Текст книги "Царство Сибирское (СИ)"

Автор книги: Роман Путилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 15 страниц)

– Никакая сучка не смеет плохо отзываться о моем муже. – наставительно сказала Гюлер, для убедительности ткнув меня пальчиком в грудь: – А Ванда от тебя никуда не денется…

– Конечно, не денется. – я понял, что все-таки хочу спать: – Если заартачится, и замуж за меня не пойдет, я тебе пожалуюсь.

Городской и окружной суд. Город Омск.

– Таким образом…– мой стряпчий, затянутый в черный, хорошо сидящий на его стройной фигуре, сюртук, гордо окинул, полный публики, зал судебного заседания: – Свидетели неопровержимо доказали, что нападение на владения ее светлости княгини Строгановой Ванды Гамаюновны, при коем был причинен значительный ущерб ее собственности, а также убиты и ранены ее люди, а также убиты и ранены люди его светлости Великого князя Смеречинского Олега Александровича…

Я успел заметить усмешку под пышными усами председательствующего судьи и понял, что стряпчий зря старается – профита сегодня не будет. Но, как пел в моем прошлом мире один великий певец с запутанной личной жизнью – «шоу маст гоу он». Если я сейчас встану и покину зал судебного заседания, то, безусловно, сэкономлю время, но потом меня могут обвинить в том, что дело в суде мы проиграли, потому что я ушел до того, как это шоу закончилось, поэтому сидим до финального свистка.

Как я оказался в суде? Подал иск от своего имени и от имени Ванды. Хотя княгиня несколько дней не выходит из спальни, видимо рука у моей женушки тяжелая, но доверенность от ее имени на ведение всех дел у меня осталась, вот я и потратил время, и даже государственную пошлину за бедную вдову заплатил, пусть подавится, мне не жалко.

– Вы закончили? – Резко спросил седой судья в мантии, как мне показалось, обрывая моего представителя на полуслове, во всяком случае в стопке тезисов у него осталось под рукой еще два непрочитанных листа.

– Да…ваша честь. – не стал спорить молодой юрист (все, кто постарше, отказались вести дело против купчин), и шлепнулся костлявой задницей на жесткую лавку.

– Или, отдай приставу свои бумаги, ходатайствуй, чтобы к делу приобщили…– зашипел я.

– А…что? – юрист хлопал длинными, как у девушки, ресницами: – Но у меня черновиков не осталось…

– Иди я сказал. – я пнул своего представителя под столом по щиколотки, после чего он сразу прыгнул бодрым козликом и громко потребовал приобщения его бумаг в количестве семи листов к делу.

Судья недовольно пожевал сухие губы, встретился со мной взглядом и разрешил, после чего объявил, что суд удаляется на вынесение решения… на три дня, после чего три типа в черных мантиях шустро скрылись в малозаметной двери за их креслами, а приставы стали выгонять публику из зала.

– Это что за…– я замолк в замешательстве, пытаясь подбирать приличные слова: – За правовой нигилизм⁈

Юрист пожал плечами, после чего стал собирать со стола свои бумаги, благоразумно не приближаясь ко мне. Все-таки, он какой-то туповатый, надо срочно искать замену.

– Меня через три дня в городе не будет, сходишь сюда самостоятельно, решение принесешь в мою усадьбу, потом будем с тобой решать, что делать дальше. – я встал со стула и двинулся к выходу. Народ как раз покинул зал, из коридора обеспокоенно заглядывала моя охрана. Не то, чтобы я боялся, просто нынешнее положение обязывает. Как никак на мне такое большое хозяйство, да и детишек двое на иждивении. Вчера я выписал бумаги о признании ребенка женского пола, рожденного вдовой капитаншей Верой Игоревной Бухматовой, своей дочерью, с выделением ей содержания и приданного. В принципе, имея такое содержание на дочь, Вера могла больше не работать бонной моих сестер, ведя скромный, но обеспеченный образ жизни, но госпожа Бухматова отказалась подавать в отставку, попросив разрешения нести свою службу.

Дом генерала Соснова.

Чем может, в это время, заниматься жена великого князя, пусть и «самопровозглашенного», и дочь степного хана? Конечно рукоделием. Когда я вошел на женскую половину второго этажа, арендуемого мной дома, Гюлер и Вера, раскинув широкие, длинные юбки, сидели на полу и сметывали на скорую руку гигантскую шубу из шкурок соболей.

– Привет, муж мой. – стройная степнячка вскочила на ноги и подбежав ко мне, впилась в меня горячим поцелуем. На своей половине жилого дома она вела себя весьма раскрепощенно.

– Как суд?

– Отложили на три дня.

Гюлер замерла, подняв личико к потолку, как будто поджарая охотничья собака вынюхивала добычу верхним чутьем, потом зло оскалила белые мелкие зубы: – Шелудивые собаки! Они что-то задумали…

– И что? Не лететь теперь? – я огорчился. Дело было продумано, хотелось его поскорее исполнить, а тут такая задержка.

– Конечно лететь. – отрезала ханская дочь: – Завтра с утра собери совещание командиров и меня пригласи, хочу присутствовать.

– Хорошо. Когда закончите? Я кивнул головой на кучу меха, блестящей горкой разложенного на полу.

– Сегодня все будет готово, не волнуйся. – Гюлер поцеловала меня и решительно вытолкнула из комнаты: – Иди, подумай, как этот дом оборонять.

Глава 5

Глава пятая.

Где-то в степях Внутренней Монголии.

Если бы не богиня, уверен – я бы до сих пор болтался где-то в бескрайней тайге, часами разыскивая место для посадки. А что использовать в качестве ориентиров? Рек, текущих с запада на восток, или наоборот, нет дорог практически нет. До постройки трасс «Сибирь» или «Байкал» лет сто, не меньше. В моем мире за Красноярской с ориентирами не очень, а тут вообще… Да даже мимо «Славного моря» можно промахнуться. Поэтому я и обратился к своему божественному куратору в этом мире, богине Макоше с прямым вопросом – нет ли у нее Колобка или клубочка путеводного, чтобы ее воспитанник и поднадзорный (это я о себе говорю) не плутал, как Одиссей, двадцать лет по миру, а быстренько выполнил свою задачу и скорее домой, к жене и деткам, крепить семейные ценности, коим она и является покровительницей. Поднес я богам дары, как положено, да и пошел в свою спальню, надеясь на свидание с богиней в моих цветных снах. Не подвела божественная Макоша, вразумила меня. Виделись мы как бы опять в моей квартире, где богиня в сарафане и фартуке, возилась с духовкой, а из гостиной доносился взволнованный голос футбольного комментатора и рев пары мужских басов. Видимо, к Перуну, «на футбол» пришел кто-то из божественных коллег. Богиня не теряя времени даром подвела меня к окошку, указала на звездном небе ярко-фиолетовую звездочку, сказала, что если держать курс строго на нее, то я окажусь в крупном китайском городе. Я судорожно постарался запомнить расположение путеводной звезды относительно созвездия Большая Медведица, получил «на дорожку» три теплых пирожка в берестяном кузовке и был выброшен из сна, в собственную постель. У спинки кровати, скрестив стройные ноги, сидела Гюлер и, с аппетитом откусывала кусочки от большого пирожка.

– Дорогой, а кто тебе корзинку с пирожками дал? – пальчик моей жены ткнулся в, плетенный из бересты, кузовок: – Кто это такая смелая искусница?

– Ты эту искусницу знаешь… – буркнул я, несмотря на протестующее восклицание жены, сгребая себе емкость с пирожками, которых осталось ровно два: – Её Макоша зовут, и эти пирожки она мне в дорогу дала.

– Ой…– жена растерянно посмотрела на маленький огрызок пирожка, зажатый в руке: – Ну уже поздно, очень вкусный был пирожок. Ты меня прости, прости, прости, я пойду, тоже что-нибудь тебе в дорогу приготовлю.

Доев пирожок, Гюлер поцеловала меня на прощание, и убежала, а я упал на подушку, надеясь поспать еще немного перед трудным путешествием.

Как результат, я вылетал из окрестностей Омска, имея при себе из провизии только эту злосчастную корзинку с парой пирожков. Провозившись на кухне три часа, жена растерянно сказала мне. что ничего вкусного у нее не выходит, даже самое примитивное. Блюда или подгорают, или оказываются невыносимо соленными, а один раз мясо даже стало сладким. Колбаса или вяленое мясо, что жена завернула мне в дорогу, через пять минут стало подозрительно попахивать тухлятиной. Не знаю, что там у жены с богиней за разногласия произошли, надеюсь, что разберутся к моему возвращению, но из съестного при мне летит в многодневное путешествие только два небольших пирожка с ливером. Конечно, двух пирожков маловато для здорового мужика, что болтается в небе по четырнадцать часов, в продуваемой всеми ветрами, кабине аэроплана, но два пирожка появляются в кузовке три раза день, неотличимые от съеденных и всегда теплые.

В общем, из-за стола я поднимаюсь, как какой-то француз, с легким чувством голода, но других вариантов у меня нет. Даже мои фирменные консервы, отличавшиеся высочайшим качеством, при попытке разместить в багажном отсеке пару банок, мгновенно вздулись, и я их выбросил.

Два дня болтанки в воздухе, день на земле, так как буран прижал меня к земле, и я с трудом смог закрепить самолет и накинуть на него маскировочный полог, одновременно служащий мне укрытием от непогоды, и наконец, среди снежной пустыни показался темный овал крупного города, и я пошел на посадку.

Городок выглядел как беспорядочное нагромождение юрт, деревянных заборов, глиняных мазанок и бревенчатых срубов, на которыми вился десяток бледных дымков. В отличие от русской деревни, где утром топились печи во всех домах, здесь с топливом, очевидно были большие проблемы.

Я замедлил шаг, а потом совсем остановился. Чем ближе я подходил к городку, тем больше понимал, что тут я не найду покупателя на свои меха. На меня была накинута огромная «шуба», сметанная из десятков шкурок соболя, с такими длинными полами, что мне пришлось нести их в руках. План мой по реализации контрабандных мехов был прост и незамысловат. «Шуба» была моей личной одеждой, а не мехами, которую я мог подарить, со своего, великокняжеского плеча, любому, симпатичному мне, богатому человеку, который, в обязательном порядке, должен был эквивалентно отдариться.Поэтому, сами понимаете, каждый шаг по снегу давался мне с большим трудом. А тут еще парадный мундир с десятком здоровенных орденов и орденских звезд, лохматая шапка, два револьвера на поясе… В общем, не дойдя до стен городка пару сотен шагов, решил, что в этой нищебродской дыре мне ничего не светит, развернулся и…

– Гырх! – заорал кто-то за моей спиной. Я развернулся – ко мне скакали пара всадников с длинными копьями.

Я усмехнулся и откинув длинные полы шубы положил руки на свои револьверы в открытых кобурах.

Два мужика в потертых халатах и смешных шапочках на мои полсотни зарядов? Вы серьезно?

Что-то заставило меня обернуться, и я понял, что попал.

С фланга ко мне скакал десяток конных оборванцев, все с теми же копьями. Не знаю, где они прятались. То ли местная магия, с покровом невидимости или отведенным взором, а может быть незамеченный мной овраг? В любом случае, надо спасаться.

Лучше бы они были с современными винтовками… Мое магическое поле отразит до сотни пуль, а вот от удара страхолюдного копья, больше всего похожего на рогатину, оно, увы, не защитит. Я скинул тяжеленую шубу и побежал по хрупающему насту, высоко поднимая ноги. Сзади меня настигал шум дыхания лошади, азартные крики седока и перестук копыт. Я оглянулся – всадник привстал на стременах, отведя в сторону свою рогатину, готовясь, как косой, срубить меня.

Я вам ребята врать не буду, я специально стрелял мимо морды лошади – не хотелось пока окончательно делать себя персоной «нон-грата» в этих местах, тем более, что в фюзеляже самолета у меня уложено еще три подобных шубы. От вспышек огня перед мордой, лошадь заржала и отпрянула в сторону, отчего всадник ласточкой выпорхнул из седла и кувыркнулся в снежный перемет, а я бросился бежать дальше, в сторону самолета, пока остальные кавалеристы возились с брошенной шубой.

Когда я подбежал к самолету, нашел в себе смелость обернуться, чтобы оценить обстановку. В мою сторону скакали всего трое всадников. Впереди, с перекошенным от злобы лицом, несся, горяча коня, тот самый хрен, что пытался срубить меня своей пальмой. Ну а позади, неторопливо трусили двое его коллег, видимо из числа тех, кого не допустили к разделу шубы, которую десяток всадников вез в сторону городка.

Возле самолета я почувствовал себя значительно уверенней, вскинул револьверы, и из врожденного миролюбия, произвел еще один «предупредительный» выстрел, который, однако моего противника не остановил. Тот, по-прежнему, мчался в мою сторону, выставив вперед свою рогатину и припав к шее коня. Трех пуль хватило на обоих. Коняшку было жалко, но больно умело прятался всадник на крупе лошади.

Отставшие кавалеристы замерли, натянув поводья, потом, изобразив самые миролюбивые физиономии, и выставив вперед раскрытые ладони, начали показывать знаками, что они хотели бы приблизиться и забрать тело своего товарища.

Уж не знаю, кто там болтался в седлах, монголы, маньжуры или чистокровные ханьцы, но в миролюбие степных жителей я не верил, поэтому, разрешив кавалеристам приблизиться, оставался начеку.

Бросок копья я пропустил, так как передний кавалерист, отвлекая меня, отчаянно жестикулировал, делая вид, что пытается мне что-то объяснить. Я попытался нырнуть в снег, уходя вбок, но не смог – длинная палка с широким лезвием, пробив мою меховую куртку и зацепив плечо, пришпилила меня к фюзеляжу самолета. Правую руку обожгло болью, револьвер выскользнул из, ставшей бессильной, кисти и тяжело плюхнулся в снег, а китайцы радостно оскалились. Нет, ну надо же быть такими тупыми…

Когда я начал стрелять из второго револьвера, с левой руки, улыбочки кавалеристов мгновенно сменились изумлением. Вот с этим выражением лица они отправились на встречу… Не помню, к кому местные отправляются – к предкам, Конфуцию или Великому дракону. Честно говоря, я этим парням даже немножко завидовал – у них кончились проблемы, неприятности, и даже этой адской боли они не испытывают. А я даже не могу вытащить проткнувшее самолет, ну и меня заодно, копье, куртка не дает повернуться…

Минут через пятнадцать я смог вылезти из куртки, и обессиленно привалился к стойке шасси аэроплана. Раненая рука обильно кровила, я чувствовал дурноту, наверное, потерял много крови. Кое– как выдернув копье из обшивки фюзеляжа, я перетянул поврежденную руку брючным ремнем, как раз предназначенным для этой роли, накинул на плечи теплую куртку с изодранным рукавом, с трудом забрался в кабину и запустил двигатель. Оставаться здесь я не видел смысла. Я не смогу победить весь гарнизон городка, действуя одной рукой и впадая в полуобморочное состояние от потери крови. Остаётся только лететь домой, надеясь, что я сумею добраться до границы своих владений, не свалив самолет на землю. После короткого разбега я поднял машину в воздух, развернул самолет хвостом на путеводную звезду, и перевел реостат на максимальные обороты. Мне не стоило беречь магический заряд в кристалле, гораздо опаснее было обессилить окончательно и вогнать самолет в землю.

На высоте, от набегающего потока ледяного воздуха, мне стало немного легче. Я набрал высоту в пару километров, чтобы не встретиться с какой-то сопкой, и направил нос самолета в сторону дома, истово молясь богам покровителям, чтобы те даровали мне силы на дорогу домой.

Княжеский дворец. Город Верный.

Как я понял, я, все-таки сбился с пути, взяв немного южнее – последний день я вел самолет на грани яви и беспамятства. Пару раз срывался в штопор, но умудрялся прийти в себя до соприкосновения с земной твердью, и вывести самолет в горизонтальный полет. В любом случае, я долетел… Ну как долетел? Конный патруль нашел меня в десятке верст от окраины города Верного. Самолет каким-то образом благополучно приземлился не сломав при этом лыжи, но я к тому времени уже напоминал еле дышащую ледышку. Мне повезло, что к этому времени я укомплектовал все свои поселения магами – целителями, и я был не первый замороженный пациент молодого доктора. Почти неделю моя душа болталась между миром Яви и Нави, но потом резко все кончилось. Я очнулся в светлой просторной палате, испытывая зверское чувство голода. Напротив, не сводя с меня пристального взгляда черных глаз, сидела на стуле, скрестив ноги под собой, моя жена.

– Привет…– я зажмурился от яркого света зимнего солнца, заливавшего палату: – А здесь поесть имеется хоть что-то?

Мне с виноватым видом протянули кузовок от богини, в котором лежал одинокий, но теплый пирожок с ливером.

– Извини, но тебе пока много нельзя…– пожала плечиком Гюлер и очаровательно улыбнулась.

– Ты как здесь оказалась? – я с рычанием впился в румяный бок пирожка.

– С Лиходеевым прилетела…

– В каком смысле – ты прилетела с Лиходеевым? Он же уже несколько месяцев не летал, все водил то баржу, то аэросани…Да как он посмел⁈ – от возмущения я даже сел, опираясь на подушку.

– Знаешь, что⁈ – возмутилась Гюлер: – Не кричи на меня! После того, как я рожала Искандера в этих нартах с винтом, я только Антону Велемировичу могу доверять…

– Кого рожала? – не понял я.

– Искандера… а что? – испугалась жена: – Красивое имя, его и в вашей стране уважают, и в степи чтут как имя для великого воина. Тебе разве не нравится?

– Нравится, нравится…– я притянул жену к себе и поцеловал: – Ты умница. Придумала лучшее имя для нашего сына. Только скажи, зачем ты сюда прилетела?

– А что ты хотел от меня? – вскинулась Гюлер: – Ты улетел на очередную войну, потом из Верного приходит телеграмма «Вк. Князь найден степи, ранен, серьезное», а потом все! Отрубило, связи нет. Я, как правильная жена, оставила сына Вере, вызвала Лиходеева и скомандовала везти меня в Верный… Ну, то есть, лететь… Я велела доставить меня самым быстрым способом в Верный. Он исчез до вечера, потом приехал за мной и сказал, что надо срочно ехать. Меня запихали в какую-то коробку, потом мне стало дурно, а потом я поняла, что мы летим, как птицы… Олег, ты мне подаришь такую штуку, которая летает и научишь летать?

– Ладно, научу. Как только мне лучше станет. Где, кстати, наш герой? Корнет Лиходеев?

– Муж мой, как только он меня высадил у окраины города, дал лыжи и показал, куда идти, Антон Велемирович сразу улетел. Сказал. что он тебя боится, что ты будешь на него сердится. А я обещала, что я его у тебя отмолю. Ведь ты не допустишь, что бы твою жену считали лгуньей?

Мне осталось только рассмеяться и пообещать, что никаких репрессий к корнету Лиходееву не будет.

Где-то в степях Внутренней Монголии.

Десять дней спустя.

Все-таки, магическая медицина творит чудеса. Неделю провалявшись в больнице, каждый день подвергаясь непонятным магическим манипуляциям, я вынужден признать, что в умелых руках лекаря заживление идет не по дням, а по часам. Правая рука, все еще, была слабее, чем левая, но я вполне уверенно ей действовал, в частности, управлял аэропланом.

Впереди показался знакомый овал злополучного городка, затерянного в монгольской степи, и я, помахав крыльями, повел свой аппарат на посадку.

Корнет Лиходеев, которого я официально вернул в летный отряд, аккуратно посадил свою машину рядом с моей.

Из тесноты фюзеляжа вылезли две круглые человеческие фигуры и поспешили в мою сторону.

– Накрываем пологами самолеты, господа и мы пошли, Родно Ринчинович…

Я выдернул из кабины пулемет и мешок с запасными магазинами.

Корнет с пассажиром набросили на аппараты маскирующие пологи, пассажир подхватил мешок с патронами, повесил на плечо чехол с моей специальной винтовкой, и вытянулся, изображая полную готовность в любым героическим свершениям.

Ринчинова Родно Ринчиновича, бурята из Забайкалья предоставил мне начальник контрразведки, рекомендуя с самой положительной стороны. Этот человек уверенно владел, кроме кучи иных языков и наречий, китайским и даже, якобы, японским, поэтому я с удовольствием включил полиглота в свой маленький отряд.

За прошедшие дни холодные ветры сдули с окаменевшей земли снежный покров, и мы обошлись без снегоступов или лыж.

Казалось, что за прошедшее время в городке ничего не изменилось, он выглядел все также безжизненным, в серое небо поднимался десяток полупрозрачных дымков.

Подойдя на дистанцию в двести метров, я остановился и кивнул буряту.

Ринчинов неторопливо вынул винтовку с оптическим прицелом из чехла, встал на колено и выстрелил по крыше самого высокого здания. С грохотом полетела расколотая черепица и городок наконец ожил. Под многочисленные крики, минут через десять, из-за ограды, частично окружающей городок выбежали два десятка солдат пехотинцев и выстроились в неровную шеренгу. Одеты они были примерно одинаково, в стеганные халаты, разной степени потрепанности, с желтым кругом на груди, некоторые из них щеголяли какими-то нагрудниками. Из-за расстояния, я не мог понять, металлические они или кожаные.

Из шеренги солдат выбежал невысокий китаец и потрусил в нашу сторону. Не добежав десяток шагов, он остановился и, грозно вращая глазами, что-то зарычал, потрясая старым мушкетом.

– Он говорит, что мы, грязные дикари, должны положить свое орудие и на коленях ползти к его начальнику, тогда возможно сохраним свои жалкие жизни. – невозмутимо перевел толмач.

– Скажи этому солдату, что к нему по небу прилетел великий князь северных территорий, которого примерно десять дней назад подло ограбили солдаты из этого городка. Я требую извинений, возврата моего имущества – шубы из ста шкурок соболя и выкупа в сто лянов серебра…

Китаец невежливо перебил переводчика, схватившись за живот и упав в снег, показывая, как ему дико смешно. Я подождал пару минут, позволив этому театру одного актера показать свое искусство, после чего достал револьвер.

Солдат тут же вскочил с земли и испуганно замер, косясь на свое брошенное и совершенно бесполезное ружье.

– Вы смешные психи и вас не будут убивать, если вы приползете к нашему командиру…– опять начал китайский боец, медленно смещаясь к своему ружью. Я решил не рисковать, оттолкнул «воина», вытряхнул с полки мушкета порох, и выбив кремень с курка, вручил бесполезное оружие китайцу и пинком отправил того на доклад к командиру.

Через десяток минут посмотреть на смешных психов из города вышел какой-то важный чиновник в сопровождении небольшой свиты, а количество солдат увеличилось до четырех десятков. Посовещавшись, чиновник властным движением послал свои войска в бой, и шеренга китайцев, выставив в нашу сторону стволы винтовок, двинулись на сближение.

Чертовы китайцы оказались не столь просты, как считались. Сделав несколько шагов, густая шеренга воинов в теплых халатах просто исчезла.