Текст книги "Золотой тюльпан. Книга 1"
Автор книги: Розалинда Лейкер
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц)
– Почему у нее на поясе висит курица с золотыми когтями, папа? Она что, принесла ее на ужин?
– Может быть, так, а может быть, и нет. Вся суть заключается в том, что на гербе отряда изображены золотые когти, и мастер Рембрандт поместил эту эмблему на картине. Ты только посмотри, какие световые эффекты Рембрандт использовал при помощи желтой и белой краски, которые создают контраст с темным фоном. При этом блики света играют на перьях шляп и на богатой ткани, из которой сшито платье девочки. Скажи, а ты видишь кого-нибудь знакомого на картине?
– Кого?
– Самого мастера Рембрандта.
Франческа знала, что по традиции многие художники, начиная с великих итальянских мастеров, часто изображали в толпе самих себя. Девочка стала медленно переводить взгляд с одного лица на другое. Она внимательно рассматривала фигуры на заднем плане, каждой из которых было отведено особое место.
– Вот мастер Рембрандт! – засмеялась Франческа и захлопала в ладоши от радости. – Он стоит за человеком в доспехах! Когда-нибудь я сделаю то же самое! Я нарисую только часть своего лица, как это сделал мастер Рембрандт.
Вспоминая этот момент, Франческа была уверена, что именно тогда загорелась искра, толкнувшая ее на нелегкий путь художника, свернуть с которого она была уже не в силах.
– Отец, я хочу чтобы Корнелия пожила у нас.
Хендрик утвердительно кивнул головой.
– Да, это нужно сделать немедленно.
– Я прямо сейчас бегу в Розенграхт! – Франческа направилась к лестнице.
Хендрик зашевелился в кресле:
– Я не пойду с тобой. Я вообще не хочу сегодня выходить из дома. – Он устало поднялся с кресла. – Мне хотелось бы побыть одному в мастерской.
Девушка поняла желание отца. Ведь для художника мастерская была лучшим местом, чтобы оплакать умершего товарища.
Когда Франческа пришла в Розенграхт, то ей сказали, что Корнелию забрали родственники, которые о ней позаботятся.
Четыре дня спустя Хендрик пошел на похороны, которые состоялись в Вестеркерке. Рембрандта похоронили рядом с Титусом и Хендрикье Стоффелс. В последующие недели он был так убит горем, что казалось, погребальные колокола отзвонили по нему самому. Хендрик совсем по-новому смотрел на портрет Титуса, который вот уже много лет висел у него в доме. В этой картине глубина сочеталась с удивительной красотой и гармонией. Хендрик смотрел на маленького Титуса, и комок подступал у него к горлу, так было велико его восхищение творением великого мастера. Хендрик все чаще стал смотреть на картины Халса, которые также были у него в доме. На одной из картин был изображен пьяница с покрасневшими от вина щеками. Его глаза светились хмельным весельем, а в руке была большая кружка. Хендрик не переставал восхищаться виртуозным мастерством художника, в картинах которого пульсировала жизнь. Несомненно, на технику самого Хендрика работы Франса Халса оказали большое влияние. Как и его учитель, Хендрик отличался бурным темпераментом. Для них обоих веселая компания, выпивка и смех имели исключительно важное значение. Халсу было уже за 80, когда он умер три года назад, а сейчас за ним последовал и Рембрандт, которому было только 63 года. Оба мастера кончили свои дни в бедности и забвении. Неужели такая судьба ждет и Хендрика?
Однажды утром, когда он стоял у портрета пьяницы, тихо подошла Франческа и стала рядом. На ней был передник для работы в саду, а из кармана выглядывали рабочие перчатки. Девушка понимала, что угнетает отца, и нежно взяла его под руку.
– Ты знаешь, – сказал Хендрик с раскаянием в голосе, – мне нужно было навестить Халса до его смерти. Много раз я собирался съездить в Харлем, но так и не сделал этого. До меня доходили слухи, что Халс по-прежнему пишет картины, и я думал, что так будет вечно.
– А почему бы тебе не съездить в Харлем и не сходить на могилу Халса, чтобы отдать ему последний долг? – предложила Франческа. – Если ты поедешь на пассажирской лодке по каналу, то сможешь остаться в Харлеме на ночь или вернуться домой к полуночи.
Хендрик согласно кивнул головой, но не стал уточнять день поездки:
– Я об этом подумаю.
Франческа направилась во внутренний двор. Стояло прекрасное утро, как нельзя более подходящее для посадки луковиц тюльпанов, выращенных в полях около Харлема. Грета рассказала Франческе, как луковицы были принесены по заказу Хендрика, о котором тот совсем забыл. Владелец луковиц должен быть прийти за деньгами, которые ему не удалось получить в прошлый раз. Только на прошлой неделе Франческа пересадила луковицы, которые были приобретены в июне, но она всегда была рада поработать в саду и любила даже такие нудные занятия, как прополка и рыхление клумб. Алетта полностью разделяла интересы сестры и всегда с радостью ей помогала, но сегодня она пошла к мосту, чтобы сделать наброски Амстела.
Подстелив коврик, Франческа опустилась на колени, и стала делать лунки для посадки новых луковиц. Она сразу заметила, что луковицы были отменного качества, с плотной кожурой краснокоричневого цвета. Когда тюльпаны зацветут, она нарвет букет и начнет писать картину, на которой будут изображены всевозможные цветы, растущие в разное время года.
Тюльпан был любимым цветком Франчески. Она могла часами смотреть на изящный бутон на длинной тонкой ножке, при виде которого ей вспоминалась связанная с ним древняя персидская легенда. Юноша Фархад страдал в разлуке со своей возлюбленной, красавицей Ширин. Там, где падали слезы бедного влюбленного, вырастали дикие тюльпаны с ярко-красными лепестками, похожими на капли крови. Тюльпан всегда был для Франчески символом нежной любви и жаркой страсти.
Странно, но цветы, выращенные в экзотических садах Персии и Турции, удивительно быстро прижились в Европе, куда попали более 100 лет назад. Послу австрийского императора в Турции так полюбились изысканные цветы, что перед отъездом в Вену он прихватил с собой их семена и луковицы, которые подарил Фердинанду I. Вскоре тюльпаны появились и в других странах. Существовало множество легенд о том, как они попали в Голландию. Однако, вероятнее всего, какой-нибудь корабль привез их в Амстердам. Как бы там ни было, тюльпан удивительно быстро прижился на земле Голландии, которая стала его второй родиной.
С малых лет Франческа помнила алые, желтые, белые и пестрые тюльпаны, растущие в саду Виссеров. Девушка не знала, какой цвет ей нравится больше, так как в каждом цветке была своя неповторимая прелесть. Ей не терпелось посмотреть, какие цветы вырастут из новых луковиц. По описанию владельца, они должны быть густого малинового цвета, с белыми прожилками. Такие луковицы были одними из самых дорогих, и сама Франческа их бы никогда не купила. Хорошо еще, что Хендрику не пришло в голову приобрести луковицы тюльпанов какого-нибудь особенного, редкого оттенка, которые стоили баснословные деньги и обеспечивали процветание тем, кто их выращивал. И все же теперь луковицы не стоили так дорого, как несколько лет назад, когда всю страну захлестнула «тюльпаномания». Люди всех сословий гонялись за луковицами тюльпанов в надежде вывести новый сорт и разбогатеть. Целое состояние отдавалось за одну-единственную луковицу, которая часто переходила из рук в руки, и не покупателю, не продавцу не удавалось увидеть сам цветок. Все торговые сделки заключались на бирже в Амстердаме, а также в Лондоне, Париже и других городах Европы.
Даже люди, никогда в жизни не увлекавшиеся азартными играми, отбросили в сторону осмотрительность и пустились во всевозможные авантюрные сделки, служа отличной мишенью для мошенников и спекулянтов. Так продолжалось в течение трех лет, и вдруг в один прекрасный день рынок тюльпанов потерпел сокрушительное поражение, оставив без крыши над головой многих людей, поставивших на карту все свое состояние в надежде быстро разбогатеть на продаже луковиц. В то время Хендрик только что поступил в ученики к Франсу Халсу. Он тоже решил попытать счастья и вложил в дело небольшую сумму. Фортуна была к нему благосклонна, и Хендрику удалось выбраться из всеобщего хаоса с прибылью в тысячу флоринов.
Франческа поднялась с коленей, отряхнула землю с передника и свернула коврик. Работа на сегодня была закончена, а ранней весной она будет приходить сюда каждый день, чтобы увидеть, когда пробьются первые ростки. Девушка радостно улыбнулась и быстро пошла к дому.
Через некоторое время вернулась домой Алетта. Ей удалось сделать несколько детальных набросков, которые Франческа тут же с интересом стала разглядывать.
– Ты хорошо поработала сегодня, Алетта.
Она не заметила взволнованного блеска в глазах сестры.
– Теперь я решила тратить время только на работу, – сказала Алетта, забирая у Франчески наброски и направляясь к лестнице.
К большому удивлению Франчески, Хендрик всерьез засобирался в Харлем, на могилу своего учителя. Однажды во время завтрака он объявил, что хочет съездить туда всей семьей, чтобы дочери могли посмотреть, где провел годы юности их отец.
– Мы отправимся завтра и почтим память моего покойного учителя, а заодно и посмотрим Харлем, ведь завтра суббота, и в городе будет много интересного. Я уже договорился насчет лошади и коляски, их владелец мне кое-чем обязан.
Коляска была совсем не самым удобным видом транспорта, она напоминала большое деревянное корыто на колесах, по которому перекатывались бедные пассажиры. И все же имела два несомненных достоинства: на ней можно добраться до Харлема гораздо быстрее, чем на лодке, а кроме того, это не будет стоить ни единого стюйвера.
Сибилла радостно захлопала в ладоши:
– Мы поедем в Харлем! Как замечательно!
Алетта выглядела чем-то озабоченной.
– С каждым днем становится все холоднее. А вдруг пойдет снег, и мы не сможем вернуться?
Франческе эти слова очень удивили. Это было совсем не похоже на Алетту. Казалось, она ищет предлог, чтобы помешать путешествию.
– Не думаю, что стоит из-за этого беспокоиться, – твердо сказала Франческа.
– Ну, конечно! – поддержал ее Хендрик. Уж если он на что-нибудь настроился, то переубедить его было просто невозможно. Он шутливо подмигнул Франческе. – Ведь мы можем позволить себе такое путешествие, а?
– Ну, конечно же! – со смехом ответила девушка, охваченная радостным предчувствием. У многих семей была традиция куда-нибудь выезжать на выходные и устраивать летом пикники, а зимой, когда на улице было слишком холодно, просто посидеть всем вместе в одной из городских таверен. Раньше этой традиции придерживалась и семья Виссеров, но когда умерла Анна, такие выходы и поездки прекратились. Хендрик, так и не смирившийся со смертью жены, не хотел лишний раз подчеркивать, что Анны больше с ними не было. Франческа считала, что поездка в Харлем будет очень полезна для Хендрика и для всей семьи. Ни она сама, ни сестры никогда там не бывали, несмотря на то, что Харлем был всего лишь в тринадцати милях от Амстердама. – Мы устроим настоящий пикник!
– Да, и не забудь взять с собой бутылочку вина, – весело заметил Хендрик.
Франческа подумала совсем о другом. У нее в книге остался записанным всего один долг – за луковицы тюльпанов, и Франческе хотелось как можно скорее решить это дело.
– Ты знаешь, где в окрестностях Харлема живет садовод по имени Питер ван Дорн, который принес нам луковицы?
Хендрик был крайне удивлен таким вопросом и в недоумении пожал плечами.
– Я заказал их здесь, на рынке в Амстердаме. А что, тебе нужно еще?
– Да нет, у меня их достаточно, но мне хотелось бы за них расплатиться.
Хендрик пренебрежительно отмахнулся.
– Он очень скоро явится за своими деньгами.
Именно этого и не хотела допустить Франческа. Уплатив долг ван Дорну, она надеялась полностью вычеркнуть из памяти те времена, когда ей не давали прохода лавочники, желавшие получить свои деньги. Только Хендрику удавалось каким-то образом все время от них ускользать. Франческа решила, что когда она придет в Харлем, то сама без особого труда найдет дом ван Дорна.
Мария тяжело вздохнула:
– Мои старые кости так болят, что я, конечно, не смогу с вами поехать.
Франческа сочувственно посмотрела на старушку, а Алетта вдруг с вызовом сказала:
– Я тоже никуда не поеду завтра.
Все посмотрели на нее с изумлением.
– А что за причина? – спросил Хендрик.
– Я хочу закончить картину с видом моста через Амстел.
– Можно это сделать в другой день.
– Нет, нельзя, – упрямо сказала Алетта. – Если я хочу стать настоящим художником и чего-нибудь добиться, то не могу бросать работу ради развлечений, без которых можно прекрасно обойтись.
Сибилла с сожалением посмотрела на сестру. Своими повадками Алетта стала напоминать старенькую Марию. Сибилле тоже было совсем не интересно идти на могилу Франса Халса, но ее сильно привлекали магазины и другие достопримечательности Харлема, а больше всего Сибилле хотелось посмотреть на тамошних молодых людей. Дома она не могла и шага ступить без ведома строгой Марии. Что ж, тем приятнее будет почувствовать долгожданную свободу, хотя бы и ненадолго.
– С каждым днем ты все больше становишься похожа на старую ворчунью, – не удержалась от насмешливого замечания Алетта.
– Это все же лучше, чем пожирать влюбленными взорами любой объект в штанах, которому случается проходить мимо нашего дома, – язвительно парировала Алетта.
Сибилла вспыхнула.
– Вы только послушайте! Какой же у тебя злой язык! Разве я виновата, что все молодые люди смотрят на меня, а не на тебя?
Сибилла знала, что это было не совсем так. Многие юноши заглядывались на Алетту, но ее холодность и высокомерие их пугали и отталкивали. Щеки Алетты побагровели от гнева.
– Я не интересуюсь подобной ерундой, Сибилла!
Возникнувшая между сестрами перепалка стала действовать Хендрику на нервы. Он не выносил ссор, которые не сам затеял.
– Да замолчите же вы обе! Алетта останется дома, если ей так хочется. Я не собираюсь мешать чьей-либо работе. – В голосе Хендрика зазвучали нотки напускного благочестия, которое могло бы ввести в заблуждение человека, знавшего Хендрика недостаточно хорошо. Можно было подумать, что самого Хендрика приходится выгонять из-за мольберта чуть ли не силой. – По крайней мере, Алетта будет дома, если Виллему вдруг приспичит пополнить свою коллекцию моей картиной.
Решили отправиться рано утром. И все же Алетта встала раньше всех, и когда подали завтрак, она уже сидела за работой в мастерской.
– Ты разве не будешь есть? – спросила Сибилла, заглядывая в мастерскую.
Она унаследовала у Хендрика способность никогда долго не дуться. Как и отцу, ей доставляли удовольствие стычки, происшедшие по ее же вине. Сегодня утром Сибилла с радостью обняла бы сестру и помирилась с ней, если бы в этом была необходимость, но Алетта уже забыла о вчерашней ссоре.
– Я уже поела, – ответила она, не отрывая глаз от полотна и продолжая работать. – Я же сказала тебе вчера, что хочу поскорее закончить эту картину.
Сибилла увидела недоеденный кусочек хлеба с сыром на тарелке, стоявшей на заваленном красками столе. Рядом стояла чашка с каким-то напитком, который давно уже остыл.
– Давай я принесу тебе чего-нибудь свежего. Сегодня у нас на завтрак горячий шоколад. – Сибилла прошла по мастерской, чтобы забрать чашку, и по пути остановилась взглянуть на картину с видом моста и соседних с ним зданий. – Ну, и что тут особенного? Почему такая спешка? Ты что, нашла покупателя? – Сибилла сказала это для того, чтобы поддразнить сестру, но на лице Алетты появилось смущение, и Сибилла, немного помолчав, торжествующе усмехнулась. – Ах, вот оно что!
Алетта бросилась к двери и плотно ее прикрыла, чтобы никто не мог услышать ее разговора с сестрой.
– Мне кажется, да. Я действительно нашла покупателя. Вчера, когда я делала наброски на мосту, я нарисовала несколько соседних домов, среди которых была булочная. Мимо проходила жена булочника, она увидела картину и захотела ее купить. Я объяснила ей, что это только набросок. Но она сказала, что с удовольствием купит картину, если она ей понравится. Она хочет подарить картину своему мужу к пятидесятилетию. Она сказала, что они с мужем повесят картину в себя в булочной.
– Что? – Сибилла была вне себя от гнева, она знала, что и отец тоже пришел бы в ярость. – Наша семья много раз была в очень трудном положении, но никогда картина, рисунок или офорт с именем Виссера не красовались в какой-то лавке!
– А если бы красовались, то для мамы жизнь была бы намного легче, ей не пришлось бы экономить на каждой мелочи, как это делает сейчас Франческа! – Глаза Алетты метали молнии. – Я не признаю чувство ложной гордости. Мне нужны деньги для достижения поставленной цели, а если при этом мою картину будут посыпать мукой и изюмом, и она станет похожей на булку, мне до этого просто нет дела.
Сибилла расхохоталась.
– Ну уж нет! Я в это никогда не поверю!
Алетта невольно улыбнулась и кивнула головой в знак согласия.
– Да, ты права, – сказала она уже более спокойно, – и все же я хочу ее продать. Я запросила высокую цену и с трудом скрыла удивление, когда жена булочника без колебаний на нее согласилась. – Алетта вдруг схватила сестру за руку. – Только не говори ничего отцу и Франческе, ладно?
У Сибиллы больше не было желания поддразнивать сестру, как она это делала при малейшей возможности раньше. Из горького опыта она знала, как важны деньги для тех, у кого их никогда не было.
– Я никому не скажу, – пообещала Сибилла, – но разве в Гильдии нет правила, что все работы учеников в мастерской принадлежат мастеру, который их обучает?
– Да, конечно, но я больше не считаю себя ученицей отца, – с горечью сказала Алетта. – Он уже не делает мне замечаний по моим работам и не предложил ничего полезного, не исправил ни одной ошибки. Вот поэтому я и решила рискнуть, но отец ничего об этом не должен знать.
– Но зачем ты это делаешь? Хочешь купить новое платье или какой-нибудь другой наряд?
Алетта снова улыбнулась.
– Нет, совсем не то! То, что мне нужно, стоит гораздо дороже платья. Когда я накоплю достаточно денег, то все тебе расскажу.
– Давно мы с тобой не секретничали. В последний раз это было, когда я сказала тебе, что Якоб хочет на мне жениться.
– А я ответила, чтобы ты на это не надеялась.
Сибилла сделала кислую гримасу.
– Конечно же, ты оказалась права. Я не стану платить тебе той же монетой, потому что уверена, что жене булочника понравится твоя картина. Ну, ладно, пойду, принесу тебе горячего шоколада.
– Нет, подожди! – Алетта сняла рабочий халат. – Я пойду с тобой, ведь если отец заглянет сюда перед отъездом в Харлем, то увидит, что я почти закончила работу, и станет звать меня с собой.
– Можешь не сомневаться.
Обе девушки вышли из мастерской. Через полчаса Алетта вместе с Марией стояли у двери и махали рукой Хендрику, Франческе и Сибилле, которые отправлялись в коляске в Харлем. Скоблившая крыльцо Грета приподнялась с колен и тоже помахала рукой, с которой на землю падали белоснежные хлопья мыльной пены.
Погода была сухой и холодной, и коляска катилась по изрытой колеями дороге, подпрыгивая на ухабах. Франческа и Сибилла взвизгивали и со смехом цеплялись друг за друга. Несколько раз они чуть не выпали из коляски. Тускло светило октябрьское солнце, а по небу плыли низкие облака. Дул сильный ветер и вращал крылья ветряных мельниц. Местность была равнинной и покрыта густой зеленью, среди которой, подобно крупным опалам, блестели небольшие озерца. Голландия находилась ниже уровня моря, и людям приходилось вести постоянную борьбу за каждый клочок суши. Они строили огромные плотины из земли и камня, но все же иногда вода их прорывала, унося жизни людей и нанося вред хозяйству. То тут, то там виднелись построенные через каналы мосты, их можно было поднять, чтобы дать пройти нагруженным баржам или лодкам.
На дороге было много интересного. Пешеходы обгоняли нагруженные крестьянские телеги. Хендрику много раз приходилось сворачивать в сторону и пропускать кареты богатых горожан и мчащиеся на полной скорости дилижансы. Извозчики старались как можно скорее добраться до места назначения, и их совсем не интересовали пассажиры, которые перекатывались в дилижансе, как игральные кости в коробке. Если ветер дул в нужном направлении, то, когда дилижанс выезжал из города, над ним поднимали маленький парус, и лошади неслись галопом во весь опор, как будто бы груз, который они везли, был невесомым. Несчастные случаи не были редкостью на ухабистых дорогах. Самым ярким дорожным впечатлением Сибиллы стали два молодых гвардейца, которые проезжали мимо на красивых лошадях и приветливо помахали сестрам рукой. На гвардейцах были отделанные богатым кружевом бархатные камзолы и черные широкополые шляпы. Сибиллу очаровали белозубые улыбки гвардейцев, их тонкие усики и эспаньолки. Девушка долго смотрела молодым офицерам вслед, пока они не исчезли из вида.
Хендрик въехал в Харлем через построенные в XIV веке старинные ворота с восьмиугольными башенками. С тихой улыбкой он смотрел на город своей юности, вспоминая, как гонялся здесь за каждой встречной юбкой и веселился с друзьями в кабаках. Франс Халс был очень строг в мастерской, но поскольку он сам любил повеселиться, то закрывал глаза на похождения своих учеников, если они были утром трезвы, приходили вовремя в мастерскую и не отлынивали от работы.
Харлем был похож на другие голландские города. В центре располагалась большая квадратная площадь с церковью и городской ратушей, стоящей напротив нее, а по двум другим сторонам находились средневековые здания, двери которых были украшены яркими вывесками. Когда Хендрик с семьей проезжал по площади, рынок на ней был в самом разгаре, и это очень заинтересовало Сибиллу. Хендрик проехал к месту, где продавали овощи, рядом с церковью Святого Баво. У стен церкви ютилось множество мелких лавок. Вертикальные ставни были опущены, образуя при этом прилавки, на которых грудами лежали всевозможные ткани и кружева. Сибилле очень хотелось остановиться и как следует рассмотреть эти сокровища. Хендрик привязал лошадь и помог дочерям выйти из коляски. Сибилла чуть было не бросилась в сторону маленьких лавок, но Франческа ее удержала. Хендрик ждал дочерей, чтобы пойти с ними в церковь. При входе он снял широкополую шляпу.
Посреди церкви была яркая полоса света, льющегося из двойного ряда необычно высоких окон. Почти каждая плита пола церкви была надгробным памятником какому-нибудь жителю Харлема.
Хендрик отыскал последний приют Франса Халса. Он стоял у надгробия вместе с дочерьми и смотрел на простой черный камень с выбитым на нем именем великого мастера. Воспоминания нахлынули на Хендрика. В ушах у него звучал веселый смех, сотрясавший всю грузную фигуру Халса, а перед глазами стояло его раскрасневшееся от вина лицо. Мастер никогда не скупился на похвалы своим ученикам, если их работа была выполнена хорошо.
Самые богатые и именитые граждане Харлема заказывали Халсу свои портреты, все его картины были полны жизни, остроумия, а иногда и иронии. Тихие пейзажи и исторические полотна были не для него. Он любил писать портреты тех, с кем встречался каждый день: пьяниц, разделявших с ним бурное веселье, девиц из таверны, болтунов, рассказывавших невероятные истории. Словом, ему нравилось изображать тех, кто ежеминутно напоминал ему о том, что жизнь дается всего лишь раз и прожить ее надо в свое удовольствие. Франс Халс писал и портреты богатых, самодовольных горожан, которые так и не увидели в его картинах насмешку над ними.
Хендрик смахнул слезу, достал носовой платок и громко высморкался. Он вспомнил, что в конце жизни гениальный Франс Халс был вынужден просить благотворительную стипендию у городских властей, чтобы прокормиться с женой на старости лет. Похоронили художника тоже за счет города, его, который дал Харлему гораздо больше любого другого родившегося здесь человека. Франческа захватила из дома небольшой букетик поздних цветов и положила его на надгробье.
Как только они вышли из церкви, Сибилла бросилась рассматривать дешевые украшения. Хендрик терпеливо шел за дочерьми с тоскливым выражением на лице, свойственном всем мужчинам, когда женщины делают покупки. Девушки сделали необходимые приобретения, среди которых была голубая шаль для Марии и нитка цветных бус для Греты. Это были подарки ко дню Святого Николаса. Затем они сели перекусить на скамейке около канала, а потом Хендрик показал дочерям старый дом Халса, где он несколько лет был учеником великого мастера. Он не стал рассказывать, как в первый же день на него наехала телега, когда он вышел на улицу, чтобы выяснить, где находятся окна мастерской.
Неподалеку был дом, где когда-то жил Хендрик. Он подошел к двери и постучался, Франческа и Сибилла стояли рядом. Дверь открыла служанка и проводила их в гостиную. Через несколько минут к ним вышла седоволосая женщина в темно-красном шелковом платье. Она была дочерью прежних хозяев и ровесницей Хендрика.
– Йоан! – восторженно взревел Хендрик.
Несмотря на пролетевшие годы женщина его сразу узнала.
– Боже мой! Да это же Хендрик Виссер! – она провела их в столовую и велела подать угощение.
Красивый сын Йоан тоже был дома и сразу же завел беседу с Сибиллой. Радость Хендрика омрачило известие о смерти родителей Йоан. Когда-то они взяли Хендрика на квартиру, когда ему негде было жить.
Настало время прощания, так как по дороге домой нужно было заехать к ван Дорну и закончить дела до наступления сумерек. Йоан рассказала, где находится дом ван Дорна. Сибилла и сын Йоан никак не могли расстаться, и юноша вышел проводить ее до коляски. Франческа заметила, что Сибилла улыбается с довольным видом. Было ясно, что за это время она выслушала множество комплиментов.
По тропинке, ведущей на юго-запад, коляска подъехала к полям, где Питер ван Дорн выращивал тюльпаны. На дворе стоял ноябрь, и земля была голой. Даже не верилось, что весной она снова покроется цветами, поражающими красотой и великолепием. Семья Виссеров подъехала к зданию с каменными стенами и крышей, аккуратно покрытой темной соломой. Оно, вероятно, когда-то было фермой, а теперь на нем висела табличка, указывавшая, что сейчас здесь находится контора ван Дорна. Хендрик и Сибилла остались в коляске, а Франческа подошла к двери и постучала. На стук отозвался пожилой мужчина с засунутым за ухо гусиным пером. Он любезно поклонился Франческе.
– Добрый день, барышня..
– Это вы гер ван Дорн?
– Нет, я его секретарь. Он где-то здесь, неподалеку. Может быть, в своем доме, в Харлем Хейс – вон там, за деревьями. Правда, отсюда дома не видно. Если вы желаете с ним поговорить, я могу его поискать.
– Нет-нет, в этом нет необходимости. Я только хочу оплатить счет.
– Прекрасно. Всегда приятно, когда вам сообщают такую новость. – По шутливому тону секретаря Франческа поняла, что ему приходится принимать таких посетителей довольно часто.
Уплатив деньги, Франческа сразу же вышла из дома. К этому времени Хендрик уже развернул коляску и был готов тронуться в путь. Девушка еще раз оглянулась на старый дом. Он выглядел очень живописно, и Франческа подумала, что могла бы написать прекрасный пейзаж. У девушки была прекрасная зрительная память, и она решила сразу же по приезде приняться за работу.
Коляска проехала мимо небольшой рощи и поравнялась с оранжереей, из дверей которой вышел высокий молодой человек. Его взгляд встретился с глазами Франчески, которая внезапно почувствовала волнение юноши и смутилась сама. Во взгляде незнакомца девушка прочла удивление, ей показалось, что юноша ее узнал, хотя сама Франческа была уверена, что видит его впервые в жизни, иначе она обязательно запомнила бы эти выразительные карие глаза. Незнакомец приветливо улыбнулся, сверкнув белоснежными зубами. К изумлению Франчески, он направился в сторону коляски, легко перепрыгнув через стоявший на его пути забор. Незнакомец поравнялся с лошадыо, и Хендрику пришлось остановиться.
– Прошу прощения! – обратился к Хендрику юноша. – Я – Питер ван Дорн. Мне не хотелось бы, чтобы вы просто так покинули мой дом, даже не поговорив. Ведь вы – мастер Виссер из Амстердама, верно?
– Да.
– Надеюсь, луковицы, что я принес, оказались хорошими?
Хендрик взглянул на Питера с нескрываемым удивлением.
– Ну, об этом трудно судить, пока они не зацвели.
Питер рассмеялся.
– Да, конечно, мой вопрос звучит глупо. Просто я хотел узнать, понравилось ли вам качество самих луковиц.
– Видите ли, меня об этом спрашивать бесполезно, я не увлекаюсь садоводством. – Хендрик кивнул головой через плечо. – Франческа, только ты можешь ответить геру ван Дорну, ведь ты у нас главный садовод.
Франческа ободряюще улыбнулась не спускавшему с нее глаз Питеру.
– Я не обнаружила ни единого изъяна и с нетерпением жду весны, чтобы посмотреть на цветы.
Не желая остаться незамеченной, в разговор вмешалась Сибилла, желая привлечь к себе внимание:
– И я тоже. Мы специально заехали сюда, чтобы расплатиться с вами. Весь сегодняшний день мы провели в Харлеме.
Питер снова обратился к Хендрику.
– Прежде чем отправиться в дорогу, позвольте предложить вам перекусить.
Хендрик протестующе покачал головой.
– Благодарю вас, но мне хочется добраться до дома до наступления темноты, ведь вечер в это время года наступает очень быстро. Всего вам хорошего.
Хендрик щелкнул хлыстом, и лошадь тронулась. Питер не сводил пристального взгляда с Франчески.
– Тогда как-нибудь в другой раз, – сказал Питер Хендрику, но на самом деле его слова были адресованы Франческе.
Лошадь потрусила рысцой. Прежде чем тропинка свернула в сторону, Франческа не удержалась и оглянулась. Питер стоял у дороги и смотрел им вслед. Он улыбнулся и помахал девушке рукой. Франческа помахала ему в ответ.
