Текст книги "Гангстеры"

Автор книги: Роже Борниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

25

Ищите женщину…

В то время как префектура полиции прилагает усилия, чтобы найти убийцу ювелира, я решаю выйти на подругу бандита. В картотеке полиции ее не оказалось. На всякий случай я продолжаю поиски в коммерческом суде.

В огромном зале на стеллажах стоят сотни томов в переплетах с красными этикетками: это документы зарегистрированных фирм. Если Маринэтта Шадфо – управляющая торговой фирмой, то я найду в картотеке номер ее регистрационной карточки. Я не возлагаю на это больших надежд, но, как мне когда-то советовал Виллакампа – знаток процедуры, надо всегда начинать дело с архивов. Я хорошо помню его слова:

– Мой дорогой Борниш, следствие – это как катушка с нитками. Чтобы оторвать нитку, необходимо найти ее конец, за который можно зацепиться. Дальше все раскручивается само по себе.

Служащий протягивает мне папку, она нетолстая. Я узнаю, что Маринэтта Шадфо, разведенная, приобрела во время оккупации бар на улице Кондорсе, семьдесят, которому она присвоила название «Коккер». Первого августа сорок пятого года она продала его Марии-Антуанетте Шатане, которая его эксплуатирует в настоящее время, сменив название на «Мари». Спустя полчаса я был на улице Кондорсе.

Я стучу, затем, не дожидаясь ответа консьержки, вхожу в привратницкую, темную, грязную и плохо пахнущую каморку. В углу, между двумя кипами грязного белья, дремлет пожилая женщина, уронив голову на грудь. Над разобранной кроватью висит фотография усатого мужчины в шлеме. Я подхожу к женщине, дотрагиваюсь до ее плеча, показываю ей полицейскую бляху. Она тупо смотрит на нее, затем поднимает глаза на меня.

– Я хочу видеть Маринэтту Шадфо.

Консьержка пожимает плечами:

– Ее уже давно здесь нет.

– Я ищу ее, мне сказали, что она живет в этом доме.

– Сказки! – шепеляво отвечает старуха. – Маринэтта содержала бар по соседству, но она уехала больше года назад. Полиция уже неоднократно спрашивала о ней. Вы что, не связаны между собой?

Я отрицательно качаю головой, в то время как моя собеседница зевает, демонстрируя беззубые десны.

– Я даже не знаю, где она теперь со своим дружком, – добавляет она. – Денег у них куры не клюют, не то что у нас.

Перед уходом я спрашиваю:

– Почему она назвала свой бар «Коккером»?

– В честь своей собаки, которая все время торчала у двери. Только когда ее приятельница забирала его к себе, мы могли спокойно спать, мсье.

– Какая приятельница? – интересуюсь я.

Консьержка глубоко вздыхает.

– Мадо. Она недавно была здесь, спрашивала про Маринэтту. Оставила свой телефон, на случай, если я увижу ее. Она живет в Медоне. Подождите.

Консьержка поднимается и начинает искать за календарем на стене. Оттуда падают листки бумаг, она, кряхтя, подбирает их и протягивает мне один.

– Вот он.

Я читаю карандашную запись: Мадо, ОБС-семнадцать-восемьдесят два. Я переписываю номер.

– Как фамилия Мадо?

– Я не знаю. Я только знаю, что она довольно красивая, рыжая, накрашенная. Она часто уезжала с Виктором.

– С Виктором?

– Да. С черным коккером Маринэтты.

Сидя за рулем автомобиля, Крокбуа пересекает Булонский лес, едет вдоль Сены и через Севрский мост направляется в Медон. Время от времени он смотрит в зеркало, чтобы убедиться, что Морван следует за ним. Обе машины, напичканные полицейскими, въезжают на авеню Шато. Комиссар Баньель сидит рядом с шофером. На заднем сиденье мы: Гелтель, Дюрье и я. В этом развертывании сил повинен я. Как только я сообщил патрону о том, что напал на новый след Виктора, он решил развернуть масштабную операцию. В заднее зеркало я вижу сквозь лобовое стекло силуэты комиссара Дени и его людей, сидящих в машине Морвана.

Я не располагаю неопровержимыми доказательствами того, что Маринэтта и Лутрель находятся в Медоне. Это всего лишь предчувствие. Я без труда узнал по номеру телефона фамилию и адрес абонента: улица Даламбер, двадцать четыре. Это адрес кафе «Источник». Я тотчас же отправился по этому адресу. Войдя в зал, я осмотрелся: слева – стойка бара, справа – шесть белых мраморных столиков, как могилы. В глубине зала расположены в ряд кухня, телефонные кабины и туалеты. Молодая рыжая женщина подала мне чашку черного кофе. Я уже собирался уходить, когда из кухни в зал вкатился маленький черный шарик и начал обнюхивать мои брюки.

– Виктор, сюда! – позвала рыжеволосая хозяйка.

Чтобы скрыть свое волнение, я наклонился и погладил коккера. Я хотел выиграть время, чтобы что-нибудь узнать. Не простое ли это совпадение? Из кухни вышла пожилая женщина и сказала:

– Я ухожу, Мадо. Вернусь около четырех.

Значит, информация консьержки верна: подруга Маринэтты с собакой Виктором действительно оказалась в Медоне. Я нашел конец нитки на катушке, о которой говорил Виллакампа.

Вернувшись в бригаду, я доложил обо всем шефу. Теперь мы направляемся в Медон, чтобы устроить облаву.

– Где остановиться? – спрашивает Крокбуа.

Мы намеренно проскочили улицу Даламбер и сейчас едем вдоль решетки парка Шале. Место почти безлюдное. Морван следует за нами по пятам.

– Если нас заметят, все полетит к чертям, – ворчит Дюрье.

– Совершенно с вами согласен, – озабоченно говорит Баньель. – Но я не вижу выхода: либо мы останавливаемся здесь, на улице Вертюгаден, откуда нам ничего не будет видно, либо мы останавливаемся на улице Даламбер на виду у всех.

Мы продолжаем медленно ехать вперед, когда Морван сзади начинает мигать фарами.

– Стоп! – говорит Баньель. – Дени хочет что-то сказать.

Крокбуа останавливается. Патрон подбирает полы своего плаща, открывает дверцу, выходит из машины и идет навстречу своему коллеге. Обменявшись с ним несколькими фразами, он возвращается на свое место.

– Дени согласен со мной, что всем здесь оставаться рискованно, – объясняет он. – Он отправится на телефонную станцию, чтобы подключить бистро к прослушивающему устройству, а мы останемся здесь, в машине. Будем выходить по очереди и вести наблюдение, заодно подышим свежим воздухом.

В течение пятнадцати бесконечных дней мы дышали свежим воздухом и совершали челночные рейсы между улицей Даламбер и телефонной станцией, чтобы прослушать не представляющие интереса разговоры. Мы обескуражены: Мадо не знает, где находится Маринэтта, и ждет от нес вестей. Время от времени ей звонит некто Алекс. Он тоже удивлен, что «кузен» не даст о себе знать.

Как-то между делом я наведался в здание разведслужбы на улице Сюше и попросил ознакомить меня с делом Пьера Лутреля, относящимся к тому периоду, когда он принадлежал к этой службе. Капитан протянул мне картонную папку, из которой я всего лишь получил подтверждение тому, что в конце сорок четвертого убийца именовал себя д’Эрикуром. Шпионское удостоверение было выдано ему двадцать девятого сентября сорок четвертого за номером триста два.

Коккер Маринэтты Виктор становится объектом наблюдения мобильной бригады. Мы возлагаем на него все наши надежды: поимку его хояев и их сообщников, наше продвижение по службе. Но Виктор – это не только наша надежда, но и наше мучение. Когда во время прогулки с Мадо он убегает от нее понюхать стены близлежащих домов, то наши сердца останавливаются, наши взгляды пристально всматриваются в шоссе: мы опасаемся, как бы его не раздавила проезжающая машина. Нам было бы спокойнее, если бы Мадо никогда не спускала его с поводка. Шесть раз в день, затаив дыхание, мы следим за его резвыми шалостями. Три раза в неделю мы сопровождаем его на рынок. Мы внимательные, заботливые и бдительные няньки.

– Вести наблюдение за собакой! – возмущается Дюрье. – Ничего подобного в жизни не видел!

Наконец двадцать шестого ноября в восемнадцать часов пятьдесят пять минут объявляется тревога. Пока Гелтель наблюдает за улицей Даламбер, я звоню Антуану, нашему коллеге, работающему с подслушивающей установкой.

– Роже, есть новости. Звонил Алекс. Он сообщил Мадо, что получил открытку от «кузена», что все в порядке, и он с минуты на минуту явится за собакой.

Мы с облегчением вздыхаем: наконец-то. Мы верили в то, что Виктор рано или поздно наведет нас на след банды Пьерро Чокнутого.

Свет в кафе, как всегда, гаснет в восемь часов вечера. После этого Мадо опускает в спальне жалюзи. «Источник» погружается во мрак и сон. В двадцать три часа Крокбуа привозит меня домой. Мы договариваемся, что он приедет за мной завтра в семь часов утра: я должен сменить Дюрье. Последнее время у меня стали болеть ноги.

Двадцать седьмого ноября тысяча девятьсот сорок шестого года, в шесть часов тридцать минут, я уже побрился, принял душ и оделся. Я пил черный кофе, когда в дверь постучали. Я открыл: на пороге полицейский протягивал мне послание от Дюрье: «Мадо и Виктора увезли сегодня ночью в машине. Номерной знак проверен, оказался фальшивым. Патрон предупрежден». На нашей гирлянде прибавилось еще одно поражение, однако поговорка «ищите собаку» так и не вошла в обиход…

26

Мы вступаем в так называемый сумасшедший период, начавшийся в марте сорок седьмого, когда Вибо, шеф разведслужбы, устроил показательную головомойку префектуре полиции. После памятного совещания у министра внутренних дел в июле прошлого года никогда не мигающий человек ждал своего часа. Ему нужен был повод, чтобы перейти в наступление, и он получил его, узнав о том, что один дивизионный комиссар предупредил коммерсанта Жоановичи о его предстоящем аресте. Бывший торговец железным ломом сбежал, оставив в руках Вибо доказательство тайной связи отдельных полицейских с воровским миром. Заручившись поддержкой министра, генерального директора Национальной службы безопасности господина Пьера Бурсико и следователя Фэйона, Вибо осуществляет десант в кабинет префекта. Летят головы. Первой жертвой этой оздоровительной кампании стал директор генеральной полиции, легализовавший фальшивые технические паспорта для автомашин Жоановичи. Следующим был шеф судебной полиции Рене Дево, после него – префект полиции господин Люизе, наградивший миллиардера. Во всех ведомствах и всех эшелонах полицейские отзываются, отправляются на пенсию, арестовываются и обвиняются. Проведенные расследования и признания, полученные в результате спасительной чистки, выявляют размах коррупции в полиции, позволяют понять, почему столько известных убийц и мошенников систематически уходят от наказания, облав и обысков. Весна этого года посвящена расправам с виновными функционерами, реорганизации полицейских служб и тщательному подбору кадров.

В течение июня полицейская машина Парижа обновляется. Она снова начинает функционировать. Поступающие сверху приказы лаконичны: «Необходимо очистить и оздоровить территорию». Начинается охота на гангстеров.

Оккупация стала для Франции гангреной: образовавшиеся гангстерские группы специализируются на налетах, не пренебрегая никакими средствами для незаконного обогащения. В стране происходят беспрецедентные вооруженные нападения и ограбления банков и почтовых фургонов. Полицейские не успевают снять показания с одних конвоирующих, как где-то совершается новый налет. Страна терроризирована бандитизмом.

Удручающий итог: в тысяча девятьсот сорок седьмом году полиция зарегистрировала сто тридцать тысяч преступлений, включая убийства, кражи, изнасилования, нападения, мошенничество, наркобизнес и торговлю сигаретами. Между образующими гангстерские группировки корсиканцами идет безжалостная война. Филипп Грациани получает две пули, Франсуа Лучиначчи (напарник Мануша) – десять пуль в живот, секретарша депутата Ролен-Лабуре-ра – четырнадцать пуль, предназначенных для Жо Ренуччи. Синибальди убивает Леона Бодина и его любовницу. Сообщники Деллапина, Латти и Аристотелеса убивают консула Норвегии, застигнувшего их в момент ограбления. Эмиль Бюиссон уходит от правосудия в десятый раз, Рене Жирье – в четырнадцатый, а Пьер Лутрель и его банда заказывают музыку.

Распространяется легенда, что ответственным за все кражи является Пьерро Чокнутый, который повсюду всем мерещится: то его видели за ужином в ресторане «Резерв» в Тулузе, то у «Максима» в Париже в окружении женщин, то загорающим на пляже отеля «Карлтон» в Каннах. Воры произносят его имя с опаской, полицейские – с яростью. После убийства ювелира Саррафьяна ему приписывают похищение из индокитайского банка двадцати пяти миллионов и кражу ста миллионов драгоценных украшений из монастыря «Муано».

И я без устали охочусь за этим опасным и неуловимым преступником, потому что люблю свою профессию, люблю победу и славу. Технические средства, которыми я располагаю, не отвечают моим амбициям. Днем и ночью я упрямо повсюду ищу его, одержимый идеей его поимки, которая изменит всю мою жизнь. Но на охоту за хищниками не ходят с рогатками, а это мой случай.

«Кукареку!» Впервые после стольких лет унижения французская полиция может испустить победный крик галльского петуха. Нет, Лутрелю, Деллапину и Синибальди пока еще удается скрываться от полиции, зато сегодня, десятого июля тысяча девятьсот сорок седьмого года, то есть спустя четыре месяца после прочесывания местности, полицейские записывают на свой счет поимку опасного преступника: Жо Брахима Аттия.

В девятнадцать часов две машины марсельской службы безопасности останавливаются перед баром «Прэнтан», принадлежащим корсиканцу Жану Гудичелли, мэру Пиетральба, всегда одетому в черное. Пять вооруженных инспекторов врываются в заведение, осматривают посетителей с ангельскими взорами, украшенных шрамами и рубцами, вытянувших руки перед собой. Жо Аттия среди них нет, но полицейские не сдаются. Они знают, что сообщник Лутреля находится в кафе. Двадцать минут назад они получили информацию от одного позвонившего им осведомителя.

Полицейские не ошиблись: Аттия не успел уйти, он схоронился в погребе, в углублении стены в темном углу. Затаив дыхание и сжав пальцами приклад кольта, он ждет…

До него доносятся сверху приглушенный звук голосов и шум шагов, затем люк приподнимается и на деревянную лестницу осторожно ступает человек. Пучок света прогуливается по стенам. Молодой инспектор властно приказывает:

– Аттия, выходите. Вы окружены.

Большой Жо, фаталист, отвечает из темноты:

– Я иду.

Он не оказывает никакого сопротивления, не делает никакой попытки к бегству. Возраст и опыт научили его, что обреченные битвы не всегда прекрасны, что бывают моменты, когда нужно подчиниться в ожидании лучших времен. Он подходит к инспектору, не спускающему с него напряженных глаз. Он отдает свое оружие, протягивает запястья для наручников, застегивающихся мягким щелчком. Аттия улыбается победителю.

– Вы слишком молоды, чтобы умереть, – говорит он.

Однако с арестом Большого Жо и последовавшим вскоре задержанием Толстого Жоржа бандитизм не прекращается.

Третьего сентября Эмиль Бюиссон, черноглазый убийца, и Рене Жирье, взломщик-джентльмен, осуществляют побег из психиатрической лечебницы Вилльжюифа, куда они попали, симулируя сумасшествие. Двадцать четвертого сентября Антуан Синибальди, убийца с большим шармом, уходит от марсельской полиции: он выпрыгивает на ходу из такси, везущего его в полицейское отделение, оставив на память о себе новые туфли. Два дня спустя сообщник Красавчика Антуана, Жо Жербан, осуществляет побег из коридора здания на набережной Орфевр, сбив со следа ошарашенных полицейских.

Вдохновленная этими подвигами, воровская среда расправляет крылья, учиняет расправу над осведомителями: Жильбер Дешан и Жозеф Ферран убиты. Налеты увеличиваются. Большинство из них указывает на Пьера Лутреля.

Я экипировался на свой лад, чтобы продолжать эти изнурительные гонки-преследования, купив себе ботинки на каучуковой подошве: я хожу, бегаю, опрашиваю, вынюхиваю, звоню, томлюсь ожиданием, скрываюсь, пью, курю, пишу рапорты, угрожаю, выслеживаю, ору, получая взбучку от начальства. Моя сентиментальная жизнь находится на мертвой точке. Вечером или ночью, когда я возвращаюсь в квартиру на Монмартре, смотря на Марлизу мрачным взглядом, она суетится вокруг меня в полупрозрачном пеньюаре, тщетно пытаясь воскресить мое ослабевшее либидо. Изнемогая от усталости, я заваливаюсь на кровать и моментально засыпаю. Если у меня остается еще немного сил, я штудирую учебники по праву, так как, несмотря на враждебность дивизионного комиссара Жилле, я хочу предстать на конкурсе на получение звания офицера судебной полиции. Чтобы оправдать себя перед Марлизой, я объясняю ей:

– Это даст мне возможность стать помощником прокурора республики. И хотя я по-прежнему буду относиться к Министерству внутренних дел, я смогу уже сам составлять и подписывать протоколы, в которые подчас вносятся ложные показания.

– Прекрасно! В таком случае ты сможешь составить протокол моего ухода из дома, – заключает Марлиза, награждая меня презрительным взглядом.

Начало сорок восьмого было и плохим, и хорошим. Плохим, потому что Марлиза предпочла встречать его со своими родителями, чтобы не оставаться в обществе полицейского, грызущего свои ногти в ожидании результатов конкурса. Хорошим, потому что шестого января я выдержал конкурс. В течение двух месяцев (поскольку покорность никогда не была моей основной добродетелью) я ликую, опьяненный своим назначением и мечтами о будущем. Я уже вижу себя в элегантном костюме, сидящим за письменным столом директорского кабинета, обставленного в стиле Наполеона I, окруженным секретарями и подчиненными, отдающим приказы, выговаривающим сотрудникам, решающим самые запутанные головоломки. У моих ног неизменно лежит преданная и свирепая немецкая овчарка.

Мои бредовые фантазии продолжаются до четвертого марта. Я сижу утром за столом своего кабинета и смотрю на небо, на пушинки снега, падающие на Париж. Меня спускают на землю телефонный звонок и голос заместителя директора Рене Камара:

– Борниш, зайдите ко мне.

Я взволнованно вешаю трубку.

Камар, которого прозвали «яйцо в скорлупе» из-за его лысины и очков в толстой оправе, обычно вызывает к себе только в очень серьезных случаях. Я спускаюсь на второй этаж и вхожу в узкий кабинет, где неутомимо трудится Камар.

– Вы, кажется, уже вели дело Лутреля?

Его карие глаза сверлят меня сквозь стекла очков.

– Я не перестаю этим заниматься, господин заместитель директора.

Черная автомашина с шестью цилиндрами и пятнадцатью лошадиными силами, с номерным знаком восемьдесят шесть-сорок девять-РН-пять едет по автостраде. Она проехала Монтаняк и приближается к Пезена. В месте, называемом Турнан де Манени, двое жандармов, Клапаред и Анина, проводят дорожный контроль. В то время как Анина отдыхает, прислонясь к дереву, его коллега Клапаред поднимает руку, жестом приказывая машине остановиться. Шофер подчиняется.

– Проверка документов, – произносит жандарм, пригнувшись.

Водитель предъявляет техпаспорт, выданный алжирской кинематографической компанией, но запись, сделанная красными чернилами, вызывает подозрение жандарма.

– Я хотел бы взглянуть на номера шасси и мотора, – говорит он.

Он собирается приподнять капот, и тогда шофер приставляет к его груди кольт.

– Ты слишком любопытен, фараон, – замечает он. – Позови сюда своего коллегу, либо я тебя пришью.

Водитель не шутит. Клапаред подчиняется, подзывает Анина. Тот медленно подходит, начиная осознавать опасность. Двое других пассажиров: один – напоминающий мастодонта, а другой – крепкий, с рыжими волосами и усами – наводят на них свои пистолеты. Рыжий тотчас же освобождает жандарма от висящего на ремне автомата и от пистолета. В этот драматический момент появляется «симка пять», приехавшая за жандармами, и останавливается в нескольких метрах от группы. Не успевает бригадир Олив выйти из машины, как его укладывает автоматная очередь.

Бригадир Битадо пытается вмешаться, но пуля, выпущенная из кольта, пробивает ему голову, и он в свою очередь падает.

В это время жандармы Клапаред и Анина укрываются за платанами. Бандиты быстро прыгают в машину и исчезают. На месте происшествия остаются двадцать четыре гильзы и одна пуля. В водителе и одном из пассажиров удается опознать Абеля Дано и Рэймона Ноди.

Заключение полиции: третий человек был наверняка загримирован, и это не кто иной, как Лутрель!

Кровопролитие продолжается.

Первого марта, в девятнадцать часов, комиссар Кюрти поставил заграждение у въезда во Фрежюс. Он находился на дежурстве с полицейскими Феле и Урбаном. Пять минут спустя перед ними останавливается черная машина. Техпаспорт соответствует номеру, но название компании не полное. Шофер утверждает, что забыл дома удостоверение личности. Он вежливо предлагает позвонить его шефу. Комиссар просит шофера проехать в комиссариат и приказывает Урбану занять место в машине, где сидят еще двое пассажиров. Комиссар последует за ними. Не успевает захлопнуться за полицейским дверца, как «ситроен» срывается с места на бешеной скорости.

В тот же момент пассажир приставляет кольт к груди Урбана.

– Будь умницей, фараон, либо отправишься к праотцам. Снимай фуражку, отдай оружие и подними руки.

Полицейский не заставляет себя упрашивать. Он знает, что не может рассчитывать на милосердие. Машина мчится в направлении Сан-Рафаэля.

Внезапно тормоза скрипят, и Урбана отбрасывает к переднему сиденью. Машина чуть было не сбивает переходившую дорогу беременную женщину. Для Урбана это единственно возможный шанс. Он открывает левую заднюю дверцу и бросается на мостовую. Его голова ударяется о край тротуара в то время, как град пуль сыплется на асфальт. К своему удивлению, Урбан остается невредимым. Он встает, отряхивается и бежит в комиссариат Сан-Рафаэля. Объявляется тревога.

Старшему сержанту Жозефу Буа из бригады Агея позвонили, когда он собирался сесть за стол. Он один в жандармерии и не может поставить заграждение, поэтому он хватает свой автомат и выбегает на улицу.

– Осторожно, – кричит ему жена. – Надень по крайней мере каску.

Как только Жозеф Буа выходит на дорогу, он сразу видит несущуюся на большой скорости машину. Старший сержант встает посредине шоссе и поднимает руку. «Ситроен» летит прямо на него, жандарм едва успевает отскочить в сторону.

В ветровом стекле появляется ствол автомата. Буа пытается снять предохранитель со своего. Поздно. Автоматная очередь отрывает его от земли, продырявливая, как решето. Из одиннадцати пуль девять были смертельными. Машина обнаружена в Валаскуре, под передними сиденьями найдены автомат Томпсона с пустой обоймой и три гранаты. Полицейский Урбан без труда опознает двоих преступников. Речь идет о Дано и Ноди. Все заставляет думать, что, несмотря на заграждения, им удалось пересечь границу и скрыться в Италии.

Вот вам и «кукареку».

Китобойная охота возобновляется. Наши итальянские коллеги в свою очередь начинают погоню за уцелевшими остатками банды Пьерро Чокнутого, которые разбойничают теперь в своем новом охотничьем угодье на территории Северной Италии. Полиция Генуи и Милана умоляет нас сообщить им сведения о преступниках в надежде, что это поможет им обнаружить итальянских сообщников французских убийц.

Я вновь отправляюсь в архивы за делом Пьера Лутреля. Неожиданно меня поражает одна ускользнувшая от всех нас деталь. На обороте одного снимка я читаю: Лутрель, Пьер. Затем ниже: Рэймон, Бернар. Я знаю, что Бернар – это второе имя Лутреля – Пьер Бернар Лутрель. Но почему Рэймон? Я вспоминаю, что второе имя Маринэтты – Рэймонда. Многочисленные читатели дела Лутреля просто не обращали внимания на второе имя, в то время как какой-то предусмотрительный коллега когда-то специально записал его, как вымышленное имя преступника. Я лихорадочно прошу служащего дать мне дело Бернара Рэймона. К моему удивлению, такое дело существует: папка очень тонкая. В рапорте марсельской полиции сообщается о побеге из отделения так называемого Рэймона Бернара, оставившего в руках полицейских фальшивое удостоверение личности и черную записную книжку. Оба документа прилагаются к делу. Я открываю удостоверение личности и вижу фотографию Пьера Лутреля.

Я снова, вооружившись гарпуном, охочусь за белым китом. Я открываю черную записную книжку, переписываю все имена и адреса. В течение недель я терпеливо и настойчиво опрашиваю портного, дантиста, сапожника и парикмахера, обслуживавших Лутреля. Однако следствие не продвигается: все они уже давно не видели его. Я вычеркиваю имена из списка. Наконец в списке остается всего два имени. Я начинаю с некоего Андре Темано. Картотека сообщает мне, что у него несколько судимостей за посягательство на стыдливость и многочисленные мошеннические действия во время оккупации.

Я читаю описание примет: выступающий лоб, волосы с проседью, хорошо развитая мускулатура, сорок девять лет. Господин Темано начал свою карьеру в качестве сутенера, купив меблированные комнаты на площади Пигаль, затем кафе (очень специфическое, скорее кафе-бордель) в квартале Мадлен. Живет в фешенебельной квартире неподалеку от авеню Версаль. Пять лет назад женился на женщине из города Ниццы.

Как только я появляюсь в его гараже, Темано сразу мне заявляет, что не будет со мной разговаривать без своего адвоката, метра Карбони, который по случайному совпадению является также защитником Жо Аттия. Мне с трудом удается воспрепятствовать вызову адвоката. Прибегая к угрозам, я привожу Темано в свой кабинет.

Не теряя времени, я показываю ему фотографию Лутреля и Маринэтты.

– Вы знаете эту пару?

– Разумеется, я их знаю. Это Пьер и Маринэтта.

Он спокойно кладет снимки на стол. Я продолжаю:

– Когда вы их видели в последний раз?

Темано, подняв глаза к потолку, вспоминает, затем его глаза опускаются, и он смотрит на меня.

– На следующий день после событий в Шампини. Лутрель остановился у меня, объяснив мне, что речь шла о политическом сведении счетов. Я не мог ему отказать. Я знаю Пьера с сорок первого года. После Освобождения он был лейтенантом французской армии. Он посещал тогда полицейский бар на улице Соссэ «Санта-Мария». Свою машину он парковал в министерском дворе, чтобы ее не угнали.

– А дальше? – спрашиваю я.

– Я предоставил комнату Пьеру и Маринэтте. Позднее они уехали, ничего не сказав. Три месяца спустя я получил открытку из английской Гвинеи, в которой было сказано: «Доехали хорошо. Всем привет. Пьер». Я даже отдал марку сыну консьержки.

– Вы не помните, каким числом была датирована открытка?

– Она была отправлена в начале декабря сорок шестого года. Можете поинтересоваться у сына консьержки, не сохранил ли он марку.

– Замечательно, – восклицает Марлиза, выслушав мой рассказ о беседе с Темано. – Поскольку твой Лутрель в Африке, мы можем вздохнуть спокойно.

Она трется своим носом о мой нос, наподобие эскимосов. Я деликатно отстраняю ее.

– Не поддавайся иллюзиям: если Дано и Ноди свирепствуют на юге, то Лутрель должен быть с ними. Аттия и Бухезайхе доставлены во «Фресн», я допрошу их.