Текст книги "Миры Роджера Желязны.Том 18"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Соавторы: Роберт Шекли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 14 страниц)
Аретино закончил рассказ. Они с Аззи долго сидели в темноте и молчали. Наступила ночь, в оловянных подсвечниках догорели свечи.
Аззи шевельнулся и спросил:
– Где ты это взял? Аретино пожал плечами:
– Малоизвестная гностическая басня.
– Никогда не слышал, а демоны вроде бы лучше поэтов разбираются в теологических домыслах. Ты уверен, что не выдумал это сам?
– А что, если и так? – спросил Аретино.
– Ничего, ничего! Откуда бы эта история ни взялась, мне она нравится. Наша повесть будет о семи паломниках, мы вручим каждому по золотому подсвечнику, исполняющему самое заветное желание.
– Погодите минуточку, – перебил Аретино. – Я не говорил, что золотые подсвечники существуют на самом деле. Это всего лишь легенда. Если они и есть где-то, то не обладают никакой силой.
– Это дело десятое, – сказал Аззи. – Мне понравилась история. Чтобы пересказать ее заново, нужны золотые подсвечники, пусть даже придется их изготовить самим. Но, думается, где-то они есть. Если так, я их разыщу. Если нет, что-нибудь придумаю.
– А люди, которые их понесут? – спросил Аретино. – Действующие лица?
– Найду сам, – сказал Аззи. – Выберу семь паломников, дам каждому подсвечник и шанс осуществить заветное желание. Ему – или ей – довольно будет взять подсвечник – остальное сделается само. По волшебству.
– А какие качества потребуются от паломников? – спросил Аретино.
– Особенно никаких. Мне нужно семь человек, которые хотят добиться желаемого, не прилагая никаких усилий. Такие отыщутся без труда.
– Вы не потребуете, чтобы они добивались желаемого упорством и добротой?
– Отнюдь. Моя пьеса будет утверждать как раз обратное. Я докажу, что каждый способен достичь величайшего Блага, не ударив пальцем о палец.
– Это и впрямь неслыханно, – отвечал Аретино. – Вы стремитесь доказать, что человеческой жизнью правят случай и везение, а не соблюдение нравственных норм.
– Именно этого я и хочу, – кивнул Аззи. – Главная цель Зла: доказать, что побеждает слабейший. Что ты думаешь о моих взглядах, Аретино?
Аретино пожал плечами:
– Всем правит случай? Так любят рассуждать слабые.
– Тем лучше. У нас будет много сторонников.
– Если вам этого хочется, – сказал Аретино, – я не возражаю. Что бы я ни писал, я всего лишь выполняю социальный заказ. В конце концов, вы платите, вы и заказываете музыку. А я отрабатываю гонорар. Хотите получить драматическое доказательство, что на желчных камнях распускаются весенние цветы, – платите, и я напишу такой сценарий. Главное другое – нравится ли вам мой замысел?
– Еще как! – вскричал Аззи. – Приступаем немедленно!
Аретино сказал:
– Надо еще решить, в каком театре ставим. Это влияет на построение сцен. Вы уже наметили определенных актеров и актрис? Если нет, могу посоветовать.
Аззи откинулся в кресле и расхохотался. Пляшущее в очаге пламя озаряло его лисью физиономию; из-за глубоких теней черты казались еще более резкими. Демон отбросил со лба ярко-рыжую прядь.
– Кажется, я недостаточно ясно изложил тебе свой замысел, Пьетро. Я не собираюсь ставить пьесу из тех, что разыгрывают на церковных папертях и торжищах. Мне не нужны наемные актеры, которые повторяют заученные слова, – они только опошлили бы мой замысел. Нет! Я и впрямь отберу обычных людей, чьи желания и страхи окрасят их игру правдоподобием. Вместо подмостков с намалеванным задником я дам им целый мир, и в этом мире суждено разворачиваться их драме. Мои семеро паломников будут играть, как в жизни – да это и будет их жизнь. Приключения каждого, после того как он получит подсвечник, превратятся в отдельную повесть, и среди семи повестей не будет двух одинаковых. Как в «Декамероне» или «Кентерберийских рассказах», только лучше, ведь писать будете вы, мой дорогой маэстро.
Аретино легонько поклонился.
– Наши актеры будут жить на сцене, – продолжал Аззи, – не подозревая о существовании зрителей, то есть нас.
– Будьте покойны, я им не проболтаюсь, – сказал Аретино.
Он хлопнул в ладоши – вошел сонный слуга, подал заветрившиеся пирожные. Аззи из вежливости взял одно, хотя редко ел человеческую пищу. Он предпочитал традиционную адскую кухню: засахаренные крысиные головы или человеческие ляжки, хорошенько прожаренные и со шкварками. Однако Венеция – не ад, приходится есть, что дают.
Перекусив, Аретино зевнул, потянулся и прошел в соседнюю комнату умыться из таза. Вернулся он с дюжиной новых свечей, поставил в подсвечники и зажег. В их неверном свете зрачки у Аззи поблескивали, рыжий мех на руках наэлектризовался.
Аретино опустился в кресло напротив.
– Если ваш театр – весь мир, то кто же зрители? Где вы их рассадите?
– Я ставлю пьесу на все времена, – сказал Аззи. – Истинные мои зрители еще не родились. Я творю, Пьетро, для будущих поколений, которым предстоит воспитываться на нашей пьесе. Ради них мы трудимся.
Аретино постарался мыслить практически – задача не из легких для итальянца времен Возрождения. Он выпрямился, огромный, взъерошенный, румяный и большеносый.
– Так, значит, от меня не требуется писать сценарий?
– Не требуется, – подтвердил Аззи, – актеры сами сочинят свои строки. Но ты будешь допущен ко всем действиям и разговорам, увидишь и услышишь реакцию актеров на события и на этом материале напишешь пьесу, которую увидят грядущие поколения. Однако первое исполнение превратится в легенду – так и рождаются мифы.
– Замысел грандиозный, – согласился Аретино. – Не сочтите за придирки, если я скажу, что предвижу кое-какие затруднения.
– Говори!
– Я считаю, что наши актеры, откуда бы они ни вышли, должны под конец прийти со своими подсвечниками в Венецию.
– Так я себе и представляю, – сказал Аззи. – Во-первых, я хотел бы приобрести твой сюжет о семи свечах для моего сценария. – Аззи вытащил маленький, но увесистый мешочек и вручил Аретино. – Думаю, это покроет твои начальные расходы. Там, где я их взял, осталось еще много. Твое дело – набросать сценарий. Помни, что диалоги сочинять не надо. Актеры, которых я выберу, сделают это сами. Ты будешь смотреть и слушать, как постановщик и сопродюсер. А после напишешь свою пьесу.
– Охотно, господин. Но как я смогу присматривать за постановкой, коль скоро вы создадите видимость Венеции и перенесете ее в пространстве и времени?
– Для этого, – ответил Аззи, – я с помощью талисманов и заклятий научу тебя свободно перемещаться в пространстве и времени.
– А что будет с Венецией, когда мы закончим? – спросил Аретино.
– Мы вернем нашу позаимствованную Венецию обратно на временную траекторию реальной Венеции, и та пристанет точнехонько, как тень пристает к предмету. С этого мгновения наша легенда перерастет разряд частных и обогатит общечеловеческую мифологию, ее события и следствия войдут в исторические анналы.
– Господин, я бесконечно благодарен за те возможности, которые вы предоставляете мне как художнику. Такого не сподобился и Данте.
– Значит, за работу, – подытожил Аззи, вставая. – Запиши начисто историю о семи золотых подсвечниках. До скорого. Пока мне придется заняться делами.
И он исчез.
Аретино в изумлении провел рукой по тому месту, где только что сидел Аззи, но ощутил лишь пустой воздух. Однако золото, которым расплатился демон, приятно оттягивало ладонь.
Часть четвертаяАззи вышел от Аретино в приподнятом настроении, история Адама еще звучала в его ушах, но острое демоническое чутье уже подсказывало: что-то идет не так.
Погода по-прежнему стояла замечательная. В лазурном небе плыли легкие перистые облачка, похожие на слепленные детьми снежные галионы. Вокруг веселилась и трудилась Венеция. По Большому каналу плыли груженные тканями и снедью тяжелые баржи, их тупые, ярко раскрашенные носы рассекали мелкую рябь. Мимо проскользнула, сверкая черным бархатом и серебром, погребальная барка; на носу ее стоял гроб, на палубе сбились в кучку одетые в черное плакальщики. Звонили колокола. По набережным сновал народ, мимо Аззи прошел, звеня бубенцами, комедиант в дурацком колпаке – как пить дать, на представление. Торопливо просеменили пять монахинь, концы их длинных белых покрывал крыльями развевались за спиной, и казалось – они сейчас взлетят. На причальной тумбе возле привязанных в ряд гондол сидел высокий человек в белом атласном костюме и широкополой шляпе. Он цветными мелками рисовал в альбоме вид на канал. Аззи подошел ближе.
– Похоже, мы снова встретились. Бабриэль поднял голову. У него отвалилась челюсть.
Аззи зашел ему за спину, заглянул в альбом.
– Это ты с натуры рисовал? – спросил демон.
– Да. А что, сразу не видно?
– Я засомневался, – сказал Аззи. – Линии вот тут…
Бабриэль кивнул:
– Знаю, неправильные. Я еще немного не в ладах с перспективой, но мне казалось, главное удалось схватить.
Аззи прищурился:
– Неплохо для дилетанта. Я не ожидал тебя здесь встретить. Ты вроде собирался вернуться на Небеса.
– Я и вернулся. Но Михаил отправил меня обратно – сделать несколько набросков, чтобы глубже проникнуться европейским искусством. Он, кстати, передавал тебе привет. И просил узнать, как поживает твой друг Аретино.
– Откуда ты знаешь про Аретино?
– Я видел, как ты от него выходил. Разумеется, он очень знаменит, хотя стихи его явно не для Рая. Кошмарная личность, правда? Входит в десятку величайших грешников 1523 года.
Аззи фыркнул:
– Моралисты всегда предвзято относятся к писателям, которые изображают жизнь, как она есть, а не как должна быть. Кстати, я принадлежу к числу его поклонников. И заходил всего лишь выразить восхищение, ни за чем другим.
Бабриэль вытаращился на демона. У него и в мыслях не было спрашивать, что Аззи делал у Аретино. Но теперь, когда Аззи сам привлек внимание к этой теме, у ангела зародились сомнения. Хотя Михаил упомянул, что, возможно, затевается нечто предосудительное, Бабриэль пропустил предупреждение мимо ушей. Аззи – его друг, пусть даже и служит Злу, и Бабриэлю не верилось, что тот может замышлять дурное.
Сейчас ему впервые пришло в голову, что его друг, похоже, вынашивает какой-то план, а значит, его, Бабриэля, обязанность разузнать, какой именно.
Они расстались, предварительно заверив друг друга во взаимном уважении и договорившись как-нибудь позавтракать вместе. Аззи пошел прочь. Бабриэль проводил его долгим взглядом и вернулся к своему альбому.
Когда Бабриэль возвратился в гостиницу, вечер еще не наступил. Четырехэтажное здание просело под собственной тяжестью и казалось стиснутым соседними, более высокими строениями. Здесь жили с полдюжины ангелов, потому что синьор Амаччи, мрачный, почтительный хозяин заведения, установил специальные скидки для постояльцев духовного звания. Одни говорили, будто ему известно, что благовоспитанные молодые люди с правильными чертами лица, которые иногда приезжают к нему из неназваной северной страны, – ангелы. Другие повторяли шутку папы Григория и утверждали, что он якобы видит в них ангелов.
Когда вошел Бабриэль, сидевший за конторкой Амаччи сообщил:
– Вас дожидаются в гостиной.
– Посетитель! Как мило! – сказал Бабриэль и торопливо прошел в гостиную.
Маленькая гостиная располагалась в полуподвальном этаже, однако в ее узкие окна проникал яркий уличный свет, придавая ей сходство с церковью, столь милое сердцу благонравных постояльцев. Михаил-архангел сидел в высоком плетеном кресле и листал папирусную брошюру, восхваляющую прелести Верхнего Египта. Он торопливо захлопнул рекламку.
– А, Бабриэль! Я ненадолго, заглянул узнать, как тебе отдыхается.
– Замечательно, сэр, – сказал Бабриэль и протянул альбом со словами: – Я так и не освоил этот фокус с перспективой, сэр.
– Продолжай тренироваться, – посоветовал Михаил. – Живописные навыки помогут тебе оценить многочисленные шедевры из превосходного небесного собрания. Встречал своего друга, Аззи?
– Да, сэр. Недавно я видел, как он выходит от Пьетро Аретино, прославленного автора непристойных стихов и возмутительных пьес.
– Вот как? И что это, по-твоему, значит? Просто дань восхищения?
– Я сам так поначалу думал, – отвечал Бабриэль. – Однако, когда я упомянул Аретино, мой друг неожиданно смешался, и у меня зародились подозрения. Впрочем, мне не хотелось бы обвинять кого-либо в двурушничестве, сэр, тем более – друга, пусть даже и демона.
– Твоя совестливость делает тебе честь, – сказал Михаил. – Хотя мы и не ждем другого от полностью окрыленного ангела. Но посуди сам. Аззи не был бы честным служителем Тьмы, если бы не стремился всеми правдами и неправдами содействовать распространению Зла. Обвинять его в коварстве – значит всего лишь отдавать ему должное. Конечно, он замышляет недоброе! Вопрос: что именно?
– У меня нет даже предположений.
– И все же, полагаю, надо навести справки. Аззи уже не мелкая сошка. Дважды он участвовал в крупных операциях: сперва в истории с Прекрасным принцем, затем в деле Фауста, которое до сих пор разбирается в судах Ананке. Насколько я понимаю, Аззи сейчас – не последний демон в советах неправедных. Мне ясно, что он один из главных заправил в тех играх, которые время от времени затеваются с целью обмануть человечество и направить его на путь погибели.
– Мой друг играет в этом важную роль? – Глаза Бабриэля округлились от изумления.
– Похоже, что так, – кивнул Михаил. – По крайней мере, мне представляется разумным выяснить, что привлекло его к лукавому умнику Аретино.
– Наверно, вы правы, сэр, – сказал Бабриэль.
– И никто лучше тебя, дорогой, с этим не справится.
– Меня? О нет, только не я, сэр! Ваше архангельское преподобие знает, как я простодушен. Попытайся я завести двуличный разговор, чтобы выведать его намерения, Аззи в два счета меня раскусит.
– Знаю, – сказал Михаил. – Мы все наслышаны о твоей искренности. Но ничего не попишешь. Кому, как не тебе, провести небольшую рекогносцировку? Ты уже в Венеции, и тебе несложно будет свести знакомство с Аретино. Зайди к нему, скажи, что давно восхищаешься его творчеством, поговори, посмотри на дом – может, что и увидишь. Стоит даже пригласить его в ресторан, завязать более близкие отношения. Расходы спишем на Небесное Слежение.
– Вы думаете, порядочно шпионить за другом?
– Здравый смысл отвечает: да, – заявил Михаил. – Нельзя предать друга, только врага. Не предашь – не покаешься, не покаешься – не спасешься.
Бабриэль кивнул и согласился сделать, как велено. Только некоторое время спустя до него дошло, что Михаил так и не дал прямого ответа. Однако думать было уже поздно. Предавать друга, может, и непорядочно, но вот нарушать архангельский приказ уж точно не следует.
На следующий день с двенадцатым ударом колокола Бабриэль постучал к Аретино.
Никто не ответил, хотя из дома доносился шум: играли сразу на нескольких музыкальных инструментах и говорили, то и дело раздавались взрывы хохота. Бабриэль снова постучал. На этот раз открыл слуга, вполне приличного вида, только парик на нем сидел набекрень. Лицо у слуги было такое, будто он пытается делать сразу дюжину дел.
– Я хотел бы видеть синьора Аретино, – сказал Бабриэль.
– Ой, понимаете, у нас тут все вверх дном, – отвечал слуга. – Может, заглянете другой раз?
– Мне нужно сейчас, – заявил Бабриэль с непривычной твердостью, еще подогреваемой мыслью, что скоро придется докладывать о своих успехах – или неуспехах – Михаилу.
Слуга отступил назад и пропустил ангела в дом, затем провел в гостиную.
– Будьте добры, подождите здесь. Сейчас спрошу хозяина, может ли он с вами поговорить.
Бабриэль несколько раз качнулся с пятки на носок – этому способу скоротать время он научился давным-давно. Оглядел комнату, увидел на столе рукопись, но только успел прочесть слова «праотец Адам», как в комнату ввалилась шумная компания. Бабриэль виновато отпрыгнул от стола.
Оказалось, что это музыканты: они были запросто, без камзолов, и наигрывали на инструментах, причем явно не божественное, а веселенький танцевальный мотивчик.
Оркестранты прошли мимо Бабриэля, едва удостоив его взглядом. Они направлялись в глубь дома, откуда доносился гул разговора, истошный хохот и визг – похоже, веселились на славу. Бабриэль еще раз взглянул на рукопись, и в этот раз сумел прочесть целую фразу: «Праотец Адам, изгнанный из Рая за то, что вкусил от плода познания…», но тут его отвлек девический хохот.
Ангел поднял глаза: в комнату, резвясь, вбежали два юных создания: одно с копной взъерошенных черных волос, другое со спутанными белокурыми локонами. Яркие прозрачные платья соблазнительно развевались – одна девушка убегала, другая делала вид, что преследует, и Бабриэль покраснел, потому что легкий беспорядок в одежде красавиц позволял лицезреть и карминно-красные соски, и розовые ляжки.
Прелестницы остановились перед Бабриэлем, и блондинка спросила, мило коверкая слова на французский манер:
– Эй, ты! Видел его?
– Кого его?
– Этого гадкого Пьетро! Он обещал потанцевать со мной и с Фифи.
– Нет, не видел, – ответил Бабриэль. Ему хотелось перекреститься, но он сдерживался – боялся обидеть дам.
– Он где-то здесь, – сказала блондинка. – Идем, Фифи, найдем его и зададим ему трепку. – Она обожгла Бабриэля таким взглядом, что тот задрожал от макушки до кончиков пальцев на ногах. – Хочешь с нами?
– Нет, нет, – торопливо отвечал Бабриэль. – Мне велели ждать здесь.
– А ты всегда делаешь, как велено? Вот скукотища-то!
Девушки со смехом упорхнули в соседнюю комнату, оттуда в коридор и скрылись из глаз. Бабриэль утер со лба пот и вновь заглянул в рукопись. На этот раз он разобрал название: «Легенда о семи золотых подсвечниках», но тут раздался шум шагов, и Бабриэль отступил от стола.
Вошел Аретино. Борода его была всклокочена, камзол расстегнут, чулки спущены. На тонкой льняной рубашке алело пятно – похоже, от вина. Его явно заносило вправо, налитые, в черных кругах, глаза выдавали человека, который и без того слишком много повидал, но все равно стремится увидеть больше. В руке он держал початый бурдюк с вином и на ногах держался не очень уверенно.
Стихотворец не без труда остановился напротив Бабриэля и надменно вопросил:
– Кто вы, черт возьми, такой?
– Студент, – отвечал Бабриэль. – Бедный студент из Германии. Я пришел в Венецию, чтобы погреться в лучах вашего гения, дражайший маэстро, и, если позволите такую дерзость, пригласить вас в ресторан. Я – самый горячий из ваших поклонников по северную сторону Аахена.
– Вот как? – сказал Аретино. – Вам нравится, что я пишу?
– Нравится – не то слово, дражайший маэстро, чтобы выразить мое отношение к вашим творениям. Люди зовут вас Божественный Аретино, но такая хвала лишь умаляет величие вашего гения.
Бабриэль от природы не был льстецом, но успел повидать мир, повращаться в самых различных сферах и поднабраться нужных словечек. Единственное, чего он боялся, – переборщить. Но Аретино, особенно в теперешнем его состоянии, никакая похвала не казалась чрезмерной.
– Хорошо излагаешь, мой мальчик, вот что я скажу. – Аретино замолчал, пытаясь справиться с икотой. – Рад был бы сходить с тобой в ресторан, но придется отложить до лучших времен. Мы как раз обмываем мой новый контракт. Куда, черт возьми, запропастились гости? Как пить дать, уже расползлись по спальням. Но от меня так просто не уйдешь! – С этими словами он неверной походкой направился к дверям.
– Позвольте осведомиться, дражайший маэстро, что это за контракт? Ваши почитатели по всей Европе сгорают от любопытства.
Аретино остановился, задумался, потом вернулся в комнату, взял со стола рукопись и сунул ее под мышку. Потом сказал:
– Нет! Я дал слово молчать. Но обещаю: и вы, и весь остальной мир будете изумлены. Один только размах… Впрочем, ни слова больше!
И с этими словами он вышел из комнаты, почти даже не пошатываясь.
Бабриэль рванул прямиком на Небеса, в пригород – там у Михаила был дачный домик в несколько этажей. Он ворвался в студию, уютную светлую комнату, где архангел с пинцетом и лупой в руках разбирал коллекцию марок на столе розового дерева под лампой от Тиффани. Когда белокурый ангел влетел в дверь, поднялся сквозняк, марки весело запорхали. Бабриэль подхватил Кейптаунский Треугольник, когда тот уже вылетал в окно, и от греха подальше сунул под пресс-папье.
– Жутко извиняюсь, – пробормотал Бабриэль.
– Просто старайся впредь умерять свои порывы, – сказал Михаил. – Ты не представляешь, как трудно вывезти эти редкие экземпляры с Земли, избегая лишних вопросов. Я так понял, что твое расследование увенчалось успехом?
Бабриэль одним духом выложил про рукопись, ее заголовок, первую строчку, про то, что Аретино обмывает заключение нового контракта, судя по размаху пирушки – хорошо оплачиваемого.
– «Семь золотых подсвечников», – задумчиво произнес Михаил. – Вроде никакого криминала не слышно, но все равно спросим-ка у компьютера, который недавно установил нам небесный департамент соблазнительных ересей.
Он провел Бабриэля через холл в кабинет, где рядом с готическими шкафами для папок и романским письменным столом располагался компьютерный терминал в стиле модерн. Архангел сел за клавиатуру, нацепил очки и набрал несколько ключевых слов, нажал на какие-то клавиши, и по экрану побежали черные и зеленые строчки. Бабриэль заморгал, но строки мелькали слишком быстро. Михаил, похоже, считывал информацию без всяких затруднений, потому что скоро кивнул и оторвал глаза от экрана.
Многие возмущались – компьютеры-де в Раю неуместны. Но сторонники нововведения выдвинули довод: компьютеры – всего лишь логическое развитие гусиного пера и глиняной таблички, каковые предметы исстари дозволялось изображать в горних интерьерах как аллегорию Информации. По сути своей они не отличаются от древних письменных принадлежностей, но при этом позволяют хранить в сжатом виде множество сведений, чем выгодно отличаются, скажем, от каменных скрижалей – те поди поворочай, да еще в хранилищах приходится дополнительно укреплять полы. Пергаментные свитки, хотя и легче скрижалей, тоже не лишены недостатков, и главное – они не вечны.
– Что говорит компьютер? – спросил Бабриэль.
– Похоже, имеется древняя гностическая легенда, будто Сатана дал Адаму семь золотых подсвечников, чтобы тот возвратился в Рай.
– И что, он возвратился? – с жаром спросил Бабриэль.
– Вот еще, – буркнул Михаил. – Неужто бы я не знал, если б такое случилось? Вся человеческая история основана на том, что Адам не вернулся в Рай, и с тех пор каждый туда стремится.
– Конечно, сэр. Я не подумал.
– Если Враг подбирается к истории с первых дней творения, когда закладывались основы взаимодействия человеческого и духовного миров, нам стоит серьезно задуматься. Семь золотых подсвечников!
– А были они вообще? – спросил Бабриэль.
– Вряд ли.
– Тогда их попросту не существует и, значит, вреда от них никакого.
– Не торопись с выводами, – сказал Михаил. – Мифы – препаскудная штуковина. Если подсвечники существовали и попадут в неподходящие руки, может произойти масса неприятностей. Риск настолько велик, что, я полагаю, мы должны допустить их существование, пока не докажем обратное, и даже в этом случае не терять бдительности.
– Да, сэр. Но если Аззи заполучил подсвечники, что он будет с ними делать?
Михаил покачал головой:
– Это по-прежнему от меня сокрыто. Ладно, я лично займусь этим делом.
– А мне как быть, сэр? – спросил Бабриэль. – Продолжать ли следить за Аззи?
Архангел кивнул:
– Ты попал в самую точку.
Бабриэль поспешил обратно в Венецию. Однако беглый, а затем и внимательный осмотр убедил его, что Аззи в городе нет.
