Текст книги "Гангстеры"

Автор книги: Роже Борниш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц)

6

Пять часов пятьдесят одна минута в рыбачьем порту в Ницце. Фернан Раволь замечает Доминика Лабесса и Анри Ренара, идущих к нему по безлюдной набережной. Рыбачьи катера еще не вернулись с ночного лова. Что же касается прогулочных катеров, то для них еще слишком рано. Фернан машет своим друзьям в знак приветствия, затем сходит на набережную и идет навстречу. Лабесс и Ренар волокут тяжелые чемоданы.

– Вы что, переезжаете? – добродушно спрашивает рыбак.

– Почти, – весело отвечает Ренар, перебрасывая свой багаж через борт над гладкой поверхностью воды.

Трое мужчин поднимаются на катер, который Фернан использует и для рыбной ловли, и для прогулок туристов. Лабесс и Ренар садятся на грязную и мокрую скамейку. Фернан приподнимает деревянный капот мотора, берет смазанную маслом ручку, вставляет ее, поворачивает, плюет на свои ладони, снова крутит. Мотор начинает кашлять и чихать, затем умолкает.

– Он заговорит! – ликует Фернан.

Лабесс и Ренар поглядывают на старого рыбака с тревогой, несмотря на его успокаивающую улыбку. Вдалеке на набережной появляются силуэты жандармов. Осторожные руки Фернана щекочут ноздри мотора. И мотор неожиданно начинает чихать. Фернан что-то кричит Ренару, но тот не слышит из-за страшного грохота.

Катер, покачиваясь, направляется к выходу из порта. Ренар констатирует, что столпившиеся на набережной жандармы проверяют номерные знаки оставленных на стоянке машин.

Как только порт остается позади, «Рабыню морей» (так зовут посудину Фернана) начинает сильно раскачивать. Лабесс зеленеет, проглатывает слюну, становится белым как мел. Затем он со стоном наклоняется над бортом. Ренар, чтобы уйти от соблазна, отворачивается и затыкает уши пальцами. Фернан невозмутимо откусывает бутерброд с колбасой и подмигивает Ренару. Ему нравится Цыган. Когда он впервые увидел его с женой Антуанеттой в их доме в Сен-Жак-Кап-Ферра, рыбак сразу проникся симпатией к этому живому невысокому брюнету. Пара хотела снять на юге виллу, чтобы отдохнуть от парижских передряг. Фернан подыскал для них спокойное местечко на берегу моря. Недавно пару приехали навестить друзья. Так старый рыбак познакомился с марсельцем Домиником и двумя парижанами и их женами. Фернан прокатил двух всегда веселых парижан на «Рабыне морей», показывая им маленькие тихие бухточки. Когда они купались, Фернан не мог прийти в себя от изумления: никогда еще он не видел такой татуировки, как на теле парижанина с золотистыми глазами. Восхищаясь этим живым произведением искусства, Фернан сказал ему:

– Ты похож на персидский ковер!

Забавные люди! Не похожи на других. Но очень, очень милые и щедрые. Позавчера, например, после обеда, играя на солнце в петанк, Ренар спросил у него:

– Фернан, ты по-прежнему рыбачишь по ночам?

– Да. В темноте рыба не видит сетей и попадает в них.

– Прекрасно. Завтра я с Домиником отправлюсь в Ниццу. Это не очень далеко отсюда. Не мог бы ты приехать за нами и отвезти нас в Марсель? Нам хочется прокатиться морем. Встретимся в порту, скажем, без четверти шесть. Идет?

– Идет.

– Спасибо, Фернан. Ты получишь двадцать тысяч.

Поднимается южный ветер, и «Рабыню морей» начинает раскачивать еще сильнее. На гребне невысоких волн появляются первые барашки. Доминик, став совершенно прозрачным, жалобно стонет. Когда он смотрит глазами умирающего на жующего Фернана, его желудок сжимается, и он делает новый прыжок к борту. Ренар чувствует себя ненамного лучше, но он не хочет этого показать Фернану и принужденно улыбается. Неожиданно улыбка слетает с его лица: мотор заглох.

– Сволочь! – кричит рыбак.

– Что случилось? – стонет Лабесс.

– Авария! Эта старая развалина все время меня подводит… Как только начинается ветер…

– Что будем делать? – с беспокойством спрашивает Ренар.

– Натянем парус!

С ловкостью, поразительной для человека его возраста, Фернан загромождает палубу веревками, вонючими сетями и бежит к мачте, пнув на ходу заглохший и дымящийся мотор. Он ловко натягивает канат, поднимая прекрасный голубой выгоревший на солнце парус. Ветер надувает развевающуюся ткань.

«Рабыню морей» подкидывает на пенистых гребнях волн. Лабесс и Ренар прижимают к себе набитые деньгами чемоданы с материнской нежностью. Они охвачены сильным неконтролируемым страхом, заставляющим их дрожать. Душа Лабесса рвется с тоской к тихому гаражу: увидит ли он его еще? Он думает о Божьей каре. Он украл, и Бог покарал его. Лабесс крестится. Ренар, напротив, думает о вопиющей несправедливости. Утонуть с такими деньгами кажется ему утонченной жестокостью судьбы. Глядя на мчащиеся по небу черные тучи, он не может удержаться от ругательств. Ветер усиливается. Лабесс и Ренар смотрят с внутренним содроганием на крупные катящиеся на них волны. Чтобы не видеть этой мрачной и зловещей картины, они закрывают глаза.

И только Фернан чувствует себя в своей стихии. С улыбкой на губах он держит рукой руль, громко разговаривая с волнами и подбадривая свою шхуну.

Фернан обожает шторм. Вероятно, он немного сумасшедший.

Наморщив лоб, Лутрель сосредоточивается. Его пальцы пробегают по уложенным на столе пачкам банкнот, затем он что-то пишет на листе бумаги, поднимает голову, оглядывает присутствующих, откладывает ручку, откидывается назад. Сунув большие пальцы в кармашки своего жилета, он сообщает:

– Здесь ровно тридцать три миллиона.

Первым реагирует Ноди. Он крестится и шепчет, наклонившись над столом:

– Мои дорогие, мои любимые…

Сидящие в углу комнаты Лабесс и Ренар поздравляют друг друга, чокаясь рюмками с анисовой водкой. Жена Лабесса Рене с вожделением смотрит на гору купюр и восклицает:

– Матерь Божья, как это красиво – куча денег!

Ее замечание вызывает дружный смех.

– Это самая красивая операция в послевоенное время! – комментирует Ренар.

Все взгляды устремляются на Лутреля, спокойно поднимающего рюмку.

– Чин-чин, – ограничивается Лутрель.

Слышится звон рюмок. Немного оглушенные собственной победой, мужчины молча пьют.

К Лабессу возвращается хорошее настроение. Он забывает о своей морской болезни, выпячивает грудь колесом. Однако на катере он пережил неприятные минуты раскаяния и отчаяния. Когда они причалили к бухте неподалеку от Кавалера, Доминик окончательно раскис и с минуты на минуту ждал появления полиции. Было около трех часов дня. Их морские странствия продолжались девять часов. В то время как Фернан отправился на поиски механика, способного починить мотор «Рабыни морей», Доминик и Ренар, схватив чемоданы в руки, отправились в тихое спокойное бистро, где их приняли, как потерпевших кораблекрушение.

Цыган знал, как связаться с Лутрелем. Допив кофе, он закрылся в телефонной кабине и попросил соединить его с Марселем. Вернувшись к бару, он прошептал:

– Через час он будет здесь.

Лутрель был пунктуален. Сидя за рулем «рено», он спокойно иронизировал по поводу их неудачной морской прогулки. Трое мужчин беспрепятственно доехали до Марселя, не встретив по дороге ни одного заграждения.

7

Рюмки опустели. Рене обходит стол, наполняя их заново, и возвращается на свое место в тот момент, когда Лутрель, сделав глубокую затяжку и выдохнув дым, берет слово:

– Сейчас мы должны перейти к дележу. Вот что я решил. Каждый из нас получит по одному миллиону. На первое время этого вполне достаточно.

– Как это? – с живостью спрашивает Рене.

Лутрель недовольно смотрит на нее.

– Прежде всего, это избавит женщин от разных глупостей. Вам не кажется, что когда вы прогуливаетесь по пляжу в норках и в кольцах на всех пальцах, то это привлекает внимание?

– Я не такая идиотка, – обиженно говорит Рене.

– Не уверен, – обрывает ее Лутрель. – Итак, каждому по миллиону. Остальные деньги мы спрячем здесь, на этой квартире. Ни одному полицейскому не придет в голову, что честный гражданин, участник Сопротивления, мог участвовать в налете. Днем, когда Доминик и его жена будут находиться в гараже, на вахте останется Анри. Замечания есть?

Никто не шелохнулся. Тон Лутреля не допускает возражений.

– Прекрасно! – заключает Лутрель. – Мы с Рэймоном поселимся где-нибудь на побережье. Если кто-то захочет с нами связаться, достаточно позвонить Жо Феррану, в «Оазис», в Бандоль.

Гангстеры переживают счастливое время, спокойные часы, приятные моменты. После налета в Ницце прошла неделя. Для Пьера и Маринэтты, для Рэймона и Пьеретты это чудесные дни передышки перед тернистой дорогой. Впервые они открывают для себя пьянящую сладость каникул, очаровывающий колорит еще дикого Прованса. Рука в руке, с бегущим впереди коккером они совершают прогулки по выжженной солнцем скалистой местности, обедают на фермах, играют в петанк, ужинают как влюбленные в тихих тавернах, купаются в безлюдных бухтах (из-за татуировки Пьера), самозабвенно занимаются любовью. Они пьют, смеются, а также поют. Ничто не омрачает их счастья. Временами во взгляде Пьеретты появляется грусть.

– Хорошо бы всегда так жить, – вздыхает она.

Однако всему наступает конец. Однажды вечером в зале ресторана «Максим», в отеле Кассиса, расположенном на берегу моря, неожиданно появляется Бухезайхе. Одиннадцать часов вечера. Женщины болтают, в то время как Лутрель и Ноди разыгрывают партию в покер. Бухезайхе пересекает пустой зал и подходит к их столику. Лутрель, заметивший его еще издали, убирает карты и встает.

– Что-нибудь случилось? – спрашивает он, протягивая руку.

– Нет, нет, – успокаивает его Бухезайхе, – все в порядке. Я приехал, чтобы поговорить о делах.

Мужчины садятся. Лутрель берет бутылку виски и наполняет рюмки.

– Я слушаю тебя.

– Во-первых, поздравляю тебя с тем, что было в Ницце. Это ошеломляюще.

– Спасибо, – вежливо говорит польщенный Лутрель.

– Если бы ты был в команде Гитлера, он бы не проиграл войну, – продолжает Бухезайхе с улыбкой, осветившей его воинственное лицо.

Лутрель поднимает рюмку.

– Не преувеличивай, Жорж. Лучше говори, зачем приехал.

– Пока вы загорали, мы с Жо кое-что придумали.

– Неужели? – иронизирует Ноди.

Бухезайхе не обращает на него внимания. Для него Рэймон всего лишь глупыш, годный для чистки обуви Лутреля, которого он обожает. Бухезайхе невозмутимо продолжает:

– Мы с Жо кое-что придумали и хотели бы узнать, играете ли вы с нами, или теперь, когда у вас денег куры не клюют, наше дело не интересует вас?

– Рассказывай! – приказывает Лутрель.

– Можно взять пять миллионов, это не так уж и плохо. Идея Большого Жо.

– Понятно, – вежливо перебивает его Лутрель. – Деньги у нас есть, но деньги и действие – это две разные вещи. Я люблю действие. И деньги тоже. Поэтому я соглашаюсь, не колеблясь. Когда?

– Я дам тебе знак, – говорит Бухезайхе, наливая себе новую рюмку. – Мы боялись, что вы сейчас не согласитесь, поэтому Жо договорился с Жильбером.

– С кем? – спрашивает Лутрель, хмуря брови.

– С Жильбером Дешаном. Но поскольку вы согласны, я его исключаю.

К столику подходит Маринэтта, держа в руках коккера. Она чмокает Пьера за ухом и томно предлагает:

– Пьерро, пойдем баиньки.

На следующее утро Бухезайхе вернулся в Париж, чтобы сообщить Аттия добрую весть. Было около десяти часов утра, когда он простился с Лутрелем, пьющим кофе в постели. На Пьере была расстегнута пижама из лазурного шелка, и на его груди можно было прочесть: «Верность друзьям». Лутрель лениво встал с кровати, и мужчины крепко пожали друг другу руки.

– Счастливого пути, Жорж.

– До встречи в Париже, Пьер.

Бухезайхе уже был в коридоре, когда, неожиданно обернувшись, спросил:

– Угадай, кого я встретил позавчера возле Мадлен?

Лутрель покачал головой. Бухезайхе, любивший мучить даже своих друзей, помолчал немного и сказал:

– Рикордо!

Сказав это, он захлопнул дверь. Лутрель застыл на месте. Кровь отлила от его лица. Во рту появился привкус дегтя. Он мысленно вернулся к событиям двухлетней давности.

Имя инспектора Анри Рикордо вызывает прилив адреналина в крови Лутреля. Из всех полицейских военного времени он больше всего ненавидит его. Думая о Рикордо, Лутрель не может не вспомнить о своем первом унижении. Рикордо работал тогда в полицейской бригаде по борьбе с наркотиками. Он был красивым малым и легко мог добиться благосклонности проституток, чтобы получить необходимые сведения. Полицейские могут держаться на высоте, но могут и опускаться на дно. Инспектор был тому примером.

Двадцать дней назад после жестокой схватки союзники высадились в Колантине. Французы с тревогой следят за развитием событий в зависимости от того, к какому лагерю они относятся. Анри Рикордо сражается с противником в рядах Сопротивления. О его подпольной деятельности становится известно немецкому гестапо, в том числе Лафону и Бони.

Двадцать шестого июня тысяча девятьсот сорок четвертого года, в восемнадцать часов, Пьер Лутрель проник в бар на улице Жюль-Шаплен, на Монпарнасе, чтобы свести счеты. После высадки союзников он вел себя как одержимый. Несколько дней назад, когда он уже изрядно выпил и терроризировал посетителей, потрясая своим пистолетом тридцать восьмого калибра, один клиент осмелился поставить его на место. Он подошел к едва державшемуся на ногах Лутрелю и дал ему пощечину. Лутрель упал на пол, испачкав свой костюм. Со звоном в ушах и пеной у рта он с трудом встал на ноги, затем, опираясь о столы и стулья, добрался до выхода, сопровождаемый насмешливыми взглядами и ухмылками публики. Взявшись за дверную ручку, он повернулся к залу, посмотрев с такой жгучей ненавистью на владельца бара Адриана Дево, что в зале наступило тяжелое молчание. Лутрель сплюнул на пол и крикнул охрипшим, но сильным голосом:

– Я еще вернусь!

Пьер Лутрель сдержал свое слово: он вернулся. На этот раз не один, а в сопровождении своих коллег из гестапо.

– Начинай! – приказывает Лутрель.

Четверо гестаповцев принимаются за разрушение кафе. Посетителей заставляют выстроиться вдоль стены, положив руки на голову. Одного мужчину, пытавшегося протестовать, жестоко избивает. Лутрель достает из кармана свой пистолет и начинает расстреливать стоящие на полке бутылки, в то время как его друзья ломают мебель, разрезают кожу на стульях и попросту грабят бар.

В это самое время инспектор Анри Рикордо приступает к дежурству в кафе на улице Вавен, неподалеку от бара Адриана Дево. Не успел он насладиться прохладой помещения, как к нему подходит встревоженная официантка и, задыхаясь, говорит:

– Инспектор, на улице Шаплен разносят бар… быстро… сделайте что-нибудь.

Бар находится всего в сотне метров от кафе. Рикордо стремительно пересекает улицу, так как машин почти не видно, а те, что изредка попадаются, принадлежат вермахту. Рикордо высок и крепок, поэтому он бесстрашен. Он не знает, что его ждет. Кучка зевак стоит на безопасной дистанции от бара, из которого доносится грохот разбиваемой мебели. Взяв оружие в руку, полицейский по борьбе с наркотиками устремляется в бар.

– Полиция! – кричит он. – Всем оставаться на местах, руки вытяните вперед!

В тот же момент две сильные руки хватают его сзади. Подскочивший гестаповец выбивает из его рук оружие. Лутрель в свою очередь наклоняется над полицейским, выворачивает его карманы, достает бумажник из внутреннего кармана мундира и открывает его. В его руке оказывается удостоверение.

– Рикордо! – ухмыляется Лутрель. – Рикордо, участник Сопротивления! Забавно. Тебя разыскивают, а ты сам идешь нам в руки!

Со всей силой он бьет полицейского наотмашь по лицу. Тот шатается.

– Заберем его в гестапо! – решает Лутрель.

Рикордо выходит из бара под дулом пистолета. Пятеро мужчин садятся в черный автомобиль и удаляются. Рикордо быстро понимает, что машина направляется не к главной резиденции гестапо на авеню Фош, неподалеку от Булонского леса. Его похитители взяли противоположное направление: «ситроен» стремительно мчится по Шатильон-су-Бане. Рикордо становится не по себе. Как только машина трогается, на Рикордо со всех сторон сыплются удары. Сосед справа ударил его прикладом по голове. По лбу Рикордо и из носа течет кровь. Один зуб выбит. Неожиданно за окном появляются первые деревья Кламарского леса. «Терять нечего, – думает Рикордо, – лучше сразу сдохнуть». Он решается.

«Ситроен» немного замедляет скорость на крутом повороте. На второй скорости коробка передач садится. «Сейчас или никогда», – думает Рикордо. С отчаянной решимостью он бросается на правую дверцу, хватается рукой за ручку. Шофер, глядя на него в зеркальце, посмеивается над безнадежностью этой попытки и говорит с видом человека, приготовившего хорошую шутку:

– Пьер, продырявь его…

– Яволь!

Ударник пистолета опускается. Выстрел оглушает пассажиров. В салоне автомобиля распространяется запах пороха. Лутрель с восхищением смотрит на голубоватую сталь: качество оружия зачаровывает его. Какое наслаждение стрелять из такого пистолета! Тело Рикордо заваливается на колени соседа справа. Указательный палец Лутреля нажимает на курок второй раз, третий, четвертый. Коврик на полу становится красным.

Анри Рикордо не страдает. Он даже не ощущает никакой боли, только тепло, распространившееся по всему его телу. Одна пуля оторвала долю печени, другая прошла через мягкие ткани и застряла возле спинного хребта, третья оказалась в шее, едва не задев сонную артерию. Четвертая пуля засела в голове.

Анри Рикордо в полубессознательном состоянии думает только о том, как спастись. Собравшись с последними силами, он поворачивает ручку дверцы, в которую судорожно вцепились его пальцы. Достаточно ли его усилия, или ему помогают вывалиться на дорогу? Рикордо этого не знает. Он вылетает из мчащейся вперед машины на мостовую и теряет сознание. Лутрель разглядывает через заднее зеркальце распластавшегося на мостовой полицейского. Его глаза вылезают из орбит.

– Сволочь, он еще жив!

Анри Рикордо слабо шевелится.

– Что будем делать? – спрашивает шофер.

– Вернешься назад и проедешь по нему.

Автомобиль делает задний ход. Тело полицейского исчезает под его колесами. Сначала задние, потом передние колеса проезжают по умирающему. Машина останавливается и из нее высовываются четыре головы: они видят неподвижное тело, распятое на дороге.

– Он получил свое. Поехали, – говорит Лутрель.

Но Лутрель ошибся. Анри Рикордо, родом из Вандеи, потомок отважных героев, не уступил даже смерти. Много месяцев спустя Лутрель узнал, что полицейский выжил. Проанализировав свой промах, Лутрель заключил:

– Надо всегда стрелять в затылок.

Шаги Бухезайхе удалились по коридору. Пьер Лутрель поворачивается, и Маринэтта видит его лицо, искаженное яростью. Лутрель садится на край кровати, допивает свой кофе мелкими глотками. Рикордо представляет для него постоянно существующую опасность. Полицейский, награжденный орденом Почетного Легиона и медалью Сопротивления, поклялся взять реванш. Несмотря на четыре пули, поселившиеся в его теле, которые так и не смогли удалить, он продолжает розыск, расспрашивает, дает указания своим информаторам. Он надеется.

Лутрель суеверен. Если есть одна дурная новость, значит, последуют и другие. Чокнутый редко ошибается.

– Одевайся! – сухо приказывает он Маринэтте.

Он принимает решение. Вчера, после разговора с Жоржем, они договорились с Ноди, что женщины тоже должны вернуться в Париж. Сейчас Лутрель хочет действовать быстро, интуитивно чувствуя, что времена меняются. Маринэтта и Пьеретта отправятся в Париж с двенадцатичасовым поездом. Каникулы закончились.

8

Стоит жаркий удушливый день. Ни малейшего дуновения ветра. Проводив Маринэтту на вокзал Сен-Шарль, Лутрель в промокшей от пота рубашке возвращается в отель мрачнее тучи. Маринэтта уехала одна. Идя на поводу у Пьеретты и не обращая внимания на увещевания Пьера, Ноди оставил ее на юге. С тех пор как друзья знают друг друга, они впервые столкнулись. Перед уходом Лутрель сказал Ноди, захотевшему продемонстрировать свою независимость перед подружкой, упрекавшей его в паникерстве:

– Ты делаешь глупость.

Лутрель оказался прав.

Кристиан Борон всегда мечтал быть крутым. Вечерами, в тишине своей комнаты, он, закрыв глаза, предается мечтам и фантазиям.

Прежде всего он придумывает себе легенду. Ее начало – это карибский период. Будучи в жизни маленьким и тщедушным брюнетом, он перевоплощается в высокого блондина с голубыми глазами. В образе отважного викинга Кристиан бороздит моря под черными парусами, вселяя ужас в островитян и членов экипажа. Он накапливает несметные сокровища, без устали соблазняет женщин. Но даже самые красивые мечты надоедают. Кристиан оставляет теплые моря, корабль, экипаж, всех женщин и все завоевания. Он переносится в Чикаго, где его жизнь наполнена насилием, кровью и любовью. Он наводит ужас на мафию, пилотирует самолеты, погружается в водолазном костюме на морское дно, подчиняет себе полицию, водит за нос ФБР, оказывается победителем на родео, стреляет обеими руками, выигрывает в покер и, разумеется, соблазняет, соблазняет, соблазняет… Но наступает конец и американской эпопее.

Кристиан становится торговцем оружием на Востоке. Его арестовывают и подвергают изощренным пыткам, но он не издает ни малейшего стона. Околдовывает своей любовной французской фугой дочь мандарина, которая помогает ему бежать.

Наяву же, в реальности, Кристиан Борон неказист. Апогеем его «крутой» жизни стало пребывание в Бометт, в тюрьме, куда он попал за кражу в армии. Здесь он встречает Жозефа Феррана, который становится его покровителем. После почти одновременного освобождения друзья встречаются в Марселе. Позднее Жозеф покупает «Оазис» и вознаграждает Кристиана за привязанность, назначив его управляющим.

Налет в Ницце, присутствие в отеле Лутреля и Ноди вскружили Кристиану голову. Как он сам всегда мечтал быть героем на отдыхе! Когда Пьер пожимает ему руку, Кристиан краснеет. Настоящий мужчина – это волнует. Сидя за письменным столом, заваленным бумагами и окурками, Кристиан незаметно наблюдает за двумя гангстерами, лежащими на пляже и такими уверенными в себе. Его взгляд переносится на тела сопровождающих их молодых женщин, в которых угадывается услужливость и опытность. Кристиан соблазняет женщин только в мечтах, в жизни у него бывают случайные связи, оплачиваемые наличными. В его небольшом мозгу начинает созревать идея. Кристиан Борон мечтает теперь поступить на службу к Лутрелю, стать каидом в Париже. Пусть только представится случай, и тогда он покажет, на что способен.

Четырнадцатого июля в «Оазис» врывается полиция. После похищения тридцати трех миллионов полиция беснуется, устраивает облавы, полицейские проверки следуют одна за другой, нарушая нормальное течение торговли и рэкета. Закон молчания и хваленая солидарность мошенников дают трещину.

Комиссары Матей и Трюши, чемпионы марсельской сыскной полиции, получают анонимный звонок, информирующий их о подозрительных лицах в отеле Жозефа Феррана. Полицейские прыгают в автомобили, несутся в Бандоль.

Скрипят шины, хлопают дверцы, выпрыгивают полицейские с оружием в руках. Кристиан Борон видит, как его мечта трансформируется в реальность. Все так же захватывающе, как и в кино, даже озвучено. Сидя в своем кабинете, оторвав глаза от счетов, он завороженно слушает беготню, оклики, ругательства, звуки приближающихся шагов. Кристиан вытягивает шею. Мимо него с видом оскорбленной невинности проходит Жозеф Ферран с наручниками на запястьях в сопровождении двух полицейских. Кристиан не может удержаться, чтобы не помахать ему на прощание рукой. До этого момента его не трогали, теперь его очередь выхода на сцену. Когда к нему входят двое полицейских, он встает из-за стола, скрежещет зубами и встречает их убийственным взглядом. Никто его ни о чем не спрашивает, но он заявляет по возможности твердым голосом:

– Я ничего не скажу!

– Что ты сказал, недоделанный?

Когда его ударяют по щеке, ему кажется, что голова его разрывается. В своих мечтах он бы легко расправился с двумя фараонами, но от пощечины у него мутнеет в глазах. Он не успевает вытереть слезы, как… Бум! Второй удар обрушивается на другую щеку и отправляет его к шкафу. Чувствуя, что его мозг слабеет, Кристиан пытается спасти честь и визжит наподобие нервных девиц:

– Дерьмо!

После этого он закрывает глаза в ожидании новых ударов, которые не заставляют себя ждать и окончательно подрывают его дух. Можно говорить что угодно, но даже самые бездарные полицейские знают свое дело. Инспектора, обошедшиеся с ним так дурно, быстро понимают, что если этот хрупкий и впечатлительный молодой человек что-то знает, то достаточно немного потрясти его, чтобы он все выложил.

– Ну что, будем продолжать? – угрожающе спрашивает один из них.

Слабые нервы Кристиана сдают. По его загорелым, лишенным растительности щекам катятся крупные слезы. Ах! Как бы ему хотелось предаться своим галлюцинациям! Но эти грубые животные с волосатыми руками не дают ему передышки. Один из них хватает его за ворот, приподнимает и повторяет:

– Ну что?

– Они уехали, – хнычет Кристиан.

– Куда?

– В Кассис… в «Максим».

– Кто именно? Имена?

Кристиан секунду колеблется. Новая затрещина развязывает ему язык.

– Лутрель, Ноди.

Инспектора пулей вылетают из комнаты, оставив Кристиана на полицейских агентов. Протягивая руки для наручников, он смотрит в окно и видит инспекторов полиции, бегущих к автомашине, садящихся в нее и срывающихся с места.

Если в Кассисе сценарий облавы такой же, как и в Бандоле, то эпилог другой. Только полицейские врываются в зал ресторана, как трое мужчин за одним из столиков вскакивают с мест.

– Оставаться на местах! Руки вверх! – приказывает бригадир Блан.

Ноди открывает огонь с двенадцати метров из кармана пиджака. Бригадир хватается за живот и со стоном падает на пол. Лутрель живо выхватывает из-за пояса пистолет и стреляет подряд несколько раз. Инспектор Жак Бренон кружится на месте с простреленным коленом. Ренар тоже открывает огонь по отступающим стражам порядка.

– В сад! – приказывает Лутрель.

Чокнутый бросается к застекленной двери террасы, выходящей в сад, Ноди – следом за ним. Оба спрыгивают в сад и пересекают его без единой царапины. Цыгану везет меньше. Он становится жертвой правосудия. Лежащий на полу инспектор Бренон попадает ему в колено. Ренар легко ранен по сравнению с полицейским: пуля не задела кости. Цыган догоняет своих друзей, перезаряжающих пистолеты у каменной ограды.

– Быстрее! – подбадривает его Лутрель.

– Тебе хорошо говорить, а у меня лапа задета…

В тб время как Ноди продолжает стрелять по ресторану, Лутрель помогает Ренару перелезть через ограду. Он дважды стреляет по появившимся в окнах силуэтам. Затем трио садится в стоящую на другой стороне улицы машину.

Несмотря на расставленные заграждения, беглецам удается скрыться. Десять часов. Солнце уже высоко. День будет жарким.

Быстрым шагом, держа руки в карманах пиджаков, Лутрель и Ноди идут по улицам Марселя. Жара стоит такая, что под ногами плавится асфальт. Их одежда прилипла к потным телам, ноги распухли в туфлях из крокодиловой кожи, но они не замедляют шага. Время поджимает. Цыган отправился лечить свою ногу к знакомому врачу в старом порту. Лутрель и Ноди сворачивают на улицу Орг, к Лабессу, чтобы забрать деньги до прихода полиции. Пьер убежден, что полиция рано или поздно явится сюда. В голове Пьера вертится один вопрос: кто их заложил? Пока Лутрель не знает ответа. Но он слишком хорошо знает, что полицейские появились сначала в Бандоле, а затем в Кассисе не по воле случая. Кто-то навел их.

Улица Орг пустынна. Слишком жарко. Только в тени сидит группа детей. Лутрель и Ноди ныряют в подворотню, поднимаются по лестнице. Ноди тихонько стучит в дверь Доминика. В квартире никого нет. Никто не охраняет двадцать восемь миллионов, спрятанных в чемоданчике.

– Выбивай дверь, – хрипит Лутрель.

Ноди толкает дверь плечом. Они входят. Еще одна кража со взломом.

Чемоданчик стоит в спальне на этажерке, между двумя другими чемоданами. Ноди снимает его, проверяет содержимое и идет на кухню, где Лутрель заканчивает лаконичное послание: «Друзья арестованы, деньги забираю в целях безопасности и сохранности. Желаю удачи. П.» Несколько минут спустя друзья возвращаются обратной дорогой по улице Орг.

– Что будем делать, Пьер?

– Спрячемся у Корнелиуса, на Севастопольской улице, в квартире его приятеля Антуана Герини. А там будет видно.

Предложение Лутреля не очень устраивает Ноди.

– Ты что-нибудь имеешь против?

– Нет. Но я должен забрать Пьеретту из Кассиса. Я не могу оставить ее одну.

– Ты с ума сошел! – рычит Лутрель. – Полицейские прочесывают весь район. Сейчас не время.

Ноди пожимает плечами:

– Не беспокойся, Пьер. Малышка находится в нескольких километрах от отеля, никакой опасности нет. Я вернусь в начале вечера, встретимся у Боксера.

Мужчины расходятся без рукопожатия.

Квартира, которую Антуан Герини предоставил в распоряжение своему другу Корнелиусу, светлая, комфортабельная и со вкусом обставленная. Пьер думает, что. по-видимому, Корнелиус – лицо достаточно влиятельное в воровском мире, если авторитетный вор так его почитает. Это уважение началось со времен войны, когда Корнелиус стал несравненным специалистом в подделке продовольственных карточек: по словам знатоков, его карточки были более подлинными, чем настоящие. В квартире все предусмотрено для длительного проживания: набитый продуктами холодильник, полный бар, американский проигрыватель с дисками, книги, блоки американских сигарет. Но Чокнутый любит только коричневый табак, в поисках которого он тщетно обшаривает все ящики. Он наливает себе анисовой водки, едва разбавляя ее водой, выкладывает свой пистолет, ополаскивает лицо и выходит. Лутрель может прожить без женщины, но без «Голуаз» нет. Заперев дверь на два оборота, он оставляет ключ в условленном тайнике, под лестницей. Насвистывая, он спускается.

В обеденное время Марсель безлюден. По рельсам катят редкие трамваи, машин мало, балконы и окна завешены бельем. В этот жаркий день четырнадцатого июля на празднично разряженной улице Тюбано раздаются военные марши. Тротуары усыпаны разноцветными конфетти. Жирная бумага и бутылки из-под пива свидетельствуют о том, что народ гулял и танцевал всю ночь напролет.

Неожиданно улица наполняется пронзительными свистками и короткими приказами. Словно из-под земли вынырнувшие полицейские устанавливают заграждение в пятидесяти метрах от Лутреля. Бежать бесполезно: его пристрелят как кролика. С напряженными до предела нервами Чокнутый подходит к наблюдающим за ним полицейским.

– Ваши документы! – говорит бригадир.

В то время как Лутрель ищет свой бумажник, его окружают двое охранников и начинают обыскивать. Как хорошо, что он оставил пистолет у Корнелиуса. Он протягивает свое удостоверение.