Текст книги "Миры Роджера Желязны.Том 18"
Автор книги: Роджер Джозеф Желязны
Соавторы: Роберт Шекли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 14 страниц)
Зевс посетил монголов, которые только что завоевали южную часть Китайской империи, отчего возомнили себя непобедимыми и вполне созрели выслушать его предложение.
Зевс нашел монгольского предводителя в его ставке.
– Ты и твои люди одержали беспримерную победу, завоевали обширную империю, но теперь вы предаетесь безделью. Вы – народ в поисках цели, я – бог в поисках народа. Что, если нам объединиться и посмотреть, может быть, выйдет толк?
– Ты, может, и бог, – отвечал Джегетэй, – да не наш. Зачем тебя слушать?
– Затем, что я думаю стать вашим богом, – сказал Зевс. – От греков я уже почти ушел. Занятный народ, предприимчивый, но с ними каши не сваришь.
– Так что ты предлагаешь?
Вскоре пронесся слух, что передовые монгольские отряды, высоко неся знамена с ячьими хвостами, на рысях спустились с Карпат на просторы Фриули – Венеции – Джулии и проникли в шестнадцатое столетие. Чтобы это устроить, Зевсу пришлось напрячь все свои силы. Проще было бы сразу перебросить войско в пространстве – времени, да лошади бы напугались.
Паника бежала по городам и весям далеко впереди наступающих орд. Близится монгольское нашествие!
Целые семьи грузились на коней, ослов или воловьи упряжки. Другие взваливали на плечи пожитки и пешком устремлялись искать укрытия от преследователей – демонов с плоскими лицами и тонкими черными усиками. Одни бежали в Милан, другие в Равенну. Однако большая часть беженцев стекалась в Венецию, веря в неприступность окружающих ее болот и лагун.
Весть о монгольском нашествии подвигла венецианские власти на экстраординарные шаги. Дож созвал внеочередную сессию совета и предложил некоторые меры. Решено было разрушить мосты на подступах к городу, а затем провести рейд на противоположные берега и конфисковать в округе все лодки, способные перевезти десять и больше солдат. Лодки забрать в город или потопить.
Трудности обороны усугублялись серьезной нехваткой продовольствия. Обычно продукты ежедневно подвозили суда из всех портов юго-восточной Европы и Ближнего Востока. Однако недавние шторма совершенно нарушили морские поставки. Город уже сидел на голодном пайке, и улучшений не предвиделось.
Венецианцы также столкнулись с угрозой пожаров. Спасаясь от сырости и холода, горожане постоянно топили печи, частенько забывая про осторожность; за короткое время в городе произошло больше разрушительных пожаров, чем когда-либо в прошлом. Неизбежно пошли разговоры о поджогах, о вражеских агентах; горожанам велели внимательно следить за незнакомцами и помнить: в любую компанию может затесаться лазутчик.
Дождь без умолку стучал по крышам и мостовым, так что казалось – божества влажных ветров говорят между собой языками хлопающих ставней. Струи бежали с карнизов, крыш, вывесок. Ветер разбивал капли в мелкую морось.
Вода все прибывала. Каналы разлились, затопили скверы и пьяццы. На площади святого Марка уровень воды достиг трех футов и увеличивался с каждым днем. Это было не первое наводнение в Венеции, но худшее на людской памяти.
День за днем дули северо-восточные ветра, несущие арктический холод, и явно не собирались стихать. Главный предсказатель погоды в республике ушел в отставку с хорошо оплачиваемого наследственного поста, так тошно ему стало предрекать катастрофы. Народ молился святым, чертям, статуям – всему, чему мог придумать, лишь бы вымолить хоть малейшую передышку. В довершение несчастий стало известно о первых случаях чумы. Очевидцы клялись, что видели монгольских всадников в сутках езды от города, и никто не мог сказать, как быстро они скачут.
Венецианцы изнемогали под грузом всевозможных тревог, страшились подступающего врага и подозревали даже друг друга. Традиционные торжества в честь определенных святых были забыты. В церквах день и ночь молились о спасении города, изрекали анафему на монголов. Колокола звонили без передышки. Это, в свою очередь, усиливало атмосферу бесшабашного веселья.
То было время блестящих балов, маскарадов и празднеств. На улицах воцарился нескончаемый карнавал, и никогда Венеция не сияла в такой красе. Назло всем ветрам в домах богачей горели свечи, над каналами плыла музыка. Люди в плащах и полумасках спешили под проливным дождем из одних гостей в другие. Казалось, только этот последний разгул и остался от гордого старинного города.
Не прошло незамеченным, что в происходящем есть нечто выходящее за рамки всякой земной логики, нечто неординарное, попахивающее сверхъестественным и приходом последних дней. Астрологи изучили древние манускрипты и, в точности как предполагали, вычитали указания на скорый конец света: оставалось только ждать, когда четыре Апокалиптических всадника промчатся по багровому от последнего заката небу.
Однажды случилось странное происшествие. Рабочий, посланный городскими властями осмотреть причиненные бурей разрушения, обнаружил дыру в плотине возле Арсенала. Однако вода оттуда не лилась. В отверстие струился желтый слепящий свет, и рабочий увидел по ту сторону некий загадочный силуэт, который вроде бы отбрасывал две тени. Рабочий убежал и рассказал другим об увиденном.
Исследовать феномен отрядили группу ученых. Дыра в плотине увеличилась, желтый яркий свет померк. Теперь вместо грозовых туч и бурой земли в дыре виднелась чистая нездешняя синь, словно это отверстие во всем – в земле и в небе.
Ученые с трепетом приступили к изучению. Сперва в дыру заталкивали комочки земли и песок. Для опыта туда же кинули бродячую собаку – та исчезла, едва пройдя сквозь невидимую грань.
Один из ученых сказал:
– С научной точки зрения это выглядит разрывом в ткани бытия.
Другой с издевкой вопросил:
– Как ткань бытия может порваться?
– Сие нам не известно, – отвечал первый, – однако мы вправе предположить, что в Духовном мире происходит нечто грандиозное, столь мощное, что сказалось даже на физическом плане земного существования. Отныне нельзя верить даже реальности, такой чудной сделалась жизнь.
Тут же посыпались сообщения о новых разрывах в реальности. Явление получило название антиобраза и наблюдалось все чаще, даже во внутреннем приделе собора святого Марка, где возникла отвесная дыра почти в три фута шириной – охотников узнать, куда она ведет, почему-то не нашлось.
Церковный сторож доложил о странном случае. В храм вошел незнакомец, обличьем одновременно и более, и менее чем человек. Возможно, дело было в его ушах или в разрезе глаз. Существо ходило по церкви и вокруг, разглядывало строение и делало пометки на пергаменте. Когда сторож спросил, что происходит, незнакомец ответил:
– Я просто провожу измерения, чтобы доложить остальным.
– Кому остальным?
– Таким же, как я.
– А зачем тебе и таким, как ты, знать про наши церкви?
– Мы – временные жизненные формы, – сообщил незнакомец, – такие новые, что еще не получили названия. Однако есть вероятность, что это все – реальность, то бишь – достанется нам после вас в наследство. Вот мы и решили осмотреться заранее.
Ученые богословы вникли в происшествие и постановили, что его не было. Доклад сторожа приписали безотчетным галлюцинациям. Однако решение запоздало, вреда было не исправить, люди слышали рассказ и поверили, паника в городе нарастала.
Паломники набились в общую залу гостиницы, по очереди ворошили угли в очаге и ждали новых указаний. Им следовало радоваться и ликовать, ведь испытание завершилось. Однако погода спутала все карты.
Они преодолели тяготы, они сюда добрались, и вот они здесь, и все паршиво. Должно было быть иначе. Сильнее всех переживал Аззи. Он видел: его провели, не дали доиграть пьесу, хотя и не понимал, кто и как.
В тот вечер, когда Аззи сидел у огня и думал, что же делать дальше, в дверь постучали. Хозяин крикнул:
– Мест нет, проходите дальше!
– Мне надо поговорить с одним из ваших постояльцев, – отвечал красивый женский голос.
– Илит! – вскричал Аззи. – Ты?
Он замахал руками хозяину, тот нехотя отворил дверь. В комнату вылилось целое ведро дождевой воды и вошла прекрасная черноволосая женщина с лицом отчасти ангельским, отчасти бесовским, что придавало ему ни с чем не сравнимое очарование. На Илит было простое желтое платье, расшитое фиалками, небесно-голубой плащ с серебряной опушкой и ярко-алое покрывало на голове.
– Аззи! – вскричала она, устремляясь к демону. – Ты цел?
– Разумеется, – отвечал Аззи. – Тронут твоей заботой. Никак ты изменила отношение к флирту?
– Ты все такой же! – хохотнула Илит. – Я здесь, потому что верю в честность, особенно в том, что касается Добра и Зла. Я считаю, что с тобой поступили дурно.
Илит рассказала, как Гермес Трисмегистус поймал ее и вручил смертному по имени Уэстфолл, как она сидела в ящике Пандоры и выбралась с помощью Зевса.
– Знаю, ты считал Гермеса своим другом, – заключила Илит, – а он, похоже, под тебя копает. Другие олимпийцы, возможно, с ним.
– Много они из Посветья не навредят, – сказал Аззи.
– Но они уже не в Посветье! Они сбежали, и, боюсь, виновата я, хотя и не нарочно.
– Может, это и впрямь они все перебаламутили, – задумался Аззи. – Я раньше грешил на Михаила – сама знаешь, он не спускает мне и малюсенького торжества, – но это явно не его рук дело. Илит, кто-то призвал монголов!
– Не понимаю, что олимпийцы имеют против тебя, – сказала Илит. – Им-то что до твоей безнравственной пьесы?
– Боги заинтересованы в нравственности, – отвечал Аззи, – но ради других, не ради себя. Думаю, за их вмешательством кроется что-то другое. Не удивлюсь, если старые боги платят таким образом за возврат к власти.
Погода всех допекла. Аззи встал и выглянул наружу. Ему хватило беглого взгляда, чтобы понять: ветра дуют не из одного источника. Они зарождались «на севере», откуда всегда берется ненастье. Но что значит на севере? Как далеко на севере? На севере от чего? И кто там на севере делает погоду? Аззи решил разобраться и, если выйдет, исправить.
Он объяснил Аретино, куда собрался, и открыл окно. В комнату ворвался пронизывающий ветер.
– Это может быть опасно, – заметил Аретино.
– Может, – отозвался Аззи, расправил крылья и взмыл в высоту.
Демон покинул Венецию и устремился на север – туда, откуда берется погода. Пролетел над Германией, видел много плохой погоды, но вся она была явно пришлая с севера. Пролетел над Северным морем, посетил Норвегию и убедился, что там вовсе не рассадник ветров, а скорее перевалочный пункт. Ринулся против ветра в Финляндию, где живут лапландцы, признанные насылатели бурь; однако в каждом уголке этой плоской, заснеженной, поросшей соснами страны выяснялось, что ветры зарождаются не «здесь», а «вот там», севернее.
Наконец Аззи достиг области на вершине мира, откуда с устрашающей скоростью и регулярностью вырывались ветра. Они неслись над промерзшей тундрой бесконечным непрерывным потоком, больше напоминавшем морское волнение, чем воздушные струи.
Аззи пробивался все дальше на север, где весь мир сужается и сходится в точку. Наконец он достиг Крайнего Севера и здесь увидел высокую узкую ледяную гору. На горе стояла башня, такая старая, что могла быть воздвигнута раньше всего мироздания, когда существовало единственно это место.
Башня венчалась площадкой, на которой стоял нагой исполин с всклокоченными волосами и зверским выражением лица. Он качал огромные мехи, откуда и вырывались ветра. Все они брали начало от этой башни.
Ветер беспрерывным потоком дул из мехов и попадал в трубы диковинной машины.
За чем-то, больше всего похожим на органную клавиатуру, сидело странное существо и множеством гибких щупальцеподобных пальцев нажимало на клавиши, придавая обличье и форму проходящим сквозь трубы ветрам. То была аллегорическая машина из тех, что измышляют церковники, пытаясь объяснить природные явления. Из труб обработанные ветра попадали в окошко и начинали свой путь на юг, во все точки земного шара, а особенно в Венецию.
Но почему в Венецию? Аззи сфокусировал рентгеновское зрение, которым все демоны обладают, однако редко пользуются – больно сложная это штука, все равно как делить в уме столбиком большие числа. Теперь, взглянув, Аззи увидел, что подо льдом на земле проложены линии Лея, они-то и направляют и усиливают воздушный ток.
А как насчет дождя? Здесь, на Крайнем Севере, все было сухое, морозное и блестело, как с иголочки, без малейшей примеси сырости.
Аззи огляделся и не увидел никого, кроме исполина с мехами и другого, оператора ветряной машины. Он сказал обоим:
– Уважаемые господа, вы перебаламутили ту область Земли, где я обитаю. Так продолжаться не может. Если вы немедленно не перестанете, я приму меры.
Он говорил дерзко, хотя и не знал, как справиться с двумя невиданными созданиями. Однако в его характере было действовать смело, и на этот раз привычка не подвела.
Чудища представились воплощениями Ваала. Того, что работал мехами, звали Ваал-Хаддад, другого – Ваал-Карнаим. Оба хананейских божества жили себе тихо тысячи лет, с тех пор как умерли последние их почитатели. Зевс завербовал ваалов к себе на службу, сказав, что никто другой не обеспечит ненастье лучше, а то мешок с ветрами у него уже кончился. Зевс сам, конечно, громовержец и тучегонитель, но сейчас он слишком занят, чтобы марать руки об какие-то ураганы.
Древние хананейские божества, несмотря на курчавые черные волосы, крючковатые носы, глаза-миндалины, несмотря на смуглость кожи, огромные руки и ноги, оказались робкими созданиями. Когда Аззи сказал, что сердится и готов устроить им кучу неприятностей, оба предпочли пойти на мировую.
– Ветер мы остановить можем, – сказал Ваал-Хаддал – а вот дождь нам не подчиняется. Тут мы ни при чем. Мы гоним один ветер.
– А знаете, кто насылает дождь? – спросил Аззи.
Оба пожали плечами.
– Тогда это подождет, – решил Аззи. – Мне пора возвращаться. Скоро начнется церемония.
Аретино убедился, что все в гостинице готово, затем поднялся к Аззи.
Демон в зеленом халате с вышитыми золотом драконами сидел над листом пергамента, в руке у него было перо. Он не поднял головы, только сказал:
– Войдите. Аретино вошел.
– Еще не оделись? Мой дорогой лорд демон, церемония вот-вот начнется.
– Еще успею, – отвечал Аззи. – Я немного проветрился, и мой наряд лежит в соседней комнате. Присядь, Аретино, помоги мне. Надо решить, кого мы награждаем. Во-первых, все ли на месте?
– Все, – сказал Аретино, наливая себе бокал вина. Душа его пела. Пьеса вознесет его, и без того заметного сочинителя, на заоблачную высоту. Он стешет славнее Данте, известнее Виргилия, может быть, превзойдет самого Гомера. То была великая минута в его жизни, и он не заподозрил ничего дурного, когда в дверь постучали.
Вошел бесенок – посланец Ананке.
– Тебя желают видеть, – молвил гонец. – Она рвет и мечет.
Дворец Правосудия, где заседала Ананке, был сложен из колоссальных плит, каждая больше, чем земные пирамиды. Однако, при всей своей немыслимой огромности, дворец воздвигался с соблюдением классических пропорций. Фронтальные колонны превосходили толщиной слоновье стадо. Перед зданием был разбит красивый парк. На аккуратно подстриженном газоне возле белого бельведера сидела на красном клетчатом пледе Ананке, перед ней стоял чайный прибор.
В этот раз ее облик не вызывал двояких толкований. Ананке, как известно, может принять любую форму. Когда она хочет отбить у посетителя охоту льстить, то становится Неописуемой. Этот ее образ буквально не поддается описанию. Максимум, что можно сказать: на паровой каток она не похожа ничуть. Личину эту Ананке выбрала нарочно к случаю.
Как только появился Аззи, Ананке завопила:
– Чудесные кони, это уж слишком!
– Что такое? – переспросил Аззи.
– Я тебя, малец, предупреждала, – кричала Ананке. – Магия – не панацея для твоих амбиций. Нельзя пользоваться ею направо и налево. Это против природы вещей – нарушать естественный ход событий всякий раз, как тебе придет в голову очередная фантазия.
– Что с тобой, ты на себя не похожа, – сказал Аззи.
– Ты бы тоже взбесился, если бы увидел, что весь космос разваливается на куски.
– Но отчего? – спросил Аззи.
– Из-за чудесных коней, – объяснила Ананке. – Волшебные подсвечники – еще туда-сюда, но, подключив чудесных коней, ты слишком сильно растянул ткань правдоподобия.
– Какую ткань правдоподобия? – спросил Аззи. – Никогда про такую не слышал.
– Объясни ему, Отто, – сказала Ананке. Отто, дух, по причинам, ему одному известным, принявший обличье пожилого толстяка-немца с пышными седыми усами и в очках, выступил из-за дерева.
– Думаешь, Вселенная выдержит бесконечное количество встрясок? – спросил он. – Знаешь ты или не знаешь, но ты вступил в игры с мета-механикой. Сунул гаечный ключ в шестеренки.
– Он не понимает, – простонала Ананке.
– Что-нибудь разладилось? – спросил Аззи.
– Ja, что-нибудь очень разладилось в самой природе вещей, – отвечал Отто.
– В природе вещей? Не может такого быть.
– Ты меня слышал. Структура Вселенной нарушилась, и виною тому в немалой степени ты и твои чудесные кони. Я знаю, что говорю. Я обслуживаю эту Вселенную с начала времен.
– Никогда не слышал, что у Вселенной есть механик, – пробормотал Аззи.
– Ничего удивительного. Если заводишь Вселенную, кто-то должен ее смазывать и чистить, и, разумеется, не та, кто ею правит. У нее и без того хватает забот, а механика – отдельная, вполне самостоятельная специальность. Так ты или не ты привлек чудесных коней?
– Я, – отвечал Аззи, – но что с того? Чем провинились мои чудесные кони?
– Много их слишком, вот чем. Полагаешь, можно натолкать в историю столько чудесных коней, сколько тебе вздумается? И все затем, чтобы объяснить сюжетные ходы, которые ты поленился продумать заранее? Нет, мой юный многообещающий демон, в этот раз ты наворотил слишком много. Вселенная, чтоб ей пусто было, меняется на моих глазах после того, как я столько лет над ней трясся, и теперь ни тебе, ни мне, ни Ананке, никому другому ничего с этим не поделать. Ты высвободил молнию Его стремительно разящего меча, если я внятно выражаюсь, и теперь нам черт-те сколько расхлебывать последствия. Эта последняя капля переполнила чашу реальности.
– А при чем здесь реальность? – спросил Аззи.
– Слушай внимательно, мой юный многообещающий демон. Реальность – сфера твердого вещества, где субстанции располагаются послойно. Там, где соприкасаются различные пласты бытия, возникает потенциальная разломная зона, как на Земле. Аномальные явления вызывают ударные волны, которые распространяются вдоль этих поверхностей. Нелегальное использование чудесных коней оказалось одной из таких аномальных бомб. Но то было не единственное глобальное нарушение привычного хода вещей. Бегство древних богов – событие столь невероятное, что, произойдя, оно потрясло Вселенную.
Основной удар от вызванных тобой космических катаклизмов приняла на себя несчастная Венеция. Город по печальному совпадению оказался в эпицентре событий, и твоими стараниями реальность там трещит по швам. Наводнения, монгольское нашествие и чума, которая вот-вот разразится, не предусмотрены историей. Их просто не должно было быть. Это побочные возможности, вероятность осуществления которых при нормальном ходе вещей исчезающе мала. Но по твоей милости они получили импульс к жизни, и с этой минуты угроза нависла над всей зафиксированной будущей историей.
– Как такое возможно: будущая история – и вдруг под угрозой? – удивился Аззи.
– Будущее следует рассматривать как то, что уже произошло и грозит повториться, стирая прошлое. Этого следует любой ценой избежать.
– Многое придется отыграть обратно, – сказала Ананке. – Но прежде всего отошли своих паломников по домам.
На это Аззи нечего было возразить. Однако на краю его сознания, за всепоглощающей тревогой, уже ворочалась дерзкая мысль. Ананке сказала, что он действует вопреки реальности, но что такое реальность, как не хрупкое соглашение между Добром и Злом? Если убедить Михаила изменить эту договоренность ко взаимной выгоде… Впрочем, прежде надо навестить паломников.
Часть десятаяАззи покинул Дворец Правосудия, поджав хвост и подозрительно утирая уголки карих глаз. Он пытался свыкнуться с мыслью, что его пьеса, великая безнравственная пьеса, призванная изумить мир, не будет сыграна. Легенду, самую великую легенду о золотых подсвечниках, так и не удастся воплотить. Лично Ананке прямо и недвусмысленно повелела распустить актеров в разгар действия.
Должен быть какой-то обходной путь.
Аззи мрачно завернул на заправочную станцию у Дворца Правосудия, пополнил запас дорожных чар. Рядом оказался прилавок, где торговали готовой пищей для демонов. Аззи купил мешок копченых кошачьих голов в густом алом желе – будет что пожевать в дороге. Затем произнес заклинание и через мгновение уже мчался сквозь мглистые покровы, составляющие нездешний мир.
Он летел, хрустел кошачьими головами и напряженно думал. Однако все ухищрения трансцендентной казуистики были тщетны: Аззи не находил способа обойти приказ Ананке так, чтоб она не узнала и не обрушила на его голову всевозможные небесные кары. И боялся он не только Ананке. Избыток чудесных коней нарушил равновесие космоса. Если не отступиться, все может рухнуть, вся постановочная площадка, все мироздание сгорит белым пламенем самоотрицания. А следом, возможно, рассыплется и самый космос; как минимум откажутся работать законы разума.
Вскоре демон вновь оказался над Венецией. С воздуха город представлял собой плачевное зрелище. Море уже поглотило часть внешних островов. Ветра утихли, но вода все прибывала, на площади святого Марка ее отметка достигла четырех метров. Приливы и отливы разрушали кирпичную или каменную кладку, ветхие здания оседали.
Аззи опустился перед домом Аретино. Поэт в одной рубашке без камзола пытался огородить свое жилище мешками с песком. Аретино сам понимал всю бесполезность этой затеи. Он выпрямился и грустно проследовал за Аззи.
На втором этаже сыскалась сухая комната. Аззи начал без предисловий:
– Где паломники?
– В гостинице.
Предстояло изменить планы, собрать подсвечники и переслать их к Фатусу в лимб, потом развести паломников по домам. Однако Аззи не видел причины выкладывать все это Пьетро. Пусть узнает, что церемония отменяется, вместе со всеми.
– Надо эвакуировать паломников из Венеции, – сказал демон. – Город, судя по всему, обречен: монголы, наводнение. Из верных источников мне стало известно, что предстоит смена временной нити, на которой находится эта часть мировой истории.
– Смена? Какая смена?
– Мир прядет временную нить, от нее расходятся события. По тому, как дела идут сейчас, Венеция вроде бы должна погибнуть. Однако в планы Ананке такое не входит, поэтому теперешнюю венецианскую временную нить расщепят в точке, непосредственно предшествующей мигу, когда я затеял историю с подсвечниками. Новая нить и станет несущей. А ту, на которой мы сейчас, низвергнут в лимб.
– И что потом? – спросил Аретино.
– Лимбская версия Венеции просуществует не больше недели: от мгновения, когда я попросил тебя написать пьесу, до предсказанного на сегодняшнюю полночь мгновения, когда монголы возьмут город и море захлестнет здания. В каком-то смысле ее история продлится только неделю, но неделя эта, едва закончившись, начнется по новой, и так без конца. Жителям нашей Венеции предстоит прожить нескончаемую череду недель, в каждой из которых город обречен гибели и разрушению.
– А если мы заберем паломников из Венеции?
– Если это произойдет до полуночи, они смогут прожить свою жизнь, как если бы ничего не случилось. Просто вернутся во время перед самой нашей встречей.
– Будут ли они помнить свои приключения? Аззи покачал головой:
– Помнить будешь только ты, Пьетро. Я сделаю так, чтоб ты смог написать пьесу о нашем состязании.
– Понятно, – протянул Аретино. – Да, весьма неожиданный исход. Не знаю, как это понравится нашим актерам.
– Их мнения никто не спрашивает, – отрезал Аззи. – Или они подчиняются, или пусть пеняют на себя.
– Постараюсь им внятно объяснить.
– Уж пожалуйста, дражайший Пьетро. Встретимся в церкви.
– Куда вы?
– У меня есть одна идейка, – сказал Аззи, – которая еще может все спасти.
