Текст книги "Миры Роджера Желязны.Том 18"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Соавторы: Роберт Шекли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Мать Иоанна сидела в своей комнате в корчме. Она порядком трусила.
Изредка снаружи доносились приглушенные звуки. Их мог издавать кто угодно, человек или бесплотный дух, но игуменье мерещилось, что они исходят от паломников, решивших поймать сэра Антонио на слове и поднимающихся к нему.
Духовный сан не спасал мать Иоанну от человеческих желаний. Кое-чего она хотела для себя, и, как натура незаурядная, хотела страстно. Она была скорее администратор, чем религиозный деятель, и относилась к своим обязанностям настоятельницы как к руководству любым другим крупным учреждением. Управлять монастырем в Гравелине, где проживали семьдесят две инокини, куча слуг, конюхов и псарей, было не легче, чем небольшим городом. Мать Иоанна с первых дней ушла в свои заботы с головой; она была словно создана для этого. В отличие от других девочек, она не играла в куклы и не грезила о замужестве. С младенчества она любила командовать своими птицами и спаниелями: ты садись сюда, а ты – сюда, усаживала их пить чай и бранила за дурные манеры.
Привычка властвовать с возрастом не ослабела. Все могло бы сложиться иначе, будь Иоанна хороша собой, но она пошла в родню по линии Мортимеров. Ей досталось мортимеровское широкоскулое белое лицо, такие же короткие безжизненные волосы, та же коренастая фигура, которая наводит скорее на мысль о лопате или плуге, чем о нежной страсти. Она хотела денег и всеобщего повиновения, и церковная карьера открывала желанный путь. Настоятельница была в меру набожной, однако практичность брала в ней верх над благочестием, побуждая добиваться своего, а не ждать целую вечность, пока папа римский соизволит дать ей монастырь побольше.
Иоанна думала и думала, меряя шагами комнату, перебирала свои желания и спрашивала себя, какое из них главное. Всякий раз, слыша шаги в коридоре, она вздрагивала: ей казалось, что все остальные уже воспользовались предложением сэра Антонио. Скоро необходимые семь человек наберутся, и она останется ни с чем. Наконец Иоанна решилась.
Она выбралась из комнаты и тихонько прокралась по темным переходам корчмы. Поднялась по лестнице на второй этаж, моргая всякий раз, как скрипнет ступенька. Перед дверью сэра Антонио почтенная монахиня собрала все свое мужество, расправила плечи и постучала.
С той стороны голос Аззи отозвался:
– Входите, дорогая. Я вас ждал.
Вопросам ее не было конца. Аззи, перебарывая раздражение, постарался успокоить настоятельницу. Однако, когда пришло время изложить свое заветное желание, случилась заминка. Широкое белое лицо приняло смущенно-печальное выражение.
– Я даже не смею выговорить, чего я хочу, – сказала монахиня. – Это слишком постыдно, слишком низменно.
– Говорите, – подбодрил Аззи. – Кому же открыться, как не своему демону?
Иоанна раскрыла было рот, потом покосилась на Аретино.
– А он? Ему обязательно слышать?
– Конечно. Это наш поэт, – объяснил Аззи. Как он опишет ваши приключения, если не будет их очевидцем? Воистину тяжким преступлением было бы не воспеть эти увлекательные приключения и, следовательно, обречь нас на безвестность, в которой влачат свои дни большинство людей. Однако Аретино обессмертит нас, дорогая! Наш поэт возьмет ваши подвиги, сколь угодно скромные, и соорудит из них нетленные вирши.
– Ладно, сэр демон, вы меня убедили, – сказала Иоанна. – Сознаюсь, что в мечтах всегда воображала себя великой воительницей за справедливость, многократно прославленной в балладах. Вроде Робина Гуда в юбке – и чтобы между свершениями у меня оставалось вдоволь времени для охоты.
– Что-нибудь придумаю, – заверил Аззи. – Прямо сейчас и начнем. Берите ключ. – Он объяснил матери Иоанне про кольца, двери, чудесные подсвечники, чудесных коней и выпроводил монахиню за дверь.
– Ну, Аретино, – сказал демон, – думаю, мы успеем пропустить по кубку вина, пока не явился следующий кандидат. Как тебе пока?
– Если честно, не знаю, сударь. Пьесу обычно продумывают загодя, выстраивают сюжет. В вашей драме все смутно и неопределенно. Что олицетворяет хотя бы ваш Корнглоу? Всепобеждающую Гордость? Сельское Остроумие? Неистребимую Отвагу? А мать Иоанна – заслуживает она жалости или презрения? Или того и другого помаленьку?
– Сбивает с толку, верно? – спросил Аззи. – Зато, думаю, ты согласишься, выходит очень жизненно.
– Да, без сомнения, но как мы выведем из этого необходимую мораль?
– Не тревожься, Аретино, что бы ни делали персонажи, мы сумеем истолковать это в том смысле, о котором столько твердим. Помни, последнее слово остается за драматургом, и только ему решать, воплотился или не воплотился замысел. А теперь передай сюда бутылку.
Когда Корнглоу вернулся в свой уголок конюшни, он несказанно удивился, узрев рядом стреноженного коня, которого не видел раньше. Это был высокий белый жеребец. При появлении Корнглоу конь навострил уши. Как попало сюда это благородное животное? И Корнглоу понял, что находится вовсе не там, где думал. Видимо, чудесный ключ провел его через одну из дверей, о которых говорил Аззи, и приключение уже началось.
Надо бы убедиться. Корнглоу заметил седельные сумки, открыл ближайшую и запустил в нее руку. Пальцы нащупали что-то твердое, металлическое, тонкое и длинное. Корнглоу наполовину вытащил находку из сумки. Подсвечник! И если он не ошибается, из чистого золота. Корнглоу аккуратно убрал подсвечник на место.
Конь заржал, словно приглашая сесть в седло и скакать, однако Корнглоу покачал головой, вышел из конюшни и огляделся. Величественный господский дом в каких-то двадцати шагах от него, без сомнения, принадлежал синьору Родриго Сфорца – здесь Корнглоу первый и единственный раз в жизни лицезрел прекрасную Крессильду.
Это ее дом. И она там.
Но там же наверняка и сам Сфорца. А также его слуги, домочадцы, стражники и палачи…
Нет никакого резона соваться в дом. Корнглоу охватили сомнения. Сейчас он впервые задумался о своем решении и нашел его несколько скоропалительным. Такого рода подвиги совершает знать. Правда, в сказках иногда действуют простолюдины. Но куда ему до сказочного богатыря! Да, природа наделила его живой и быстрой фантазией, а вот выдюжит ли он? И стоит ли того дама?
– Ах, сэр, – послышался рядом ласковый голосок. – Вы пожираете глазами дом, будто вас там ждет нечто особенное.
Корнглоу обернулся. Перед ним стояла крохотная молочница в очень открытом корсаже и пышной юбочке. У нее были густые темные кудри, дерзкое личико и – неожиданно для такой малютки – пышные выпуклые формы, а улыбка – разом кроткая и чувственная. Неотразимое сочетание.
– Это дом синьора Сфорца, не так ли? – спросил Корнглоу.
– Именно так, – сказала молочница. – А вы хотите похитить госпожу Крессильду?
– Почему ты так решила?
– Потому что в этом-то вся и суть, – ответила женщина. – Идет игра, затеянная одним демоном, знакомым моих друзей.
– Он обещал, что леди Крессильда будет моею, – признался Корнглоу.
– Легко ему обещать, – молвила женщина. – Я – Леонора, с виду – простая молочница, но пусть тебя не обманывает мой наряд. Я здесь, чтобы предупредить тебя: дама, с которой ты намереваешься вступить в союз, – стерва и подколодная змея, каких свет не видывал.
Корнглоу опешил. Он с растущим любопытством разглядывал Леонору.
– Госпожа, не знаю, как мне и поступить. Не могли бы вы, случаем, посоветовать?
– Могла бы, – отвечала Леонора. – Погадаю тебе по руке, и все решим. Пойдем туда, там будет удобнее.
Леонора увлекла его обратно в конюшню, в уголок, где охапками лежало сено. Глаза у нее были огромные, смелые, колдовские, прикосновение – легкое, как перышко. Она взяла Корнглоу за руку и усадила рядам с собой.
По всем сообщениям, намеченная Аззи постановка возбудила в Духовном Мире значительный интерес, вплоть до заключения пари, и в то же время пошли первые сбои. Разумеется, главный сбой – внезапное освобождение древних богов, Зевса и его команды. Все это требовало от Михаила неусыпного внимания, и все это он имел в виду, когда согласился встретиться с ангелом Бабриэлем.
Архангел принял Бабриэля в конференц-зале Здания Райских врат, в деловой части Срединных Небес. Райские врата – высокое впечатляющее сооружение, ангелам хорошо работается в его стенах. Тут и несказанная радость приближения к Высшему, и приятное сознание, что тебя окружает архитектурный шедевр.
Был ранний вечер, в городе Благих Эманации, как еще называют Срединные Небеса, накрапывал грибной дождик. Бабриэль спешил по мраморным коридорам, пролетая для скорости по двадцать – тридцать футов, несмотря на таблички, предупреждающие на каждом шагу:
«В КОРИДОРАХ НЕ ЛЕТАТЬ».
Наконец он достиг правого крыла, где начинались кабинеты Михаила, постучал и вошел.
Архангел сидел за столом, перед ним лежали раскрытые справочники. Сбоку тихо гудел компьютер. Кабинет был залит ровным золотистым светом.
– Почти вовремя, – сказал Михаил с легкой досадой. – Я должен немедленно отослать тебя назад.
– Что случилось, сэр? – спросил Бабриэль, опускаясь на диванчик для посетителей напротив начальственного стола.
– Дело с Аззи и его постановкой обернулось куда хуже, чем мы предполагали. Похоже, наш демон заручился у Ананке дополнительной степенью свободы: получил карт-бланш на чудеса для претворения в жизнь своего замысла. Ананке же постановила, что нам, служителям Добра, не положено никаких особых привилегий. Мало того, мне стало известно, что Аззи придумал способ извлечь Венецию из реального времени и превратить в самостоятельную объективную единицу. Знаешь, чем это чревато?
– Не совсем, сэр. Нет, не знаю.
– Поганый демон сможет, по крайней мере теоретически, переписывать историю, как ему заблагорассудится!
– Но ведь, сэр, отдельно взятая Венеция не сможет влиять на ход мировой истории.
– Верно. Зато это может послужить примером для недовольных, считающих, что истории якобы следовало развиваться иначе, в смысле человеческих невзгод и страданий. Концепция Переписываемости подрывает самою доктрину Предопределения. Человечество окажется в мире, где роль случайности будет еще больше теперешней.
– Хм-м, это серьезно, сэр, – сказал Бабриэль. Михаил кивнул:
– Угроза нависла над всем космическим миропорядком. Демон посягнул на нашу давно и всеми признанную исключительность. Под вопросом самый принцип Добра.
Бабриэль от изумления открыл рот.
– Впрочем, по крайней мере одну услугу он нам оказал, – продолжил Михаил.
– Какую же, сэр?
– Освободил от унизительной обязанности быть честными. Развязал нам руки. Это больше не джентльменская игра. Наконец-то мы можем забыть про угрызения совести и сражаться, ни на кого не оглядываясь.
– Да, сэр! – подхватил Бабриэль, хотя до сей поры не замечал, чтобы архангела останавливали соображения совести. – А что, собственно, потребуется от меня?
– Нам стало известно, – сказал Михаил, – что замысел Аззи включает чудесного коня.
Бабриэль кивнул:
– Вполне в его духе.
– Незачем пускать эту историю на самотек. Отправляйся на Землю, Бабриэль, в поместье Родриго Сфорца, и сделай что-нибудь с чудесным конем, который сейчас дожидается в его конюшне.
– Слушаю и повинуюсь! – вскричал Бабриэль, поворачиваясь на каблуках. Он взмахнул крыльями и стремительно пролетел по коридору. Дело не шуточное!
В три счета ангел оказался на Земле. Доли секунды хватило, чтобы сориентироваться, и вот он уже летел, плеща крылами, к имению Родриго Сфорца.
Бабриэль легко опустился на дворе. Только-только светало, графская прислуга еще спала. Ангел огляделся и двинулся к конюшне. Оттуда доносились звуки откровенной любовной возни, хихиканье и хруст соломы.
Бабриэль услышал ржание и вскоре увидел привязанного поблизости белого жеребца с богато расшитыми седельными сумками. Ангел успокоил благородного скакуна, отвязал поводья.
– Идем со мной, моя радость, – сказал он.
Корнглоу обнаружил, что лежит на соломе, запутанный в руках и ногах, из которых лишь половина принадлежит ему. Сквозь недостроенные стены конюшни проникал солнечный свет, сильно пахло соломой, навозом и лошадьми. Корнглоу высвободился из объятий женщины, с которой так бездумно спутался, торопливо натянул одежду и встал.
– Куда спешить? – спросила проснувшаяся Леонора. – Останься.
– Некогда, некогда, – пробормотал Корнглоу, запихивая рубаху в штаны и ноги в башмаки. – У меня приключение!
– Забудь ты свое приключение, – сказала Леонора. – Мы с тобой друг друга нашли. Чего еще надо?
– Нет, мне нельзя мешкать! Надо скорее все сделать! Где мой чудесный конь?
Корнглоу обшарил конюшню, но конь как сквозь землю провалился. Единственное, что ему удалось найти, – это привязанного у стены маленького пегого ослика. Ослик открыл рот, показав желтые зубы, и громко крикнул: «Иа!» Корнглоу всмотрелся и сказал:
– Неужто какой-то чародей так заколдовал моего скакуна? Выходит, так… Ладно, если я на него сяду, он, без сомнения, со временем примет прежнее обличье!
Корнглоу отвязал ослика, вскочил ему на спину и что есть силы заколотил пятками по бокам, понуждая животное выйти во двор. Ослику это не понравилось, но Корнглоу настоял. Они проехали через птичий двор, мимо огорода, и оказались перед воротами.
– Эй, там! – окликнул Корнглоу стража. Сердитый мужской голос отозвался:
– Кто идет?
– Претендент на руку госпожи Крессильды!
Вышел высокий мужчина в рубахе, подштанниках и поварском колпаке. Враждебно осведомился:
– Ты в своем уме? Она замужем! И вот ее муж.
Ворота растворились. Из них вышел высокий, богато одетый дворянин с рапирой на поясе, с лицом гордым и заносчивым.
– Я – Родриго Сфорца, – произнес он тоном, который правильнее будет назвать зловещим. – Что тут происходит?
Повар низко поклонился и доложил:
– Этот вахлак заявляет, что пришел сватать синьору Крессильду, вашу благородную супругу.
Сфорца устремил на Корнглоу холодный пронзительный взгляд:
– Ты и вправду так говоришь?
Тут-то Корнглоу и понял: что-то разладилось. Обещали же все приготовить! Видимо, дело подпортила утрата чудесного коня.
Он развернулся и попытался пустить ослика с места в карьер. Тот уперся копытами, взбрыкнул задом и сбросил Корнглоу на землю.
– Позовите стражу! – закричал Сфорца. Из-за угла выбежали его люди, застегивая камзолы и выхватывая мечи.
– В темницу его! – велел Сфорца.
Так Корнглоу оказался в темном подземелье. Голова гудела от многочисленных ударов.
– Ну, Мортон, – сказал Аззи, – в эту передрягу ты угодил исключительно по собственной глупости.
Корнглоу удивленно огляделся. За секунду до того он в темнице синьора Сфорца потирал ушибленную голову и сетовал на судьбу. Голые стены, земляной пол, едва присыпанный сырой соломой – ни сесть тебе толком, ни лечь. А теперь он на свободе. Корнглоу ужасно утомили эти стремительные перемещения, его слегка мутило от неизбежной в таких случаях встряски.
Перед ним стоял Аззи в богатом кроваво-красном плаще и мягких кожаных сапожках.
– Ваше Превосходительство! – вскричал Корнглоу. – Как же я рад вас видеть!
– Рад, говоришь? К сожалению, вынужден тебе сообщить, что ты испортил все приключение, не успев как следует начать. Как тебе удалось перепутать волшебного коня с ослом?
Корнглоу ударился в свойственные его эпохе оправдания:
– Меня искушала чародейка, о высокородный! Я простой человек! Где мне было устоять?
Он описал приключение с прекрасной Леонорой. Демон угадал знакомый почерк.
– В начале приключения конь был?
– Был, Ваше Превосходительство! Но когда я посмотрел снова, он исчез, а на его месте стоял осел. Может, приведете мне другого коня, и я попробую сначала?
– Чудесные кони на улице не валяются, – сказал Аззи. – Если бы ты знал, как мы его добывали, – не упустил бы.
– Наверняка его можно чем-нибудь заменить, – предположил Корнглоу. – Обязательно это должен быть конь?
– Думаю, что-нибудь подберем.
– На этот раз я справлюсь, Ваше Превосходительство! Да, чуть не забыл…
– Что еще? – спросил Аззи.
– Я хотел бы поменять желание. Аззи вытаращил глаза.
– Что ты мелешь?
– Я просил руки прекрасной Крессильды, но с тех пор передумал. Наверняка она станет попрекать меня мужицким воспитанием. А вот прекрасная Леонора – самое для меня то. Пусть она и будет моей наградой.
– Не дури, – отрезал Аззи. – У нас уже записано, что ты получаешь Крессильду.
– Но она замужем!
– Раньше надо было думать. Да и какая тебе разница?
– Большая, сэр. Мне жить в одном мире с ее мужем. Вы же не сможете все время меня защищать?
– Тоже верно, – согласился Аззи, – но выбор сделан. Крессильда – твоя.
– Мы не уговаривались, что желание нельзя менять, – возразил Корнглоу. – Легкомыслие – главенствующая черта моего характера, милорд, и нечестно требовать, чтобы я изменил своему непостоянству.
– Ладно, подумаю, – сказал Аззи, – и сообщу тебе свое решение.
Аззи исчез, а Корнглоу устроился подремать, так как других дел вроде не предвиделось.
Однако вскоре его грубо растолкали. Явился Аззи с новым белым конем, да таким красавцем – сразу видать, что чудесный.
Беседа с Леонорой убедила Аззи в том, что он и прежде подозревал: это не земная женщина, а скорее притворившийся человеком эльф-переросток.
– Эльфы такие злые, – пожаловалась Леонора. – Я выше большинства из них, так меня дразнят дылдой и не хотят брать замуж. Как женщина, я считаюсь миниатюрной и пользуюсь большим успехом. Если я выйду за смертного, то, конечно, надолго переживу мужа. Однако, пока он на земле, со мной ему будет хорошо.
Тут-то и подъехал Корнглоу на чудесном коне.
Леонора внезапно оробела. Да и как не смутиться, если силы Зла внезапно приходят на помощь твоему счастью?
– Милорд, – промолвила она. – Знаю, что наше счастье – не ваша забота и не ваша цель, но все равно большое спасибо. Что требуется от моего суженого?
– Просто взять тебя и ехать в Венецию, – отвечал Аззи. – Там вас ждет чертова уйма дел, даже не знаю, успею ли подготовить вам какие-нибудь приключения в дороге.
– Мы поедем прямиком, как вы и желаете, – сказала Леонора. – Я заставлю Корнглоу поторопиться.
И влюбленные ускакали на чудесном коне по большой дороге на Венецию.
Аззи проводил их взглядом и покачал головой. Все идет не так, как он планировал. Актеры совершенно отбились от рук. Вот что бывает, если не пишешь реплики заранее.
Графиня Крессильда сидела на резном стуле розового дерева в глубоком эркере своей гостиной на втором этаже, разложив на коленях рукоделие. Она вышивала гарусом по канве Суд Париса среди роз и лаванды, однако мысли ее витали далеко. Крессильда отложила пяльцы, вздохнула и выглянула в окно. Зачесанные назад пепельные волосы голубиными крылами охватывали прелестную головку. Тонкое лицо было задумчиво.
Стояло раннее утро, но уже чувствовалось приближение жаркого дня. Внизу, во дворе, рылись в земле две курицы, из сарая, где служанки стирали белье, доносилось пение. Заржала лошадь, и Крессильде подумалось, что сегодня можно было бы поехать на охоту. Подумалось, впрочем, без особого пыла: всю крупную дичь, кабанов и оленей, в окрестных лесах выбили предки ее мужа, владеющие этими землями с незапамятных времен. Сама Крессильда была страстная охотница, настоящая Диана, как величали ее придворные поэты. Однако графиню не занимали их глупости, как и те натужные любезности, что вымучивал из себя Родриго, когда им время от времени случалось встретиться за завтраком.
Что-то белое мелькнуло внизу, и Крессильда выглянула посмотреть. Через тесный двор медленно пробирался белый жеребец. Он ступал грациозно, высоко подняв гордую голову, ноздри его трепетали. На мгновение Крессильде померещилось, будто коня ведет под уздцы кто-то сияющий и крылатый. Она смотрела в недоумении. Госпожа Сфорца не помнила такого жеребца на своей конюшне, а она знала всех тамошних обитателей, от стригунков до отслуживших свое старых боевых коней. Знала она и всех скакунов в округе, и этот был явно не из их числа.
Напрасно графиня искала глазами всадника. Откуда взялся этот чудо-жеребец с развевающейся белой гривой и черным колдовским глазом?
Крессильда сбежала по лестнице через большие пышные залы во двор. Белый конь как раз подошел к дверям. Он кивнул Крессильде, словно старый знакомый, и она погладила бархатистую морду. Жеребец заржал и снова кивнул.
– Что ты мне хочешь сказать? – спросила Крессильда. Она открыла ближайшую седельную сумку, надеясь отыскать ключ к имени владельца. В сумке обнаружился длинный подсвечник, судя по весу – чистого золота. В подсвечнике лежала свернутая трубочкой записка. Крессильда развернула пергамент и прочла: «Следуй за мной. Загадай, что хочешь, и желание твое сбудется».
Ее желание! Сколько лет она о нем не вспоминала? Неужели этот благородный скакун поможет исполнить ее мечту? Посланец ли это самих Небес? Или дар Преисподней?
Крессильде было все равно. Она вскочила в седло. Конь вздрогнул, прижал уши и тут же успокоился от ласкового прикосновения.
– Вези меня к тому, кто тебя послал, – велела Крессильда. – Я хочу дойти до конца, куда бы меня это ни завело.
Конь двинулся резвой рысью.
