Текст книги "Свидание с умыслом"

Автор книги: Робин Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 17 страниц)

– Вы не успеваете пообедать? – спросила я.

Он сделал попытку улыбнуться:

– Я каждую ночь обедаю в ресторане, мисс Шеппард.

Боже, подумала я, вырастить такого сыночка стоит немалых денег. Через двадцать лет он будет точной копией Боджа – таким же круглым и плотным.

– А что вы думаете обо всем этом – я имею в виду эти загадочные посещения…

– Тут говорить нечего. У меня отличное чутье и, если он сунется еще раз, я обязательно его обнаружу.

– Бодж тоже говорил о чутье на преступления.

– Нет, тут другое. Я могу сказать, когда человек находится там, где его вовсе не ждут. А Бодж знает, кто этот человек в действительности, даже если о нем думают совсем иное. Я работаю глазами и ушами, а у Боджа – сверхчувствительные способности. Но вам, мэм, не о чем беспокоиться.

– Вы смотрите телевизор? – спросил он после паузы.

– Нет, но вы можете его включить. Я думаю, что могу принять ванну, раз за домом присматривают.

– Конечно, отдохните. Выпейте чего-нибудь. Хотя я ничего с собой не принес – даже пива. Можете мне поверить, если кто-нибудь коснется окна или двери, это от меня не укроется.

– А телевизор не помешает?

– Тренировка, мисс Шеппард.

Я сделала себе двойное виски и сразу стала волноваться за своего призрака больше, чем за себя или Свини. Но потом прошло и это и, зная, что в моей гостиной расположился этот увалень, я провела ночь спокойно.

В шесть часов утра я спустилась вниз и обнаружила Свини, с трудом поместившегося на диване. Тело его сотрясалось от могучего храпа. Я осторожно отперла входную дверь, сходила за газетой, а возвратившись, обнаружила, что он перевернулся на другой бок, но не проснулся. Я приняла душ, оделась и стала варить кофе. Только тогда он медленно потянулся, сел, протер глаза и огляделся по сторонам.

– Доброе утро, мисс Шеппард, – сказал он сонно.

– Доброе утро, Свини.

– Ночь прошла спокойно, – доложил он и, прежде, чем я успела спросить его, сколько десятков яиц сварить ему на завтрак, он попрощался со мной и отправился домой, чтобы помыться, подкрепиться в кафе и отчитаться об исполнении своих обязанностей.

В то же утро я встретила Боджа и он спросил, как я нашла Свини.

– Вполне приличный молодой человек с отличным аппетитом. Но я не уверена, Бодж, что он сможет выследить того, кто околачивается вокруг моего дома.

– Сможет-сможет, он в этом деле мастер.

– Сегодня утром я вышла из дома, вернулась назад, приняла душ и взялась за кофе, прежде чем он перестал храпеть и открыл глаза. – Бодж рассмеялся. – Не вижу ничего смешного, – продолжала я. Для мира он был мертв.

– Во сколько вы обычно встаете?

– Около шести. Вы думаете, он бодрствовал всю ночь?

– О, Господи, конечно нет. Но может быть, вы хотите испытать его, проверить, на что он способен?

– И как это сделать?

– Завтра утром поднимитесь с постели около половины пятого и послушайте, что будет делаться внизу. Посмотрим, в форме ли Свини.

Донельзя заинтригованная, я поставила будильник на четверть пятого. Услышав шум работающего двигателя, я выглянула в окно. По улице медленно двигалась полицейская машина Боджа с выключенными фарами. Двери беззвучно открылись и из машины вышли двое – Бодж и кто-то еще.

Я спустилась вниз, чтобы удостовериться, что Свини не изменил своего положения: ноги его по-прежнему свешивались с дивана, а рот был открыт. Я подождала минуту, две, а затем стала свидетельницей самого удивительного превращения, которое мне когда-либо приходилось видеть. Свини неожиданно и беззвучно, как кошка, скатился на пол. Потом он прокрался по направлению к комнате, используемой для стирки белья. Я слышала, как скрипнул засов, дверь отворилась и тут же раздался чей-то крик.

Я не смогла удержаться и тоже метнулась туда. Передо мной был Свини, крепко державший за талию неизвестного молодого человека.

– Черт побери, что ты здесь делаешь, Раймонд? – спросил Свини.

– Ничего особенного – хотел проверить, не спишь ли ты, – ответил Раймонд без малейшей обиды в голосе.

– Шеф? Зачем это вы устраиваете такие штуки? – спросил Свини, обращаясь в предрассветный мрак.

– Так уж получилось, – услышала я голос Боджа.

– Получилось так получилось – теперь давайте спать. У меня есть еще по крайней мере час.

– Будь здоров, Свини, – сказал невидимый шериф.

– Спокойной ночи, Свини, – повторил за ним Раймонд, спускаясь по задней лестнице.

Свини задвинул засов и огляделся вокруг. Казалось, он знал, что я должна быть здесь, и его не удивило, что я гляжу на него, раскрыв рот.

– У вас есть еще по крайней мере час, мисс Шеппард, а может, и все полтора.

– Я… я никогда не видела ничего подобного, – пробормотала я.

– У меня неплохое чутье, – сказал он, глядя на меня.

– Боже мой, Свини…

– Да, мэм?

– Вы не собираетесь на мне жениться?

– Вы шутите, мисс Шеппард…

Позже я кое-что узнала у Боджа относительно Свини. Оказалось, что он не любит пускать в ход свой пистолет, поэтому не было опасности, что он начнет стрелять и убьет Раймонда. Он предпочитал свои кулаки и гордился, что может арестовать человека без шума и кровопролития. Но в дедукции он был не очень силен и едва ли выдержал бы экзамен на соответствующую должность в полиции крупного города. Но у него было сильно развитое чувство опасности. Он не пошевелился, когда я ходила за газетой и передвигалась по дому, но слабое прикосновение к двери дома, который он должен был защищать, мгновенно выдернуло его из глубокого сна.

Такая атмосфера одновременно и нравилась мне – и вызывала подозрения. Атмосфера, в которой Бодж мог называть Раймонда никчемным юнцом, но при этом поднять его в четыре утра, чтобы испытать Свини. И они знали, как тот будет действовать, они знали, что он не прострелит голову Раймонду и, в свою очередь, не будет сердит на то, что ему устроили такую проверку.

Таков был Коульмен и люди, среди которых я жила. Они знали друг о друге все и принимали друг друга вместе со всеми странностями и недостатками.

Хорошо было быть одной из них. Но я еще не могла полностью доверять установившимся здесь порядкам и обычаям. Чтобы все казалось естественным, нужно было здесь родиться.

На следующий день Роберта опять не появилась в конторе. На этот раз я решила сама ей позвонить. Она сказала, что неважно себя чувствует, но голос у нее был довольно бодрый. Я не встретила в кафе обычной компании и подумала, что уже несколько дней здесь не была. Я решила заехать к Роберте во время ленча и обо всем переговорить с ней прямо.

Глава десятая

В четверг, около двенадцати часов дня, я подъехала к дому Роберты. У них было небольшое хозяйство, которое находилось на попечении Гарри. Он выращивал кое-какие травы, клубнику, ухаживал за фруктовым садом и овцами, которые каждый год давали неплохое потомство.

Кроме этого, он держал лошадей, коров и цыплят, были у него еще и козы. Но всем этим он занимался ради собственного удовольствия – как и большинство местных жителей. Вот почему в Коульмене оказалось так много первоклассных специалистов вроде Роберты, доктора Хайнса, дантистов. Население было невелико, стоимость жизни достаточно умеренная, и я слышала, как кто-то сравнивал здешние условия со Швейцарией. Я никогда там не была, но легко могу поверить, что какая-то доля правды в этом сравнении есть – Коульмен, действительно, очень приятный и мирный городок.

Я была очень обеспокоена необъяснимым отсутствием Роберты. Мы с ней не были компаньонками, но я не могла работать в обстановке недоверия. Мне было непонятно, почему она не попыталась связаться со мной лично.

Подойдя к двери, я услышала мужские голоса, и прошло немало времени прежде, чем Роберта открыла мне. В руках у нее был журнал, на носу – очки, которые она сразу же сняла.

– Джеки! – сказала она, отступая внутрь.

– К сожалению, я не предупредила вас, – сказала я, – но все-таки решилась заехать, чтобы узнать, как у вас дела.

Роберта тяжело вздохнула и с несколько недовольным видом сказала:

– Конечно, заходите. Я понимаю, что вам нужны хоть какие-то объяснения.

– Я хотела убедиться, что с вами все в порядке.

– Не надо выдумывать, милая. Я понимаю, вас несколько выбило из колеи, что я отсутствую без всякой на то причины.

– Я думала, что вы можете позвонить и мне, раз уж вы поставили в известность Пегги…

– Это моя контора и мне не пришло в голову, что я должна объясняться с вами, почему мне понадобился свободный день.

– Да, конечно, – согласилась я, проходя в дом. – Об этом я и хотела поговорить. Если мы намерены работать вместе и доверять друг другу… – я осеклась, потому что из глубины дома раздался взрыв смеха. Похоже, у Роберты и Гарри были гости.

– Заходите, заходите, Джеки. Не будем ссориться. Все не так трудно объяснить.

Я последовала за ней на кухню, где расположилась веселая компания в составе Гарри, Уортона, Липа и Джорджа Стиллера. Они сидели за кухонным столом, играли в карты, курили и прихлебывали кофе, заедая его сэндвичами.

– Кого мы видим, – сказал Гарри, приподнимаясь с места. – Наверное, вам стало скучно без нас.

– Похоже, что вы перенесли место встречи сюда, – ответила я.

– Да, на время. Решили немного поиграть. Хотите присоединиться?

– Нет, спасибо, я приехала проведать Роберту.

– Берту? Сказать по правде, сегодня она злая, как черт.

Роберта тем временем поставила еще один кофейник.

– Не думаю, чтобы сегодня у меня был какой-то особенный повод для этого. Пожалуйста, Гарри, объясни Джеки, что произошло. Она, собственно, для этого и приехала.

Я посмотрела на Гарри, а трое мужчин – на меня. Гарри, я думаю, был весьма привлекателен в молодости. Он по-прежнему выглядел крепким, зубы его были в полном порядке, в волосах только начинала пробиваться седина.

– Видите ли, Джеки. Я побывал у врача и оказалось, что у меня рак. Вот собственно и все. А с Бертой все в порядке – она только за меня и беспокоится. Жаль, что вам тоже пришлось поволноваться.

– Мне? – не поняла я и подошла ближе, уронив сумочку на сервант. – Гарри! Рак чего у вас обнаружили?

– Пустяки, – сказал он, ухмыляясь. – Я не думал, что так все обернется. Рак легкого, – он потер грудь. – Где-то здесь, наверное…

– Почему вы не ложитесь в больницу? – спросила я.

– Потому что в этом нет смысла.

Я не знала, что и сказать. В оцепенении смотрела я, как он потянулся за сигаретой.

– Гарри, бросьте это, – вскрикнула я, как будто он поднес к губам склянку с ядом.

– Слишком поздно, – ответил он, слегка разогнав рукой дым.

Я повернулась к Роберте с мольбой в глазах, но она подняла вверх обе руки, как бы защищаясь от меня:

– Я здесь ни при чем, – сказала она. – Рентген не оставляет никаких надежд, и все, что Гарри делает, он делает по собственной воле.

– И что же дальше?

– Я думаю, мне нужно будет спилить свой участок леса и продать барашков. А больше делать нечего.

– Гарри, но что сказал доктор?

– Доктор сказал, что дела плохи – вот что. Никаких особых шансов он мне не оставил. Хуже всего то, что я никогда не жаловался на здоровье. Кашляю я уже лет сорок, ну горло иногда побаливает, но этому тоже лет двадцать. Конечно, можно попробовать, но шансов на успех мало, да и лечение куда хуже самой болезни.

– Может быть, еще не все кончено, Гарри. Ведь есть новые лекарства, специальные клиники, психотерапия…

Он смотрел на меня, не мигая, и снисходительно улыбался.

– Садитесь, милая, – сказал он, пододвигая мне стул. – Может быть, пропустите рюмочку? Или выпейте кофе с сэндвичем, прежде чем опять вернетесь к своему адвокатству. – Я кивнула. Гарри встал, достал стакан, положил в него лед и налил немного виски.

– Спасибо, – сказала я. – Но как это обнаружилось?

– Рассказывать особенно нечего.

Все совершилось бы само собой. Но я сломал два пальца, они распухли – короче говоря, поехал я к этому доктору Хайнсу… А если уж попадаешь к доктору, пиши пропало. Сначала он только взял у меня кровь, потом сделал рентген, а потом я уже поехал в Денвер, чтобы опять сдавать кровь и делать рентген и, конечно, я не стал бы этим заниматься, если бы Берта не приставала ко мне. – Он помолчал с кривой усмешкой на губах. – Никогда не верьте докторам. Черт бы побрал этого Хайнса. Позвонил Берте на работу и все выложил…

– Вы считаете, что лучше было бы ни о чем не знать?

– А какая разница?

– Но если бы вы узнали об этом раньше…

– Так я же все равно не знал. Ни на что не жаловался – и вдруг такое. А с другой стороны, если бы я любил таскаться по врачам, то и кончился бы гораздо раньше.

– Это уж точно, – сказал с ухмылкой Уортон.

Кстати, Уортон не произвел на меня отталкивающего впечатления. Конечно, он был сутул, почти совершенно лыс и по нему было видно, что он всю жизнь, не покладая рук, работал на ранчо. Было ему лет семьдесят, и, очевидно, он по-прежнему трудился, как в молодые годы, и будет трудиться так до самой смерти. И улыбка у него была вполне дружеская. Он встал, долил себе кофе и вернулся на место.

– Значит, вы не будете лечиться? – спросила я, отпивая из стакана.

– Отчасти, конечно, буду. Вот, принимаю обезболивающие пилюли – прошлой ночью, например.

– У вас сильные боли?

– Да нет. Просто решил принять. Я не думаю, что у меня будут сильные боли.

Это меня удивило. Я знала, что рак легких обычно доставляет больным ужасные страдания. Видя мое недоумение, мужчины за столом развеселились. Роберта налила себе кофе и вышла.

– Джеки, я буду в гостиной, – сказала она.

– Как держится Роберта? – спросила я Гарри.

– О, Берта молодец. Мы с ней неплохо пожили. И, наверное, хорошо, что у нас никогда не было детей – мы и в молодости были такими же стариками, не отступающими от своих привычек.

– Но, может быть, выход все-таки есть? Почему еще раз не сходить к врачу, не посоветоваться?

– Все это ни к чему, Джеки. Я прожил жизнь так, как хотел, и это первая серьезная неприятность, с которой мне пришлось столкнуться. Мне шестьдесят шесть лет, и немногие могут сказать про себя то же самое. Я жил там, где хотел жить, со всеми в мире, с женщиной, которую любил. Я радовался восходу солнца каждое утро и каждый вечер я был доволен той работой, которую сделал днем. Жалею я только о том, что оставлю Берту одну, но я бы не женился на ней, если бы не знал, что она со всем справится и одна. Ей, конечно, будет тяжело, но она справится, да и ребята присмотрят за ней.

Я тянула виски.

Внутри у меня потеплело, навязчивые мысли на время отхлынули.

– Вы будете продолжать игру? – спросила я.

Они засмеялись.

– Нам нужно побыть вместе, – сказал Лип. – Мы собираемся в кафе уже лет двадцать, верно? И когда что-нибудь подобное происходит, мы обязательно вместе.

– Что-нибудь подобное?

– Строительство коровника или неприятности с друзьями, – сказал Уортон. – Ведь здесь хозяйство, сады, животные. Мы всегда распределяем, кому что делать. Когда умерла Эллен – моя жена – я первым делом попросил приехать Гарри, а потом уже позвонил детям. Так у нас заведено.

– И вы полагаете, что так все и должны поступать?

– Господи, конечно же нет, – сказал Гарри. – Просто мы давно знаем друг друга – еще с тех пор, когда здесь мало что напоминало город. Мы привыкли полагаться друг на друга и нам ни к чему церемонии. Пусть все идет своим чередом.

Я почувствовала, как к горлу подкатил комок и на глаза навернулись слезы.

– Конечно, женщины устроены иначе. Я понимаю, вам очень хочется заставить меня переменить мой взгляд на вещи, но, пожалуйста, забудьте об этом. Если я поддамся на уговоры, доктора замучают меня своими лекарствами, процедурами и прочим. Через короткое время я и помочиться не смогу без их помощи. Кончится дело тем, что я буду лежать, вытянувшись на койке, стонать и глядеть с мольбой в потолок. Здесь, по крайней мере, я избавлен хотя бы от этого. Понимаете?

– Но если ты изведешь себя этим виски, нам легче не станет, – сказал Джордж.

– Или слабительным, – добавил Уортон.

– Чем хороши горы, – сказал Лип, – можно подняться по тропинке на гребень Маунт-Саншайн и скользнуть вниз, как на качелях.

– Нет, – сказал Гарри. – Я обещал Роберте, что ей будет что похоронить.

Я поставила свой стакан и закрыла уши руками. Мужчины продолжали переговариваться.

– Вы нарочно меня дразните, Гарри, и это ужасно.

– Нет, Джеки, все совершенно серьезно. У меня действительно рак, но я думаю, что какое-то время я еще смогу работать. Я не хочу одного – чтобы метр восемьдесят в длину и восемьдесят килограммов веса оказались прикованными к койке. В любом случае до этого не дойдет.

– Но вы делаете нас соучастниками – вы сообщаете нам, что собираетесь совершить нечто незаконное. Мы не можем вам этого позволить.

– Я могу, – сказал Уортон.

– Я тоже, – поддержал Лип.

– Не в моих силах остановить его или заставить его что-то сделать, – сказал Джордж.

Гарри ухмыльнулся:

– Вы напрасно ломаете себе голову – если уж Берта отказалась от попыток меня вразумить, стоит ли пытаться вам?

– А что Берта… то есть Роберта… как она отнеслась к тому, что вы задумали?

– Она сказала, что это мое дело. – Он опустил глаза. – Конечно, она сделала это не так – она была очень нежна со мной. Трудно представить, как мы с Бертой шепчем друг другу нежности. Мы не очень-то расположены к чувствительности. – Он поднял лицо и посмотрел на нас. – Скоро будет сорок лет, как я женился на ней. Мы обещали полагаться друг на друга в радости и несчастье. И она согласна со мной в том, что я для себя решил…

Еще немного – и я бы начала всхлипывать, но Гарри протянул мне салфетку.

– Вы очень ошибаетесь, если думаете, что я допущу, чтобы мои последние дни были жалкими, – сказал он.

– Ну, мне пора, – сказал Уортон. – Завтра увидимся.

– Я тоже пойду, – подхватил Лип, отодвинул свой стул и встал. – Для трехчасового ленча достаточно.

Джордж поднялся молча, и они, не торопясь, вышли. Не было никакой особенной церемонии прощания, они даже не обменялись рукопожатиями – только бросили: «Завтра увидимся» и, не оборачиваясь, вышли.

– Хотите еще виски? Кофе? – спросил Гарри.

Я почесала нос и попросила кофе. Постепенно самообладание вернулось ко мне, да и Гарри успокоил меня умиротворяющими истинами вроде: «Хорошая и короткая жизнь лучше, чем длинная и жалкая», а также: «Вопрос состоит не в том, умирать или не умирать, – вопрос в том, когда умирать и как». Когда я осушила чашку, Роберта вернулась на кухню. Она налила себе кофе, положила журнал и подсела к нам за стол.

– Джеки, завтра утром я собираюсь приехать в контору, – сказала она. – Я не хочу, чтобы вы попадали в затруднительное положение, но мой график должен быть гибким. Я рада, что вы у меня работаете, и вы были правы в том, что потребовали у меня объяснений – ведь мое отсутствие без всяких видимых причин отрицательно сказывается на общей работе.

Я в первый раз слышала, чтобы она говорила о нашей работе как об общей. Таким способом она дала мне понять, как высоко меня ценит.

Мы больше не говорили ни о раке, ни о смерти, ни о пилюлях. Роберта рассказала о том, какую статью по экологии прочитала в журнале. Гарри – об удивительной женщине по имени Глэдис, сделавшей чудесный джем из бузины. А потом они наперебой заговорили о фестивале, который должен был открыться в конце недели.

Я узнала, что каждый год, в конце сентября, в городе устраивают разнообразные празднества: красочные шествия, танцы, приезжают даже гости из соседних районов. Город украшают флагами и праздничными плакатами. До меня это, однако, доходило весьма смутно – я была слишком замкнута на своих собственных проблемах и не замечала, что творится вокруг меня. У меня из головы не шли и таинственные посещения, хотя, казалось бы, ничего прямо угрожающего в них не было. И убийство четырехлетней давности, хотя, кажется, ничто не связывало его ни со мной, ни с кем-то из моих знакомых. И я продолжала с недоверием относиться к Тому, хотя он сам рассказал мне то, что и возбудило мои подозрения. Но должна же я была заметить, что и у других случаются неприятности, не меньше, чем мои, что в мире происходят события, более крупные, чем непосредственно связанные со мной.

– Почему Уортон так плохо относится к Тому Уолу? – спросила я Гарри.

– Кто это говорит?

– Я сама заметила, что Уортон с ним почти не разговаривает.

– А с кем Уортон разговаривает? – не уступил Гарри.

– Ну, хорошо… Том сам говорил, что Уортон его терпеть не может.

– Гм… Он весьма чувствителен.

Я посмотрела на Гарри, а потом перевела взгляд на Роберту. Мне показалось, что им есть, что сказать.

– Вы что-то имеете в виду? – спросила я. – Гарри, пожалуйста, не скрывайте от меня ничего.

– Да нет, ничего особенного. Том хотел, чтобы у него был прямой выезд на шестнадцатую, но для этого нужно пересечь луг Уортона. Уортон был против – считал, что они вполне могут пользоваться общим выездом, но Том не хотел каждый раз проезжать мимо дома Уортона.

– Почему?

– Кто знает? Во всяком случае, сейчас у них общий выезд и это, конечно, и удобнее, и дешевле, чем собственный. – Гарри пожал плечами. – Ему пришлось бы проложить дорогу длиной одиннадцать километров, а так – от развилки до шестнадцатой всего шесть километров, пять из которых у них с Уортоном общие. По-моему, нет никакого смысла в этой отдельной дороге. В другой раз Уортон сказал, что собаки Тома устроили страшный лай, носились вдоль дороги и мешали ему спать. Том ответил, что ничего подобного не было. Уортон сказал, что, возможно, это были его гости, возвращавшиеся домой поздно ночью, но Том утверждал, что никаких гостей у него никогда не бывает. А потом случилась эта история с изгородью – и они до сих пор не успокоились.

– А как по-вашему – кто из них прав?

Гарри ухмыльнулся:

– Видите ли, Джеки, Уортона я знаю давно, гораздо дольше, чем Тома Уола. И я ничего не имею против Тома, но я знаю, что прежде, чем солгать, Уортон отрежет себе язык, и если он говорит, что Том или его друзья гоняли по дороге и шумели, значит, он сам это видел. Уортон говорит, Том хотел бы, чтобы его считали эдаким молодым отшельником, но он проводит в разъездах не меньше времени, чем сидит дома. И я думаю, Уортону можно доверять.

Я наклонилась вперед:

– Почему?

– Почему он уезжает? Мало ли может быть поводов? За покупками, на проповедь, выпить с кем-нибудь виски… Ему нравится, чтобы его считали нелюдимом, но…

– Зачем ему понадобилось гонять вдоль дороги среди ночи? – спросила я.

– Сказать вам правду?

– Конечно.

– Потому что это должно было взбесить Уортона, – ответил Гарри, понизив голос до полушепота. – Вот единственное объяснение: это должно было взбесить Уортона, а доказать ему все равно ничего не удалось бы. С одной стороны, Уортон безболезненно мог разрешить Тому прокладывать дорогу через луг, который он никак не использует, но Уортон – человек старого закала, он ни за что не пустит на свою землю даже лучшего друга. Это его земля и он не позволит ни копать на ней колодцы, ни проводить через нее дороги, ни ставить изгороди. Земля принадлежит ему и мы, старожилы, признаем за ним его право. А для молодых это ничего не значит, они рассуждают, как потребители. Собаки Уортона надрываются от лая, его коровы бродят неизвестно где и на Уортона страшно смотреть. А Том, невозмутимо, как всегда, говорит ему: «Мистер Уортон, я с удовольствием построю вам новую изгородь и даже новый амбар, если вы откуда-нибудь выкопаете свидетеля или доказательство, что я повредил ваше имущество и вашу собственность». Старик Уортон говорит, что никто другой не мог этого сделать, а Том возражает, что, возможно, это дети… Но этого не может быть, там только два дома.

– Гарри, – сказала я. – Может быть, дети перепутали дорогу и решили пройти напрямик?

– Нет, Джеки, от развилки к обоим домам идет по узкой дороге, но между развилкой и шестнадцатой есть достаточно путей, чтобы не сворачивать ни к Уортону, ни к Тому. Нет, я думаю, Том сделал это нарочно. И я сказал Уортону, что лучше всего замять это дело.

– И что же?

– Я давно ничего о нем не слышал, но вот, Том вдруг рассказывает обо всем вам.

– Да, похоже это та самая история. Правда, про ночную езду он ничего не говорил. Но я так поняла, что Уортон имел свои виды на тот участок, на котором обосновался Том.

– Верно, но он не хотел платить за него назначенную цену.

– Я так и поняла, что они в ссоре. И плохо, что ни тот, ни другой не стремится уладить отношения. Особенного домашнего хозяйства у Тома нет, но он держит собак, лошадей…

– Правда? – удивился Гарри. – Я об этом не знал. Я всегда думал, что если ты не сидишь на своем ранчо двадцать четыре часа в сутки все семь дней в неделю, тебе обязательно нужен такой сосед, чтобы иногда подкармливать твоих животных. Во всяком случае, он мог бы упомянуть лошадей и собак, когда мы говорили о животных. Я и не думал ни о чем таком. Конечно, Уортон тоже не подарок, – сказал Гарри и похлопал Роберту по плечу с тем невыразимым оттенком нежности, который напоминал мне, сколь непросто людям ладить друг с другом.

Мы еще немного поговорили, а потом я уехала. Они оба проводили меня до машины.

– Когда закончатся все эти празднества, – сказал Гарри, – я приготовлю мясо с острой приправой. Приезжайте – поедим, поговорим, поиграем в карты.

– Охотно, – сказала я. – Большое спасибо.

Остаток дня я провела в конторе. Возвращаясь вечером домой, я чувствовала, что мне необходимо общество Свини – исключительно из-за того, что мы провели под одной крышей три ночи подряд. Я заметила, что такие люди, как Гарри, Роберта, Бодж, Сью, Свини, Николь, даже Уортон стали со мной приветливее – я хотя и не была ими обласкана, но словно бы оказалась принятой в их круг.

Только об одном я не думала до тех пор, пока не добралась до кровати. О словах Гарри, что Том старается выдать себя за отшельника, а так же о том, как раздражало Уортона, когда Том говорил о строительстве своего дома – якобы он все делал своими руками. Уортон утверждал, что самое большее, что он сделал, это стены выкрасил да полки навесил, но остальное… Ведь дело Тома – мелкий ремонт по дому, а не строительство.

Мне было непонятно, для чего Том выдавал себя за искусного мастера. Почему было не сказать так, как есть?

Глава одиннадцатая

В пятницу нам пришлось закончить работу в три часа пополудни. Вдоль главной улицы уже были развешаны флаги, клубы устанавливали свои киоски, а в конце улицы воздвигли огромную эстраду для вечерних танцев.

Разговор у Роберты и пять ночей под охраной Свини совершенно переменили мои виды на будущее. Этот праздничный для всего города уик-энд я решила посвятить тому, чтобы основательно пересмотреть свои взгляды. Вернувшись домой, я надела джинсы и уселась на крыльце со стаканом газировки в руках. В первый раз со времени моего появления в Коульмене я наблюдала, как дети возвращаются домой после школы. Младшие бежали вприпрыжку, шныряя между деревьями, валунами, перепрыгивая через канавки. Сумки с книжками она тащили на спине или волочили в руках, играли друг с другом или рассеянно шли за остальными. Все это напомнило мне Шеффи, которого мне, конечно, всегда будет недоставать, но, кажется, теперь укол воспоминания не был столь болезненным, как прежде.

Старшие ребята тоже шли группками или же, не спеша, катили на велосипедах, смеялись, окликали друг друга, договаривались встретиться позже. А самые старшие возвращались домой в машинах с откинутым верхом. В воздухе носилось ожидание чего-то приятного, и, хотя я потеряла своего ребенка, я все же чувствовала себя в гуще жизни.

Погода была солнечной и прохладной, весьма бодрящей. Я махала рукой соседям, с которыми не была знакома, разговаривала с Сибилой через забор, отделявший наши участки, поприветствовала старую миссис Райт, которая ничего не ответила, а только повернула голову в мою сторону. Уже много лет у меня не было такой великолепной осени и я уже забыла, какое благотворное влияние она может оказывать. Я верила, что поправляюсь окончательно.

На неделе Том звонил мне, спрашивал, как мое здоровье, много ли у меня дел. Я ответила, что у меня все в порядке, что дел у меня много, рассказала ему о Роберте и Гарри. Том сделал вид, что это известие весьма потрясло его, сказал, какая это будет потеря для всех, кто любит Гарри. Со своей стороны я постепенно примирилась с мыслью о болезни Гарри и с тем, как он собирался провести последние дни своей жизни.

Затем Том спросил, не присоединюсь ли я к нему на ярмарке. Я ответила, что нет, потому что еще не решила, когда пойду на нее и пойду ли вообще. Его молчание в ответ означало, что мой ответ удивил его. Наконец он сказал:

– Я могу заехать в город и отвезти тебя.

– Город начинается в нескольких кварталах от меня, – засмеялась я. – И едва ли где-нибудь найдется более удобное место для стоянки, чем около моего дома. Но, если ты всерьез беспокоишься, где оставить машину, оставь ее у меня. А я слишком устала за эту неделю, мне нужно отдохнуть и я не хочу строить никаких планов. Я уберусь в доме, почитаю и так далее. Но за предложение – спасибо.

– Тогда когда же – в субботу? В воскресенье?

– Том, я не знаю.

– Можно, по крайней мере, позвонить тебе на будущей неделе?

– Конечно, – сказала я и попрощалась с ним.

Все оказалось так просто. Я не хотела больше о нем беспокоиться. И мне не нужно было «допрашивать» его, как предполагал Майк. Мне нужно было не просто свидание, а серьезные отношения. Именно их в моей жизни было слишком мало. И когда я еще раз задумалась о том, чего мне не хватает, то это был не Том и не сексуальные проблемы, а Сью и Бодж, Роберта и Гарри, завсегдатаи в кафе, даже Свини. Мне хотелось быть с людьми и кое-что для них значить. Тогда мне не было бы так одиноко.

А с Томом все оказалось слишком запутанно – несмотря на такое краткое время знакомства. Сколько подозрений, волнений, неуверенности в себе. Пока не поздно, нужно со всем этим покончить.

Тем временем белый «мустанг» затормозил перед моим домом. Водитель открыл дверь, вылез из машины и уставился на меня, причем рот его постепенно растягивался в широкой улыбке. Я чуть не выронила стакан, когда он сказал:

– Привет, Джек!

– Черт возьми, – вздрогнула я. – Майк.

Он захлопнул дверцу и поднялся на крыльцо.

– Надо говорить: «привет», Джек, а не «черт возьми». Так не здороваются.

– Черт побери, Майк, что ты здесь делаешь?

– Приехал в гости.

– Без звонка и без приглашения?

– Но ведь ты же не против, Джек? К тому же идея принадлежит Челси – она хотела, чтобы я проведал тебя и посмотрел, что к чему.

– Челси сошла с ума. Может быть, она забыла, что ты мой бывший муж? Или ее не беспокоит, что у нас с тобой когда-то была любовь? О чем она вообще думает?

– Кто знает, – ухмыльнулся он. – Ты сама с ней достаточно хорошо знакома. Она сказала, что, поскольку я собрал для тебя кое-какие сведения, мне нужно сесть в машину, слетать сюда и убедиться, что у тебя все в порядке.