Текст книги "Луиза Вернье"
Автор книги: Розалинда Лейкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 21 (всего у книги 28 страниц)
Боялся он еще и другого – что она забеременеет. Роды и связанные с этим хлопоты занимают слишком большое место в жизни женщины. Он вовсе не хочет, чтобы Луиза зажила семейной жизнью. Он желал, чтобы она без передышки работала на «Престберис».
– Я сейчас поеду к надомным швеям, – сообщила мужу Луиза однажды утром, когда они были в магазине. – Позже сюда придет твой отец, пусть просмотрит все журналы, увидит, как заново переложен товар и вообще помещение приведено в божеский вид.
В первую очередь Луиза уволила нерадивую уборщицу и наняла крепкую молодую помощницу, которая натирала полы и мыла окна, следила за тем, чтобы служащие лучше протирали пыль с полок и прилавков. Но Роберт все это приписал себе. В те дни, когда Джон Престбери появлялся в магазине на час-другой, Роберт подробно отчитывался перед ним после ужина в библиотеке, ни разу не упомянув о Луизе, решив, что так будет лучше, оправдывая себя тем, что, как бы она ни старалась, его отец все равно не станет ей доверять.
Луиза записала адреса швей и отправилась по ним в наемной пролетке, которая дожидалась ее возле каждой двери. В первом доме все оказалось более или менее прилично. Он был довольно бедный и располагался в каком-то закоулке, но стол, за которым шила вдова вместе с тремя своими дочерьми лет двенадцати, ярко освещала лампа. Маленькие пальчики девочек искусно прокладывали наметку по прочерченным линиям и с замечательной аккуратностью обметывали швы, а их мать считалась прекрасной швеей, способной справляться с самой тонкой работой. Гораздо менее приятно было узнать, что они работают по двенадцать часов в день, а Джон Престбери платит гроши. Луиза решила, что, как только сможет, повысит им ставку. Оттуда она поехала в самую глубь трущоб, и то, что она увидела, оказалось хуже самых страшных ее детских воспоминаний. Бесчисленные маленькие дворики были грязные и нищенские, люди теснились в них, как сельди в бочке, улицы между темными, покрытыми копотью арендными зданиями были узкие, любые запахи перешибала вонь от мусорных свалок. В одном подвале, по стенам которого струилась влага, работало двадцать женщин. Луиза поняла, почему доставленные заказы часто источают тошнотворный запах, их даже приходилось вывешивать во дворе за магазином, прежде чем заносить внутрь.
Слухи о ее приезде распространились каким-то таинственным образом. Стоило Луизе появиться, как все начинали бегать, суетиться и прятаться, будто боялись, что она отнимет работу у тех, кто трудится в самых ужасных условиях.
Луиза вернулась в «Престберис» очень опечаленная увиденным. Качество продукции было очень низким, да и неудивительно, если учесть, что этим несчастным приходилось работать день и ночь в таких чудовищных условиях. Ей нужны две или три хорошо проветриваемые и хорошо оборудованные мастерские. Здесь она посадит лучших швей и будет платить им приемлемое жалованье. Для начала – эту бедную вдову. Луиза поделилась своей мыслью с Робертом.
– Наверху есть два склада, которые можно расчистить и поставить там столы. Я бы лично руководила работой.
– Отец ни за что не согласится.
День не задался с утра. Джону Престбери не понравилось, как переложили товар, и у них разгорелся жаркий спор.
– Значит, ты должен его убедить, – настаивала Луиза. – Неудивительно, что торговля пошла на спад. Покупатели приходят сюда после страшной утраты, а им подсовывают недоброкачественное барахло, и они, поглощенные своим горем, замечают это уже слишком поздно. Но их шкафы уже забиты плохо сшитой одеждой, которую им придется носить целый год по умершему ребенку или родителю, и представь, каково это вдовам с ограниченными средствами, ведь у них-то впереди трехлетний период траура. – Случайно посмотрев на подол своей юбки, она сморщилась от отвращения, увидев, что перепачкала его в какой-то дряни. – Мне нужно немедленно во что-нибудь переодеться.
На складе ей как-то попалось готовое платье серого цвета, предназначенное для последних месяцев траура. Оказалось, что его выпустила фабрика. Оно было из самого дешевого хлопка, но довольно симпатичное по фасону, и Луизе не стыдно было ходить в нем весь остаток рабочего дня. Неплохо было бы выставить несколько таких платьев на витрину, но пока лучше не торопиться с этим предложением. Для начала необходимо повысить качество работы.
Джон Престбери был непреклонен – он не станет сажать в магазине швей.
– Я понесу убытки на жалованье, не говоря уж про расходы на газ и уголь зимой. – И он подозрительно прищурился, глядя на сына. – Это, наверное, твоя французская женушка подсказала такую вздорную идею? Пусть знает свое место в «Престберис», иначе я вышвырну вас обоих. Ты слышал?
Луизу возмущала недальновидность старика, но это было всего лишь первое из тех бесчисленных разочарований, которые ее постигли из-за его упрямого нежелания что-либо менять. Она прилагала максимальные усилия хоть как-то улучшить внешней вид товара – распарывала швы и заново все перешивала, чтобы одежда прилично сидела на клиентках, но по сути она мало что могла изменить. Были еще и другие неприятности. Луиза усугубила размолвку со свекровью, отказавшись переделывать свои шляпки. Ее рабочая униформа тоже вызвала недовольство. Одежду заклеймили как слишком показушную и нарочито французскую. Французское происхождение Луизы было в их глазах большим грехом. И ей пришлось примириться с тем, что свекор ее презирает, а свекровь не переносит. Луиза поняла, что ситуация уже не сможет измениться к лучшему. Только Агнес была с ней по-прежнему дружелюбна, но это была до странности инфантильная девушка, которой доставляло большее удовольствие играть с Полем Мишелем, чем находиться в компании взрослых.
Иногда Престбери все-таки устраивали себе развлечения. Пришел черед и Роберта с женой приглашать гостей. Луиза была счастлива познакомиться с мистером Элленби, которого позвали на ужин. Они долго говорили об Уорте, которым этот любезный пожилой джентльмен невероятно гордился. Их с Робертом пригласили к Элленби на званый вечер, а потом уже приглашали на карточные партии и музыкальные вечера. Луизе еще сильнее захотелось иметь свой собственный дом, где она могла бы принимать Элленби с гостеприимством и радушием, которые так ценила и любила.
В магазине она чувствовала себя как в тюрьме. Правила ношения траура соблюдались очень строго, в черную одежду облачалась вся семья и не снимала ее в течение двенадцати месяцев, если в этот период не умирал кто-нибудь еще. Это означало, что «Престберис» можно было создать репутацию магазина, который торгует высококачественной ноской одеждой, и все их финансовые проблемы были бы решены, клиенты предпочитали бы «Престберис» другим подобным магазинам. Луиза поставила себе такую цель, хоть это и означало, что ее квалификации в сфере высокой моды не найдется никакого применения. Уорту часто приходилось шить траурные платья, но он умудрялся придавать им налет элегантности в зависимости от того, какую роль играла вдова в обществе. «Престберис» работал для иных клиентов. Если кто-то хотел одеться во что-нибудь более нарядное, он шел в другой магазин.
Луиза довольно скоро узнала, что надомные работницы воруют все, что только можно, и, судя по всему, они нещадно обворовывали магазин с тех пор, как физическое и умственное здоровье ее свекра пошло на спад. Честность служащих не вызывала ни тени сомнения, но она очень скучала по тому чувству родства в борьбе за процветание предприятия, какое всегда испытывала под руководством Уорта. В магазине работали пять женщин, мучимых взаимной мелкой завистью, однако они не замедлили сплотиться против новоявленной миссис Престбери, раздражавшей их своими дисциплинарными требованиями. Луиза сочла для себя исключительной удачей, когда по разным причинам четверо из них подали заявление об уходе. Осталась наименее противная из всех продавщиц, глупенькая барышня, ее можно было заставить хорошо работать. Луиза не могла дождаться, когда наберет себе еще четырех преданных и добросовестных женщин. Но Роберт ее опередил. Однажды у Поля Мишеля поднялся жар, и Роберт убедил Луизу остаться с ним дома. Когда она пришла в магазин, то узнала, что он сам набрал продавщиц. Они сильно отличались от предыдущих, но в целом были ничуть не лучше прежних.
– Разве плохо, что здесь работают молодые представительные женщины? – вызывающе спросил он. – В магазине только постные рожи.
– Когда у людей горе, они нуждаются в понимании и сочувствии, – резко возразила Луиза, – а этим красоткам скорее пристало продавать атласные подвязки и чулки, а не траурную одежду.
– Что-то ты в последнее время всем недовольна, – злобно выпалил он. – Сейчас еще заявишь, что я ничего не делаю.
Луиза только отвернулась, подавив вздох. Роберт вынужден был признать, что порой бывает с ней несправедлив, но его бесконечным разочарованиям требовался какой-то выход, а Луиза была чрезвычайно удобной мишенью для его недовольств. Он искренне верил, что его отец все равно долго не протянет, хвалил деловую хватку Луизы, благодаря которой продлеваются дни его отца. Роберт льстил жене, а в душе-то он надеялся на совсем другой исход. Он уже видел себя гордым владельцем «Престберис» после скоропостижной кончины отца. Роберт мечтал зажить тогда как ему заблагорассудится, а Луиза станет управлять фирмой по собственному усмотрению. Она, конечно, выкинет все эти мрачные одеяния и займется своими любимыми парижскими модами. Но пока все складывалось иначе. Джон Престбери продолжал выздоравливать, явно намереваясь дожить до ста лет, а Луиза стояла за прилавком, снимая мерки на платья, которыми Уорт побрезговал бы пыль вытирать. У себя в кабинете Роберт занимался главным образом тем, что разыскивал средства пополнить опустевший карман, в очередной раз подправляя записи в журналах, и старался не попадаться на глаза жене и отцу.
В тех редких случаях, когда случался аврал и ему приходилось обслуживать клиентов, он с усилием и отвращением старался придать своему лицу приличествующую скорбь и сочувствие. Порой появлялась какая-нибудь бойкая молодая вдова, собравшаяся носить траур по старому мужу, заходили женщины более зрелые и миловидные, видимо, уже похоронившие двух мужей и теперь приискивающие себе третьего, но, как правило, у посетителей «Престберис» были вытянутые лица, приличествующие, по их мнению, приобретаемой одежде. У Роберта не было возможности с кем-нибудь пофлиртовать, что так скрашивало жизнь у Уорта. Роберт и тогда уделял время не только Луизе. А женатый мужчина тем более должен иметь отдушину от домашней рутины. Лондон, как и Париж, предлагал массу всевозможных развлечений, но, в отличие от французской столицы, где полусвет пользовался молчаливым признанием общества, здесь преобладало ханжеское притворство, и жизнь строилась вокруг образцового до тошноты домашнего очага. А ведь именно на освещенных улицах Лондона можно было найти возможность удовлетворить любой порок, тогда как Париж, по крайней мере со стороны, предлагал вам не более чем приятное времяпрепровождение. Раньше в Лондоне Роберту приходилось бывать в местах с сомнительной репутацией, где запросто могли напасть, ограбить, поэтому он никогда не выходил из дому без своей трости, из которой выскакивало лезвие, и дважды он только чудом остался в живых.
Луизе он говорил, что собирается провести вечер в клубе. Чаще всего так оно и было. Но иногда он позволял себе загуливаться до утра.
Луиза кое-как призвала к порядку новых служащих. Сама атмосфера магазина не способствовала глупому хихиканью, и через несколько дней четверо молодых женщин поуспокоились, стали обслуживать клиентов более или менее приемлемо. По их просьбе она попыталась уговорить свекра отступить от того правила, что униформа служащих должна быть сшита из сатина, его женщины приобретали на собственные средства. Дешевый быстро рвался и мохрился, платье быстро изнашивалось и превращалось в лохмотья, а покупка нового вела к непосильным затратам. Но, когда Луиза предложила свекру шить платья из более прочного материала, он сразу же встал на дыбы.
– Если не хотят одеваться по моим правилам, то в наше время найдется много других, которые будут ходить в рубище и посыпать голову пеплом, только чтоб получить работу. – И он ухмыльнулся. – Ничего-то ты не смыслишь в хорошем тоне, в этом ваша беда, иностранцев. Утонченность и хороший вкус – это только сатин.
Свекра невозможно было переубедить. Позже он заявил Роберту, что Луизе лучше заниматься своими простыми обязанностями – проверять товары и стоять за прилавком. К чему придет мир, если женщины будут покушаться на превосходство мужчин?
– Своенравная у тебя жена, – сказал он сыну. – Я это сразу понял. Если надо будет – поколоти ее, не бойся. Я твою мать тоже пару раз проучил, когда мы только поженились. Вреда не будет, зато они сразу начинают тебя уважать.
Роберт был буквально физически унижен и уничтожен и, разумеется, вылил свою злость на Луизу.
– Больше даже не заикайся по поводу «Престберис» и всего остального, что может вызвать недовольство отца! Я тебя что, мало предупреждал? Разве не по этой причине я согласился предлагать все эти новшества от своего имени? Знаешь, что отец мне посоветовал? – Он приблизил к ней свое побагровевшее лицо. – Поколотить тебя. И, клянусь Богом, я это сделаю, если ты не перестанешь артачиться.
Луиза побледнела, Роберт понял, что наговорил лишнего, и разозлился еще больше. Несколько дней их отношения были болезненно натянутыми, но он в конце концов решил проявить великодушие, купил ей цветы и сводил в театр «Друри-Лейн», а потом поужинать.
Роберт исподтишка присматривался к продавщицам. Действительно, платья на продавщицах выглядели отвратительно: проступали швы, ткань лопалась на локтевых сгибах и протиралась на спине, виднелись следы многочисленных штопок. На одной из девушек вообще были какие-то обноски. Он переговорил с ней у себя в кабинете. Симпатичная малышка, довольно бойкая и умненькая, однако от всей ее живости не осталось и следа, когда ей было велено купить себе новое платье.
– Но я не могу, сэр, – жалобно захныкала она. – Моего жалованья на это не хватит. Вы же знаете, что я какое-то время была без работы, я задолжала за комнату и вынуждена на всем экономить.
Роберт воспринял это довольно холодно, ничем не показав, как возбуждает его этот неряшливый вид, контрастирующий с аккуратно уложенными золотистыми локонами. Кое-где под протертыми швами виднелось белое белье и просвечивала кожа.
– Мисс Эшкрофт, работу дали вам на том условии, что вы будете следовать правилам магазина, в том числе носить соответствующую униформу.
Она уже чуть не плакала, в отчаянии ломая руки.
– Пожалуйста, не увольняйте меня, сэр. Я так стараюсь, и клиенты меня любят, я же знаю. Еще ни у кого не было причин на меня пожаловаться. Клянусь, я попытаюсь как-нибудь достать другое платье. Мне только нужно немного времени.
Он решительно покачал головой:
– Об этом не может быть и речи. Вы ходите в настоящих лохмотьях.
Девушка жалобно зарыдала.
– Может быть, я куплю себе что-нибудь в воскресенье на рынке. Умоляю, сэр, дайте мне шанс!
Роберт встал со стула, вышел из-за стола и подошел к ней почти вплотную, внимательно разглядывая мисс Эшкрофт.
– Рыночные обноски не годятся для «Престберис». Швы на них будут наверняка ничуть не лучше, чем здесь… и здесь. – Его ладонь легла на ее содрогающееся плечо и, скользнув ниже, обхватила полную грудь. Из-под слипшихся мокрых ресниц она посмотрела в его прищуренные глаза и с усилием сглотнула.
– Вы правы, сэр. – Ее голос был еще хриплым, но в нем уже слышалась нотка былой развязности. – Я буду безмерно благодарна, если вы найдете какой-нибудь другой способ заменить платье на новое.
Роберт улыбнулся, подошел к двери и повернул ключ в замке. Луиза в это время ездит к своим надомным швеям, так что никто им не помешает.
Через неделю Лили Эшкрофт пришла в новом платье, но вела себя очень скромно. Лили знала и других, кому ради работы пришлось пожертвовать своей добродетелью, тем более что ее добродетель нельзя было назвать незапятнанной. Но этот скаред ей не особенно нравился. Слава богу, что он не ее муж.
Луиза испытывала острую постоянную тоску по родине. Она скучала по своей дорогой Катрин и по Уортам, по праздничной атмосфере парижских воскресений, которые так сильно отличались от мрачной британской субботы. Через несколько месяцев она убедилась, что ее брак далеко не оправдал ее ожиданий: официально сменив фамилию Поля Мишеля на свою, Роберт совершенно позабыл про ребенка, не проявлял к нему никаких теплых отцовских чувств. А ведь Луиза отчасти из-за этого вышла за него замуж.
Скучные серые дни скрашивало лишь время, проводимое с сыном, да радовали письма из Франции. Катрин ежемесячно рассказывала новости о друзьях и знакомых, но главным образом она расспрашивала про Поля Мишеля, волнуясь, не забыл ли ее мальчик. Письма от Мари переносили Луизу в искрящийся мир высокой моды, по которому она так тосковала. Иногда Мари прилагала иллюстрации платьев Уорта, которые печатались в журналах мод. Луиза прикрепляла их на стену в кабинете «Престберис». Она и сама рисовала платья, жакеты и шляпки, неустанно воплощая в них свежие идеи, видоизменяя силуэты, и, как всегда, раскраивала и шила для себя новый придуманный наряд.
По письмам из Парижа было ясно, что Уорт процветает. Луиза была рада за него, он стал великим модельером города Парижа. Мари писала, что они получают заказы со всего света, особенно много из Соединенных Штатов. Мари сообщила грустную новость: у Стефани случился выкидыш.
Однажды утром Роберт пришел, как всегда, в магазин с опозданием, Луиза была в его кабинете.
– Что это такое? – поинтересовался он, кивнув на аккуратно исписанный лист бумаги.
– Мой план, я разработала его специально для «Престберис». Не сомневаюсь, что, если твой отец спокойно прочитает его наедине, то подумает над ним. Я стала замечать, что он не всегда понимает, что ему говорят, и, возможно, поэтому решительно отвергает все, что ему предлагают.
Роберт, стараясь не показывать своей заинтересованности, взял бумагу, бегло ее просмотрел. Он знал, что Луиза уже собрала группу хороших швей, которые работали в доме у вдовы, повысила им оплату, сократила плохих работниц, она планировала также выставить на прилавках и витринах траурную одежду, выпускаемую уважаемыми фабриками, которые поставляли бы ей доброкачественный товар. Клиентуру «Престберис», которая в основном принадлежала к среднему классу, придется убеждать, что платье необязательно должно быть сшито вручную. Тогда Луизе не придется лихорадочно метаться, чтобы успеть выполнить заказы за несколько дней до похорон, и Роберт уже ясно видел, как его магазин превращается в компанию розничной поставки высококачественного готового траурного платья.
– План блестящий, – осторожно согласился он. – Ты уже присмотрела фабрику?
– Я бы предпочла обратиться на фабрику, которая продала нам в качестве образца платье, которое к моменту моего появления здесь уже лежало на складе. Я посмотрела адрес. «Бостон-стрит фэктори» в Саутуорке. Если твой отец даст свое согласие, я поеду туда и посмотрю, что они изготавливают.
Роберт задумчиво выпятил нижнюю губу. Отцу было гораздо хуже, чем думала Луиза и его мать, об этом Роберт знал. Болезнь, на время затихшая, снова обострилась.
– Я выберу благоприятный момент и покажу ему бумагу. Предоставь это мне. Я все сделаю.
Через несколько дней он сказал Луизе, что отец взял бумагу и согласился ее прочитать. Вскоре отец дал свое согласие.
– Все улажено, – ликующе сообщил Роберт. – Мне, правда, пришлось все взять на себя, так что смотри не проболтайся.
Но об этом можно было не волноваться.
Пока Луиза ехала в пролетке в Саутуорк, она вновь просмотрела письмо, полученное от «Бостон-стрит фэктори», пытаясь расшифровать подпись фабриканта. Это было знакомое имя – Уильям Расселл. Она обрадовалась. Неужели это тот самый Уилл Расселл?
У конторки фабрики «Бостон-стрит» Луиза попросила проводить ее к мистеру Расселлу и поднялась вслед за клерком на второй этаж. Она увидела Расселла. Стеклянная дверь в его кабинет, который находился в конце коридора, была раскрыта. Пока ее вели по коридору, она заметила, как Расселл быстро оглянулся через плечо, явно раздосадованный тем, что его оторвали отдел.
– Прошу вас, оставьте нас с мистером Расселлом. Мы с ним старые друзья. Мне бы очень хотелось поговорить с ним наедине, – сказала Луиза клерку.
Клерк удалился, и она пошла дальше одна. Увидев ее, Расселл издал сдавленный крик недоверия, ринулся ей навстречу и схватил за руки.
– Дорогая моя Луиза! Просто не могу поверить. Ты! Здесь! А мне сказали, что ко мне пришла некая миссис Престбери. Объясни-ка мне все.
Наверное, еще никогда в жизни она так никому не радовалась. От радости встречи на глаза Луизы навернулись слезы. Расселл повел ее к себе в кабинет, усадил в кресло, сам сел рядом и стал засыпать ее вопросами, то и дело покачивая головой, не веря, что она здесь. Сначала он показался ей все тем же прежним Уиллом, энергичным, жизнерадостным и чуточку громогласным, готовым расхохотаться в любую минуту, но постепенно, пока они говорили и смеялись, вспоминая старое, становился все серьезнее, перестал улыбаться. Он конечно же немного постарел.
Он велел подать чаю. Луиза рассказала ему обо всем, что с ней произошло, утаив только то, чем не смогла бы поделиться ни с одним человеком, и, когда дошла до своей свадьбы, Уилл вдруг занервничал, вскочил с кресла и со звоном поставил свою чашку с блюдцем на жестяной поднос.
– Почему ты мне не написала? – спросил он почти сердито. – Тебе пришлось мучиться в одиночестве, когда я мог бы тебе помочь. Одно твое слово – и я сел бы на следующий же паром.
– Я действительно думала связаться с тобой, – призналась Луиза. – Ты ведь говорил, что для меня здесь всегда будет работа. Но я решила иначе.
– Работа? – повторил он. – Господи Боже! Да я бы женился на тебе и усыновил твоего ребенка!
Она была ошарашена.
– Но ты же женат…
Уилл застонал, запустив пальцы в свои густые светлые волосы.
– Ну, разумеется, ты ничего не знала. А как бы ты могла узнать? – Произнес он каким-то чужим голосом, глядя на нее в упор. – Моя жена скончалась три года назад во время родов, а через шесть недель мою новорожденную дочь похоронили в той же могиле.
– Ох, Уилл, – вырвался у нее крик жалости.
– Я любил Эллен всем сердцем. У нас были свои сложности, мы были разные люди, но я любил ее. Трагедия заключалась в том, что она не хотела иметь детей. Ее страшили роды, но я недооценил всю степень ее страхов. Я потворствовал своему эгоистичному желанию иметь семью и воображал, что, когда пойдут дети, она станет счастливее, и все тогда будет хорошо. Ее истерики во время беременности были просто невыносимы. Однажды она даже попыталась выброситься из окна. С тех пор к ней была приставлена сиделка. По-моему, это чудо, что ребенок вообще родился живым, но, когда я потерял жену, жизнь утратила всякий смысл.
Луиза встала с кресла, исполненная сострадания, и сочувственно протянула ему руку.
– Мои самые искренние соболезнования, дорогой Уилл. На твою долю выпало ужасное несчастье. Как же ты сумел это пережить?
Он взял ее за руку.
– Работа. – И он кивнул на разбросанные по столу бумаги и образцы тканей. – Снова стал работать сутками, лишь бы не возвращаться в пустой дом. Полтора года назад я отстроил эту новую фабрику, и теперь на меня работает свыше двухсот человек. Недавно я переехал, но большую часть свободного времени провожу в клубе. Друзья часто спрашивают меня, почему я снова не женюсь. Я отвечаю, что давно отошел от домашнего очага, чувствую себя гораздо уютней среди вертящихся колес и щелкающих ножниц.
– Однако ты сказал, что женился бы на мне.
Уилл пристально посмотрел на нее.
– Ты всегда разжигала во мне огонь, Луиза, – признался он с нежностью. – С тех самых пор, как дразнила меня, пока я пытался сосредоточиться на своей роли учителя английского. – Он бросил взгляд на ее руку, которую держал в своей, нащупывая сквозь мягкую лайку обручальное кольцо. – Когда мы виделись в последний раз, я спросил, почему у тебя еще нет обручального кольца. Хотелось бы мне, чтобы это было то же самое кольцо.
– Если бы это было то же самое кольцо, то сейчас я была бы не здесь, а в Париже, и мы с тобой не встретились бы.
– Конечно. – Он улыбнулся. – Я буду счастлив, если наши пути вновь пересекутся. Старые друзья должны чаще встречаться. Вы с мужем должны прийти ко мне на ужин. Прекрасный предлог закатить большую вечеринку.
Луиза тоже улыбнулась.
– Мы с удовольствием придем. – Они по-прежнему держались за руки.
– Я и забыл совсем, для чего ты приехала на «Бостон-стрит», – сказал он уже деловым тоном. – Мне бы хотелось показать тебе фабрику, прежде чем ты посмотришь на выпускаемую нами продукцию. Думаю, тебе многое покажется интересным. Я тут работаю над одним изобретением, чтобы повысить скорость изготовления петелек, но патентовать его пока еще рано.
Они вместе вышли из кабинета, причем он не умолкал ни на минуту. Это была занимательная экскурсия. В отличие от всех остальных фабрик, про которые она когда-либо слышала, эта оказалась светлой и просторной, Уиллу не хотелось навязывать те условия, через которые когда-то прошел сам. Здесь не было столов, за которыми могли бы работать сбившиеся в кучу швеи, а стояли длинными рядами громоздкие швейные машины.
– Другие фабриканты обвиняют меня в том, что я избаловал своих рабочих, – заметил Уилл, – но у меня жесткие правила. Не пить, не лениться, не третировать женщин и детей, которые находятся у тебя в подчинении. Ты ведь помнишь, что я сам когда-то работал на фабрике, так что знаю, какие страдания приносит наниматель, не заботящийся о благополучии тех, кто гнет на него спину.
Когда они пришли на склад, Луиза самым тщательным образом просмотрела товар, отобрав только те фасоны, которые будут приемлемы для «Престберис». Большую часть заказа составляла одежда черного цвета, но она также подобрала всевозможные оттенки бордового и серого для тех, у кого заканчивается срок ношения траура. Они обговорили сроки доставки и назначили день, когда они с Робертом придут к нему на ужин.
– Я должен был уже давно вырвать у тебя обещание, что в случае каких-то неприятностей ты всегда обратишься ко мне. Дай мне слово, что, если когда-нибудь тебе понадобится помощь, ты сразу же позовешь меня.
Она кивнула, чувствуя, впервые с момента своего приезда в Англию, что она уже не одинока.
Весь этот день и все последующие Уилл думал о Луизе. Ее яркий образ снова стал преследовать его, как когда-то. Теперь он понял, что она всегда занимала большее место в его жизни, чем Эллен. Он так и не смог понять, за что так любил Эллен, но сердце диктует свои законы: ее хрупкость и нежные черты всегда пробуждали в нем желание защищать ее и заботиться о ней. Но Луиза вызывала в нем совсем иные чувства. Наверное, нечто более плотское, но в то же время более сильное.
Он осознавал и душой, и телом, что Луиза – единственная женщина, которую он ощущал частью самого себя. Единые в помыслах и делах, всегда готовые бороться и идти вперед, они могли бы счастливо жить вместе в любви и уважении. За все эти годы он поцеловал ее всего трижды, но эти поцелуи запомнились ему ярче, чем самые страстные совокупления с другими женщинами.
У Расселла Роберт был в ударе – без конца улыбался, вставлял остроумные замечания и отвешивал дамам комплименты. В гостиной, обшитой красным деревом, было двадцать человек, Луиза сидела по правую руку от хозяина. Уиллу казалось, будто в его красивый дом наконец-то вдохнули жизнь – у Луизы сверкали глаза, ослепительны были ее обнаженные плечи в платье из кремового французского атласа. Рядом с ней меркли все остальные женщины. Какая нелепость, что она вышла замуж за этого Престбери! Уилл постарался разузнать все про Престбери и его семью. С семьей оказалось все в порядке. И с той безжалостностью, которая помогала ему не щадить ни себя, ни других, чтобы добиться успеха в жизни, он понял, что, если сможет, то без малейших угрызений совести уведет Луизу от мужа. Он не из тех, кто легко сдается. Судьба явно предоставила ему второй шанс, после того как первый у него отняли много лет назад, так не вовремя ворвавшись в полночный час в парижскую мастерскую.
19
Джон Престбери всматривался в календарь, пытаясь вспомнить, когда он в последний раз был в магазине. Что-то он все стал забывать. Когда Роберт приступил к управлению магазином, он поставил себе за правило наведываться туда два-три раза в неделю, никогда заранее не извещая о своем приходе, чтобы застать врасплох и сына, и служащих. Убедившись, что после его резких замечаний его французская невестка больше не будет вмешиваться в дела и все идет гладко, он стал редко посещать магазин. Малейшее усилие крайне его утомляло, и тогда он ощущал судорожную боль в сердце, которую лишь слегка притупляли лекарства. А сегодня, как по волшебству, Престбери почувствовал себя лучше. За окном заманчиво светило солнце. Ему снова захотелось увидеть свой магазин. Он соскучился по запаху свежих тканей, по звону дверного колокольчика, по бумажному шелесту, сопровождающему упаковку товаров, и по благодарным взглядам клиентов в ответ на его сочувствующее лицо, многие из которых не раз в своей жизни носили траур. Дела затихали по мере того, как умирали старые клиенты и открывались другие магазины траурных принадлежностей, но «Престберис» ни разу не изменил своему принципу заботливого отношения к требованиям покупателей, а это – самое главное. – Я ухожу, – сказал он жене.
Когда экипаж остановился у магазина, Престбери испытал сильный шок. В одной из витрин были разложены товары черного цвета, и задрапирована она была не так, как обычно, но его взбесила другая витрина – в ней были выставлены платья таких оттенков, каких никогда прежде не бывало в «Престберис». Розовато-лилового! Бледно-серого! Да еще какого-то особенно ядовитого сиреневого!
Стуча тростью, Престбери ворвался в магазин. Внутри обслуживали покупателей, только поэтому он сдержал душивший его гневный крик, но из уголка его рта уже закапала слюна. Он резко отдернул черную занавеску, закрывающую витрину изнутри, и схватил первую же вещь. У него чуть глаза не вылезли из орбит. «Готовое платье»! В его магазине! «Престберис», который всегда, еще когда был скромной лавчонкой, гордился тем, что все шьет на заказ, унизили и обесчестили, завалив этими треклятыми фабричными тряпками, которые носят только рабочие да бедняки!
