Текст книги "Луиза Вернье"
Автор книги: Розалинда Лейкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 28 страниц)
– Я ухожу от Гажелена. Хочу открыть большой салон высокой моды, и мне нужен партнер. Почему бы нам не объединить наши капиталы и не заняться этим сообща? Ну а с остальным общими усилиями справимся.
Боберг, уютно расположившийся в плюшевом кресле, внимательно изучал поднимавшиеся к потолку кольца дыма.
– Какое помещение думаете занять?
– Я присмотрел анфиладу комнат, которая тянется через весь первый этаж дома номер семь по рю де ля Пэ. Я знаю, что улица эта довольно тихая, и это отнюдь не процветающий торговый центр, но там есть пара известных шляпных мастерских, Дусе торгует очень хорошим полотном и платками, а один ювелир поставляет двору драгоценности. К тому же вход в здание номер семь, украшенный с обеих сторон пилястрами, тянется через все помещение во внутренний двор, вокруг которого и расположены галереи первого этажа. Он располагается с западной стороны улицы всего в двух шагах от выхода к Вандомской площади, а там уже рукой подать до фешенебельных помещений. Ну? Что скажете? Вы заинтересованы в этом?
Боберг наклонился в кресле, и по его лицу расползлась улыбка.
– Чрезвычайно заинтересован. Давайте-ка обсудим детали.
Они заговорились далеко за полночь.
Прошла неделя, и Луиза перестала бояться, что Роберт снова начнет ходить за ней на склад, однако она постепенно убедилась, что сильно задела его мужское самолюбие, дав ему такой решительный отпор. Она перестала нервничать и по-прежнему в течение дня наведывалась к своему ребенку, счастливая, насколько это было возможно в ее нелегкой ситуации. Работа вышивальщицей не мешала ей вовремя уйти на обед, как это бывало во время аврала в примерочных. В середине дня она могла регулярно наведываться к ребенку. Зима была очень холодной, и Луиза боялась, как бы за время ее отсутствия он не скинул одеяла, поэтому сильно перепугалась, когда, зайдя однажды на склад, увидела, что одно одеяло лежит на полу.
– Как ты умудрился это сделать, Поль Мишель? – взволнованно воскликнула она, подбегая к самодельной кроватке. У нее буквально остановилось сердце. Ребенка там не было. Луиза в ужасе обернулась, услышав язвительный голос Роберта, который сидел на ящике, прислонившись к стене, и держал завернутого в шаль Поля Мишеля:
– Вы не это ищете?
Все еще испуганная, она кинулась к нему.
– Верните мне моего ребенка!
– Постойте! – Он спрыгнул с ящика и, ловко увернувшись, забежал за старинный прилавок, явно наслаждаясь тем, что он сейчас хозяин положения. – Я не уверен, что вам можно присматривать за этим ребенком. Когда я вошел сюда, он ревел во всю глотку, его подушка была насквозь мокрой. Считайте, что вам повезло, что его обнаружил я, а не кто-нибудь еще!
– Вы за мной шпионили!
– Какое грубое определение моей симпатии к вам. Напрасно вы меня оскорбляете. Что мешает мне пойти и рассказать всем и каждому про вашу маленькую тайну?
Она с силой ударила кулаками по разделявшему их прилавку.
– Ничего! Но я не позволю вам себя шантажировать! Можете идти и доложить обо всем, если считаете нужным, но немедленно верните мне моего ребенка!
Он на несколько секунд замешкался, потом протянул ей малыша. Луиза схватила сына и стала укачивать его на руках, нежно воркуя с ним и утирая его заплаканное личико уголком шали. Роберт наблюдал за ней с некоторым смущением. Он-то думал, что ребенок поможет ему добиться ее, но теперь видел, что ошибся. Эта девушка слишком сильная и несгибаемая. И она стала нравиться ему еще больше, даже несмотря на то что ситуацию усложнял этот сопливый малыш.
– Послушайте, – неуверенно произнес он. – Я пошутил. Я восхищаюсь вами, вы ведь так рискуете из-за этого потерять работу. Я и не подумал бы никому рассказывать.
Она посмотрела на него, и ее глаза засветились от облегчения.
– Благодарю, мсье Престбери. Я верю, что вы сдержите слово.
– Зовите меня Роберт.
Она кивнула.
– А теперь вы не могли бы оставить меня наедине с моим сыном, Роберт?
– Да, конечно. – Он побагровел от отвращения, вспомнив о той материнской обязанности, которая ее сюда привела. Он торопливо направился к выходу, но снова обернулся: – Я постерегу вас, если хотите.
Луиза уже стояла к нему спиной, расстегивая корсаж, и посмотрела на него через плечо.
– В этом нет необходимости. В любом случае я не могу допустить, чтобы из-за меня у вас возникли неприятности. Но благодарю, что предложили.
Роберт вышел, весьма ободренный ее улыбкой. Он чуть было все не испортил, но каким-то волшебным образом это даже помогло ему наладить с ней отношения, и теперь он знает, как поступать дальше. Остановившись перед пыльным зеркалом в коридоре, он стряхнул осевшую на лацкане ворсинку с шали и почувствовал, как от его рук повеяло тошнотворным сладковато-молочным детским запахом.
Уорт вполне был доволен своим протеже. Роберт хорошо показал себя в первый месяц, да и в последующие несколько недель старался не вызывать нареканий. У Роберта были безупречные манеры, он умел обращаться с клиентами. Но Уорт все же не мог отделаться от ощущения, что Престбери вообще не любит работать, не отдается делу всей душой. Недавно Уорт несколько раз столкнулся с ним в коридоре, ведущем к складам, где он слонялся, как жандарм на посту, вместо того чтобы стоять за прилавком. Уорт вознамерился сделать все возможное, чтобы призвать Роберта к порядку.
Престбери был не единственной причиной раздражения Уорта. С тех пор как Уорт, в силу собственной честности, решил заблаговременно предупредить владельцев магазина о своем увольнении, желая предоставить им достаточно времени на то, чтобы найти замену, его отношения с ними резко ухудшились. Уорт рассчитывал, что они пожалеют о своем отказе сдать им квартиру, узнав, что он собирается с ними расстаться, но этого не произошло. Напротив, их надменность и презрение стали еще невыносимей, они обращались с ним как с простым рабочим, без которого они вполне могут обойтись, а не как со старшим служащим, который принес им миллионные прибыли. Возможно, они вообразили, что без тех обширных торговых связей, которыми располагал их прославленный магазин, он не сможет преуспеть и все равно прибежит к ним назад, получив хороший урок. Может, именно поэтому они и запретили ему извещать кого бы то ни было о своем уходе до тех пор, пока сами об этом не объявят, чтобы он не успел перетащить к себе ни клиентов, ни служащих.
Они вдруг стали наведываться в ателье, расхаживать по нему с хозяйским видом и во все вмешиваться, будто хотели показать ему, что он уже утратил свои полномочия. В их глазах он уже утратил свой вес. Что он может показать миру от своего имени? Все его платья выходили из этого магазина с биркой «Мезон Гажелен». Если даже он и заработал себе репутацию, то она уже давно перешла к ним. Если кто-то упоминал, из каких дивных сказочных материй были сшиты платья, которые надевают в Тюильри или где-нибудь еще в высшем свете, то никто и не вспоминал про какого-то старшего служащего, по чьей инициативе они были выпущены в розничную продажу, и в списке поставщиков этой роскоши значились только их имена. Ограниченным напыщенным господам и в голову не могло прийти, что в лице Уорта они теряют великого художника-модельера.
Партнеры решили осмотреть заброшенные склады, о которых упомянула Мари. Жаль, язвительно заметил мсье Обиге своему компаньону, что Уорт не удосужился потратить время на то, чтобы найти им какое-нибудь применение, вместо того чтобы доставлять им столько хлопот своими новомодными идеями, которые хоть и принесли им деньги, но лично им претили.
Однажды днем, покормив сына, Луиза укладывала его в его ящик-кроватку, когда в комнату ворвался Роберт.
– Быстро! Спрячьте его! И сами спрячьтесь! Вас не должны здесь обнаружить! Тут хозяева ходят по коридорам и суют свой нос во все помещения!
На какой-то момент ее парализовало от страха. Роберт толкнул ее в самый темный угол, плечом отодвинув какие-то коробки, и прижал ее к стене.
– Стойте здесь тихо.
– Но Поль Мишель…
– Я все сделаю. Не переживайте. – Он, насколько это было возможно, задвинул ее коробками и вернулся к ящику, в котором лежал умиротворенный ребенок, широко раскрыв глазки. Схватив ящик, Роберт задвинул его обратно в сундук, оставив небольшую щель для доступа воздуха. Едва Роберт отошел от сундука, как дверь отворилась, и на пороге появились оба совладельца. При виде продавца они замерли от изумления.
– Кто вы? И какого черта здесь делаете? – грозно просил мсье Гажелен.
– Я Престбери, мсье. Из ателье. Думал вот калильную сетку зажечь, чтоб вам было светлее.
– Калильную сетку? Какую еще калильную сетку? Эта старая часть магазина освещается только лампами. – Его глаза подозрительно сузились. – У вас шейный платок растрепался, и рукав в пыли. По-моему, вы что-то дурное замыслили. А может, вы присвоили какой-нибудь товар и боитесь разоблачения?
– Нет, мсье. Правда, нет.
– Вынужден вас огорчить, но я вам не верю. – И мсье Гажелен вошел в комнату, внимательно оглядываясь по сторонам. Следом за ним вошел его партнер, а за ним – один младший подмастерье с лампой. В другой раз владельцы все только бегло оглядели бы, но теперь они решили все тщательно проверить. Заметив возле груды наваленных друг на друга ящиков треугольные следы, выделявшиеся на пыльном полу, мсье Обиге быстро отодвинул ящики в сторону. И в свете лампы показалась перепуганная девушка, которая стояла, прижавшись спиной к стене.
– Мадемуазель!.. – Мсье Обиге забыл ее фамилию.
Луиза торопливо выбралась из своего убежища, отряхивая пыль с рукавов трясущимися пальцами.
– Я Луиза Вернье, и мсье Престбери здесь совершенно ни при чем, – стала она объяснять, желая спасти Роберта.
– Молчать! Ложь вас не спасет, мадемуазель, – взревел мсье Гажелен. – Яснее ясного, что наш неожиданный приход оторвал вас и этого молодого негодяя от постыдного занятия. Я не стану спрашивать, как часто эти тайные свидания происходили в течение рабочего дня, потому что не желаю знать. Одного раза вполне достаточно, чтобы вы оба были немедленно уволены. Убирайтесь из магазина сейчас же.
Луиза испугалась.
– Я уйду, но не допущу, чтобы из-за меня уволили ни в чем не повинного человека. – Луиза подошла к ящику, выдвинула его и взяла на руки Поля Мишеля, завернутого в одеяло. – Мне нужно было уединиться из-за сына. Я каждый день приносила его в магазин, об этом знал только мсье Престбери, который был так добр, что решил спасти меня от увольнения, предупредив, что сюда идете вы. Это добрый и благородный поступок. Умоляю, не наказывайте его за это.
– Вы не замужем, мадемуазель! – воскликнул мсье Гажелен с искаженным от гнева лицом. – Вы уже давно должны были оставить службу в моем магазине, раз покрыли себя таким позором. Немедленно вон!
Но Луиза пыталась настоять на своем:
– Только не увольняйте мсье Престбери. Это я во всем виновата.
– Он вам помогал и покрывал вас в нарушение всех правил этого уважаемого торгового дома! Вон оба, немедленно!
Она в отчаянии наступила Роберту на ногу.
– Ну, скажите сами, раз уж меня никто не хочет слушать.
Но Роберт уже понял, что все бесполезно, и поэтому решил, как всегда, воспользоваться случаем, чтобы извлечь для себя выгоду.
– Теперь я здесь принципиально не останусь. Мы уходим вместе, – твердо произнес он и ободряюще улыбнулся Луизе.
Потом с покровительственным видом обнял девушку за плечи, и они вышли из кладовой. Она даже не знала, что сказать – так ее растрогало его твердое решение разделить ее участь. Луиза не знала, что Уорт увольняется и сказал Роберту, что тот может работать у него. Как человек честный, Уорт не стал бы переманивать служащих ателье для работы в своем заведении. Оно должно было открыться в начале нового года. Но Роберт был его протеже, а он обязался перед мистером Элленби продолжить обучение молодого человека. То, что хозяева преждевременно вышвырнули его на улицу, означало несколько недель безработицы, пока Уорт не откроет свой новый салон. Роберт был даже рад этой кратковременной свободе.
Все это произошло без ведома Уорта, который был занят с клиенткой. Мсье Гажелен вывел Луизу и Роберта через служебный вход и лично закрыл за ними засовы. В жизни Луизы это было второе неожиданное увольнение, но теперь ей надо думать не только о себе, но и о сыне. Она с дрожью втянула в себя морозный уличный воздух. Но они не будут голодать. Ее маленькие сбережения позволят как-то перебиться, пока она не найдет какую-нибудь работу, правда, осуществление своей давней мечты придется отложить на неопределенное время.
– Давайте сходим в кафе и поговорим за чашкой кофе, – предложил Роберт. – Времени у нас навалом.
Это предложение Луиза не могла не принять, чувствуя себя перед ним в неоплатном долгу, ведь из-за нее он потерял работу. И она простила ему те вольности, которые он себе когда-то позволял.
Они довольно долго говорили, многое узнали о жизни друг друга. Луиза была очарована его рассказами о путешествиях, представляя себе те страны, в которых он побывал. Роберт уже стал казаться ей не столь противным, как когда-то.
Роберт проводил ее до дома, поднявшись до дверей ее квартиры с ребенком на руках. Луиза не предложила ему войти, да он на это и не рассчитывал. Теперь он будет играть по всем правилам, у него ведь есть преимущество, о котором она и не подозревает.
– Надеюсь, вы скоро найдете себе работу, – сказала она.
– Уверен, что мы оба найдем, – уверенно заявил он, зная, как ее утешит его оптимизм. – Давайте как-нибудь встретимся.
Луиза согласилась, и он ушел, весьма довольный собой. У него еще есть несколько недель, он успеет ей сообщить, что Уорту нужны швеи и примерщицы в его салоне. Она, конечно, попросится на работу. Ну а он тем временем попытается наладить с ней отношения.
Вышло не совсем так, как он планировал. Услышав, что Луизу уволили, Мари сразу же написала ей о том, что Уорт собрался открыть свое дело. Луиза даже не заподозрила, что Роберт утаил от нее эти сведения.
16
Императорскую карету, которая везла императора с императрицей по улице Лепелетье на праздничное представление в «Гранд-опера», эскортировали конные уланы, а следом за ней ехало еще два экипажа с членами свиты. Стефани, сидевшая рядом с Пьером в карете, следующей сразу же за императорской, разглядывала в окно толпы людей, собравшихся на освещенных улицах и громогласно выражающих свою любовь и верность. Наверное, думала она, Евгения, которую жадно разглядывает народ, напоминает им сказочную фею в своих бриллиантах и белых кружевах, отвечающую на их возгласы ослепительной улыбкой и взмахом руки. Многие явно завидуют «безоблачному» существованию императрицы, даже не догадываясь, что император взял в любовницы жену министра иностранных дел, о чем Евгении уже давно доложили.
Неужели все мужья изменяют своим женам? Стефани покосилась на Пьера, который сидел, положив ногу на ногу, и лениво смотрел в другое окно. Она еще ни разу не дала ему повода для измены. После их свадьбы прошло четыре месяца, а Стефани любила его так же страстно и беззаветно, как раньше, и у нее не было причин полагать, что он в ней разочаровался. Напротив, он с нежностью хвалил ее за ее способность удивлять и радовать его, и Пьер мог надеяться, что она не утратит своего таланта смешить его. Например, когда она шепотом комментировала какой-нибудь скучнейший официальный прием, он улыбался, глядел на нее так, как не смотрел даже во время близости. Она не знала, почему так. Иногда Стефани вспоминала Луизу, и ее начинали терзать сомнения и неуверенность. Может быть, он до сих пор не может забыть девушку, но что бы там ни было в прошлом, все это уже отдалилось. Теперь она, Стефани, его настоящее и будущее.
Карета замедлила ход.
Через окно было видно, что императорский экипаж остановился у ступенек «Гранд-опера». Ощутив острый прилив нежности, Стефани повернулась и протянула ему руку. Этот импульсивный порыв и то, что она отвернулась от окна, спасли ей лицо: на улице послышался оглушительный взрыв, ее волной швырнуло на Пьера, на них посыпались осколки выбитого стекла.
Стефани закричала, Пьер повалил ее на пол кареты, накрыв своим телом, среди поднявшегося на улице столпотворения послышался следующий взрыв. Стало совсем темно, все газовые фонари, освещавшие улицу и фасад театра, погасли, усилив всеобщую панику, на лежавших на ступеньках с грохотом свалился навес. Снова ослепительная вспышка – уже третьей бомбы. Людские крики и вопли смешались с ужасающим ржанием изувеченных лошадей.
Воздух был насыщен запахом дыма и взрывчатки. Пьер, лежавший на ней, поднялся и усадил Стефани на сиденье.
– Ты в порядке? – кричал он.
Она кивнула, дрожа от шока.
– Да, кажется. – Она посмотрела на мужа и снова вскрикнула: – Что это у тебя?
По его лицу струилась кровь из пореза на голове, но он этого даже не чувствовал.
– Сиди здесь, я сейчас вернусь за тобой, – приказал он. – Надо подойти к императору.
Если он еще жив, мрачно добавил он про себя, выпрыгивая из кареты. В театре уже засветили фонари, и в лучах света показались тела убитых и раненых, туши умирающих и уже затихших лошадей. Вдруг показался человек, он вышел из какого-то узкого проулка и с пистолетом в руке подошел к императорской карете, из которой выходила Евгения. Пьер с криком бросился к убийце, но жандармы его уже схватили, скрутили и повалили на землю. Евгения сохраняла ледяное спокойствие, казалось, эту женщину совсем не испугала эта последняя попытка лишить жизни ее и ее супруга. Тот отделался царапиной на носу да нелепой дырой в шляпе. У Евгении была ссадина возле глаза и кровь на юбке.
Пьер хотел помочь ей выйти из кареты, но она отказалась, отвергла и помощь, предложенную другими. Выпрямившись с подлинно царственным видом, она холодно произнесла:
– У нас больше мужества, чем у убийцы. Пусть все в этом убедятся.
Луи Наполеон, оглушенный, вылез из кареты вслед за ней. Он, никогда не страшившийся смерти, был шокирован безумной выходкой подрывника, который, не задумываясь, лишил жизни стольких ни в чем не повинных людей. Император издал отчаянный стон при виде раненых, среди которых были и его уланы, он хотел было подойти к ним, но Евгения, уже поднимавшаяся по ступеням театра, резко его остановила:
– Не валяйте дурака! – грозно прошипела она, приводя своего супруга в чувство. – Давайте не будем превращать это в фарс!
Он послушно подошел к ней. Члены их свиты, почти все с порезами и синяками, последовали за ними. Пьер уже собрался вернуться за Стефани, когда его внимание привлекла молодая женщина. Свет фонарей, с которыми со всех сторон появлялись желающие помочь раненым, случайно выхватывал тех, кто получил незначительные травмы в последовавшей вслед за взрывами панике. Он бросился к молодой женщине, которая стояла, прислонившись к стене здания, еле держась на ногах.
– Луиза!
И увидел, с какой неприкрытой любовью и облегчением она посмотрела на него и инстинктивно потянулась к нему, но тут она все вспомнила, и между ними снова разверзлась пропасть. Луиза опустила протянутые руки, вцепившись в складки своего плаща.
– Ты ранен, – сказала она в замешательстве.
– Пустяки. – Пьер вынул платок и вытер со лба кровь. – Как ты? Что с тобой?
– Меня сбило на землю, когда все бросились бежать. – И она вздрогнула от ужаса, когда улан выстрелил в лошадь, прекратив ее мучения. – Несчастные люди! Несчастные лошади!
Он подвинулся, загородив собой эту сцену.
– Поезжай домой. Я тебя отвезу.
– Нет-нет. Это не так далеко отсюда, я доберусь сама. Благодарю. – Луиза сделала порывистое движение, чтобы уйти.
– Постой! – Он настиг ее одним прыжком и посмотрел ей в глаза. – Скажи… ребенок… кто родился?
И в ее остекленевшем взоре отразились страдания.
– Мальчик.
– Его имя?
– Поль Мишель.
Пьер смотрел ей вслед до тех пор, пока ее стремительно удаляющаяся фигура не скрылась в темноте. Потом повернулся и пошел к карете, где возле открытой двери его поджидала Стефани. Наверное, она все видела и сейчас станет расспрашивать.
– Эту молодую женщину смяли в толпе. Я просто хотел убедиться, что она не ранена.
– Я узнала ее. Она работает в ателье.
– Вот как? – И он резко перевел разговор: – Бери меня под руку. Остальные уже вошли.
Стефани послушно взяла его под руку. Он почувствовал, что она дрожит, как пойманная птичка, но решил, что это вызвано пережитым страхом от взрывов. Громом приветствий зрители встречали императора с императрицей, которые появились в императорской ложе. Стефани не услышала ни единого такта из «Вильгельма Телля». У нее перед глазами стояли лица ее мужа и этой женщины. Всякие сомнения, кто отец Луизиного ребенка, исчезли.
Луиза еще долго приходила в себя после той ужасной ночи, когда из профессионального интереса решила посмотреть, какое платье наденет императрица по случаю праздничного представления. Свыше ста пятидесяти людей были убиты и ранены во время взрывов, устроенных итальянским заговорщиком Орсини и его приспешниками. Луиза пережила такое глубокое потрясение, что была вынуждена прежде времени отнять сына от груди. Ее успокаивала мысль, что, когда Уорт откроет свой салон, она сможет спокойно вернуться на работу. Одна ее соседка, надежная женщина, чьи собственные дети всегда были чистыми и ухоженными, согласилась присматривать за Полем Мишелем за умеренную плату. А пока Луиза работала над заказами, которые ей удалось получить, и старалась не вспоминать ту случайную кошмарную встречу с Пьером.
Наконец настал день, когда Уорт, надев новый безупречного покроя сюртук с бархатным воротником, обошел свои заново отделанные и обставленные владения. Он еще никогда не был так счастлив. Мари была в восторге от их нового дома, в нем было так много комнат, что они смогли обустроить себе комфортабельную квартиру, смежную с ателье. У Отто Боберга было в Париже собственное жилье, и он с удовольствием стал компаньоном, решая хозяйственные проблемы предприятия, и у него даже оказались аристократические шведские связи, что позволило ему без труда собрать необходимые деньги. Заказ на два платья от шведской королевы, перед которой замолвила словечко семья Боберга, был первым внесен в журнал заказов, предвещая успешное будущее.
Уорт тщательно отобрал себе персонал. В мастерских трудились самые квалифицированные служащие, и за столами было еще достаточно мест, чтобы впоследствии их заняли и другие. Луизу он назначил старшей примерщицей. Роберт и еще несколько молодых людей, высоких и до известной степени привлекательных, заняли свои места за прилавками с тканями. Больше половины служащих были англичанами. Уорт по-прежнему был твердо убежден, что его соотечественники и соотечественницы способны придать уважаемому заведению утонченность и блеск, и мистер Элленби оказал ему неоценимую помощь, прислав прекрасных специалистов, которые в своем стремлении работать превзошли Роберта Престбери.
Данное в газеты объявление уведомило публику, что Уорт и Боберг открыли элитный магазин, торгующий платьями, шалями, шелками и последними новинками моды. Но, если не считать королевского заказа из Швеции, нельзя было сказать, чтобы работа кипела, и им стало очевидно, что намеченная клиентура появится еще не скоро. Цены пришлось назначить умеренные, иначе даже те клиенты, которые пришли к Уорту, испугались бы, если бы платить пришлось больше, чем у Гажелена и Обиге.
Мари, наконец-то обустроившая свою комфортабельную квартиру рядом с ателье, была на седьмом небе от счастья. Теперь ее сыновья всегда рядом, и она могла прибежать к ним, просто проскользнув через дверь. К ним, как и раньше, была приставлена добросовестная няня, хотя мальчикам с самого начала было позволено носиться по салону, где они вызывали большой переполох как среди служащих, так и среди покупательниц. Если Мари иногда позволяла себе бездельничать, то только для того, чтобы поухаживать за своими мальчиками – завить волосы Гастону или укоротить естественные кудряшки Жану Филиппу. Гастон стоически мирился с папильотками, а вот Жан Филипп был не такой покладистый. Мари оказалась необыкновенно ласковой матерью.
Поль Мишель развивался не по дням, а по часам. Он рос смешливым добрым ребенком, у него были отцовские черные волосы и точно такие же глаза. У него уже резались зубы, он рьяно пытался вставать и ползать. Луиза знала, что ей достаточно отправиться на какую-нибудь императорскую процессию или парад, чтобы увидеть Пьера, но она старалась избегать подобных мероприятий, стремясь как можно скорее залечить свою сердечную рану. Однако несколько месяцев спустя она все-таки увидела его. Роберт пригласил Луизу в театр «Комеди Франсез», где они заняли отличные места. Она смотрела в его бинокль, когда во втором акте подняли занавес, и, заметив краем глаза, что в ложу зашли двое опоздавших, автоматически перевела бинокль на них. И у нее сжалось сердце. У куртизанки, пришедшей с Пьером, были огненные волосы и внушительная сливочно-белая грудь, выпиравшая из низкого выреза платья. Луиза опустила бинокль, сосредоточившись на сцене, но не могла не видеть пальцы куртизанки, густо унизанные кольцами, то и дело извлекавшие засахаренные каштаны из гофрированной коробки. Когда в антракте зажгли свет, в ложе осталась только пустая кондитерская коробка. Пьер со своей куртизанкой исчезли. Луиза пожалела Стефани и поняла, что ее наконец-то забыли. Как ни странно, но это только усилило ее мучения.
И именно в этот вечер, поддавшись тоске и одиночеству, Луиза впервые ответила на поцелуй Роберта. До этого она лишь позволяла ему себя целовать. В ней вдруг против воли пробудились скрытые желания. Хотя Роберт казался ей довольно привлекательным, она не хотела заводить с ним роман, что с самого начала ясно дала ему понять.
Луиза думала, что знает его уже достаточно хорошо. Недостатков у него нашлось множество, но она была с ним терпима как ни с кем, постоянно напоминая себе, что он пытался защитить ее и остался рядом с ней, когда ей был нужен друг. С ним оказалось очень весело, если у него водились деньги, он бывал непозволительно щедр, если же не было, то не гнушался занимать у нее, порой забывая возвращать долг. Когда он был в настроении, то мог всучить покупательнице почти все, что угодно, но ему это слишком быстро надоедало, он выказывал решительное предпочтение молоденьким и хорошеньким клиенткам, в особенности замужним, остальных умудрялся сваливать на других продавцов. Не пользуйся он покровительством мистера Элленби, чем однажды не преминул похвастаться, он бы не задержался надолго у Уорта. Тот был, безусловно, очень терпелив.
– Это все ты виновата, – Роберт дружелюбно отвечал Луизе, когда она пыталась урезонить его, заставить быть более ответственным. – Разве можно быть сосредоточенным и трудолюбивым, когда ты разрушаешь каждый день моего существования, отказываясь верить, что я в тебя по уши влюблен.
И так было всегда. Даже в шутку он умудрялся переложить вину на кого-то еще, но был при этом настолько обаятелен и улыбался такой обезоруживающей улыбкой, что не простить его оказывалось невозможно.
Евгения проявила поразительное милосердие к заговорщику Орсини, пытаясь спасти его от казни. Она считала, что ему надо сохранить жизнь. Он был итальянским патриотом, решившим убить императора, чтобы это террористическое деяние подвигло Францию на революцию, что, в свою очередь, послужило бы примером для Италии, которая стряхнула бы иго австрийского владычества. Императрица осуждала методы насилия, но в душе была солидарна с мечтой революционеров о свободном отечестве и убедила мужа, что пришло время исполнить свое давнее желание и освободить Италию, в которую он влюбился еще в юности. Луи Наполеон стал готовиться к войне.
Луизу приводили в отчаяние все эти приготовления: марширующие солдаты, плакаты с патриотическими призывами на стенах, газетные статьи, в которых говорилось о тирании и агрессивности Австрии. Луиза думала о том, сколько людей будет убито и ранено, сколько останется вдов и сирот. Она постоянно вспоминала Пьера, чаще встречалась с Робертом, тот ошибочно принимал ее потребность в общении за более глубокие чувства и с новой надеждой стал дожидаться возможности переспать с ней.
Войну объявили в конце апреля, а несколько дней спустя, теплым майским днем император уезжал на итальянский фронт. Луиза нарушила свое правило никогда не смотреть на императорские процессии. На улицах были толпы людей, и в давке ее оттеснили в первые ряды, когда показался император со своим эскортом, и все стали радостно кричать и приветствовать его. Луиза увидела Пьера. Он проехал на расстоянии вытянутой руки. Тут ее оттеснила толпа, и он пропал из поля ее зрения, но в последнюю секунду, неожиданно для себя самой, она крикнула:
– Пьер! Удачи!
Каким-то чудом он ее услышал. Пьер обернулся в седле, но так и не увидел, как она помахала ему на прощание.
Война оказалась непродолжительной и кровопролитной. В начале июня была одержана великая победа при Мадженте. В Париже в честь этого события палили пушки. Через несколько дней красильные фабрики работали на всю мощность, и вскоре на прилавках Уорта лежали рулоны пурпурных тканей – тканей цвета мадженты – шелковых, парчовых, шерстяных. Рекой полились заказы на платья такого цвета, а почти сразу же вслед за этим возник спрос на новый оттенок, названный сольферино в честь триумфального разгрома австрийцев французской армией в одном местечке на севере Италии, носящем это название. Дел было столько, что даже Роберт был вынужден поднапрячься за своим прилавком, что было ему совсем не по душе. Но еще больше Роберт обозлился, когда получил письмо с приказанием немедленно возвращаться домой. У его отца, здоровье которого улучшилось, случился рецидив. Роберт, знавший, что его мать может поднять суматоху из-за чепухи, был уверен, что все далеко не так плохо, как она пишет. Но надо было ехать.
– Мне осталось обучаться два месяца, – сообщил он Уорту, – я с радостью вернусь сразу же, как только улажу все дела дома.
Уорт вздохнул про себя. Ему бы очень хотелось больше никогда не видеть этого молодого человека, испорченного и слабовольного, профессиональный уровень которого был ниже среднего. Уорт не предвидел ничего хорошего для семейного дела Престбери, когда управление перейдет Роберту, но себя ему упрекнуть было не в чем – он сделал все возможное, чтобы хоть чему-то обучить этого молодого лентяя.
– Отлично, Престбери. Передайте мой самый теплый привет мистеру Элленби.
Роберт удивился:
– Э-э-э… да, мсье Уорт.
Когда он вышел из его кабинета, Уорт сел в кожаное кресло и в раздражении швырнул на стол перо, которое держал в руке. По реакции Роберта было очевидно, что этому эгоистичному повесе и в голову не пришло лично выразить признательность своему благодетелю, мистеру Элленби, дважды в год щедро увеличивавшему то мизерное содержание, которое выделил ему отец. Уорт терпеть не мог неблагодарности, особенно к таким добрым людям, как мистер Элленби.
