Текст книги "Царство Сибирское (СИ)"

Автор книги: Роман Путилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 15 страниц)

– Могу узнать цель вашего прибытия, ваше…

– Аудиенция у Его императорского Величества. – я сунул под нос унтеру свое удостоверение, отчего у того глаза сделались, как чайные блюдца.

– Состоит в должности царя⁈

– Царя Сибирского, на основании указа Его Императорского Величества.

Ну да, сам себе выписал служебное удостоверение, с фотографией, на гербовой бумаге – все, как положено. Кожаная обложка, позолоченные буквы, металлические уголки. Очевидно, что качественная и дорогая вещь, оттого унтер-офицер тот час пригласил меня присесть в кресло, что располагалось в теньке караульной будки и послал одного из бойцов за начальником караула. Не скажу, что допустили меня на территорию ставки сразу, да и красной ковровой дорожки не было, но, как говорится, Воронеж не Аляска, пришлось смирится.

Примерно, через сорок минут меня, в сопровождении Полянкина, который, с важным видом, нес в руке солидную кожаную папку с тисненой надписью «К Высочайшему Докладу», допустили на территорию, и даже придали сопровождающего, чтобы проводил нас в штаб. Относительно же моих бойцов с веломобилем, местные охранители стояли, как скала, тупо повторяя «Не положено. Не было распоряжений», поэтому я дал команду бойцам возвращаться на аэродром. Подозреваю, что местные чины, с удовольствием, не пустили бы и подпрапорщика Полянкина, но не решились. Все-таки, царь, пусть даже и Сибирский, который сам папку таскает – это нарушение миропорядка и сотрясение основ.

В приемной Государя лощеный адъютант с погонами полковника предложил мне обождать, так как ЕИВ был на конной прогулке.

Часа через три ожидания я понял, что конная прогулка Императора сменилась обедом, потом чем-то еще важным, о чем явно было известно всем в этом «пионерском лагере», кроме меня, так как за три часа в приемную императора не вошел ни один посетитель. Придя к выводу, что дальнейшее ожидание в приемной превращается в фарс, я встал и направился к выходу.

– Ваша светлость, куда же вы⁈ – мгновенно отреагировал на мой маневр императорский адъютант, но я продолжал двигаться к выходу.

– Ваша светлость, я к вам обращаюсь! – молодой, не по возрасту, полковник догнал меня и попытался преградить мне дорогу.

Я смерил его внимательным взглядом сверху вниз. Судя по слабому магическому свечению, щегольские сапоги тончайшего хрома, в которые был обут дерзкий офицер, были изготовлены в моих армейских мастерских и усилены моей магией, вследствие которых на них давалась десятилетняя гарантия целостности каждого элемента.

Ну, кто дал гарантию, тот может ее и забрать. В конце концов, я джентльмен своему слову или нет? Я щелкнул пальцем после чего изобразил испуг на лице.

– У вас шнурки развязались.

– Что

– Я говорю, ус у вас отклеился, сами посмотрите.

Пока полковник ошарашенно рассматривал отвалившуюся от сапога подошву, я аккуратно обошел его и вместе с Полянкиным покинул императорскую приемную

Мы почти ушли. Быстрым шагом, никем не остановленные, дошли до караульной будки, и Крас Полянкин успел запустить в небо зеленую сигнальную ракету, вызывающую мой веломобиль, когда за моей спиной раздался стук копыт и громовой голос гаркнул откуда-то сверху:

– Булатов, где мои пушки?

Глава 20

Глава двадцатая.

Территория императорской ставки. Главный въезд.

– Булатов, где мои пушки?

Я повернулся и склонил голову:

– Добрый вечер, ваше императорское величество.

– Здравствуй, Булатов. Итак, где мои пушки?

– Какие именно, ваше величество? Мой завод в последнее время стал выпускать целую номенклатуру орудийных стволов, которые поставляются строго по графику, согласованному с представителями военного министерства.

– Это да… – император досадливо взмахнул рукой: – Про стволы я слышал, они поставляются, но они уже вчерашний день в современной войне. Меня интересуют чудо-пушки, которые стреляют на сто верст снарядами весом в сто пудов, которые ты так бездарно профукал под Тобольском. Где новые пушки, Булатов?

Император злился, и чувствуя его настрой, под ним горячился огромный вороной жеребец, косящий на меня злым глазом цвета корицы. В нескольких шагах замерла конная кавалькада, два десятка молодых генералов и полковников, и даже парочка дам, весьма симпатичных на вид. За моей спиной уже выстроился, изображая почетный караул, чуть ли не взвод, видимо построили солдат, охранявших въезд в лагерь, да еще при двух офицерах. Интересно, где они все прятались – судя по размеру караульной будки, там могло поместиться, от силы, пяток солдат. Или кто-то умеет прятать в внепространственный карман не только неодушевленные предметы, но и живых людей? Да ну, бред какой-то.

– Ваше императорское величество, вы действительно хотите обсуждать сверхсекретное оружие здесь, в присутствии всех этих господ?

Спокойнее всего мои слова восприняли караульные за спиной.

Солдаты стояли, не шелохнувшись, «поедая» глазами начальство, командир караула замер, готовый в любой момент «рубануть» строевым шагом с докладом к правителю. Свита же вовсю отрабатывала сцену «искренее возмущение в самых лучших чувствах». Самый дерзкий, очень юный генерал, видимо, из императорских любимчиков, подъехал к нам сбоку и демонстративно вытянул наполовину, богато украшенный, кавалергардский палаш из ножен, мол «Только скажи, надежа государь, щас я этого ирода уконтропуплю». Кто-то в толпе «особо преданных», уже готовил огненный шар, взращивая его на кончиках пальцев.

– Вы на что намекаете, милейший? – отчеканил потемневший от гнева государь: – Вы намекаете, что вокруг меня собрались предатели и шпионы?

Судя по шевелению за моей спиной, где солдаты караула, по команде офицера, начали осуществлять какие-то перестроения, то ли, чтобы не попасть под удар огнешаров от императорской свиты, то ли, чтобы добить меня дружным залпом в спину, такие внесудебные расправы с обладателями слишком длинных языков были вполне обыденным делом.

– Ваше императорское величество… – я почувствовал смертную тоску со стороны, стоящего навытяжку, за моей спиной, моего вестового, но никаких попыток отойти в сторону с сделать вид, что он со мной не знаком, подпрапорщик Полянкин Крас Людинович, мой бессменный адъютант, не предпринимал, решив разделить со мной судьбу пред гневом государя.

– Я сейчас стою перед вами, весь в вашей полной власти…– я изобразил полное смирение перед судьбой: – И кто я такой, чтобы обсуждать людей, приближенных к вашей персоне, и тем более обвинять кого-то в предательстве. Но, вот в том, что среди присутствующих есть люди, невоздержанные в приватных разговорах, готовые прихвастнуть близостью к вашему величеству – в этом я уверен и готов отвечать за это головой. В любом случае, я предполагал, что разговоры о секретных образцах вооружения следует вести в более камерной обстановке…

– В камерной обстановке… в камерной…– распробовал верховный правитель страны слова на вкус и на меня дохнуло вонью тюремного застенка, криками пытаемых и черной тоской ночного неба, еле различимого через узенькое, забранное частой решеткой, окошко под потолком.

Первым желанием было объяснить императору, что я имел в виду несколько другое значение слова «камерный», но я промолчал, ибо какой смысл суетиться маленькой мышке в лапах кота, лучше замереть и не отсвечивать.

– Я приму тебя, Булатов, через двадцать минут в своем кабинете. – император круто развернул коня рванул его в галоп, а вслед за правителем в сторону дворца устремилась свита, бросая на меня недовольные взгляды, видимо, некоторые присутствующие остались в претензии, что я не умер здесь и сейчас, хотя обстановка вполне располагала.

Территория императорской ставки. Кабинет императора.

Ровно в назначенное время передо мной распахнулась дверь и я шагнул в просторный кабинет, где, кроме хозяина, присутствовали еще двое – тот самый юнец в генеральском мундире, что имел горячее желание зарубить меня своим почетным, золотым оружием, а также мужчина лет шестидесяти с эполетами генерала от артиллерии.

– Представляю вам, Булатов командующего гвардейским корпусом генерала князя Белоногова и начальника артиллерии генерала Веригина. Надеюсь, что наше совещание достаточно камерное?

– На ваше усмотрение, ваше императорское величество. – снова наклон головы: – Хочу вам сообщить, что никаких сверхдальних и сверхмощных пушек не существует. Информация о их наличии и переброске в сторону фронта является одним из элементов операции моей контрразведки…

– А я говорил, ваше величество! – вскочил со стула артиллерист: – Я всем говорил, что не бывает таких пушек.

– Да чушь это все! – лениво протянул князь Белоногов: – Какая операция контрразведки? Очевидно же, что Булатов где-то, по случаю, купил две пушки, возможно у британцев, а воспроизвести их оказался не способен. Неужели кто-то верит, что в этих диких степях можно создать что-то сложнее котелка и ложки? Да, еще я слышал, там валенки катают и галоши льют, на этом все, господа. А вот мануфактура купца Клубникина уже вплотную подошла к созданию таких пушек, дело осталось только за небольшим авансом.

Артиллерийский генерал громко хрюкнул, на что гвардеец отреагировал чрезвычайно нервно.

– А что вы фыркаете, Иван Лукич? Что вы фыркаете? Да, дочь купца Клубникина замужем за моим братом, но это не имеет никакого отношения к делу. Сверхмощная пушка универсального назначения почти готова быть представлена государю! А вы, Иван Лукич просто старый замшелый… камень, который не дает развиваться ничему новому…

– Государь! – пожилой генерал с грохотом отодвинул стул и вскочил. Его лицо покраснело и налилось дурной кровью: – Государь, я требую…

– Успокойтесь, господа. – мягко улыбнулся император, глядя на генералов, как мать на расшалившихся детишек: – Иван Лукич, вы же знаете, что Сашеньке присуща некая горячность и желание ниспровергать авторитеты, присущая молодости. Он перед вами извинится, обязательно. Вы же видите, как он раскаивается. Зато он безусловно предан мне и обладает просто фантастической храбростью. Но, мы отвлеклись. Булатов, что вы там говорили о пушках?

– Я рассказывал, что пушек не и не было. В поезде была погружены корабельные стволы ангарских сосен, хорошо замаскированные и укрытые. Я специально обмолвился в кабинете губернатора Тобольска л новых орудиях, так как подозревал, что там кишмя кишит британскими агентами. Кстати, вот список лиц, присутствующих при этом разговоре.

– Хорошо, хорошо, я разберусь…– император рассеяно сунул мою бумажку в кипу документов: – Продолжай, Булатов.

– Слушаюсь. Заблаговременно, незадолго до появления поезда в небе над железной дорогой появились два дирижабля неустановленной национальной принадлежности. Один из них сбросил бомбы на поезд, второй атаковал ремонтируемый мост через Иртыш. В результате этой атаки поезд с грузом был уничтожен, мост поврежден, а при отходе один из дирижаблей был сбит…

– Да, я в курсе…– нетерпеливо перебил меня император: – Генерал…

Владетель нетерпеливо защелкал пальцами, тогда артиллерист тихонько прошептал: – Генерал Подушкин, Иван Парамонович…

– Точно, я помнил, помнил…– обрадовался император: – Я его еще начальником антидирижабной… или антидирижабельной…

– Зенитной артиллерии…– я в ответ на недоуменные взгляды присутствующих потыкал рукой вверх, в самый зенит.

– Ну да, что-то такое в этом есть…– император помахал рукой: – Иван Лукич, запишите, будьте так любезны.

– Только генерал Подушкин никакого дирижабля не сбивал. – припечатал я.

– Ну правильно, на то он и генерал. Он все организовал, и сейчас организовывает в масштабе действующей армии. – на меня посмотрели, как на идиота.

– Ваше императорское величество. –я встал: – В Тобольске всего две бронзовые пушки прошлого века, которые используются для отдачи салютов по табельным дням. Никакими силами на высоту полета дирижабля свои ядра они не забросят…

– Ну, значит, каким-то другим способом он это сделал. – отмахнулся от меня правитель огромной страны: – Знаете, Булатов, мне это не особо интересно. Вся это артиллерия –шмутилерия, всё это конечно необходимо, но нет в них благородности честной схватки, ярости атаки, нет, в конце концов, приверженности воинским традициям наших предков. Вспомним славные конные дружины наших предков, что честно, глаза в глаза, грудь в грудь, разили любого врага. И кто у нас являются истинными носителями вековой славы предков? – император похлопал по плечу, зажмурившегося, как кот, командира гвардии: – Конечно, гвардейские кавалергарды и кирасиры, кто, смотря прямо в глаза смерти, идут вперед, не боясь ничего. А остальное – это все наносное, все временное. Вся эта вонь сгоревшего пороха, какие-то смазки, угли. Как это все невыносимо скучно…

О божечки! Я что, на последнего рыцаря нарвался? У него за пределами дворца черти что творится, каждый чиновник себя царьком чувствует, тащит все, до чего руки дотянутся, любой богатей делает что хочет, офицеры, кроме как кидать огнешары дальше, точнее и быстрее, знать ничего не хотят, остальное им невместно, промышленность и наука не развивается, имеем только то, что из-за границы завезли, а он все о латной кавалерии думает. Пока я думал обо всем этом, упустил момент, когда князь Белоногов перестал мурчать от императорских ласк, что-то тихо шептал на ухо последнему, бросая на меня отрывистые взгляды.

– Булатов… – построжевшим голосом заговорил император: – Мне тут бумагу давеча подали, что ты отказываешься поставлять заготовки холодного оружия на мануфактуру купца Клубникина. Ты это дело прекращай, сейчас война и не время всех этих интриг и перетягиваний одеяла на себя. Реши этот вопрос, не расстраивай меня.

Под моим изумленным взглядом император и командующий гвардии встали, и, не прощаясь, двинулись на выход из кабинета.

Они что, забыли о предмете разговора? Ну да, главное, что, по их мнению, решили вопрос с клинками к саблям и палашам для тяжелой кавалерии, которые, протеже командующего гвардией, купец Клубникин надеялся закупать у меня на заводе за сущие копейки, дабы затем, присобачив рукояти и гарды, продавать казне в десяток раз дороже.

– Ваше величество! – гаркнул я в высочайшую спину так громко, что ее обладатель вздрогнул: – Вы хотели чудо оружия, и оно есть у меня, но это не пушки.

Я так и не смог объяснить присутствующим, что такое самолет, да и не хотел, честно говоря. Не вызывал у меня доверия ни князь Белоногов, ни его сюзерен. В конце концов присутствующие, вместе с срочно вызванным в кабинет владыки, свежеиспеченным генералом Подушкиным определили провести сравнительные испытания орудий и расчетов под командованием бывшего губернатора Тобольска и моих скоростных дирижаблей секретной конструкции'. Местом проведения испытаний определили город Тулу, которая, согласно сводок штаба, последние две недели подвергались бомбардировкам.

Подушкин заявил, что его зенитная (название срочно ввели, как официальное) бригада будет готова развернуться через две недели, я же сказал, что готов продемонстрировать возможности своего оружия через два дня.

– Ну и прекрасно. – император улыбнулся: – Ты Булатов приступай к демонстрации через три дня, когда в Тулу прибудет специальная комиссия, а ты, Иван Парамонович, через две недели. Но, Булатов, если все твои рассказы о чудо оружии это окажутся профанацией, то не взыщи, примерно накажу.

Тула. Окрестности патронного завода.

В город Тулу я прибыл инкогнито, первый день потратил на то, чтобы объехать окрестности в поисках подходящего поля для полевого аэродрома, второй день ушел на переброску авиаполка из тридцати машин и его размещение на занятом мной лугу. Владельца луга я не видел, общался с его управляющим, так как владелец с семьей уехал к родственникам в Царицын. За потраву травы я внес аванс, договорившись провести окончательный расчет по фактической порче через четыре дня, что управляющего вполне удовлетворило.

В оговоренное в телеграмме время я зажег шашку с ярко-желтым дымом, который было невозможно спутать ни с чем, а уже через десять минут на посадку стало заходить первое звено.

Когда к полю доскакали местные конные стражники, дабы выяснить, что и кому здесь сигналит, на границе луга их встречала застава охраны аэродрома, которые сослались на военную необходимость и сельских полицейских на поле не пустила. Хотите узнать, откуда взялась охрана аэродрома? А каждый самолет нес в пустоте фюзеляжа одного механика, а в специальных капсулах на крыльях, еще по два человека с каждой стороны, коих вполне хватало для обеспечения повседневной жизни полевого аэродрома.

Конечно, для госпожи Веры Игоревны Бухматовой, которую я, с появлением полноценной авиации, назначил начальником службы вещевого снабжения, с присвоением ей офицерского чина, начались горячие дни и ночи. Бедная дама моталась между Тулой и Омском круглые сутки, перевозя в своем внепространственном кармане тонны имущества, необходимого для нормальной работы авиации, но так я и обеспечил ей все условия. В ее личном аэроплане пассажирский салон был отделан богаче, чем в моем личном самолете, там была даже кровать. Ну а что же делать? Война у нас или хиханьки.

С вечера второго дня в два десятка направлений вокруг Тулы были направлены солдаты с острым зрением, на срочно закупленных в окрестных деревнях, клячах, так как у местных никакой службы воздушного наблюдения не было, а мой личный самолет на рассвете поднялся в воздух, забравшись максимально высоко и нарезая круги вокруг облака, готовый в любой момент спрятаться там.

Вражеский дирижабль был обнаружен за десять минут до прибытия на вокзал поезда с членами высокой комиссии по вопросам противовоздушной обороны. Судя по всему, в императорской ставке «текло» просто полноводным потоком. Дирижабль без опознавательных знаков, в отличие от других налетов, когда воздушные гиганты нагло зависали над городом, ничего не опасаясь, сегодня крался в облаках, держа курс на железнодорожный вокзал. Очевидно, что экипаж небесного корабля был осведомлен о предстоящих испытаниях новейших систем ПВО, но желание утереть нос «белым дикарям», разбомбив комиссию, что направлялась в город с целью лицезреть результаты таких испытаний, превысило все опасения противника.

– Разворачиваемся к аэродрому. Готовим вымпел. Два самолета на перехват воздушной цели, место перехвата – район вокзала.

Мой личный пилот кивнул головой, подтверждая получение приказа и самолет начал заваливаться на крыло, выходя на новый курс, а за моей спиной подпрапорщик Полянкин принялся выводить послание, которое посредством цветастого вымпела мы собирались сбросить на аэродром.

Сделав круг над аэродромом и сбросив послание, я дал команду лететь в сторону вокзала. Слишком поздно мы заметили вражеский дирижабль и слишком хорошо противник высчитал время подлета к прибытию поезда. Да, мои пилоты сидели в машинах, и сейчас самолеты выруливали на взлетную полосу, но это все равно пять минут, которых могло и не хватить.

Противник заходил со стороны деревни Сторожевая, видимо, ориентируясь на извилистое русло речки Упа, что текла через город.

Моих боевых самолетов видно не было, и я дал команду пилоту заходить с хвоста и выше к снижавшемуся воздушному хищнику.

Глава 21

Глава двадцать первая.

Воздушное пространство. Окрестности Тулы.

После чрезвычайно успешного уничтожения британского дирижабля авиабомбой мы поняли, что этот способ абсолютно не годится, и сегодня все самолеты, в том числе и мой, несли под брюхом громоздкую неуправляемую ракету. Дожидаться боевых аэропланов не было никакой возможности, и я решил атаковать противника своим ВИП-лимузином. Теоретическая дальность такой ракеты составляла две версты, но несмотря на все мои попытки вспомнить схемы снарядов земных «Торнадо» и «Ураганов», в конце полета траектория этой вундервафли была, скажем так, гулящей, поэтому по огромной туше дирижабля надо было стрелять почти в упор.

Примитивный пороховой двигатель выбросил длинный хвост пламени, лизнувший специальную асбестовую обмазку брюха самолета, туша ракеты вырвалась из специального тубуса, в котором она перевозилась с завода, на хвосте раскрылись изогнутые крылышки стабилизаторов и подгоняемая реактивным хвостом туша ракеты устремилась к беззащитному баллону воздушного гиганта. Теперь у пилота не было необходимости судорожно рвать ручку, дабы увести аэроплан в сторону, спасаясь от осколков и взрывной волны от своего же снаряда – дистанция в двести сажен позволяла не боятся промаха или последствий взрыва.

Длинный кованный нос ракеты, как нож масло, рассек оболочку баллона, а через секунду взрыв четырех пудов пороха разорвал оболочку дирижабля изнутри, выбросив наружу разом множество баллонов с зачарованным, негорючим водородом, после чего гондолу с остатками разорванной оболочки закрутило в скоротечном штопоре и через пару минут безумного танца остатки дирижабля ударились о землю, после чего в небо ударили языки пламени и облако земли. Слава богам, обломки не долетели до окраины города почти версту, рухнув на чьи-то огороды, а то вредные последствия сорванной бомбардировки могли превысить ущерб от удачной бомбометания.

В иллюминаторе салона промелькнула пара аэропланов, успевших к шапочному разбору, а вот мой адъютант приник к круглому оконцу с другого борта, пристально вглядываясь на квадраты обработанных полей.

– Ты что там увидел, Крас?

– Что-то мелькнуло, не пойму, что?

– Может быть птица?

– Да нет, не похоже, как бы не человек?

– Черт. – сердце кольнула ледяная игла: – Крас, скажи пилоту, чтобы покружил там, где ты что-то видел и смотрите в оба.

Хитроумные британские собаки, получив информацию о засаде на дирижабли, могли предусмотреть летающего мага-контролера, который заранее выбросился с дирижабля, чтобы со стороны наблюдать за нашими мерами противодействия.

Покружив над квадратом минут пятнадцать, я понял, что проще найти иголку в стогу сена, чем затаившегося мага. Последний мог, как удирать с места боя со всех… что там у них, не ноги же, или приземлиться и спрятаться от воздушного наблюдения…да в том-же стогу и лесном околке, во множестве, разбросанном среди крестьянских и помещичьих полей, поэтому я дал команду возвращаться. О наземной поисковой операции не могло быть и речи – слишком мало у меня было людей в окрестностях города Тула, да и Крас Полянкин мог ошибаться, приняв за человека тень большой птицы, типа орла или коршуна.

Окрестности Тулы.

Падение дирижабля произвело настоящий фурор в городе оружейников. Свернувшуюся с небес «штуку» видела треть города, уже через двадцать минут вокруг горящих обломков собралась огромная толпа возбужденных горожан, количество которых постоянно увеличивалось, так что, прибывшие через два часа коляски с губернатором и членами комиссии по противовоздушной обороне еще час ждали, пока подоспевшие солдаты и полицейские оттеснят людей и освободят проезд. Трупы воздухоплавателей, разбросанные по окрестностям, были одеты в темные рабочие комбинезоны без меток производителя или прачечной, отсутствовали и знаки отличия, пуговицы не имели никаких гербов или надписей. Зато, в чудом не пострадавшей от пожара, каюте капитана были найдены фотографии мужчины в форме британского моряка с семьей, паспарту на фотографиях утверждало, что сделаны они в фотоателье, расположенном в Лондоне. Двигатели, вооружение, посуда, компасы и прочие мелочи, что взрывом разметало по окрестностям, несли клейма британских фирм производителей, что безусловно указывало…

Да ни на что оно не указывало, во всяком случае, официально. Несмотря на недружественный шаг британского правительства, потребовавшего немедленного возврата всех долгов, Российская империя пока надеялась на сохранение союзнических отношений и воздерживалась от встречных демаршей.

Во всяком случае, председатель комиссии сообщил мне, что британские товары торгуются по всему миру, а британский офицер, выйдя в отставку, мог частным образом устроится капитаном дирижабля в любой стране мира, и он, председатель комиссии склонен видеть здесь очередную провокацию союза германских государств, пытающихся вбить клин в отношения между Британией и Россией…

Окрестности Тулы.

Оставшиеся десять дней, отведенные на испытания моего чудо-оружия в небе над Тулой прошли спокойно, более налетов не было, и напрасно моё доморощенная служба воздушного наблюдения судорожно вглядывалась в небо, а в небе, сменяя друг друга, весь световой день крутились дежурные аэропланы. После трех дней бесплодного сидения на аэродроме, я приказал готовить к вылету мой воздушный лимузин и звено боевых самолетов – мы вылетели в район Вязьмы, которую, как писали газеты, третий день штурмовали войска европейской коалиции.

Крепость Вязьма.

Черный дым, клубившийся над старинным городом был виден с расстояния в пятьдесят верст, по на восток уходили отдельные группы беженцев и солдат в форме императорской армии, ехали телеги, загруженные ранеными и каким-то скарбом. Я уже дал команду искать подходящую посадочную площадку, когда из прилегающего к Смоленской дороге леса выехали всадники, на пиках которых болтались бело-красные флажки. Не теряя времени, кавалеристы развернулись в лаву и помчались в сторону дороги, от которой, разглядев опасность, бросились разбегаться немногочисленные беженцы.

Два десятка солдат в форме императорской армии, сопровождавшие обоз, рассыпавшись цепью попытались занять оборону перед вставшими телегами, но всадники, охватив обоз с флангов, забросали защитников десятками фаерболов, после чего, запалив телеги с беспомощными людьми, бросились догонять и колоть пиками беженцев, что не успели скрыться в лесу с противоположной стороны дороги. Колона кавалеристов строилась на дороге, ожидая, когда их товарищи, пытавшиеся догнать последних гражданских у самой кромки леса, вернутся назад, когда с неба на них обрушилась смерть. Закрепленные на носу каждого моего аэроплана митральезы, хотя и имели ограниченный запас патронов, но по плотной колонне, не ожидавших нападения кавалеристов, отработали отменно. Рои пуль рвали людей и лошадей, срезая все без разбора, как коса смерти…

Картина избиения на Смоленской дороге повторилась, только вместо испуганных гражданских, в этот раз по полю метались обезумевшие от страха военные, не думавшие ни о чем, как о спасении. Пара огнешаров, взлетевших навстречу моим самолетам, никакой роли не сыграли, слишком неточно они взлетали.

К сожалению, патронов хватило только на два захода, а около трех десятков всадников успели скрыться в лесу, после чего я дал команду садиться на ближайшем же, подходящем поле.

– Грузим бомбы, набиваем в короба патроны и взлетаем. – не успели меня выгрузить из аэроплана. Как я принялся вынимать из внепространственного кармана укупорки с боеприпасами: – Механики, оружейники, берем винтовки и в мой аэроплан, полетим этих уродов добивать.

Наверное, с точки зрения тактики и стратегии я вел себя неправильно, отправив столь нужные для обороны крепости самолеты в погоню за рассеявшимися по лесу всадниками, но иначе я не мог поступить. Боевые аэропланы выслеживали мелкие группы и одиночек на лошадях, бросали бомбы и стреляли из пулеметов, а мой лимузин высаживал по направления бегства десяток бойцов, которые добивали спасшихся счастливчиков из засады залпами из винтовок. Ближе к закату в наши сети перестали попадаться даже отдельные всадники и я решил, что дело сделано, ни один из выродков не ушел от возмездия. Ну, а ночью, на позиции тяжелых батарей противника, что расстреливали старую крепость с закрытых позиций обрушилась невидимая смерть. На подсвеченные кострами позиции батарей, на мирно ужинающих артиллеристов, что чувствовали себя в полной безопасности, находясь на удалении в несколько верст от врага, с ясного ночного неба обрушились бомбы. Не скажу, что противник был полностью расслаблен и беспечен. Где-то стреляли пушки, где-то строчили пулеметы, вспыхивали и метались по небу столбы света от прожекторов, но все эти средства предназначались для борьбы с громоздкими и медлительными дирижаблями, а не с юркими аэропланами, бесшумно скользившими над землей на малых высотах.

Вторая ночь, безусловно, не была настолько продуктивной. Понеся чувствительные потери, особенно в тяжелых орудиях и обученной прислуге, противник показал, что очень быстро учится. Никаких десятков костров, подсвечивающих расположения вражеских частей уже не наблюдалось, но совсем без огня противник обойтись не мог. То и дело внизу вспыхивали красные огоньки закуриваемых папирос и трубок, откидывались в стороны пологи армейских палаток и шатров, освещенных изнутри тусклым светом свечей, вспыхивали фонари в руках разводящих и дежурных офицеров, а с высоты эти проявления быта войск были прекрасно видны. В эту ночь одна из бомб упала на закурившего на посту часового, в результате взлетел на воздух пороховой погреб, а утром от Вязьмы, на запад потянулись остатки артиллерийских парков, отводимых в безопасные районы от, ставшей внезапно опасной, старой крепости.

Полевой аэродром. Район Воронежа.

Визит императора на наш полевой аэродром, от которого я длительное время открещивался, начался со скандала – я наотрез отказался пропускать через КПП подавляющее количество персон из числа императорской свиты. Дамы громко возмущались, генералы ругались, как сапожники, а офицерский состав хватался за сабли и посверкивал огнешарами на кончиках пальцев. Я же в качестве аргумента выставил две митральезы, установленные в укрепленных магией пулеметных дотах.

Император услышав шум за спиной удивленно обернулся, но лишь усмехнулся и продолжил путь, направляя своего черного рысака в сторону, срочно вырытых, капониров для самолетов.

Четвероногий великан, на котором ехал император недовольно косился на смирную кобылу, которую срочно, специально для встречи с монархом, приобрели для меня. Конечно, по сравнению с конями свиты мое животное смотрелось бледновато, да и со своими негнущимися ботфортами в специально изготовленных стременах, я смотрелся как пародия на полурыцаря.

– И это есть ваши секретные самолеты, которые уничтожили два дирижабля и сорвали штурм Вязьмы?

– Так точно, они. Только не два, а три дирижабля, ваше величество…– я слегка наклонил голову, соврамши государю.

Безусловно, боевые самолеты стояли совсем в другом месте, здесь же располагалась «показательная» авиабаза, куда из Покровска перебросили в внепространственном кармане пять аэропланов самых первых, экспериментальных образцов, на которых я и первые пилоты отрабатывали взлет, посадку и полет по прямой. Да и в этой разномастной мешанине реек и полотнища, бай боги, взлететь мог только один из аэропланов, остальные вследствие интенсивной эксплуатации и износа, могли развалиться в воздухе.