Текст книги "Золотой тюльпан. Книга 1"

Автор книги: Розалинда Лейкер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 15 (всего у книги 22 страниц)

– Вы уже простили мою бестактность?

– Ну конечно, – искренне ответила Франческа.

Людольф снова устремил взгляд на пламя в камине.

– Вы сами убедились, что я очень одинокий человек. Вот уже четыре года, как Амалия только считается моей женой. Из жалости и сострадания я остался верным и преданным супругом и делаю все, чтобы хоть как-то облегчить бремя болезни, свалившееся на ее плечи. Но должен признаться, что моя собственная жизнь пуста и бессмысленна. Чему же тут удивляться, если я теряю голову в вашем присутствии? – Людольф снова призывно посмотрел на Франческу.

Здравый смысл подсказывал девушке, что следует соблюдать осторожность и не позволять себя одурачивать. Слишком долго и пристально она изучала глаза и лицо Людольфа, чтобы поверить в его россказни об одиночестве. Сладострастное выражение лица выдавало его с головой и ясно говорило о том, что воздержание отнюдь не входит в число добродетелей этого человека. И все же, может быть, он сказал правду. Любящий мужчина может хранить верность при самых тяжелых обстоятельствах. В комнате у Амалии было полно всяких дорогих безделушек, которые ей дарил муж. Людольф никогда не ждал дня рождения жены или какого-либо особого случая и, если он видел вещь, которая могла ее обрадовать, то сразу же покупал. Даже картина Питера де Хоха, любимого художника Амалии, висела у нее в комнате, а не на каком-либо удобном месте, где ее могли видеть гости. Она сама рассказывала, что муж повесил картину у нее в гостиной, чтобы доставить ей радость. По его распоряжению в комнату больной каждый день приносили свежие весенние цветы. Много раз Сибилла рассказывала Франческе, что Людольф часто приходит домой с букетом разноцветных тюльпанов для Амалии. Иногда женатые мужчины делают своим женам подарки, чтобы загладить какую-нибудь провинность. Однако Людольф буквально осыпал подарками свою жену, и Франческа видела в этом проявление искренней и глубокой привязанности. Кроме того, Франческа была уверена, что Людольфа не будет мучить совесть из-за какого-нибудь неблаговидного поступка.

– Я уже сказала, что забыла о недоразумении, которое произошло между нами в первый день. Оно никак не повлияло на мое отношение к вам. – Франческа решила быть справедливой к Людольфу и старалась говорить мягко.

– Я влюблен в вас, Франческа. Но, – добавил он быстро, увидев на лице девушки гневное выражение, – я ничего не прошу у вас взамен.

Франческа задохнулась от волнения. Она испугалась, что Людольф вскочит со стула и попытается ее обнять, но он только отставил в сторону чашку и развел руками, всем видом показывая, что он совершенно безопасен.

– Давайте больше об этом не будем говорить, – попросила Франческа, не совсем веря в искренность его слов.

– И все же, будучи покровителем вашего отца и испытывая определенное чувство к вам, я сознаю ответственность за благополучие гера Виссера и его семьи.

– В этом нет необходимости! – твердо сказала Франческа. – Покупка картин моего отца не налагает на вас никаких обязательств.

– Просто я хочу, чтобы он знал: если случится какое-либо несчастье или возникнут непредвиденные обстоятельства, он всегда может обратиться ко мне. Скажите ему об этом. – Франческа не ответила, умышленно отвернувшись от Людольфа. – Думаю, вам непременно это следует сделать. Кто знает, что он может натворить после вашего отъезда в Делфт, когда все ваше хозяйство будет пущено на самотек.

Франческа была сильно озадачена словами Людольфа.

– Я все предусмотрела и хорошо организовала.

– Ни минуты в этом не сомневаюсь. Но я достаточно хорошо изучил вашего отца и знаю, какие у него есть слабости.

Слова Людольфа сильно задели дочерние чувства Франчески.

– Не смейте при мне критиковать отца! – вспылила девушка.

– Я не собираюсь этого делать. И говорю как его друг. Скажите честно, он всегда держит данное слово?

Франческа стиснула зубы:

– Давайте прекратим этот разговор. Отец дал слово, что во время моего отсутствия все будет хорошо, и я ему верю.

– А если что-то вдруг случится, то можете быть уверены, что я всегда буду рядом с ним. Думаю, что зная это, вам будет гораздо спокойнее в Делфте.

– Я не сомневаюсь в ваших добрых намерениях…

– Я действительно желаю вам только добра. Всегда помните об этом, Франческа. Чтобы ни случилось, какое бы на вас ни обрушилось несчастье, я приложу все силы, чтобы у вас все снова наладилось.

Тон, которым были сказаны эти слова, поразил Франческу. Это походило на роковое предсказание. Девушка решила прекратить этот разговор и успокоить Людольфа.

– Я запомню то, что вы сказали. Чтобы вас успокоить, обещаю передать отцу ваши слова. А теперь мне пора снова заняться работой.

Ее ободряющие слова возымели должный эффект. Людольф поцеловал девушке руку в знак признательности, а затем уселся на свое место. Чуть позже, оставшись в одиночестве, он стал подсчитывать, когда Хендрик придет к нему просить взаймы денег. Он знал заранее, что в городе нет ни одного человека, кто бы дал в долг Хендрику или любому другому художнику такую крупную сумму. С самого начала ван Девентер не сомневался, что Хендрик придет именно к нему. Однако времени оставалось мало, и Людольфу хотелось, чтобы все это произошло как можно скорее.

Разговор с Франческой прошел даже лучше, чем он планировал. Людольф был уверен, что завоевал доверие девушки и усыпил ее подозрительность. Весь Амстердам знал о его добром отношении к Амалии и заботе о ее здоровье и благополучии. Он вызывал к жене самых лучших докторов и заказывал новейшие лекарства, чтобы хоть немного облегчить ее участь. Когда она умрет, а Людольф не сомневался, что это произойдет очень скоро, он хотел, чтобы на него не пало ни малейшего подозрения. Смерть Амалии должна быть естественной и произойти в положенное время.

Именно поэтому он нанял для жены горничную, которая не оставляла ее ни днем, ни ночью. Когда Людольф истратил большую часть состояния жены и она больше была ему не нужна в постели, ничего не стоило нанять надежного человека и избавиться от нее. Но он не хотел повторять печальных ошибок прошлого и решил на сей раз приложить все усилия, чтобы остаться вне подозрения. В конце концов для него было не так уж важно, сколько еще протянет Амалия. Он занимался своими делами, и жена ни в чем не могла ему помешать. Она было утонченной и воспитанной женщиной и никогда не говорила о разрыве их отношений даже с самыми близкими друзьями. Только Нелтье знала всю правду, но и она не могла отрицать того, что Людольф был всегда внимателен и заботлив по отношению к ее госпоже.

Людольф надеялся, что Франческа станет его любовницей. Было очень трудно видеть ее каждый день, когда она часами сидела за мольбертом, тем более, что в углу мастерской стояла огромная кровать, отгороженная всего лишь тонкой китайской ширмой. Если бы только Франческа не отвергла притязаний Людольфа в первый день, с какой бы радостью он бросил ее на кровать и овладел ею со всею силой страсти.

Хендрик снова сидел, обхватив голову руками. На столе стояла бутылка виноградного бренди и стакан, в который он постоянно подливал содержимое бутылки. День прошел ужасно. Хендрика принимали везде очень плохо. Сначала его встречали приветливо, но когда узнавали о цели прихода, то лица у всех мгновенно становились каменными. Иногда ему просто грубо показывали на дверь, но притворная вежливость была ничуть не лучше и нисколько не уменьшала разочарования. Лишь один старый друг пообещал ему дать несколько сотен флоринов. Больше ему за весь день ничего не удалось достать.

– Господин, – повторила Грета, после того как Хендрик не услышал ее в первый раз, – к вам пришел гость.

Он посмотрел на Грету ничего не видящим взглядом.

– Что ты сказала?

– Пришел гер ван Дорн и хочет вас видеть. Он приходил вчера после обеда, но вы были в мастерской. – Грете показалось, что Хендрик не уловил смысла ее слов. – Вы работали с натурщиком, с тем самым, который позирует вам для «Сборщика налогов». Я не рискнула вас побеспокоить.

Хендрик провел по лбу забинтованной рукой. Вчера? Неужели еще вчера он мог спокойно работать и не иметь никаких забот? Хендрику казалось, что со вчерашнего дня прошла целая вечность. Ему не хотелось никого видеть:

– Разве Франчески нет дома?

– Она еще не пришла. Но если бы даже все три ваши дочери были дома, гер ван Дорн хочет видеть именно вас.

Хендрик глухо застонал:

– Проводите его ко мне.

Когда Питер вошел в гостиную, то был потрясен почерневшим от горя лицом Хендрика.

– Вы не здоровы, сударь?

– Нет, ничего. – Хендрик показал Питеру рукой на кресло. – Если вы хотите поговорить, то боюсь, что я сегодня не слишком приятный собеседник.

– Не беспокойтесь. Я всего лишь хочу обратиться к вам с просьбой, а затем сразу уйду.

– Что за просьба?

– Вы позволите мне ухаживать за Франческой и попробовать завоевать ее расположения? Мне также хотелось бы навещать ее иногда в Делфте.

Хендрик уставился на Питера налитыми кровью глазами. Делфт? Франческа? Но ведь с этим уже покончено, он собирался обо всем рассказать дочери и напился почти до бессознательного состояния, чтобы решиться на это.

– Вы разве не знаете, что по просьбе Франчески я никому не позволяю за ней ухаживать?

Питер смело сказал:

– Это распространяется на других, а не на меня.

– А почему она должна обращаться с вами иначе, чем с другими?

– Не могу сказать почему, но уверен, что это так.

Хендрику надоел этот настойчивый молодой человек. Он хотел остаться в одиночестве и подумать о том, как сообщить дочери страшную новость, которая разобьет ей сердце. Он думал о тех днях, когда своим беспутством доводил Анну до слез. Хендрик никогда не думал, что навлечет такое несчастье на старшую дочь. Его сердце разрывалось на части. Он сделал нетерпеливый жест рукой и с перекошенным от горя лицом сказал:

– Если Франческа так хочет, я не стану возражать. Замужество для нее будет лучшим выходом, потому что обучение в Делфте стало для нее невозможным.

– Не понимаю. Я думал, что все уже решено.

Хендрик затряс головой, как смертельно раненный зверь.

– У нас нет больше денег. Я вел себя как идиот, Питер, и все проиграл в карты.

– Наверняка все не так уж плохо. Банк…

– Я там уже был. Я сегодня везде побывал. Этот дом пойдет с молотка. Придется где-то снимать угол. – Голос Хендрик оборвался. Он прижал трясущуюся руку к глазам, а другой рукой показал Питеру на дверь.

Питер взял стул и придвинулся поближе к Хендрику.

– Я дам вам взаймы денег на обучение Франчески и не возьму проценты. Вы отдадите долг, когда сможете. А если не отдадите, то я не буду в претензии. Франческе необходимо дать шанс.

Хендрик медленно поднял голову. Казалось, он не понял слов Питера.

– Вы сказали…

– Да. Назовите мне сумму.

Хендрик с трудом собрался с мыслями. Происходило что-то важное, и нельзя было допустить ошибки.

– Первый взнос внес Виллем де Хартог, когда оформлял договор с Вермером. На это ушла часть денег от продажи портрета Франчески, но это еще не все. Остальная плата за обучение и за все материалы должна быть внесена за два года вперед. Да, еще плата за жилье и питание.

– Я же сказал: назовите сумму, которая потребуется для обучения Франчески.

Хендрик в нерешительности искоса посмотрел на Питера.

– Может случиться так, что она все равно не согласится ответить на ваши ухаживания.

Лицо Питера побагровело от гнева.

– Это вовсе не значит, что она будет мне чем-то обязана. Надеюсь, у вас хватит здравого смысла ничего не говорить Франческе о нашем уговоре! – Питер вспомнил об уговоре с Алеттой, о котором Франческа тоже ничего не знала. Он чувствовал, что сам может разрушить свои отношения с Франческой, но вот уже во второй раз он сталкивался с исключительными обстоятельствами и не мог придумать лучшего выхода.

– В таком случае, я принимаю ваше любезное предложение.

Перед Хендриком блеснул луч надежды. Может быть, все как-нибудь уладится. Решение самой важной проблемы пришло прямо к нему в дом. Теперь нет нужды разбивать мечты Франчески. Он ничего не скажет дочери о том ужасном положении, в которое он попал. Пусть она отправляется в Делфт в счастливом неведении, а если о его проигрыше станет всем известно, то он постарается хранить это в тайне от дочери как можно дольше. Неужели удача снова улыбнулась ему?

– Когда Франческа должна вернуться домой? – поинтересовался Питер.

Хендрик посмотрел на часы:

– Около шести. Она кончает работу примерно в пять, но перед уходом всегда ненадолго заходит к фрау Девентер.

– Тогда мне нужно уйти до ее прихода. А теперь давайте займемся подсчетами. – Питер вынул из кармана записную книжку и карандаш. – Я распоряжусь, чтобы деньги были положены в банк и выданы третьему лицу. Скажем, это будет мой адвокат. Он будет вносить деньги, когда подойдет срок платежа.

Хендрик воинственно выпятил подбородок:

– Вы что же, мне не доверяете? Неужели вы думаете, что я еще раз поставлю на карту будущее своей дочери?

Питер прекрасно знал ответ на этот вопрос, но ничего не сказал.

– Предположим, вы не сможете в вашем плачевном положении справиться с кредиторами. Я вовсе не хочу, чтобы они претендовали на то, что принадлежит Франческе.

– Что ж, это разумно, – вынужден был согласиться Хендрик.

Минут пятнадцать мужчины занимались подсчетами. Затем Питер выпил предложенный бокал вина и ушел. Только после его ухода до Хендрика дошло, что он не задал ему ни одного вопроса из тех, что обычно задают будущему зятю. По крайней мере, Хендрик знал, что ван Дорн преуспевает в делах и имеет достаточно, средств для улаживания непредвиденных обстоятельств.

Первой вернулась домой Алетта, а через некоторое время в карете Людольфа подъехали Сибилла и Франческа. Они с радостью обнаружили, что отец уже не был таким мрачным, как утром. Когда вечером старшая дочь осталась с ним наедине и стала менять ему повязки на руках, она поинтересовалась, заходил ли Хендрик к врачу.

– Что сказал тебе доктор?

Сначала Хендрик ничего не мог сообразить. После сытного ужина он протрезвел, однако упоминание о враче сильно его озадачило. Наконец он припомнил, что утром дочь просила его сходить к врачу. Казалось, с тех пор прошла целая вечность.

– Врач сказал, что у меня нет ничего серьезного. Только нужно немного подлечиться, – нахально соврал Хендрик. Природная изобретательность мгновенно подсказала ему, как можно успокоить Франческу. – Он сказал, что зимой я должен носить перчатки, когда работаю на улице.

– Но ты и так их все время одеваешь в холодную погоду. А какое он прописал лечение?

Хендрик был озадачен вопросом дочери, но это длилось лишь мгновение. Ребенком он видел, как мать лечила распухшие суставы старенькой бабушки.

– Нужно держать руки в теплом растительном масле, чтобы снять напряжение с сухожилий.

Франческа кивнула, продолжая делать перевязку.

– Я тоже об этом слышала. Что ж, это совсем не трудно. Мы начнем лечение, когда заживут раны.

Хендрик с раздражением подумал о всех неудобствах, которые ему сулило такое лечение. Ему совсем не хотелось впустую тратить время на сидение перед чашкой с маслом, в которой он должен будет держать свои больные пальцы.

– Врач сказал, что одного раза в неделю будет вполне достаточно.

Франческа недоверчиво нахмурилась.

– Как это – достаточно? Должно быть, ты ослышался.

– Я пока еще не глухой, – резко ответил Хендрик, который всегда гордился своим тонким слухом. – Врач сказал, что можно подержать руки в горячей воде во время умывания. – Видя, что Франческа не успокоилась и собирается задать очередной вопрос, Хендрик решил прекратить эту мучительную для него процедуру, тем более, что он знал, как можно заставить дочь замолчать. – Ко мне сегодня заходил Питер ван Дорн и просил моего разрешения ухаживать за тобой в качестве жениха.

Лишь на мгновение пальцы Франчески, завязывавшие узел, застыли в воздухе. Других признаков волнения отец не заметил.

– Что ты ему ответил? – спросила она ровным голосом.

– Я ответил ему то, что и остальным, но он с этим не согласился.

– И что же?

– Почему-то он уверен, что ты не будешь возражать против его ухаживаний. Он не торопится со свадьбой. Для него очень важно, чтобы ты закончила обучение.

– Три года – это долгий срок. Многое может измениться. Ты знаешь, что я хочу съездить в Италию. Мне необходимо увидеть шедевры, созданные в эпоху Ренессанса, и поработать на родине их создателей.

– Питер ни к чему тебя не принуждает. Он только просит разрешения видеться с тобой во время обучения.

Франческа некоторое время помолчала, заканчивая перевязку. Затем она согласно кивнула головой.

– Я с радостью буду с ним встречаться в Делфте, но не как с женихом. Если он это поймет, то все в порядке.

– Мне поговорить с ним или ты это сделаешь сама?

– Я сама с ним поговорю. Да, я должна тебе тоже кое-что сказать. – Она на мгновение задумалась. – У нас с Людольфом произошел странный разговор. – Он чувствует себя не только твоим покровителем, но и опекуном всей нашей семьи.

– Он никогда мне об этом не говорил раньше.

– И мне тоже. Его благие намерения относятся к тебе, отец.

– Очень мило с его стороны. Людольф очень заботливый человек.

Взор Хендрика затуманился и он снова с ужасом подумал о необходимости занимать деньги. Нет, такого унижения ему просто не вынести. Ведь он представился как человек среднего достатка, преуспевающий художник, привыкший получать хорошую цену за свои картины. Людольф заплатил за портрет Франчески огромные деньги, а затем купил еще несколько картин по цене, на которую не могли рассчитывать даже художники, гораздо более известные, чем Хендрик. Он знал, что если придет к своему покровителю и станет униженно просить у него денег, признавшись в собственной глупости, то не только уронит себя в глазах Людольфа, но и принизит свое искусство. Этот гордец больше никогда не купит у него ни одной картины.

На другой день, возвращаясь домой, Хендрик остановился на мосту через Амстел и стал смотреть на воду, сверкающим потоком бежавшую под ним. Мысль о самоубийстве уже несколько раз приходила ему в голову. Вот и сейчас, охваченный черной меланхолией, Хендрик подумал, что, возможно, для него это самый достойный выход из той страшной беды, в которую он попал по непростительной глупости и легкомыслию. Он задумчиво облокотился на перила моста. За весь день никто, кроме Питера, не дал ему ни единого стивера. Можно было попросить денег у Янетье, но он хорошо помнил разговор с ее мужем Джованни. Этот человек не потерпит, чтобы данное ему слово было нарушено, а сама Янетье денежными вопросами не занималась. Не мог Хендрик обратиться и к геру Корверу, хорошо зная, что его богатый сосед относится с осуждением к азартным играм. Хендрик изо всех сил сжал перила. Как хорошо оказаться в холодное воде, которая унесет все его несчастья. Он вспомнил, как в молодости свалился темной ночью в канал, но выжил, да еще нашел полный золота кошелек. Однако такая удача не приходит дважды. Как бы пригодились эти деньги ему и его дочерям! Дочери! Страшная мысль промелькнула в мозгу Хендрика. Боже мой, ведь если он покончит с собой, то все долги перейдут его девочкам! Содрогнувшись от этой мысли, Хендрик решительно отошел от перил.

– Соленая сельдь! Лучшая в Амстердаме! – расхваливал свой товар торговец, несущий небольшой бочонок с мелкими серебристыми рыбками. Хендрик развязал кошелек и купил шесть рыбок. Забросив голову назад, он брал за хвост рыбок и ел это нехитрое блюдо с огромным удовольствием. Соленая рыба, приправленная специями, вызвала сильную жажду. Стремительной походкой Хендрик направился к ближайшей таверне, где занялся утолением жажды, в результате чего все его невзгоды отошли куда-то далеко, как будто их поглотили воды Амстела.

Франческа думала, что Питер снова придет к ним, чтобы выслушать ее решение. Но его все не было. Не появлялся он и в доме ван Девентера. Когда он представил заказчику план сада, там было предусмотрено все до мельчайших подробностей. Для каждой клумбы и каждого деревца предназначено свое, особое место.

Людольф тоже поджидал гостя. Каждый день он наделся, что к нему явится Хендрик и, сняв шляпу, станет униженно просить у него денег. Шпионы донесли Людольфу, что полупьяный художник ходил по всему городу в поисках денег. Однажды он даже поехал в Роттердам, где у него были какие-то связи. Но и эта поездка оказалась безрезультатной, так как на другой день Хендрика снова видели слоняющимся по Амстердаму. Людольф решил, что несчастный достиг той черты, когда перед ним было лишь два пути: пойти к одному из богатых ростовщиков, дававших деньги под огромные проценты, или прийти к нему. Людольф не знал, в какую сторону перевесит чаша весов. И все же маловероятно, что художник, даже такой напыщенный и самоуверенный, не понял бы, что из двух зол следует выбрать меньшее, то есть, обратиться к своему покровителю.

Руки Хендрика давно бы зажили, если бы он не поранил их снова, скатившись с лестницы на пристани. Запой отца удручал его дочерей. Они объясняли его тем, что из-за пораненных рук он не может полностью посвятить себя работе. Однажды утром Франческа вновь предложила отцу поехать с ней в дом Людольфа. Со слезами в голосе он согласился. Видя горе отца и, не понимая его причины, Сибилла тоже разрыдалась и бросилась к нему на шею.

– Не плачь, малышка, – сказал Хендрик, гладя забинтованной рукой дочь по голове, – просто я не совсем протрезвел после вчерашнего вечера.

Франческа обратилась к Сибилле:

– Почему бы нам не захватить любимые кисти и палитру отца. Может быть, он сделает несколько завершающих мазков на портрете Людольфа.

Сибилла сразу же ухватилась за возможность немного развеять меланхолию отца. Когда она принесла все, что требовалось, то сразу же побежала к карете. Хендрик и Франческа решили прогуляться до дома ван Девентера пешком.

– Мне нужен свежий воздух, – пояснил Хендрик.

Франческа тоже рада была возможности пройтись и взяла отца под руку. Если бы не Сибилла, девушка предпочла бы ходить к ван Девентеру пешком. Только вечером, устав после работы, она была рада прокатиться в карете.

Когда Людольф зашел в мастерскую и увидел Хендрика, обсуждающего с Франческой портрет, он сразу понял, что художник, наконец, смирился и решил воспользоваться единственной возможностью справиться с финансовыми трудностями. Страдания прошедших дней наложили отпечаток на лицо Хендрика, оно осунулось, а внушительная фигура как бы усохла. Алкоголь и отчаяние, безусловно, сделали свое дело.

– Я очень рад видеть вас, Хендрик! – Они стали называть друг друга по имени после первого же вечера, проведенного за картами. – Вы, конечно, останетесь с нами пообедать. Ну, что думаете о работе дочери? Я ее еще ие видел.

– Хорошая работа, – ответил Хендрик. – Почему бы вам не взглянуть на портрет? Он как раз на той стадии, когда я сам позволяю натурщику оценить работу.

– О нет! – Людольф добродушно рассмеялся, сделав протестующий жест рукой. Затем он уселся на стул. – Я жду, пока Франческа скажет, что портрет полностью готов.

Хендрик добавил несколько мазков, но при этом был вынужден опираться на муштабель. Ему не терпелось закончить собственную работу, «Портрет сборщика налогов», но мысль о том, что придется просить милости у Людольфа, тяжким грузом лежала у него на сердце. Художник решил начать неприятный разговор после обеда.

Когда все поднялись из-за стола, Франческа вернулась в мастерскую, а Сибилла пошла вместе с ней. Откашлявшись, Хендрик решил начать:

– Нельзя ли мне поговорить с вами наедине.

– К сожалению, я сейчас занят, мой друг, – Людольф взглянул на настенные часы, а затем вынул из кармана нарядно вышитый футляр с часами и сверил время. – Через двадцать минут я должен быть на складе.

– Мое дело очень срочное.

Людольф удивленно поднял брови.

– Неужели вы хотите сказать, что вам не понравилось, как меня изобразила Франческа?

– Нет, я хочу поговорить совсем о другом.

Людольф снова посмотрел на часы.

– Мне действительно надо идти. Завтра я тоже занят. Но на следующий день после банкета…

– Целых три дня! – Хендрик с ужасом подумал, как он на банкете встретится с Отто и Клаудиусом. Ведь он еще не уплатил по долговым распискам. Но ему не хотелось обидеть Людольфа отказом и не прийти на банкет. – Я не могу ждать так долго!

Казалось, Людольф только сейчас заметил отчаянное выражение на лице Хендрика.

– Хм-мм. Да я вижу, вы чем-то озабочены. Поедемте со мною в карете и обсудим по дороге ваше дело.

В карете Хендрик думал о том, что трудно было представить ситуацию более неловкую, чем та, в которой он сейчас оказался. Как можно просить в долг огромную сумму у погруженного в свои дела человека? В руках у Людольфа была папка с какими-то важными бумагами, которыми, вероятно, были заняты все его мысли.

– Людольф, – начал Хендрик и вдруг запнулся.

Тот посмотрел на него отсутствующим взглядом:

– Говорите, мой друг. Что у вас случилось?

Несмотря на любезность, в голосе Людольфа звучало легкое нетерпение.

– Прежде всего я должен поблагодарить вас за то, что вы умолчали во время обеда о постигшем меня несчастии. – Хендрик решил, что начал он неплохо. Но теперь не знал как вести себя дальше.

– Я прекрасно знаю, как относятся женщины к проигрышам, – Людольф небрежно пожал плечами. – Лучше всего держать их в неведении относительно случайных ударов судьбы. – Он стал разглагольствовать о том, как старался сохранить в тайне все, что могло расстроить Амалию. Хендрик не мог вставить ни слова. Если бы он сомневался в добрых намерениях своего покровителя, то мог бы подумать, что тот нарочно тянет время и не дает ему говорить. А может быть, так и есть! За долгие годы Людольф научился отказывать в просьбах дать взаймы денег. Когда Хендрик почувствовал, что не сможет рассказать Людольфу о своем деле, тот дружелюбно обратился к нему:

– Я слишком много болтаю. Простите ради Бога. Вы уже заметили, что я молчу только за карточным столом. Нам непременно нужно посвятить игре хотя бы еще один вечер. Конечно, это будет не на банкете, где соберется разношерстная толпа. Мы снова соберемся вчетвером. Вам будет дана прекрасная возможность отыграться.

– К сожалению, я не могу воспользоваться вашим предложением, – Хендрик горестно всплеснул руками. Он представил себя со стороны и подумал, что можно было бы написать прекрасную картину под названием «Нищий проситель». Прежде всего и при любых обстоятельствах Хендрик оставался настоящим художником. – Я оказался в ужасном положении. Я еще не уплатил нашим партнерам и не знаю даже, когда смогу это сделать!

Лицо Людольфа приняло серьезное и даже мрачное выражение. Он отложил в сторону папку с бумагами и наклонился к Хендрику:

– Очень неприятно слышать такое признание. Я понятия не имел о теме нашего разговора. Думал… Ну, да теперь неважно. Как же так вышло?

Хотя Хендрик старался объяснить случившееся несчастье излишним азартом, который охватил его во время игры, он сам понимал, как малоубедительны его слова. Чтобы он ни говорил, но сам факт, что он делал ставки, значительно превышавшие его возможности, можно было приравнять к воровству. Своевременная уплата карточных долгов считалась делом чести. Если кто-либо нарушал эту традицию, игроки никогда больше не допускали такого человека в свое общество. Такой позор не смывался до конца жизни. Наконец Хендрик выдавил из себя дросьбу дать взаймы денег. Он видел, что его слова потрясли Людольфа, который, возможно, откажется теперь быть его покровителем.

Людольф откинулся на сиденье и медленно покачал головой. Казалось, он потерял дар речи, услышав страшное признание. Наконец он заговорил, взвешивая каждое слово:

– Мои принципы не позволяют давать в долг деньги для уплаты карточных долгов. Как мог серьезный человек так глупо и, я бы сказал, преступно поставить под удар благополучие своих близких. Проиграть такую сумму! Да это же целое состояние! – Людольф подчеркивал каждое слово, как будто бы Хендрик и сам не понимал, какую он навлек на себя беду.

В груди художника поднялось возмущение. Он был уверен, что для Людольфа эта сумма была совсем не так велика. Однако он сдержал свой гнев.

– Я знаю, – сказал он хриплым голосом, закрывая глаза, чтобы не видеть разверзшейся перед ним черной пропасти. Хендрик был уверен, что Людольф откажет в его просьбе, – я пропал, если вы мне не поможете.

Молчание Людольфа, казалось, будет длиться вечно. Наконец он сказал уже более мягко:

– Вы вели себя как последний дурак. Но вы поведали мне о своем несчастье и, будучи вашим покровителем, я должен обдумать, как решить эту проблему наилучшим образом. – Людольф погладил остроконечную бородку и, изобразив глубокую задумчивость, посмотрел в окно. Он прекрасно знал о муках, терзавших сейчас Хендрика. – Должно быть, мне придется выкупить вашу долговую расписку, тогда отпадет необходимость продавать дом.

Хендрик готов был разрыдаться от избытка чувств:

– У меня нет слов! Я…

– Подождите! – нахмурившись прервал его Людольф. – Я совсем не уверен, что Отто и Клаудиус продадут ваши расписки. Возможно, они захотят вас проучить и привлекут вас к суду. – Немного подумав, он добавил: – Если мне удастся уладить ваши дела, мне хотелось бы поставить свое условие. Наш договор должен быть взаимовыгодным.

– Все, что у меня есть, – ваше.

– Все?

– Да, клянусь! Прошу только оставить мне портрет Анны.

Людольф одобрительно кивнул.

– Даю слово приложить все усилия, чтобы спасти вас и вашу семью. Прежде всего, я думаю о Франческе. Вам бы тоже следовало о ней подумать, прежде чем бросаться в подобные авантюры. Когда вы собираетесь ей сообщить, что отъезд в Делфт не состоится?

Хендрик был рад, что наконец может сказать своему покровителю хоть что-нибудь приятное.

– Слава Богу, с этим все в порядке! За ее обучение в Делфте уже уплачено вперед. Чтобы со мной ни случилось, это не коснется Франчески.

От неожиданного потрясения у Людольфа отвисла челюсть. Франческа ускользала у него из рук.

– И как же вам это удалось? – хрипло выдавил из себя Людольф.

Хендрик решил, что на сегодня с него хватит унижений и страдания. Людольфу вовсе не обязательно знать правду. Кроме того, Питер хотел, чтобы все осталось между ними.

– Анна оставила дочерям небольшую сумму, которая принадлежала только ей, – сказал Хендрик сущую правду. – Именно поэтому мне удалось скрыть от Франчески свое бедственное положение. Я хочу держать это в неведении, пока будет возможно. Когда она станет жить у Вермера и работать у него в мастерской, ей придется выполнять все условия договора. Она не сможет нас навещать, как бы этого ей ни хотелось.