Текст книги "Свидание с умыслом"
Автор книги: Робин Карр
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 17 страниц)
На следующее утро город опять был наводнен веселым людом. Шум, еда, представления, выставки картин, изделий из дерева, тканей и вышивок… Мы с Майком воспринимались как дружная парочка, но я надеялась, что моя независимость не будет ни для кого неожиданностью – ведь я ожидала, что этой зимой Майк с Челси и девочками приедут ко мне все вместе.
Было много мужчин, одиноко бродивших среди толпы – некоторым из них я была представлена… ну, конечно, своим бывшим мужем. В их числе был Пит Сальдо, художник, живший в западной части города. Уолт Маттинли, известный бегун на длинные дистанции, он жил в Уэлсвилле, маленьком поселке к югу от Коульмена. Бак Нордингс, одинокий хиропрактик из Хартсела, городка в северной части долины…
– Похоже, у вас достаточно сумасшедших опустившихся обитателей, – заметил Майк.
И он был прав – кто стал бы отрицать это? Взять хотя бы старого алкоголика по кличке «индеец Джо», который был индейцем не больше, чем я. Но он носил старые перья и шлялся по городу днем и ночью. У нас было известное количество бездомных, обитавших в ближнем лесу. Боджу не раз приходилось сгонять их с частных владений, на которых они незаконно обосновывались. Но я не стала рассказывать Майку обо всех чудаках. Я предпочитала, чтобы хозяином положения был он, чтобы он водил меня, показывал и рассказывал то, что приходило ему в голову. Неудивительно, что из него вышел хороший детектив – он все и всех видел насквозь.
Во время наших блужданий мы узнали от Боджа, что появление машины скорой помощи было связано с тем, что Том Уол каким-то образом отрезал себе полмизинца. Он помогал кому-то убирать в киоске и металлическая крышка упала прямо ему на палец. Не знаю почему, но я на миг почувствовала, что в этом виновата я. Я не могла не пожалеть его. Неужели мои слова настолько обескуражили его, что он потерял всякую осторожность? Я даже раздумывала, не навестить ли его в больнице, но быстро отказалась от этой мысли.
Домой мы опять вернулись поздно, но на этот раз не такими уставшими, как накануне. Майк включил музыку и предложил мне немного выпить. Когда я спустилась вниз, Пэтси Клайн исполняла свою лучшую песню. Я протянула Майку стакан и села рядом с ним на диван. Он заговорил о местных жителях, о горах, стал хвалить воздух и здешнюю природу.
– Вы приедете зимой вместе с девочками? – спросила я.
– Конечно. Ты неплохо устроилась, Джек. Мелкие неприятности не в счет. Здесь много хороших людей, может быть, и найдешь себе кого-нибудь.
– А как ты нашел Челси? – спросила я.
– Джек, оставь это. Сам я ни на что не способен. Она нашла меня – это да.
– Но как это произошло?
– Когда мы с ней встретились, я вел себя как черт знает кто. Я был невнимателен, может быть, даже выдал ей какую-нибудь грубость. Во всяком случае, после этого она сделала совершенно невозможную вещь – она сама позвонила мне и пригласила к ней на обед. Я не понимал, что это значит, поэтому послушно пошел.
Она сказала мне, что я неудачник и пьяница, что я способен только на то, чтобы промотать свою жизнь. А потом дала мне жаркое и только один стакан вина и спросила, скольким женщинам я собираюсь попортить кровь прежде, чем сам окажусь в полном дерьме. – Тут я рассмеялась, я верила каждому слову. – Я сказал, что не знаю, сколько их еще будет. А она добавила, что не собирается попадать в их число.
Я до сих пор пытаюсь раскусить ее, но вряд ли мне это удастся. Ушел я от нее совершенно обескураженный и целый месяц пытался выбросить ее из головы. Ты ведь знаешь, что такое Челси – разве она красотка? Нет, тут другое – она вся такая мягкая, круглая с нежной кожей и такими добрыми глазами. Когда видишь ее в первый раз, думаешь, что добрее и податливее женщины быть не может… Короче, в конце концов я все же позвонил ей и попросил о свидании, но она решительно отказала. Она не хотела ходить в бары или рестораны со мной и моими друзьями. Она признавала только скромный обед в уютном и приличном местечке, почти без выпивки, в гордом одиночестве.
Но я продолжал ее охаживать, пытался понять, что делается у нее внутри. Но месяцев через шесть я сдался и до сих пор, когда мне уже сорок и я отец двух девчонок, таких же мягких и упрямых, как их мамаша, она делает со мной все, что хочет. И когда я прихожу домой, мне обязательно нужно вдыхать этот вечный аромат стиральных порошков и моющих средств, готовящегося жаркого и зубной пасты. – Он отхлебнул из стакана. – Я не знаю, как это вышло, ведь я, кажется, делал все для того, чтобы удача от меня отвернулась.
Я слушала внимательно – виски постепенно делало свое дело, и хоть я и не засыпала, но перебивать его не спешила. Пэтси тихо пела нам о своих «Сладких снах».
– Вот так, – сказал он. – Я и бесконечно виноват перед тобой за то, что тебе пришлось из-за меня пережить.
– Напрасно ты извиняешься – я ведь не Челси, я все равно не смогла бы сделать то, что сделала она. Я просто этого не умею.
– Возможно, я никогда не говорил тебе этого, но ведь я был без ума от тебя, честное слово.
– Ты шутишь?
– Вовсе нет. Ты и теперь красавица – эти стройные ноги, эти золотые волосы, глаза, улыбка. Несмотря ни на что, ты держишься молодцом. Но ты не подозреваешь, какая ты красотка.
– Никогда я не была красоткой, – сказала я.
– О, да, конечно. Ты – адвокат, это верно. Слушай, Джек, ты – единственная женщина, которая не догадывается, чего она стоит. Перестань тратить время на всяких подонков, выходи за приличного человека и будь счастлива, как я. Может, ты будешь еще счастливее, у тебя будут дети.
– Нет, – сказала я.
– Еще не поздно.
– Поздно. Когда Шеффи было семь лет, я решила, что детей у меня не будет. Обратилась к врачу…
– И ты уехала, потому что несчастье было слишком велико для тебя?
– Тяжело вспоминать это, – сказала я. – Тебе еще налить?
Он кивнул, я взяла у него стакан и направилась в кухню. Я не была уверена, что здорово придумала с этим виски и разговором на все эти темы. Я много лет не была с ним наедине. Пока я оставалась на кухне, он продолжал говорить. Он говорил о Шеффи, о том, как тот помогал ему мыть машину. О, мне было очень тяжело это слушать.
Когда я принесла ему выпивку, он усадил меня рядом и опять углубился в воспоминания. Вспомнил, как горд был Шеффи, научившись кататься на двухколесном велосипеде. Как показывал отцу свои поделки, выставленные в школьном холле. Как хотел знать, сколько всего бабушек и дедушек у него есть, может ли он и Челси называть мамой…
У меня комок подступил к горлу, но я все-таки спросила:
– И он звал ее мамой?
– Нет, Челси сказала, что, хотя она и любит его, и заботится о нем, и даже позволяет себе иногда его шлепнуть, но только ты – его настоящая и единственная мама… Они даже решили, что для него у нее будет особое имя, обозначающее мать – Мадре. И девочки тоже стали ее так звать.
– Да, она выдающаяся женщина, – сказала я. – С ней можно чувствовать себя в безопасности.
– Если бы я не был столь удачлив, Джек, если бы в моей жизни не появились две великие женщины, я не протянул бы так долго. Я бы так и не узнал, что у меня был сын, я жил бы свинья свиньей. И я не был бы теперь с тобой.
На глаза у меня навернулись слезы, я подняла стакан и залпом осушила его.
– Хватит, – взмолилась я. – Не нужно больше вспоминать о нем.
Майк обнял меня за плечи.
– Я делал это не для того, чтобы тебя огорчить. Конечно, мы много не будем об этом говорить, но это наша общая утрата. У меня есть Челс, девочки, все так. Но он был наш, мы оба потеряли его.
Он прижал свою голову к моей и, кажется, он тоже плакал – по крайней мере, беззвучно, не столь драматично, как я. Но разговор на этом не прекратился, напротив – сквозь слезы мы стали вспоминать наших родителей, Шеффины капризы и достижения, похороны.
Я рассказала ему, какие страшные дни, недели и месяцы мне пришлось тогда пережить. Как друзья опасались, что я наложу на себя руки, а я действительно считала, что никто не вправе отнять у меня этой единственной возможности спасения. Я говорила, как не могла подняться с постели, была не в состоянии водить машину, как рыдала дни напролет, прерываясь только для того, чтобы собраться с силами и рыдать снова. Как мои чувства притупились до того, что мне казалось, между мной и жизнью воздвигнута непроницаемая стена. Как тело мое на некоторое время просто умерло, а в душе царило полное опустошение без проблеска надежды и малейшего интереса к жизни. Как я была уверена, что выкарабкаться мне не удастся.
И оказалось, что сама я тоже не все знала. Не знала, что Майк был до того потрясен случившимся, что в ярости хотел разыскать проклятого водителя и учинить над ним жестокую расправу. Только Челси остановила его, хотя он и не помнит, каким образом. Он не решался говорить мне о своих переживаниях, потому что считал, что по сравнению со мной он находится в выигрышном положении – ведь у него была жена и двое детей. Он тоже рыдал от сознания собственного бессилья, терял власть над собой, предавался пьянству. Челси водила его к врачу, ему назначили какие-то процедуры.
– И это помогло? – спросила я.
– Не знаю. Первое время я мог думать только об одном – я хотел оказаться на его месте. Ведь я дважды получал пулю на задании, но оба раза это были простые ранения.
– Майк, он остался у тебя в памяти одиннадцатилетним?
– Да, – сказал он удивленно. – А у тебя?
– У меня тоже. Я не могу представить себе, каким он был бы в тринадцать лет, в четырнадцать.
– Да, мы никогда не узнаем, что было бы с нами, что было бы с ним…
– Почему ты заговорил со мной обо всем этом? – спросила я.
– Когда-то надо было все расставить по своим местам. Мы никогда с тобой не говорили о нем, но я знал, что ты прошла через мясорубку и никогда не забудешь его, как не забуду и я. Нам всегда будет его не хватать. И я обязательно должен был сказать тебе спасибо за те годы, что я мог с ним встречаться. Ты спокойно могла не позволить мне этого, особенно, если вспомнить, как мало внимания уделял я ему, когда он был совсем маленьким.
– Скажи спасибо Челси, это она все устроила.
– Ей я говорил, я не говорил тебе. Благодаря тебе я стал его отцом.
– Я просто использовала подвернувшуюся возможность.
– Не нужно шутить, Джек… – сказал он и взял со стола салфетку, чтобы вытереть пот со лба. – Мы обязательно должны были поговорить с тобой обо всем.
– Ты просто выполнял поручение Челси.
– Ну и что? Да, она сказала, что я не должен скрывать от тебя свои чувства, что мне обязательно нужно услышать от тебя, как тебе тогда было трудно. Но ведь с тех пор, как ты сказала мне, что нам нужно разойтись, это наша первая встреча наедине.
– Первая была в больнице.
– Нет, там с нами был Шеффи.
– Да, ты прав, – сказала я и на миг прижалась к нему.
– Ты должна помнить, что я люблю тебя. Не как сестру, жену или любовницу – нет. Я люблю тебя за то, что ты подарила мне сына, помогла мне стать отцом и была со мной, когда его не стало. Я хочу, чтобы у тебя все было в порядке, а если тебе понадобится моя помощь, я всегда к твоим услугам. – Он взял меня за голову и поцеловал в лоб.
– Я тоже люблю тебя, – сказала я.
– Не нужно говорить этого.
– Я знаю. Но все-таки спасибо и тебе.
– За что?
Я посмотрела в его влажные глаза:
– За то, что ты дал мне Шеффи. И за то, что ты стал таким милым.
Мы помолчали. Пэтси Клайн тоже исчерпала свою программу. Горела всего одна лампочка, и лед у нас в стаканах почти растаял. Мы держали друг друга за руки.
– Знаешь, о чем я думаю, Джек?
– О чем?
– Я думаю, Шеффи мог бы нами гордиться.
Мог бы. Если бы он вырос…
Глава тринадцатая
Сентябрь готовил мне еще одно потрясение, еще одно действие ужасной драмы. Я могла собрать вещи и уехать сразу же, но меня уговорили остаться – или я сама себя уговорила. Я думала, что это не так уж важно, останусь я или уеду. Я не была уверена, что мой отъезд что-нибудь изменит.
В воскресенье утром, пока Майк принимал душ, я немного прибралась, сделала кофе, вытерла кухонный стол и прямо в халате отправилась за утренней газетой. В конце улицы я видела машины, кружившие в поисках свободного места для стоянки, а ведь было всего семь утра.
Мои газеты всегда были сложены пополам и схвачены резинкой. Какие бы щедрые чаевые я ни давала почтальону, он все равно не удосуживался доносить газету до крыльца, и мне приходилось идти за ней почти до самого тротуара.
Я положила ее на кухонный стол и налила себе кофе. Я устроилась поудобнее, надеясь, что Майк не заведет болтовню с утра пораньше. В воскресенье утром я не люблю никуда торопиться. Я сняла резинку и развернула газету.
Я думаю, мой крик был слышен довольно далеко. Продолжая кричать, я чуть не скатилась со стула – в газету был завернут сморщенный окровавленный палец.
Оправившись от шока, я выскочила на лестницу. Майк спускался вниз с полотенцем через плечо.
– Газета! – закричала я. – В газете отрезанный палец!
Увидев все своими глазами, он на миг утратил дар речи.
– Боже!.. Может быть, он не настоящий, – с трудом вымолвил Майк.
– Только не трогай его! – приказала я.
– Скверная штука, – сказал он с отвращением. – Только не волнуйся. Я сейчас позвоню этому, как там его…
– Боджу, – подсказала я сквозь слезы. – Телефон в этой книге под буквой «Б».
– Этот сукин сын не в своем уме, – бормотал Майк, набирая номер. – Я слыхал о ревнивых любовниках, но это нечто невообразимое. Что же – они не пришивают пальцы обратно? Чем они там занимаются? Прислали его тебе, как выдранный зуб и… Боджа Скалли, пожалуйста. Это очень важно… Майкл Александр. Да, Александр… Я звоню от Джеки Шеппард и это очень важно. Спасибо…
– Почему он сделал это со мной, Майк? Почему? Я не понимаю, чего он добивается.
Майк пристально рассматривал палец, который казался вылепленным из воска. Ноготь был цел и аккуратно подрезан. Он почесал в голове:
– Под какой бы закон это подвести? Хулиганство? Незаконное удаление частей тела? – Я чувствовала, что к горлу подбирается тошнота. Майк продолжал бормотать. – Беспокоящие действия – вот что может сработать. Жаль, что нет закона против идиотизма. Этот тип просто псих.
– Неужели это на самом деле случилось?
– О, ты сделала кофе, – сказал он одобрительно.
– И ты сможешь его пить?
Майк прошел на кухню и наполнил чашку.
– Ты думаешь, я пью слишком много кофе? В моем сознании кофе почему-то ассоциируется с трупами. Но мертвые тела совсем не вызывают у меня потерю чувствительности. Может быть, они раздражают меня, когда они…
– Довольно! Не надо говорить мне, что и когда тебя раздражает. Я не желаю этого слушать.
– Хорошо, как скажешь. – Он снова обмотался полотенцем. – Кажется, я намочил ковер, – сказал он.
– Я тоже, – сказала я.
В этот момент зазвонил телефон и Майк поднял трубку.
– Да, это я, Бодж. Джеки нашла палец в воскресной газете. Да, да, хорошо…
Он положил трубку:
– Бодж едет сюда. Надо бы надеть на себя чего-нибудь.
– Ты не можешь оставить меня одну с этой дрянью.
– Хорошо, Джек, я предложил бы тебе подняться со мной, но, честно говоря, мне кажется, что тебе лучше следить за ним. Это такая чертовщина, что я не удивлюсь, если ты отлучишься на минуту, а, возвратившись, ничего не найдешь. Не брать же его с собой.
– Не брать! – взвилась я. – Конечно, не брать, пусть он и дальше продолжает играть со мной. Но я знаю – это он был у меня. Он звонил мне на работу, поэтому он точно знал, что дома меня нет. Вполне возможно, что он и отсюда звонил мне. А затем он пошутил с моим будильником, так что я проснулась посреди ночи. Он хотел, чтобы я осталась у него до утра, а на случай, если я откажусь, он и придумал этот запасной вариант.
– Слушай, мне нужно надеть штаны…
– И в то воскресенье, в тот вечер, когда я вернулась из Лос-Анджелеса, он тоже звонил мне. Он позвонил, когда я была дома всего час. Знал, что я буду не в себе и наверняка попрошу его приехать и оказать мне поддержку.
– Джек, постарайся успокоиться, а я пока схожу за штанами.
– Он думал, что я у него в руках, что я буду плясать под его дудку, а если я все же попытаюсь сопротивляться, он найдет способ пронять меня и вывернуть наизнанку, показать, на что он способен – даже, если в моем доме будет дежурить полицейский. – Я на миг замолчала. – Почему ты не надеваешь штаны?
Майк задержался ровно настолько, чтобы запереть дверь на засов, а потом потащился вверх по лестнице. Я продолжала молча ходить взад и вперед по коридору. Если бы в окне показалось лицо Тома Уола, я немедленно схватила бы свой пистолет и послала пулю ему в голову. Я была уверена, что этот безумец охотится за мной. Ему нужно было запугать меня до смерти – зачем, не знаю. В глубине души я была убеждена, что он не в своем уме.
А инстинкт самосохранения говорил мне, что я обязана уличить его.
Когда приехал Бодж, я была вне себя от гнева и ужаса. Я была возмущена несправедливостью всего происходящего. Почему такое замышляют против меня, одинокой женщины, изо всех сил пытающейся встать на ноги после смерти единственного ребенка? Мне это казалось просто бесчеловечным.
– Это дело рук Тома Уола и вы не разубедите меня, – заявила я. – Теперь я все знаю об этом негодяе. Я навела кое-какие справки еще до того, как поехала к нему на свидание. А после того, как просмотришь это, сомневаться вообще не в чем. – Я протянула Боджу папку, которую мне привез Майк.
– Послушай, Джек, ты не должна… – запротестовал он. – Бодж, ты понимаешь, она очень возбуждена, я привез ей эти материалы из Лос-Анджелеса, но ты ведь знаешь, что такое полицейские отчеты… Я не собирался афишировать это; если бы не Джек, которой я просто обязан помогать, я бы никогда…
– Я все понимаю, Майк, – сказал Бодж. – Я только взгляну и больше ничего. Дальше меня это не пойдет.
– Да-да, посмотрите, – настаивала я. – И учтите, что дело до сих пор не закрыто. В то время как здесь он разыгрывает из себя миролюбивого плотника, в большом городе до сих пор считают, что он убил свою жену и дочь. Ему не было предъявлено обвинение, но и подозреваемых, кроме него, тоже нет. Это тот еще сукин сын, Бодж. Я точно это знаю.
– Не волнуйся, Джек, – сказал Майк.
– Я больше не могу не волноваться, Майк. В пятницу вечером, незадолго перед тем, как произошел этот «несчастный случай», я танцевала с ним. Он был очень огорчен, что я явилась на праздник вместе со своим бывшим мужем. Он вел себя просто вызывающе, игнорировал окружающих – он даже не поздоровался с Гарри, Робертой и Сью. И вот, пожалуйста! Он спятил из-за того, что я отказалась плясать под его дудку. Черт бы его побрал!
– Джеки, мы все выясним, – сказал Бодж. Он произнес это очень спокойным и убедительным тоном. Я поняла, что совершенно не владею собой, и это еще больше ухудшило мое состояние. Я разрыдалась.
– Она очень расстроена, Бодж. Почему бы тебе не взять эту штуку к себе, сделать анализы, а потом позвонить нам?
– Я расстроена, но я отдаю себе отчет в том, что говорю. Расспросите Уортона – он расскажет вам, как Том гонял на машине с погашенными фарами взад и вперед по его дороге. Уортон не доверяет ему, могу поспорить, он его раскусил.
– Вы имеете в виду тот инцидент с забором? – спросил Бодж.
– И это тоже.
– Это было давно, Джеки, не знаю, на чем они порешили, но к нынешним событиям это не имеет никакого отношения. И я уверен, что Том не занимается тем, что открывает сковородки с бобами в чужих домах.
– И на чем же основывается ваша уверенность? – спросила я сердито.
– На том, что у него не хватило бы на это времени. Кто-нибудь все время видел его то там, то здесь, или же видели его машину. Совсем уверенным я быть не могу, но мне кажется, в этом нет никакого смысла. Я не думаю, что это он.
– А я думаю, что это именно он!
– Такое кого угодно выбьет из колеи, Джеки, – сказал Бодж.
Он забрал с собой проклятый палец, и я смогла перевести дух. Майк тем временем тщательно осмотрел дом. Он обнаружил, что слуховое окно наверху не было закрыто и могло хорошо послужить тому, кто хотел проникнуть в дом, а потом покинуть его. Для этого была необходима лестница, которая хранилась в моем незапертом гараже. В нем не было ничего ценного, поэтому я его и не запирала. И не загоняла в него машину. А мой сад, хоть и не слишком большой, был окружен забором и скрыт от посторонних взоров густым кустарником и цепью высоких деревьев. К дому легко можно было подобраться никем не замеченным.
– Пойдем, Джек, – сказал Майк и, обойдя вместе со мной вокруг дома, объяснил, что даже ребенок мог бы пробраться под покровом ночи к задней двери, найти лестницу в незапертом гараже и забраться через окно внутрь. Кто угодно мог сделать это, а потом отворить засов, убрать назад лестницу и уйти так же тихо, как пришел.
– Только это не было «кто угодно», это был он.
– Я не знаю, Джек, надо подождать с выводами.
– Жалко, что это не пришло ему в голову, когда у меня ночевал Свини.
– Бодж считает, что все эти посещения – дело рук пары подростков.
– И они занимались этим во время школьных занятий?
– А разве их нельзя пропустить?
– Значит, ты не думаешь, что это он?
– То, что я думаю, значения не имеет. Главное, что у нас нет неопровержимых улик. Точно так же тогда, в Лос-Анджелесе не было достаточных оснований, чтобы арестовать его, хотя больше и подозревать было некого.
– А как же палец?
– Ну вот, – сказал он. – Опять ты…
Утро он посвятил тому, что установил на двери новые замки, которые нельзя открыть снаружи, если они заперты изнутри. Благодаря этому я могла не опасаться вторжения, когда была дома.
Затем он научил меня снимать отпечатки пальцев и снабдил всем, что для этого необходимо. Он сказал, что для анализа отпечатков нужен специальный компьютер, но я вполне могу сама снять их и отправить ему в случае необходимости.
– Но зачем мне делать это?
– Видишь ли, отпечатки Лоулера приложены к делу, хотя он и не был под арестом. У него их взяли, когда он служил по военному ведомству. Во всяком случае, если эти дела будут продолжаться и дальше, ты спокойно можешь снять отпечатки сама, не дожидаясь Боджа, который, похоже, не очень склонен заниматься этим делом.
– Надеюсь, мне это не понадобится. Боже, как мне хочется посмотреть, что делается в голове у этого типа. С самого первого дня он держит меня в напряжении. Вначале он мне казался мировым парнем, потом я забеспокоилась, стала себя убеждать, что с ним все в порядке, теперь я уверена, что он сумасшедший. Я готова немедленно собрать вещи и бежать, куда глаза глядят.
– Конечно, ты можешь это сделать, – сказал он. – Ты можешь собрать сумку и уехать со мной, а все остальное мы заберем потом.
– Ты думаешь, мне угрожает опасность?
– Если рассуждать логично, то вряд ли. Но и оставаться здесь у тебя нет особых причин. Место, конечно, неплохое, но жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее, распутывая всякий вздор. Если тебе хочется уехать – уезжай.
– Нет, я не могу уехать, пока во всем не разберусь. Пролитый клюквенный сок и отрезанный палец не собьют меня с толку.
– Только учти, что со временем ты можешь переменить свое мнение на этот счет. Если тебе кажется, что лучше уехать, не размышляй слишком долго.
В таком духе мы проговорили еще два часа, попили кофе, поупражнялись в снятии отпечатков пальцев. Потом я установила автоответчик – на случай, если позвонит Бодж – и мы отправились на ярмарку.
Я немного успокоилась, но, встречая знакомые лица, избегала продолжительных разговоров – я ведь не хотела докладывать кому бы то ни было о том, как я провела утро. Мы взяли небольшой завтрак в одном из киосков и вернулись домой. Майк ел с аппетитом, чего нельзя сказать обо мне. Во время нашего отсутствия Бодж не звонил.
– Если хочешь, я останусь дольше, чем предполагал, – сказал Майк.
– Нет, Майк, завтра ты должен уехать. Здесь тебе делать нечего.
– Если я тебе понадоблюсь…
– Что тогда? У тебя есть жена, дети, зачем тебе толочь воду в ступе? Тем более, вы с Боджем считаете, что я принимаю все слишком близко к сердцу. Так что довольно об этом. Женщин всегда упрекают в том, что они закатывают истерики по поводу и без повода. Но я не истеричка, понимаешь?
– Может быть, самую малость…
– Нет! – отрезала я. Ни одна женщина не выносит, чтобы ее называли истеричкой.
Бодж позвонил в девять вечера.
– Кто-то проник в морг, – сообщил он, – и отрезал по два пальца с руки и ноги пожилого мужчины, набальзамированного еще вчера. Таким образом, еще три таких же пальца были подброшены в утренние газеты. И тот палец не принадлежит Тому Уолу.
– Откуда вы это знаете? – спросила я.
– Об этом говорит слишком многое. В лаборатории сравнили ампутированный палец Тома и пальцы с того трупа. Джеки, это абсолютно точно. Палец Тома остался в больнице – Тому сперва предложили больницу в Эреваке, где есть специалист, который может пришить палец обратно, но Том отказался. Его выписали сегодня утром, я сам отвез его домой, а Свини отогнал его машину следом за нами. Джеки, – сказал он веско. – Еще до того, как я получил сведения из лаборатории, я знал, что палец, который вы обнаружили, не его.
– Вы уверены в этом? – спросила я спокойно, как только могла.
– Да.
– Кто же тогда сделал это?
– Не знаю, но не вам одной пришлось пережить такое. Может быть, вам не понравится то, что я скажу, но я считаю, что все эти единичные случаи никак не связаны с деятельностью преступных элементов в данном регионе.
– Случаи?
– Случайное хулиганство, может быть. Кто-то заметил, что ваш двор плохо освещен, что вы подолгу отсутствуете…
– Случайность, – повторила я громко.
– У меня была возможность поговорить с Томом. Наверное, мне следовало сказать вам об этом.
– И что вы от него узнали?
– Я спросил его о Лос-Анджелесском деле и он ничего не скрыл от меня. Он рассказал мне все от начала и до конца. И все, что он рассказал, полностью соответствует материалам, находящимся в этой папке. И он прекрасно понимает, что подозрение с него до сих пор не снято.
– И что вы думаете по этому поводу? Как по-вашему – он виновен или нет?
– Джеки, то, что я думаю, совершенно не важно. Даже если бы у меня и было чутье на такие вещи – а у меня его нет – я не могу его ни в чем обвинять. И вам тоже не стоит снова и снова возвращаться к этому. Поставьте надежные замки, будьте осторожны, избегайте его, если он вам не нравится… Больше сделать ничего нельзя.
– И я не должна звонить вам, если сиденье унитаза окажется поднятым, а на белой скатерти обнаружится след пролитого вина?
– Джеки, мне вы звоните во всех случаях. Но вы должны понять, что я не считаю Тома Уола, или как там его настоящее имя, ответственным за эти происшествия. И может быть, вам станет легче, если вы будете знать, что он хотел на какое-то время уехать из города.
– Почему?
– Насколько я помню, он и раньше иногда уезжал зимой. И он просил меня время от времени поглядывать за его домом, за мастерской.
Я не знала, радоваться мне или нет. Я была слишком утомлена, чтобы разобраться в своих чувствах.
– У меня много дел, Джеки, – сказал Бодж. – Ваш муж еще здесь?
– Бывший муж, Бодж. Да, он здесь.
– Пусть найдет меня вечером или завтра утром, я покажу ему то, что обещал.
– Хорошо, Бодж. Почему они не попытались пришить палец обратно?
– Семьдесят пять процентов за то, что палец будет действовать. Но Том не застрахован от несчастных случаев, и он решил не тратиться ради того, чтобы отдать себя в руки хирурга. Не очень-то разумно, верно?
– Не очень разумно, – повторила я.
И еще одна ночь с Майком и двойным виски. Я чувствовала себя идиоткой, я совершенно потеряла уверенность в себе. Эта уверенность больше не годилась ни к черту. Как можно настолько ошибаться в людях? Майк сказал, что просто у меня не было достаточной практики такого рода. А он через подобное проходил не раз. Иногда позволяешь ускользнуть настоящему преступнику, потому что перед этим подозревал невиновного. И вполне возможно, что двенадцать лет назад, в Лос-Анджелесе, это преступление совершил кто-то вообще неизвестный, не Том и не Девэлиан.
– Поэтому нужно снова и снова работать с показаниями. Ни в чем нельзя быть уверенным, нужно подождать. Может быть, старая миссис Райт забирается в чужие дома…
– И отрезает пальцы у трупов?
– Вот-вот. Если тебе что-то мешает, нужно стараться избегать этого. Ничего другого тебе не остается.
Спала я плохо. Давно у меня не было такого дурацкого дня. Если бы мне не подбросили этот палец, я бы не выдала Боджу документов, которые привез Майк. Я могла спокойно держаться подальше от Тома Уола и его подозрительной истории.
В понедельник я сообщила Роберте, что побуду дома, пока не уедет Майк. Спала я дольше, чем обычно, но едва ли значительно поправила свое самочувствие.
Майк врезал новые замки в гараже и поставил новые запоры на окнах. Он повидался с Боджем и вернулся довольно мрачный.
– У меня есть еще одна мысль, но, если ты думаешь, что все это глупости, пожалуйста, не скрывай от меня, – сказала я.
– Брось, что там еще?
– Я хотела бы вместе с тобой навестить Тома Уола. Я хочу сказать ему, что была очень испугана, поэтому и рассказала Боджу о его прошлом. И я хочу еще раз сказать ему, что мы не сможем быть друзьями, хотя нам и необязательно ругаться, если мы случайно встретимся в городе.
– Хорошо, – сказал он после небольшого раздумья. – Давай сделаем это.
Глава четырнадцатая
По дороге к Тому Майк пребывал в весьма бодром состоянии духа, я же сосредоточенно обдумывала, как и что должна буду сказать. Когда мы подъезжали к развилке, я заметила в поле Уортона – он то ли загружал сено в свой фургон, то ли считал коров, не знаю, чем там обычно занимаются фермеры. Крыша его дома была хорошо видна от развилки, и шум проезжающей машины и тем более лай собак должны быть слышны там. Точно так же, как и в моем случае, нельзя было понять, кто еще мог сделать это. Невозможно было поверить, что в ту ночь, когда я решительно объяснилась с Томом, он совершенно случайно отрезал себе палец, а тот палец, что был завернут в газету, не имел к этому ни малейшего отношения. Я хорошо понимала Уортона – его случай был под стать моему.
Я очень удивилась, увидев Тома на улице между его домом и сараем. Похоже, он собирался грузить что-то на свой прицеп. Вокруг стояло несколько коробок и больших мусорных баков, а также металлические ящики – вероятно, для инструментов. Я порадовалась, что мне не придется стучаться в дверь. Закрыв багажник, Том замер на месте.
Его палец был забинтован и рука висела на повязке. Лицо его было угрюмо, большой палец здоровой руки засунут за ремень брюк. Невозможно было предугадать, каким он будет на этот раз – скорее всего, будет изображать убежденность в своей правоте и искренность, даст понять, что он все понимает, хотя и не сдерживает справедливого негодования.
