет же, нет, – успокаивает его Нузей.

Однажды вечером в воскресенье молодой человек пошел со своей подружкой погулять по берегу Марны. Он четко разработал свой сентиментальный план: после ужина в кафе он рассчитывал увлечь свою спутницу в кусты, благоприятные для недозволенных ласк. Это были времена, когда молодые люди довольствовались тем немногим, что им предоставляла природа, когда каждая беседка, каждый темный уголок парка или сада укрывал мимолетную и некомфортную любовь. Итак, в тот вечер молодой человек прижимал к себе свою подругу на скамейке парка Сен-Мор, когда его внимание привлекла странная дискуссия. Двое мужчин громко беседовали, постоянно повторяя три имени: Жо, Серж, Моника.

Дискуссия разгорелась в отношении Моники. Затаив дыхание, молодой коммивояжер слушал, как некто Серж упрекал своего собеседника Жо в том, что он увел его жену. Движимый любопытством, молодой человек дополз, как змея, до края дороги, где обнаружил третьего человека, высокого и крепкого, молчаливо стоящего в стороне. Спрятавшись за деревом, юноша сумел разглядеть, что у самого высокого из тройки, Жо, был золотой зуб, резец, а также галстук, повторящий цвета французского флага. До сих пор они просто выясняли отношения, что, впрочем, типично для воскресного вечера на берегах Марны. Затем события приняли неожиданный оборот. Самый маленький из тройки, Серж, неожиданно завопил:

– Если ты не уплатишь мне пятьсот тысяч франков, ты пожалеешь.

Жо рассмеялся. Молчавший до сих пор человек подошел к ним и презрительно сказал:

– Жо, не трать на него слюну.

Он достал из кармана револьвер. Раздались три выстрела. Серж рухнул на землю. Оба мужчины сели в «делайе» и быстро уехали.

На следующий день молодой человек рассказал об этой сцене своему коллеге, брат которого служил в полицейском отделении Восемнадцатого округа: три дня спустя информация дошла до Нузея. Его подозрения разбудила «делайе». Бриа как-то сказал ему, что часто видит эту машину на улице Пюже, на Монмартре, перед бистро, владельцем которого является Альфред Бонер, бывший сутенер. Нузей порылся в архивах и узнал, что Бонер и Ноди вместе орудовали в Тулузе. Он установил также, что у них обоих был общий друг – Андре Финкбаймер, их командир по Сопротивлению, в настоящее время владеющий кафе «Марронье» в Сен-Мор по адресу: набережная Пети-Парк, сорок шесть, то есть неподалеку от того места, где коммивояжер был свидетелем убийства.

Эмиль Нузей положил на стол перед вторым свидетелем пачку фотографий. После долгого колебания молодой человек указал на две из них. Нузей нисколько не удивился, увидев на одной Пьера Лутреля. Он был поражен, когда молодой человек остановился на фотографии Жо Брахима Аттия, бывшего депортированного, которого полиция не трогала в знак благодарности и признательности за самоотверженность и героизм, проявленные им в Маутхаузене.

Нузей снова потирает руки. Лутрель, Ноди, Фефе, Бухезайхе и теперь еще Аттия. Банда вырисовывается. Остается ее обнаружить и накрыть. Даже полицейские имеют право тешить себя иллюзиями.

Большинство полицейских признают, что удача или провидение играют определенную роль в их работе. В течение долгих месяцев, а иногда и нескольких лет они топчутся на месте, ведут розыск «втемную», вкалывают, бездельничают, томятся, действуя как бы в тумане. И неожиданно небо проясняется, сведения накапливаются, и можно пускать в ход машину правосудия. Так произошло и с Нузеем. Он получает еще одно подтверждение о присутствии банды в «Марронье». Речь идет о случайном совпадении, счастливом случае, на который уповают полицейские. На этот раз необходимую информацию Нузею предоставляют двое полицейских.

Однажды вечером они патрулируют на велосипедах по улицам Сен-Мор, в своем секторе. Неожиданно со стороны набережной навстречу им едет автомобиль, наполненный смеющейся веселой компанией, стреляющей из огнестрельного оружия по деревьям. Полицейские нажимают на педали. Увы, машина уходит от них.

Проходит полчаса: полицейские снова натыкаются на автомобиль с зажженными фарами, стоящий перед бистро «Марронье». В машине никого нет. Полицейский постарше ставит свой велосипед у стены здания и вынимает блокнот, чтобы составить протокол, когда его коллега дергает его за рукав.

– Осторожно. Посмотри на номер.

Справа от номерного знака полицейский видит зеленый кружок, в котором выгравированы буквы С.Д. Машина принадлежит Министерству иностранных дел. Полицейский хмурит брови.

– Ты прав. Лучше не лезть, – говорит бригадир, убирая блокнот. – Сильные мира сего развлекаются…

Тем не менее они докладывают о происшедшем своему шефу, который передает информацию в комиссариат, из комиссариата она поступает в судебную полицию, а оттуда – в бригаду Нузея. На проходящем каждую неделю совещании инспектор Альбер Бриа, собирающий сведения по Восемнадцатому округу, восклицает:

– Вы видите, патрон, это та самая машина, о которой я вам говорил. Значит, банда посещает Альфреда Бонера на улице Пюже и «Марронье» Финкбаймера. Патрон, я думаю, они у нас в руках.

План Эмиля Нузея очень прост. Он заключается в том, чтобы захватить всю банду врасплох, когда она соберется в полном составе в «Марронье» или другом месте. Но Эмиль Нузей склонен думать, что захват произойдет на берегу Марны.

– Установите постоянное наблюдение, – приказывает он.

Легко сказать. Днем еще куда ни шло. Полицейские, переодевшись рыбаками, ловят плотву с мостика набережной Пети-Парк. Ночью это практически невозможно, а ведь именно вечером банда посещает кафе. Случается, что днем приезжают Жо или Бухезайхе на машинах с фальшивыми номерами, но банда никогда не собирается в полном составе. Если арестовывать их поодиночке, то банда может рассеяться, изменить свои привычки!

Эмиль Нузей сам приехал на место и пришел к такому выводу. Сидя в своей машине, он увидел Жо и Бухезайхе, вышедших из «Марронье» и укативших в «ситроене». Эмиль с трудом сдержался, чтобы не броситься в погоню за ними. Теперь он знает, где находится штаб-квартира знаменитой банды, о которой пишут все газеты.

– Продолжайте наблюдение, – говорит он своим сотрудникам.

Наблюдение дополняется расследованием. Соседи Финкбаймера рассказывают, что клиенты бистро часто играют в шары в глубине сада, освещая площадку фарами автомобилей. В их обществе бывают и очень красивые нарядные женщины, одна из которых неизменно закутывается в голубого песца и носит на руках коккера.

– Это все, что нам удалось узнать, патрон, – докладывает в рапорте один из полицейских.

Нузей не считается с расходами. Неподалеку от бистро он снимает павильон, откуда удобно вести ночное наблюдение. Судебная полиция дает свое согласие. Вооружившись биноклями, полицейские сменяют друг друга на посту. Теперь это вопрос времени. Терпение – один из козырей полиции. Наступит день, когда банда соберется в полном составе. К сожалению, в павильоне нет телефона, чтобы связаться с набережной Орфевр. Чтобы позвонить, полицейские вынуждены идти в соседнее кафе, где они рискуют быть замеченными владельцем или соучастниками Лутреля. Телефонные отчеты имеют место три раза в день: утром, в полдень и вечером. Каждый раз они ограничиваются короткой закодированной фразой: «Эмильенна, мы ничего не поймали».

Последнее время берет Нузея упрямо надвинут на лоб до бровей.