Текст книги "Свидание с умыслом"

Автор книги: Робин Карр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 17 страниц)

– У Боджа нет никаких данных – одни предположения. – Я уж не стала говорить, что он мог вынести их из салона красоты.

– Готов спорить, во всем виноват ее муж, – сказал Том, продолжая есть. – Я не знаю, кого здесь можно подозревать в убийстве. – Он еще пожевал. – Хотя я против него ничего не имею.

– Это вообще первое, что приходит в голову, – согласилась я.

– Джеки, очень хорошо, что вы рассказали мне про сына. Теперь я понимаю, чем вы были недовольны, когда мы встретились в первый раз. Когда я пришел сделать измерения для полок.

– Да, я надеялась, что мне не придется рассказывать об этом.

– Конечно, перед посторонними нечего распахивать душу нараспашку, но, сближаясь, без этого не обойтись. Ваша потеря ужасна.

Мы помолчали, но я чувствовала, что внутри у меня все горит. Это должно было произойти – я не могла просто так рассказывать о своей трагедии.

– Хорошо, что вы доверились мне, – продолжал Том. – Я постараюсь поддержать вас – насколько это вообще в моих силах. Мы умалчиваем о прошлом, думая, что это необходимо, но, поступая так в интересах будущего, мы зачеркиваем какую-то часть нашей личности. Несмотря на успешную деятельность в качестве адвоката, главным для вас было то, что вы – мать Шеффи. Потеряв сына, вы потеряли и то, что придавало смысл вашей жизни.

Меня поразила его проницательность. Мне так недоставало трезвости его оценки. Он был добр и деловит в своей поддержке, его расположение ко мне и его терапия были столь непохожи на неуклюжие попытки моего мужа, к которым я так привыкла.

– Вы вовсе не одиноки, Джеки. Хорошо, что вы мне рассказали хоть что-то. Я вас понимаю.

– Что именно вы понимаете?

– Понимаю, почему вы решили переменить обстановку и держали про себя свою потерю… Я помою посуду, а вы можете пока полюбоваться на звезды. Потом я к вам присоединюсь.

– Я помогу вам.

– Только не сегодня. Наполните ваш бокал и посидите за столом, который стоит снаружи. Я управлюсь в минуту.

Выйдя ко мне, он осторожно придвинул свой стул к моему и, тронув меня за руку, сказал:

– Видите ли, я мало уделял внимания своей дочери, но я был для нее всем. И я уверен, что вам тоже этого не хватает – вам нужно быть для кого-то всем. В моей прежней деятельности мне случалось прибегать к подобной терапии – я становился для пациента своего рода якорем спасения. Надо было только следить за тем, чтобы пациент не впадал в слишком большую зависимость.

– Не хочу с вами спорить, но я никогда не стремилась быть для кого-то всем. Я хотела, чтобы Шеффи вырос столь же независимым, как я сама. Мой брак был неудачен, но и в последующих связях меня часто обвиняли в том, что я слишком независима. Нет, я просто потеряла его – я любила его, гордилась им – и потеряла.

Он сжал мою руку и ничего не сказал. Я продолжала:

– Но, с другой стороны, вы правы – все, что касается работы, ребенка и моей личности… Вы умеете успокаивать. Может быть, вы попробуете снова заняться прежней практикой?

Он придвинулся ближе и обнял меня за талию.

– Нет, – сказал он. – Конечно, это очень соблазнительно, но опасно. Хотя кто знает…

– Но если у вас к этому талант…

– Тогда он мой, – сказал Том мягко. – И я воспользуюсь им для себя. Согласны?

Его самообладание и спокойная уверенность в своей правоте восхищали меня – это были качества, обладать которыми я сама стремилась всю жизнь. Казалось, он абсолютно честен с самим собой. И я была послушна ему. Потому что ему нельзя было отказать в таланте понимать других.

Он приподнял мой подбородок и осторожно поцеловал в губы. Его борода щекотала мне рот, и я открыла его пошире, чтобы позволить его языку – сперва робкому и осторожному, а затем жадному и стремительному – проникнуть туда, куда он желал.

Что-то давно забытое начало пробуждаться во мне. Конечно, желание не было укрыто где-то глубоко. Я обняла его за шею и придвинулась ближе – мне нравилось слушать наше общее дыхание, чувствовать, как его рука ласкает меня. Несколько жарких поцелуев возбудили меня чрезвычайно. Я знала, с чего все началось, но быстро утратила контроль за своими мыслями. Я знаю, что он мог взять меня на руки, мог положить на пол…

Он отклонился на миг и простонал:

– О, Джеки…

Я вся дрожала и не могла произнести ни слова. Все, что говорят о том, что тело берет верх над разумом, абсолютно верно. Потому-то подростки – да и не только они – часто попадают в беду, когда половой инстинкт вытесняет здравый смысл. Никто не предполагает заранее, что такое может случиться – наоборот, вы предполагаете быть разумными. Я часто пыталась вообразить любовную близость, во время которой полностью сохранялась бы ясность мысли – и не могла.

– Вы наверное, не хотели сближаться с таким человеком, как я?

– Почему вы так думаете? Из-за того, что вам пришлось столько пережить?

– Потому что я сам навлек на себя беду.

– Вы не заслужили того, что случилось…

– Джеки, что вы собираетесь делать?

– Не знаю, – ответила я искренне. Обычно я точно знаю, чего хочу, но сейчас я колебалась. Я хотела пойти в спальню, но внутренний голос, бывший копией материнского, говорил мне, что лучше с этим подождать – еще несколько встреч, разговоров, поцелуев, ласк.

– В конце концов мы все равно ляжем в постель, – заметил он.

– Возможно.

– Нам нужно предохраниться?

– Нет, – сказала я.

– Вы чем-то пользуетесь или не хотите упускать шанс?

– Я не могу забеременеть, но могу подхватить инфекцию.

– За четыре года у меня была всего одна связь, но я не заметил чего-то опасного.

То же самое мне когда-то говорил тот врач – потом он, конечно, клял себя за непростительную оплошность. Не знаю почему, но я думала, что, если Том переспал со всеми женщинами Коульмена, я бы непременно об этом узнала. И говоря об одной, он, очевидно, не лгал.

– Можно? – спросил он.

– Да, – ответила я.

Воспоминание о той ночи все еще живо во мне. Он был искусным и внимательным любовником. У него было прекрасное тело, и в постели он оказался столь же интересным собеседником, каким был и до этого.

– Здесь нет занавесок, – сказала я, входя в спальню и держа его за руку.

– Двор освещен и собаки поднимут лай, если хотя бы мышь пробежит по нему.

Он выключил свет, но и снаружи проникало достаточно освещения, чтобы мы могли видеть друг друга. Если бы он оставил наружный свет на всю ночь, то спал бы точно в сумерках.

Раздевал он меня медленно, мягко и возбуждающе поглаживая мне плечи, локти, грудь, продолжая целовать меня. Я не просила его об этих приготовлениях, но они мне были очень приятны. Обнаженная, я села на кровать, ожидая, пока разденется он.

Его спокойствие и основательность подействовали и на меня: впервые в жизни я ощущала себя полноценной любовницей. Я никогда раньше не смогла бы сидеть и, улыбаясь, глядеть на раздевающегося мужчину. Это напоминало эротическое шоу – я думаю, благодаря красоте его тела. Когда он шагнул ко мне, восставший жезл его страсти слегка качнулся, и я подивилась его размерам – я знала, как много значения придают этому фактору мужчины, и порадовалась за него.

Снова начались ласки – казалось, Том не торопится, хотя мне уже было невмоготу. Когда он развел мои ноги и наклонился к моему лону, волна блаженства нахлынула на меня. Я обхватила его за плечи и прижалась к нему теснее.

Он слегка приподнялся и коснулся моих губ:

– Тебе хорошо со мной?

– О… – только и смогла я выдохнуть.

– Я должен быть с тобой, Джеки, я должен быть с тобой.

Я вся горела от возбуждения, но его движения были неторопливы и осторожны – казалось, меня раскачивают в гамаке. Легко, но настойчиво, плавно, но упорно. Он был терпелив и давал мне достаточно времени, чтобы восстанавливать силы.

– Иди ко мне, – говорил он. – Иди ко мне еще.

Я была с ним, вся в его власти, он двигался быстрее и тяжелее делалось его дыхание, когда он повторял:

– Еще. Еще, Джеки.

Я делала все, что он говорил. Он шептал мне, что я самая удивительная, самая сексуальная женщина. Особенно поразило меня такое его признание:

– Со мной такого еще не бывало – у меня никогда не было женщины, подобной тебе.

Настал момент, когда я уже могла спокойно заснуть и проспать хоть целую неделю, но вместо этого я была начеку и ждала, что от меня потребуется. Он дал мне немного отдохнуть и начал опять. Ему, впрочем, не требовалось мое соучастие. Опьяненная и отупевшая, я позволяла ему все. Я чувствовала себя в долгу перед ним. Если еще оставалось какое-то положение, которое могло удовлетворить его, я была готова помогать ему.

Дважды он сжимал мои руки, как в тисках, и я просила его не делать этого. Оба раза я говорила:

– Пожалуйста, не держи меня так, – и он подчинялся. Он не был таким уж огромным мужчиной, но отличался изрядной физической силой, и я чувствовала себя маленькой и слабой против него. Я лежала на животе, на одном боку, на другом, сидела у него на коленях – он только что не ставил меня на голову, но, думаю, он и это смог бы проделать нежно и аккуратно.

Я была при последнем издыхании, но, когда я получала оргазм, он давал мне отдохнуть, а потом начинал заново.

– Я хочу быть с тобой сто раз подряд, – прошептал он.

– Нет, – возразила я, удивляясь его выносливости. – Я не хочу дойти до скотского состояния.

– Еще один раз.

– Только быстрее, Том. У меня нет столько жизненной силы, сколько у тебя.

– Ну и отлично. Тогда скажи мне, когда остановиться. А то я тебя замучаю.

Женщины часто мечтают о таком любовнике – им кажется, они с удовольствием провели бы в таком ритме летний отпуск. Но на самом деле два часа любовной зарядки способны убить вас. В конце концов, обессиленная и бесчувственная, я должна была признать, что состояние удовлетворения уже миновало и я близка к пресыщению. Каждая женщина знает, что за известным пределом не остается места ни страсти, ни разумению. И я думаю, что все женщины сходны между собой еще и в другом отношении: в отличие от мужчин, которые надевают штаны и отправляются домой, мы говорим:

– Мне очень жаль, но я больше не могу. Надо остановиться.

– Тебе незачем извиняться, милая, – сказал он. – Ты восхитительна. У меня есть еще одна минута?

Я подчинилась. Но когда он продолжал в прежнем ритме, игнорируя мою просьбу, я попробовала высвободиться и сказала:

– Я больше не могу.

Он понял, и мне больше не пришлось извиняться перед ним. Когда наше дыхание снова стало нормальным, он отодвинулся от меня. Но его эрекция не ослабевала ни на одно мгновение.

– Все в порядке, дорогая. Если хочешь, сходи в ванную.

– Том…

– Все в порядке, – настойчиво повторил он и крепко поцеловал меня.

Я помылась и вернулась в спальню, завернувшись в полотенце. Том все еще сидел на краю постели – по-прежнему обнаженный.

– Ты останешься на ночь? – спросил он.

– А ты очень обидишься, если я скажу, что хотела бы проснуться в своей постели?

– Вовсе нет, Джеки, если ты этого хочешь.

– Тогда я буду уверена, что проведу ночь спокойно и утром встану, способная идти на работу.

– Конечно, – сказал он с понимающим видом. – Спасибо тебе. Ты была удивительна. Можно мне проводить тебя, чтобы я был уверен, что с тобой ничего не случилось?

Я посмотрела на часы и покачала головой. Было четверть первого. Мне приходилось возвращаться домой и позднее.

– Не думаю, что была удивительна, – сказала я.

– Это медицинский вопрос, – ответил он. – Но я получил облегчение и для меня все было просто чудесно.

– Почему ты называешь это медицинским вопросом?

Он усмехнулся:

– Потому что многие хотели бы, чтобы у них это было – противоположность преждевременному семяизвержению.

– А ты от этого страдаешь? – спросила я и рассмешила его до слез.

– Наоборот – преимущества намного перевешивают недостатки. Можешь мне поверить. И пойми, что ты здесь ни при чем. Все дело во мне самом. Я теперь возвысился над своими юношескими разочарованиями.

Представив, как здоровый молодой человек обращается к врачу за советом в таком исключительном деле, я перестала думать о себе. Я решила, что он прав. Особенно, если он в этом убежден и чувствует себя удовлетворенным.

– Удивительно, – сказала я, натягивая блузку. – Наверное, в этом сказывается избыток мужественности.

– Спасибо, – сказал он, довольный собой. – В молодости я вел довольно беспутный образ жизни и думал, что на мне такая печать – всегда искать женщину, с которой я мог бы испытать оргазм. Можешь себе представить такое?

Вопрос был риторический, и я ничего не ответила. Да ему и не нужен был мой ответ. Думала ли я о том, что окажусь в состоянии удовлетворить его? И если так, то разве не могла я остановить его?

Глава шестая

Когда я возвращалась домой, на душе у меня было неспокойно. Холодный ночной воздух отрезвил меня, и я пыталась понять, что же не так. Если бы я побывала в раю, я была бы очарована, измучена, экзальтирована – но ничего этого не было.

О современных женщинах так часто судят неправильно и жестоко. То, что я сделала, я сделала не под властью минутного порыва. Я ни о чем не жалела и ничего не стыдилась. Я знаю, что делаю, и меня не назовешь неразборчивой. Если у меня и было больше партнеров, чем я того хотела, это не имеет никакого отношения к моей нравственности – я всегда стремилась к прочным отношениям, но так этого и не добилась. И то же самое могут сказать о себе почти все женщины.

Что-то подобное я испытывала после ночи, проведенной с Дугласом Джефферсоном, который был женат. Но тогда мой поступок был совершенно непростителен – я вторглась на территорию другой женщины, я впутала секс в дела службы и ясно сознавала, что этого делать не следовало.

Но все-таки Том – совсем другое дело. Я знала его уже три месяца и он вполне подходил мне как половой партнер, но что-то было не так, как надо. Мне не давало покоя какое-то ноющее и сосущее чувство, никак не связанное с рассказанной мне историей наркотического безумия или его драматическими медицинскими переживаниями.

Том представлял собой тип мужчины, который мне нравился: физическая привлекательность, свобода, чувственность и постоянство во всем – таковы были его главные качества. И, кроме того, он сознавал свои недостатки. Ему можно было довериться и можно было его пожалеть.

Когда я возвращалась домой, у меня перед глазами вертелась одна сцена из фильма ужасов. Прекрасный принц преследовал молодую девушку: смеясь, она увертывалась от него, желая, чтобы он схватил и поцеловал ее. Наконец ему это удалось, и когда прямо у нее на глазах он превратился в ужасного монстра, ее веселый смех перешел в страшный вой.

Войдя в дом, я проверила окна и двери. Меня одолевали разные мысли и мне было неспокойно. Я не могла сразу лечь спать, поэтому перебрала в уме все, что меня мучило.

Меня соблазнили – и этого, кажется, женщинам всегда хочется.

Мне несколько раз мягко намекали на то, что ему хотелось, и затем это происходило. Хотя я и сама думала о том же. Я ведь сказала ему, что он, может быть, вернется к своей основной профессии…

Относительно его медицинских затруднений я ему не верила, но других объяснений, как будто, не было.

И он нравился мне не настолько, насколько, по моим понятиям, требовалось при такой ситуации. Нет, я не была влюблена в него.

Я всегда морализировала. Когда я вошла в гостиничный номер Дугласа – человека, которого я уважала – я знала, что я не люблю его, хотя, при иных обстоятельствах, вполне могла бы увлечься таким мужчиной.

Что же такое произошло этой ночью? Ведь вместо того, чтобы обрести надежду, я скорее лишилась ее.

Я чувствовала себя обманутой.

Я задремала и, когда раздался звонок будильника и музыка из включившегося радио стала проникать в мое сознание, я была еще очень вялой. Но постепенно до меня дошло, что это совсем не та бодрая музыка, которую я обычно слушаю по утрам и которая помогает быстрее встать и собраться на работу. Это был неторопливый ночной мотив, звучащий в полной темноте. Часы показывали три часа ночи.

Я села в кровати и включила свет. Послушала музыку. Потом выдвинула ящик тумбочки и приподняла свой ангорский свитер: пистолет лежал на месте, я проверила его – он по-прежнему был заряжен. Оставалось неясным одно – знал ли о нем тот, кто переставил будильник?

Так я и сидела, обхватив колени руками, сжимая пистолет и слушая радио. Не отрывая глаз от двери, я прислушивалась. Спать расхотелось. Будильник всегда был установлен на шесть-тридцать – я брала его в руки всего один раз, несколько недель назад, когда радио не было включено в сеть.

Самое интересное, что я не почувствовала особенного волнения и не позвонила Боджу Скалли, хотя и намеревалась сделать это позднее. Я собиралась спросить у него его домашний номер телефона.

Мне не в первый раз пришлось столкнуться с необъяснимым явлением. В адвокатской практике это не редкость. И не одно только уголовное право требует от человека мужества. Мне не хватало только фактов – все остальное у меня было. И мне не оставалось ничего другого, как только ждать и размышлять.

Рано утром, едва только взошло солнце, я с пистолетом в руке обошла дом. Окна и двери были на замке. Я осмотрела каждый закуток, выглянула на задний двор, спустилась за газетой – пистолет в кармане. Конечно, желательно, чтобы его никто не видел. Как бы Бодж отреагировал на эту историю с радиобудильником?

Бодж был одним из тех людей, за деятельностью которых я следила с большой заинтересованностью. И про себя я твердила такую молитву: Боже, пусть у него все получится. Я верила в его ум и честность. И к тому же ему доверяла Роберта – резкая и прямая Роберта, которая отнюдь не была легковерной простушкой.

Заперев дверь ванной и положив пистолет на доску унитаза, я приняла душ. Я была до того перепугана, что мне было не до смеха.

Я легко теряю в весе и старалась успокоить себя, не заводиться. Я ведь даже не знала своего противника, не знала, куда он клонит. А если бы знала, то не усидела бы на месте.

Одевшись, я подъехала к конторе. Когда я отворила дверь, устойчивый запах застарелого табачного дыма неприятно поразил мои чувства и настроил против Роберты и Пегги. Но я напомнила себе, что не следует раздражаться еще больше, к тому же лучше иметь и Роберту, и здравый смысл на своей стороне.

Пегги не появится раньше девяти, значит, у меня есть немного времени. Я подняла трубку и набрала номер Тома. Тщательно контролируя интонацию, я передала на автоответчик:

– Привет, Том, это Джеки. Я уже на службе. Клиент, ради которого я так спешила, опаздывает. Решила позвонить тебе и поблагодарить за обед. Я хотела позвонить раньше, из дома, но проспала – даже не слышала, как прозвонил будильник. Весь день буду занята, а, скорее всего, и весь завтрашний день. Мне очень хотелось поблагодарить тебя. Ну, пока!

Одно дело сделано. Я набрала номер Челси:

– Привет, старушка, – сказала я.

– А, наш адвокат. Как дела?

– Все в порядке. Майк уже ушел?

– Тебе нужен Майк? – спросила она, посмеиваясь. – Может быть, ты хочешь, чтобы он вернулся к тебе?

– Было бы неплохо.

– Джеки, как ты себя чувствуешь?

– Есть у меня одна проблема и мне нужен следователь.

– Какое-нибудь дело?

– О, да, дело, – сказала я. Дело об ужасе. – Он дома?

– Принимает душ. Пойду позову его. – Она положила трубку на кухонный стол. Мне было слышно, как девочки что-то обсуждают. Семь-восемь лет – самый лучший возраст. Я положила голову на ладонь и почувствовала зависть – она накатила на меня внезапно, как бывает, когда резко затормозишь и ударишься животом. И Шеффи как будто сказал: «Попробуй еще раз развернись и попробуй еще раз». Только это было совсем не весело.

Я не была рада за Майка, что со второго раза у него все так хорошо получилось. Я бы и хотела радоваться – да не могла. Хотя и была рада за Челси. Она заслужила пару милых девчушек. И за девочек я была рада – им повезло с матерью, которая сделала из этого пустозвона хорошего папашу.

– Джек, – сказал он. – Что у тебя? Я голый.

– Наверное, ты выглядишь довольно глупо, – ответила я.

– Я в полотенце. Что ты хочешь?

– Перейди в другую комнату – у меня сложное дело и мне нужна твоя помощь.

– Моя помощь? – удивился он. – Ты это серьезно: моя помощь?

Разумеется, я никогда не говорила ему ничего о своих проблемах и никогда не пускала его в свою жизнь. Он пытался помогать мне после смерти Шеффи, но я не могла этого вынести и прогнала его.

– Да, твоя в особенности. И давай не будем терять времени даром. Ты мне нужен.

Я слышала, как трубку снова положили на кухонный стол, услышала голоса девочек, потом Майк сказал: «Челси, повесь трубку – я буду разговаривать в спальне».

Ей не нужно было повторять дважды, что делать, – и эту черту я в ней любила.

– Что это значит? – спросила она меня.

– Разреши мне поговорить с Майком, старушка. Может быть, потом я все расскажу тебе. Хорошо?

– Джек, – сказал Майк. Челси положила трубку.

– Майк, – начала я, – какая-то чепуха творится вокруг меня. Когда я вернулась из Лос-Анджелеса в то воскресенье, я обнаружила, что кто-то побывал у меня дома. Он не сделал ничего, кроме того, что полежал на моей кровати и оставил сиденье унитаза поднятым. В другое утро я нашла у себя на крыльце букет цветов, перевязанный шнурком от ботинка. А прошлой ночью – я вернулась поздно – мой будильник был переставлен на три часа ночи.

Воцарилось долгое молчание, потом он сказал:

– Дальше?

– Все окна и двери были на запоре, ничего не опрокинуто, не поломано, никаких пропаж. В тот первый раз, в воскресенье, задняя дверь оказалась открытой – возможно, при помощи ключа. Теперь везде замки новые и непохоже, чтобы что-то было взломано.

– С кем ты встречаешься, Джек?

Вот оно. Могло ли этого не быть? Ведь я для того и звоню – зачем же мне притворяться, что я об этом не думала? Я медлила с ответом, потому что до последнего пыталась убедить себя, что с Томом это никак не связано, хотя знала, что это вполне мог быть и он. Мне была отвратительна сама Мысль об этом.

– Тебе есть чем писать?

– Да.

– Его зовут Том Уол, но это не подлинное имя – он сменил его. Раньше его фамилия была Лоулер – повтори по буквам… Он работал в Лос-Анджелесе психологом и подвергся преследованию со стороны клиента, против которого дал заключение в суде. Его жена и дочь были задушены, и он твердо уверен, что это его рук дело, хотя обвиняемый в момент совершения преступления вроде бы находился в лечебнице штата или округа. Некоторое время Том сам был под подозрением – недолго… Он представил алиби. Позднее тот же пациент – фамилия его Девэлиан – был осужден за поджог, во время которого он также находился в лечебнице. Том считает, что он вполне мог покинуть ее, совершить преступление и вернуться обратно.

– Ну и как он вообще?

Я подумала с минуту и сказала:

– Не знаю.

– Ну, дальше, – нетерпеливо потребовал он. – С каких именно пор ты этого не знаешь?

– Он слишком хорош, чтобы быть таким, каким кажется. Не знаю, как и сказать – он просто бог: красив, ловок, все умеет…

– Джек, – перебил Майк. – Что обычно имеют в виду, когда говорят, что нечто слишком хорошо для самого себя?

– Нет, не то, погоди…

– Что ты хочешь?

– Я говорю о чем-то, имеющем отношение к полицейскому управлению Лос-Анджелеса. Кое-что я узнала через Дженис Уитком – она просмотрела газеты, но мне хотелось бы знать, что об этом думают в полиции. Постарайся узнать об этом деле. Точнее – о делах.

– Ох, Джек, Джек, – запричитал он. Я представила его в эту минуту. Он только что вышел из душа, но наверняка все-таки выглядел неряшливо: он мог покинуть парикмахерскую и остаться невыбритым. – Ты хочешь, чтобы я поднял дела из-за того, что ты обнаружила будильник, поставленный не на то время, а сиденье унитаза не в том положении?

– Может быть, ты достанешь фотографию?

– Фотографию парня, с которым ты встречаешься? Но зачем?

– Еще здесь нашли тело…

– Что ты сказала?

– Молодая женщина двадцати девяти лет пропала при таинственных обстоятельствах четыре года назад. Подозревать было некого. Ее ближайшая подруга сказала, что, судя по ее поведению, у нее могла быть какая-нибудь связь. Но городок очень мал, Майк. Я хочу сказать, что здесь все знают, кто с кем спит. Ее задушили и похоронили в одежде, ее обручальное кольцо нашли при ней.

– Ну и дела, – сказал он. – И ради чего – неизвестно?

– Абсолютно.

– И ты думаешь, что тот парень…

– Нет! Я не знаю даже, жил ли он тогда здесь. Из его рассказов следует, что в городе он «около» четырех лет. Я ни в чем не уверена.

– Порви с ним отношения – и все.

– Да нет: это непрошенное посещение произошло еще до того, как у нас с ним что-то началось.

– Ах, вот как? – он был удивлен не на шутку.

– Послушай, он – боговдохновенный психолог, отказавшийся от практики и не желающий, чтобы кто-нибудь знал о том, что он – врач в обличии плотника.

– А, понимаю. В то время, как другие изображают из себя врачей, являясь на деле плотниками, он играет роль плотника, будучи на самом деле врачом. Понимаю. Весьма интересный случай. У меня есть друзья, которые уцепятся за это как за отличный сюжетный ход – с таким героем…

– Он может поддерживать эрекцию более часа.

– О, Джек, Джек, зачем ты мне это говоришь…

– Он утверждает, что это медицинская проблема.

– Вполне может быть.

– Ты слышал о чем-нибудь подобном? – я едва удержалась от того, чтобы не сказать, что он, конечно, никогда таких проблем не имел.

– Это что – заразно?

– Послушай, я серьезно: ты не думаешь, что это звучит странно? Может, я просто схожу с ума? Но я бы не стала раздражаться на пустом месте – кто-то явно чего-то добивается от меня.

– И что ты собираешься делать?

– Я не знаю, что и думать.

– Сходи к гинекологу, пожалуйся на боли при мочеиспускании или на что-нибудь в этом роде. Может быть, местный шарлатан найдет у тебя что-нибудь и пропишет безобидное лекарство. Визит к доктору – это тонкий ход. Дай понять, что тебе повезло и ты провела ночь с суперменом. В городе твое посещение врача незамеченным не останется… Не называй имен, можешь расспросить доктора об этих самых медицинских проблемах. Потом скажешь этому парню, что тебе нужно отдохнуть недельку, даже дней десять. Он будет чувствовать себя героем, а у тебя появится время, чтобы все обдумать.

– И что дальше?

– Я тем временем наведаюсь в полицейское управление. Ты сможешь расспросить его?

– Расспросить? О чем?

– Слушай, Джек, ты же не собираешься спасаться бегством? Мне сдается, ты хочешь во всем разобраться.

– В том-то и дело… Я слишком упряма и мне не хотелось бы ошибаться. Я боюсь чего-то, но не знаю, чего именно. Майк, если бы я была уверена, что таким путем можно во всем разобраться, я бы пошла на это. Но мне кажется, что дело обстоит как раз наоборот – если я вдруг стану холодна с ним, я только ухудшу положение. Нет, я не должна от него прятаться. Нет никаких разумных причин, в силу которых я не могла бы попросить его жениться на мне, но я чувствую – что-то этому мешает.

– Да, я тебя понял.

– Как ты думаешь, что я должна сделать, чтобы заставить его говорить?

– Ничего. Если он не тот, за кого себя выдает, пусть гнет свою линию. Рано или поздно будет сказано то, что подскажет тебе, как поступить.

– Майк, может быть, мне поговорить с шерифом? Он хорошо знает местных жителей и, кажется, ему можно доверять.

– Поговори. Преступником обычно оказывается кто-то из ближайших знакомых; ты хочешь выяснить, была ли та женщина знакома со своим убийцей, или нет, вокруг тебя творится что-то необъяснимое и все в таком роде – конечно, поговори.

– Но у меня есть только подозрения – и больше ничего. Да и кого я могу подозревать? Сорокапятилетнего калеку по имени Билли? Или местного судью, носящего золотую цепочку и подмигивающего мне? Конечно, не в зале суда…

– И это все?

– Он говорил мне комплименты и недвусмысленно подмигивал. Но я не думаю, что чрезмерно дружелюбный судья представляет особую опасность.

– Кто знает. Сколько времени шериф занимает эту должность? Года два или больше? Если бы за судьей водились подобные делишки, как переключение будильников и умерщвление домашних хозяек – это повторялось бы время от времени. Поэтому – чего ты добьешься от шерифа? Ну, расскажешь ему все, что рассказала мне, попросишь держать это в тайне. Конечно, он даст тебе какой-нибудь совет, но если это тебя не устроит, не возвращайся к нему, ищи где-нибудь в другом месте. У тебя всегда было неплохое чутье на людей.

– Я тоже раньше так полагала.

– А что теперь изменилось? Ты позвонила мне, потому что почуяла кровавое убийство. Потому что не хочешь, чтобы с тобой произошло что-нибудь похожее на эту историю.

– У меня есть пистолет.

– Не создавай себе неприятностей.

– Я и не создаю. – Мы с ним уже сталкивались на этой почве. Он был против того, чтобы я купила себе пистолет. Только крепкие и сильные полицейские имеют на это право, а беззащитные и нервные дамочки, вооруженные пистолетами, представляют опасность для общества. Но ведь – безоружные – они не в состоянии защитить себя от насилия. А с пистолетом они по крайней мере смогут ответить обидчику.

– У тебя есть что-нибудь еще? – спросил он. – А то я уже замерзаю.

– Я не хочу думать о чем-нибудь еще.

– Ради Бога, будь осторожна.

– Постараюсь – твоими молитвами.

– Я тоже потерял немало, – сказал он.

– А я?..

На некоторое время воцарилось молчание. Мы с Майком никогда не говорили о Шеффи и теперь коснулись нашей общей боли случайно.

– Кое-что у меня еще осталось, – продолжала я. – Маленькая радость.

– Ты о чем?

– Я сохранила две коробки с вещами Шеффи. Они стоят в нежилой комнате. Не пытайся понять, но для меня это как бы его комната с его вещами. И я должна заботиться о них так же, как я заботилась о Шеффи. Позволь мне прислать их тебе – позаботься о них – до тех пор, пока у меня все не образуется.

– Джек, тебе там, наверное, совсем тоскливо…

– Сделай это для меня, хорошо?

– Ладно. Я расскажу Челси?

– Лучше не надо. Ты ведь понимаешь, как она всполошится.

– Само собой. Но от нее трудно что-либо скрыть.

– А ты все-таки попробуй.

– Но она легко раскусит меня.

– Не звони мне – я сама позвоню. А теперь прощай и спасибо за все.

– Эй, погоди. Постарайся не замыкаться в себе – будь среди друзей…

– Да, конечно, – сказала я. В этот момент вошла Пегги. – Привет, Пегги. Прощай, спасибо тебе – я еще позвоню.

Возвращаться домой даже среди бела дня было для меня мучительно. С пистолетом в руке я обошла весь дом. Я была до того взвинчена, что пристрелила бы всякого, кто оказался бы внутри. Страх сделался моим пособником.

Я не обнаружила никаких следов вторжения, приклеила этикетки к своим бесценным коробкам, снесла их в машину и отправилась на почту. На их место я поставила две коробки с простынями, которыми занавешивала окно до того, как были поставлены жалюзи. Верх коробок я пометила бросающейся в глаза надписью: «Вещи Шеффи». Это было очередное испытание: как далеко намерен зайти призрак, терроризируя меня? Станет ли он открывать мои коробки?